Агнешка побежала наверх, чтобы вытащить Роберта на собрание. Её удивило не то, что он не хотел идти, а то, что он сказал:

- Не понимаю, отчего вся эта шумиха. Дверь испортилась, вот и всё. Её кто-нибудь всё-таки починит, и дело с концом.

- Роберт! - закричала Агнешка. - Дверь открыта, но никто через неё не может выйти. Ты думаешь, это нормально?

- Наверное, что-то там заклинило, не знаю, я в дверях не разбираюсь. В любом случае, я думаю, ты сеешь панику, поэтому тебя и мучают кошмары. С кем-нибудь что-нибудь случилось?

- Возможно, скоро и случится!

- Ясно, я так и понял. Иди, а то опоздаешь - расскажешь мне всё, когда вернёшься. Смысла нет всем там толпиться.

Агнешка ушла потрясённая, даже не зная, как это всё понимать. Когда она спустилась вниз, лестничная клетка была заполнена людьми.

Они не выглядели напуганными. Прежде всего, они производили впечатление ужасно уставших, недосыпающих людей.

- Понимаю, что условия далеки от комфортных, - говорил Виктор. - Но у нас тут не зал пленарных заседаний. Подождём ещё немного опаздывающих и начнём.

Агнешка увидела, как смотритель что-то шепнул Виктору.

- Выяснилось однако, что у нас имеется решение получше. Наверху есть прачечная и сушилка, там больше места. Мы идём на одиннадцатый этаж.

Десять минут времени, три поездки на обоих лифтах, и вот уже все в мрачном помещении на верхнем этаже. Виктор стоял на каменной лохани, чтобы все могли его видеть. Агнешка двинулась в его сторону, попутно стараясь пересчитать жильцов. Всего собралось не больше тридцати! Даже если считать родителей Камила (она нигде их не видела), Роберта, иналида на коляске и чудака с последнего этажа вместе отсутствующей соседкой, которая одолжила ей ключ от подвала, выходило, что в этом большом доме жило не больше сорока человек. Но одних только квартир было шестьдесят!

Виктор, похоже, заметил то же самое.

- Я не предполагал, что нас так мало, - сообщил он собравшимся. - Знаю, несколько человек пропали без вести, но, получается, половина квартир, по крайней мере, у нас пустует.

- Чёрт побери, если бы я знал, я бы проломился в соседнюю квартиру, - сказал мужчина в кожаной куртке.

Ему ответили тихим гомоном. Люди еле держались на ногах, ни у кого не было ни сил, ни охоты смеяться над шутками. Все выглядели так, будто не спали уже, как минимум, две ночи. Мешки под глазами, налитые кровью белки, апатичные, отсутствующие взгляды, вялые движения, потирание лиц ладонями. Для человека в кожаной куртке эта шутка была, вероятно, последним рывком, на который он скопил силы за день.

Виктор кратко обрисовал бесплодные попытки выбраться из дома и наладить связь с внешним миром. Люди кивали, рассказывали о своих попытках. Оказалось, у одного есть Си-Би-радиостанция, но она заглохла так же, как телефоны. Кто-то пытался светить зеркальцем и передавать сообщения азбукой Морзе, некоторые придерживались той же идеи, что и Виктор - вывесили плакаты в окнах. Полина, мама маленькой девочки, рассказала, что в отчаянии пыталась разбить окно в подъезде на втором этаже, но все осколки стекла упали внутрь. Другие жильцы рассказывали о проблемах с водой, которой не было со вчерашнего дня, и с едой, просили помочь. Перечень жалоб казался бесконечным. Однако, хотя у всех явно имелись проблемы со сном, никто не хотел в этом признаваться, и Агнешку это не удивляло.

- Прошу записываться всех, у кого не осталось воды и еды, - сказал Виктор. - Другие будут по возможности помогать.

- Интересно-интересно, - сказал Стопа. - А откуда вы знаете, насколько мы тут засели? Может, на три дня - а может, на три месяца, никто этого не знает! - В толпе одобрительно зашептались. - Сегодня я раздам еду тем, у кого её нет, а через неделю сам умру от голода. Хорошая мысль, ничего не скажешь!

- Правильно говорит! - раздались голоса - скорей всего, от тех, у кого были запасы.

- Никто не знает, насколько мы тут заперты, но не думаю, что это на несколько недель. Нельзя же не заменить, что исчез большой дом, - спокойно ответил Виктор. - Человеческая солидарность требует, чтобы мы помогали друг другу.

- Кто-то заметит?! Да что вы говорите! - воскликнул Стопа. Все вчера это слышали: "Конечно, душка моя, пойдём гулять". Они ехали сюда и не смогли зайти. А кого ещё сюда может занести? Кому, кроме нас, жильцов, нужен этот дом?

- В таком случае, что вы предлагаете? - спросил Виктор у Стопы.

- Предлагаю, - уже чуть спокойнее ответил мужчина, - чтобы каждый был сам за себя.

Снова гул одобрения от части зала. Остальные опустили головы, не решаясь, видимо, просить милостыню. Виктор посмотрел на Стопу с явной неприязнью.

- Я считаю, что вы мудак, - холодно сказал он. - Но, к сожалению, не могу вас заставить делиться с другими. По крайней мере, сейчас, - предостерегающе добавил он. - В любом случае, давайте составим список потребностей - возможно, не все разделяют ваше мнение.

После непродолжительной возни по списком, заговорила Полина.

- Так значит, мы будем просто ждать? - спросила она, и голос её дрожал. Рядом стояла дочка, и хотя они явно тревожилась, чувствуя тревогу взрослых и понимая, что что-то не так, она не выглядела ни напуганной, ни невыспавшейся. Или же дети в этом не участвовали? - задумалась Агнешка.

- Да. Сперва подождём, - ответил Виктор. - Но, возможно, существует и другой путь.

Собравшиеся подняли головы и уставились на Виктора, ожидая, что он скажет.

- Есть ли среди нас кто-нибудь, кому не снятся кошмары? - спросил он. - Точнее, нет - очень реалистичные, чудовищные видения, визуализация наших самых ужасных страхов?

Никто не откликнулся. Некоторые прижались стенам, испугавшись, как бы кто-нибудь не поинтересовался их снами.

- Я так и думал. Нас объединяют кошмары, и то, что мы готовы на всё, лишь бы не знать, чем они закончатся. Из-за этого мы стараемся бодрствовать, и потому у нас такой вид.

Люди молча кивали. Виктор вздохнул и высказал то, к чему клонил:

- А не может ли быть такое - я только предполагаю - что тот, кто найдёт в себе смелость довести кошмар до конца, прожить его во всей полноте, будет свободен?

Агнешка вздрогнула. В глазах у жильцов, уставившихся на Виктора, стоял беспредельный ужас. Некоторые повыходили из сушилки. Одна из женщин заплакала.

- Пан, вы... - выдавила она из себя. - Вы бы никогда так не сказали, если бы знали, что вижу я. Я... я лучше умру, чем проживу это до конца, - она уставилась пустым взглядом на собравшихся.

- Именно так! - крикнул смотритель, до того времени молча стоявший в углу. - Я скорее вскрою себе вени, чем позволю этому досниться до конца!

- И я! И я! Я тоже, - раздались голоса.

Агнешка отошла ближе к двери. Она поняла, что толпа сейчас может запросто впасть в панику, и опасалась этого.

- Но откуда вам знать, - бесстрастно спросил Виктор, - вдруг последнее, что вы испытаете перед погружением в небытие, будет как раз это видение? И когда вы умрёте, у вас будет ещё меньше сил, чем теперь, чтобы от него избавиться. И выбора у вас уже, похоже, не будет. Вы увидите это во всех деталях, от начала и до конца.

- Хватит, пан! Хватит! - рявкнул смотритель. - Хватит меня изводить! Не учите меня, как жить. Я уже хочу знать только, как мне застрелиться. Боже, почему у меня нет пистолета, почему?!

Голос Стопы перекрыл всеобщие причитания и слёзы:

- Молодой человек, - обратился он к Виктору. - А на какую специальность вы выучились?

- Польская филология.

- А я психолог. И надо сказать, среди множества причудливых методик, с которыми я сталкивался во время учёбы и последующей практики, а их были сотни, ваша, безусловно, самая глупая, поверхностная и бестолковая.

Люди умолкли и наслаждались словами Стопы, как сладчайшим нектаром.

- А у вас какая? - спросил Виктор.

- Спокойствие. Мы пребываем в истерике, не мыслим логически, боимся собственных страхов. Это ненормально! А вы ко всему прочему просите людей проговаривать свои страхи и вникать в них. И это даже более чем ненормально. Это жестоко! Нам следует успокоиться и не думать об этом. Не стоит вытягивать на поверхность - надо запихивать как можно глубже. Вот суть моего метода. Метода, который спас миллионы пациентов по всему миру от безумия.

- Трус. - До ушей Агнешки донёсся презрительный шёпот Камила. Но собравшиеся слушали Стопу, как пророка.

- Точно, совершенно точно, - говорили они. - Нам нужно успокоиться, переждать. Это всё пройдёт. Доктор правильно говорит.

- Повторяю: покой, покой и ещё раз покой. Релаксация. Возвращайтесь к себе, думайте о позитивном, обо всём хорошем, и я гарантирую, вы будете спать, как младенцы, а завтра утром встанете и пойдёте на работу. А вечером вместе с друзьями будете посмеиваться над тем, что здесь с вами произошло.

Агнешка чувствовала фальшь в его голосе, но ей хотелось верить в эту простую теорию. Может быть, Стопа прав? Может, её нервное напряжение каким-то образом переплелось с эмоциями других людей, и стало частью коллективной, самовоспроизводящейся истерии? Надо просто вернуться домой, прилечь рядом с Робертом, прижаться к его тёплой спине и постараться забыться. Не думать о кошмарах, сложных отношениях, конфликтах и проблемах на работе. Вызвать в сознании образы родного дома, камина в домике в Бещадах, прогулки в горах, маленькой девочки, тянущей к ней ручки из глубины коляски. Она улыбнулась своим мыслям. И не только она - люди вокруг тоже расслабились, перед их глазами, наверное, проходили самые счастливые образы их жизни. Даже мрачная сушилка стала просторнее, веселее, наполнилась светом.

Люди взирали на Стопу, как на спасителя. Невысокий лысеющий мужчина с пузом стоял с горделиво поднятой головой, в окружении людей, которым хотелось, чтобы он оказался прав. Никто на Виктора уже не обращал внимания.

- А вы не знаете, пан, сколько психологов нужно, чтобы поменять лампочку? - спросил он на повышенных тонах.

- Нет, не знаю, - ответил Стопа. - Но ответ, наверное, уморительно смешной.

- Ни одного. Лампочка сама себя поменяет, когда придёт время.

Никто не засмеялся. Стопа криво усмехнулся.

- Я ошибся, - ответил он. - Отгадка оказалась не смешной. Может, вам лучше прямо сказать, что вы имеете в виду? Шутить - это не ваша сильная сторона.

Люди враждебно уставились на Виктора. Им не нравилось, что он напал на человека, пообещавшего простое решение.

- Я имею в виду, - спокойно сказал Виктор, - что нам сейчас нужно действовать, а вы отделяете психологию от действия. Я не верю в науку, которая, во-первых, заключается в бездействии, а во-вторых, снимает с человека ответственность за его поступки, перекладывая всё на детство, родителей, школу, окружение да что угодно. Может быть - я не хочу никого пугать и подчёркиваю - может быть - если мы не начнём действовать, мы умрём.

Люди загомонили. Стопа заставил их замолчать, подняв руку.

- Вы несёте чушь, - сказал он. - Всё это в наших головах. Вне нас нет никакой опасности.

- Тогда почему вы не можете выйти из этого дома? - парировал Виктор.

- Потому что моя голова ничем не отличается от вашей. Я тоже поддался этому абсурдному психозу. Разница в том, что я отдаю себе в этом отчёт. Первый шаг уже сделан. Теперь я я расслаблюсь и подумаю о том, почему я так странно себя веду, найду решение, надену куртку и выйду. А всех упорствующих в панических и бестолковых теориях продолжат терзать кошмары.

- А вас? - заскрипела пожилая женщина с крестом на груди. - Вы хорошо спите, пан психолог? Вы выглядите таким же измотанным и недосыпающим, как и мы. А знаете почему? Потому что это кара божья, - она возвысила голос. - И пока мы не покаемся в своих грехах и не примиримся с Богом...

- Выпроводите отсюда эту блаженную, - рявкнул Стопа. - Не позволяйте ей отравлять ваши мысли.

Смотритель и ещё один мужчина, стоявший рядом, взяли женщину под руки и вывели её на лестницу.

- Я прощаю вас, дети, - сказала она до того, как перед ней закрыли дверь.

Виктор с Камилом понимающе переглянулись.

- Слушайте, народ! - крикнул Виктор. - Я бы хотел, чтобы речи пана Стопы оказались правдой. Я желаю этого, как никто другой, хотя и не очень-то в это верю. Давайте разойдёмся и пусть каждый, как угодно, попытается справиться со своими собственными демонами. Может быть, завтра мы встанем, как обычно, выйдем за дверь и будем ругаться, что машина не заводится или что автобус ушёл из-под носа. Может быть, мы завтра отправимся смотреть парад и салют. Может быть, завтра для нас День независимости будет значит больше, чем обычно. Посмотрим. Если нет, встретимся здесь завтра, в шесть часов вечера.

- Завтра кроме пана никто сюда и не придёт, - вызывающе объявил смотритель.

- Надеюсь, - завершил разговор Виктор. - Надеюсь, так и будет.