Мужчина 1. А ты уверен, что в этом есть смысл? Сейчас, когда пан Питон собирается нам что-то раскрыть. Может быть, это уже и не нужно?

Женщина.. Виктор... Сейчас это ещё нужнее.

Мужчина 1. Я в этом не уверен. Даже больше, я думаю, даже ты не уверена в своей правоте. Но что тут уже рассуждать. Договорились, и всё тут. Итак, расскажу, что было дальше.

На следующий день газета разошлась рекордным тиражом, установив планку на уровне полутора миллиона экземпляров. Насколько я знаю, с тех пор никто даже близко не подошёл к этому числу. Я стал знаменитостью, раздавал интервью направо и налево, а на огромную премию, полученную от издательства, мы с Вероникой и Матильдой, которой тогда был один годик, отправились в Испанию, на трёхнедельных отдых. И да, я получил награду от Главного управления полиции, но в свете софитов отдал её на благотворительность. В конце концов, не такая это уж и ошеломляющая сумма.

Женщина.. Вчера я подумала, что это открытие как-то изменило тебя.

Мужчина 1. Честно говоря, нет. Потрясение огромное, но длилось оно недолго, а слава такая же огромная, только долговечнее и в миллион раз приятнее.

Мужчина 2. И ты перестал писать о процессе?

Мужчина 1. Прикалываешься, что ли? Объявили двухмесячный перерыв, я этим воспользовался и ушёл в отпуск. Им требовалось время, чтобы переварить все улики, которые они нашли внизу. Я вернулся за неделю до следующего слушания. Остальную часть процесса я вам описывать не стану - после такого количества доказательств (меня тоже вызывали) и после показаний самих подсудимых, это уже была формальность. Приговор вынесли, как сейчас помню, 1 июня, в День защиты детей. Жара стояла, как в духовке, в зал набились битком, в коридоры тоже, на оглашение приговора пришло столько людей, что на проспекте "Солидарности" пришлось остановить движение. Судья зачитывал решение, а за окном люди скандировали: "Звери! Звери!" И я с блокнотом в первом ряду, как же иначе.

Мужчина 2. Сколько им дали?

Мужчина 1. Пока шло разбирательство, им исполнилось по шестнадцать, так что их можно было судить как совершеннолетних. Девице пятнадцать. Правда, её считали лидером банды, но она первой раскололась на допросах, быстрее всех во всём созналась и в конечном счёте получила более мягкий приговор.

Женщина.. А ты как дальше?

Мужчина 1. Вот именно. Процесс завершился, я отыграл свою роль, никто интервью у меня больше не брал. Я написал несколько последних текстов, закрыл дело и думал о нём уже только как о блестящем пункте в моём резюме. И тут мне позвонила мать Гонораты.

Женщина.. Разве ты не общался с ней раньше?

Мужчина 1. Нет. С тех пор, как её дочь нашлась, она не сказала прессе ни слова.

Женщина.. А её муж?

Мужчина 1. Он умер ещё до начала суда. Не смог вынести горя. Тогда я подумал, хорошо, что он не дожил до моего открытия. Конечно, без этого осудить виновных было бы невозможно, но для него, наверное, это бы не имело значения. Знаете, отношения между отцом и дочерью совершенно особенные. Даже если бы преступников приговорили к смертной казни, даже если мы он сам смог исполнить приговор, легче бы ему от этого не стало. Просто однажды решил, что легче умереть, чем воспроизводить это в памяти, раз за разом.

Женщина.. Откуда нам знать... [тишина]

Мужчина 1. Откуда нам знать... Верно сказано. [вздох]

Мужчина 1. Она позвонила мне и попросила, чтобы я навестил Гонорату в больнице. Я согласился.

Мужчина 2. Неплохой материал.

Мужчина 1. Вы удивитесь, но я никому в редакции не сказал, что туда иду. Только Вероника знала. Я шёл в больницу, как на экзамен. Руки дрожали, я потел, как мышь. Сразу же познакомился с мамой Гонораты, она мне сказала только: "Мы вам очень благодарны. Мы рассказали Гонорате о вас, и она тоже хотела бы вас поблагодарить." Я запаниковал. Я думал, что мне покажут её через окошко, а оказалось, что мне предстоит в закрытой палате общаться с пациенткой, страдающей кататонией.

Женщина.. А чего ты на самом деле боялся?

Мужчина 1. Если мне понадобится психоаналитик, я к вам обращусь, пан Стопа. Перестаньте меня перебивать, если хотите, чтобы я закончил до двенадцати. [тишина]

Мужчина 1. Когда я её увидел... она была совершенно не тем человеком, лицо которого, со школьной фотографии, публиковали во всех газетах. [тишина]

Мужчина 1. Болезненные чувства. Очень болезненные. У меня перед глазами одновременно была фотография улыбающейся девушки, её лицо на отпечатках, которые я снял со стен в подвале и оригинал - она сидела на больничной койке, без движения, в футболке с плюшевым мишкой, вся в шрамах. Тогда - знаю, что это прозвучит странно - мне стало жаль, что она выжила. Я понял, бывает такое, когда смерть должна быть избавлением. Таким избавлением, каким смерть была для её отца. Но почему она сама выбрала жить? Я подумал - может, она физически слишком немощна, чтобы покончить с собой. Что даже этого выбора её лишили. [тишина]

Мужчина 1. Мать подошла к ней, погладила её по голове и что-то прошептала, а затем жестом пригласила меня подойти. "Пожалуйста, поговорите с ней, она всё слышит и понимает", - подбадривала она меня. Я сел на пол перед кроватью, потому что мне показалось странным разговаривать с макушкой, и тогда я впервые увидел это. Черноту. Небытие. Глаза без радужной оболочки и чёрные зрачки, которые не отражали свет. В них не было человека. Тем не менее, я сказал, что хотел: "Я уничтожил все фотографии. Их никто никогда не видел, и никто никогда не увидит." [тишина]

Мужчина 1. Когда я произнёс это, её глаза, как бы, обрели блеск. Они перестали быть чёрными и матовыми, на несколько мгновений проявилась радужная оболочка, я увидел своё отражение в её зрачках. Она посмотрела на меня.

Вчера я говорил вам, что моя жизнь не изменилась после открытия в подвале, и это правда. Всё изменилось после визита в больницу. Я бросил работу в газете и ошивался по разным изданиям со странными названиями, которые подбирал с тем расчётом, чтобы работать поменьше, но при этом сводить концы с концами. Среди прочего, в моё резюме попали "Стекольный журнал", "Голос кровельщика" и особенно выдающееся название - "Бассейны и сауны". Свободное время - а после работы в газете мне казалось, что у меня его теперь уйма - я поделил между моими девочками и визитами к Гонорате. Я поставил перед собой цель принести свет в её глаза. Я верил, что если где-то глубоко внутри неё есть человек, то до него можно достучаться, вывести его на поверхность. Я читал ей вслух книги и рассказывал ей истории про Матильду, рисовал комиксы, ставил ей музыку, брал с собой кукол и разыгрывал спектакли. Я пробовал всё, исследуя, на что она реагирует.

Женщина.. И что, срабатывало?

Мужчина 1. По-разному бывало. Но, наверное, чтение заходило лучше всего. Помню, читал ей "Рони, дочь разбойника" Астрид Линдгрен. Есть такое место, где Рони поссорилась со своим отцом Маттисем и вместе с Бирком, своим сверстником, сыном главаря конкурирующей банды, и убежала в лес. Она тоскует по отцу и однажды, когда уже наступила зима, выходит из пещеры за водой и видит у входа сгорбленную фигуру Маттиса. Так заканчивалась глава. Я завершил чтение, закрыл книгу, и Гонората схватила меня за руку. Правда-правда! Я аж подпрыгнул. Её глаза сияли, как глаза ребёнка, которому во что бы то ни стало хочется знать, что будет дальше, и продолжали сиять, пока я не прочитал следующую глаза, в которой Рони и Маттис помирились друг с другом. Потом чернота вернулась, но случившееся меня подбодрило.

Женщина.. Ты долго этим занимался?

Мужчина 1. Два года. Регулярно, минимум раз в неделю. И, к сожалению, она никогда уже не оживала настолько, как тогда, когда я читал ей "Рони". Иногда мелькали отдельные вспышки, часто когда вместо художественных изысков я просто рассказывал ей, как у меня дела, как поживаю, как там Матильда в детском саду. Обычные, повседневные вещи. Но, может, как раз по такой жизни она и тосковала? [тишина]

Мужчина 1. Потом я уехал за границу, на три недели. А когда вернулся, Гонората уже умерла.

Мужчина 2. Что случилось?

Мужчина 1. Её мать сказала мне, что она просто догорела. Перестала жить. Возможно, она наконец набралась сил, чтобы покончить с собой. А может, наоборот, утратила ту тонкую нить, которая поддерживала её при жизни.

Женщина.. Ты же знаешь, это не твоя вина.

Мужчина 1. У меня до сих пор нет в этом уверенности. А тогда, тогда я сломался. Пробовал ходить к психологу, но стало только хуже. Я метался, ища способ заглушить боль и чувство вины, ну и нашёл.

Мужчина 2. Пани Водку.

Мужчина 1. Вроде того.

Мужчина 2. Что значит "вроде того"? Не можешь сказать "да" или "нет"?

Женщина.. Камил!

Мужчина 1. Да, Пани Водку. Однозначно, да, без всяких вроде. Самая верная возлюбленная каждого мужчины. Я хлестал так, что меня даже из журнала про ванны выгнали. Я пытался зарабатывать шабашками, но такие косяки порол, что в итоге никто не хотел мне ничего заказывать. Иногда, в моменты просветления, я писал криминально-эротические истории и отправлял их в странные издания, типа "Преступление и секс". Вероника сначала пыталась за меня бороться, но в конце концов взяла ребёнка под мышку и ушла. Я её не удерживал и ни в чём не винил. Всю жизнь была со мной, и, наверное, до сих пор где-то живёт, только выяснить это не у кого, хоть головой бейся. Потом стало ещё хуже.

Женщина.. Странно. Я знаю тебя несколько дней, но у меня не сложилось впечатление, что ты конченый алкоголик. Принимая во внимание всё, что здесь происходит, ты должен был вырубиться как минимум на два дня и спать сейчас в собственной блевоте.

Мужчина 2. Чикуля правильно говорит. Ты, может, загибаешь маленько?

Мужчина 1. Скажем так, до того, как всё это началось, я был на пути исправления. Я решил взять себя в руки, я даже начать писать. Я подумал даже - надо ж быть таким идиотом! - что Вероника увидит моё имя в газете, поймёт, что я изменился, позвонит и скажет, что, мол, давай, всё будет как прежде. [вздох]

Мужчина 1. Кроме того, мои возможности для деградации в последнее время весьма ограничены. Похоже, полбутылки "Жоландковой", с которой мне удалось пережить эту ночь, - это последний запас алкоголя в нашем доме.

Мужчина 2. Расскажи свой сон.

Мужчина 1. Да, пора бы. Теперь, когда вы знаете историю Гонораты, вы поймёте, почему я, как и вы, каждую ночь стараюсь не заснуть. Кошмар начинается в подвале, в котором я нашёл место, где держали девушку. Я иду по коридору, с фонариком в руке, слышу свои шаги. Вхожу в большой зал, затем в коридор с помещениями. Прохожу одну дверь, другую, третью, приближаюсь к душевой, и дальше всё как в замедленной съёмке, бесконечная пытка. На полпути я слышу звуки. Слышу, что они доносятся изнутри и понимаю, что это-то помещение не пустует. Я пытаюсь убежать, я изо всех сил пытаюсь повернуть назад, но знаете, как оно бывает. Конечно, не могу, я медленно и неумолимо продвигаюсь к открытой двери, за которой вижу свет, придурошный смех и стоны истязаемой. И потом, уже в нескольких шагах от входа, я смотрю на свои руки и вижу, что на мне резиновые перчатки. Вы понимаете? Я иду туда не в качестве свидетеля, наблюдателя или расследователя ужасающего преступления. Я иду туда как один из мучителей! Когда до меня это доходит, я чуть с ума не схожу. Разумом как-то я начинаю сопротивляться, кричу, чтобы остановить это видение. Умереть, но не видеть. Вместо этого вижу, как моя рука приближается к дверной ручке, слегка приоткрывает дверь и внезапно я узнаю голос девушки. Узнаю, хотя я никогда не слышал голос Гонораты, она никогда со мной не разговаривала. [тишина]

Мужчина 1. Так далеко я зашёл три ночи назад и решил, что никогда больше не буду спать.

Мужчина 2. Так чей же это был голос? Может быть...

Мужчина 1. Если ты скажешь ещё хоть слово, я убью тебя. Клянусь всеми богами и демонами, известными человечеству, что если ты завершишь эту фразу, ты умрёшь. Если у увижу в твоих глаза, что ты хочешь завершить её, я убью тебя прежде, чем ты успеешь открыть рот. Тебе это ясно?

Мужчина 2. Да, ясно. Но так же ясно, что тебе, как и ей, придётся пройти это в одиночку до конца. Ты понимаешь это, Виктор, правда ведь? [тишина]

Мужчина 2. Виктор?

Мужчина 1. Я лучше умру. Лучше умру. Рискну и умру.

Женщина.. Перестань. Тут чужие советы бесполезны, нет смысла спорить. Кроме того, нам, наверное, пора идти.

Мужчина 2. Да, питон ждёт. Интересно, что он нам расскажет?

Мужчина 1. Ничего хорошего, я гарантирую.

Мужчина 2. А ты прав, чел. [дверь] [шаги]

Женщина.. Камил... подожди, пусть Виктор выйдет. Хочу у тебя кое-что спросить.

Мужчина 2. Хм-м?

Женщина.. Слушай, меня это беспокоит со вчерашнего дня. Когда я вернулась сюда с "Бехеровкой", ты обнимал Виктора и что-то ему напевал, что-то знакомое. Что это было?

Мужчина 2. Э-э, успокойся, что тут рассказывать, так получилось, до сих пор стыдно. Знаешь... парень парню... напевает... Понимаешь, это выглядит странно.

Женщина.. Скажи, не выделывайся. Я бы и не спрашивала, но мотив мне показался знакомым.

Мужчина 2. Хорошо, только никому меня не сдавай, особенно Виктору, ладно?

Женщина.. Ладно.

Мужчина 2. Мы как-то говорили о музыке, и Виктор выдал, что единственное, кроме водки, что его успокаивает, - это хиты Рода Стюарта. Мы смеялись с этого полчаса, я чуть не лопнул. А вчера, когда он выглядел так, будто вот-вот умрёт, а ты всё не возвращалась, я... ну... решил, что спою ему.

Женщина.. Что?

Мужчина 2. Господи, боже ты мой, курва мать, вот пристала. Знаешь такую вещь Sailing? Вот, ту самую. I am sailing, I am sailing, all my что-то там cross the sea...

Женщина.. Я так и думала, но не хотела спрашивать. Обожаю эту вещицу.

Мужчина 2. Боже, прости этих дискоёбов, ибо они не ведают, что творят.

Мужчина 1. Вы вообще идёте или не идёте? Застряли там, что ли?