Роберт достал из кармана связку ключей, с ключами от квартиры, а также с недавно изготовленным ключом от подвала. Сначала он несколько раз потряс замок и заглянул внутрь через щель в дверях. Пусто - впрочем, много так не увидишь. Принюхался. Никакой гари, только резкий запах дезинфицирующих средств. После несчастного случая этот лифт, наверное, теперь самый чистый в Польше.

- Только поосторожней, - услышал он позади себя голос Агнешки.

Она действительно боялась. Чего тут вообще такого? - подумал он. Но почувствовал, как тревога накатывает и на него.

Ключ действительно подошёл. Роберт снял замок, затаил дыхание и решительно открыл дверь. И перед ними предстал лишь самый чистый грузовой отсек самого чистого лифта в Республике Польша.

- Горизонт чист, пани капитан! - доложил он. - Пришельцы вынуждено отступили на другой уровень.

Он закрыл замок и вышел.

- Можешь уже отпустить двери, не забывай, ты тут не одна. На первом этаже ждут другие люди, которые бы хорошо заплатили бы за билеты в лифт с привидениями, это самая большая достопримечательность в Брудно.

- Перестань, мне правда было страшно. Я, наверное, в жизни так не боялась. Ничего не понимаю. Я была уверена, что там что-то есть и что оно... ну, понимаешь... поджидает меня. Какой-то, ты только не смейся, ребёнок, маленький такой, несколько лет, самое большее. - Она покачала головой, будто не в силах поверить в то, что с ней произошло.

Роберт обнял её и подтолкнул в сторону квартиры. Лифт начал шумно сползать вниз.

- Я и не собирался смеяться. Самые страшные фильмы ужасов всегда с детьми. Но давай не будем ни о фильмах ужасов, ни о наших работах, что, в принципе, одно и то же. Давай лучше почитаем "Телебиблию", помню объявляли какую-то романтическую комедию по TVN, сегодня, кажется... Агнешка! Что опять?

Его жена побледнела, её глаза расширились от страха. Одной рукой она прикрыла рот, другой сжала плечо Роберта. До боли.

- Ты слышал?

- Что слышал?

- Смех. Смех маленькой девочки и топот ножек. На лестнице в подъезде. Ты должен был слышать!

Роберт втолкнул её в квартиру, захлопнул дверь и закрыл все замки.

- Нет, не слышал. Я слышал, что жёнам, пребывающим в стрессовом состоянии, нужно принять расслабляющую ванну, покушать вкусные спагетти со шпинатом и тунцом, испить изысканной болгарской мудрости, купленной по акции за шесть девяносто, а потом выспаться. Ты слышишь?

Он натирал жёлтый сыр, чтобы посыпать макароны, когда Агнешка выплыла из ванной в облаке пара. В бордовом халате c подвёрнутыми рукавами. Расчёсывая влажные волосы щёткой. Она выглядела намного лучше, чем полчаса назад.

- Мужчина на кухне - это, наверное, одно из самых прекрасных зрелищ, которое может увидеть женщина после тысяч притеснений, - сказала она, посмеиваясь и поцеловала его в шею. - Ты можешь мне сказать, зачем принёс мольберт из подвала?

Роберт уже несколько часов - так как он вернулся с работы раньше, чем обычно, и по внезапному порыву достал из кладовки в подвале свои художественные принадлежности - размышлял, что бы ответить на этот вопрос.

- У меня была идея, - начал он, помешивая соус. - Вообще-то, она уже несколько дней крутится у меня в голове, и, кажется, не отцепится от меня, пока я не попробую воспроизвести её на холсте. Знаешь, как оно бывает. Сколько времени можно о чём-то думать? - Он понял, что оправдывается, и откашлялся, чтобы тон стал менее жалобным. - Надо пробовать, и всё, - смело заключил он.

- А где мы будем спать, творец ты наш, если сейчас нет места, чтобы разложить кровать?

- Я проверил. Если всё собрать, в ванну поместится. Всё равно мы по ночам не купаемся. И радуйся ещё, что я не музыкант. С роялем были бы проблемы.

- Понятно, понятно, дай попробую соус... хммм, вкусненький... так расскажешь мне о своей идее?

Роберт разложил макароны по глубоким тарелкам, полил соусом и посыпал жёлтым сыром. Он попросил Агнешку расставить тарелки и столовые приборы, а сам принялся открывать вино. И, разумеется, оторвал половину пробки. Он сам не знал, то ли это невезение, то ли недостаток навыка, то ли хреновый штопор. В конце концов, пришлось затолкать остаток пробки внутрь и разливать вино по бокалам через ситечко.

- Идея состоит в том, чтобы нарисовать агрессию, - ответил он, наматывая макаронину на вилку.

- Автопортрет?

- Да ну тебя. Это пришло мне в голову, когда я думал о Марке.

- Каком? Моём брате?

- Да, о твоём брате. Не то чтобы я хочу писать твоего брата, но в нём это лучше всего проявляется. Расскажи мне, какой он.

- Такой, ну, сама не знаю, замкнутый такой, как они все. Если чего-то хотел, хотел из этого чего получше, штаны там, башмаки, побольше бабок хотел, поменьше работать. У тебя вкусные макароны получились.

- Спасибо. Но такое есть в каждом из нас. А глубже? что бы ты могла отметить? какая у него душа?

- Ох ты и задал задачу, подожди, дай подумать. Он какой-то такой ранимый, удивляющийся тому, что остальной мир не настолько чувствительный, как он. Можно сказать, даже боязливый.

- В этом весь он! - засмеялся Роберт.

- Нет, ну, не весь. То, что он такой, не означает, что он сидит в норе и носа не высовывает. Он в то же время такой, каким его знают люди. Улыбающийся смышлённый парень, шустрый, немного...

- Ага..?

- Агрессивный.

Роберт отодвинул от себя тарелку и начал жестикулировать так сильно, что Агнешка только в последний момент удержала его бокал с вином.

- Ну точно. Есть две личности, по твоим словам. Одна чувствительная, глубокая, эмоциональная, это, как бы, ядро человеческой души, сущность. К сожалению сущность эта слаба и пассивна, как улитка без раковины на набережной Лебы. И у этой улитки есть свой солдат, телохранитель, то есть другая личность. Другая - она сильная, агрессивная, энергичная, она подгоняет свою более слабую напарницу, тянет её за собой вперёд. Без солдата наш впечатлительный малый сидел бы в тёмном углу, не высовываясь на свет и не имея пищи для того, чтобы подпитывать свою мудрость и впечатлительность. В свою очередь, сам солдат без своего худенького друга, пёр бы, как паровоз, вперёд, но сам бы не знал, за каким чёртом.

- Да, но кто же здесь босс?

- Ты.

- Я?

- Конечно. Каждый должен научиться жить так, чтобы обе эти природы сосуществовали в относительной гармонии и действовали с различной активностью, в зависимости от необходимости и обстоятельств. Помни, что одна природа не в состоянии существовать без другой - так это были бы просто безмозглые солдаты, лишённые нормальных чувств, жалости и сопереживания или, знаешь, такие, полностью оторванные от мира. Я думаю, люди, отыскавшие эту гармонию, то есть такие, которые не делают вид, что у них одна природа и не бегают в панике от одной к другой в глупой уверенности, будто надо выбрать что-то одно, они чертовски счастливы.

- Я, в общем, с тобой согласна. Но что ты, в самом деле, хочешь нарисовать? И как?

Роберт какое-то время ничего не говорил. Неосознанно ковырялся в носу.

- Перестань! Я же ещё ем!

- Сорьки. Как бы так сказать, я хочу нарисовать обе эти природы в состоянии равновесия, покоя -возможно, не столько как покорных слуг, сколько двух друзей...

- Гейская парочка?

- Я не буду с тобой разговаривать.

- Я знаю, что это важная тема для тебя, но не обязательно же быть настолько серьёзным. Ну, ладно, два друга и что дальше? Как ты хочешь это нарисовать?

- Не знаю. Честно говоря, любая мысль мне кажется плохой и глупой, поэтому я притащил мольберт. Может быть, если я что-нибудь начну , просто так, набросаю штрихи, что-нибудь прояснится. Особенно мне не даёт покоя агрессия. Как изобразить движущую силу, благодаря которой мы едим, говорим, занимаемся сексом?

- Сексом, говоришь? Хммм, звучит неплохо. А у тебя тоже есть две такие природы? Движущих силы?

Агнешка отпрянула от стола и положила ноги стул Роберта. Обхватила ладонями затылок под волосами и потянулась, позволив халату приоткрыть бёдра, немного соскользнуть с грудей.

Ему нравились другие женщины, но ни одна из них не действовала на него так сильно, как его собственная жена. Может, потому, что ни одна другая не выходила из его ванной после купания, не кипела от возбуждения, не расставляла перед ним ноги, как королева похоти и не направляла к нему алые соски из-под халата.

У меня всё прямо перед глазами, - подумал он и сполз со стула между прекраснейшими бёдрами в мире.