- Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление... - интонационные ударения Молотов расставлял совершенно произвольно.
Иосиф Виссарионович повернул верньер, выключая радио. Подошел к календарю. Никаких пометок на календаре не было, но взгляд сразу выделил промежуток: двадцать второе - пятое. Тринадцать дней.
23 [10] октября 1917
В небольшую комнату набилось двенадцать человек - Ульянов, Бубнов, Бронштейн, Сокольников, Джугашвили, Апфельбаум с Розенфельдом - куда ж без Гильденстерна с Розенкранцем... Тринадцатый - хозяин квартиры меньшевик-интернационалист Коля Гиммер - суетился на кухне, соображая чаек.
Говорил Ульянов:
- Необходимо бо'оться с конституционными иллюзиями и надеждами на п'едстоящий съезд Советов. Наше в'емя истекает, и п'омедление сме'ти подобно! Две недели назад Николай все же пе'едал Ке'енскому Ца'ские Лампады...
Присутствующие загудели.
- Это не лампочки, Коба! Это - Часы!! Это Часы Импе'ии! Лев, давай... - Ульянов устало опустился на стул.
- Товарищи! - встал Бронштейн. - Думаю, необходимо провести кратенький ликбез на предмет разъяснения Часов Империи.
8 октября [25 сентября] 1917
- Господа! - Керенский картинно воздел руку. - Мне страшно заглянуть в ту пропасть, на краю которой оказалось наше многострадальное Отечество, наша Святая Русь! В это непростое время государь и народ доверили нам, Временному (он сделал ударение на звук 'о')... Временному, господа, правительству исправить ситуацию - вначале удержать Россию от рокового шага в бездну, а затем и вывести ее на прямую, светлую дорогу к великому Завтра! - тут палец Керенского проткнул небо.
За длинным, но уютным столом сидели министры Терещенко, Верховский, Вердеревский, Ливеровский... Само собой, присутствовал эсер Маслов. От меньшевиков был только Никитин - министр МВД. Керенский говорил уже давно, его с самого начала не слушали, а разглядывали большую плотную салфетку, скрывающую под своим вигвамом некий предмет в центре стола.
- Именно на вас, господа, - Керенский оперся на стол и перешел на заговорщический тон. - Именно на вас я и Россия возлагаем свои надежды!
Верховский и Вердеревский дружно поморщились при этом 'Я и россия'. Выдержав паузу, Керенский прошелся к середине стола и, поведя в сторону салфетки рукой, замогильным голосом прошептал:
- Здесь... Здесь находится спасение России! - после чего сорвал салфетку, под которой обнаружились великолепные песочные часы в богато инкрустированной деревянной оправе.
Верховский и Вердеревский тоскливо переглянулись.
23 [10] октября 1917
- А теперь эти часики у Ке'енского, - подытожил Ульянов. - Уже две недели как.
- И что? - нервно моргнул Розенфельд.
- А то, что Ке'енский - В'еменщик!
- Это означает, - встрял Бронштейн, - что он тоже может затормозить ход Истории, тогда вся эта петрушка затянется неизвестно на сколько...
- ...и нас успэют опят рассадит по ссылкам, - закончил Коба.
- А то и...
Присутствующие мрачно молчали.
- Я против, - сказал Апфельбаум. - Вы что же, предлагаете устроить резню только ради того, чтобы пойти и отбить у Керенского какие-то песочные часы?
- А их не надо отбивать, - сказал Бронштейн, развалившись на стуле и пыхнув папиросой. - Сами Часы нам не нужны.
20 [7] января 1918
Вошедший Бронштейн гулко хлопнул высокой дубовой дверью, повел плечами под белым тулупчиком и быстро потер ладонь о ладонь.
- Ухх! - радостно выдохнул он. - Володька! Морозит-то как! Под двадцать стоит, не меньше!
Оторвавшись от бумаги Ульянов коротко взглянул на Бронштейна.
- Садись, - недовольно ткнул в стул у своего стола, и снова принялся писать. - 'ассказывать будешь.
- Буду, - согласился Бронштейн. Он расстегнул тулуп, уселся на скрипнувший стул, достал портсигар и закурил. Выпустив в потолок клуб вонючего дыма, он начал:
- 'Триумфальное шествие советской власти!' Так я продиктовал газетчикам, - мечтательно улыбаясь, уставился в потолок Бронштейн. - За два месяца... То, что и за два года не провернуть... А вчера эту эсеровскую Учредиловку разогнали - вообще красота!.. Завязывать надо, Володенька... - не выходя из ласково-мечтательных интонаций, неожиданно заявил Бронштейн, и пустил в потолок очередной клуб дыма. - Я вот в ноябре из дому до Смольного за десять минут доехал. Надо же, думаю, всегда за двадцать, а тут - десять... А на следующий день - час добирался. То есть, ехал-то как всегда, а приехал - ан часа-то и нет. В декабре к немцам в Брест ездил. Машинист едва плетется - вдруг, говорит, встречный? Расстрелять хотел. Стреляй, говорит - а ездим-то все одно по фактическому расписанию. То есть, у кого-то два часа ночи, а у кого уже и пять утра. А вчера - не поверишь, Володенька - поставил чайник - чайку, знаешь, попить хотел - так он ровно восемь часов и две минуты у меня, родненький, и стоял, прежде чем вскипеть... Так что если ты, гад, эти сраные две недели немедленно на место не вернешь, то я тебя лично сейчас же и шлепну - потому как личностью являюсь истеричной, и закипающие по восемь часов чайники напрочь выводят меня из моего революцьённого равновесия.
Ульянов отложил стальное перо, сцепил пальцы и посмотрел на Бронштейна.
- Левушка, - сказал Ульянов. - Ты знаешь, какая ситуация в ст'ане? Они же сейчас очухаются, и п'осто нас 'аздавят. Нам нужно еще хотя бы два месяца. Два месяца конт'оля над этими часиками. Иначе нас с тобой вско'е поставят к одной и той же стенке.
- Не поставят - если ты не вернешь все на место, не будет больше никаких стенок, и никаких расстрельщиков, - Бронштейн подался вперед. - Если бы только я со своим чайником в истерику впадал, - понизил он голос. - Рабочие начинают 'сумлеваться' - почему это он на митинге три часа был, а жена говорит - неделю дома не ночевал? А в деревнях что творится? Пугается народ, за Антихриста тебя держат. Так что не будет никаких стеночек - а будут вилы и костры!
23 [10] октября 1917
- Песок почти пересыпался. Достаточно небольшого толчка, чтобы Часы опрокинулись. Одновременно с этим Керенский, находящийся сейчас на вершине этой навозной кучи, окажется в самом ее низу, а мы - окажемся наверху.
- Ты хочешь сказать, что мы сейчас внизу навозной кучи...
- А то нет! Мы уже полгода топчемся на этих дрянных дутых двадцати пяти процентах электората!
- Ми будэм эти Часы руками толкать?
- Нет, Коба - нет такой силы в мире, которая могла бы перевернуть Часы...
- Так зачем вся эта демагогия?!
- ...кроме одной.
- 'Аврора'!
8 февраля [26 января] 1918
Петроградская ночь сыпала сверху снежком. Вчера тоже шел снег, даже гуще, но крышу расчистили ровно за три минуты - хотя от солдат валил пар, и видно было, что плюхались они не меньше часа.
- Теплынь... - Бронштейн задрал голову к низким облакам.
- Да не сказал бы, - возразил зябко ежащийся в кожаном пальто замнаркома по иностранным делам Чичерин. - Минус шесть, не иначе...
Они стояли на краю крыши, у парапета. Шляпников, Петровский, Алгасов и Оболенский по разметке расставляли шандалы.
- Где Ульянов? - спросил Бронштейн.
- Не пришел пока. Обещал к часу быть, - Чичерин достал часы. - Половина второго... по моим.
Бронштейн с Чичериным обернулись - Ульянов, широко отмахивая одной рукой, шел к ним. Подмышкой он нес небольшой сверток.
- Зд'авствуйте, това'ищи.
- Здравствуйте, Владимир Ильич.
- Привет! Ты как?
Ульянов заметно нервничал.
- Как-как... каком кве'ху...
- Да не переживай ты - ребята опытные...
- В чем опытные?! - взорвался Ульянов - Чичерин вздрогнул. - В смещении В'емени на т'инадцать суток?!
- Ладно, не кипятись, - успокаивающе поднял ладонь Бронштейн. - Все у нас получится. Скажи лучше, почему сегодня? Новолуние же завтра?
Ульянов обиженно отвернулся.
- Как 'аз сутки и нужны! - недовольно буркнул он. - Чтоб взоп'ело...
Подошел Петровский.
- Товарищи, все готово. Когда будем начинать?
- Сейчас и будем, - ответил Бронштейн. - Зажигайте свечи, занимайте свои места.
8 октября [25 сентября] 1917
- ...сколько всего часов было изготовлено - неизвестно, но что известно точно - что Иван Третий такие часы у Леонардо заказывал, и тот их изготовил. Часы эти стали называть Царскими Лампадами - во множественном числе. Этимологию названия разбирать не будем, хоть она и достаточно любопытна... Ценность этих Часов в том, что они отражают не течение времени, а Течение Истории. Когда песок полностью пересыпается из верхнего резервуара в нижний, происходит Переворот - в буквальном смысле слова: Часы переворачиваются, и все начинается снова. С одной лишь разницей - вместе с часами переворачивается и вся страна. История начинается заново.
В комнате снова зашумели.
- Тише, господа! - возвысил голос Керенский. - Я еще не закончил! Именно с появлением Царских Лампад в России возник институт Временщиков - людей, которые умели с этими Часами обращаться. Великих Временщиков было мало - раз-два - и обчелся. Могу назвать Бирона, Аракчеева... Последним был Гришка Распутин - этот мужик, единственный за последние двести лет официально назначенный на должность Возжигателя Царских Лампад, смог интуитивно понять принцип воздействия на Часы, Распутин сумел практически остановить ход истории. Но когда его не стало, время понеслось вскачь...
23 [10] октября 1917
- 'Хреноход'?!
- 'Аврора' не 'ХРЕНОход', а 'ХРОНОход'! Понимаешь? Хроно! Был проект - пробный - создать Временную Пушку. Эта пушка должна была либо замедлять время для наших, либо ускорять его для противника - тут уж как получится. Орудие решили ставить на корабль. Выбрали 'Аврору'. Создать успели один-единственный опытный образец хронопушки. И год назад 'Аврора' прошла перевооружение на Путиловском. Позаменяли там всякую ерунду... но главное - поставили новую баковую шестидюймовку. А 'хреноход' - утечка информации. Матросы как всегда слышали звон, да не знали, где он.
- И что эта пушка? В Царские Лампады палить будет?
- Как она будет в Царские Лампады палить, если мы даже не знаем, где они находятся?!
- Она не в них будет палить.
- А куда?!
- В Луну.
14 [1] января 1924
- Владимир Ильич! - скрипнув заснеженными сапогами, радостно воздел руку Бронштейн. Ульянов не ответил: он полулежал в шезлонге, укутанный одеялом, и смотрел на вошедшего с беспомощной бессмысленной гримасой капризного младенца. Бронштейн сел верхом на стул, сложив руки на спинке.
- С Новым годом, Владимир Ильич! С новым счастьем! - склонив голову, Бронштейн разглядывал Ульянова с брезгливым интересом. - Вот ведь, как оно вышло - всего-то тринадцать дней порезал, а тринадцать лет жизни за то отдал! - Бронштейн задумался. - Тоже не мудрено, - продолжил он. - Денечки-то у всей страны украл, а отвечаешь один... Делиться надо было! А? Ильич? Делиться будем? Сказал бы ты мне, старому боевому товарищу... Часики-то... куда дел? - склонившись к больному, негромко спросил Бронштейн. Ульянов молчал. Он лежал не шелохнувшись, и смотрел сквозь стену в какие-то уже открывающиеся ему дали.
- Не слышишь? - левое веко лежащего дрогнуло. - Слы-ышишь... - огорчился Бронштейн. - Отдавать не хочешь... Всегда ты, Ильич, упрямцем был!
Скрипя сапогами и половицами, Бронштейн подошел к окну.
- Ну что ж, - пробормотал он, глядя на заснеженный лес. - Горбатого, как говорится, могила исправит. Теперь уж скоро...
Мотор во дворе просигналил дважды.
- Ехать мне надо, Ильич. Выздоравливай! - громко сказал Бронштейн, обращаясь к двери, повернулся и вздрогнул - Ульянов улыбался. Так улыбались двадцать пять веков назад сардинские старики, отравленные своими детушками отваром Sardonia herba. Левая кисть полутрупа шевельнулась, и только тут Бронштейн заметил зажатую сухими пальцами мятую бумажку. Грохоча сапогами, он бросился к Ульянову, развернул листок - длинным распластывающимся почерком Крупской на листке было написано: 'Отвечать будете все!'
7 ноября [25] октября 1917
Народившаяся ночь была теплой и ясной.
- Палыч, - Евсюков стрельнул окурок за борт. - А вот ты когда...
- Тихо, - оборвал Огнев. - Комиссар.
Подошел Белышев.
- Огнев.
- Йа.
- Расстояние знаешь?
- Четыреста четыре шессот!
- Молодец, правильно знаешь... - Белышев оправил ремень. - Без меня не начинать.
- Есть!
Белышев ушел.
- Палыч, что за 'четыреста четыре шестьсот'? - вполголоса спросил успевший забыть свой предыдущий вопрос комендор.
- Расстояние, - хмуро ответил Огнев.
- Какое ж это, нахрен, расстояние?! - так же вполголоса продолжал Евсюков. - До Луны что ли?!
- Точно.
- ... , - сказал Евсюков. - Да вы там все с глузду двинулись, как я погляжу...
Огнев опустил на Евсюкова тяжелый взгляд, и тот заткнулся.
Луна красила борта и надстройки в мертвенно-зеленый.
Через полчаса снова явился заметно нервничающий Белышев.
- Огнев! Готовность доложи, - скомандовал он.
- Александр Викторыч, - не по уставу ответил Огнев. - Готовы мы.
-Хорошо... - пробормотал Белышев и уставился в небо. Толстенький серп Луны его не удовлетворил. - Чтоб им...
По палубе за спиной Белышева забуцкали подошвы вахтенного:
- Алекснр Виктыч! К телеграфу!
Белышев побежал в узел.
Огнев закурил.
- Не бзди, Евсюков, - сказал он. - Чо, как целка? Будто не стрелял никогда...
- Смотря куда, - резонно возразил Евсюков.
- 'Куда-куда'... Куда прикажут! Будто раньше стрелял в куда-то другое...
Снова пришел Белышев.
- Товарищи, через пять минут быть готовыми!
- Да готовы мы, Александр Виктрч... - протянул было Евсюков.
-Тихо!! Стоять у меня!.. ...Сказано - готов будь... В любой момент могут...
Пятнадцать минут прошли в нервных перекурах, перетоптываниях и шепоте. Потом опять загрохотала палуба - бежал вахтенный.
- Бысссстро!!! - прошипел он в сторону орудия. Евсюков моментально загнал единственный приготовленный снаряд в казенник.
- Огнев... - скомандовал Белышев.
Огнев уже крутил рукоять возвышения. Недовольная Луна наблюдала за ним с неба. Белышев достал часы-'луковицу' и вперился в циферблат.
- Ждем... - сказал он. - Дай-ка, проверю...
Белышев подлез к пушке, бегло окинул взглядом положения указателей, и припал к казеннику: взгляд его был задран из-под век к небу - вдоль ствола - к Луне.
15 [2] февраля 1941
Джугашвили вошел в кабинет - грузный Жуков распрямился и щелкнул каблуками.
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!
Подмышкой Жуков держал тонкую бордовую папку. Огромный стол был почти целиком застелен картой. На углу стола белела невысокая стопка машинописных листов.
Жуков оперся кулаками о стол и упрямо наклонил свою тяжелую бычью голову, словно приготовился боднуть собеседника.
- Перевооружение, комплектация и развертывание войск, задействованных в операции 'Гром', будут полностью завершены восемнадцатого июля. По данным разведки, сосредоточение германских вооруженных сил на наших границах завершится в двадцатых числах. Таким образом, датой начала операции предлагаю окончательно утвердить девятнадцатое июля. В зависимости от выбранной нами тактики развитие событий...
Джугашвили слушал, заложив руки за спину, наклонив голову и прикрыв глаза. Девятнадцатого июля десять тысяч самолетов вспорют брюхо немецкому небу, двадцать тысяч танков железной саранчой выжрут буферную зону до исконно германских границ... Все вроде бы правильно...
Джугашвили посмотрел на календарь. Девятнадцатое - взгляд безошибочно переместился точно на тринадцать дней назад - шестое.
- Георгый Константынович, - прервал Жукова Джугашвили. - Ест мнэние, что операцию слэдует начать шестого июля. А развэртывание сил завершить к пятому июля.
- Но, Иосиф Виссарионович, перенос...
- На трынадцать днэй, Георгый Константынович, всэго на трынадцать днэй...
7 ноября [25] октября 1917
- Господа! - рука Керенского опять указывала в небеса - словно он пальцем в Бога тыкал. - Мы в одном шаге от Великого Русского Возрождения. Каких-нибудь две недели...
Невдалеке раздался гулкий хлопок, стекла звякнули в рамах - и вдруг какая-то сила сорвала со стола Часы и бросила в стену! Противный хряск заставил всех вздрогнуть.
Керенский бросился к Часам, и увидел, что трещины в резервуаре быстро затягиваются, словно он был не стеклянным, а живым, и моментально регенерирующим. Но на полу осталось лежать несколько песчинок - около дюжины.
- Не-ет!! - застонал Керенский, упав на колени. - Нет-нет, нет-нет, - бормотал он, сметая песчинки в ладонь.
- Александр Федорович! - испуганно окликнули его. - Часы! Они... перевернулись!
Керенский поднял взгляд, и увидел Луну - ее четвертинка сквозь окно смотрела прямо на него. На лице Луны чернела неизвестная Керенскому оспина - словно кто-то умудрился запулить в эту желтую рожу из рогатки.
Двустворчатые двери распахнулись от сильного пинка. В зал вошла группа матросов. Матросы пахли железом и табаком. Вперед вышел один - он пах еще и властью.
- Которые тут временные? - риторически спросил матрос. Зажал пальцем одну ноздрю и из второй стрельнул соплей в пол. Потом вытер нос волосатым кулаком и закончил: