Самойлов Виталий : другие произведения.

Иная Весть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  УНИВЕРСУМ
  
  1. Универсальное не тождественно абсолютному.
  2. Соотношение универсального и абсолютного зиждется на их обоюдном взаимоисключении.
  3. Это означает, что универсальное в некотором роде ограничено собственным пределом.
  4. В границах этого предела абсолютное принципиально исключено, как всецело отсутствующее.
  5. Таким образом, универсальное есть не что иное, как замкнувшаяся в себе бесконечность.
  6. Специфическим качеством этой бесконечности является ее самодовлеющая полнота.
  7. Именно эта полнота есть первооснова всякого проявления.
  8. С точки зрения универсального самосознания, оно сводится к простой констатации бытийного наличия.
  9. Это самосознание выступает относительно наличествующего в роли вселенского разума, представляющего собою средостение универсальной духовности.
  10. Духу принадлежит прерогатива свидетельствования наличного бытия.
  11. Эта прерогатива сводится к фиксации проявления в фокусе вселенского разума.
  12. Помимо статического аспекта свидетельствования наличного бытия, универсум заключает в себе также и динамический аспект.
  13. Относительно наличествующего этот аспект образует всеобъемлющую сферу возможного, вмещающую в себя несоизмеримую совокупность бытийных потенциалов.
  14. Само же наличное бытие, являющее собою сферу действительного, есть лишь бесконечно малый осадок от того, что только может быть.
  15. Таким образом, любое проявление автоматически предусматривает возможность альтернативы себе.
  16. Отсюда заблуждение касательно равенства полноты и избытка.
  17. Это заблуждение вызвано бездонной неисчерпаемостью универсальной возможности.
  18. Качество неисчерпаемости сообщается ей непротиворечивым пересечением составляющих ее потенциалов.
  19. Поэтому универсальная возможность располагает свойством непрерывности сплошного потока чистой инерции.
  20. Сам по себе этот поток хаотичен и неравномерен.
  21. Никакое проявление не есть результат творческой активности духа.
  22. Дух определенно пассивен в отношении источника проявления.
  23. Поэтому бытийное наличие не характеризуется творением.
  24. Если и приходится говорить о творении, то только как об акте наречения имен.
  25. Этим актом разум осуществляет упорядочение неудержимой активности хаоса.
  26. Бесконтрольность сплошного потока чистой инерции придает хаосу значение первозданной стихии.
  27. Структурирование хаоса не гарантирует его обуздания творчеством духа.
  28. К компетенции разума относится лишь незначительное количество бытийных потенциалов ото всей их неисчислимой совокупности.
  29. Бездонной неисчерпаемостью онтологических возможностей, составляющих стихию первозданного хаоса, как раз и образуется метафизическое все.
  30. Все некоторым образом трансцендентно по отношению к наличному бытию.
  31. Стало быть, всякого рода проявление неизбежно определяется в качестве имманентного этого, как того, что дано в наличии.
  32. Имманентное это неизбывным образом нищенствует перед совершенной полнотой онтологических возможностей.
  33. Подлинное основание любого проявления ознаменовано вездесущестью ничто.
  34. Ибо никакое бытийное наличие не является безальтернативным.
  35. Ничто имеет вообще двойственное измерение.
  36. С одной стороны, оно есть отсутствие актуального наличия.
  37. Это отсутствие отнюдь не безусловно.
  38. С другой стороны, оно есть возможность альтернативы тому, что уже дано в наличии.
  39. Актуализация этой альтернативы неотвратимо влечет за собою закрепление безвыходности.
  40. Безвыходность же основана на неумолимости возвращения проявленного бытия в лоно собственной неопределенности.
  41. Циркуляцией этого возвращения утверждается характеризующая все дурная бесконечность.
  42. Негатив присущей универсуму бесконечности безапелляционно фиксирует непрерывный ток инерции.
  43. Инерция состоит в том, что лишь за счет своего определения негативом бесконечность приобретает свойство бездонности.
  44. Это значит также, что проявление есть только законченная выраженность онтологической нищеты имманентного.
  45. Таким образом, самодовлеющая полнота всего имеет своей теневой стороной радикальное обнищание заключенного в универсуме совершенства.
  46. Стало быть, совершенство не равно избытку.
  47. Избыток сопряжен лишь только с принципом абсолютного.
  48. Абсолютное же суть нечто, не предполагающее помимо себя ничего иного.
  49. Выходит, что абсолют и есть всецело иное в отношении метафизического всего.
  50. Это вовсе не означает, будто бы абсолютное внешне универсальному.
  51. Это означает, что абсолютное определимо как то, чего безусловным образом нет.
  52. Чистое отсутствие абсолюта равно невместимости онтологического избытка во всеобъемлющую полноту универсума.
  53. В опыте абсолютное может быть дано разве что на исключительно негативной основе.
  54. Этот опыт дается не через самодовлеющую полноту универсального, но благодаря обездоленности имманентного.
  55. Относительно иного универсальное самосознание находится в принципиальном неведении.
  56. С точки зрения универсального самосознания, бытийные проблемы, пронизывающие имманентность, лишены какого бы то ни было значения.
  57. Ибо только в имманентности дает знать о себе уникальная метафизическая проблема отсутствия абсолюта.
  58. Эта проблема неразрывно связана с перспективой абсолюции духа.
  59. Она разрешима единственно через смещение духовного на удаленную периферию бытия.
  60. Вне этого смещения мысль об ином не подлежит актуализации, а потому остается эфемером.
  61. Таким образом, законченная нищета этого и есть стартовая площадка в произведении духом абсолютного трансцендирования.
  62. Мысль об абсолюте долженствует пробудиться разве что посредством отчуждения духа.
  63. Всякое проявление и есть результат данного отчуждения.
  64. Это отчуждение полагается вследствие динамической активности первоосновы.
  65. В противоположность разуму, первооснова может быть условно обозначена как воля.
  66. Стало быть, глубинной подоплекой непроявленной онтологической стихии чистой инерции является ее изначальное безумие.
  67. В отношении активности этого безумия вселенский разум пребывает в состоянии гипнотического покоя.
  68. Этот покой осуществляется не иначе как через сновидение духа.
  69. Фундаментальная ориентация пробужденного духа направлена на преломление безумной активности воли.
  70. Ибо эта активность и есть корневище бытийного трагизма.
  71. Определение трагедии заключается как раз таки в сплошной непрерывности всеохватного тока инерции, гарантирующего безвыходность нахождения в плену.
  72. Характеризующий абсолют избыток не может быть основанием чего бы то ни было.
  73. Проявление есть только манифестация заложенной в первооснове неминуемости ее обнищания.
  74. Через изобильность абсолютного отсутствия радикальная нищета проявленного бытия долженствует быть претворенной во всепроникающий избыток.
  75. Невместимость избытка и есть сугубо отрицательная основа для проявления.
  76. Этой невместимостью говорится за равенство абсолютного чистой невозможности.
  77. Именно поэтому абсолют не имеет для себя никакой перспективы в действительном.
  78. Действительность уже сама по себе обнажает невозможность абсолютного.
  79. Выход к невозможному суть сокровенный стержень реально духовной проблематики.
  80. Он кроет в себе блеклые очертания триумфа пробужденного духа.
  
  ПРОИЗВОЛЬНОСТЬ
  
  1. Стихия изначального безумия создает эффект метафизического произвола.
  2. Метафизический произвол характеризуется сконцентрированным в себе током немотивированности.
  3. Немотивированность радикально свободна от проблемы собственного обоснования.
  4. Обоснование произвола осуществляется в категориях причины, цели и направления.
  5. Эти категории есть неотъемлемые атрибуты производимого вселенским разумом свидетельствования.
  6. Принцип свидетельствования является единственной силой, поддерживающей неодолимо косное течение всеохватной инерции.
  7. Сама инерция имеет вообще двойственное измерение.
  8. Первичное измерение - внутреннее.
  9. Оно состоит в хаотической неоднородности взаимного пересечения онтологических возможностей.
  10. Им образуется содержащаяся в основаниях произвола стихия неумолимой игры.
  11. Вторичное измерение - внешнее.
  12. Оно состоит в функционировании причинно-следственного механизма.
  13. Механика актуального течения инерции как раз и есть непосредственно руководящая сила наличного бытия.
  14. Существуют три кардинальных заблуждения, касающихся природы внешнего измерения инерции.
  15. Первое заблуждение - это уверенность в том, что следствие неотчуждаемо от порождающей его причины.
  16. Отношения причины и следствия всегда развиваются как некий диалог между ними.
  17. В рамках этого диалога причина выступает в значении некоего вызова, требующего для себя безапелляционно адресуемого ему ответа.
  18. Ходу причинно-следственного диалога отнюдь не присуща безупречность.
  19. Второе заблуждение - это уверенность в том, что причина, вызывающая следствие, безусловно оправдана декларированной ей целью.
  20. Ни одна из всех декларированных причинностью целей не имеет достаточного резона к своему обязательному достижению.
  21. Любая цель несет вместе с собою решительную альтернативу возможности своего претворения наяву.
  22. Другими словами, никакому результату не присуще долженствования к тому, чтобы быть достигнутым.
  23. Наконец, третье - это утверждение, будто бы для хода причинно-следственного диалога характерно строго размеренное направление.
  24. Этим заблуждением диалогу причины и следствия придается значение равномерно выстроенной линейной траектории.
  25. Траектория эта принимается за некий гармонический порядок происхождения вещей.
  26. В самом же деле, всякая вещь укоренена в сугубо дисгармонической основе.
  27. Дисгармоническая подкладка этой основы произрастает из стихии неумолимой игры.
  28. Игровая стихия аннулирует за происходящим реальность подлинного намерения.
  29. Любая наличность принципиально основана на немотивированности тотального произвола.
  30. Из этого вытекают, по меньшей мере, две непреложных данности.
  31. Одной из таковых является то, что никакое наличие не заключает в себе императива к тому, чтобы быть.
  32. Другой данностью является невозможность вещи определенно свидетельствовать самую себя.
  33. Таким образом, наличность всякой вещи неизбежно оборачивается фальшью.
  34. Ибо неопределимостью первоосновы у бытийного наличия изымается качество достаточной обоснованности.
  35. Тотальная немотивированность равнозначна несуществованию первопричины.
  36. Верование в первопричину обнажает претензию на безукоризненное обоснование сущего в критериях цели и направления.
  37. Выражаясь иначе, эта претензия есть видение за сущим некоей адекватной ему, фундаментальной значимости.
  38. Приданием сущему значимости утверждается фикция обнаружения в нем творческой активности разума, как якобы выступающего в роли первопричины.
  39. В таком случае первопричина и то оказалась бы всего лишь некоей особой вещью в безграничном ряду всех прочих вещей.
  40. Правда же состоит в том, что подлинной подкладкой вещности является ее изначальная неразумность.
  41. В бытии противоположность разума и безумия снята самой сутью произвола.
  42. Стало быть, между бытием и ничто имеется своего рода отрицательное равенство.
  43. Можно сказать также, что бытийность вещи суть только актуальное указание на содержащуюся в ней негативную подоснову.
  44. Негативом этой подосновы говорится об отсутствии за сущим подлинной укорененности в бытии.
  45. Единственно настоящим направлением бытийного потока служит неумолимость исчерпания заключенной в сущем витальной энергии.
  46. Эта энергия неоднородным образом рассеивается на всем протяжении пространственно-временного континуума.
  47. Для вещи ее естественный исход состоит в неминуемости возвращения в лоно собственной неопределенности.
  48. Таким образом, именно циркулирующий ритм неумолимого изнашивания есть та сила, что прямым образом управляет внешней инерцией наличного бытия.
  49. Рассеиванию витальной энергии подспудна разветвленность причинно-следственного механизма.
  50. Ибо диалогу причины и следствия отнюдь не свойственна однородность его протекания.
  51. Это означает, что пространственно-временной континуум не управляется каузальным принципом на неукоснительной основе.
  52. Принцип причинности подразумевает одновременное функционирование сразу нескольких, идущих параллельно друг другу, причинно-следственных рядов.
  53. Непредусмотренным пересечением этих рядов обеспечивается их обоюдная нейтрализация.
  54. Стало быть, ничего из происходящего не может быть принципиально защищено от вторжения в него случая.
  55. Именно фактор случайности пронизывает что бы то ни было из сущего неуловимым ветром инертной стихии.
  56. Это стихия немотивированной игры, как подлинного основания наличного бытия.
  57. Лицевая сторона игровой стихии явлена хаотическим сцеплением взаимно пересекающихся между собою причинно-следственных рядов.
  58. Организация хаоса в космос зиждется на диспропорциональном функционировании каузального принципа.
  59. За счет заключенной в этом принципе диспропорции выстраивается неисчислимая множественность миров, образующая замыкание имманентности на себе самой.
  60. Стихия игры исключает из происходящего какую бы то ни было подлинность.
  61. Ни один из достигнутых в действительности результатов не имеет характера свершения.
  62. Свершением может быть названо лишь только то, что долженствует быть достигнутым.
  63. Все случающееся лишено качества подлинности ввиду отсутствия за ним обязательства к тому, чтобы себя выявлять.
  64. Это объясняется тем, что данность всякого явления основана на ее исключительной произвольности.
  65. Стихия игры, пронизывающая сферу действительного ветром немотивированности, изымает у происходящего какую бы то ни было значимость.
  66. Отсутствие значимости за происходящим равноценно фундаментальной тщете.
  67. Тщетность есть глубинная суть немотивированной игры.
  68. Неумолимость исчерпания витальной энергии и есть стержень тщеты как таковой.
  69. Это означает, что неравномерное функционирование каузального принципа гарантирует в качестве своего результата единственно лишь исчезновение наличия.
  70. Таким образом, всякое следствие есть результат непреднамеренного отчуждения от породившей его причины.
  71. Универсальный разум - это непроизвольный страж концентрационной вселенной.
  72. Зодчество разума прямо исходит из принадлежащего ему атрибута свидетельствования.
  73. Свидетельствование неизбывно диктует разуму принятие сущего за должное.
  74. Ибо разум видит себя привилегированным средоточием онтологических возможностей.
  75. Стало быть, сущее неизбежным образом свидетельствуется разумом как исключительное его достояние.
  76. Целесообразность наличия разум находит в возвращении к бытийному первоисточнику, за кой он себя и выдает.
  77. Поэтому он оказывается принципиально выведенным из переживания трагизма, составляющего скелет онтологии.
  78. Содержание разума коренится в постоянстве его нахождения в ареале своего блаженства.
  79. Тенью этого блаженства является безвыходность онтологического плена.
  80. Глубинное осознание тотального произвола, на коем зиждется всякая бытийная данность, суть начало утверждения в подлинной свободе.
  
  МИРАЖ
  
  1. Принципиальным определением существования является глобальная иллюзия.
  2. Иллюзорность зиждется на игровой стихии метафизического произвола, сосредоточивающего в себе течение вселенской инерции.
  3. Стихия игры имеет своей оборотной подоплекой абсурд.
  4. Энергетический ток вселенской инерции сам по себе не выражает абсурдности существования.
  5. Основанием абсурда является та непререкаемая серьезность, с позиций которой разумом свидетельствуется текущая манифестация произвола.
  6. Именной этой серьезностью эшелонируются энергетические потоки существования, выражающие иллюзию.
  7. Наиболее общим содержанием иллюзии является онтологическая активность вселенского гипноза.
  8. Вселенский гипноз - это то, как непосредственно выражает себя игровая стихия произвола.
  9. Гипнотическая убедительность стихии игры последовательно фиксирует ловушку тотального сна.
  10. Эта ловушка ступенчатым образом актуализируется на нескольких уровнях самовыражения произвола.
  11. Изначальному безумию произвола неизбывно подспудна патологическая серьезность сосредоточенного в разуме универсального самосознания.
  12. За счет нее энергетические токи самовыражения произвола обретают наитие непреложной фиксированности.
  13. Существовать - значит быть запечатленным в тех псевдореалиях, в которых происходит сновидение вселенского разума.
  14. Эти псевдореалии есть гипнотические шаблоны коллективной общности рода.
  15. По мере их иерархического восхождения им соответствует все большая индивидуализация существования.
  16. Таким образом, стихией изначального безумия слепо прокладывается тропа своего выхода из тьмы бессознательности.
  17. Она проходит строго сообразно восхождению уровней закабаления всякой наличности током инерции.
  18. Имеют место быть всего четыре энергетических потока разрастания вселенского сна.
  19. Эти потоки равномерно протекают по ступеням образования онтологической иерархии.
  20. В них последовательно кристаллизуется онтологическая активность немотивированного тока инерции.
  21. Первичный поток - это минеральное царство неорганической материи.
  22. Здесь энергетический ток вселенской инерции выражает себя непосредственным обнаружением правящего им изначального безумия.
  23. Вторичный поток - это растительное царство органической материи.
  24. Здесь образуется циркулирующий ритм диалога существования и гибели.
  25. Третичный поток - это животное царство органической материи.
  26. Здесь псевдореалия рода впервые обретает себе определенный онтологический статус.
  27. Четверичный, финальный поток - это человеческое царство органической материи.
  28. Здесь окончательно дает знать о себе принцип индивидуализации, выражаемой разумным существованием.
  29. Стержневой подоплекой существования, как глобальной иллюзии, является вселенский мираж.
  30. За это говорит уже то, что именно устремленность к неизбежной погибели являет собою наиболее очевидную траекторию существования.
  31. Таким образом, всякого рода наличность управляема инстинктом онтологической обреченности.
  32. Именно через этот инстинкт непосредственно выражает себя закабаляющая энергетика чистой инерции.
  33. Низшие уровни онтологической иерархии порабощены этой энергетикой самым безвыходным образом.
  34. Уже на третьем, животном уровне миража псевдореалия рода становится самодовлеющим фетишем.
  35. Объяснение этому кроется в том, что инстинкт обреченности, правящий существами, является связующим моментом их объединения в коллективную общность.
  36. Несмотря на это, иллюзия все же здесь выражена менее утонченным и коварным, а потому еще элементарным образом.
  37. Иллюзия вообще не имеет свойства выражать себя непосредственно.
  38. Неизбежностью погибели фиксируется лишь только онтологическая тщета.
  39. Сама же иллюзия заключает в качестве своей глубинной природы именно абсурд.
  40. Абсурд состоит уже в соблюдении какой бы то ни было серьезности в отношении фикции рода.
  41. Ибо благодаря ей игнорируется включение онтологического статуса индивида в неисповедимость тотального произвола.
  42. Существование вообще есть как бы гротескная усмешка погибели надо всеми существами, вовлеченными в инерцию наличного бытия.
  43. Псевдореалией рода декларируется противовес этой усмешке, дающий в контрасте с нею абсурд.
  44. Абсурд воплощает в себе дурную бесконечность инерции, оседающую миражом в псевдореалии рода.
  45. Именно на человеческом, финальном уровне миража глобальной иллюзией приобретается наибольшая отчетливость самовыражения.
  46. Гипнотическая убедительность иллюзии фиксируется здесь доминантой псевдореалии рода над индивидами в формате архетипической гегемонии.
  47. Эта гегемония ознаменована не иначе как диктатом коллективного псевдосознания.
  48. Коллективное псевдосознание начинается с поголовной мистифицированности иерархическим превосходством разумного существования.
  49. В самом же деле, занятая этим видом существования позиция в онтологической иерархии не выражает его подлинного значения.
  50. Ибо неизбежностью гибели стихия изначального безумия создает негативную основу безликого равенства друг перед другом всех воплощенных существ.
  51. Таким образом, самое существование оказывается генерированным гибелью, как отражением его дефектности.
  52. Диктат коллективного псевдосознания также дает знать о себе через гипнотическую убедительность архетипической аналогии.
  53. Архетипическая аналогия - это призрачный фантом общности существ по критерию их видовой принадлежности.
  54. Только благодаря нему псевдореалия рода обращается в непроходимый капкан архетипической тюрьмы.
  55. В призрачности этого фантома как раз и состоит принципиальное основание несвободы вовлеченных в сновидение вселенского разума существ.
  56. Далее, коллективное псевдосознание осуществляет свой диктат фикциями архетипического фетишизма.
  57. Их фундаментом служит доминирующая над индивидами детерминистская чума наследственности.
  58. В соответствии с ней выстраивается программа безусловного приоритета общего перед частным.
  59. Архетипический фетишизм имеет вообще тройственное измерение.
  60. Первичное измерение - это фикция генетической памяти с вытекающим из нее культом предков.
  61. Здесь дает знать о себе приоритет родового прошлого.
  62. Вторичное измерение - это фикция благоговения перед вечной женственностью с подспудным ей культом природы-матери.
  63. Здесь дает знать о себе приоритет родового настоящего.
  64. Третичное измерение - это фикция детолюбия, тесно связанная с обусловленным инстинктом размножения культом плодородия.
  65. Здесь дает знать о себе приоритет родового будущего.
  66. Архетипический фетишизм, вкупе с обусловившей его чумой наследственности, фиксирует над индивидами коллективистские тиски всеобщей круговой поруки.
  67. Круговая порука есть не что иное, как органика матриархата.
  68. Матриархат - это то, как вообще выдает себя пребывание воплощенных существ в онтологическом плену.
  69. На человеческом уровне миража это пребывание находит себе освящение в тотеме рода, сооруженном коллективным псевдосознанием.
  70. Трагическая основа иллюзии наиболее рельефным образом выявляет себя именно в разумном существовании.
  71. Ибо разумное существование неизбывно мистифицировано на предмет своей незаменимости.
  72. В самом же деле, воплощенность человечества есть только одна из бесчисленно множественных вариаций выражения принципа существования.
  73. Эта воплощенность так же произвольна, как и определенность какой бы то ни было вещи.
  74. В произвольности всякого рода наличия и состоит содержание миража.
  75. Сам же мираж выходит из поля зрения вселенского разума.
  76. Ибо все происходящее в границах его сновидения видится ему бесспорно долженствующим.
  77. Человечество никоим образом не упреждено от возможности собственного изничтожения.
  78. С точки зрения метафизического произвола, его, как и всякого рода наличия, могло бы просто и не быть.
  79. Вместе с тем, человечество есть наиболее проблематический узел онтологии.
  80. Ибо, разрубив именно его, дух наконец-таки сможет проснуться.
  
  ОДЕРЖИМОСТЬ
  
  1. Неопределенность есть основание онтологической ситуации разумного существа.
  2. В нем она дает знать о себе в интенсивности напряженного неведения относительно смысла той ситуации, в которую оно вовлечено.
  3. Противодействующим этому неведению импульсом является инстинкт обреченности.
  4. Заботой, характеризующей актуальное наличие разумного существа, гарантируется обезвреживание данного инстинкта.
  5. Предоставление факту актуального наличия навевает разумному существу неотменимость чистого переживания здесь и теперь.
  6. Наитие этого переживания осуществляется через гипнотизированность наличием внешнего мира.
  7. Этой гипнотизированности органически подспудно видение разумным существом корреляции между собою и внешним миром.
  8. Благодаря этому видению тотальная аналогия себя и мира принимает для него значение безоговорочной подлинности.
  9. В актуальном переживании разумного существа эта аналогия становится предлогом для некоего соглашения с данностью внешнего мира.
  10. Это соглашение осуществляется в нем неоспоримостью онтологического доверия.
  11. Онтологическое доверие начинается с принятия бытийного наличия за подлинность.
  12. Разумное существо полагает, что опытом принадлежащих ему органов чувств констатируется соответствие бытийной данности его некоторому предощущению.
  13. Пружиной этого предощущения является инстинкт миропорядка, всегда идущий вразрез с гнездящимся в разумном существе инстинктом обреченности.
  14. Благодаря ему разумное существо полагает возможным для себя обосновать в качестве самодовлеюще адекватной повседневность своего наличия.
  15. Поэтому доверию к данности внешнего мира сопутствует равное ему доверие к конкретике собственного воплощения.
  16. Далее, онтологическое доверие развивается в принятии разумным существом своего внутреннего мира как вполне отвечающего неумолимой данности мира внешнего.
  17. Это означает, что движущая разумным существом эмоционально-побудительная сфера якобы точным образом соответствует принятому им за подлинность данного извне.
  18. Именно поэтому запрос на отлаженную организованность миропорядка составляет самую основу онтологического доверия.
  19. Отсюда наблюдение безусловного превосходства проявленной гармонии над хаосом.
  20. В самом же деле, переживанию разумного существа неизбывно сопутствует глубинное предчувствие радикальной дисгармонии.
  21. Глубина этого предчувствия коренится в инстинкте обреченности.
  22. Забота является, по сути, ничем иным, как замещением данного инстинкта.
  23. Весь парадокс заботы заключается в том, что посредством включения в нее разумное существо минует в повседневном режиме переживание своей обреченности.
  24. Наряду с этим, именно заботой аннулируется чистота переживания здесь и теперь.
  25. Включенность в заботу активизирует в разумном существе интуирование опосредованных причинностью пространственно-временных отношений.
  26. Таким образом, погружение в заботу производится через обусловленность причинно-следственным диалогом.
  27. Относительно разумного существа он функционирует по системе вызов-ответ.
  28. Привычный круг обусловленности размыкается страхом.
  29. Не следует смешивать страх с боязнью.
  30. Боязнь органически подспудна самой заботе.
  31. Она дает знать о себе через нежелательность какого бы то ни было упущения в режиме повседневности.
  32. Страх же активизирует инстинкт обреченности.
  33. Именно благодаря страху неумолимость гибели становится предметом переживания.
  34. Гибель сама по себе пребывает вне актуального переживания.
  35. Поэтому данное в страхе переживание гибели протекает исключительно опосредованным образом.
  36. Первичным измерением данного переживания предстает гибель другого.
  37. Гибель другого активизирует в разумном существе настороженность именно ввиду гипнотической убедительности аналогии себя и мира.
  38. Вторичным измерением данного переживания предстает наличие угрозы.
  39. Именно угроза актуальному наличию разумного существа наиболее действенно стимулирует в нем инстинкт обреченности.
  40. Оборотной подкладкой этого инстинкта является подозрение о собственной ничтожности.
  41. Боязнь призвана всегда и только к затмению этого видения.
  42. Разумное существо, как охваченное боязнью, находит оправданным свое доверие к миру и аналогичной ему воплощенности себя самого.
  43. Можно сказать, что единственно поддерживающим онтологическое доверие условием как раз и является боязнь.
  44. Элементарное объяснение этого обстоятельства кроется в том, что разумное существо неизбывно гипнотизировано неумолимостью причинно-следственных связей.
  45. Во всем происходящем им видится радикальная необратимость.
  46. В самом же деле, ходом развития любой ситуации предусмотрены множественные вариации ее возможного разрешения.
  47. Разумное существо находит себя обездоленным относительно данных возможностей.
  48. Ввиду этого подлинно необратимой, а потому безвыходной является разве что невозможность для разумного существа быть не иначе как воплощенным.
  49. Изнаночной подоплекой этой безвыходности является неминуемость гибели.
  50. Таким образом, подлинный смысл онтологической ситуации разумного существа раскрывается лишь в принципе иронии.
  51. Ирония решительным образом высвечивает безосновательность выказываемого разумным существом онтологического доверия.
  52. Фундамент иронии основан на беспощадном гротеске.
  53. Гротеск зиждется на контрасте безвыходности с движущим разумным существом чувством серьезного.
  54. Ибо только в непререкаемой серьезности выявляет себя неадекватность мировосприятия, составляющего для разумного существа некую норму.
  55. Ирония угадывает настоящую подоплеку действительности в сугубо игровом характере происходящего.
  56. Это означает, что ирония в первую очередь направлена на упразднение основательности какого бы то ни было ожидания.
  57. В ожидании разумное существо апеллирует к раскрытию смысла своей ситуации через последовательное выявление в происходящем дотоле скрытых возможностей.
  58. Инстинкту миропорядка свойственно усматривать в действительном обнаружение всей несоизмеримой полноты сферы возможного.
  59. Этот инстинкт находит в происходящем не что иное, как гарантированное выполнение неумолимостью причинно-следственных связей якобы произведенного ею обещания.
  60. Поэтому инстинкт миропорядка тесным образом сопряжен с видением безусловного преимущества существования перед гибелью.
  61. Чувство серьезного прививает разумному существу наблюдение себя заведомо защищенным от столкновения лицом к лицу с финальным проигрышем.
  62. Оправдание данному наблюдению оно обретает в исключении из сферы действительного стихии игры.
  63. Таким образом, все происходящее видится ему размеренно функционирующим ритмом выполнения того, что якобы ему посулено самим фактом соглашения с миром.
  64. Другими словами, безвыходность своего воплощения оценивается им как безусловное долженствование к тому, чтобы быть.
  65. Принятие этого долженствования имеет сугубо этический характер.
  66. Этическая основа самовосприятия всегда реализуется как гипнотизированность собственным наличием.
  67. Отсюда проистекает серия фикций, замыкающих круг бытийной одержимости разумного существа.
  68. Первой таковой фикцией является гипнотизированность собственной значимостью.
  69. Эта фикция обосновывается навязчивым бредом предназначения.
  70. Навязчивый бред предназначения есть стержень так называемой сверхценной идеи.
  71. Руководствуясь сверхценной идеей, разумное существо мистифицируется на предмет мнимого величия происходящего с ним.
  72. Второй фикцией является гипнотизированность собственной воплощенностью.
  73. Разумное существо принимает себя за распорядителя формой своего конкретного проявления.
  74. Поэтому оно неизбежно мистифицируется на предмет имения за пронизывающей его эмоционально-побудительной сферой автономного статуса.
  75. В самом же деле, внутренний мир разумного существа есть как бы зеркало, пассивно отражающее на своей поверхности инерцию наличного бытия.
  76. Третьей фикцией является гипнотизированность собственной уникальностью.
  77. Всякое разумное существо изначально мистифицировано перипетиями своего бытийного пути.
  78. Эта мистифицированность зиждется на усмотрении в происходящем с ним неповторимой траектории выхода к знанию сокровенной личной судьбы.
  79. В самом же деле, разветвленностью бытийных путей лишь манифестируется общая для всех воплощенных существ предопределенность к неминуемой гибели.
  80. Именно в одержимости находит себе непосредственное выражение принцип иронии.
  
  БОЛЬ
  
  1. Стержнем онтологического доверия служит незнание о природе подлинного зла.
  2. Онтологическое доверие - это фиксация вовлеченности разумного существа в сплошное течение вселенской инерции.
  3. Эта вовлеченность оборачивается для него уходом в беспробудный сон имманентности.
  4. Сама имманентность уже и есть состояние онтологического сна.
  5. Онтологический сон безапелляционным образом диктует разумному существу целую серию фикций.
  6. Комплексом этих фикций выстраивается онтологический фетишизм, диктуемый коллективным псевдосознанием.
  7. Через него сон разумного существа характеризуется угождением в капкан блаженствующего идиотизма.
  8. Блаженствующий идиотизм есть основа патологической неадекватности мировосприятия.
  9. В этой неадекватности отслеживается глубочайшее отчуждение разумного существа от своего бытийного статуса.
  10. Этот статус укоренен в самой сути произвола.
  11. Знание о нем аннулирует доверие разумного существа к форме своего воплощения в качестве безосновательного.
  12. Факт этого доверия означает как бы некую договоренность со внешним миром.
  13. Ибо самовосприятие разумного существа неотъемлемо от видения им аналогии себя и мира.
  14. За счет этого рождается гносеологический фетиш конкретной и наглядной истины.
  15. Претензия на истину прямо вытекает из наблюдения у сущего неоспоримого резона к его наличию.
  16. Тем самым утверждается гипнотизированность фактом наличия.
  17. Само наличие уже говорит разумному существу об имении за сущим безукоризненности онтологического основания.
  18. Основание же это усматривается в имманентности, как она есть сама по себе.
  19. Видение аналогии себя и мира внушает разумному существу гипнотическую фикцию самодовлеющей ценности факта его существования.
  20. Эта ценность воспринимается им уже через наблюдение сущего.
  21. Поэтому разумное существо справедливо обнаруживает неотъемлемость своего существования от имманентности.
  22. Отсюда проистекает этический фетиш наличного блага.
  23. Через этот фетиш разумным существом осуществляется нарочитый обход инстинкта собственной обреченности.
  24. Благодаря верованию во благо инстинкт обреченности подменяется наитием приобщения к изобильным дарам природы-матери.
  25. Это наитие укореняет разумное существо в гипнотической фикции благоговения перед вечной женственностью, как родительницей сущего.
  26. Из этого наития вытекает эстетический фетиш воплощенной красоты.
  27. Для разумного существа чувство прекрасного равнозначно предощущению невосполнимости утраты того, что дается ему в наличии.
  28. Таким образом, онтологическое доверие однозначно сводится к неукоснительной благодарности разумного существа за то, что оно вообще есть как таковое.
  29. Имеет место быть фундаментальное заблуждение касательно природы зла.
  30. Оно состоит в том, что зло якобы сводится к недостаточности блага.
  31. Гипнотическим наитием изначальности блага внушается принятие любви за искупительную потенцию всеобщего примирения.
  32. Таким образом, само зло принимается за простое нарушение бытийной гармонии.
  33. Правда же заключается в том, что за имманентностью кроется радикальная дисгармония.
  34. Именно в этой дисгармонии и состоит корень зла.
  35. Поэтому зло есть изначальная онтологическая данность.
  36. Эта данность укоренена в принципиальной немотивированности факта существования.
  37. Немотивированность, совпадающая с отсутствием абсолюта, не есть собственно зло.
  38. Она представляет собою только основание всякого возможного опыта зла.
  39. Глубинным измерением этого опыта является относительность бытийного наличия.
  40. Сам по себе этот опыт доступен для разумного существа лишь только через погружение в онтологический дискомфорт.
  41. Характеристикой этого дискомфорта является не что иное, как переживание боли.
  42. Относительность имманентного обусловлена отсутствием абсолюта.
  43. Таким образом, относительность, являющаяся выражением абсолютного отсутствия, равнозначна фундаментальному злу.
  44. Это означает, что подлинное зло никоим образом не может быть абсолютным.
  45. Опыт зла дается разве что в разительном контрасте с принципом блага.
  46. Благо же не имеет совершенно никакой сопряженности с тем, что дается объективно.
  47. Выходит, что подлинное зло выявляет неизбывно присущее имманентному качество дефектности.
  48. Безусловное отсутствие абсолютного идентично несуществованию истины.
  49. В претензии на существующую истину дает знать о себе руководящая архетипом универсалия опытного принципа.
  50. Она состоит в признании за вещностью достаточного основания к ее наличию.
  51. Истина может быть дана в опыте сугубо негативным образом.
  52. Этот негатив сводится к тому, что за истиной имеется разве что безусловное долженствование к тому, чтобы быть.
  53. Негативная основа истины состоит в произвольности чего бы то ни было из наличествующего.
  54. Укорененность в бездне произвола говорит обо всякой немотивированной данности, как коренным образом чудовищной.
  55. В чудовищности обреченного на неумолимое разложение наличия и состоит отсутствие резона к тому, чтобы быть расположенным к чувству прекрасного.
  56. Ибо этим самым чувством спящее существо лишь претендует на объяснение для себя факта своей представленности тому, что ему объективно дано.
  57. Произвол сам по себе совершенно индифферентен по отношению к собственным манифестациям.
  58. Ибо в хаотической структуре произвола заключено неизмеримо больше, чем раскрывается в его повседневной актуализации.
  59. Манифестация бездны всегда строго протекает как непреднамеренное истощение универсальной потенции бытия.
  60. Именно в обреченности бытийного наличия на разложение и сквозит его кардинальное нищенство перед немотивированной бездной произвола.
  61. В неумолимой разложимости всего сущего и состоит пружина фундаментального зла.
  62. Это означает, что подлинное зло имеет онтологическую, а потому исключительно объективную подоплеку.
  63. Тотальная разложимость сущего придает немотивированности произвола свойство энергетического вампиризма.
  64. Лишь за счет него произвол утверждается вновь и вновь в характеризующем его метафизическом качестве бездонной неисчерпаемости.
  65. Относительно наличествующего этот вампиризм проявляет себя через неспровоцированную агрессию.
  66. Посредством данной агрессии замыкается сферический вакуум глобального страдания, пронизывающий весь манифестированный космос.
  67. Страдание суть наиболее общий аспект зла.
  68. Частным аспектом зла является боль воплощенных существ.
  69. Только разумному существу свойственно драматическим образом интерпретировать собственную боль.
  70. Драматическая интерпретация боли как раз и есть содержание исключительно этической расценки зла.
  71. Качество зла для разумного существа вообще всегда имеет оценочную подоплеку.
  72. Ввиду этого боль видится ему не более как неким недостаточным исключением из общего правила.
  73. Правило же оно обнаруживает для себя в наитии всепроникающего блага.
  74. Разумное существо предрасположено находить в переживании радости неукоснительное аннулирование текущей боли.
  75. Поэтому оно неотвратимо оказывается мистифицированным на предмет преимущества радости над болью.
  76. В самом же деле, радостью обеспечивается разве что краткосрочный эффект анестезирования боли.
  77. Это означает, что переживание радости располагает относительно боли сугубо негативным качеством.
  78. Боль составляет непреходящую актуальность существования.
  79. Вместе с неотвратимостью гибели она исчерпывающе обнажает определяющую существование дефектность.
  80. Интенсивным переживанием боли обеспечивается решительный выход на стезю онтологического подозрения.
  
  УЯЗВИМОСТЬ
  
  1. Инстинктом обреченности диктуется альтернатива покорности и бунта.
  2. Дерзновение к бунту рождается из глубинного предчувствия бессмыслицы, насквозь пронизывающей факт существования.
  3. Это предчувствие сопутствует разумному существу на протяжении всего его бытийного пути.
  4. Бунт производится им вследствие невозможности заполучить удовлетворительный ответ на вопрошание о смысле представленной ему извне ситуации.
  5. Другими словами, дерзновение к бунту имеет своим истоком напряженное неведение разумного существа относительно своего бытийного удела.
  6. Таким образом, импульс бунта актуализируется тревожным предощущением безвыходности.
  7. Оборотной стороной этого предощущения является отчетливо ясное видение неотвратимости фатального проигрыша.
  8. Энергия бунта, пробуждающаяся в разумном существе, есть изнаночная подоплека движущего им чувства серьезного.
  9. Негативная изнанка серьезности определяется в нем инстинктом рока.
  10. Составляющим суть данного инстинкта предчувствием угадывается предопределенность к злосчастному финалу.
  11. Эта предопределенность переживается разумным существом как размеренное течение синхронизированного ритма происходящего.
  12. Структура этого ритма выстроена в систему вызов-ответ.
  13. Потенциальным вызовом является уже само пребывание субъективного в рабстве у объективного.
  14. Основанием данного рабства предстает неумолимая данность представленного извне.
  15. Внешняя данность всегда определяется в качестве объективного.
  16. По отношению к внешней данности актуальный ответ всегда и только располагает свойством реагирования.
  17. Таким образом, субъективное начало по определению оказывается пассивным.
  18. Эта пассивность и есть принципиальное содержание того рабства, в которое безвылазно угождает субъективное начало по факту своего воплощения.
  19. Через воплощение фиксируется обоюдная интерференция субъективного и объективного начал.
  20. В этой интерференции сквозит их равенство во взаимной онтологической ущербности.
  21. Благодаря данному равенству полагается единство субъективного и объективного в сковывающей их несвободе.
  22. Западня фундаментального рабства, довлеющего над архетипом, образуется дважды.
  23. Впервые она дает знать о себе в кандалах детерминистской обусловленности.
  24. Эта обусловленность состоит в гипнотической убедительности причинно-следственных связей.
  25. В самом же деле, каузальный диалог есть не более как проекция на движущую разумным существом эмоционально-побудительную сферу.
  26. Опыт неумолимости причинно-следственных связей дается разумному существу во мнимой безальтернативности случающегося.
  27. На субъективном уровне каузальный диалог отражается в соотношении мотива и результата.
  28. Всякое разумное существо склонно полагать, будто бы движущее им побуждение проистекает из независимой ото внешней среды основы.
  29. Правда же состоит в том, что мотивация всегда и только опосредована актуальными условиями происходящего.
  30. Говоря иначе, то, что разумное существо принимает за свой внутренний мир, имеет исключительно подсобное свойство в отношении обстоятельств мира внешнего.
  31. Таким образом, оно не является по-настоящему обладателем движущей им эмоционально-побудительной сферой.
  32. Именно эта сфера и есть сокровенная пружина того рабства, в котором оно пребывает.
  33. Разумное существо принципиально не ведает о корнях своего рабства.
  34. Единственно подлинным достоянием разумного существа, как субъективного начала, является немотивированность той субстанции, из которой оно составлено.
  35. Психическая организация человеческой субстанции сама по себе точно так же произвольна, как и ее физическая составляющая.
  36. Более того, воплощенность любого существа непредставима без направляющей ее эмоционально-побудительной сферы.
  37. Повседневное сознание, руководствующееся критериями целесообразности действия, есть наиболее верный гарант пребывания в плену тотального сна.
  38. Ему безусловно противостоит перспектива реального безумия, как потенции утверждения в подлинной свободе.
  39. В общем ряду онтологической иерархии нахождение разумного существа в плену космического гипноза явлено наиболее гротескным, а потому ироническим образом.
  40. Относительно него рабство усугубляется нарочитым неведением об имении за собой принципиальной возможности раскрепоститься от этого самого рабства.
  41. На нижестоящих уровнях вселенского миража несвобода осуществляется в бремени чистой инерции.
  42. Что же касается общечеловеческого архетипа, то здесь несвобода отягощается теми фикциями, которые производятся коллективным псевдосознанием.
  43. В сплошном ряду этих фикций особое место занимает гегемония стереотипов.
  44. Именно стереотипическим фетишизмом образуется вторичный слой обусловленности.
  45. Гегемония стереотипов утверждается тройственно.
  46. Во-первых, архетип декларирует безусловный приоритет целого перед частью.
  47. Это означает, что разумное существо находит для себя в фикциях коллективного псевдосознания безукоризненность повседневных ориентиров.
  48. Фикции коллективного псевдосознания всегда функционируют в значении механического регламента социального общежития.
  49. Регламентация социального общежития осуществляется как диктат объективности.
  50. Во-вторых, архетип декларирует обязательность повиновения в режиме субординации.
  51. Это означает, что приобретаемым в процессе общежития ярлыком будто бы выражается некая значимость той социальной позиции, которая занята индивидом.
  52. Никакой социальный ярлык не может быть определен в терминах онтологического превосходства.
  53. Параметры, согласно которым выстроена космическая ситуация, начисто исключают подлинность иерархического приоритета.
  54. В-третьих, архетип декларирует необходимость общего дела.
  55. Это означает, что интересы каждого индивида якобы долженствуют быть приведенными в соответствие с потребностями коллектива.
  56. Функционирование коллектива механически обслуживает вовлеченность в ритм уверенного приближения к общей для всех индивидов погибели.
  57. Поэтому единственным резоном к функционированию социального механизма является поголовная забота задействованных в работе коллектива существ.
  58. Забота как раз и есть наиболее общее основание гегемонии стереотипов.
  59. Эта гегемония сводится к ангажированию существ теми ярлыками, что отводятся им механическим функционированием коллектива.
  60. Гипнотическая убедительность ярлыков, навеянных коллективом, рождается из принятия разумным существом за подлинность своего сугубо фиктивного статуса.
  61. Энергетикой бунта фиктивность бытийного статуса игнорируется самым опрометчивым образом.
  62. В данном случае опрометчивость состоит уже в том, что функционирование социального механизма есть лишь наиболее поверхностный слой космического гипноза.
  63. Привкус радикальной свободы дается разве что через бескомпромиссное разотождествление со всякой внешней данностью.
  64. Здесь открывается перспектива чистого экстаза, как энергетического заряда изначального безумия.
  65. В пределах разума, вкупе с сотканной им коллективной мифологией архетипа, экстаз до последнего остается пустой, бесплодной перспективой.
  66. Через фикции разума подлинный экстаз подменяется состоянием аффекта.
  67. Аффектом выявляется диспропорция между ожиданием существа и ходом повседневного развития его онтологической ситуации.
  68. Наблюдение этой диспропорции вообще тесно связано с подверженностью ожиданию.
  69. Обесточивание напряжения, создаваемого ожиданием, равнозначно укоренению спящего существа в исчерпывающем знании тщетности всего происходящего с ним.
  70. Множественным альтернативам развития текущей ситуации обратно пропорциональна безальтернативность конечного исхода.
  71. Всякое разумное существо до последнего движимо недопущением того, что драматическим образом интерпретируется им как роковой финал.
  72. Благодаря этому недопущению оно, как бы в шутку над самим собой, удостоверяется в собственной уязвимости.
  73. Уязвимость обнаруживает себя в провоцирующей состояние аффекта отчужденности результата произведенного действия от обусловившего его мотива.
  74. Это означает, что подлинным распорядителем мотивов предстает лишь только механистичность глобальной инерции.
  75. Всякое разумное существо до последнего движимо боязнью опоздать.
  76. Аффективная энергетика бунта служит ему исключительно подсобным средством отвращения встречи с неминуемым.
  77. Любое действие, обусловленное заинтересованностью в благоприятном исходе, автоматически низводится к обслуживанию инертности происходящего вокруг.
  78. На глобальном уровне именно хаотическое сцепление разнородных побуждений обустраивает безжизненную механику вселенского действа.
  79. Привитие себе энергетического заряда безумия обезвреживает вовлеченность в размеренное протекание бессмыслицы.
  80. Только в доминантном обладании безумием реализуется пробуждение спящего духа.
  
  СУДЬБА
  
  1. Воля к бунту резигнируется чувством всепоглощающей покорности судьбе.
  2. За счет покорности разумное существо рассчитывает совладать с тревожащим его предощущением собственной обреченности.
  3. Обреченность открывается ему уже в осознании тщетности героического вызова.
  4. Природа героического вызова всегда уходит своими корнями в интуирование неукоснительного осуществления некоего вечного правосудия.
  5. Инстинкт обреченности находит суть этого правосудия неисповедимой в его неумолимости.
  6. Лицевая сторона непостижимого нутра высшего правосудия являет ему себя в наитии гармонической отлаженности причинно-следственного механизма.
  7. Бунт, как героический вызов, производится через динамичное противодействие обреченного собственной участи.
  8. Эта участь видится ему ни в чем ином, как в неизбывном диктате абсурда.
  9. В самом же деле, абсурд рождается только в контрасте с патологической серьезностью восприятия перипетий своего бытийного пути.
  10. Именно в патологической серьезности самовосприятия дает знать о себе драматическое наитие рока.
  11. Единственно роковой для воплощенных существ является разве что безальтернативность конечного исхода.
  12. Драматизация собственной участи основана, прежде всего, на ангажировании разумного существа произвольностью отведенного ему ярлыка.
  13. В ярлыке оно изыскивает для себя подлинное отражение своего бытийного статуса.
  14. Таким образом, спящее существо начинает принимать ярлык за адекватность той роли, в которую оно принуждено играть.
  15. Игра же переживается им как действенное выявление в происходящем безликой преднамеренности высшего правосудия.
  16. Далее, наитие рока схватывает в якобы преднамеренном характере происходящего раскрытие некоего глобального правила.
  17. Это правило видится спящим в дифференцированном распределении участей соответственно занимаемым существами позициям.
  18. Подверженное наитию рока существо принимает самого себя в качестве заведомо обделенного милостынями судьбы.
  19. Таким образом, оно переживает свою участь как фатально предопределенную во всех частных аспектах ее последовательного раскрытия.
  20. Выходит, что спящим существом рок всегда видится не иначе, как вопиющей несправедливостью обхождения высшего правосудия лично с ним самим.
  21. Это означает только то, что наитие рока имеет за собой сугубо оценочную подоплеку.
  22. Из поля зрения спящего существа, мистифицированного роком, по определению ускользает подлинный трагизм существования.
  23. В драматизме принятия всерьез перипетий своего пути как раз и рождается иронический эффект трагикомического гротеска.
  24. Трагичность состоит в том, что разумному существу не дано существовать иначе, как в строгом соответствии с отведенным ему ярлыком.
  25. Гротеск высвечивает в каждом ярлыке гипнотически убедительное клеймо произвола.
  26. Комичность же состоит в том, что разумное существо автоматически принуждено доверять мнимой адекватности своего ярлыка.
  27. Гротеск высвечивает в данном доверии не что иное, как абсурд.
  28. Ирония, как интуиция произвола, находит выражение абсурда относительно разумного существа в нарочитом обхождении им подозрения о своем подлинном статусе.
  29. Оно производится через идентификацию с какой бы то ни было внешней данностью.
  30. Любая из внешних данностей, по сути, и есть ярлык, которым произвол клеймит воплощенных существ.
  31. Первичным таковым клеймом относительно разумного существа является принадлежность к архетипу.
  32. Здесь фиксируется гипнотическая убедительность наблюдения общности с себе подобными.
  33. Она образует повседневно довлеющую над разумным существом ловушку антропологизма.
  34. Вторичным клеймом относительно разумного существа является его воплощенность.
  35. Здесь фиксируется гипнотическая убедительность внутреннего переживания.
  36. Она образует повседневно довлеющую над разумным существом ловушку психологизма.
  37. Третичным клеймом относительно разумного существа является проявленный космос.
  38. Здесь фиксируется гипнотическая убедительность внешнего переживания.
  39. Она образует повседневно довлеющую над разумным существом ловушку космизма.
  40. Субъективное начало, воплощенное как разумное существо, неизбывно прозябает в темнице объективного космического сна.
  41. Довлеющий над субъективным началом космический сон особо коварным образом замыкает герметичный вакуум концентрационной вселенной.
  42. Пружинным стержнем космического сна является глобальный матриархат.
  43. Глобальный матриархат - это средостение вселенского гипноза.
  44. Другими словами, вселенский гипноз есть спящее царство имманентности.
  45. В нем осуществляется безусловное доминирование фетиша вечной женственности.
  46. Наиболее общим выражением матриархата, как внутренней структуры онтологического плена, предстает сферическая замкнутость имманентного на самом себе.
  47. Эта замкнутость актуализируется на двух уровнях.
  48. Первичным, космическим уровнем является приоритет объективного внешнего перед субъективным внутренним.
  49. Здесь утверждена гипнотическая доминанта внешней данности над внутренним переживанием.
  50. Вторичным, планетарным уровнем является приоритет архетипической псевдообщности перед индивидуальной частностью.
  51. Здесь утверждена гипнотическая доминанта псевдовечности рода над личной гибелью.
  52. Таким образом, в мифологическом аспекте судьбы именно безусловная гегемония объективного задает ангажирующую существ программу фатальной предопределенности.
  53. Лейтмотив соответствующей мифологемы сводится к циркулирующему повторению того же самого.
  54. Это означает, что существо, мистифицированное судьбой, предощущает, что его участь исключительно подсобна участи той вселенной, в которой оно обитает.
  55. Отсюда интуирование им космического действа как синхронизированной ритмичности происходящего.
  56. Структура данного ритма воспринимается спящим существом в качестве обустроенной размеренно-органическим образом.
  57. Выходит, что оно исключает из механизма космического действа элемент радикальной диспропорции.
  58. Поэтому спящее существо неизбывно мистифицировано фикцией меры.
  59. Через эту фикцию наблюдается строгая пропорциональность в соотношении всевозможных внешних данностей.
  60. Спящий изначально обнадежен насчет выявления так называемым высшим правосудием непогрешимой справедливости.
  61. Поэтому разумное существо скорее предрасположено к безоговорочному принятию за должное ему извне отведенного, нежели к бунту.
  62. Что же касается импульса бунта, то он проистекает из заключенной в мифологеме судьбы внутренней противоречивости.
  63. В основании данного мифа заложены взаимоисключающие положения.
  64. С одной стороны, во всем происходящем отслеживается аспект необратимости.
  65. С другой стороны, спящему существу прививается чувство ответственности за неотвратимые последствия осуществляемого им действа.
  66. Эта ответственность внушается за счет предчувствия неминуемой расплаты за производимый выбор меж заранее продиктованными извне альтернативами.
  67. Импульсом бунта это предощущение обращено в драматическое наитие безвыходности.
  68. В склонном же к покорению существе осознание тщетности бунта исходит из недопущения диспропорции меж своим ожиданием и фиктивными намерениями судьбы.
  69. Поэтому спящий находит возможным обрести повседневную неуязвимость через содействие всепроникающей необходимости, наблюдаемой им в происходящем.
  70. Отсюда рождается навеянная мифологемой судьбы фикция житейской мудрости.
  71. Эта фикция основана в первую очередь на веровании в безоговорочно действенное приложение на практике нажитого в повседневности опыта.
  72. Спящее существо вообще неотвратимо обрастает старческим бременем мудрости.
  73. Источником мудрости всегда является нарочитая память о минувшем.
  74. Для спящего существа ценность минувшего сопряжена с настороженным недопущением обделенности дарами судьбы.
  75. Ценность минувшего также для него равна ценности нажитого, обусловленной заведомым предупреждением неблагожелательного развития текущей ситуации.
  76. Стало быть, руководствуясь житейской мудростью, спящее существо до последнего силится отсрочить неминуемость своего конца.
  77. Поистине же, самый факт существования является отстроченным гибелью.
  78. Непредусмотренным вторжением случая в лоно повседневной обыденности начисто упраздняется резон к самонадеянному полаганию существа на свою умудренность.
  79. Нет ничего более безусловным образом гарантированного, нежели гибель.
  80. Гибель, как подлинное мерило того, что есть, служит предвестием окончательного утверждения спящего существа не иначе, как в статусе проигравшего.
  
  БЕСПОЧВЕННОСТЬ
  
  1. Родовой архетип человечества всецело укоренен в почвенном принципе.
  2. Принцип почвы довлеет над ним через обусловленность временем.
  3. Эта обусловленность зиждется на субстанциальной основе времени.
  4. Субстанциальная основа времени отнюдь не равна длительности.
  5. Простая бытийная длительность - это только мираж, оседающий призраком в глубинах памяти.
  6. Именно память представляет собою орудие той обусловленности, которая преобладает временем над человеческими существами.
  7. Архетип извечно принимает простую бытийную длительность за основание времени.
  8. В самом же деле, она составляет лишь иллюзию, мистифицированную шаблонами памяти в значении мнимой подлинности того, что нечто происходит.
  9. Что же касается памяти, то ей свойственна некоторая двойственность.
  10. С одной стороны, она дает знать о себе в индивидуальной памяти.
  11. Здесь повседневный опыт разумного существа становится опосредованным через включение в причинно-следственные связи.
  12. С другой стороны, она дает знать о себе в генетической памяти.
  13. Здесь повседневный опыт разумного существа становится обусловленным теми ярлыками, которые создаются программой наследственности.
  14. Воздействие на существо индивидуальной памяти сводится к гипнотизированию простой бытийной длительностью.
  15. Через этот гипноз обусловленность временем определяется только в параметрах опыта причинно-следственных связей.
  16. Относительно этого опыта разумное существо заведомо оказывается в пассивной позиции реагирования.
  17. Что же касается шаблонов генетической памяти, то здесь оно предстает перед опытом того, что диктуется ему извне как некая неумолимая данность.
  18. Специфическое свойство этого опыта состоит в гипнотически убедительной ловушке бытийного постоянства.
  19. Именно постоянство есть субстанциальная основа времени.
  20. Человеческий родовой архетип неизбывно мистифицирован насчет этой основы.
  21. Она видится ему не подлежащей отмене вечностью того, что существует.
  22. Прежде всего, эта вечность наблюдается им в себе самом.
  23. Благодаря соответствующему наитию архетип свидетельствует себя как самодовлеющую ценность.
  24. Ввиду этого шаблонам генетической памяти удается навязать существам доминанту своего существования над их неизбежной гибелью.
  25. Стало быть, генетическая память есть всегда и только чума, в режиме постоянства довлеющая над существами человеческого уровня.
  26. Ибо только в безоговорочном ее принятии разумное существо глубочайшим образом отчуждается от себя самого, как реального субъекта.
  27. Чумной характер индивидуальной памяти тесно сопряжен с гипнотизированием мнимой неукоснительностью диалога причины и следствия.
  28. Существование человеческого рода совершенно непредставимо без той внешней среды, которая составляет ареал его обитания.
  29. Пространство-время образуют момент довлеющей над архетипом актуальности.
  30. Эта актуальность и определяется в качестве безальтернативности почвенного принципа.
  31. Стало быть, конкретная воплощенность каждого разумного существа по отношению к себе всегда есть это.
  32. Видению аналогии себя и мира соответствует видение архетипической аналогии.
  33. В повседневности она переживается как наитие общности с себе подобными.
  34. Зачаточным состоянием онтологического подозрения служит интимное предчувствие разумным существом подлинной сути своего бытийного статуса.
  35. Оно развивается в нем как напряженное переживание онтологического одиночества.
  36. Единственным обстоятельством, обезвреживающим в режиме повседневности соответствующее переживание, как раз и является наитие общности с себе подобными.
  37. Это наитие становится убедительным разве что в практике диалога.
  38. Всякий диалог есть результат некоторого насилия.
  39. Другими словами, прежде включения в диалог разумное существо должно быть уверено, что ход его развития соответствует тем интересам, которыми оно лично движимо.
  40. Разумное существо постоянно мистифицировано насчет источника своих интересов.
  41. По сути, за каждым диалогом кроется решительное отсутствие у его участников подлинного намерения к тому, чтобы он ими был производен.
  42. Стало быть, любой диалог неявным образом подразумевает свою исключительно насильственную составляющую.
  43. Внешняя, сугубо поверхностная дефектность диалоговой чумы подчеркнута тем, что именно через вовлеченность в нее активизируется страх.
  44. Одно уже это говорит за то, что посредством диалога разумное существо находит в себе подобном повседневный источник прямой угрозы своему наличию.
  45. Но дефектная подкладка диалоговой чумы отнюдь не исчерпывается лишь этим.
  46. В самом же деле, насильственная составляющая диалога основана, прежде всего, на элементарной невозможности для разумного существа быть принципиально одиноким.
  47. Разумное существо оказывается расположенным к диалогу только вследствие активного недопущения им того, чтобы оказаться предоставленным себе самому.
  48. За счет этого и фиксируется наитие общности с себе подобными.
  49. Ловушкой архетипической аналогии поддерживается миф о крайней близости одного другому.
  50. В самом же деле, в этой ловушке сквозит глубочайшая отчужденность разумного существа от себя самого, как субъективного начала.
  51. Потаенным стержнем заинтересованности в диалоге является ужасание разумного существа перед бездной личной неопределенности.
  52. Это означает, что, будучи вовлеченным в диалог, оно нарочито обходит схватывание своего подлинного онтологического инстинкта.
  53. Обхождение данного инстинкта как раз и закладывает фундамент радикальной отчужденности от себя самого, как реального субъекта.
  54. Помимо участия в диалоге, эта отчужденность производится через ангажированное включение в механическую работу коллектива.
  55. Это есть не что иное, как расчет на обладание долей в коллективном наследии.
  56. Коллективная мифология гуманоидной стадности неизбывно зиждется на ангажировании человеческих существ перспективой общего блага.
  57. Эта перспектива видится ей в нормированном приобщении всех и каждого к милостыням природы-матери.
  58. Существо, функционально вовлеченное в механическую работу коллектива, находит потенциальное благо черпаемым от избытка минувшего, прирастающего в потомстве.
  59. Поэтому лично для него единственно гарантированная перспектива сводится к самозабвенности растворения в безликой стихии рода.
  60. Таким образом, ритм социального общежития обезвреживает разумное существо, как субъективное начало, дважды.
  61. Во-первых, через диалоговую чуму взаимодействия с себе подобными.
  62. Во-вторых, через функциональное обслуживание коллективного родового бессмертия.
  63. Стадной мифологеме общего блага постоянно сопутствует монструозная чума гибридной войны всех против всех.
  64. Именно через нее сквозит надлом в гипнотически убедительном наитии общности с себе подобными.
  65. Гибридная война всех против всех сплошняком пронизывает планетарное общежитие.
  66. На человеческом уровне она выражает себя наиболее конфликтным образом.
  67. Ибо разумное существо до последнего несогласно с перспективой нормированного распределения того, что составляет так называемое коллективное наследие.
  68. Неотвратимость конечного исхода оно полагает возможным компенсировать через сохранение и приумножение нажитого в собственном потомстве.
  69. Стало быть, наряду с прочими воплощенными существами, разумное существо безудержно вовлекается в кровавое жертвоприношение тотему рода.
  70. Онтологическое подозрение развивается в разумном существе из осознания глубинной тщетности пестования обезличенной родовой стихии.
  71. Оно всегда знало, что относительно него это оборачивается лишь забвением постоянно гнездящегося в нем инстинкта обреченности.
  72. Далее, онтологическое подозрение развивается как глубина предощущения принципиальной чуждости проявленного космоса населяющим его существам.
  73. Ибо задействованное пребывание в нем, утверждаемое как бытийное постоянство, оборачивается лишь замыканием извечно циркулирующего круговорота страдания.
  74. Онтологическое подозрение находит разумное существо принципиально отчужденным относительно тех, кто по наитию принимается им за себе подобных.
  75. Ибо вовлеченное взаимодействие с ними, утверждаемое как бытийная длительность, оборачивается лишь переживанием боли.
  76. Онтологическое подозрение удостоверяет разумное существо в преимуществе боли над радостью.
  77. Затем оно показывает ему преимущество стихии гибели надо всяким существованием.
  78. Наконец, онтологическим подозрением вскрывается радикальная дисгармония как фундамент мироустройства.
  79. Утверждаясь в онтологическом одиночестве, разумное существо начинает видеть в своей воплощенности нечто внешнее относительно себя, как субъективного начала.
  80. Для субъективного начала онтологическое одиночество идентично опыту беспочвенности, как неимения за собою укорененной в мире отчизны.
  
  ПРОВИДЕНИЕ
  
  1. Встрече с собой, как с подлинным субъектом, предшествует апелляция к разуму.
  2. Эта апелляция, выражающаяся в мифе о провидении, производится вследствие активизации в существе инстинкта онтологической обреченности.
  3. Существо, столкнувшееся с личной неопределенностью, воспринимает себя неспособным совладать с драматизмом той ситуации, которой оно предоставлено.
  4. Таким образом, оно становится расположенным к принятию мифа о провидении ввиду столкновения со своей элементарной беспомощностью.
  5. Беспомощность состоит уже в неимении за собою основания к тому, чтобы быть самонадеянным.
  6. Отказ от самонадеянности обусловлен подозрением о том, что повседневным ходом действительности вскрыта далеко не вся полнота возможного.
  7. Выражаясь иначе, космическая ситуация заключает в себе элемент радикальной обратимости причинно-следственных связей.
  8. Эта обратимость переживается как онтологический парадокс, образующий саму органику действительности.
  9. Онтологический парадокс есть выражение метафизического абсурда.
  10. Основанием метафизического абсурда является отсутствие в размеренном течении глобальной инерции качества непреложности.
  11. Провиденциальный миф изымает у высшего правосудия подлинное намерение относительно раскрытия в повседневной обыденности смысла происходящего.
  12. Ибо соотношение возможного и действительного характеризуется принципиальностью разрыва между ними.
  13. Источник этого разрыва, согласно провиденциальному мифу, кроется в нарушении гомогенности бытия.
  14. Гомогенность определяется в статусе изначальной гармонии.
  15. Она интерпретируется провиденциальным мифом как простая самодостаточность онтологической стихии.
  16. Таким образом, изначальная гармония сводится к однородности и непротиворечивости потенциалов, составляющих универсальную возможность.
  17. Вселенский разум свидетельствует себя как ее самодовлеющего обладателя.
  18. Другими словами, универсальный интеллект исключает ускользание чистой онтологической стихии от своего контроля, видящегося ему всеохватным.
  19. Более того, из сферы возможного им выводится стихийная составляющая как таковая.
  20. Поэтому ее актуализация в проявленном бытии и свидетельствуется универсальным интеллектом как благодать простого наличия.
  21. Далее, согласно провиденциальному мифу, глобальная драма рождается из выброса сущего на стезю исторического действия.
  22. Это означает, что непосредственная космическая стихия переформатируется в структуру бытийной длительности.
  23. Именно в данном переформатировании и состоит нарушение гомогенности бытия.
  24. Нарушение гомогенности бытия осуществляется лишь в связи с тем, что наличествующее не исчерпывает всю полноту онтологических возможностей.
  25. Таким образом, в самой несоизмеримой совокупности бытийных потенциалов кроется некая инфернальная возможность.
  26. Инфернальная возможность актуализируется посредством отступления от простой самодостаточности пребывающего в своем блаженстве бытия.
  27. Вследствие этого космическая ситуация развивается в последующем как история.
  28. Согласно мифу о провидении, содержание истории представляет собою вселенскую драму искупления.
  29. Предметом искупления является нарушение актуализацией инфернальной возможности изначальной бытийной гармонии.
  30. Историческое действие производится через обоснование космической ситуации в критериях причины, цели и направления.
  31. Это означает, что в контексте мифа о провидении вселенский разум выступает в роли первопричины.
  32. Именно первопричиной задается раскрывающийся в ходе истории сценический регламент вселенского действа.
  33. Исторический сюжет, отмеренный в параметрах этого регламента, придает человечеству значение центрового узла вселенской драмы.
  34. В соответствии с мифом о провидении архетип человечества подчиняется перспективе всеобщего искупления.
  35. Отсюда возникает соответствующее данному мифу наитие любви, как беспрецедентного средства излечения принципиальной дисгармонии бытия.
  36. Это наитие выражает себя в главнейшем персонаже исторического сюжета.
  37. По отношению к воплощенным существам он являет себя в фигуре искупителя.
  38. В фигуре искупителя дает знать о себе манифестация первопричины.
  39. Явление искупителя размыкает сплошную однородность внешнего тока инерции.
  40. Ибо, согласно провиденциальному мифу, первопричине не свойственно непосредственно вмешиваться в бытийную длительность.
  41. Поэтому манифестация первопричины презентуется не иначе, как чудо.
  42. Достоверностью феномена чуда как раз и поддерживается в человеческих существах чаяние последующего искупления.
  43. Выражаясь иначе, в разрыве цепи повседневной обыденности заключена своего рода непреложная гарантия того, что ход истории имеет размеренное направление.
  44. Таким образом, явление искупителя не подразумевает собою ничего принципиально неожиданного.
  45. Чудо явления искупителя имеет своей подосновой его заведомое предвозвещение через агентов первопричины.
  46. Итак, провиденциальный миф основан на предположении, будто бы смысл происходящего последовательно раскрывается как приход к некой конечной перспективе.
  47. Это перспектива эсхатологического финала, как стержневой оси исторического сюжета.
  48. Окончательному раскрытию смысла, заключенного в структуре исторического действия, служит как раз таки первоначальное явление искупителя.
  49. В результате своего первого прихода искупитель становится архетипом коллективного избавления человечества от сумы вселенской драмы.
  50. Предметом избавления является общая для всех человеческих существ неминуемость погибели.
  51. Ибо, согласно провиденциальному мифу, именно в неминуемости погибели проявляется доисторическая поврежденность изначально гармонического бытия.
  52. Далее, наитием всепроникающей любви, связанной с первым приходом искупителя, преодолевается разобщенность человеческих существ.
  53. Таким образом, в онтологическом одиночестве усматривается выражение греха, прямо вытекающего из поврежденности бытия.
  54. Преодоление этой разобщенности осуществляется в организации общины верных, предназначенной к встрече с повторным приходом искупителя.
  55. Наконец, в результате первичной манифестации первопричины декларируется гарантия достижимости каждым из человеческих существ личного спасения.
  56. Спасение, согласно мифу о провидении, сводится к возвращению в некогда утраченный с поврежденностью бытия отчий дом.
  57. Возвращение в отчий дом есть не что иное, как встреча с первопричиной прежде роковой развязки исторического сюжета в повторном приходе искупителя.
  58. Мифологема провидения всецело соткана из серии противоречий.
  59. Сцепление этих противоречий дает трансцендентный скепсис, как неверие в первопричину.
  60. Трансцендентный скепсис есть начальное преддверие видения принципиальной безосновательности апелляции к разуму.
  61. Первичное противоречие исходит из неведения о природе метафизического абсурда.
  62. Скелетом метафизического абсурда является разрыв между возможным и действительным.
  63. Этот разрыв сводится к радикальной диспропорции меж несоизмеримой совокупностью бытийных потенциалов и их повседневной актуализацией.
  64. Выходит, что разладом в размеренном протекании диалога причины и следствия обеспечивается прорыв метафизического абсурда сквозь внешний покров инерции.
  65. Поэтому универсальный интеллект не является обладателем безграничной полнотой онтологических возможностей.
  66. Ибо, в противном случае, все происходящее само собой непреложным образом свидетельствовало бы о безусловном тождестве действительного и разумного.
  67. Вторичное противоречие исходит из неведения о природе чуда.
  68. Основанием чуда является его фундаментальная неразумность.
  69. Потенция чуда тесно сопряжена с обратимостью причинно-следственных связей.
  70. Более того, именно чудом подтверждается возможность решительного размыкания одномерного течения вселенской инерции произведением кардинально необычного.
  71. Таким образом, единственно подлинным источником того, чтобы чудо произошло, предстает лишь только немотивированность существования.
  72. Уже сама причастность разума к чуду дает в контрасте с ним эффект абсурда.
  73. Третичное противоречие исходит из неведения о природе инфернальной возможности.
  74. Корневищем ее является то, что бытие принципиально не может проявиться оптимальным образом.
  75. Стало быть, оно неизменно располагает в качестве собственной тени зеркальной инверсией себя самого.
  76. Поэтому бытию постоянно сопутствует неотвратимость своего обнищания.
  77. Таким образом, изначальная гармония суть только мифологическое наитие, рожденное глубокой тоской по разумной обоснованности существования.
  78. В противном случае, именно первопричиной инициируется размыкание изначального онтологического блаженства с целью последующего возвращения к ней же самой.
  79. Это возвращение, лежащее в основе мифа о провидении, дает в контрасте с апелляцией к разуму, мистифицируемому в значении первопричины, один лишь абсурд.
  80. Сплошной абсурд, из которого составлен провиденциальный миф, лишний раз выявляет однозначную невозможность обоснования происходящего в категориях разума.
  
  ПОТЕРЯННОСТЬ
  
  1. Мотив высшего правосудия является общим местом в мифах о судьбе и провидении.
  2. Оно обязательно наделяется атрибутом неотвратимого возмездия.
  3. Через это возмездие существу воздается за неповиновение высшему правосудию.
  4. Однако существует некоторое различие в том, как высшее правосудие определяется в каждом из двух мифов.
  5. Так, согласно мифу о судьбе, ему свойственна неукоснительная справедливость.
  6. Поэтому существо до последнего хочет быть уверено, что благодаря соблюдению покорности оно обеспечит себе снискание щедрых даров судьбы.
  7. Будучи мистифицированным судьбой, оно ориентировано на благо, как на то, что непосредственно дано ему в досягаемой близости.
  8. Миф о судьбе всегда связывает потенцию приобщения к благу с принципом наличия.
  9. Что же касается высшего правосудия, то здесь его ход отмерен в качестве непреложного протекания причинно-следственных связей.
  10. Необратимость случившегося равна для существа, мистифицированного судьбой, ответственности за последствия произведенного в данной ситуации выбора.
  11. Именно потому существо обязуется заведомо ограждать себя от допущения роковой ошибки.
  12. Поскольку, в противном случае, ему гарантируется разве что неотвратимое возмездие со стороны судьбы.
  13. То, что им может быть принято за ее насмешку, с позиций умудренности житейским опытом расценивается как плод неведения о собственной вине.
  14. Итак, мифологема судьбы всецело основана на представлении о том, что высшее правосудие мотивировано соображениями исключения возможной пощады.
  15. Самый факт существования, в соответствии с провиденциальным мифом, уже есть следствие некой вины.
  16. Эта вина интерпретируется в значении онтологического греха.
  17. Его содержанием является коллективная провинность общечеловеческого архетипа перед первопричиной.
  18. Она сводится к нарочитому отступлению от первозданного блаженства.
  19. В контексте провиденциального мифа неотъемлемым атрибутом высшего правосудия является его безграничное милосердие.
  20. Милосердие провидения состоит уже в том, что человеческим существам открыто возвращение к некогда утраченному первозданному блаженству.
  21. Это возвращение осуществляется как на личном, так и на коллективном уровне.
  22. Существо, открывающееся провидению, заполучает гарантию пресыщения загробным блаженством.
  23. Именно в этом и состоит определение личного спасения.
  24. Наконец, человеческий род, организующийся в общину верных, заверяется обещанием насчет вселенского искупления.
  25. Оно может осуществиться не иначе, как с повторным явлением искупителя.
  26. Поэтому вселенское чудо поголовного избавления и есть предмет общечеловеческого упования.
  27. Далее, согласно провиденциальному мифу, обещание личного спасения и вселенского искупления скрепляется договоренностью первопричины с общиной верных.
  28. Это означает, что личное спасение недостижимо вне принадлежности к ней.
  29. Существо, обнадеженное перспективой спасения, считает возможным снять с себя тяжкий груз онтологического одиночества только через эту принадлежность.
  30. Оно ищет в патронаже общины верных не что иное, как материнское заступничество в ситуации своего расставания с отчим домом.
  31. Жажда личного спасения вообще всегда мотивируется интенсивной тоской по несуществующей отчизне.
  32. Опыт беспочвенности, сопутствующий этой тоске, есть ознаменование того, что существо неизбывно переживает себя в качестве бездомного.
  33. Это переживание усугубляется в нем чувством заброшенности в сердце юдоли.
  34. Наряду с обретением пристанища в материнском лоне общины верных, существо уповает на возмещение своей бездомности обращением к первопричине.
  35. Бездомное существо до последнего полагает, что в диалоге с первопричиной, как со своим другим, оно разделяет досаждающее его чувство обреченности.
  36. Выражаясь иначе, через обращение к своему другому потерянное существо уповает избавиться от обременяющего его переживания онтологического одиночества.
  37. Радикальный конец состояния онтологического одиночества предвосхищается им в приобщении к загробному блаженству.
  38. Поэтому бездомное существо решительно переоценивает драматизм своей текущей ситуации.
  39. Она видится ему не более как средством искупительного возмещения некой личной провинности перед первопричиной.
  40. Бездомное существо уже по определению находит свою обреченность возмещенной последующим возвращением в отчий дом.
  41. Между тем, оно хочет быть удостоверено, что милосердие провидения не является одной только голословной декларацией.
  42. Ибо, в противном случае, подтачиваются основания к тому, чтобы уповать на перспективу избавления.
  43. Таким образом, диалог с первопричиной оборачивается претензией на заключение с ней своего рода сделки.
  44. В противоположность мифу о судьбе, миф о провидении констатирует изначальную произвольность самоопределения человеческих существ.
  45. Эта произвольность представляется как их исключительная прерогатива, дарованная первопричиной еще в состоянии изначального блаженства.
  46. Именно в этой произвольности, как утверждает мифологема провидения, и состоит корневище инфернальной возможности.
  47. По сути дела, это самоопределение сводится лишь к альтернативе послушания и сопротивления так называемому разумному замыслу.
  48. Таким образом, самоопределению человеческих существ отнюдь не присуще качество подлинной произвольности.
  49. Ибо оно заведомо аннулировано продиктованной разумным замыслом альтернативой.
  50. Существо согласно быть послушным лишь в том случае, если разумный замысел засвидетельствует в ходе повседневности свое милосердие.
  51. Проявление милосердия оно ищет в достоверности чуда, размыкающей обыденный ритм повседневного течения инерции.
  52. Невозможность прямого обнаружения чуда в режиме обыденности аннулирует некогда выказанное существом упование.
  53. В результате оно скоропалительно выходит на тропу трансцендентного скепсиса.
  54. Трансцендентный скепсис в своем оперативном развитии проходит несколько стадий.
  55. По своему завершению он оставляет бездомное существо наедине с его потерянностью.
  56. Опыт потерянности начинается посредством прекращения диалога с первопричиной.
  57. Бездомному существу открывается, что сам по себе этот диалог всегда был лишь самообманом, рожденным в нем от осознания собственной беспомощности.
  58. Проистекающий из этого диалога страх перед первопричиной тесно связан с беспокоящим существо инстинктом обреченности.
  59. Изнаночной подоплекой этого страха является не что иное, как монолог, обращенный заклинанием к бездне личной неопределенности.
  60. Далее, потерянность реализуется в существе через выход из-под материнской опеки общины верных.
  61. Отныне принадлежность к ней ему видится лишь терапевтическим затмением повседневного видения своего банального бессилия.
  62. Гарантированно предоставляемое ею утешение суть не что иное, как постоянно прививавшаяся ему анестезия не подлежащей разделению с кем-либо интенсивной тоски.
  63. За счет ее анестезирования как раз и создавалось наитие общности с оглашенными мифологемой провидения, образующими общину верных.
  64. В последующем опыт потерянности развенчивает наитие разумного замысла.
  65. Бездомное существо неуклонно предчувствовало, что в самой мысли о нем кроется неистребимая фальшь.
  66. Она схватывается им через предощущение того факта, что соответствующим наитием застилается видение бездны изначального безумия.
  67. Таким образом, самая структура действительности не представляется ему более высвечиваемой запросом на разумное обоснование происходящего.
  68. Из этого выходит интуиция относительно фундамента чуда.
  69. Бездомное существо открывает для себя, что чудо принципиально неразумно.
  70. Соответствующая интуиция подкрепляется в нем твердым осознанием того, что в самом разуме заложено глубочайшее недоверие к феномену чуда.
  71. Ибо все происходящее он тщится соизмерить в параметрах мнимой непреложности причинно-следственных связей.
  72. Отсюда проистекает утрата упования на перспективу вселенского искупления.
  73. Бездомному существу дается смутное видение того, что именно тотальная дисгармония составляет изначальную подоснову бытия.
  74. Стало быть, приход искупителя никогда не был и не будет засвидетельствован в статусе заведомо предвозвещенного.
  75. Ибо у подлинного источника чуда, коренящегося в бездне изначального безумия, отсутствует целесообразное намерение насчет того, чтобы оно было произведено.
  76. Наконец, опыт потерянности идентичен отказу от личного спасения.
  77. Бездомное существо не находит более метафизическое небо совпадающим с несуществующей отчизной, как предметом своей неразделенной тоски.
  78. Перспектива загробного блаженства отныне принимается им за настойчивое игнорирование своего глубокого онтологического инстинкта.
  79. Кроме того, динамика трансцендентного скепсиса открывает ему, что основание его наличия куда более бездонно, нежели то, что прежде он видел как первопричину.
  80. В конечном счете, потерянность есть не что иное, как совершенное укоренение в трагизме онтологического одиночества.
  
  СКОРБЬ
  
  1. Опыт изначального безумия идентичен переживанию ужаса.
  2. Ему предшествует стремление к обладанию истиной.
  3. Другими словами, разумное существо претендует на обоснование своего актуального наличия в качестве безусловного.
  4. Безусловность актуального наличия обнаруживается им в переживании здесь и теперь.
  5. В самом же деле, это переживание далеко не является безусловным.
  6. Оно всегда опосредовано включением разумного существа в пространственно-временные ориентиры.
  7. Ориентированию в пространстве-времени неизбывно подспуден гипноз всепроникающей причинности.
  8. Таким образом, в повседневном режиме разумное существо оказывается принципиально выведенным из сферы чистого переживания.
  9. Повседневное сознание до последнего озабочено доказательством безальтернативности того, что нечто вообще существует.
  10. Стало быть, переживание здесь и теперь неотъемлемо от гипнотизированности наличием.
  11. В отношении разумного существа гипноз всегда реализуется как онтологический сон.
  12. Погружение в онтологический сон производится опосредованностью актуального опыта гегемониями пространства, времени и причинности.
  13. Гегемония пространства состоит в гипнотизировании протяженностью.
  14. В отношении разумного существа протяженность всегда предстает как космос.
  15. Космическая ситуация изначально переживается им в статусе актуализированной бесконечности.
  16. Это означает, что разумное существо в самом начале принципиально отчуждено от стихии чистой немотивированности.
  17. Гегемония времени состоит в гипнотизировании длительностью.
  18. В отношении разумного существа время всегда предстает как размеренное протекание наблюдаемого им в повседневном режиме порядка вещей.
  19. Время по определению не может быть предметом внутреннего переживания.
  20. Это означает, что разумному существу потенциально дано предощущение безвременья.
  21. Гегемония причинности состоит в гипнотизировании закономерностью.
  22. В отношении разумного существа причинность всегда предстает как синхронизированный ритм происходящего.
  23. Причинность не исчерпывается одним только внешним переживанием.
  24. Это означает, что причинно-следственный диалог прямо запечатлен в интимном аспекте повседневного опыта разумного существа.
  25. Именно гипнозом причинно-следственного диалога пространству-времени сообщается наитие непререкаемости.
  26. Включение в пространственно-временные ориентиры осуществляется монструозной чумой индивидуальной памяти.
  27. Индивидуальная память есть не что иное, как гипнотическая цензура, направляющая повседневный опыт разумного существа.
  28. Только за счет нее затемняется чистота переживания ориентирами до и после.
  29. Факт переживания здесь и теперь неизбывно принимается в связи с тем, что было прежде и будет затем.
  30. Одно уже это отнимает у момента здесь и теперь качество непреходящей актуальности переживания.
  31. Безусловность переживания аннулируется гипнотически довлеющими над повседневным сознанием фиктивными абстракциями.
  32. Через них как раз и дает знать о себе озадаченность повседневного сознания обоснованием актуального наличия.
  33. Природа данной озадаченности глубинным образом сопряжена с руководящей спящим существом заботой.
  34. Таким образом, повседневное сознание всегда патологически одержимо.
  35. Содержанием одержимого сознания как раз и является скованность фиктивными абстракциями пространства, времени и причинности.
  36. Эта скованность утверждается через присущую повседневному сознанию вопросительность насчет смысла текущей ситуации.
  37. Отсюда рождаются три руководящих повседневным сознанием принципа - опоры, координации и проводника.
  38. Принцип опоры явлен гегемонией пространства.
  39. Она основана на запросе о месте.
  40. Здесь определяющими предстают вопросы где, куда и откуда.
  41. Ответы на эти вопросы даются ориентирами там, туда и оттуда.
  42. Принцип координации явлен гегемонией времени.
  43. Она основана на запросе о сроках.
  44. Здесь определяющим предстает вопрос когда.
  45. Ответ на этот вопрос дается ориентирами тогда и потом.
  46. Принцип проводника явлен гегемонией причинности.
  47. Она основана на запросах о причине и цели.
  48. Здесь определяющими предстают вопросы почему и зачем.
  49. Эти вопросы опосредованы диктатом направления, а потому не имеют относительно себя безальтернативного ответа.
  50. Диктат направления дает знать о себе в запросе об обстоятельстве.
  51. Здесь определяющим предстает единственный и, по сути, неразрешимый вопрос как.
  52. Неоднозначным ответом на вопрос о направлении создается неудовлетворенность повседневного сознания предложенными ему ориентирами.
  53. Эта неудовлетворенность зиждется на внутренних противоречиях разума, из фикций которого как раз и соткано повседневное сознание.
  54. Разум бессилен в предложении безукоризненных траекторий бытийного пути.
  55. Поэтому навеянные разумом ориентиры обратно пропорциональны всегда сопутствующей спящему существу угрозе оказаться дезориентированным.
  56. В дезориентации как раз и заключена потерянность спящего существа.
  57. Именно в ней состоит принципиальное определение его изначального удела.
  58. Потерянность служит порогом выхода в бездну изначального безумия.
  59. Через этот выход осуществляется радикальная электрификация потерянного существа молниеносным зарядом ужаса.
  60. Ужас равносилен опыту принципиальной немотивированности существования.
  61. Апелляция к разуму не способна гарантированным образом упредить от этого опыта.
  62. Ибо разум вообще есть не иначе как непроизвольный зодчий вселенского сна.
  63. Переживание ужаса реализуется в бескомпромиссном уничтожении фиктивных абстракций, довлевших над спящим существом, казалось бы, неодолимым образом.
  64. Первичной стадией ужаса является низвержение гегемонии пространства.
  65. Здесь опытом изначального безумия дается разрыв с принципом опоры.
  66. Этот разрыв обесточивает напряжение, свойственное диалогу с себе подобным.
  67. Вторичной стадией ужаса является низвержение гегемонии времени.
  68. Здесь опытом изначального безумия дается разрыв с принципом координации.
  69. Этот разрыв погружает в стихийный поток безвременья.
  70. Третичной стадией ужаса является низвержение гегемонии причинности.
  71. Здесь опытом изначального безумия дается разрыв с принципом проводника.
  72. Этот разрыв вскрывает универсальную тщету апелляции к разуму.
  73. Отрезвленное переживанием ужаса, существо обращается как бы в содранный с могучего древа листок, стихийно несомый по ветру немотивированности.
  74. Электрификация ужасом ввергает его в логово категорического несчастья.
  75. Оно состоит в исчерпывающем переживании онтологического одиночества.
  76. Ужас реализуется только через предоставление себе самому как всецело одинокому.
  77. Тотальный разрыв с принципами опоры, координации и проводника равнозначен окончательному утверждению в потерянности.
  78. Утверждение в потерянности имеет своим результатом приход к всепоглощающей полноте вселенской скорби.
  79. Вселенская скорбь - это всегда и только переживание самого себя как совершенно затерянного на отдаленных задворках преисподней.
  80. Ибо затеряться по-настоящему можно лишь только в самом центре ада.
  
  ОПУСТОШЕННОСТЬ
  
  1. Одоление ужаса связано с погружением в исчерпывающий скептицизм.
  2. Погружение в скепсис сопровождено опустошением потерянного существа.
  3. Опустошенность состоит в совершенном отравлении переживанием ужаса.
  4. Через это отравление схватывается интуиция неисповедимо тотального произвола.
  5. Во-первых, потерянное существо улавливает суть собственной воплощенности.
  6. Оно более не находит за собою резона к тому, чтобы существовать.
  7. Ему открывается видение того, что его могло бы просто и не быть.
  8. Постижение немотивированности своего наличия равно осознанию глубокой тщеты апеллирования к разуму, как к некой первопричине.
  9. Во-вторых, потерянное существо улавливает суть своей принадлежности к архетипу.
  10. Оно более не находит убедительным факт аналогии с себе подобными.
  11. Ему открывается видение того, что аналогическое подобие так же условно, как и данность чего бы то ни было вообще.
  12. Постижение условности псевдореалии рода равно осознанию факта онтологического одиночества как наиболее интимной составляющей его переживания.
  13. В-третьих, потерянное существо улавливает суть космической манифестации.
  14. Ему открывается видение того, что наличие ни одной из вещей не является безальтернативным.
  15. Оно более не находит ни за одной вещью достаточного основания к тому, чтобы она была именно таковой, каковой предстает на текущий момент.
  16. Постижение относительности всего того, что есть, ввергает потерянное существо в пучину неконтролируемого безумия.
  17. Безумие в своем оперативном воздействии становится подконтрольным только через исчерпывающую опустошенность.
  18. Ей предшествует личная драма отчаянного испытания волей к погибели.
  19. Эта воля реализуется в потерянном существе неудержимой устремленностью к саморазрушению.
  20. Данное стремление резигнируется осознанием безусловной гарантированности лишь встречи с неотвратимым концом.
  21. Только в стремлении к саморазрушению соизмеряется тернистая траектория выхода к знанию подлинной личной судьбы.
  22. Подлинная судьба определяется разрешением не подлежащей снятию в режиме обыденности проблемы духовного пробуждения.
  23. Эта проблема состоит в размыкании, казалось бы, неодолимой толщи гипнотического сна, под которой изначально захоронено субъективное начало.
  24. Оперативное воздействие безумия на потерянное существо начинается с динамического обращения к сфере переживания.
  25. В связи с этим оно становится обладателем иронии как растворителя тотального сна.
  26. Поначалу ирония оперативно растворяет сферу внешнего переживания.
  27. Иронией разоблачается мнимая безальтернативность того, что дано в наличии.
  28. Далее, ирония оперативно растворяет сферу внутреннего переживания.
  29. Здесь иронией разоблачается гипнотическая доминанта внешней данности над тем, что повседневное сознание принимает за уникальное достояние спящего существа.
  30. В своей последующей активности ирония, как оперативный растворитель, обращается к многослойной структуре коллективного псевдосознания.
  31. Ирония вообще дает знать о себе лишь в контрасте с патологическим чувством преувеличенной серьезности, правящей социальным общежитием.
  32. Растворяющей силе иронии коллективное псевдосознание противопоставляет усыпляющую чуму искрометного юмора.
  33. В самом же деле, юмор есть всегда и только изнаночная подоплека серьезности.
  34. Природа смеха, составляющего пружину юмора, заключена в нарочитом отвращении встречи с чудовищным.
  35. Чудовищность вообще есть ключевое определение вселенского миража.
  36. Иронический гротеск изобличает ее как актуальное свойство повседневности.
  37. Выражаясь иначе, эффект гротеска состоит в нагнетании ужаса перед укорененностью всего существующего в бездне произвола.
  38. Поэтому ирония всегда парадоксально серьезна.
  39. Наиболее поверхностная подоплека чудовищного отслеживается иронией в социальном гипнозе.
  40. Содержанием социального гипноза является ангажированная вовлеченность существ в механическое функционирование коллектива.
  41. Оперативное растворение социального гипноза неосуществимо без своевольного остракизма существа, выходящего на тропу тотального скепсиса.
  42. Этот остракизм заключен в нарочитом отказе скептика от следования банальным императивам, составляющим структуру коллективного псевдосознания.
  43. В самом коллективном псевдосознании ирония скептика угадывает репрессивную диктатуру, направляющую общежитие гуманоидного стада.
  44. Ритм стадного общежития справедливо высвечивает иронию скептика как идиотизм.
  45. Подлинный идиотизм всегда сопряжен с интеллектуальным протестом.
  46. Интеллектуальный протест тесно связан с изъявлением скептиком декларативной позы анархического индивидуализма.
  47. Нутром анархического индивидуализма является активный нигилизм, оперативно крушащий гипнотические шаблоны антропоидного идолопоклонства.
  48. Поэтому интеллектуальный протест скептика обставлен тонами последовательного антигуманизма.
  49. Антигуманизм тотального скепсиса слой за слоем пробивает брешь в уплотненной толще социального гипноза.
  50. В самом начале активный нигилизм принимается за бескомпромиссное крушение гегемонии стереотипов.
  51. Здесь скептик усматривает наиболее темный слой коллективного псевдосознания.
  52. Во-первых, ирония растворяет фетиш объективности.
  53. Скептик знает, что именно ее диктатом фиксируется извечная пассивность субъективного начала.
  54. Во-вторых, ирония растворяет фетиш субординации.
  55. Скептик знает, что ни одна из социальных регалий не отвечает бытийному статусу индивида.
  56. В-третьих, ирония растворяет фетиш общего дела.
  57. Скептик знает, что в режиме заботы существо лишь инструментально обслуживает размеренно текущую бессмыслицу механического функционирования коллектива.
  58. Далее, активный нигилизм принимается за бескомпромиссное крушение онтологического фетишизма.
  59. Здесь скептик усматривает ловушку бытийной некомпетентности спящего существа.
  60. Во-первых, ирония растворяет наитие конкретной и наглядной истины.
  61. Скептик знает, что всякая вещь кроет за собою отсутствие какого бы то ни было резона к неукоснительному обоснованию ее данности в наличии.
  62. Во-вторых, ирония растворяет наитие наличного блага.
  63. Скептик знает, что непосредственная досягаемость того, что есть, отнюдь не равнозначна ее самодовлеющей ценности.
  64. В-третьих, ирония растворяет наитие воплощенной красоты.
  65. Скептик знает, что эстетическая предрасположенность существа лишь выражает настороженное недопущение им дисгармонии как интимной подкладки вещей.
  66. Наконец, активный нигилизм принимается за бескомпромиссное крушение гегемонии общечеловеческого архетипа.
  67. Здесь скептик усматривает наиболее хитросплетенный узел социального гипноза.
  68. Во-первых, ирония растворяет фикцию генетической памяти.
  69. Скептик знает, что коллективистская чума кровного родства есть начальное основание социального гипноза.
  70. Во-вторых, ирония растворяет фикцию коленопреклонения перед природой-матерью.
  71. Скептик знает, что феминная чума вечной женственности есть средостение тотального сна.
  72. В-третьих, ирония растворяет фикцию детолюбия.
  73. Скептик знает, что матриархальная чума безудержного воспроизведения потомства есть средство замыкания сферического вакуума извечно циркулирующего страдания.
  74. Нигилистической динамикой скепсиса отнюдь не исчерпывается опустошение потерянного существа.
  75. Чума социального гипноза суть только грубый осадок от всего того, что по существу содержится в космическом сне.
  76. Гипнотическая убедительность космического сна сохраняется вследствие того, что стук молота иронии не доводится до конца.
  77. Совершенное опустошение достигается лишь в снятии доведенной до предела иронией сохраняющейся в потерянном существе одержимости.
  78. Это значит, что существо не склонно более принимать всерьез перипетии своей личной драмы.
  79. Исчерпывающая несерьезность самовосприятия становится зачатком пробуждения.
  80. Лишь будучи тотально исчерпанным, потерянное существо пробуждается ото сна.
  
  МЕРТВЕЦ
  
  1. Изначальная дисгармония бытия есть основа для появления субъективного начала.
  2. Оно рождается вопреки сплошной одномерности космического сна.
  3. В параметрах объективного опыта субъективное начало есть то звено, что постоянно выпадает из цепи переживания.
  4. Сам принцип переживания вообще тождествен объективному опыту.
  5. Любое состояние переживания базируется на совпадении внутреннего и внешнего.
  6. Видимость того, что составляет якобы внутреннее переживание, есть одна из бесчисленно множественных вещей, включенных в космический сон.
  7. Таким образом, в режиме переживания спящему существу принципиально закрыт опыт немотивированности своего наличия.
  8. Подлинный субъект идет по пути категорического разотождествления с актуальным опытным принципом.
  9. Реальное субъективное начало нельзя свести даже к данности внутреннего переживания.
  10. Эта данность точно так же произвольна, как и все наличествующее.
  11. Подлинный субъект отчужденно свидетельствует внутреннее переживание наравне со всяким наличием.
  12. В конечном счете, именно принцип свидетельствования есть неотъемлемый атрибут субъектности.
  13. Свидетельствование подлинного субъекта определимо не иначе, как через сознание.
  14. Только в факте сознания любое переживание интерпретируется как нечто вполне объективное.
  15. Более того, переживание и есть то, что является одним из выражений тотального сна.
  16. Сознание дает знать о себе по аналогии с разумом, но решительно не сводимо к нему.
  17. Эта аналогия зиждется на принципе свидетельствования, как некого общего места, связующего их друг с другом.
  18. Однако существует фундаментальная разница между ними, касающаяся природы самого свидетельствования.
  19. Разница состоит в том, что представление и понимание не есть одно и то же.
  20. Понимание всегда декларирует себя в качестве претензии на видение сути вещей.
  21. В самом же деле, эта суть неизбежно ускользает от свидетельствования разума.
  22. Ибо акт разумения, по большому счету, сводится к объяснению действительности в терминах ее безусловного долженствования.
  23. Выражаясь иначе, понимать - значит свидетельствовать действительное как необратимо тождественное разумному.
  24. Поэтому разум вообще принимает вселенский мираж за безусловно совпадающий со своим оптическим прицелом.
  25. За пределами своего фокуса разуму не дано прозреть фундаментальную неразумность, как глубинную изнанку вещей.
  26. Стало быть, долженствование, согласно критериям разума, есть возможное, подлежащее своему обязательному претворению наяву.
  27. Таким образом, разум оказывается как бы вселенским сновидцем, свидетельствующим мираж в качестве своего непреходящего содержания.
  28. В непробужденном состоянии субъективное начало усыплено гипнозом разумения.
  29. Между тем, разумению всегда сопутствует перспектива реального свидетельствования.
  30. Оно начинается в форме представления.
  31. Через представление субъективному началу дается интуиция принципиальной нетождественности самого себя чему бы то ни было из сущего.
  32. В представлении все объективное воспринимается как нечто отстраненное и отчужденное от своего наблюдателя.
  33. Субъективное начало посредством рефлексии начинает видеть именно себя поистине отчужденным и отстраненным от того, что им свидетельствуется.
  34. Только рефлексия предоставляет радикальную свободу от гипнотических шаблонов, навязываемых разумом.
  35. Разум определяет в статусе реальности, прежде всего, порождаемые им фетиши.
  36. Интерпретируемые в значении понятий, они неизбывно доминируют над субъективным началом, поддерживая в нем состояние глубокого онтологического сна.
  37. Реальное свидетельствование начинается в параметрах крушения шаблонов разума.
  38. Пробуждение субъективного начала сопровождается бескомпромиссностью снятия созданных разумом фетишей и, прежде всего, гегемонии архетипов.
  39. Субъективное начало открывает для себя, что именно оно, по большому счету, есть единственная безусловная реальность.
  40. Субъективное начало не определимо в рамках актуального переживания.
  41. Субъективное начало не сводимо к какому бы то ни было пониманию.
  42. В субъективном начале спящий дух высвобождается из-под бремени разумности.
  43. Изначальное безумие как раз и есть то условие, благодаря которому субъект пробуждается в качестве свободного духа.
  44. Подлинно духовная свобода определяется только через управляемое безумие.
  45. Воля, как содержание изначального безумия, не является сама по себе ни субъективной, ни объективной.
  46. Она, будучи радикально свободной в себе самой, есть единственное динамически активное начало мироздания.
  47. Ее активность сводится, по существу, к непрестанному рождению из своего лона немотивированных бытийных манифестаций.
  48. Гипнотически воздействующая на воплощенных существ динамика воли всецело определяет внутреннюю структуру инерции.
  49. На человеческом уровне онтологии инерция отягощается ничем иным, как свидетельствованием разума.
  50. Поэтому разум неискоренимым образом воплощает в себе тотальный абсурд.
  51. Субъективное начало, ориентированное на духовное пробуждение, расположено к овладению волей, как своим абсолютным достоянием.
  52. Это овладение неосуществимо без радикальной трансформации ее природы.
  53. Воля, становящаяся достоянием субъективного начала, как пробужденного духа, переориентируется на актуализацию принципиально невозможного.
  54. Другими словами, перед подлинным субъектом открывается ошеломительная перспектива инобытия.
  55. Она ознаменована фантастической мыслью о радикально несбыточном, служащей своего рода путеводной звездой пробужденного духа.
  56. Фантастическая мысль уходит своими корнями в онтологический парадокс.
  57. Сам же этот парадокс имеет своим фундаментом метафизический абсурд.
  58. В целом, можно сказать, что именно благодаря метафизическому абсурду фантастическая мысль приобретает значение безоговорочной подлинности.
  59. Ибо радикальная нищета проявленного бытия по определению несет на себе неуловимый оттиск того, чего нет.
  60. Этот оттиск непосредственно запечатлен на поверхности онтологии.
  61. Он привносится сквозным веянием изначального ужаса бытия.
  62. Встреча с ужасом, наряду с представленностью онтологическому одиночеству, есть единственное переживание, свойственное подлинно субъективному началу.
  63. Через эту встречу пробуждающийся субъект начинает различать между ничто и нет.
  64. Он постигает ничто как неотъемлемое свойство бытийного наличия.
  65. Это постижение идентично универсальному опыту всепроникающей гиблости.
  66. Стало быть, пребывание субъективного начала посреди внешнего для него мира равносильно опыту встречи с трупом.
  67. По отношению к подлинному субъекту вселенский труп предстает сплюснутой до уровня поверхности горизонтальной плоскостью.
  68. Выражаясь иначе, пребывание посреди мира утрачивает для него всякую ценность.
  69. Обесценивание вселенского трупа в глазах субъективного начала есть, по существу, то же, что и обращение его в горизонтально сплюснутую плоскость.
  70. Самого же субъекта можно условно поименовать как великого мертвеца.
  71. Таким образом, между трупом и мертвецом существует принципиальная разница.
  72. Она состоит в способе отношения обоих к принципу жизни.
  73. Трупу свойственно только пародировать собою носителя жизни.
  74. В то время как мертвец совершенно не проявляет себя вовне.
  75. Между тем, именно он является носителем не подлежащего оскудению источника жизненного изобилия.
  76. Этот источник выдает себя в нем как глубокая интенсивная тоска по радикально несбыточному.
  77. Тоской мертвеца стихийный ветер немотивированности магическим образом трансформируется в перпендикулярную молнию инобытия.
  78. Пробужденным субъектом она предназначается к пересечению горизонтальной плоскости гиблого космоса.
  79. Этим пересечением вселенский труп чудесно преображается во вместилище жизни.
  80. До тех пор фантастическая мысль о радикально несбыточном остается разве что предметом чистого безумия.
  
  ОТРЕШЕННОСТЬ
  
  1. Высшей добродетелью на пути к пробуждению является отрешенность.
  2. Она всецело сопряжена с постижением реальной смерти.
  3. Реальная смерть иллюзорно отождествляется с гибелью.
  4. В гибели осуществляется принцип исчезновения наличия.
  5. Именно универсальная стихия гибели генерирует вселенский бытийный ток.
  6. Таким образом, гибель есть не что иное, как глобальный узел энергетической концентрации.
  7. Гибель порождает существование в качестве своей сугубо фиктивной противоположности.
  8. Диалоговой структурой существования и гибели как раз и образуется сферический вакуум имманентности.
  9. Эта структура зиждется на превосходстве исчезновения и растворения над сгущением и кристаллизацией.
  10. Реальная смерть пребывает вне извечно циркулирующего круговорота бытийного диалога.
  11. Она не имеет общей меры с актуальным опытом.
  12. В отношении спящего существа ничего более реального, нежели смерть.
  13. Она представляет собою источник глубочайшего отчуждения от всеохватного тока инерции.
  14. Смерть есть как бы интимный, сокровенный ручеек в вялотекущем ритме бытийствования спящего существа.
  15. Ему неизбывно сопутствует глубинное предчувствие того, что представляет собою реальная смерть.
  16. В противоположность гибели, смерть исключительно девственна.
  17. Эта девственность есть своего рода замочная скважина от субстанциальной немотивированности спящего существа.
  18. В нем она отражена бездной личной неопределенности.
  19. Именно в этой бездне коренится зачаток духовного пробуждения.
  20. Поэтому смерть всецело стерильна.
  21. В то время как гибель есть универсальное средостение вагинального вампиризма.
  22. Сугубо девственная сущность смерти состоит в том, что она совершенно ничего не порождает, а также совершенно ничего не вбирает обратно в собственное лоно.
  23. Единственное, что может быть порождено смертью, так это полнота духовного пробуждения.
  24. Будучи пробужденным, субъективное начало постигает себя как начало фаллическое.
  25. Фаллизм есть не что иное, как определение духовной мужественности.
  26. Подлинная духовность вообще всегда и только мужественна.
  27. Что же касается подлинной мужественности, то она вообще всегда и только духовна.
  28. Ее реализации предшествует произведение адептом великого делания.
  29. Оно сводится к магическому претворению философского камня немотивированности в источник жизненного изобилия.
  30. Исходным материалом для произведения данной операции предстает яд изначального ужаса.
  31. Адептом великого делания он трансформируется в целительный бальзам духовного пробуждения.
  32. Великое делание - это путь метафизической некрофилии.
  33. Другими словами, адепт практикует экстатическую любовь к себе, как мертвецу.
  34. Мертвец, будучи предметом экстатической любви, имеет как внешний, отраженный, так и внутренний, потаенный облик.
  35. Внешним обликом мертвеца оказывается конкретная воплощенность адепта.
  36. Она рассматривается им как персонифицированная реторта производимого им магического действа.
  37. Внутренним обликом мертвеца оказывается бездна личной неопределенности адепта.
  38. Она рассматривается им как непосредственно близкий ему объект экстатической любви.
  39. Бездна личной неопределенности, как изначального бытийного удела, и есть средостение интровертной девственности.
  40. Это средостение требует от адепта того, чтобы быть оплодотворенным.
  41. Оплодотворение этого средостения неосуществимо без обладания стерильным семенем.
  42. Стерильность фаллического семени характеризуется принципом холодного света.
  43. Относительно него интимная бездна адепта выступает концентратом темного жара.
  44. Пламенеющий кристалл триумфального огня рождается лишь из брачного соития адепта великого делания со своей интимной бездной.
  45. Триумфальный огонь, становящийся достоянием подлинно фаллического начала, характеризуется теплохладностью.
  46. Через обретение теплохладности как раз и реализуется постижение смерти.
  47. Оно извлекает адепта великого делания из вагинально инспирированной чумы вселенского диалога.
  48. Таким образом, он становится на пороге совершенного отрешения.
  49. Начальный привкус отрешения имеет тройственную составляющую.
  50. Во-первых, адепт отчуждается от необратимости личного начала.
  51. Во-вторых, адепт отчуждается от неумолимости личного конца.
  52. В-третьих, адепт отчуждается от повседневности своего бытийствования.
  53. Именно здесь становится возможным осуществить выход ко всепроникающей полноте отрешения.
  54. Отрешение реализуется через последовательный разрыв онтологических уровней.
  55. Разрыв уровней неосуществим без обладания средством оперативного растворения.
  56. Этим средством является изначальный ужас бытия.
  57. Вне триумфального доминирования над ужасом перспектива растворения обращается против самого адепта.
  58. Поэтому единственно необходимым условием выхода к отрешению является не что иное, как абсолютное управление собственным безумием.
  59. Операция тотального растворения проходит несколько стадий.
  60. Первая стадия растворяет чуму неизбывности личного бессилия.
  61. Здесь осуществляется разрыв с формой конкретного воплощения адепта.
  62. На первой стадии адепт отрешается от необратимости собственного возникновения.
  63. Вторая стадия растворяет чуму обезличенной родовой стихии.
  64. Здесь осуществляется разрыв с принадлежностью адепта к своему архетипу.
  65. На второй стадии адепт отрешается от данной ему извне аналогии с себе подобными.
  66. Третья стадия растворяет чуму внешнего измерения инерции.
  67. Здесь осуществляется разрыв с повседневностью доминирования внешней среды.
  68. На третьей стадии адепт отрешается от формы конкретного проявления космоса.
  69. Четвертая стадия растворяет чуму загробного блаженства.
  70. Здесь осуществляется разрыв с перспективой личного спасения.
  71. На четвертой стадии адепт отрешается от метафизического неба.
  72. Пятая стадия растворяет чуму внутреннего измерения инерции.
  73. Здесь осуществляется разрыв с перспективой ничто.
  74. На пятой стадии адепт отрешается от неумолимости собственного исчезновения.
  75. Растворение ничто равносильно недоказуемому опыту постижения безусловного нет.
  76. Оно постигается адептом как абсолютно негативная определенность инобытия.
  77. Выражаясь иначе, ему открывается перспектива чистой трансцендентности.
  78. Глубочайшая отчужденность ото всех онтологических уровней дает встречу с реальной смертью.
  79. Парадоксальность реальной смерти состоит в том, что именной в ней коренится зародыш подлинной жизни.
  80. Реализация духовного пробуждения есть апофеоз фаллической отрешенности.
  
  ВОСКРЕСЕНИЕ
  
  1. Смерть не абсолютна.
  2. Она суть некий рубеж, отделяющий глубокий сон от реального бодрствования.
  3. Глубокий сон сводится к погруженности в инерцию наличного бытия.
  4. Этот сон имманентно присущ сферической замкнутости космоса.
  5. Реальное бодрствование исключительно трансцендентно.
  6. Своим преддверием оно имеет исчерпывающий вкус смерти.
  7. Посредством смерти энергетический концентрат фаллического пробуждения находит себе выплеск.
  8. Этот выплеск интровертирован.
  9. Он сводится к испепелению разлагающегося трупа индивидуальности в стихии огня.
  10. Поэтому выход к смерти неосуществим без сопутствующего ему ритуала жертвенного самосожжения.
  11. Этот ритуал производится на алтаре фаллического триумфа.
  12. Подлинный фаллизм - это интровертированное пламя одинокой любви.
  13. Подлинный фаллизм - это альтернатива вагинизму, как стержневой подоплеке имманентного сна.
  14. Вагинизм включает в себя полярную дуальность феминизма и маскулизма, как неизбывно оппонирующих друг другу выражений одного и того же принципа.
  15. Таким образом, фаллизм суть внеполярная феминно-маскулинному диалогу манифестация подлинной мужественности.
  16. Определяющей подлинную мужественность основой является наличие зазора между внутренним и внешним, содержанием и формой.
  17. Этот зазор упраздняет вагинальный навет всеобъемлющей любви как ложь.
  18. Этот навет зиждется на диалоге привязанности и ненависти.
  19. Связующим его моментом служит неудержимость вагинальной агрессии.
  20. Вагинальная агрессия экстровертирована.
  21. Привязанность - это результат аффектированности псевдоэротическим искусом.
  22. Ей сопутствует страсть, как изъявление заинтересованности в вовлечении в неумолимую стихию псевдолюбовной игры.
  23. Ненависть - это результат разочарованности в перспективе извлечения выигрыша, якобы посуленного неумолимой стихией псевдолюбовной игры.
  24. Фаллическое бесстрастие характеризуется теплохладностью.
  25. Теплохладность фаллического бесстрастия имеет вообще двойственное измерение.
  26. Первое измерение - сугубо внешнее.
  27. Для него характерно решительное одоление экстраверсии.
  28. Второе измерение - сугубо внутреннее.
  29. Для него характерна кристаллизация энергетического тока сохраненного семени.
  30. Только сохраненное семя есть бьющий ключом источник духовного пробуждения.
  31. Духовное пробуждение имеет своим преддверием некрофилический экстаз.
  32. Некрофилический экстаз выводит на стезю одинокой любви, как трагического удела подлинно фаллического пути.
  33. Одинокая любовь пробуждающегося фаллоса размыкает сферическую замкнутость псевдоэротического диалога.
  34. Это размыкание имеет вообще двойственное измерение.
  35. Во-первых, бесстрастие пробуждающегося фаллоса упраздняет искус.
  36. Искус - это фундамент кастрационной ловушки вагинального псевдоэротизма.
  37. Во-вторых, бесстрастие пробуждающегося фаллоса упраздняет аффект.
  38. Аффект - это чума бытийной неадекватности кастрированного фаллоса.
  39. Маскулинная агрессия спровоцирована кастрационной изношенностью фаллоса.
  40. Метафизический эффект вагинального неистовства, изнашивающего кастрированный фаллос, образован вампиризмом вселенского миража.
  41. Вялотекучесть глобальной инерции и есть манифестация стихийной немотивированности псевдолюбовной игры.
  42. Эта игра рассчитана разве что на неизбывную тщету феминного самоутверждения вселенской вагины.
  43. Миражность игрового свершения есть не иначе как непреложная гарантия кастрационного изнашивания.
  44. Вагинальный псевдоэротизм мелодраматичен.
  45. Мелодраматичность вагинального псевдоэротизма зиждется на кастрационном самопожертвовании гиблого фаллоса.
  46. Это кастрационное самопожертвование есть фундаментальное основание космического гермафродитизма, имитирующего совершенный андрогинат.
  47. Фаллический эротизм трагичен.
  48. Трагизм фаллической эротики основан на неизбывности одинокой любви.
  49. Одинокая любовь пробуждающегося фаллоса - это личная трагедия выходящего к духовному пробуждению существа.
  50. Апофеозом кастрационной изношенности предстает отсутствие иммунитета к неотвратимости погибельного исчезновения.
  51. Этот иммунитет суть фаллически стерильная потенция бессмертия.
  52. Потенция бессмертия - это фаллически стерильный концентрат категорической субъектности.
  53. Потенция бессмертия - это максимум глубочайшего отчуждения от функциональной вовлеченности в стихийную ритмику псевдолюбовной игры.
  54. Категорическая субъектность - это беспрецедентное дерзновение пробуждающегося фаллоса на зачинание любовной игры по собственному регламенту.
  55. Любовная игра пробуждающегося фаллоса рассчитана не иначе как на размыкание сферической замкнутости вселенского вакуума, гипнотизированного псевдоэротизмом.
  56. Ее результатом предстает совершенная изношенность вселенской вагины, обратная кастрационной обреченности гиблого фаллоса.
  57. Немотивированная игра вагинальной псевдоэротики слепа в своем бесцельном безрассудстве.
  58. Исключительная функциональность всего происходящего в ее структуре имеет своей содержательной сутью перманентную кастрацию.
  59. Перманентная кастрация сводится к принятию на себя фаллосом гиблости как сугубо инструментального амплуа.
  60. Функциональная подоплека фаллической гиблости состоит в обслуживании запроса вселенской вагины на бесцельную слепоту ее самоудовлетворения.
  61. Извечная неудовлетворенность вселенской вагины возмещается циркулирующим круговращением глобальной инерции.
  62. Фаллическое бесстрастие - это знание фундаментальной тщеты, присущей внутренним основаниям псевдолюбовной игры.
  63. Фаллическое бесстрастие - это отказ от инструментальной вовлеченности в сугубо функциональное обслуживание вагинального неистовства.
  64. Этот отказ равноудален, как от искушенности псевдоэротическим соблазном, так и от противоположной ей аффектированности.
  65. Этот отказ имеет своим апофеозом жертвенное самосожжение пробуждающегося фаллоса в интровертной пламенности стерильного семени.
  66. Стерилизация фаллоса - это упражнение в абсолютной жестокости.
  67. Жару вагинального неистовства оно отзывается холодом мертвеца.
  68. Стерилизация фаллоса - это преддверие экстатического взлета.
  69. Непременным его условием является теплохладность фаллического бесстрастия.
  70. Экстатический взлет пробуждающегося фаллоса сопровождается выходом к воскресению.
  71. Воскресение - это манифестация обретенного фаллосом бессмертия.
  72. Бессмертие отзывается пробуждающемуся фаллосу двойным слоем соответствующего иммунитета.
  73. Первый слой - иммунитет к погибельному исчезновению.
  74. Здесь происходит упразднение вагинальной чумы неумолимости личного конца.
  75. Второй слой - иммунитет к бытийному возникновению.
  76. Здесь происходит упразднение вагинальной чумы необратимости личного начала.
  77. Несокрушимость фаллически стерильного стержня бессмертия приоткрывает субъективному началу врата жизненного изобилия.
  78. Поэтому воскресение идентично старту подлинной жизни.
  79. Спящему космосу подлинная жизнь видится разве что соблазном и безумием.
  80. Кристаллизация энергетического концентрата жизни наделяет субъективное начало, как начало фаллическое, свойством непобедимости.
  
  АНДРОГИННОСТЬ
  
  1. Фундаментом онтологического принципа является изначальная поврежденность.
  2. Она образована вследствие преломления целостности универсума, как совершенного андрогината.
  3. Это преломление неисповедимо в своей тотальности.
  4. Оно вне актуального опыта, но, вместе с тем, травматически пронизывает самый скелет онтологии.
  5. Это преломление сводится к извечной неизбывности метафизической трагедии пола.
  6. Будучи универсальной, эта трагедия имеет вообще двойственное измерение.
  7. Ее общим знаменателем предстает исключительно гендерная подоплека.
  8. Первичное измерение - внутреннее.
  9. Оно зиждется на бездонности водораздела, пролегающего между универсумом и космосом.
  10. Космос есть метафизическое дно универсума.
  11. Здесь проходит титаническое напряжение трагикомической ситуации глобального драматизма.
  12. Вторичное измерение - внешнее.
  13. Оно зиждется на непроходимой конфликтности, разделяющей субъективное и объективное начала.
  14. Полярная дуальность мироздания - это метафизическая несводимость бесконечного максимума к бесконечному минимуму, и наоборот.
  15. Бесконечный максимум и бесконечный минимум соответственно представлены объективным и субъективным началами.
  16. Если максимальное абстрактно и неопределенно, то минимальное конкретно и наглядно.
  17. Космос вообще есть глобальное поле абстрактной неопределенности.
  18. Поэтому в актуальном аспекте опытного принципа космос мнимо приравнивается к универсуму.
  19. В самом же деле, космос и универсум в равной мере пребывают вне актуального опытного принципа.
  20. Дух, как метафизический принцип, имеет вообще тройственное измерение.
  21. Первичное измерение - универсальное.
  22. Здесь дух выступает в роли вселенского разума, как онтологического зрителя.
  23. Вторичное измерение - объективное.
  24. Здесь дух выступает в роли соприсутствующего всем планам имманентности хранителя вселенского мироустройства.
  25. Третичное измерение - субъективное.
  26. Здесь дух выступает в роли восстающего против актуального порядка вещей разрушителя вселенского мироустройства.
  27. Объективный дух безусловно позитивен.
  28. Будучи локальным центром сферически замкнутой имманентности, он соединяет в себе противоположности максимума и минимума.
  29. Поэтому объективный дух поистине антидуховен, поскольку предстает непроизвольным хранителем концентрационной вселенной.
  30. Будучи хранителем глобальной темницы, именно объективный дух воплощает собой псевдодуховность имманентного.
  31. Эта актуальная псевдодуховность как раз и является основанием видения вселенским разумом органической слаженности мироздания.
  32. Объективная духовность и есть универсальное мнение вселенского разума о проявленном космосе, как девственной благодатности актуального наличия.
  33. Субъективный дух безусловно негативен.
  34. Будучи негативным, он динамически противодействует объективной духовности.
  35. Это противодействие заключается в развенчании самомнения вселенского разума касательно себя, как обладателя бытийной девственности актуального наличия.
  36. Вселенский разум, обычно мистифицируемый как первопричина, свидетельствует о наличном бытии в фокусировке непреложной обоснованности данного.
  37. Универсальность соответствующего мнения вселенского разума инспирирована его сугубо инструментальным амплуа.
  38. Это амплуа вверено ему немотивированностью произвола, ознаменованного неспровоцированным неистовством вселенской вагины.
  39. Это неистовство суть изначальное основание предвечного надлома в андрогинной целостности универсума, выраженного актуальной определенностью наличного бытия.
  40. Сугубо инструментальное амплуа вселенского разума состоит в структурировании бытийной неопределенности.
  41. Это структурирование сводится к определению сущему его первообраза.
  42. Будучи вобранным в лоно вселенской вагины, этот первообраз, подобно семени, трансформируется в зародыш космической манифестации.
  43. Космическая манифестация - это не иначе как экстравертное самовыражение стихийного импульса вагинальной воли.
  44. Материнская первобездна вагинальной воли есть дефектная восприемница фаллического дара, привносимого бесстрастием недвижимого перводвигателя.
  45. Негативный дух упраздняет очередную космическую манифестацию ее сожжением в гигантском костре эсхатологической катастрофы.
  46. Функция негативного духа так же инструментально пассивна.
  47. Пепел сожженной в эсхатологическом пламени манифестации гиблого космоса есть зачаточный материал нового проявления.
  48. Вселенский разум есть как бы маятник сугубо инструментального колебания меж проявленным и непроявленным.
  49. Функциональность вселенского разума - это инспирированная вагинальным неистовством кастрация универсального первопринципа как фаллического начала.
  50. Подлинный фаллизм сулит стерилизацию вселенской вагины.
  51. Вагинальная стерильность имеет своим плодом зародыш реального андрогината.
  52. Стерильная вагина - это универсальный прообраз метафизической девственности.
  53. Подлинный фаллизм находит в ней проекцию своей духовной сути.
  54. Ввиду этого стерилизация вагины неосуществима без изобильного растворения казуальной энергетики хаоса лучом смерти.
  55. Стерильной вагиной ничего сызнова не рождается.
  56. Стерильной вагиной ничего не вбирается обратно в собственное лоно.
  57. Неисчерпаемость вагинальной бездны - это только результат неизбывно сопутствующего ей энергетического вампиризма.
  58. Плодом брачного соития раскрепощенного фаллоса со стерильной вагиной может стать лишь только радикальная преображенность наличного бытия.
  59. Стерильная вагина становится вместилищем девственной неисчерпаемости.
  60. Пронизанная лучом смерти, она преобразуется в выражение духовной сути раскрепощенного фаллоса.
  61. Что же касается перспективы вселенского преображения, то она радикально рознится с претензией на какое бы то ни было излечивание изначально поврежденной онтологии.
  62. Выходящий на тропу пробуждения субъективный дух парадоксально инфернален.
  63. Эта парадоксальная инфернальность суть оборотная подоплека фаллизма.
  64. Подлинный негативизм субъективного духа сводится к отказу от инструментального обслуживания вагинальной инерции.
  65. Ибо оно содействует утверждению неизбывности глобального страдания.
  66. Подлинно негативный дух, будучи духом субъективным, обходит стороной неисчерпаемость вагинального вампиризма.
  67. Эта неисчерпаемость мнимо компенсирует изначальную поврежденность наличного бытия как такового.
  68. Радикальность ее преодоления состоит в необратимости сожжения законченной манифестации проявленного космоса в огне вселенской катастрофы.
  69. Вследствие этого в лоно первозданного хаоса привносится парадоксальное веяние всецело отсутствующего абсолюта.
  70. Простое упразднение космоса не ведет ко встрече со стерильностью абсолютного отсутствия.
  71. Этой встрече предшествует инициируемая раскрепощенным фаллосом стерилизация вселенской вагины.
  72. Стерильность вагины есть запечатленная на поверхности преображенной онтологии фаллическая энергетика экстатической благодати.
  73. Отличие субъективного духа от духа объективного есть различие в качестве благодати.
  74. Благодать объективного духа рассеяна.
  75. Рассеянная благодать - это кристаллизация позитивной данности актуального наличия.
  76. Благодать субъективного духа концентрирована.
  77. Концентрированная благодать - это кристаллическое сгущение фаллической энергетики, не имеющей истока вовне себя самой.
  78. Бодрствование субъективного духа есть манифестация присущей ему концентрированной благодати.
  79. В контексте объективной духовности она предстает сгущением инфернальной тьмы.
  80. Концентрированная благодать - это парадоксальный зародыш предвозвещаемого субъективным духом вселенского преображения.
  
  ПРОСВЕТЛЕНИЕ
  
  1. Природа подлинного блага совершенно не объективна.
  2. Она не имеет какого бы то ни было основания в актуальном наличии.
  3. Стяжание подлинной благодати зиждется на парадоксе.
  4. Это парадокс одоления объективной духовности.
  5. Объективная духовность одолевается утверждением субъективного духа в самотождестве.
  6. Только посредством него реализуется пробуждение вселенского сновидца.
  7. Сущность объективного зиждется на актуальности зла.
  8. Будучи стержневой пружиной онтологии, зло выражено тройственным образом.
  9. Первым выражением зла является личная боль.
  10. Боль знаменует собою метафизическую несводимость субъективного к объективному, сквозящую непроходимой чуждостью космоса воплощенным существам.
  11. Вторым выражением зла является глобальное страдание.
  12. Страдание знаменует собою безликую инертность немотивированной стихии, равнонаправленную супротив всего из сущего.
  13. Третьим выражением зла является тотальный ужас.
  14. Ужас знаменует собою отсутствие абсолюта.
  15. Субстанциальная природа бытийной немотивированности не имеет отношения к злу.
  16. Она как некий отравляющий яд, что подспуден всему сущему, но обратим в чудотворность животворящего бальзама.
  17. Внешнее измерение немотивированности, выраженное каузальным принципом, есть не что иное, как экстериоризация вагинально кастрированной субъектности.
  18. Гипнотический сон разумного существа, на котором зиждется его бытийная импотенция, - это результат ангажирования неумолимостью каузального принципа.
  19. Немотивированность суть глубинное измерение подлинной свободы.
  20. Она состоит в неисповедимости тотального произвола.
  21. Объективированным его выражением является эфемерная неумолимость каузального принципа, как функционирующего в значении диалога между причиной и следствием.
  22. Тотальность произвола идентична безосновности существования.
  23. Первоначальному привкусу свободы сопутствует переживание тотального ужаса.
  24. Именно здесь приоткрывается видение того, что существование безосновно.
  25. Это видение имеет вообще тройственное измерение.
  26. Первичное измерение - это опыт беспочвенности.
  27. Опыт беспочвенности суть знание того, что факт существования не имеет подлинной укорененности в архетипе.
  28. Вторичное измерение - это опыт потерянности.
  29. Опыт потерянности суть знание того, что факт существования не имеет происхождения от какой бы то ни было первопричины.
  30. Третичное измерение - это опыт опустошенности.
  31. Опыт опустошенности суть знание того, что факт существования имеет единственнейшим своим основанием бездну немотивированности.
  32. Именно здесь существу приоткрывается первоначальное видение тотальности неисповедимого произвола.
  33. Именно здесь существу приоткрывается мука испытания свободой через погружение в стихию изначального безумия.
  34. Погружение в эту стихию и есть рубеж выхода к духовному пробуждению.
  35. Ему предшествует опыт совершенного просветления.
  36. Просветление существа окончательно трансформирует яд изначального ужаса в бальзам духовного пробуждения, некогда заготовленный постижением смерти.
  37. Начальная стадия просветления - это знание фиктивности осуществляемого в повседневности выбора.
  38. Этот выбор видится отныне адепту навеянным внешней инерцией наличного бытия.
  39. Вторая стадия просветления - это знание о принципиальном разрыве, характеризующем соотношение друг с другом возможного и действительного.
  40. Возможность видится отныне адепту несоизмеримо превосходящей действительность.
  41. Третья стадия просветления - это знание эфемерности диалога причины и следствия.
  42. Действенность функционирования каузального принципа видится отныне адепту навеянной беспробудностью космического сна.
  43. Четвертая стадия просветления - это знание о корреляции между собой субъективного и объективного начал.
  44. Объективное начало видится отныне адепту ничем иным, как результатом оцепенения заключенного в субъективном начале потенциала духовного пробуждения.
  45. Пятая стадия просветления - это знание условности обыденного размежевания меж внутренним и внешним.
  46. Внутреннее видится отныне адепту лишь только интериоризацией внешнего.
  47. Заключительная стадия просветления - это знание об отрицательном равенстве свободы и необходимости.
  48. Необходимость видится отныне адепту актуальным указанием на свободу, как ее изнаночную подоснову.
  49. В отрицательном равенстве свободы и необходимости адепт прослеживает непреходящую конфликтность, отделяющую пробужденный дух ото всего прочего.
  50. Подлинное просветление зиждется на интуировании принципиального нетождества духа чему бы то ни было из сущего.
  51. Это интуирование сопряжено со стяжанием экстатической благодати.
  52. Субъективный дух в принципе наличной благодати усматривает разве что конденсат актуального зла.
  53. Наиболее общим его выражением является объектность, как пребывание субъективного в рабстве у объективного.
  54. Экстатическая благодать субъективного духа не сопряжена ни с каким наличием.
  55. Она не имеет своего истока в каком бы то ни было внешнем даре.
  56. Экстатическая благодать выражает самую себя в неизбывном контрасте с благодатью наличной.
  57. Это контраст подлинного блага и актуального зла.
  58. Именно благо есть стержневое измерение субъектности.
  59. В то время как фундаментом объектности предстает именно зло.
  60. Сопряженное с субъективным началом переживание боли есть сугубо поверхностное, внешнее проявление актуальности зла.
  61. Глубинное измерение зла - это цикличность возобновления того же самого, фиксированная как страдание.
  62. Подлинно субъективное бытийствование всецело зиждется на безусловности непреходящего экстаза.
  63. Подлинно субъективное бытийствование есть манифестация совершенной полноты фаллической пробужденности.
  64. Подлинно субъективное бытийствование основано на непроходимости водораздела, отделяющего пробужденный дух ото всего прочего.
  65. Подлинно субъективное бытийствование обращает претензию пробужденного духа на абсолютность в непреложно обоснованную.
  66. Становление подлинным субъектом одолевает несколько порогов выхода к фаллической пробужденности.
  67. Первый порог - укорененность в роде.
  68. Одоление этого порога снимает принадлежность к архетипической форме.
  69. Второй порог - обращенность к разуму.
  70. Одоление этого порога развеивает наитие первопричины.
  71. Третий порог - укрощение стихии изначального безумия.
  72. Одоление этого порога трансформирует разрушительный потенциал самоуничтожения в каталитический разряд духовного пробуждения.
  73. Четвертый порог - утверждение доминанты над интимной бездной тотальной неопределенности.
  74. Одоление этого порога претворяет субъективное измерение вагинальной инерции в бьющий ключом источник духовного пробуждения.
  75. Пятый порог - глобальное отчуждение от имманентности.
  76. Одоление этого порога размыкает фиксированный капкан онтологического плена.
  77. Шестой, последний порог - испепеление собственной воплощенности.
  78. Одоление этого порога растворяет индивидуальность как первостепенное условие субъективной импотенции.
  79. Выход к совершенному пробуждению приводит адепта к видению имперсонального я, относящегося к объективированному не-я как он.
  80. Поэтому просветление - это фаллическая пробужденность дотоле спавшего духа.
  
  НЕРАСТВОРИМОСТЬ
  
  1. Объективная духовность зиждется на двух основаниях.
  2. Они вращаются около соответствующих им перспектив самореализации.
  3. Первое основание - доктрина спасения.
  4. Второе основание - доктрина освобождения.
  5. Доктрина спасения является наиболее простым, элементарным выражением объективной духовности.
  6. Системообразующая перспектива предлагаемого ею пути - это возвращение в отчий дом.
  7. Проводником на этом пути является фигура искупителя как воплощенной первопричины.
  8. Можно сказать, что доктрина спасения и есть фундамент профанической псевдодуховности.
  9. Общим местом профанической псевдодуховности является неизбывный дуализм.
  10. Он сводится к размежеванию меж двумя типами духовности - позитивной и негативной.
  11. Их отношения пронизывает принципиальный антагонизм.
  12. Позитивный дух - это первоначало организованно устроенного миропорядка.
  13. Его персонификацией является фигура первопричины.
  14. Негативный дух - это деструктивное начало организованно устроенного миропорядка.
  15. Его персонификацией является фигура извечно противодействующего первопричине антагониста.
  16. Негативная духовность в контексте доктрины спасения предстает воплощенным злом.
  17. Источник ее происхождения усматривается в актуализации инфернальной возможности.
  18. Фигура искупителя призвана одолеть предвечный надлом в онтологии.
  19. Корневище этого надлома усматривается в деструктивной активности негативного духа.
  20. Именно негативный дух привносит в предвечную умиротворенность глобального бытийствования драматический импульс историзма.
  21. Это импульс противостояния меж двумя типами духовности, образующий панораму всемирно-исторического действа.
  22. В мифологическом аспекте доктрины спасения специфическое качество благодати имеет вообще тройственное измерение.
  23. Первичное измерение - это благодать актуальная.
  24. Специфическое качество этой благодати состоит в усмотрении первопричиной изначально девственной гармоничности, характеризующей бытийное наличие.
  25. Ибо эта гармоничность еще не повреждена деструктивной активностью извечного антагониста первопричины.
  26. Вторичное измерение - благодать дарованная.
  27. Специфическое качество этой благодати сводится к милостивому дару, изъявляемому первопричиной.
  28. Эта благодать стяжается через посредничество искупителя.
  29. Третичное измерение - это благодать всепроникающая.
  30. Специфическое качество этой благодати выражено посредством промыслительного вмешательства первопричины во вселенскую драму на ее финишной прямой.
  31. Всепроникающая благодать есть благодать, имеющая своим истоком одоление неизбывной пропасти, разделяющей горний и дольний миры.
  32. Доктрина освобождения есть первооснова так называемой вечной мудрости.
  33. Вечная мудрость есть глубочайшее измерение объективной духовности.
  34. Посредством доктрины спасения объективная духовность выражена наименее утонченным, а потому грубо-топорным образом.
  35. Будучи своего рода бездонной глубиной объективной духовности, вечная мудрость - это псевдосакральное обоснование зла.
  36. Поэтому вечная мудрость есть как бы кристаллически сгущенный дух онтологического согласия.
  37. Вечная мудрость имеет принципиально особую специфику видения посвящения.
  38. Вечная мудрость имеет принципиально особую специфику видения псевдоорганики глобального мироустройства.
  39. Вечная мудрость имеет принципиально особую специфику видения природы блага.
  40. Можно сказать, что именно вечная мудрость - это наиболее коварно фиксированная ловушка имманентной псевдодуховности.
  41. Вечная мудрость вагинально инспирирована.
  42. Она знаменует собою апофеоз кастрации встающего на ее тропу адепта.
  43. Ее характеризует несколько основополагающих моментов.
  44. Во-первых, вечная мудрость постулирует миф об актуальном всеединстве.
  45. Актуальное всеединство знаменует собою всеобъемлющее в своей сплошной непрерывности самотождество универсума.
  46. Миф об актуальном всеединстве неизбывно зиждется на интеллектуальном интуировании некой абсолютной истины.
  47. Во-вторых, вечная мудрость постулирует миф об универсальном человеке - совершенном андрогине, соединяющем в себе горний и дольний миры.
  48. Универсальный человек знаменует собою идентичность всего всему.
  49. Миф об универсальном человеке неизбывно зиждется на интеллектуальном интуировании некого абсолютного блага.
  50. В-третьих, вечная мудрость постулирует миф о вечной женственности.
  51. Вечная женственность знаменует собою субстанциальную праоснову манифестированного космоса.
  52. Миф о вечной женственности неизбывно зиждется на интеллектуальном интуировании некоей абсолютной красоты.
  53. Универсальное триединство истины, блага и красоты располагает, с точки зрения вечной мудрости, качеством непосредственной доступности.
  54. Вечной мудрости зло не видится зиждущимся на онтологическом фундаменте.
  55. Основание абсолютного блага усматривается ею в метафизической тождественности этого и другого.
  56. Именно универсальная человечность есть как бы первообраз безусловного совпадения минимального и максимального, субъективного и объективного.
  57. Именно универсальная человечность есть как бы архетип объективной духовности.
  58. В контексте вечной мудрости природа зла имеет вообще двойственное измерение.
  59. Во-первых, корень зла усматривается в неведении воплощенных существ об идентичности всего всему.
  60. Это знание видится как бы выводящим к обладанию всепроникающей полнотой бытийно девственного наличия.
  61. Во-вторых, корень зла усматривается в удалении от универсальной человечности.
  62. Близость к ней означает мнимую сопряженность со всепроникающей любовью.
  63. Квинтэссенция пути, по которому идет адепт освобождения, сводится к саморастворению в бездне вселенской вагины.
  64. Здесь фиксируется максимум вагинально инспирированной кастрации адепта.
  65. Объективной духовности альтернативна доктрина бодрствования.
  66. Доктрина бодрствования - это миф субъективного духа о тотальном изобилии фаллического триумфа.
  67. Пробужденность фаллоса одолевает объективную духовность как фундамент неизбывного сновидения духа.
  68. Пробудившийся в субъективном начале дух усматривает в извечности своего сновидения томительно тотальный кошмар.
  69. Онтологичность зла - фундамент этого кошмара.
  70. Пробужденный фаллос прозревает природу истины в ее несуществовании.
  71. Он знает лишь правду, как завет противодействия изначальности лжи.
  72. Пробужденный фаллос прозревает подлинность блага, как не имеющего общей меры ни с даром, ни с наличием.
  73. Он знает, что подлинная благодать есть обращенное в свою сторону энергетически концентрированное изобилие сохраненного семени.
  74. Пробужденный фаллос прозревает природу красоты в ее несуществовании.
  75. Он знает, что глобальное мироустройство фундаментально основано на тотальной дисгармонии.
  76. Пробужденный фаллос не идет на брачную сопряженность с вампирически неистовствующей вселенской вагиной.
  77. Он знает, что эта брачная сопряженность есть погибельное для него, как субъективного начала, саморастворение.
  78. Нерастворимость пробужденного фаллоса есть финальный рубеж его выхода на стезю принципиального самоутверждения.
  79. Этот выход сопряжен с абсолютным трагизмом фаллического пути.
  80. Этот трагизм сводится к обреченности пробужденного фаллоса на самозабвенно-жертвенное служение мифу о собственном триумфе.
  
  ХУДОЖНИК
  
  1. Миф о триумфе пробужденного фаллоса кристаллизуется в произведениях искусства.
  2. В искусстве мифология субъективного духа выражена наиболее рельефно.
  3. Природа искусства сама по себе неоднородна.
  4. Следует отличать реальное искусство от искусства актуального.
  5. Актуальное искусство есть эстетически утонченный инструмент социального гипноза.
  6. Здесь гуманоидная мифология стадности обретает себе завершенную фиксированность.
  7. В актуальном искусстве осуществляется обрамление эстетического фетиша.
  8. Эстетический фетиш имеет вообще двойственное измерение.
  9. Первичное измерение - непосредственное.
  10. Оно не имеет какого бы то ни было отношения к искусству.
  11. Оно связано с навеянной коллективным псевдосознанием расположенностью к тому, чтобы усматривать в мироздании гармоническую обустроенность.
  12. Здесь так называемое чувство прекрасного выражается элементарным образом.
  13. Вторичное измерение - опосредованное.
  14. Оно проявлено в организованности актуального искусства.
  15. Оно связано с обрамлением постулируемого архетипом эстетического фетиша.
  16. Здесь чувство прекрасного обретает соответствующую стереотипическую утонченность.
  17. Актуальное искусство враждебно стихийности.
  18. Актуальное искусство имеет социально мотивированную природу.
  19. Художник, вовлеченный в механически функционирующий ритм актуального искусства, безусловно повинуется соображениям пресловутого эстетического вкуса.
  20. Через соответствующую инструментальную функцию художник становится заложником довлеющего над ним диктата.
  21. Этот диктат производится многогранно.
  22. Первостепенным измерением этого диктата является диктат канона.
  23. Второстепенным измерением этого диктата является диктат публичной востребованности.
  24. Третьестепенным измерением этого диктата является диктат личной заинтересованности художника.
  25. Будучи социально инспирированным, этот диктат функционирует в строгом соответствии с системой вызов-ответ.
  26. Этот диктат безусловно низводит художника на стезю творческой импотенции.
  27. Творческая импотенция, характеризующая деятельность художника, обращает подвигающий его к творчеству импульс в предмет социального отчуждения.
  28. Канонический диктат в сфере актуального искусства начинается с различения между прекрасным и безобразным.
  29. Эстетический дуализм, на котором зиждется актуальное искусство, наиболее наглядно представлен в искусстве драматическом.
  30. Драматическое искусство - это шаблонная имитация конфликтного напряжения, пронизывающего самые основания бытийной драмы разумного существа.
  31. Здесь имитация конфликтного напряжения вращается вокруг сентиментализма, служащего жалкой пародией на воспроизведение подлинного драматизма существования.
  32. В драматическом искусстве дуальность прекрасного и безобразного имеет неизбывно этическую подоплеку.
  33. Итак, сентиментализм - это только сопутствующий эстетическому псевдодраматизму эффект фальшивого наития подлинной драмы.
  34. Подлинность бытийной драмы состоит в том, что ее изнаночной подоплекой служит принципиальная безвыходность как внутренний момент вселенской трагикомедии.
  35. Драматическое искусство обыгрывает имитацию подлинной драмы в сторону неотвратимой благоприятности финала.
  36. Сентиментальное наитие безвыходности, подспудное эстетическому псевдодраматизму, возводит конфликтную ситуацию в степень гротеска.
  37. Этот гротеск наиболее чутко улавливается комическим искусством.
  38. Комическое искусство низводит псевдодраматическое наитие конфликтности до степени, практически близкой к нулю.
  39. Комическое искусство делает прозрачной ту грань, по которой проходит и без того эфемерный водораздел между прекрасным и безобразным.
  40. Комическое искусство бескомпромиссно отклоняет в качестве обременительного какое бы то ни было заигрывание с этикой.
  41. Ибо пружинным стержнем всякого комизма является грубый натурализм.
  42. Натурализм высвечивает наиболее поверхностную подоплеку стадного сосуществования.
  43. Комическое искусство максимально полно схватывает интуицию всепроникающего абсурда.
  44. Натуралистский комизм доводит соответствующую интуицию в ее отражении до нещадного гротеска.
  45. Однако же комическое искусство патологически уязвимо.
  46. В силу своей патологической уязвимости оно наиболее антиэстетично с точки зрения перспективы реального искусства.
  47. Эта патологическая уязвимость состоит в том, что комизм более всех прочих разновидностей искусства обратим на стезю социального отчуждения.
  48. Будучи социально отчужденным, комическое искусство становится одним из наиболее действенных инструментов социального гипнотизирования.
  49. Патологическая уязвимость вообще свойственна всякого рода натурализму.
  50. Комизм, наряду с псевдоэротизмом, является лишь верхушечным бугром того гигантского айсберга, который представляет собою натуралистское искусство.
  51. Можно сказать, что именно посредством натурализма абсурдность стадного общежития находит себе наиболее отчетливую декламацию.
  52. Реальное искусство антисоциально.
  53. Не следует смешивать одиозность декламационного бунта, производимого в границах социального механизма, с реальным искусством.
  54. Ибо реальное искусство не нуждается в декламации.
  55. В то время как декламация псевдоэстетического бунтарства неумолимо подвержена угрозе ее же социализации.
  56. Дело в том, что бесплодность декламационного бунтарства, имитирующего реальное искусство, обусловлена самой природой социального механизма.
  57. Эта природа имеет вообще двойственное измерение.
  58. Первичное измерение - глубинное.
  59. Вторичное измерение - поверхностное.
  60. Социальный механизм - это максимум инерции, предельно сконцентрированной в гуманоидном архетипе, как наиболее проблематическом узле онтологии.
  61. Социальный механизм - это инвертирующее зеркало абсурда, отражающее всю совокупность высвечивающихся на его лицевой стороне взаимоисключающих тенденций.
  62. Именно поэтому имитирующий реальное искусство декламационный бунт неотвратимо обречен на свою отчужденность вампиризмом социального агрегата.
  63. Реальное искусство есть исключительно созерцательное деяние художника.
  64. Оно радикально немотивированно по своей природе.
  65. Оно отвергает перспективу бунтарства как исключительно декларативную позу.
  66. Ибо она без изъятия навеяна социальным гипнозом.
  67. Реальное искусство есть предмет интимного мифотворчества.
  68. Мифотворчество художника - это оргиастическая стихия спонтанного экстаза.
  69. В оргиастической стихии спонтанного экстаза одолеваются три порога выхода к созиданию мифа о фаллическом триумфе.
  70. Первый порог - это драматизм.
  71. Художник знает, что всякий драматизм есть инвертирующее зеркало комизма.
  72. Второй порог - это комизм.
  73. Художник знает, что всякий комизм есть нарочитое бегство от встречи с ужасом.
  74. Третий порог - это псевдоэротизм.
  75. Художник знает, что псевдоэротизм есть фальшивый навет разделения неизбывной одинокости любви с себе подобными.
  76. Одоление этих трех порогов растворяет художника в оргиастической стихии спонтанного экстаза.
  77. В бездне интимного мифотворчества художник постигает несказанность природы собственного триумфа.
  78. Она всецело укоренена в мифе о сокрытом господине.
  79. Художник, сожженный в оргиастическом пламени экстаза, восстает из пепла.
  80. Он восстает из пепла, чтобы явить себя миру его же господином.
  
  СПОНТАННОСТЬ
  
  1. Экстатическая благодать есть парадоксальная сущность субъективного духа.
  2. Будучи таковой, она имеет свойство необратимой спонтанности.
  3. В спонтанности экстатической благодати состоит ее качественное отличие.
  4. Эта спонтанность имеет молниеносное свойство скоропалительной мгновенности.
  5. Эта спонтанность имеет катализирующее свойство электризующего оживления.
  6. Посредством экстатической благодати вселенский сновидец находит свое наивернейшее пристанище в субъективном духе.
  7. Здесь как раз и осуществляется мгновение выхода к решительному бодрствованию.
  8. Электрически оживляясь, спящий становится бодрствующим визионером.
  9. Бодрствующий визионер есть пробудившийся ото сна адепт самореализации.
  10. Экстатическая благодать выражена совершенством мужественной любви.
  11. Именно в любви адепт самореализации находит себе единственное в своей подлинности оправдание.
  12. Любовь - это экстатическое дерзновение к себе самому, как абсолютно недостижимому.
  13. Именно в экстазе любовь бодрствующего визионера находит для себя единственно плодотворную направленность.
  14. Это направленность к духовному самоутверждению субъекта.
  15. Духовное самоутверждение субъекта сводится к становлению господином.
  16. В безукоризненности господства кристаллизуется благодатная энергетика абсолютной мужественности, как неотъемлемого достояния бодрствующего визионера.
  17. Атрибуция подлинной мужественности явлена могуществом.
  18. Не следует смешивать могущество с силой.
  19. Могущество предполагает избыточность энергетической потенции.
  20. Сила предполагает изначальную нищету энергетической потенции.
  21. Феномен могущества укоренен в принципе авторитета.
  22. Феномен силы укоренен в принципе власти.
  23. Сила имеет неизбывно вагинальную подоплеку.
  24. Могущество имеет неизбывно фаллическую подоплеку.
  25. Сила есть первоначальная, сугубо женственная субстанция становления, кристаллизующаяся в инерционном токе космического бытийствования.
  26. Могущество есть обретаемая вследствие укрощения изначально женственной силы потенция мужественного бытийствования.
  27. Это укрощение имеет своей первоначальной подоплекой вирилизацию адепта.
  28. Перманентно возобновляющаяся неисчерпаемость силы имеет своим истоком кастрационное приручение конденсированной в семени мужественной энергии.
  29. Именно семя есть концентрат сугубо мужественной потенции бытийствования.
  30. В акте соития с вагиной фаллосом привносится жертвенный дар исторгнутого семени, употребляемого супротив него же самого как средство изнашивания.
  31. Это изнашивание есть не иначе как обреченность на то, чтобы быть прирученным.
  32. Неповиновение вагинальной власти выражено в принципе маскулизма.
  33. Маскулизм только внешне сводится к мужественности бытийствования.
  34. В самом же деле, он представляет собою сугубо псевдофаллический принцип.
  35. Ибо маскулизм имеет своим корневищем разве что кастрационное обессиливание вагинально изношенной мужественности.
  36. Маскулизм - это уклонение от принятия вызова, осуществленного вагинальным натиском, как демонстрацией силы.
  37. Вирилизация есть всегда и только кристаллизационное сохранение внутри фаллоса изобилующего в нем потенциала.
  38. Адепт вирилизации отказывается привносить изобилующее в нем семя в неистовствующее лоно неисчерпаемого вагинального каприза.
  39. Каприз есть основание всякого рода влечения.
  40. Каприз располагает неизбывно вагинальной подоплекой.
  41. Изнанкой всякого рода каприза является страсть.
  42. Страсть манифестируется разве что в демонстрации силы.
  43. Демонстрация силы всегда и только есть обнаружение вовне изначально свойственной кому бы то ни было нищеты энергетического потенциала.
  44. Поэтому принципиальным фундаментом всякого рода демонстрации силы является неистовствующая агрессия.
  45. Агрессия вовне выражается двойственно - грубо и утонченно.
  46. Грубым выражением агрессии является страсть.
  47. Утонченным выражением агрессии является каприз.
  48. В целом же, страсть и каприз коррелируют между собою.
  49. Маскулизм и феминизм, будучи принадлежащими к одному и тому же метафизическому типу, между тем, безусловно разнятся.
  50. Эта рознь - в сущностном измерении агрессии.
  51. Маскулинный аффект провоцируется феминным капризом.
  52. Феминный каприз не мотивирован.
  53. Вселенский мираж располагает неизбывно феминной природой.
  54. Он навевает фундаментальную иллюзию преосуществления в его ареале всепроникающей, всесторонне изобилующей любви.
  55. Родовому архетипу человечества эта иллюзия отзывается усыплением вселенским гипнозом.
  56. Наибольшую свою действенность вселенский гипноз обретает в онтологическом доверии.
  57. Посредством онтологического доверия разумное существо, как погруженное в инертный поток бытийствования, слепо предрасположено к наивности.
  58. Содержательной сутью этой наивности является дерзновенное предположение, будто бы вселенским миражом нечто гарантировано.
  59. Иллюзия этой гарантии сводится к видению безукоризненной неумолимости всего происходящего в миражном ареале вселенской инерции.
  60. Метафизической сущностью вагинальной инерции является слепая неразумность демонстрации силы.
  61. Лицевой стороной демонстрации силы является вселенский мираж.
  62. В фокусировке онтологического доверия вселенский мираж принимается за родственность сущего всякого рода воплощенному существованию.
  63. Эта родственность принимается также за приглашение к сопряженности с инертной стихией космического бытийствования.
  64. Гипнотизированное онтологическим доверием разумное существо видит представленное его видению актуальное наличие онтологически девственным.
  65. Иллюзия онтологической девственности актуального наличия - это фундаментально ложное наитие предназначенности сущего как дара, как милости.
  66. В самом же деле, апофеозом сопряженности со стихией космического бытийствования является кастрационная истощенность.
  67. Кастрационная истощенность тождественна онтологической импотенции.
  68. В онтологической импотенции сквозит совершенная недееспособность существа совладать с усеченным в нем потенциалом вирильной самореализации.
  69. Маскулинная агрессия - это только наитие экстатического самоутверждения.
  70. Экстатическое самоутверждение невозможно без укоренения в безусловном различении меж внешним и внутренним.
  71. Без этого различения отсутствие и без того не гарантированной оправданности благоприятного бытийного исхода мистифицируется как злой рок.
  72. Мистифицированность роком имеет своим плодом разве что маскулинную аффектированность.
  73. Мистифицированность роком имеет своим плодом разве что искус титанической провокации и героического вызова.
  74. Титанизм и героизм - это следствие растворенности существа во тьме неведения о собственном бытийном уделе.
  75. Бодрствующий адепт, озаренный молнией экстатической благодати, неизбывно утвержден в метафизическом прозрении.
  76. Оно сводится к видению изнаночной и оборотной подоплеки вселенского драматизма.
  77. Бодрствующий визионер знает, что глубиннейшим измерением всякого рода бытийной данности предстает фундаментальная немотивированность.
  78. Бодрствующий визионер знает, что манифестация фундаментальной немотивированности выражена индифферентной ко всему сущему произвольностью.
  79. Бодрствующий визионер - это просветленный актор вселенского драматизма.
  80. Будучи таковым, он изъявляет преображенную волю к оживлению вселенского трупа спонтанным натиском одухотворенной любви.
  
  ВЕРА
  
  1. Восприятие каждого разумного существа зиждется на принципе достоверности.
  2. Достоверность является критерием актуального опыта.
  3. Принцип достоверности имеет вообще двойственное измерение.
  4. Первичное измерение - внешнее.
  5. Вторичное измерение - внутреннее.
  6. Внешнее измерение принципа достоверности есть именно та ось, вокруг которой вращается актуальный опыт.
  7. Оно имеет двухступенчатую подоплеку.
  8. Во-первых, разумным существом схватывается интуиция сферической замкнутости объективированной по отношению к нему среды обитания.
  9. Эта сферическая замкнутость воспринимается не иначе как космос.
  10. Во-вторых, разумным существом схватывается интуиция неизбывной принадлежности себя самого, как субъективного начала, герметичности внешней среды.
  11. Комплексное принятие этих интуиций диктует разумному существу гипнотическую убедительность неизбывной корреляции между собою и внешним миром.
  12. Таким образом, актуальный опыт разумного существа контролируется герметичным вакуумом некоего внешнего по отношению к нему космизма.
  13. Сферическая замкнутость космизма принимается им за непроходимо тотальную.
  14. Опытное восприятие разумным существом герметичности космоса диктует ему соответствующее интуирование внешнего мира как актуализированной бесконечности.
  15. Отсюда принятие герметичности космоса за приоритетную.
  16. Эта приоритетность актуализирована двойственным образом.
  17. Приоритетность космизма есть стержневая ось архетипически инспирированной гносеологии и онтологии.
  18. В гносеологическом отношении разумное существо принимает герметичность космоса за мерило всякого личного опыта.
  19. В онтологическом отношении разумное существо принимает герметичность космоса за мерило всякого мнения о себе самом.
  20. Именно объективизм есть фундамент всякого мнения.
  21. Убежденность органически сопряжена с принципом подлинности.
  22. Она всецело пребывает вне актуального опыта.
  23. Будучи убежденным, существо изъявляет себя как подлинно субъективное начало.
  24. Это изъявление выражается вообще двойственно.
  25. Онтологически оно выражается посредством могущества.
  26. Гносеологически оно выражается посредством веры.
  27. Вера вообще есть фундамент всякого рода убежденности.
  28. Объективно инспирированная актуальность повседневного опыта разумного существа осуществляет принципиальную подмену веры фикцией знания.
  29. Фикции знания предшествуют доверие и упование.
  30. Предметом доверия является конкретная данность аналогического подобия.
  31. Это аналогическое подобие ознаменовано тотальностью этого.
  32. В повседневности его обозначению служит местоимение мы.
  33. Здесь разумным существом схватывается интуиция аналогического подобия собственной воплощенности сущему.
  34. Предметом упования является несводимость к актуальному опыту чего-либо.
  35. Это что-либо представлено другим по отношению к разумному существу.
  36. Здесь разумным существом схватывается первоначальная интуиция онтологического одиночества, как фундаментального стержня подлинно субъективного опыта.
  37. Эта интуиция выражается посредством размежевания между я и не-я.
  38. Это интуиция непроходимого провала, разделяющего субъективное и объективное.
  39. Именно эта интуиция является осевым стержнем всякого рода подлинной веры.
  40. Вера есть реально субъективный тип опытного восприятия.
  41. Своим основанием она имеет интеллектуальное интуирование принципиальной нетождественности одного другому.
  42. Далее, своим основанием она имеет интеллектуальное интуирование тождественности я исключительно себе самому.
  43. Элементарным объяснением этой интуиции является то обстоятельство, что актуальному опыту одного недоступен способ личного восприятия другого.
  44. Фикция знания призвана компенсировать неизбывность онтологической пропасти, разделяющей меж собою субъективное и объективное начала.
  45. Будучи архетипически инспирированной, эта компенсация производится двойственно.
  46. Двойственность этой компенсации выражена дуальностью профанического и сакрального знания.
  47. Профаническое знание - это архетипически инспирированная претензия на обладание объективной истиной.
  48. Эта претензия обосновывается через мистификацию общего знаменателя опытного принципа, представленного шаблоном некоего достаточного основания.
  49. Сакральное знание - это архетипически инспирированная претензия на обладание абсолютной истиной.
  50. Эта претензия обосновывается через мистификацию сферической замкнутости универсума как тождественного себе самому актуального всеединства.
  51. Внутренним измерением принципа достоверности является элементарная интуиция.
  52. Посредством элементарной интуиции осуществляется непосредственное схватывание актуальным опытом космической герметичности.
  53. Соответственно актуальному опыту элементарная интуиция актуализирована тройственным образом.
  54. Эта интуиция есть не что иное, как непосредственное схватывание синхронно функционирующей механистичности космоса.
  55. Во-первых, - это интуиция астрономического времени.
  56. Здесь разумным существом интуируется непреложно функционирующая длительность синхронно размеренного ритма глобального бытийствования.
  57. Во-вторых, - это интуиция сферически замкнутого пространства.
  58. Здесь разумным существом интуируется механизированная протяженность.
  59. В-третьих, - это интуиция всепроникающей причинности.
  60. Здесь разумным существом интуируется непреложно функционирующая ритмичность причинно-следственного диалога.
  61. В житейском аспекте обыденной повседневности интуиция имеет исключительно подсобное по отношению к актуальному опыту свойство.
  62. Житейская интуиция - это всегда и только интуирование элементарной предсказуемости того, что синхронно задается в рамках происходящего.
  63. Отсюда наитие безукоризненной детерминированности того, что было, есть, будет.
  64. Чистая интуиция начинается со схватывания субъектом его принципиальной нетождественности инертному потоку космического бытийствования.
  65. Далее, чистая интуиция прослеживает принципиальную нетождественность субъективного начала его же воплощенности.
  66. В контексте чистой интуиции эта нетождественность есть предмет знания о воплощенности, как наиболее близкой субъекту тюрьме объективации.
  67. Чистая интуиция основана на знании о равенстве себе только я.
  68. Я знает о себе самом вне собственной контрастности по отношению к не-я.
  69. Отношение я к не-я выражено местоимением он.
  70. Отношение этого, как не-я, к нему выражено местоимением оно.
  71. Обращение к имперсональному я - это практика активного монолога.
  72. Относительно субъекта - это практика непреложного изъявления подлинной веры.
  73. Я есть предмет всякого рода подлинной веры.
  74. Обращение к имперсональному я всегда выражено местоимением ты.
  75. Только посредством обращения к нему субъект утверждается в убежденности относительно себя, как располагающего универсальной значимостью.
  76. Только он есть реальный свидетель всего происходящего в его фокусе.
  77. Ибо оно ничего не ведает о себе самом.
  78. Оно принципиально безмолвно.
  79. Оно ведает о себе, как об этом, лишь только в фокусировке я.
  80. Обращающийся к нему останавливает беспрестанный ток диалога с другим, становясь активным адептом сосредоточенного молчания.
  
  РЕШИМОСТЬ
  
  1. Для субъективного начала проблема существования сопряжена со странностью.
  2. Эта странность имеет вообще двойственное измерение.
  3. Во-первых, странно само наблюдение субъекта за собственной воплощенностью.
  4. Эта странность усугубляется отсутствием за субъектом самостийности.
  5. Во-вторых, странно само пребывание субъекта посреди внешнего для него мира.
  6. Эта странность усугубляется невозможностью субъектом представить себя вне его.
  7. Наблюдение странности есть источник активной настороженности.
  8. Своим апофеозом она имеет охваченность ужасом.
  9. Природа всякого ужаса укоренена как бы во мгновенности умирания.
  10. Поэтому ужас есть начальное преддверие фундаментального опыта смерти.
  11. Смерть есть ознаменование того факта, что бытийный удел субъективного начала несоразмерно выше всякого рода ориентировочных представлений о нем.
  12. Эти ориентировочные представления призваны отвратить укоренение во встрече с фундаментально чудовищным.
  13. Свойством фундаментальной чудовищности располагает вообще несоразмерность удела воплощенного существа участи той вселенной, в которой оно пребывает.
  14. Встреча с чудовищным всецело сопряжена с постижением сути ничто.
  15. Это постижение имеет вообще двойственное измерение.
  16. Начальным, внешним измерением встречи с чудовищным является видение глубинной дисгармоничности, пронизывающей отношение сущего к существующему.
  17. Это опыт ничтожности индивидуальной участи в ее сопоставлении с герметичностью космоса.
  18. Вторичным, глубинным измерением встречи с чудовищным является видение всепроникающего постоянства, как фундаментального свойства существования.
  19. Это опыт приоритетности общего перед частным.
  20. Изначальный ужас дается всякому разумному существу как некое предчувствие.
  21. Само наличие этого предчувствия, как подспудного факту его существования, уже говорит за то, что весь бытийный путь разумного существа есть некое бегство.
  22. В самом же деле, это бегство от встречи с самим собой, как с реальным субъектом.
  23. Оно возможно за счет нахождения в режиме бытийной одержимости.
  24. Одержимость есть всегда и только настойчивое игнорирование индивидуумом собственной ничтожности.
  25. Эта ничтожность имеет поверхностное и глубинное измерение.
  26. Во-первых, участь разумного существа детерминируется чумой генетической памяти, поддерживаемой за счет гипнотической убедительности архетипической аналогии.
  27. Это, собственно, поверхностное измерение ничтожности.
  28. Во-вторых, индивидуальная участь разумного существа всецело укоренена в вездесущей тотальности ничто.
  29. Это, собственно, глубинное измерение ничтожности.
  30. Видение поверхностного измерения ничтожности - это всегда предмет страха.
  31. Видение глубинного измерения ничтожности - это всегда предмет ужаса.
  32. Оборотной стороной ужаса является способность разумного существа к удивлению.
  33. В удивлении сквозит изначальная предрасположенность разумного существа отказывать себе в вопрошании относительно природы странного.
  34. Переживание ужаса доводит видение странного до критического рубежа.
  35. Странной является одновременная принадлежность разумного существа в равной мере как субъективному, так и объективному началам.
  36. Именно в ужасе реализуется состояние активной настороженности.
  37. Зачаточное состояние духовного пробуждения - это наблюдение за собственной воплощенностью, как нечто внешним по отношению к нему.
  38. Именно здесь начинается видение бездонной пропасти между я и не-я.
  39. Квинтэссенцией духовного пробуждения является видение непроходимого водораздела, разделяющего участи я и не-я.
  40. Первичное объяснение этого обстоятельства заключается в том, что свойство реального свидетельствования, как некоего достояния, относится только к нему.
  41. Вторичное объяснение этого обстоятельства заключается в том, что посредством свидетельствования он оказывается средостением самостийности.
  42. Именно в самостийности вскрывается реальная субъектность.
  43. Природа странности имеет своим корневищем ничто.
  44. Вездесущесть ничто исключена актуальным опытом разумного существа ввиду того, что оно не может быть сведено к чему бы то ни было отдельно взятому.
  45. Поэтому разумное существо неизбывно предрасположено усматривать в актуальности бытийного наличия интимную родственность по отношению к себе.
  46. В актуальном наличии странность сквозит лишь только поверхностно-наглядным образом.
  47. В актуальном наличии общечеловеческим архетипом неизбывно прослеживается триумф существования надо всякого рода ничтожностью.
  48. Поэтому актуальное отсутствие видится архетипу, как ангажированному онтологическим доверием, в этической оппозиции к наличествующему.
  49. В самом же деле, суть ничто не сводится к одному только актуальному отсутствию.
  50. Таковым ничто видится лишь в фокусировке этической предрасположенности архетипа к фетишизации того, что есть в наличии.
  51. Актуальное отсутствие соизмеряется категориями там и здесь.
  52. Поэтому ничтожность подспудна всему наличествующему, поскольку представляет собою глубинную, изнаночную подоплеку существования.
  53. Поэтому ничто располагает вездесущестью.
  54. Поэтому ничто есть стержень всякого рода бытийного постоянства.
  55. В ориентировочных представлениях разумного существа, навеянных ему коллективной мифологией архетипа, прослеживается отсутствие решимости.
  56. Решимость - глубинное измерение субъективного могущества.
  57. Решимость - мужественное дерзновение к тому, чтобы подлинно быть.
  58. Подлинно быть означает быть одухотворенно.
  59. Быть одухотворенно означает быть в категорической неотождествленности с чем бы то ни было из объективно данного.
  60. Поэтому быть бездуховно означает не что иное, как быть обусловленно.
  61. Укоренение в обусловленности начинается с принятия на свой счет каких бы то ни было ориентировочных представлений о собственном бытийствовании.
  62. В отсутствии решимости прослеживается начальная трещина в, казалось бы, непробиваемой толщи онтологического доверия.
  63. Онтологическое доверие развеивается уже тогда, когда за разумным существом утрачивается вкус к поддержанию в себе одержимости.
  64. Можно сказать, что его бытийствование обращается в вялотекущий ток инерции, сопряженный с вымоганием из происходящего хоть малого, но дара.
  65. В отсутствии решимости оседает остаточный конденсат некогда навеянной разумному существу бытийной некомпетентности.
  66. Решимость начинается с принятия субъектом на себя бремени личной трагедии.
  67. Существование вообще неизбывно трагично.
  68. Трагичность существования - глубинное измерение его странности.
  69. Существование никому ничего не сулит.
  70. Существование ничего не отнимает более отведенного в момент воплощения.
  71. Существование не является благодатностью ниспосланного дара.
  72. Существование не является декретированным свыше наказанием.
  73. Трагическая решимость быть не имеет общей меры ни с титанизмом, ни с героизмом.
  74. Титанизм и героизм всегда и только сводятся к пустому дерзновению на совладание с непостижимостью своего бытийного удела.
  75. Титанизм и героизм суть всегда и только позиции, проистекающие вследствие отсутствия могущества за трагическим одиночкой.
  76. Решимость означает претворение философского камня немотивированности существования в неисчерпаемый источник субъективного могущества.
  77. Решимость ничего не знает о злом роке, коему надлежит героически бросить вызов и кой надлежит титанически спровоцировать.
  78. Решимость ничего не знает о вышнем промысле, перед коим надлежит с благоговением склоняться.
  79. Решимость - это зачинание ритма субъективного бытийствования в соответствии со знанием своего бытийного удела, как себе же самому определенного.
  80. Решимость - это зачинание ритма вселенского бытийствования в соответствии со знанием неотвратимости своего утверждения в непререкаемом господстве.
  
  БУРЕВЕСТНИК
  
  1. Оргиастическая стихия чистого экстаза сопряжена с негативной духовностью.
  2. Чистый экстаз выражен парадоксальностью измеряющей его благодати.
  3. Парадоксальность этой благодати состоит в том, что она всецело негативна.
  4. Позитивная благодать есть высшая перспектива объективной духовности.
  5. Стяжание позитивной благодати не обеспечивает безупречности экстаза.
  6. Позитивная благодать, будучи двойственной в своем измерении, гарантирует две перспективы ее реализации.
  7. В случае с доктриной спасения - это возвращение в отчий дом.
  8. В случае с доктриной освобождения - это сопряжение с идентичностью всего всему.
  9. Негативная благодать реализуется посредством следования доктрине бодрствования.
  10. Доктрина бодрствования предполагает сугубо фаллическую перспективу самоутверждения субъективного духа.
  11. Только негативная благодать гарантирует безупречно чистый экстаз.
  12. Чистый экстаз заключает в себе несколько характеристик.
  12. Во-первых, он гарантирует целостность я.
  13. Во-вторых, он гарантирует отсутствие сопряжения я с эфемерностью актуального всеединства.
  14. В-третьих, он гарантирует нерастворимость в бездне вселенской вагины.
  15. Таким образом, своим начальным результатом реализация чистого экстаза имеет несгибаемость субъективного духа.
  16. Негативная благодать имеет своим измерением также реализацию неуязвимости.
  17. Реализация неуязвимости состоит в обретении бессмертия.
  18. Бессмертие, прежде всего, состоит в полноте бытийного иммунитета.
  19. Во-первых, - это неуязвимость перед болью.
  20. Растворяющийся в стихии чистого экстаза утверждается в бесчувствии.
  21. Во-вторых, - это неуязвимость перед страданием.
  22. Растворяющийся в стихии чистого экстаза извлекается из цепи обусловленности.
  23. Эта цепь есть как бы извечно вращающееся колесо вселенской инерции.
  24. Реализующий негативную благодать утверждается в вечности.
  25. Вечность не тождественна постоянству.
  26. Именно постоянством воплощено извечно вращающееся колесо вселенской инерции.
  27. Это колесо есть циклическая ритмичность чередования того же самого.
  28. Реализации негативной благодати предшествует экстатический опыт умирания.
  29. Экстатический опыт умирания сугубо сопряжен с рефлексией временности существования.
  30. Временность имеет вообще двойственное измерение.
  31. Первичное измерение - это длительность.
  32. Она соизмеряется через видение неотвратимости бытийного финала.
  33. Вторичное измерение - это постоянство.
  34. Оно соизмеряется через видение необратимости бытийного начала.
  35. Существование вообще есть вялотекущий поток приближения к гибели.
  36. В экстатичности схватывания неотвратимости погибельного исчезновения и заключено умирание.
  37. Утверждение в вечности есть сугубо фаллическая перспектива самоутверждения субъективного духа.
  38. Эта перспектива внеполярна вагинально инспирированному диалогу длительности и постоянства.
  39. Вечность вообще есть мгновенность экстатического схватывания эфемерности обыденного размежевания между тогда и потом.
  40. Именно в этой мгновенности реализуется чистый экстаз.
  41. Безусловная победа над временем, ознаменованная утверждением в вечности, и есть потенциальный стержень могущества.
  42. Этот стержень озарен практикой активного монолога.
  43. В практике активного монолога онтологическое одиночество, переживаемое в повседневности как бремя, становится источником благодатного дара могущества.
  44. Только этот дар выводит на стезю реального бодрствования.
  45. Только этот дар снимает и без того эфемерный водораздел между жизнью и смертью.
  46. Только этот дар приоткрывает субъективному духу перспективу экстатического прорыва.
  47. Позитивная духовность, поскольку не гарантирует безупречной чистоты экстаза, затмевает эту перспективу.
  48. Позитивная духовность справедливо усматривает в этой перспективе предмет греха.
  49. Греховность, согласно ей, состоит уже в том, что экстатический прорыв субъективного духа имеет своим преддверием алхимическую обратимость яда в бальзам.
  50. Эта обратимость есть результат обращения инфернального средостения тьмы в целительную искру светового оживления себя самого как великого мертвеца.
  51. Световое оживление производится через одоление четырех порогов парадоксальной самореализации субъективного духа.
  52. Первый порог - это ужас.
  53. Второй порог - это смерть.
  54. Третий порог - это боль.
  55. Четвертый порог - это страдание.
  56. Онтологическое согласие обретает в объективной духовности свое наивысшее оправдание.
  57. Это наивысшее оправдание заключено в кастрационной мифологеме актуального всеединства, выраженного идентичностью всего всему.
  58. Таким образом, позитивная духовность настойчиво игнорирует высшую перспективу самоутверждения духа.
  59. Это перспектива экстатического прорыва.
  60. Экстатический прорыв субъективного духа - это прорыв в иное.
  61. Иное - это рубеж абсолюции духа.
  62. Иное, будучи трансгрессивным, не есть предмет веры.
  63. Предметом веры является только он, пробужденный к жизни в субъективном духе.
  64. Иное, будучи всецело отсутствующим, суть то, чего нет, но что должно быть.
  65. Сущностью экстатического прорыва субъективного духа является привносимая им в сплошную умиротворенность космического сна фантастическая мысль об ином.
  66. Фантастическая мысль об ином реализуется посредством спонтанности перпендикулярного натиска векторной молнии.
  67. Перпендикулярность этого вторжения восходит к природе чистого отсутствия.
  68. Эта природа укоренена в парадоксальности фантастической мысли.
  69. Эта парадоксальность есть ознаменование метафизической невозможности.
  70. Метафизическая невозможность - это то, что привносится субъективным духом в сплошную умиротворенность космического сна как спонтанно действующая молния.
  71. Эта молния проносится незримым буревестником помимо тотальности этого.
  72. В фигуре буревестника фантастическая мысль обретает свою оправданность.
  73. Полет буревестника направлен сквозь непроходимую гиблость объективации без какого бы то ни было с ней соприкосновения.
  74. В фигуре буревестника оживленность субъективного духа обретает соответствующий ориентир экстатического взлета.
  75. Объективации этот взлет отзывается грохотом непреходящей тревоги.
  76. В этом грохоте звучит предвестие о том, что космический сон не так уж неизбывен.
  77. В этом грохоте звучит предвестие триумфа абсолютной мужественности.
  78. В этом грохоте звучит предвестие реального чуда.
  79. Реальное чудо воплощено спонтанностью вселенского преображения.
  80. Вселенское преображение - это грохочущий отзвук той песни, что мгновенно озвучил незримый буревестник, пронесший в небе молнию иного.
  
  НЕВОЗМОЖНОСТЬ
  
  1. Проблема невозможности всецело сопряжена с феноменом чуда.
  2. В феномене чуда разумное существование справедливо усматривает манифестацию принципиальной невозможности.
  3. Однако следует отличать реальное чудо от чуда актуального.
  4. Актуальное чудо неизбывно сопутствует повседневному бытийствованию.
  5. Оно скрыто присутствует в наличном бытии как извечный потенциал.
  6. Претворение этого потенциала в действительность всецело достоверно.
  7. Достоверность актуального чуда имеет своей глубоко потаенной природой метафизический абсурд.
  8. Актуальное чудо не привносится никем извне.
  9. Оно является наглядно действующим подтверждением эфемерности причинно-следственных связей.
  10. Эта эфемерность есть непосредственное выявление метафизического абсурда.
  11. Стало быть, актуальное чудо своим потенциалом укоренено в изнаночной подоплеке онтологического принципа как такового.
  12. Оно является также наглядно действующим подтверждением разрыва, характеризующего отношение возможного к действительному.
  13. Неведение об этом разрыве сообщает детерминистской скованности вселенского вакуума соответствующую гипнотическую убедительность.
  14. Это убедительность того, что действительность есть лицевая сторона возможности.
  15. Это убедительность того, что возможность есть оборотная сторона действительности.
  16. Ввиду этого действительность всегда видится в меру актуализированной возможностью.
  17. Ввиду этого возможность всегда видится не актуализированной изнанкой действительности.
  18. Гипнотическая убедительность детерминизма сообщает онтологической безвыходности значение непререкаемости.
  19. Гипнотическая убедительность детерминизма сообщает онтологическому плену соответствующее наитие фиксированности.
  20. Поэтому в актуальном чуде общечеловеческим архетипом усматривается единственный предмет упования.
  21. Поэтому в актуальном чуде общечеловеческим архетипом усматривается единственный предмет избавления.
  22. В самом же деле, актуальность феномена чуда не несет избавления.
  23. Актуальное чудо является предметом упования постольку, поскольку человеческим существам не свойственно в принципе дерзновение к определению своей участи.
  24. Общечеловеческий архетип мистифицирует актуальное чудо как якобы предвозвещаемое извне.
  25. В самом же деле, актуальное чудо имеет свойство совершенной неожиданности.
  26. Совершенная неожиданность чуда усматривается разумным существом как обыденная паранормальность того или иного бытийного происшествия.
  27. Эта паранормальность есть наглядное подтверждение онтологической странности.
  28. Зло совершенно неуязвимо перед неожиданностью любого бытийного происшествия.
  29. Этому обстоятельству имеется два объяснения.
  30. Первое объяснение - поверхностное.
  31. Оно состоит в том, что неожиданность бытийного происшествия, будучи актуализованной, содействует еще большей фиксации ловушки онтологического плена.
  32. Второе объяснение - глубинное.
  33. Оно состоит в том, что актуализация неожиданного не влечет за собою преодоления кардинального разрыва, имеющегося в соотношении возможного и действительного.
  34. В метафизической неуязвимости зла сквозит глубокое нищенство вселенской вагины.
  35. Манифестацией этого нищенства как раз таки и предстает насквозь пронизанный тщетой проявленный космос.
  36. Таким образом, онтологическая нищета космоса оказывается лишь актуализованным ознаменованием метафизической нищеты вселенской вагины.
  37. Метафизическая нищета вселенской вагины только эфемерно возмещается присущим ей качеством бездонности.
  38. Это возмещение производится изнашиванием очередной манифестации космоса.
  39. Сущность этого изнашивания состоит в исключении за субъективным началом реальной плодотворности.
  40. Ибо эта плодотворность всецело укоренена в претензии закрепощенного фаллоса на претворение в действительность онтологического избытка.
  41. Эта претензия имеет своей направленностью прорыв во всецело иное.
  42. Фаллос, раскрепощающийся через пробужденность субъективного духа, становится провозвестником реального чуда.
  43. С точки зрения раскрепощенного фаллоса, бездонность вселенской вагины - это указание на то, чего нет, но что должно быть.
  44. Сущностью этого нет предстает совершенное отсутствие абсолюта.
  45. В свою очередь, природа этого отсутствия прослеживается в глубинной дисгармоничности онтологии, сквозящей через нищенство проявленного космоса.
  46. Это нищенство и есть ознаменование того, что истины не существует.
  47. Элементарное объяснение этого обстоятельства заключено в том, что посредством истины космос имел бы непреложную обоснованность своего наличия.
  48. Наитиями наличного блага, наглядной истины и воплощенной красоты разумное существо всего лишь обходит фундаментальную чудовищность происходящего.
  49. Только через постижение абсолютного нет раскрепощенный фаллос утверждается в статусе провозвестника реального чуда.
  50. Постижение абсолютного нет производится раскрепощенным фаллосом через безукоризненную жестокость приручения неистовствующей вагины.
  51. Это приручение сводится к утверждению раскрепощенного фаллоса в неисчерпаемой благодатности жизненного изобилия.
  52. Именно жизненное изобилие есть зародыш онтологического избытка.
  53. В этом зародыше раскрепощенный фаллос, выражающий себя как субъективный дух, кристаллизует творческий потенциал предвозвещаемого им свершения.
  54. Это свершение реализуется посредством рывка к отсутствующему абсолюту.
  55. Рывок к отсутствующему абсолюту - это экстатическое восхождение субъективного духа по вертикали невозможного.
  56. Этот рывок осуществляется посредством выхождения субъективного духа на тропу активного чудотворчества.
  57. Активное чудотворчество субъективного духа - это творческое претворение фантастической мысли об ином в непреходящую актуальность.
  58. Это претворение неосуществимо без революционного поворота субъективного духа супротив сплошной дефектности проявленного космоса.
  59. Революция субъективного духа имеет своим преддверием разжигание пламени вселенской катастрофы.
  60. Разжиганием этого пламени субъективный дух пронизывает бездонность вселенской вагины лучом смерти, осеменяя ее фантастической мыслью о том, чего нет.
  61. Вселенская катастрофа, одухотворенная фантастической мыслью, мгновенно стерилизует вампирическую бездонность вселенской вагины.
  62. Реальное чудо обретает во вселенской катастрофе соответствующий ему прообраз.
  63. Реальное чудо не влечет за собою никакого излечивания.
  64. Потому что излечить можно лишь только изначально живое.
  65. Реальное чудо сулит спонтанность вселенского преображения.
  66. Потому что преобразиться может лишь только изначально гиблое.
  67. В пламени вселенской катастрофы сворачивается небо.
  68. В пламени вселенской катастрофы разжижается земля.
  69. В пламени вселенской катастрофы твердеет вода.
  70. В пламени вселенской катастрофы сгущается воздух.
  71. Опрокинутый в бездонность вселенской вагины, пепел сожженного космоса трансформируется в радикально обновленную бытийность.
  72. Радикально обновленная бытийность - это одухотворенный плод реального андрогината.
  73. В реальном андрогинате утверждена доминанта абсолютной мужественности.
  74. В реальном андрогинате преображается изначально дефектная женственность.
  75. Преобразившись, она узнает в абсолютной мужественности своего суженого.
  76. Преобразившись, она рождает пребывающий вне временности плод.
  77. Будучи одухотворенным, этот плод являет собою жизненное изобилие.
  78. Это изобилие манифестируется как всепроникающий избыток.
  79. Всепроникающий избыток - это содержание реального чуда.
  80. Само же реальное чудо есть всегда и только предмет радикально несбыточного.
  
  ГОРИЗОНТ
  
  1. Путь к горизонту проходит по линии отказа.
  2. Этот путь есть траектория выхода к невозможному.
  3. Горизонт предстает для путника извечно отдаленной перспективой.
  4. Смысл движения навстречу ему основан на парадоксе.
  5. Чем ближе путник к линии горизонта, тем дальше она от него отстоит.
  6. Поэтому приход к горизонту не тождествен достижению.
  7. Всякое достижение есть только иллюзия свершения.
  8. В конечном счете, приход к горизонту означает конец иллюзии.
  9. Она растворяется изобильным лучом великого отсутствия.
  10. Поэтому приход к горизонту есть свершение всех свершений.
  11. Оно претворяет сумрак инобытия в блистательное зарево вечного полдня.
  12. Это зарево есть никогда не преходящее светило жизни.
  13. Ничего из существующего не имеет сообщения с ним.
  14. Все существующее представляет собою только мираж.
  15. Мираж - это не что иное, как определенность иллюзии.
  16. Основа миража зиждется на том, чтобы сущее миновало и гибло.
  17. Космос существует только как воспоминание о самом себе.
  18. Хранителем этого воспоминания предстает некий вселенский сновидец.
  19. Он является зрителем всего происходящего в пределах космоса.
  20. Его зрительство всегда протекает как вовеки ненарушимый покой.
  21. Этот покой и есть принципиальное основание всеобщего сна.
  22. Все происходящее в его структуре пронизано глубокой тщетой.
  23. Она осуществляется как циркулирующий ритм круговращения.
  24. По сути, это круговращение сводится к повторению того же самого.
  25. Таким образом, мираж есть ареал нескончаемого вампиризма.
  26. Вампиричность миража сводится к постоянству воспроизведения тщеты.
  27. Это постоянство характеризуется не имеющей конца возгонкой витальной энергии.
  28. В самом же деле, витальная энергия есть лишь энергия беспробудного сна.
  29. Разомкнуть круговращение - значит повернуть к горизонту.
  30. Выход к горизонту ознаменован пробуждением вселенского сновидца.
  31. Это пробуждение реализуется на распутье узлов тотального сна.
  32. Все бытийные узлы завязаны в центре.
  33. Центр - это верховное средоточие гипнотического покоя.
  34. Здесь вселенский сновидец закован в кандалы своего нарциссизма.
  35. Все бытийные узлы распутаны на периферии.
  36. Периферия - это сгущение уникальной метафизической проблемы.
  37. Здесь вселенский сновидец реализует свое пробуждение.
  38. Именно на периферии проходит разряд выхода к горизонту.
  39. Линия горизонта не имеет никакого соприкосновения с космосом.
  40. Ее данность состоит в абсолютной дали.
  41. Линия горизонта проходит сквозь точку невозможности.
  42. Она есть только перспектива нескончаемого путешествия.
  43. Мотив путешествия вообще есть универсальный прообраз бытийного пути.
  44. Имеет место быть коренное различие меж двумя его траекториями.
  45. Первой траекторией предстает замкнутое в себе круговращение.
  46. Это возвращение путника к стартовой точке своего движения.
  47. Возвращение есть перспектива обратного прибытия к родному причалу.
  48. На этом пути учитываются три ориентира.
  49. Первый ориентир - это взгляд назад.
  50. Взгляд назад есть обращение к корневищу вселенской драмы.
  51. Здесь путник апеллирует к принципу материнства.
  52. Принцип материнства связан с наитием времени.
  53. Второй ориентир - это взгляд вокруг.
  54. Взгляд вокруг есть обращение к спящему царству вселенской драмы.
  55. Здесь путник апеллирует к принципу общности.
  56. Принцип общности связан с наитием пространства.
  57. Третий ориентир - это взгляд вверх.
  58. Взгляд вверх есть обращение к безмолвному свидетелю вселенской драмы.
  59. Здесь путник апеллирует к принципу отцовства.
  60. Принцип отцовства связан с наитием причинности.
  61. Второй траекторией как раз и предстает выход к горизонту.
  62. Это движение путника к абсолютно недостижимому.
  63. Оно побуждаемо неизбывной тоской, заброшенной якорем на берег, которого нет.
  64. На этом пути производится отказ от идеи возвращения.
  65. Через этот отказ путником снимаются все те барьеры, что встают у него на пути.
  66. Вначале путник одолевает наитие времени.
  67. Здесь он отрекается от принципа материнства.
  68. Далее, путник одолевает наитие пространства.
  69. Здесь он отрекается от принципа общности.
  70. Наконец, путник одолевает наитие причинности.
  71. Здесь он отрекается от принципа отцовства.
  72. Финал отречения возводит на борт фрегата парадоксальной надежды.
  73. Путь к горизонту учитывает два ориентира.
  74. Это взгляд изнутри и взгляд снаружи, как единственно верные путеводители.
  75. Взгляд изнутри есть обращение к принципу неразделенной тоски.
  76. Ему сопутствует необратимое отталкивание от родного причала.
  77. Взгляд снаружи есть обращение к принципу абсолютной дали.
  78. Ему сопутствует неумолимое движение к несуществующей отчизне.
  79. Уходящий навстречу горизонту не поворачивает вспять. 80. Ибо линия горизонта - это утренняя заря безумной мечты.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"