В течение последних нескольких недель Камил охотно пользовался запретом на выход из дома, когда дело касалось выполнения какой-нибудь работы по дому. Он практиковал что-то вроде итальянкой забастовки. Просто решил считать запрет абсолютным.

Он не выносил мусор, не ходил по магазинам, не "бегал за пивом", когда отец забывал его приобрести. Когда предки начинали добадывать, он отвечал: "Хорошо, я схожу, а заодно схожу в книжный". Тогда это перерастало в скандал ("Как в книжный?! Забыл, о чём мы договаривались? Бла-бла-бла...), и в конце концов он добивался своего. Как они, так и он. Всё это было немного по-детски, но иногда партизанская война оставалась его единственным развлечением, и он наслаждался ей, изыскивая всё новые поводы для столкновений.

Но сегодня он понял, что с него хватит. Погода чудесная, диковинный просвет солнца в серой пелене, покрывающей Польшу с октября до апреля. Он стоял на балконе, опёршись о перила, и ему казалось, что весь мир покинул свои мрачные квартиры с низкими потолками. Правда, завтра последний день срока наказания, и в понедельник он точно не вернётся раньше полуночи, но в понедельник уже могла быть серая, сырая, мазовецская осень¹. Как обычно бывает в День независимости².

Он долго бродил по кухне, ворча о том, чего не хватает на завтрак и чего вообще не хватает и зачем им есть вчерашние булочки (на самом деле, позавчерашние), если можно купить свежие, и почему нет помидоров для бутербродов, все будут страдать геморроем от нехватки витаминов и так далее. Наконец мать не вытерпела и крикнула, чтобы он оставил её в покое, пошёл за булочками и помидорами и желательно не возвращался раньше, чем через час.

Не успела она договорить, Камил уже был в тамбуре. Открыл решётку и полетел вниз по лестнице.