У каждого есть мечта. Моя - проста и незамысловата, как сон солдата или заключенного. Ее даже можно без особых умственных усилий разложить на составляющие.
Моя жена.
Ее облик проступает сквозь белесый туман моего воображения скупыми пастельными тонами, как на портрете кисти импрессиониста. Она невысока и стройна, темно-рыжие кудри ниспадают на ее покатые плечи, а ее взгляд заставляет меня совершать безумные неосмотрительные поступки. На свадьбе она была в старомодном платье с буфами и высоким воротничком, кружевной каемки которого касались подаренные мной сережки. На берегу лесного ручья, над которым тоннелем смыкались пронизанные солнечными лучами ветви ив, нас венчала фея, одетая в серебристую паутину, с венком из ромашек на прелестной головке. Моя жена умна, с удовольствием спорит со мной, когда мне этого хочется, кормит меня изысканными кушаньями, и никогда не спрашивает, что мне приготовить, потому что лучше меня знает, что я хочу. Ночи в постели с ней подобны песни песней царя Соломона, и вся жизнь за пределами этих ночей кажется мне тогда серой, грязной и ненужной. Зимой, когда я засыпаю, она остается со мной, потому что холодно, а летом бесследно исчезает, ибо и без нее жарко. Она никогда и ничем мне не надоедает, а я ей. Она не просит у меня ничего такого, чего не хотелось бы мне самому. Она не стареет, и я, глядя на нее, тоже.
Мои дети.
У нас с женой белокурые голубоглазые дочери-тройняшки. Их зовут Оля, Оксана и Кристина, и их имена очень удачно сочетаются с отчеством. Завидев меня после разлуки, как бы коротка она ни была, они бегут мне навстречу с восторженными воплями "Папа! Папа!" и наперебой лезут целоваться, потому что их счастью нет предела. Они всегда ходят в белых платьицах с голубыми поясками и пышными юбочками, играют со мной только тогда, когда я этого хочу, никогда не вырастают и не приводят домой прыщавых ублюдков с сальными глазками, чтобы представить их мне в качестве своих женихов.
Мой дом.
Мы живем на зеленом острове посреди океана, в уютном белом домике, в котором всегда порядок, нет пыли, а любая нужная вещь находится сама собой. Здесь нет ни лета, ни зимы, ни весны, ни осени. Круглый год здесь тепло на солнце и прохладно в тени, дожди всегда слепые, а закаты и восходы восхитительны, поэтому мы любуемся ими всей семьей.
Моя работа.
Я пишу что хочу и когда хочу, но, что бы я ни сотворил, публика встречает это с восторгом, а критики бурно обсуждают это годами и даже портят друг с другом личные отношения, ибо произведения мои далеко не просты, а мощь моего гения не оставляет им простора для компромиссов. Когда, наконец, приходит известие о присуждении мне Нобелевской премии по литературе, я храню равнодушное молчание и не приезжаю на церемонию, потому что не хочу писать и, тем более, читать нобелевскую лекцию.
Вот, собственно, и все. Возможно, некоторые из вас удивлены тем обстоятельством, что я смог до седых волос сохранить подростковый идиотизм. Ничего не могу на это ответить. Наверное, карты так легли.