Сапожников Борис Владимирович : другие произведения.

Война Львов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой взгляд на историю Англии времён Войны Алой и Белой розы. Сугубо личный!!!


0x08 graphic

  

Bellum omnium contra omnes.

(Т. Гоббс)

Пролог.

   Не так давно на гербе королевства Страндар красовались два льва рампан - белый и золотой, - однако мир и спокойствие под сенью этих хищников страна жила долго, но не вечно. Около пя­тидесяти лет назад Уильям Нагль сместил с трона своего кузена Георга V Фолкса, умершего через несколько лет при невыясненный обстоятельствах, объявив себя королём Уильямом III Наглем и взяв себе гербом вздыбленного белого льва. Впрочем, править спокойно ему было не дано, измученный внутренними усобицами, баронскими мятежами и страшной болезнью - проказой; он через пятнадцать лет передал корону сво­ему сыну - Уильяму, ставшему после вступления на престол - Уильямом IV. Уильям IV был молод, талантлив и невероятно удачлив, он сумел сладить с мятежными баронами и гордыми графами, усмирил полудиких горцев севера страны, разгромил адрандцев в не­скольких битвах, хотя на стороне последних было преимущество в живой силе и техноло­гии - они активно, но достаточно бестолково применяли мушкеты. Итогом войны за про­ливом Апонтайн стало то, что король Страндара фактически становился адрандским коро­лём. Лишь одного сделать он не смог, точнее не успел - вырастить достойного на­следника.
   Его сын Уильям V был коронован в полугодовалом возрасте. Тотчас же был созван Регентский совет, возглавляемый герцогом Визским, правой рукой которого стал герцог Итаи (частенько заменявший его из-за того, что Визу являлся ещё и вице-королём Ад­ранды).
   А тем временем за Апонтайном назревали крайне неприятные для Страндара собы­тия. Дофин Эжен объявил о независимости Адранды, нарёк себя королём Эженом X и во­зобновил войну. На его стороне выступало не только обиженное новой островной властью по большей части безземельное дворянство, но почти весь народ. Воплощением их чаяний стала Анна из Лиажа - простая девушка, дочь ткача, которой по легенде явился святой Габриэль и призвал её спасти Адранду. Она отличалась отвагой и сама, надев доспех, хо­дила в бой и одной из первых взбиралась на стены осаждённых городов, а также была беспощадна к тем, кого считала предателями народа. Прибыв в Толь, где находилась ре­зиденция тогда ещё дофина, она убедила его объявить себя королём, дабы у страны поя­вился правитель и народ поднялся против поработителей под знаменем короля-адрандца. Военоначальники страндарцев Ольгот и Фалстоф потерпели сокрушительные поражения ведомыми Анной войсками, первый попал в плен, второй - позорно бежал на родину и стал там объектом насмешек и издевательств. Не спасло страндарцев даже то, что вскоре после этого в результате предательства, сама Анна была захвачена, предана суду и со­жжена, как еретичка и ведьма. Всего через полгода после этого могущественный герцог Фиарийский объявил себя вассалом Эжена X и выставил свои отлично обученные и воо­ружённые войска против основательно потрёпанных страндарцев.
   В том же году умер герцог Визу и регентом Страндара стал Александр Руанский. Как только Уильям V стал достаточно взрослым, его женили на Елизавете - дальней род­ственнице Эжена X, в приданое отдав последние владения Страндара на материке. Король Уильям рос юношей набожным и практически безвольным, им как хотели крутили окру­жающие его придворные, за глаза редко именуя не иначе как "пустым местом" или "кук­лой на троне". В тихой войне, ведомой вокруг трона, победу одержала партия мира с Ад­рандой во главе с графом Скрианом, поддержанная влиятельным епископом Престонским, позднее кардиналом Страндарским, - Брефордом. Скриан, объединив усилия с королевой Елизаветой, вёл активную политику, подминая под себя всё и всех и вскоре умудрился настроить против себя как дворянство, так и измученный непомерными налогами народ. От изгнания его не спасла ни любовь короля, ни поддержка кардинала, ни даже связь с королевой. На материке граф Скриан был убит и никто не пришёл на его могилу. Однако изгнание и смерть гордого графа не принесла облегчения многострадальному народу Страндара, ибо преемник Скриана - граф Аредин, позднее добившийся пожалования себе герцогского титула, оказался ничем не лучше. Поборы росли, а с ними и недовольство простых людей и мелкоземельного дворянства.
   Этим и решил воспользоваться решительный и мудрый политик - Александр Руан­ский, высланный вице-королём на мятежный север и лишённый титула регента. Он ре­шил, что достаточно наводил порядок в отдельных графствах и пора навести его во всём королевстве. Золотой лев вновь стремился к власти.
  

Глава 1.

   День приезда в наш родовой замок Тор-Фарроу герцога Руана мне не забыть ни­когда. Я много слышал о благородном и отважном воспитаннике отце Александре герцоге Руанском, по праву носившим прозвище "Золотой лев" - и не только из-за фамильного герба. Алекс воевал под знамёнами отца за Апонтайном, громил адрандцев и фиарцев, во­дил в бой мейсенских, билефелецких и виистских наёмников. Недолго он был фактиче­ским правителем Страндара, но его властолюбие и нетерпимость к королевскому фаво­риту графу Скриану привели к тому, что он был выслан из Престона якобы для наведения порядка на мятежном севере. И он его навёл, и даже более, - сумел заработать уважение и горцев-берландеров, и их предков - буйных и разгульных эрландеров. Сейчас, почуяв, что власть слабеет, Алекс рискнул тайно покинуть север и двинулся по стране, подбивая вер­ные золотому льву рода к открытому мятежу. Первым к кому он приехал был мой отец.
   Небольшая кавалькада всадников в простых доспехах и серых плащах въезжала в ворота замка. Я в то утро стоял на башне вместе с Джеком - стражем, дежурившим там.
   - Кто это? - спросил я стража. - Я не знал, что отец ждёт гостей.
   - И никто в замке не знал, - пожал под кольчугой плечам Джек. - Ступай, погляди кто там. Вижу, тебе не терпится.
   Мне не нужно было разрешение старого вояки, учившего меня фехтованию, кон­ному бою и премудростям караульной службы, однако его благословения я только и ждал. Джек в то время был едва ли не кумиром для меня - четырнадцатилетнего мальчишки. Я бегом промчался по лестницам, чуть не сбив с ног Нану - служанку, отвечавшую в замке за постельное бельё, она командовала несколькими молоденькими девушками, на которых я уже начинал всерьёз засматриваться, несшими тюки с этим самым бельём. На бегу я умудрился улыбнуться и помахать рукой девушкам, заработав гневный взгляд Наны. Пе­ред выходом во внутренний двор Тор-Фарроу я остановился, одёрнув одежду и наскоро пригладив всклокоченные волосы, и услышал весёлый смех за спиной. Обернувшись, увидел старшего братца Кристиана.
   - Братишка, ты начал учиться на своих ошибках, - отсмеявшись сказал он. - Моло­дец.
   - Угу, - буркнул я, - после прошлой отповеди отца, когда он пригрозил мне пор­кой...
   - Вы что тут встали?! - окрикнул нас Майлз - самый старший из нас, спустившийся как раз по лестнице. - Отца испугались?
   - Ничего подобного, - горячо возразил ему я. - Просто ждём тебя, чтобы всем вме­сте выйти.
   Так мы и сделали. Во дворе мы увидели отца крепко обнимающего высокого чело­века, предводительствовавшего людьми в серых плащах. Узнать его не представлялось возможным - лицо его полностью скрывала могучая спина отца. Остальные серые также спешились и стояли вокруг них. Разжав, наконец, могучие объятья, отец выпустил пред­водителя и повернулся к нам.
   - Мои дети, - представил он нас гостю, - Майлз, Кристиан и Эрик.
   - Золотой лев, - тихонько произнёс Кристиан. - Вот это да.
   - Эй, парни! - крикнул нам отец. - Чего встали в дверях? Идите сюда.
   Мы подошли и я наконец рассмотрел нашего гостя. Это был высокий человек средних лет, не могучего, как отец, но отнюдь и не хилого телосложения, по всему было видно, что он привык к доспеху, а движения выдавали в нём бывалого воина.
   - Славные ребята, - кивнул он нам, - у меня такие же подрастают.
   - Я слышал о трагедии твоего младшего сына, - тихо произнёс отец. - Он ведь как раз ровесник моего Эрика.
   - Примерно, - кивнул герцог Руанский. - Он уже понимает своё уродство и даже собирался покончить с собой, но теперь вроде взялся за ум - изводит себя упражнениями.
   - Это правильно, - кивнул отец, - значит, у парня есть характер. А как Джон, тоже изменился к лучшему.
   - Куда там, - горько усмехнулся Золотой лев и сразу стало ясно, что он не хочет и вспоминать о третьем сыне - Джоне, которого уже тогда называли за глаза "позором Руа­нов" - из-за любви портить юных служаночек и жительниц окрестных деревень. - Ну да ладно, пора нам обсудить дела не для замкового двора.
   - Идём, Алекс, - кивнул отец. - И ты, Майлз, тоже. Ты - мой наследник, так что го­товься принимать дела. Мой срок не за горами.
   - Отец, не начинай, - кисло протянул брат.
   - Все в роду Фарроу чувствуют когда подходит их срок отправляться на встречу с Господом, - нравоучительно прогудел отец. - Ты ещё слишком молод, чтобы почувство­вать это, но пройдёт лет сорок.
   - Бертрам, - перебил отца герцог, - оставь сына в покое, да и дел у нас слишком много, куда больше чем времени.
   - Хорошо, Алекс, идём, - кивнул отец. - Кристиан, Эрик, помогите гостям осво­иться в замке.
   Гости оказались людьми ещё более интересными нежели их предводитель. В от­сутствии герцога за старшего у них остался молодой человек, не старше Кристиана, пред­ставившийся нам как Генрих граф Орвик - близкий друг и соратник герцога Руанского. Сопровождали его дружинники из Орвикшира пополам с рыжеволосыми эрландерами, главным среди которых был Хэмфри Богарт, которого все называли не иначе как Бородач (и вправду, лица его было почти невидно за длинной кустистой бородой).
   - А вот и наши проводники здесь, - рассмеялся молодой граф.
   Мы представились друг другу, причём сразу было видно, что эрландеру все наши церемонии казались просто смешными и нелепыми. Мы проводили гостей в комнаты - солдат поселили вместе со стражей замка, а Орвику и Богарту выделили отдельные апар­таменты. После того, как вещи графа с эрландером были доставлены по назначению, за чем следили и мы и они, мы все вместе отравились обедать. Отец с герцогом и Майлзом так и не пришли составить нам компанию, они в тот день до самого вечера просидели в отцовском кабинете, но нам вполне хватило и Орвика с Богартом. Граф рассказывал нам о войне на севере и усмирении непокорных горцев. Богарт принадлежал к тому клану, что всегда был лоялен власти и потому эрландер с упоением поведал о битвах и сожжённых деревнях мятежников, пускай те и принадлежали к его собственному народу. Меня это несколько покоробило, однако, замечавший всё Орвик, сказал мне:
   - Для эрландеров в жизни главное клан и семья, а народ в общем - не столь уж и важен. Эрик, а ты чем собираешься жить дальше?
   - Я хотел бы стать настоящим рыцарем, как мой отец, и служить Страндару, как должен всякий Фарроу.
   - Хорошие слова, - усмехнулся Орвик. - Тебе бы пора стать чьим-нибудь оруже­носцем? Или ты уже?
   - Нет пока, - покачал я головой, - но на будущий год я поеду в Академию Гартанг, а после того, как закончу обучение, то стану оруженосцем у какого-нибудь из знатных дво­рян.
   - Новая система, - усмехнулся Орвик снова. - Я предпочитаю простую. Не один век так жили и многих славных рыцарей воспитали.
   Мы проговорили до позднего вечера, а следующим утром гости покинули замок. Отец запретил нам говорить кому-либо об этом визите, а когда мы принимались осто­рожно расспрашивать его о том, что они обсуждали с герцогом, отец лишь отмахивался и менял тему разговора. Майлз же всё чаще отсутствовал в замке, защищая окрестности и всё графство от распоясавшихся банд разбойников и дезертиров. Время было тяжёлое, на­логи росли, по стране шлялись дезертиры и обычные грабители, целые деревни уходили в леса, под знамёна Робина Гуда, слывшего едва ли не народным избавителем и могильщи­ком богачей. Вскоре праздности перестал предаваться и Кристиан - он всё больше прояв­лял интерес к управлению нашими землями, что старший брат считал недостойным, а у отца на всё не хватало сил. Поэтому я всё чаще чувствовал себя одиноким, лишённым об­щения с братьями и отцом, и буквально считал дни до отъезда в Гартанг. И вот так долго ожидаемый день настал.
   Утро выдалось солнечным и тёплым для середины апреля. Я уезжал из дому на долгие три года и это была самая долгая моя отлучка. Провожали меня отец с Кристиа­ном. Майлз, как всегда, отсутствовал, разбираясь с разбойниками в наших лесах. Мы об­нялись и я вскочил на специально для этой поездки купленного жеребца, дав ему шенке­лей. По наказу отца я ни разу не обернулся. Сопровождал меня в этом путешествии слуга и телохранитель Грегори - человек с тёмным прошлым, фанатично преданный нашей се­мье. Его привёз едва живым старший брат из одного из рейдов по графству. За время на­шего путешествия он не произнёс и двух десятков слов, зато в нескольких стычках с раз­бойниками, как на дороге, так и в гостиницах, он проявил себя наилучшим образом. Также он учил меня не слишком-то честным приёмам фехтования и рукопашного боя, которые могут пригодиться в жизни. Не раз я в душе был благодарен ему за эту науку.
   И вот перед нами лежал Престон - столица Страндара. Мы въехали в него к концу мая, как раз к началу приёма в Гартанг. В то время Золотой лев вновь воцарился в Стран­даре, добившись того, что из-за бездетности короля Уильяма, парламент назначил его на­следником престола, а сущности он был полновластным правителем. Именно этот факт, как я после узнал, и стал решающим для приёма меня в эту элитную военную академию, но тогда, жарким маем, я искренне радовался этому факту и строил планы своей будущей военной карьеры.
   Гартанг располагался в пригороде Престона и представлял собой средних размеров замок. Подъехав к его воротам мы с Грегори остановил коней и мой спутник прокричал:
   - Эрик Фарроу, сын графа Бертрама Фарроу, прибыл для обучения в Академию Гартанг!
   Ворота медленно отворились, литая решётка поднялась и голос изнутри произнёс:
   - Пусть Эрик Фарроу, сын графа Бертрама Фарроу войдёт. Один.
   Грегори кивнул мне и я направил своего коня в разверстый зев Академии Гартанг, показавшийся мне тогда пещерой сказочного великана-людоеда. Грегори махнул мне на прощание и бросил:
   - Я буду ждать тебя в "Еловой шишке".
   Развернув коня, он уехал в город, а я снова толкнул своего, направляя его в замок. Когда я миновал ворота, решётка за моей спиной как-то обречённо звякнула о брусчатку. Створки медленно, но верно сомкнулись. Передо мной вырос страж в кольчуге и протаза­ном в руках, положив древко на плечо он протянул мне ладонь в перчатке, чтобы помочь мне слезть со слишком высокого для меня жеребца.
   - Нет! - оборвал его появившийся словно из-под земли клирик в чёрном с боевым крестом на плече. - Отныне он вступает в Гартанг как кадет, а значит - впереди у него взрослая жизнь со всеми последствиями. Он всё отныне должен делать сам. Начать сле­дует как раз с того, чтобы спуститься с коня.
   Страж пожал могучими плечами и вернулся к патрулированию, а я собравшись с духом, взялся за переднюю луку седла и спрыгнул на землю. Со стороны выглядело, на­верное, довольно жалко. Клирик, однако, виду не подал, лишь покачал головой и сделал мне знак идти за ним. Я взял коня под уздцы и двинулся следом. Казалось, ему совсем не тяжело носить его тяжеленный боевой крест, причём "плечи" его не опирались на плечи священника, так что весь вес был на одной только правой руке. Это какой же силой дол­жен обладать клирик?
   - Тут скорее дело привычки, сын мой, - ответил он на мой невысказанный вопрос. - Коня оставь в стойле вон там. Теперь забота о нём ложиться на твои плечи, помни. Каж­дый кадет Гартанга сам заботится о своём коне и имуществе, в особенности, оружии, так как это будет на войне. Там слуг нет.
   - У большинства, - возразил ему молодой человек, выходящий из конюшни. - Но генералы и маршалы возят с собой целые штаты слуг, портных и передвижные бордели.
   - Не строй из себя прожженного циника, сын мой, - покачал головой молодой кли­рик. - То, что ты побывал в одном сражении за Апонтайном, ещё не даёт вам права на это. Познакомься с кадетом Эриком Фарроу. - Он кивнул на меня. - Это наш выпускник и лучший кадет Гартанга - Альберт Ольгот. Он станет твоим гидом в Гартанге. Да прибудет с вами Господь.
   - В этом весь наш отец Рассел, - улыбнулся мне кадет. - С ним стоит быть очень осторожным в высказываниях и даже мыслях. Поговаривают, что он умеет их читать. По­шли, Эрик, поставим твоего коня и зададим ему корма. Ты сумеешь вообще позаботится о себе.
   - Я хоть и сын графа Фарроу, - не без гордости ответил я, - но отец считал, что на­стоящий рыцарь и слуга короля должен уметь куда больше чем просто сражаться. Он придерживался примерно таких же взглядов, как и отец Рассел.
   - Кстати, насчёт титулов и прочего, - предупредил меня Ольгот. - Здесь все просто кадеты. У нас есть имена и фамилии, но не титулы, тем более принадлежащие родителям. Отец Рассел строго следит за этим.
   Мы позаботились о моём коне и Ольгот повёл меня на небольшую экскурсию по Гартангу.
   - Это двор для пеших тренировок с мечом, топором и древковым оружием. - Он вёл меня за собой, объясняя, что где находится. - А то - для конных упражнений. В дон­жоне расположены классы для разных уроков, а в бараках живём мы, кадеты. Сейчас в Гартанге почти никого нет. Старшие - в поле, воюют с разбойниками в своих графствах, младшие или дома или ещё не прибыли для обучения. Ты, кстати, первый. Это к удаче.
   - А ты почему здесь? - наивно спросил я, не понимая, что могу задеть его чувства.
   - Не видишь, что ли, я хромаю, - резко бросил он мне. - В Престоне, на дуэли, мне ногу пропороли, а домой в таком виде являться я не могу. Мать меня заживо съест.
   - Ты дрался на дуэли? - удивился я. - Но они же для кадетов запрещены, так мне Грегори объяснял по дороге из дома.
   - Ну, насчёт каникул ничего не сказано в королевском эдикте, - пожал плечами Ольгот. - По идее, нам разрешено убивать, когда мы вне стен Академии. Так что, дуэли по сути запрещены между студентами. И вообще, когда отец Рассел так близко от нас, лучше не болтать о дуэлях и прочем.
   С этого началась моя жизнь в Академии Гартанг. Уроки начались ещё через не­сколько недель, а пока я предавался праздности, отдыхая после долгой дороги, все обя­занности мои заключась в уходе за конём и оружием. Да ещё Ольгот, хоть и ссылался на хромоту и боль в раненной ноге, взялся продолжить моё обучение фехтованию. В акаде­мии, как выяснилось не было не только кадетов, но и наставников, также разъехавшихся по домам на время каникул. Лишь изредка Джозефф Рассел, тот самый клирик, что по слухам, умел читать мысли вызывал нас к себе для долгих, задушевных бесед о том, каким должен быть подлинный рыцарь и слуга страны, какая бы власть в ней не была, что осо­бенно важно в наши, весьма смутные времена. Это чем-то напоминало разговоры с отцом и его наставления перед моим поступлением в академию, только клирик раз разом ссы­лался на догматы Веры, чего отец ни разу на моей памяти не делал, он всё больше упоми­нал о чести рыцаря и достоинстве истинного нобиля.
  
   Никогда не забыть мне и день, когда я познакомился с Александром - младшим сыном герцога Руанского. Он въехал в академию без какой-либо помпезности, которой можно было ожидать от сына наследника престола. Я бродил по двору Гартанга, заняться было совершенно нечем. Джозефф Рассел оставил меня в покое ненадолго, он с некото­рого времени был очень занят своими таинственными изысканиями, о которых также хо­дили самые мрачные слухи. Альберт же уехал в Престон, пользуясь более широкой свобо­дой выпускника. Мне, как и всякому начинающему кадету, в город до третьего курса ход был закрыт.
   Ворота начали открываться без какого-либо предупреждения и от их скрипа и звона поднимаемой решётки, я вздрогнул, повернувшись туда. Порог Академии Гартанг как раз переступали двое конных. Мне сначала показалось, что они - ровесники, но почти сразу я понял, что один старше на несколько лет. Они были похожи друг на друга, как братья и ещё напоминали кого-то, но кого именно я тогда не понял. Старший был сред­него роста и полноватого телосложения, явно не привыкший к конной езде и походной жизни. Второй же, выглядевший немного старше своих лет, сидел в седле несколько странно, присмотревшись я понял, что одно плечо у него выше другого, а одна нога - ко­роче второй. Не смотря на это, он легко спрыгнул с коня, придержав его уздцы - жеребец заплясал, нервная оказалась лошадка. А вот его спутник принялся оглядываться, ища гла­зами слугу, который ему поможет спуститься. Тут же, как из-под земли возник отец Рас­сел со своей обычной лекцией о взрослой жизни кадета Гартанга.
   Тем временем спрыгнувший первым юноша подошёл ко мне и спросил:
   - Где стойло, куда бы я мог поставить своего коня?
   - Идём, - кивнул я ему. - Я провожу тебя.
   Мы зашагали к конюшне и я представился по пути.
   - А я Александр Руан, - кивнул он.
   Мне стоило больших усилий не оступиться, когда я услышал его имя. Тот самый, младший сын Александра Руана, названный отчего-то его же именем, что считалось очень дурной приметой. Его мать, когда была беременна, вроде бы упала с лошади, однако ре­бёнок остался жив, вопреки всем Господним законам. Говорят, таким людям предназна­чена великая судьба.
   - Это конюшня? - спросил он, указывая на длинное здание, голос его вывел меня из ступора, в который я загнал себя, услышав имя.
   - А-ага, - кивнул я. - Там много свободных стойл.
   Мы вместе устроили норовистого жеребца и я проводил Александра - попросил называть его просто Алек - в жилые помещения, попутно показав все достопримечатель­ности Гартанга, как это делал Ольгот сразу после моего прибытия.
   - Кто это был с тобой? - спросил я его.
   - Филипп, мой брат, - ответил он и в голосе его звучало нечто вроде обиды или даже презрения.
   - Он ведь старше тебя, а ведёт себя так будто здесь впервые? - удивился я.
   - Он, действительно, тут впервые, - кивнул Алек. - Мать не отпускала нас из Тор-Руана. Она вообще хотела, чтобы я стал монахом, а Филипп не желал быть рыцарем и во­енным. Ему больше по душе придворная жизнь - балы, пиры и всё в том же духе. Отец с Томасом и Марлоном не любят его за это, почти презирают.
   - А ты? - спросил я.
   - Мне его жаль, - пожал плечами Алек. - Он - Руан, а это накладывает определён­ные обязательства и ограничения. От нас ждут чего-то почти сверхъестественного, а Фи­липп - обычный человек и хочет им оставаться. Он не может выполнить тех требований, что возлагают на него отец и братья. Мне тут легче.
   - Как это? - удивился тогда я.
   - От меня ничего никогда не ждут, - с горечью произнёс он.
  

Глава 2.

   Обучение в Гартанге было совсем не то, чему учили меня старина Джек и Грегори. Первым делом мы поднимались засветло, чтобы вычистить и накормить коней, после почти до полудня наставник по физическим упражнениям - мастер Вигго, могучий пото­мок северян-завоевателей, пришедших из той земли, где сейчас расположено королевство Эребре; затем он же вместе с Йеном Хольмом - своим соотечественником, уроженцем вечно мятежных провинций, тренировали нас с мечом и секирой в пешем бою и, оконча­тельно вымотанные, мы под вечер попадали в руки Марка Аттрея - едва ли ни единствен­ного дворянина из наставников Гартанга, он обучал нас конной езде и конному же бою. И так каждый день кроме понедельника и среды, когда за нас принимались учителя истории, письма, географии, изящного слова и манер et cetera, et cetera...
   Вскоре я стал замечать, что Александр Руан встаёт на полчаса раньше всех и я ни разу не видел его в общей умывальной по утрам, всегда встречая его в конюшне, где он драил скребком своего норовистого воронка. И вот, в одну такую встречу, я в открытую спросил его:
   - Где ты проводишь все утра?
   - Не смотря на форму, сшитую по заказу, ты, думаю, видишь, каков я из себя. - Его движения стали несколько более резкими, выдавая его волнение.
   Действительно, Алеку единственному из всех кадетов форму шили по индивиду­альному заказу, причём инициатива исходила не от него или его отца, а, к всеобщему удивлению, от Джозеффа Рассела. Клирик в ультимативной форме заявил, что все кадеты должны быть одинаковы, как пред лицом Господа, не смотря ни на какие физические осо­бенности.
   - Так вот, - продолжал Алек, - я с давних пор, как говорит Генри, извожу себя фи­зическими упражнениями. Но для этого здесь времени не предусмотрено, так что я встаю на полчаса раньше, чтобы заниматься.
   - Тебе не хватает обычных наших занятий? - удивился я, натягивая на морду своего коня торбу с овсом.
   - Они не помогут мне выпрямить спину, - отрезал он глухим голосом, от которого у меня пропало всякое желание задавать ещё вопросы на эту тему.
   Вскоре стало видно, что Алек проявляет в несколько раз больше рвения к учёбе и тренировкам, нежели все мы - каюсь, и я тоже, - а уж о его братце лучше молчать. Фи­липп Руанский был заносчив, горд (от слова "гордыня") и бесконечно ленив. Не раз его вызывал к себе отец Рассел для приватной беседы, но, в отличии от остальных несчаст­ных, третий сын Золотого льва не проявил ни на йоту больше желания учиться. Ходили слухи, что ректор Гартанга сэр Самуэль Вудвил уже составил письмо к наследнику пре­стола с сообщением, что Филипп непригоден к обучению и просьбой забрать его домой, как вежливо называлось отчисление из академии.
   Мы же с Алеком постепенно начинали проникаться друг к другу подлинным ува­жением, там началась наша дружба, продлившаяся, несмотря ни на что, до самой битвы при Кофорте. Я начал вставать вместе с ним на полчаса раньше и проделывать тот же комплекс воистину изнурительных упражнений, что и он, мы часто оказывались против­никами в учебных поединках и изводили себя, до седьмого пота носясь вокруг донжона замка Гартанг или едва не загоняя коней в дикой, неистовой скачке по окрестным полям, пугая селян и ворон, за что получили от Марка Аттрея основательный нагоняй. На сле­дующее утро нас вызвал к себе Джозефф Рассел. Он сидел в жёстком кресле с прямой и высокой спинкой, отдалённо напоминающем трон, а на столе перед ним стояла клетчатая, как килт берландера, доска для игры в шахматы с расставленными на ней красивыми рез­ными фигурками, отчего-то белого и золотого цветов.
   Жестом пригласив нас садиться, клирик поинтересовался:
   - Кто из вас лучше играет?
   - Александр, - первым среагировал я. - Я, вообще, ни разу не играл, лишь видел, как играет со старшим братом.
   - Ну тогда, пришло время поучиться самому играть, - усмехнулся Джозефф. - Золо­тые - чёрные, мои. Ещё могу дать фору в три любых фигуры.
   - Простите, отец мой, но я вынужден отказаться, - уроки мастера Альберто Филиг­гатти, преподавателя изящной словесности, при всей моей к ним нелюбви давали знать. - Вы ведь сами учили нас, что жизнь и Господь поблажек не дают.
   - Ты отлично усвоил мои уроки, сын мой, - улыбнулся отец Рассел. - Итак, твой ход.
   Я решительно поставил пешку с Е2 на Е4, как всегда делали в начале партии и отец, и Майлз. Клирик ответил тем же - со своей стороны. Я надолго задумался, пока Алеку не надоело сидеть рядом и он не обратился к терпеливому, как статуя Джозеффу:
   - Отче, могу я помочь?
   - Помогать ближнему и дальнему своим - долг каждого истинного сына Матери Церкви.
   Однако и вдвоём мы практически ничего не смогли противопоставить клирику, ко­торый оказался подлинным виртуозом шахмат. Когда же нам был поставлен окончатель­ный мат, отец Рассел взял одну из золотых фигур, взятых у нас в самом начале партии, это был слон, повертел в пальцах.
   - У Гартанга возникла серьёзная проблема с твоим братом, Александр, - задумчиво произнёс он. - Сэр Самуэль не желает оскорблять наследника престола отчислением его третьего сына из академии, однако и продолжать обучение его - нецелесообразно.
   - Отчислите его, - безжалостно бросил Алек. - Обучение здесь ему самому в тя­гость и он с радостью покинет стены Гартанга, чтобы вернуться к своей обычной, празд­ной жизни.
   - Ты не только выглядишь, но и мыслишь как человек несколько старше своих лет, - сказал клирик, ставя обратно слона. - И безжалостен ты не по годам. Однако политика обязывает быть не только безжалостным, она требует - именно требует - иногда изворот­ливости и ловкости в обхождении с людьми, особенно такими, как твой отец.
   - Он примет то, что Филипп не оправдал ожиданий семьи, - пожал плечами Алек.
   - Примет, - кивнул отец Рассел, - но и оскорблять чувства юного Руана - нельзя. Надо убрать Филиппа так, чтобы по возможности не задеть его гордость или задеть её в наименьшей степени.
   - И как же? - живо заинтересовался Алек.
   - Это уже я предоставляю вам, - улыбнулся клирик. - Ступайте теперь с миром, дети мои. Да прибудет с вами благословение Господне.
   Мы вышли, раздумывая над словами отца Джозеффа Рассела. Так началось наше обучение азам политики и выживания в жестоком мире династической войны, уже полу­чившей к тому времени название Войны Львов.
  
   - Натаскиваешь щенят для себя? - раздался голос и в комнате словно из ничего объявился высокий человек в чёрном, на плечи его падали длинные платиновые волосы. - Не думаешь, что они когда-нибудь используют твои же уроки против тебя.
   - Противник должен тоже быть достойным, - покачал головой Джозефф. - Я был бы не против таких.
   - Я так и не понял, кого ты поддерживаешь. - Платиноволосый присел напротив клирика и взялся за шахматы. - Кто тебе ближе - Руаны или Нагли?
   - Лишь Господь и никто иной, - попытался отделаться строчкой из Книги Всех Книг священник.
   - Оставь, - отмахнулся его собеседник. - Ты же читал Откровения Исайи, так что цитировать тот список, да ещё и урезанный и выхолощенный, с твоей стороны - просто лицемерие.
   - Хорошо, - сдался Рассел, расставляя золотые шахматы на доске. - Я играю на своей стороне, ужу рыбку в мутной воде гражданской войны.
   - И не боишься, что эта мутная рыбка оттяпает тебя что-нибудь важное в орга­низме? - вопрос был чисто риторический.
   - Раньше смерти не умру, - философски пожал плечами священник, - но и позже - тоже. Ваш ход, мистер Джефри Мортимер.
  
   Самым знаменательным событием в нашей кадетской жизни была охота на распоя­савшихся эрландеров, некогда служивших отцу Алека. Они засиделись и соскучились по крови и смерти, ушли со службы и сколотили банду с патетическим и донельзя глупым названием "Весёлые покойники". Мы были выпускниками и доучивались последний год в Гартанге. Филипп так и не сумел дойти до этого. Через несколько дней после разговора с отцом Расселом, Алек напросился на конную схватку с братом и так лихо вышиб его из седла, что ему понадобилась врачебная помощь и долгий покой. Именно это и послужило формальной причиной отправки Филиппа в Руан, откуда он уже в Гартанг не вернулся.
   Непосредственно перед отбытием в район, где разбойничали "покойники", нас вновь вызвал к себе отец Рассел. Он также, как и три года назад, сидел за столом с шахма­тами золотого и белого цветов.
   - Интуиция подсказывает мне, - начал он, блестяще обыграв нас Алеком, - что эти "Весёлые покойники" не просто бандиты и воры, какими стараются представиться. Те скорее по части Робина Гуда со товарищи.
   - Робин Гуд - коренной страндарец, - пожал плечами я, - а "покойники", послухам, все эрландеры.
   - У Гуда в банде, как на Корабле Катберта, каждой твари по паре - страндарцы, эр­ландеры, берландеры, северяне - потомки эребрийцев et cetera. Нет, - покачал головой он, - "покойники" спущены сцепи на манер псов с какой-то смутной целью.
   - Не такой и смутной, - возразил Алек. - Дестабилизировать положение в стране - вот их цель, настроить народ против отца, ведь его считают правителем de facto. Не смотря на все усилия её величества и герцога Аредина. Не удивлюсь, если это - их рук дело.
   - Быть может это и так, - кивнул Джозефф, - однако для подобных обвинений в ад­рес подобных особ нужны весьма весомые доказательства.
   Ни я, ни Алек не стали говорить, что добудем их, но оба уже тогда знали, так оно и будет. Либо мы вернёмся с доказательствами вины королевы и её любовника, герцога Аредина, либо, как говориться, костьми ляжем.
  
   Мы были несказанно удивлены, когда узнали, кто командует операцией против "Весёлых покойников". Этим человеком оказался ни кто иной, как мой первый, неофици­альный, наставник в Гартанге - Альберт Ольгот. Отвагой и умом он явно пошёл в своего почти легендарного отца, которому нанесла поражение Анна из Лиажа и который предпо­чёл смерть в плену почётному выкупу с принесением присяги никогда более не вредить Адрандскому королевству. Закончивший обучение на несколько лет раньше нас Альберт успел уже дослужиться до капитана гвардии и водил войска на как всегда мятежный север в составе карательной армии генерала Марлона Руана - старшего сына и наследника Зо­лотого льва.
   За те годы, что мы не видели друг друга Ольгот изменился не сильно, лишь маль­чишеский блеск пропал из глаз. Он сердечно приветствовал нас, хотя было видно, что ему стоило определённых усилий узнать нас. Мы с Алеком числились едва ли не лучшими (уж он-то точно) кадетами и поэтому нас поставили командовать остальными. По общему со­гласию Алекс стал нашим командиром, первым делом назначив меня своим заместителем.
   Ольгот не желал втравливать нас в серьёзные драки и приставил конвоировать обозы из Карвайла, где располагалась штаб-квартира армии, возглавляемой Альбертом, идущие на периферию борьбы с "покойниками". Таким образом мы никаким образом не могли выполнить задание отца Рассела и вообще страдали от скуки. Нам казалось, что мы вырвались из скуки и размеренности жизни Гартанга, чтобы попасть в совершенно невы­носимые скуку и размеренность конвоев с оружием, солониной, пивом и фуражом для лошадей.
   - И что нам теперь делать? - спрашивал я у Алекса.
   Мы сидели у костра, деля вечерний паёк и подогревая на огне вино. Мы ж теперь взрослые люди, выпускники Гартанга, как же, нам всё можно.
   - Не знаю, Эрик, - покачал головой он. - Не знаю. И это самое обидное.
   - Ольгота винить не в чем, - протянул я. - Он запряг нас в этот конвой исключи­тельно по доброте душевной.
   - Он прав, - согласился Алек. - В бою мы, несмотря ни на что, почти ничего не стоим. Помнишь тех солдат на заставе.
   Я отлично помнил несчастных с сожжённой заставы. Солдат утыкали длинными стрелами, словно подушечки для иголок, до рукопашной дело даже не дошло - за "покой­ников" постарались огонь и стрелы.
   - Говорят, что и конвои, вроде нашего для них не помеха, - буркнул Алекс. - Два уже "взяли на копьё". И охраняли их не кадеты, вроде нас, а настоящие проверенные за Апонтайном и на севере ветераны. Наше направление считается самым безопасным, но это до поры.
   - Их рабочие бригады (так себя называли банды "Весёлых покойников") наглеют с каждым днём.
   - Мы тут соглашаемся друг с другом, как братья-лгуны из сказки, а дело стоит, - с досадой бросил Алекс. - Нам думать надо, думать.
   Но ничего путного ни в тот вечер, ни в последующие придумать не удалось. За нас всё решили обстоятельства.
   Мы отдыхали после очередного конвоя в замке Мольт, болтая с солдатами гарни­зона и отсыпаясь после ночных бдений в дороге, гнать лошадей пришлось изрядно, по­тому что в округе объявилась самая жестокая рабочая бригада. В Мольт мы летели как на крыльях, всё время казалось, что вот-вот из-за дерева или куста вылетит длинная стрела с оперением из совиных перьев и бесшумно вонзиться тебе точнёхонько между лопаток. Однако не попустил Господь, остались живы.
   И вот в замок примчался измученный всадник на взмыленном коне. Он едва не вы­валился из седла, однако по всей форме доложился коменданту Мольта - Винсенту. Мы с Алеком, естественно, торчали в первых рядах солдат и слышали всё.
   - "Покойники" прижали к речке вашу смену в этом замке, - задыхаясь говорил вес­товой. - Половину перебили, но мы сумели закрепиться в какой-то деревушке и держим оборону. - Это не удивительно, местные деревушки из-за близости к разгульному северу и в более спокойные времена более напоминали небольшие форты с хорошими частоколами и башнями, на которых дежурили лучники, а уж теперь-то... - Наш командир, Майлз Фар­роу, выслал пятерых гонцов на лучших конях, что у нас были. Ещё кто-нибудь к вам при­езжал? Хотя что я говорю, конечно, нет.
   - Кто ваш командир?! - Я и сам не заметил как подлетел к нему и ухватил несчаст­ного солдатика за грудки. В те юные годы я только начал обретать ту силу, из-за которой северяне меня прозвали Эриком Урсой (на их языке медведем), но измученному весто­вому хватило и их. Он болтался в моих руках, как марионетка из кукольного театра, у ко­торой перерезали разом все нитки.
   - Майлз Фар-роу, - только и сумел, отчаянно клацая зубами в такт моим встря­сками, выдавил солдатик.
   Александр из-за своих постоянных физических упражнений был ещё сильнее меня и без труда вырвал из моих рук мотыляющуюся туда-сюда гонца, ещё двое моих прияте­лей-кадетов повисли у меня на плечах.
   - Это мой брат, - прохрипел я, объясняя своё по крайней мере странное поведение. - Там мой брат!
   - Сэр Винсент, - обратился к коменданту Алекс, - мы должны им помочь.
   - У нас нет сил для этого, - покачал головой тот. - Мы понесли слишком серьёзные потери за время дежурства в этом замке. Если я сниму людей с охраны, то тут попросту никого не останется. Кроме вас.
   - Мы отправимся туда, - твёрдо заявил Алек. - Мы - кадеты Гартанга и присланы сюда воевать.
   - Это - безумие! - воскликнул Винсент. - Я этого допустить не могу!
   - Мы в подчинении у сэра Альберта Ольгота, - отрезал Алек, - а в его отсутствие среди нас, кадетов, командиром являюсь я. Так что запрещать нам что-либо вы, сэр Вин­сент, не можете.
   - Алекс, - я уже пришёл в себя и мог размышлять вполне здраво, - там, конечно, мой брат, но и гибнуть за так - глупо.
   - Мы воевать сюда приехали или как? - ожёг меня взглядом он.
   - Воевать, а не гибнуть! - встрял один из кадетов, наш друг Уильям Гаррот, сла­вившийся осторожностью, но не трусостью. - Что мы можем противопоставить рабочей бригаде "покойников"?
   - Да что мы тогда будем за рыцари, если не выйдем из-за стен замка ради спасения своих товарищей! - Зажигательные речи, поднимающие и солдат и нобилей в на бой Алек умел уже тогда.
   Пристыжено опустил голову сэр Винсент, Гаррот в раздумье потёр затылок, а по­сле ударил кулаком по раскрытой ладони, приняв решения. Я же был полностью на сто­роне Алека, у той безымянной речки как-никак убивали моего брата. Все кадеты, собрав­шиеся во внутреннем дворе замка Мольт, как один бросились к своим коням, седлать их в дорогу. Доспехи мы хранили во вьюках, которые всегда лежали на специальном складе неподалёку от конюшен, чтобы их всегда можно было либо навьючить как можно скорее на лошадь, либо - на себя.
   - Далеко до той деревушки? - уже спрашивал тем временем у солдатика Алек.
   - В милях не знаю, а так вроде с полчаса ехал, - прохрипел приходящий в себя го­нец. - Если надо, я вас доведу.
   - Сможешь? - поглядел на него Алек.
   - Александр, собирайтесь сами, - бросил ему сэр Винсент. - Я не могу бросить Мольт, но десятка три человек выделю. Сержант Виллис, собирай своих орлов, поступа­ешь в подчинение к кадету Александру Руану. Десять минут на сборы!
   Старый сержант, бывалый ветеран Виллис только кивнул в ответ, оглушительным свистом созвав людей. Алек же подхватил меня и мы вместе бросились к складу с доспе­хами. Помогая друг другу, мы упаковались в доспехи, правда по приказу командира отка­завшись от тяжёлых панцирей и ножных лат.
   - Наша сила будет в скорости, - объяснил Алекс, - доспехи будут сильно тормозить нас и в пути и при атаке. Копий не брать! Это будет не рыцарская схватка или турнир, а бой без правил. Помните это, парни!
   И вот мы выехали, звеня кольчугами и конской сбруей, во внутренний двор замка Мольт, где нас уже ждали три десятка воинов под предводительством сержанта Виллиса, все при мечах и арбалетах. Алек кивнул ему, отдавая приказ следовать за нами. Ворота отворились перед мордами наших коней и вот сотня с лишним кадетов отправлялись в свой первый настоящий бой. Описать состояние, в котором пребывал тогда, я детально описать не смогу. Возбуждение от того, что вот оно, наконец, дело, подлинное - не тур­нир, какие часто проводились между кадетами и мало чем отличались от обычных трени­ровок; и не учебный бой с затупленным оружием и толстенными доспехами, сковывав­шими движения. Но одновременно и какая-то флегма, странная апатия, охватившая меня с того мига, как я окончательно принял решение.
   Придерживая шлем левой рукой, в привой я сжимал поводья коня. Ехали мы ша­гом, нечего зазря гнать лошадей, они у нас боевые, а не вьючные, и люди сержанта без труда поспевали за нами. Однако так мы приедем только к шапочному разбору и застанем одни лишь трупы. С этим я и обратился к Алеку.
   - Согласен, - кивнул он, - но что мы можем поделать. За полчаса наши кони и так основательно подустанут, а уж если гнать, на таких конях много навоюешь. Пешком же у нас шансов почти никаких, даже с людьми сержанта Виллиса.
   - Боюсь мы приедем слишком поздно, - покачал головой я. - Может можно как-то сократить путь? - Эти слова по большей части обращались к старому вояке и знатоку здешних мест сержанту Виллису.
   - Ваша правда, милсдарь кадет, - кивнул тот, почёсывая лоб под кабасетом, - вон че­рез тот лесок, что Воровским кличут, можно за четвертушку часа до той деревушки, о которой гонец говорил, добраться. Но лезть туды я б лично не стал.
   - Почему? - удивился Алекс. - Мы - солдаты короля и Страндара, отчего же мы не можем пройти через какой-то лес?
   - Вы, господин, думаю, знаете, почему тот лесок Воровским кличут, - сощурился Виллис. - Это оплот Робина Гуда, туда солдатам хода нет.
   - Что?! - возмутился Алекс. - Какие-то бандиты не дают нам прийти на помощь своим товарищам! Вперёд! Мы пройдём через этот Баалов лес!
   Я подъехал к нему и положил руку на плечо, повесив свой шлем-бургиньот на высо­кую луку седла.
   - Не заводись, Алек, - сказал я. - Если нас перебьют разбойники Робина Гуда, мы ничем не поможем брату.
   - Нет, - отрезал он, движением плеча смахивая мою ладонь. - Будет так, как я ска­зал и не иначе. Королевские солдаты должны свободно ездить по стране, а если это не так, то наша святая обязанность исправить этот прискорбный факт. - И он толкнул пятками коня, посылая его размашистой рысью в Воровской лес, на встречу с легендарным раз­бойником Робином Гудом.
   Когда наш небольшой отряд въехал в лесок, точно перед мордой первого коня вы­рос высокий тощий парень в зелёной одежде, какую носят охотники и трапперы, из-за плеча его торчало "плечо" длинного страндарского лука, что характерно, с поставленной тетивой. Я знаю, что такой можно выхватить в одну секунду, а в следующую нашпиговать нас стрелами длиной в ярд с лишним.
   - Приветствую вас в нашем лесу, господа солдаты, - поклонился он нам. - Вы знаете, что пройти через него можно лишь уплатив нам подорожную.
   - Этому не бывать, - гордо бросил в ответ Алек, - везде и всюду здесь земля Стран­дара и принадлежит она одному лишь королю Уильяму V. Мы - солдаты короля и страны...
   - Оставьте, молодой человек, - осадил его зелёный, по всей видимости, это и был легендарный Робин Гуд. - В этих землях я - король, шериф и мытарь. Если не желаете платить, мои доблестные друзья возьмут с вас плату, но уже кровью.
   С деревьев свесились люди - как мужчины, так и женщины - всех возрастов и на­ций с луками и арбалетами в руках, те кому не хватило места на ветках заняли окрестные кусты, в основном это были подростки постарше (не моложе нас, как я сейчас понимаю), но вооружены они были наравне со взрослыми.
   - Вы можете перебить всех нас, - ответил Алек, ладонь которого непроизвольно по­тянулась к мечу, - но королем не станете и стать не сможете. Когда у страны будет доста­точно сил для уничтожения вашего "королевства", от вас не останется ничего.
   - Вы смелый молодой человек, - рассмеялся Робин Гуд, - со мной давно никто так не разговаривал.
   Я сделал знак нашим людям готовиться к прорыву. У нас был мизерный шанс про­мчаться вперёд по лесной дороге, срубив отвлёкшегося разговором с Алеком Робина Гуда, воспользовавшись замешательством разбойников, потерявших главаря. Но этот шанс был крайне призрачным и зависел по большей части от шальной Госпожи Удачи - мчаться по лесу под градом стрел, сыплющихся со всех сторон. Безумие. Но ничего лучшего нам, по­хоже, не остаётся.
   - Но вы, юноша, слишком безрассудны, - продолжал тем временем Робин Гуд. - За­чем, спрашивается, вы полезли прямиком в осиное гнездо, ко мне в гости, да ещё и всего таким мизерным числом солдат, а? Ни за что не поверю, что всё дело в одном только го­норе, о славе Воровского леса, думаю, вы наслышаны.
   - Послушайте, Робин Гуд, - вмешался я, видя, что Алек готов выдать ещё одну гор­дую речь и о короле, стране и месте разбойников в этой стране. - Здесь неподалёку, меньше чем в четверти часа пути, рабочая бригада "покойников" осаждает деревню, где заперлись королевские солдаты. Сейчас там гибнут люди, а по вашей милости мы не мо­жем проехать им на помощь.
   - Совсем охамели, сволочи, - покачал головой Робин Гуд, - но и помогать солдатам не в наших правилах, мы их обычно убиваем.
   - И этих перебьём! - рявкнул с ветки рыжий мужик.
   - Нет, Скарлет, - отрезал Робин Гуд, - рано.
   - Хватит! - не выдержал я. - Мы теряем время, а люди гибнут! Либо пропускай нас, либо вели своим стрелять!
   - Тут, я вижу, собралось изрядное число отважных молодых людей...
   Вот тут я сорвался, за что корил себя очень долго. Ведь не окажись Робин Гуд че­ловеком несколько лучшим, нежели все считали, - и я бы этих строк не писал.
   Я дал коню шпоры, посылая в дикий галоп, одновременно ухватив поводья алекова жеребца. Остальные последовали за нами, кто галопом, кто - бегом, но не намного отста­вая от конников. Робин Гуд поспешил убраться с нашего пути, лихо перекатившись через плечо, однако лук он выхватил, что удивило меня. Я прижался к луке седла, чтобы хоть как-то укрыться от стрел, которые, как я думал тогда, сейчас полетят мне в спину. Я не мог видеть, как Робин Гуд поднялся с земли, отряхнул свою почти щёгольскую шапочку с петушиными перьями и отдал жестом (слова бы я услышал, не смотря на топот копыт и звон кольчуг) приказ своим людям не стрелять.
   Лес мы пролетели единым духом, даже не заметив как вынеслись на берег речки, точно в тылу у "покойников", осаждавшими деревню. У нас было лишь несколько минут на то, чтобы надеть шлемы и выхватить мечи.
   - Действуйте по обстановке, - бросил сержанту Алек, застёгивая ремешок своего бургиньота, - главное, не дайте им зайти к нам в спину.
   Разогнав подуставших коней, мы ринулись в атаку. "Покойники" уже заметили нас и часть их развернулись в нашу сторону, готовясь встретить удар. У них, к счастью, не было длинных пик и кольев, какие с успехом использовали против конницы мятежные берландеры, равно как и переносных укреплений, вроде ростовых щитов-павез. Да и не ждали "покойники" атаки с тылу, да ещё и появления сотни с лишним кавалеристов и трёх десятков пехоты. Они не видели, что конницу противника составляют юнцы, которым ещё не исполнилось и двадцати лет.
   Первого убитого мною врага я помню также хорошо, как и лицо матери. Это был бородач шести с лишком росту, вооружённый здоровенным мечом с широкой крестови­ной. Быстрым ударом я, как на тренировке, раскроил ему череп - кожаный шлем не спал "покойника", ставшего покойником настоящим при моём посредстве. Но тогда думать и страдать о загубленной душе было некогда. Какой-то бандит попытался достать меня ги­зармой, но её жутковатое лезвие скользнуло по цельнометаллическому щиту-"крылу", за­крывавшему всю руку от плеча и на два пальца ниже кулака. Я не стал тратить время на него, знал, едущие позади - прикончат, я же мчался вперёд...
   Дальнейший бой я толком и не помню. Только какие-то урывки, картинки, как на гравюрах из рыцарских романов, хотя действо творившееся у стен никому неизвестной деревушки мало напоминало их. Вот Алек могучим ударом сшибает наземь "покойника" и тот уже не поднимается... В меня целятся из арбалета, но подбежавший сзади к стрелку Виллис тыкает его раньше мечом промеж лопаток... Уильям Гаррот раскручивает над го­ловой смертоносную секиру... Меня пытаются ударить куда-то в живот. Понимаю, коль­чуга не спасёт. Бью на опережение. На землю падает отрубленная где-то в предплечье рука. Она ещё долго преследовала меня в кошмарах... Смятый щит неприятно давит на локоть и плечо, мешая рубиться в полную силу... Алека пытаются теми же гизармами стащить с седла, зацепив за кольчугу и наруч. Налетаю на увлекшихся "покойников", пер­вого отправляю на тот свет ударом в спину, совершенно позабыв о рыцарской чести, об­ратным движением успеваю перерубить древки сразу двух гизарм. Алек салютует мне ме­чом, морщась от боли... На пути у меня свалка, по земле катаются "покойник" и пехоти­нец Виллиса. Бандит поднимается на ноги, сбрасывая с себя солдата, выхватывает кинжал. Наезжаю на него конём, сбивая в грязь. Солдат приканчивает его и поднимается сам, ус­мехается мне и тут же его пробивают два меча. Налетаю конём, не глядя рублю, не вижу попал или нет...
   Очнулся я сидя на земле, отчаянно раз за разом проходясь ладонями по лицу. Когда спрыгнул с седла и как снял шлем, не помню.
   - Воин, - окликнули меня, - лазарет в деревне. Там тебя хоть перевяжут.
   Я поднял глаза и увидел высокого рыцаря в доспехе с чеканным василиском на груди. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы припомнить, где я видел этот герб. Его выбрал себе при посвящении мой старший брат Майлз, а вон и наш родовой оскаленный василиск в углу плаща. Так выходит это...
   - Эрик! - первым воскликнул рыцарь. - Бааловы рати! Эрик, что ты здесь дела­ешь?!
   - Сражаюсь, - ляпнул я первое, что пришло на ум.
   Брат практически вздёрнул меня на ноги, сжал в медвежьих объятьях. Я также сомкнул руки на его спине, стиснув изо всех сил. Никогда ещё не был так рад видеть брата живым и практически здоровым. Так мы простояли невесть сколько, не размыкая воистину братских объятий. И меня ничуть не волновало то, что его покорёженные дос­пехи болезненно упирались в моё прикрытое лишь изрядно разорванной кольчугой тело, раздражая свежие раны.
   Майлз отвёл меня в лазарет, где перевязывали и латали раненных. Солдатскому фельдшеру помогали две местные знахарки, похоже, понимавшие в лечении куда больше его. К одной из них меня и определил брат. Вопреки распространённому мнению это ока­залась не старуха с вислыми седыми патлами, а женщина лет тридцати с гривой огненно-рыжих волос. Она оказалась человеком достаточно строгим и властным, практически жес­том велев моему брату - наследнику Фарроу, виконту Фарроскому - убираться, а мне - снимать остатки кольчуги и гамбезона, а после и нательную рубашку; и принялась до­тошно осматривать мои многочисленные ранения, порезы, ушибы и ссадины.
   - Зачем вы привели его ко мне, виконт? - резюмировала знахарка. - С ним и ваш коновал управиться, тут даже шить не надо. Ступай, парень, меня тяжелораненые ждут.
   Фельдшер быстро и сноровисто перевязал меня, смазав раны каким-то целебным снадобьем, явно знахарского приготовления. Я сжав зубы вытерпел боль, причинённую им, за что удостоился одобрительного хлопка по плечу от брата и большого стакана по­догретого вина со специями - глинтвейна, как его называют билефельцы. И тут же усты­дился того, что вот так вот сижу и знать не знаю что с Алеком, я уж не говорю об осталь­ных кадетах. Я поднялся на ноги и отправился искать Алека.
   Нашёл его не в лазарете, а на улице. Он стоял на главной площади деревеньки, внимательно слушая сержанта Виллиса. Голову моего друга охватывала белая повязка, левая рука висела на перевязи, однако на ногах он держался крепко.
   - Наши, мольтские, полегли почти все, - говорил сержант с болью в голосе, ему тоже изрядно досталось - бинты покрывали практически всю поверхность его тела. - Ваши, кадеты, ранены многие, убитых почти половина. Точнее, сорок пять. Вот тут спи­сок, - он протянул Алеку лист плохонькой бумаги с каракулями, нацарапанными свинцо­вым карандашом, - умник один тутошний постарался.
   - "Покойники"? - равнодушно поинтересовался Алек, но чего стоило ему это рав­нодушие - не знаю.
   - Много, - ответил Виллис, - никто и не считал их, когда зарывали. Но правда, почти всех, кто ту был положили. Мал-мал кто свалить успели.
   - Куда? - разом сбросив маску равнодушия, спросил Алек.
   - На тот берег Вайла, бродом, - пожал плечами сержант.
   - Мы должны последовать за ними, - хлопнул кулаком по ладони Алек, тут же по­морщившись от боли.
   - Да куда вам, милсдарь, - встрепенулся Виллис, - да как же вы-то, с вашей рукой?
   - Это ерунда, - как бы в подтверждение своих слов Алекс сбросил перевязь, - цара­пина.
   - Алек. - Я подошёл к нему. - Ты с ума сошёл? Мы же только из боя, ты на ногах едва держишься.
   Он повелительным жестом отпустил сержанта, а сам повернулся ко мне.
   - В седле удержаться смогу, - сказал он. - А вообще, пойми, нас же после этой схватки тут же вернут в Гартанг. И не важно, что мне там достанется от ректора и уж точно - отца Рассела; не важно, что меня, скорее всего, выгонят с позором и отправят до­мой. Главное, мы не выполним задания отца Джозеффа, а это - наш последний шанс сде­лать это, понимаешь?
   - Всё понимаю, - кивнул я, - но ты во второй раз за сегодня подвергаешь себя, ну и меня тоже, смертельной опасности. Лезть в пасть к Баалу, да ещё и в нашем состоянии... Да и брат нас не отпустит.
   - Здесь есть кони, - почти лихорадочным шёпотом проговорил Алекс, - свежие. Мы уедем никого не спрашивая.
   - А как же остальные кадеты? - выдал я безотказный тогда для него довод. - Ты их командир, ты несёшь ответственность за них.
   - Они устроены, перевязаны, те, кому нельзя помочь, похоронены, - глухо произнёс Алек. - Когда оправятся от ран, вместе с твоим братом отправятся обратно в Мольт. "По­койников" мы рассеяли, так что ни кадетам, ни твоему брату ничего не угрожает.
   Мне тогда показалось, что он больше уговаривает себя чем меня, но возражать больше не стал. Теперь нам надо думать как бы раздобыть коней и уехать не привлекая ничьего внимания. Тут помощь пришла с совершенно неожиданной стороны.
   - Сбежать хотите? - К нам подошёл рыцарь в полном доспехе, державший в руках доисходный топхельм. Что самое странное, лица его я не запомнил. - Могу помочь.
   - С чего это? - недоверчиво поинтересовался я, оглядывая странного рыцаря с го­ловы до ног. Угольно-чёрный готический доспех с затейливой резьбой совершенно не по­вреждён, что удивительно для воина из войска, державшего почти сутки осаду рабочей бригады "Весёлых покойников".
   - Думаю, помощь сыну наследника страндарского престола мне зачтётся, - усмех­нулся рыцарь.
   - Хорошо, - кивнул, почти не раздумывая, Алек. - Где ваши кони или что у вас там, сэр.
   - Генрих, - сообщил ему своё имя рыцарь в готическом доспехе. - Идёмте, молодые люди.
   Он провёл нас куда-то к "чёрному" ходу из деревни. Это были маленькие воротца в частоколе, запертые внушительным деревянным брусом. Мы подвели к ним коней, кото­рых свели из общей солдатской конюшни, пользуясь тем, что с нами был сэр рыцарь. Стражи из местной милиции, которую сэр Генрих почему-то назвал на билефелецкий ма­нер ландвером, усилив мои подозрения ещё больше, спорить не решились. Однако я был уверен на все сто, что об этом они уже доложили своему непосредственному начальнику, а значит, скоро и мой брат буде обо всём осведомлён. Так что стоило поторопиться.
   Генрих поставил свой топхельм на землю и без труда поднял брус, запирающий ворота. Кивнув ему, мы с Алеком вывели коней из деревни и когда за нашими спинами захлопнулась дверь, вскочили в сёдла, морщась от боли в ранах, и помчались к речке раз­машистой рысью.
   Никаких "покойников", естественно, мы в тот день не догнали, и слава Господу за это. Что бы мы стали делать с ними тогда, спрашивается? Вдвоём брать на копьё? Смехо­творно. Но ещё смехотворнее была наша идея заночевать так близко к Воровскому лесу. Мы честь по чести спали по очереди, несли стражу, поддерживали небольшой костерок, дающий больше тепла чем света и дыма. Вот только что мы могли противопоставить де­сятку здоровенных парней с топорами и дубинами, предводительствовал среди которых почти трёхфутовый детина с ярдовой ширины плечами и бородой-лопатой.
   - Эй, - выкрикнул он, распугав всех окрестных ворон, взметнувшихся с веток недо­вольным карканьем выражая обиду на столь раннюю побудку, - да это ж те ребятки, что через наш лес носились. А ну-ка, парни, повяжите их, притащим их Робину, пускай сам с ними разбирается.
   Мы не сопротивлялись когда парни разоружили нас и стянув руки за спиной и за­вязав глаза, лишь старались потише скрипеть зубами от боли в ранах, потому как обраща­лись с нами без жестокости, но и без заботы. Нас посадили на коней, наших или нет - не знаю, не видел, как везли - тоже, но вот то, что мы на месте я понял по звуками доносив­шимся до моего слуха, обострившегося из-за завязанных глаз. Обычный лесной шум сме­нился осмысленной гаммой человеческого жилья - больше деревни, но меньше города, правда всё было несколько приглушено по ночному времени, хотя в разбойном посаде, похоже, все разом не спали никогда.
   - Робин, - прогремел обычным своим голосом захвативший нас детина, - я тут при­вёл тебе парочку интересных людей.
   - Тише, Малыш, - раздался в ответ вкрадчивый голос Робина Гуда, - тише. Народ перебудишь. Кто тут у тебя?
   - Те давешние ребятки, что тебя едва конями не растоптали, - ответил названный Малышом гигант, смиряя в меру сил могучий голосище.
   - Развяжи им глаза, Джон, - сказал Робин Гуд, - и проводи ко мне.
   Нам действительно развязали глаза и даже, видя плачевное состояние - у обоих от­крылись раны, - попытались помочь спуститься с сёдел, однако Джозефф Рассел отлично вышколил нас, оба отмахнулись и спрыгнули сами, морщась от боли. Робина Гуда на "улице" разбойного посада уже не было, так что детина названный Малышом Джоном проводил нас к дому, приютившемуся у корней могучего дуба, так что не вдруг заметишь. Внутри оказалось довольно уютно, во всём чувствовалась женская рука. Приглядевшись, я увидел как хозяина дома - Робина Гуда, сидящего за столом, что было не сложно (на столе горела небольшая масляная лампа), так и хозяйку, спавшую в соседней, дверей внутри дома не было, их заменяли занавески из плотной ткани, одна осталась приоткры­той и через щель была видна кровать и спящая на ней женщина, любовно укрытая одея­лом. Проследив мой взгляд, Робин Гуд без слов поднялся и задёрнул занавеску.
   - Садитесь, - бросил он нам, - на вас лиц нет. Это ты их так, Джон?
   - Нет, - вместо разбойника ответил Алек, - эти раны мы получили в бою с рабочей бригадой "покойников".
   - Вы разбили их? - спросил Робин Гуд, без особого впрочем интереса.
   - Да, - кивнул Алек, - у стен деревушки на берегу Вайла. Мы преследу... - он зап­нулся, - преследовали их. Пока нас не схватили ваши люди.
   - Радуйтесь, что не перебили, - усмехнулся разбойник. - Малыш Джон узнал вас.
   - Но что вам от нас нужно? - спросил я, видя что Алек вновь готов выдать очеред­ную свою пламенную тираду. - Ведь зачем-то же Джон притащил нас в ваш посад.
   - Деньги, юноша, - усмехнулся Робин. - Вы оба - благородные люди из достаточно богатых семей, других в Гартанге не держат, а значит ваши родители или опекуны выло­жат хорошие деньги за ваше благополучное возвращение домой.
   - А как же рыцарская честь и всё прочее? - поинтересовался я, глядя ему в глаза. Если моё предположение не подтвердится...
   - С чего вы это взяли, юноша? - Голос разбойника едва заметно дрогнул и это было для меня едва не знаком Господним.
   - Вы говорите чисто, без простонародных словечек, - начал по пунктам излагать я, - вы не стали убивать нас тогда, в лесу, хотя могли бы превратить всех подушечки для иго­лок за пару минут, но главное, - я сделал эффектную паузу, - вы признали в нас не только благородных, хотя в наше время не всякий имеющий лошадь - нобиль; мы могли быть заурядными провинциальными драгунами, простой человек на взгляд не отличит; вы сами выдали себя, сказав, что мы - кадеты Гартанга. Откуда бы простолюдину знать вот этот герб? - Я указал на белый кружок со змеёй и орлом Гартанга, примостившийся в углу моего плаща, как раз над плечом.
   - Ловко он тебя! - расхохотался гулким басом Джон по прозвищу "Малыш". - Уел, Робин, право слово уел!
   - Ну хорошо, - сдался под моим напором благородный разбойник, - пускай я и но­биль, даже рыцарь, но это не так и важно. Но это ничего не значит, молодые люди, я слишком давно живу в лесу и совсем позабыл о рыцарских добродетелях. Здесь важно лишь одно. - Он похлопал себя по бедру, где не смотря на поздний час висел меч. - Ос­тальное значения не имеет.
   - Имеет, - возразил ему Алекс до того, как я успел вмешаться. - Вы не лишены ры­царского звания, но достоинства рыцаря уже лишились по собственной воле.
   - И что? - пожал плечами Робин. - Вы меня подобными словами ничуть не заце­пите, уж поверьте на слово.
   Он говорил одно, а его лицо - спасибо Грегори за науку - совсем другое. Мед­ленно, но вено Алек загонял нас обоих в гроб.
   - Робин, - стараясь увести разговор с неприятной темы, сказал я, - ведь само нали­чие "Весёлых покойников" вам совсем не по душе, так ведь? Именно поэтому вы пропус­тили нас через лес. Мы же преследовали остатки их рабочей бригады с целью узнать по­больше о противнике, сами понимаете, до сих пор с "покойниками" сражались с закры­тыми глазами, не зная точно ни кто наш враг, ни чего он добивается.
   - Что же, - протянул Робин, задумавшись над моими словами, - давно пора. Но я вам в этом деле не помощник. Не хочу иметь ничего общего с властью. Я - вассал Фол­ксов, ни Наглям ни Руанам служить не желаю.
   - А как насчёт послужить Страндару? - спросил у него Алек, отбросив, наконец, губительную для нас патетику. - "Покойники" враги не Наглям или Руанам, а всей стране, они кровят её, убивают и насилуют на землях вассалов обоих львов.
   В отличии от разбойника Алек был отличным актёром и по нему никак нельзя было сказать, что он - младший сын Золотого льва.
   - А не желаете помогать, - добавил я, - так хоть не мешайте. Верните нас туда от­куда забрали и дайте пройти через ваш лес невозбранно. Денег у нас всё равно нет.
   Робин Гуд в сомнении покачал головой.
   - Чего же вы хотите от меня? - наконец спросил он.
   - Помощи, - ответил Алек, - в чём именно она будет заключаться - ваше дело.
   - Мальчишкам подчиняться будем? - покосился на Робин долго молчавший Малыш Джон.
   - Не подчиняться, - отрезал Робин, - я им между прочим ничего не сказал. И в лю­бом случае, ваш главарь я, а не кто-либо иной. А вообще, такие вещи вот так с ходу не решаются. Ступайте спать, устрой их, Джон, в доме для гостей. Утром я сообщу вам о своём решении.
   Мы не стали возражать. Ночевать в доме для гостей разбойничьего посада куда лучше чем в лесу у дороги, а времени мы так уж много не потеряем, зато куда лучше вос­становим силы. Но прежде чем мы добрались до постелей, нас навестил невысокий плот­ного телосложения монах неопределённого возраста, назвавшийся отцом Туком. Он до­вольно грубо приказал нам раздеться и осмотрел раны. В отношёнии меня его вердикт ни­чем не отличался от заключения знахарки, а вот Алека он обругал последними словами, более присущими портовым грузчикам и сапожникам-пьяницам, которые как известно самым большие мастера по части сквернословия. Он сообщил ему, что ежели "вьюнош" не желает закончить жизнь прямо на это утро, то должен оставаться в постели как мини­мум неделю.
   - Никак не меньше, - внушительным голосом добавил он, эффект правда был не­сколько подпорчен запахом вина, исходящим от небритого клирика. - Иначе, exitus. По­нимаете меня, вьюнош?
   - Я обучен древнеэнеанскому, - раздражённо бросил Алек, - и у меня нет недели покоя. Завтра утром я отправляюсь по следу "покойников".
   - Тогда сам им станете, покойником, то бишь, - резюмировал брат Тук, - и не ва­лите потом с больной головы на здоровую. Я вас об опасности честь по чести упредил, а что после вы сами на рожон полезли то уж ваше дело. Старина Тук ты бессилен, как и ме­дицина. - И всё ещё продолжая что-то бурчать, как голодный желудок, клирик вышел, ос­тавив нас, наконец, в покое.
   Алек предложил было остаться покараулить, но я со смехом отверг это его предло­жение.
   - Если нас не убили в лесу и после, у Робина Гуда, то зачем им убивать нас сейчас, - усмехнулся я. - Ложись, Алек, нас сейчас охраняют разбойники, а они сторожа получше королевской охраны.
   Отоспались мы, надо сказать, славно.
   Будить нас не стали, лишь когда мы оба поднялись и вышли из дома для гостей, узнать где тут можно привести себя в порядок, нас встретил всё тот же Малыш Джон и отвёл к небольшому лесному озеру, где как раз купались парни и зрелые мужчины. То что на дворе конец апреля и вода ещё очень и очень холодная, их совершенно не смущало.
   - У вас полчаса, - просил Джон, возвращаясь в посад, - потом купаться придут женщины и девушки.
   Лезть в почти ледяную воду мы с Алеком не решились, ограничившись умыванием, и двинулись обратно задолго до срока. В посаде, однако, на нас никакого внимания не об­ратили, Робин стоял у двери своего дома, выслушивая доклад парня примерно нашего с Алеком возраста. Мы подошли ближе, чтобы слышать что он говорит, нам никто не ме­шал.
   - "Покойники", - захлёбываясь вещал парень, - три-четыре бригады, никак не меньше. Идут сторожко, явно знают лес, хотя и не местные. И луки у всех не наши, эрлан­дерские.
   - Это они за солдатиков тех нам мстят, - сказал подошедший к нему рыжий мужик по прозвищу Скарлет, советовавший не так давно перебить нас. - Надо было отправить их на тот свет. - Да уж "имя" своё он заработал не только за цвет волос.
   - Быстро же они опомнились, - почесал в бороде Малыш Джон. - Теперь, выходит, наш черёд им накидать.
   - Они ориентируются в лесу, врасплох их не застанешь, - произнёс Робин Гуд, - так что драка обещает быть кровавой.
   - Драка без крови - не драка, а так - баловство пустое, - буркнул Скарлет. - Мы слишком долго трясли кошельки проезжающих через наш лес, а настоящего дела не было очень давно. Пора бы нам и порастрясти кости.
   - Мои люди - не солдаты как ты, Скарлет, за Апонтайном не бывали, адрандца не били, - прервал его Робин Гуд, - и воинскому ремеслу не обучены. Скольких отцов, братьев, мужей, детей, мы схороним.
   - Тем меньше, чем меньше мы будем тут стоять и разглагольствовать, - вмешался Алек, подходя ближе. - Вы должны готовиться к обороне, как минимум. Ваши люди ку­паются в озере, а должны бы уже давно готовиться к бою.
   - Это кто такой? - глянул на нас Скарлет. - Уж не тот ли солдатик, что тебя, Робин, едва конём не зашиб. Хотя, вообще, он прав. Не болтать нам след, а дело делать.
   - Малыш, и ты, Скарлет, займитесь этим, - распорядился Робин Гуд. - Ты, Уилл, ступай с ними. А вы, молодые люди, идите ко мне.
   Хозяйки дома мы не застали и расположились за столом, где и раньше. Ждать пришлось недолго, Робин пришёл и сел напротив.
   - Навели же вы шороху, - как-то не слишком весело произнёс он, - многие мои "подданные" считают, что вас надо прикончить и выдать голову "покойникам", чтобы они отстали от нас.
   - Вы же понимаете, что наши головы их не остановят, - спокойно произнёс Алек, будто речь и не шла о наших жизнях.
   - Я - да, а многие мои люди - нет, - покачал головой Робин, - и как король, пускай и не коронованный, я иногда должен потакать своему народу. Но не сейчас, когда "покой­ники" готовы выжечь весь мой посад, если не весь лес.
   - А что скажут ваши "подданные", - я намеренно выделил слово "подданные", употребив его, как говориться, в кавычках, - если мы поможем вам отбиться от "покойни­ков", будем сражаться в первых рядах.
   - Вашему другу ещё долго не придётся сражаться, - усмехнулся Робин, - да и вам, юноша, противопоказаны всякого рода драки, но за предложение спасибо. Два человека не решат исхода сражения, зато моих людей будет нервировать само ваше присутствие. Так что забирайте припасы для себя и коней, и ступайте - Уилл выведет вас, он толковый ма­лый.
   Парнишка, докладывавший Робину, завязал нам глаза и спутал руки после того, как забрались на коней, и мы неспешно двинулись в путь. Однако не успели мы миновать и четверти пути, по моим прикидкам, как Уилл натянул поводья и тихим окриком велел нам остановиться. Прислушавшись, я различил среди обычных звуков весеннего леса звон стали и свист стрел. Страндарские жужжали рассерженными пчёлами, эрландерские же гудели шмелями. Сражение шло так близко к нам, что мой обострённый вынужденной слепотой слух выделял из общей какофонии стук, с которым разные стрелы втыкались в деревья, и неприятные шлепки - это когда они поражали цель, человеческие тела. Почти никакой доспех не мог спасти от смертоносных стрел эрландерских и страндарских луков, разве что гномьей работы, но такие тут навряд ли у кого есть. Гномы покинули наш ост­ров почти сразу после Завоевания.
   - Послушай, Уилл, - предпринял я почти безнадёжную попытку уговорить пар­нишку, - битва недалеко. Развяжи нас и, клянусь честью, я не причиню тебе вреда. Мой друг - тоже.
   - Не слишком-то я верю в эту вашу честь, - буркнул в ответ Уилл. - Я вас развяжу, а вы мне потом по башке.
   - По башке тебе треснуть я могу и так, - отрезал я, отчаянно блефуя - опять же наука хитреца Грегори, - нас учили драться вслепую и со связанными руками. Ты тут единственный кто знает лес, не будет тебя и мы - покойники с гарантией.
   - Ух, - Уилл сомневался, - даже не знаю...
   - Скорее, - подогрел я его сомнения, - "покойники" наверняка шерстят лес вокруг, ищут ваши секреты и засады, оставленные Робином для битвы. А что будет если налетят на нас, а?
   - Ну ладно, - сдался Уилл.
   Он освободил нас от повязок на глазах и пут на руках. Мы с Алеком принялись растирать занемевшие запястья и усиленно моргать от слишком яркого после вынужден­ной слепоты света. И тут сбылось моё "чёрное" предсказание. Нас обнаружили. Но не "покойники" и не люди Гуда, а - эльфы. Пять кажущихся бесплотными фигур спрыгнули на землю, мгновенно окружив нас, вооружены они были характерными луками, отличав­шимися от наших и эрландерских более изогнутыми "плечами", стрелы - на тетивах. Лица скрывали зелёные повязки, длинные волосы - затянуты в "хвосты" для удобства, на пле­тёных поясах - деревянные мечи без ножен.
   И тут вдруг Уилл разразился длиннейшей сбивчивой тирадой, нещадно коверкая красивые слова языка Старшего народа, с которым я был поверхностно знаком как почти любой отпрыск благородного семейства. От звуков, издаваемых юношей, эльфы сморщи­лись, что было заметно даже под их повязками, скрывавшими их лица и маскировочной раскраской, однако они внимательно выслушали его и старший группы заговорил на вполне чистом страндарском.
   - Моё имя Коирбр, - произнёс эльф, - и я говорю на твоём языке куда лучше, чем ты на нашем.
   - Вы в союзе с Робином Гудом? - осведомился Алек у него.
   - Мы стережём этот лес, - ответил тот, - но наших сил для этого слишком мало. - Голос эльфа был полон гречи. - Без людской помощи нам не обойтись.
   Сосед эльфа как бы подражая Уиллу разразился тирадой с гневными нотками в го­лосе. Он явно в чём-то упрекал командира и делал это в не очень-то вежливой форме. Старший оборвал говорившего на середине короткой репликой и вновь обратился к нам:
   - Я знаю тебя, Уилл, - сказал он, - но не тех, кто с тобой. Кто они?
   - Благородные, - ответил он, - Робин приказал вывести их из леса.
   - Почему же ты стоишь здесь?
   - Там бой идёт, с "покойниками", - заёрзал в седле Уилл, - боязно ходить. А вдруг как на разъезд их налетим?
   - Не налетите, - простонародное словечко в речи эльфа звучало дисгармонично, как детская свистелка в королевском оркестре. - Мы здесь для того, чтобы обезопасить фланги твоего предводителя. "Весёлые покойники" мертвы. - Мне показалось, что он ус­мехнулся под повязкой. - Опасность вам не грозит.
   И эльфы растворились в листве, как призраки, получившие долгожданный покой. Мы же двинулись дальше. Завязывать нам глаза Уилл больше не стал, смысла не было, поэтому трупы "покойников" увидели все. Хотя узнать об этом можно было и без помощи глаз - тела их уже начали пованивать. Мы с Алеком переглянулись и кивнули, давно уже понимали друг друга без слов. Уилл и глазом моргнуть не успел, а мы скинули плащи со знаком Гартанга и принялись натягивать то, что носили поверх грубых кольчуг "покой­ники".
   - Эй-эй, - опомнился малолетний разбойник, - вы чего? Эта... Чего творите, спра­шиваю?
   - Уилл, - вкрадчиво произнёс я, помогая Алеку, которому было ещё тяжело оде­ваться из-за повреждённой руки, - я поклялся не причинять тебе вреда, но если тебе, к примеру, на голову упадёт вот та ветка, нарушением клятвы это не будет.
   - У нас есть дело, Уилл. - Алек был столь же убедительным как и я. - И мы должны его сделать. Ничто и никто не остановит нас.
   - Все вы, благородные, такие, - буркнул Уилл. - Вам обдурить нашего брата, про­стого человека, ничего не стоит.
   То ли наука Грегори дала о себе знать, то ли вновь наитие, но я снял с пальца не­большое серебряное колечко и кинул его Уиллу.
   - Помни, Уилл, - сказал я ему тогда, - обман всегда чего-то да стоит. Чаще всего, жизни. Но её я отдавать пока не собираюсь, так что откуплюсь этим вот.
   Паренёк примерил колечко, покачал головой - оно ему явно нравилось - и тронув коня пятками, поехал назад, разглядывая подарок.
   - И зачем? - спросил Алекс. - Так церемониться с простолюдинами. - Он пожал плечами, что получалось у него несколько своеобразно.
   - Страндар, как говорит мой отец, он не в замках и дворцах, он здесь, тут он обычно обводил рукой наши земли, стоя у окна или на стене или на башне. Страндар - это про­столюдины, которых большинство и раз мы взялись защищать их и берём с них за это на­логи, то должны и уважать, иначе выходит, что мы защищаем скот, ведь именно так отно­сятся к ним большинство дворян. А стоит ли простой скот таких усилий?
   - Не понимаю, - честно признался Алекс.
   - Я тоже - не очень, - кивнул я, - но что-то в этих словах есть.
   Мы ещё раз переглянулись и я вынул из ножен короткий кинжал. Быстрым ударом я разрезал свежие повязки на его руки и голове. Алек зажмурился, стиснув зубы, я рванул повязку, сдирая её с одной раны, а после и с другой. Теперь он вполне мог сойти за только что раненного. Мои же болячки можно оставить как есть, ни хуже, ни лучше они всё равно выглядеть не станут, сколько не старайся.
   Мы объехали место боя и затаились в кустах, ожидая когда мимо нас проедут "по­койники". Они не ехали, они мчались во весь опор, прижавшись в лошадиным шеям и не глядя по сторонам, так что присоединиться к дикой скачке не составило труда. Никто и не заметил. Мы летели вместе со всеми, отчаянно молясь чтобы стрелы Робина Гуда не на­стигли нас - гибнуть от них было бы особенно обидно. Кони начали надсадно храпеть, когда мы покинули Воровской лес и я понял, что долго им не выдержать, однако до того, как они начали падать, мы приехали (прилетели, можно сказать) в лагерь "Весёлых по­койников". Он располагался неподалёку от реки в небольшой роще на другом её берегу и был укрыт едва ли не лучше чем разбойничий посад Робина Гуда. Приём нас ждал не слишком тёплый, но деловой, чем-то это неуловимо напоминало заботу о солдатах в дере­веньке после битвы.
   Нам помогли спуститься с сёдел и человек в запятнанной красным рубашке занялся ранами Алека. Те же деловитость и холодный профессионализм. Закончив, хирург отпра­вился дальше, предоставив нас самим себе. Что делать теперь мы с Алеком не представ­ляли ни в малейшей степени, за нас эту проблему решил молодой эрландер (может всего на год-полтора старше нас) с целой гривой нечёсаных ярко-рыжих волос.
   - Новенькие, да? - спросил он у нас, подходя покачивающей походкой, ясно гово­рившей о том, что он пил по крайней мере пару часов. - С корабля на бал, прям в драку?
   - Вроде того, - стараясь копировать простонародное произношение сказал я.
   - Грега люди? - вновь поинтересовался рыжий. - У нас поди ни разу не были и по­рядков не знаете?
   - Я их сам вразумлю, Энт, - к нам подошёл высокий соотечественник, большую часть лица которого скрывали густая борода и бандитского вида повязка на левом глазу. - А ты проваливай, пьянь подзаборная! - для убедительности рявкнул он, сжав громадный кулачище. - Пошли, новики, нечего тут по двору шататься.
   Мы проследовали за высоким эрландером, про себя недоумевая - действительно ли нас приняли за новичков (новиков, как назвал нас эрландер на армейский манер) или же это - ловушка и нас уже ждут профосы и раскалённые клещи. Мы оба держали руки на эфесах мечей, хотя понимали - особого сопротивления оказать не сумеем, но и на тот свет отправимся не одни. Это радовало мало.
   Однако вместо профосов нас ждали чаны с едой. Мы наелись до отвала - мясного рагу было более чем достаточно - и отправились за эрландером, также отдавшим ему должное, в один из домов. Там можно было отдохнуть.
   - Тебя, хромой, долго тревожить не станут, - напоследок бросил Алексу эрландер, тот истощённый ранами и длительной скачкой и думать забыл о том чтобы стараться хо­дить как все, - раны слишком серьёзны. Так что отдыхай пока можешь.
   Мы растянулись на кроватях, только что сапоги сняв. И не знаю, как Алек, но я тут же провалился в сон, пускай до вечера было далеко. Разбудил нас всё тот же эрландер, по­просту стряхнув с кроватей и ничего не потрудившись объяснить велел следовать за ним. Натянув сапоги и опоясавшись мечами, мы пошли следом, вновь внутренне готовясь к профосам и клещам, и вновь наши опасения оказали излишни. В большом доме, частично помещавшемся в выдолбленном стволе мёртвого дерева, скорее всего, дуба, нас встретили десятка два человек, стоявших вокруг стола. Среди них особенно выделялся светловоло­сый человек, чем-то неуловимо напоминавший Робина Гуда, та же властность манер и не наигранная простота, вот только одевался он скорее как уроженец гор нежели лесов, а из оружия носил небольшой арбалет, вместо эрландерского лука, какой можно было ожи­дать. Звали его Вильгельм Телль и обращались явно как к командиру. Рядом с ним стояли трое примечательных личностей - тощий тип в гномьих очках и двое трапперов бандит­ского вида.
   - Ты кого привёл? - спросил у эрландера один из трапперов, говоривший со стран­ным акцентом - явно континентальным. - Ну один ещё куда не шло, а второй - мало того, что хромой, так ещё и одна рука - того.
   Алек стиснул в кулаке эфес меча, зубы его заскрипели, но сказать ему ничего не дал наш провожатый.
   - Они говорят чисто по-городскому, - пробурчал он, - нам такие как раз пригодятся. И на манеры поглядите, чистые дворяне, вона хромой нас прям глазами прожигает. По-господски глядит, не нам чета.
   - Правильно, Грег, - кивнул Телль, - из нас у половины на лбу написано что ро­дился в свинарнике, а воспитывался в конюшне, а то и вовсе в лесу.
   - Потише ты, заморский гость, - оборвал его здоровенный берландер, опираясь на здоровенную секиру на длинной ручке. - Тебя мабудь и главным над нами поставили, но голову не шибко задирай, а то...
   - Вот потому-то вас и держат под пятой страндарцы, - буркнул очкарик по про­звищу Профессор. - Вы между собой договориться не можете, куда там вместе воевать.
   - Да я тебя!!! - заорал берландер, хватаясь за секиру. - Да за такие слова! Отве­тишь, сука!
   - Что и требовалось доказать, - пожал плечами Профессор, который похоже не ис­пытывал ни малейшего неудобства от того что оружия у него не было.
   - Прекратите препираться, - хлопнул ладонью по столу (вроде не громко, а все ус­покоились) Вильгельм Телль, - нам не за то деньги платят и харчи присылают. Эти двое пойдут этой ночью с нами. Это мой приказ. Но оставляю их на твоё попечение, Грег, если что не так - голову сниму. А сейчас все свободны - все вопросы решены, так что мне бы и поспать хорошо.
   До самого вечера мы просидели в том же доме, откуда нас вытащил Грег, размыш­ляя над тем что снами произошло и, главное, что ждало впереди. Наш новоявленный опе­кун в стане "покойников" вызывал сильные подозрения, чего он от нас добивался, зачем втянул в авантюру Вильгельма Телля, что-то узнал или на самом деле заботился об успехе дела? Столько вопросов и ни единого ответа. Раз к нам наведался хирург, снова осмотрев руку и голову Алека, он без слов сменил перевязку, наложив вместе с корпией какие-то мази. От них Алексу по его словам стало куда легче, он словно перестал чувствовать раны.
   Под вечер измотанные ожиданием мы были почти рады новому визиту эрландера Грега. Он велел нам собираться и через пять минут быть у дома Вильгельма Телля и ушёл. Мы вновь нацепили сброшенные сапоги, перепоясались и вывели коней из стойл.
   - Не стоит, - покачал головой проходивший мимо Профессор, - мы по реке сплав­ляться будем до самого Престона. Кони не понадобятся.
   Мы сплавлялись вниз по реке, Вайлу, до самых предместий Престона. На это ушли остатки вечера и почти вся ночь, когда мы вылезали из-под тентов, натянутых на лодки, солнце уже робко высунуло краешек из-за горизонта. Только теперь я смог разглядеть сколько же было нас. Оказалось - десятка два человек эрландеры, берландеры, даже кон­тиненталы, если судить по выговору (некоторые и вовсе разговаривали на своих языках). Высадились мы в непосредственной близости от королевского дворца, что наводило на определённые - не слишком весёлые - размышления, о выводах из которых как-то даже думать не хотелось.
   Во дворец мы вошли через небольшие воротца, предназначавшиеся для слуг. Там явно стоял "свой" для "покойников" человек, открывший их на условленный стук. Куда мы идём спрашивать я не решился, однако сразу приготовился к бою. Ничего хорошего я не ждал. Как и Алек.
   - Пойдёте первыми, - сказал нам Вильгельм Телль, возглавлявший предприятие, все три его спутника также были здесь, как и мрачный Грег и задиристый берландер с секи­рой. - Если что осадите слуг и стражей взглядом или там господским словцом, не мне вас учить, а благородных, вроде вас, задержите разговором. Остальное, наше дело. Уяснили?
   Мы молча кивнули.
   И мы зашагали по коридорам "людской" части королевского дворца, направляемые короткими и точными указаниями одного из "покойников", отлично ориентировавшегося в его просторах. Я совершенно не знал куда мы направляемся, однако Алек вскоре про­светил меня так чтобы не слышали другие, что идём мы точно в ту часть дворца, где рас­положены покои королевской четы (не так давно обзаведшейся наследником, что делало статус Золотого льва достаточно шатким), а также герцога Аредина и отца Алека (семьи их по традиции жили в родовых поместьях). У меня от его слов выступил на лбу холод­ный (да что там - ледяной) пот.
   Лихорадочно раздумывая, что же дальше делать, я заставлял шагать негнущиеся ноги. Решение за меня принял Его величество Случай, за что ему был благодарен всю жизнь. Когда мы поднимались по длинной лестнице к королевским покоям, навстречу нам вышел не кто иной как Золотой лев собственной персоной. Он сразу узнал своего млад­шего сына, однако виду не подал, лишь глаза его несколько расширились, да ладонь сама собой потянулась к эфесу отнюдь не парадного меча. И понеслось!
   Я среагировал на щелчок тетивы за спиной, метнувшись к герцогу. Это спасло ему жизнь. Болт вскользь прошёлся по спине, скрежетнув по добротной кольчуге. Мы с Руа­ном рухнули на пол. Одновременно за спиной раздался свист вылетающих из ножен ме­чей, а следом и звон стали. Александр Руан старший сбросил меня с себя и ринулся на помощь сыну. Я отстал от него лишь на мгновение. Ещё не поднявшись на ноги, Золотой лев проткнул насевшего на Алека траппера Чейда. Алек оттолкнул его труп и попытался опередить берландера, замахнувшегося на него секирой. Мне в противники достался вто­рой траппер по имени Франц - спутник Телля. Благо, на лестнице развернуться могли не более трёх человек. Однако оставшиеся не у дел уже готовили стрелковое оружие к бою.
   Франц был куда лучшим фехтовальщиком чем я. Он отбил мой первый выпад и ударил сам. Чётко и коротко - рубящим в грудь. Я не успевал парировать его и отлично понимал это. Выручило то, что Алек перерубил ручку секиры берландера и нам с Фран­цем пришлось отскакивать от её лезвия, летящего нам на головы. Я рубанул по нему, на­правив в своего противника. Франц был вынужден закрыться, я же атаковал, совершенно забыв об остальных врагах. Щёлкнула тетива арбалета, болта я даже не видел. Его ещё в воздухе перерубил Золотой лев, продолжением удара он прошёлся клинком по груди Франца. Траппер попытался ударить то ли меня то ли его, но удар вышел настолько бес­толковым, что я легко выбил меч из его руки, через мгновение Александр Руан прикончил его.
   Тут внизу загрохотали сапоги королевских стражей. Они были уже близко судя по топоту и звону окованных "пяток" алебард о пол. Двое эрландеров вскочили на перила ле­стницы и бросились вверх мимо нас, к ним присоединился спустя секунду третий - наш знакомый по имени Грег. Но мне было не до них, оставшиеся противники в количестве четырнадцати штук насели на нас с удвоенной силой, разумно рассудив, что расправиться с нами тремя проще нежели с отрядом королевской стражи.
   Тут и там защёлкали о мрамор лестницы арбалетные болты, к счастью, кроме Телля хороших стрелков среди наших врагов не было, да и тот не успевал прицелиться как сле­дует, бил навскидку, что меткости не улучшает.
   Я отбил неумелый выпад эрландера, вооружённого тяжёлым палашом, и ударил его под коленную чашечку, заставив запрыгать на одной ноге. Это сбило прицел Теллю и он всадил болт в плечо незадачливому эрландеру, рухнувшему под ноги товарищам. Через него перепрыгнул ещё один его соотечественник с таким же палашом. Владел он им куда лучше, мне пришлось туго, да и подловатые трюки эрландер знал и знал как им противо­стоять. Он сам едва не врезал мне коленом в пах, я вовремя повернул корпус, так что удар пришёлся в бедро и сразу же двинул, совершенно по-мужицки, кулаком в висок. К слову, я носил тогда латную рукавицу, так что отчётливо услышал треск костей его черепа. Эр­ландер рухнул на пострадавшего от болта Вильгельма Телля соотечественника. Оба так и остались лежать.
   Тем временем внизу лестницы замаячили красно-белые гвардейцы с алебардами и короткими мечами.
   - Котелки! - крикнул Телль. - Проф, прикрой нас! Проф! Профессор! - Он закру­тил головой, но Мартин Гершон по прозвищу "Профессор" исчез без следа. Когда, не за­метил никто.
  
   Мартин Гершон по прозвищу "Профессор" не видел этого человека несколько лет. С самой памятной битвы на Старой Тётке, когда банда Телля в Ниинских горах была практически полностью уничтожена. Однако не узнать Виктора Делакруа было попросту невозможно. И когда он увидел его серебристую шевелюру в одной из коридоров "благо­родной" части дворца, то тут же направился туда, где она скрылась, совершенно позабыв об остальных и их общем деле. Зачем он это сделал? Даже сам Гершон навряд ли смог бы сказать.
   Как выяснилось парой минут позже именно этого и добивался Делакруа. Он оста­новился в самом тёмном и безлюдном коридоре и резко обернулся к Гершону.
   - Привет, Март, - усмехнулся Делакруа. - Как жизнь?
   - Была неплоха пока тебя не встретил, - буркнул Профессор, потянувшись к своим хаоситам.
   Тут его ждало разочарование. Хаоса словно не существовало, ментальный щуп его сознания как будто упёрся в стену.
   - И не пытайся, - улыбнулся Делакруа, - я плотно закрыл весь дворец как только вы проникли в него.
   - Теперь ты работаешь на страндарскую корону? - поинтересовался Гершон.
   - Не совсем, - покачал головой Делакруа, - у меня тут свои интересы. И ты мне очень мешаешь. Я знаешь ли тут инкогнито, так что твоё присутствие крайне нежела­тельно.
   Гершон решил не продолжать беседу. Быстрым движением он выхватил меч, но Делакруа был быстрее. Клинок его словно соткался из чистой тьмы, Профессор почувст­вовал лишь ледяной холод, когда он вошёл в его грудь и пронзил сердце. Когда тело Мар­тина Гершона опустилось на пол, Делакруа развеял свой меч и растворился в темноте ко­ридора.
  
   - Вы в ловушке, - обратился к "покойникам" Золотой лев. - Сложите оружие!
   - Мы всё одно покойники, - бросил Телль с усмешкой, - так лучше унесём за собой побольше вас! - Он вскинул арбалет, но тут из груди его вышли полдюйма окровавленной стали - наконечник гвардейской алебарды.
   Один из стражей укрылся под пролётом лестницы и как раз сейчас выбрал момент для удара. Это повергло "покойников" в лёгкий шок. Они замерли подобно статуям в ко­ролевском музее, что дало гвардейцам время для атаки. "Покойники" не продержались и пары минут. Я и мечом взмахнуть не успел.
   - Куда побежали те трое?! - схватил меня за плечи Золотой лев. - Куда?!
   - В королевские покои, - за меня ответил Алек, тяжело опиравшийся на перила ле­стницы. - И они уже там, отец.
   - За мной! - крикнул Александр Руан и я сразу каким-то шестым чувством понял, что обращается он не к нам, а к гвардейцам, следующие слова подтвердили мою догадку. - Двое остаётесь с моим сыном и его спутником!
   Загрохотали сапоги, два гвардейца, находившиеся в арьергарде привалились к пе­рилам рядом с нами, приставив к ним свои алебарды. А вот Алек бросился за отцом и ос­тальными стражами.
   - Эй вы! - опешил один из приставленных к нам солдат. - Куда?!
   - Насчёт нас Александр Руан распоряжений не давал, - заметил я, следуя за Алеком. - Мы вольны делать что захотим.
  
   Его величество король Страндара, герцог Нагльский, граф Рочестер, Сент-Гард, Сеффроу и Гаррон, маркиз Тренор, Гронор, Занор и Уидолон, проснулся от холода клинка, прикоснувшегося к горлу. Ему стало страшно до дрожи в коленках, зубы засту­чали, лоб покрылся холодным потом. Только теперь тридцатиоднолетний человек, при­выкший всю сознательную жизнь повелевать и не знавший ни в чём отказа, почувствовал что смертен, что через мгновение может отправиться на тот свет. Он закричал, как кричат мелкие зверьки при виде зубов крупных хищников, готовых впиться в их дрожащие тела. Но холодный клинок-зуб не прошёлся по его горлу в ту ночь. Какая-то показавшаяся его величеству громадной тень сбила нависавшего над ним убийцу (такую же жуткую тень) и они покатились по ковру, до высочайшего слуха донеслись звуки ударов и какой-то чав­кающий звук, от которого у короля побежали мурашки по спине.
   И тут дал себе знать наследственный недуг - королей Адранды, перешедший к его величеству от деда по матери Шарля IX. Его величество забила дрожь, рот наполнился слюной, новый крик был и вовсе животным, ничем не напоминающим о человеке.
   Ворвавшиеся в королевские покои стражи во главе Александром Руаном застали там бьющиеся в простынях существо, плачущее и измаранное в соплях и слезах. Вот та­ким был теперь его величество король Страндара, герцог Нагльский et cetera, et cetera...
  
   Я опоздал лишь на мгновение. Оглядевшись, увидел Золотого льва у постели его величества и троих эрландеров, лежавших на полу. Одним из них был Грег. Над ним как раз склонился гвардеец, проверяя жив он или нет.
   - Он говорит что-то, сэр, - сказал гвардеец Золотому льву.
   - Что именно? - спросил тот.
   - Эрик, вроде, - пожал плечами гвардеец. - Эрик Фарроу.
   Меня как будто порыв ветра бросил к ним. Я опустился перед загадочным Грегом на колени, вгляделся в заросшее бородой лицо эрландера.
   - Эрик, - прошептал он. - Ты здесь?
   - Да, - кивнул я, замечая наконец знакомые черты. - Я здесь, Грегори.
   - Узнал? - растянул белеющие губы в улыбке он. - Теперь я тебе некому забо­тится... - Он замолчал, словно копил силы на следующие слова. - Береги себя... И скажи отцу, я сделал для тебя и Страндара всё, что мог...
   Он закрыл глаза и умер.
   - Кто он такой? - склонился над нами Алек.
   - Мой друг и воспитатель, - буркнул я.
   Да уж, друг, куда там... Я и забыл об обещании зайти в "Еловую шишку", где он ждал меня. А ведь за эти годы не раз и не два бывал в Престоне, куролеся с приятелями-кадетами...
   - Что с его величеством? - чтобы хоть как-то уйти от горьких мыслей, спросил я Алека.
   - Это он так вопит, - буркнул тот, - что аж зубы ломит.
   Только после его слов до моего слуха дошёл дикий вопль, звенящий в комнате, от него и вправду едва не ломило в зубах.
   - Для всех его величество болен! - заглушая его, произнёс Золотой лев. - Об этом покушении никто не должен знать. Воин, - обратился он к одному из гвардейцев, неуве­ренно топтавшемуся в дверях королевского покоя, - найди графа Орвика, пусть идёт сюда так быстро, как сможет собраться.
   - Да, сир, - облегчённо бросил тот и поторопился удалиться, вместе с ним убрались и остальные гвардейцы.
   - А теперь, - обратился к нам с Алеком Руан, - когда мы остались практически одни, - даже его величество изволил угомониться, услышав спокойные нотки в голосе на­следника престола (или уже нет?), - извольте поведать мне, во что вы умудрились влезть. Кстати, юноша, я что-то не припомню вас?
   - Моё имя Эрик, - ответил я, - я младший сын графа Бертрама Фарроу.
   Золотой лев кивнул своим мыслям и сделал нам знак рассказывать. Что мы и сде­лали, дополняя друг друга. Александр Руан кивал нам, подбадривал, когда мы сбивались, задавал уточняющие вопросы и в целом пространным повествованием остался доволен. Хотя я бы на его месте не поверил и десятой части - слишком уж неправдоподобным оно казалось сейчас. Из безвестной деревушки у речки Вайл, через разбойничий посад Робина Гуда и полулегендарную базу "Весёлых покойников" прямиком в Престон, да ещё в коро­левский дворец - такие истории для рыцарских романов, а не реальной жизни.
   На середине рассказа появился заспанный и полуодетый Орвик, переспрашивать не стал, внимательно дослушав оставшуюся часть повествования.
   - Что теперь? - спросил он у Александра Руана. - Тебя можно короновать.
   - Ну, что его величество не способен править страной очевидно, - пожал плечами тот, - но об этом народу знать не обязательно. Аредин вполне может использовать этот факт против нас.
   - А почему бы нам не использовать его против него, а, Сандер? - протянул Орвик, как раз зарабатывавший себе в те дни прозвище "Сажающий на троны". - Ты - наследник престола, всё ещё, пока парламент не издал закон о лишении тебя этого высокого звания, но сделать это он уже не сможет, так как его величество невменяем и подписать ничего не сможет.
   - Очень легко вложить в его королевскую руку перо и поводить им по бумаге, - оборвал его герцог Руанский, - потому что его величество для людей вполне вменяем.
   - Его величество можно достаточно быстро, на утро, объявить безумным, - на эти слова король отреагировал длинным захлёбывающимся полувоем-полуплачем, оборвав­шимся после испепеляющего взгляда графа, - главное, до того, как об этом прознает Аре­дин с её величеством. После парламент единогласно признает тебя, Сандер, королём, им­ператором, хоть наместником Господа в Страндаре.
   - Ты так уверен в наших господах народных избранниках?
   - В них-то, как раз - да, - без улыбки кивнул Орвик, - а вот в пэрах королевства. - Он лишь покачал головой. Хотя реального оппонента у тебя нет, Аредин слишком утомил всех.
   - Хорошо, - кивнул Золотой лев, - но на королевский титул замахиваться рано. Его величество всё ещё жив.
   - Ну, покушение могло быть и удачным, - задумчиво протянул Орвик, глядя на за­бившееся в угол ложа величество.
   - Нет, - отмахнулся герцог Руан, - народ любит короля, не смотря ни на что, а обви­нить в его безвременной кончине меня проще всего. У меня были реальные шансы полу­чить трон, но с рождением Уильяма, они развеялись как таймский туман поутру. Выходит, пока я ещё наследник, от его величества надо избавляться.
   - В этом свете нападение выглядит и вовсе неприятно для нас. Покушение было выгодно тебе...
   - Удачное, да, - кивнул Золотой лев, - но такое как сейчас - нет. Мы, выходит, как бы сами себя подставляем под подозрение. Ни один пэр не поверит в этакую басню. Обра­зуем регентский совет со всеми вытекающими.
   - И ты станешь правителем не только de iure, но и de facto.
   Мне было как-то не по себе от того, что я присутствую при настолько судьбонос­ной для Страндара беседе. Эти двое фактически разговаривали о будущем королевства да так просто, что у меня ещё долго мурашки по коже бегали. А уж когда вспомнили о нас...
   - С этими двоими, что делать будем? - спросил у герцога Руана Орвик.
   - В Гартанг им возвращаться нельзя, - протянул Золотой лев, - но и так запросто ос­тавлять здесь - тоже.
   - После академии кадеты становятся оруженосцами, - усмехнулся граф. - Я возьму, к примеру, этого юного Фарроу, а ты - своего сыночка. По рукам?
   Золотой лев кивнул. Наше с Алеком мнение их не заботило.
   Так я стал оруженосцем Генриха графа Орвика.
  

Глава 3.

   Церемония назначения герцога Руана лорд-хранителем королевства была самой пышной из тех, что я когда-либо видел до того. После объявления его величества безум­ным парламент (самая радикальная его часть) не пожелал связываться с новым регентским советом, как ни настаивали на том её величество и герцог Аредин. Повторения не столь уж давно минувших событий и произвола графа Скриана, ни пэры ни представители не желали, - как сказал мне мой сэр, граф Орвик.
   И вот в солнечный майский день я замер в торжественном оцепенении за спиной своего сэра, глядя на площадь перед дворцом, едва ли не всю застеленную прекрасным халинским ковром, два изукрашенных тонкой резьбой и раззолоченных трона (лишь один был занят - её величеством, его величество по состоянию здоровья был помещён в Тайм­ский замок до полного выздоровления), на пэра и представителя парламента, разодетых в лучших шелка и меха (и это по такой-то жаре). Ни герцога Руана, ни Алека ещё не было - ровно через пять минут они выйдут из ворот дворца и двинуться к тронам, где...
   А вот, впрочем, и они. Пять минут пролетели как на крыльях. Одетые в родовые цвета Руанов - чёрный и золотой - они прошли мимо нас с Орвиком, стоящих среди дво­рян, образовавших живую цепочку от дворцовых ворот к тронам. На середине пути Алек остановился, вытянувшись во фрунт, а его отец прошагал дальше и опустился на колено перед пэром и представителем. Первый вручил ему королевский меч - для сохранения, - второй - небольшую шкатулку из слоновой кости, украшенную золотом и драгоценными камнями, олицетворявшую казну. Следом с трона поднялась её величество и надела на его голову малую корону. Отныне и до выздоровления его величества (в которое мало кто ве­рил), либо до совершеннолетия наследника престола, Александр герцог Руан является лорд-хранителем королевства со всей полнотой власти.
   Мы - все кто были на площади - трижды прокричали "Виват!"
   Празднества по этому случаю гремели по Престону и всему Страндару не одну не­делю. Пиры во дворце, гуляния по столице, охоты а провинциях et cetera, et cetera. Как в подобной обстановке постоянного праздника можно управлять государством - не пред­ставляю. Как-то раз я, набравшись храбрости, спросил об этом Орвика, тот в ответ лишь рассмеялся и сказал, что в этом-то и состоит главная тяжесть участи короля. "Особенно, - добавил он, - тяжело управлять королевством с похмелья". Большего я от него добиться так и не сумел.
   Однако со временем за этой празднично-бесшабашной атмосферой начало прори­совываться нечто. И нечто это было довольно зловещим. Первым делом из королевского дворца и Престона вообще исчез герцог Аредин, выехал он тайно, ночью, после прислав из своего поместья письмо с извинениями и просьбой даровать ему несколько месяцев от­дыха от службы Страндару из-за ухудшения здоровья, этой неустанной службой подор­ванного.
   - Устал от разврата и алчности, - бросил, услышав об этом, мой сэр. - Думает, что воровать в родном Арединшире будет легче. Ничего, мы его и там достанем.
   - По-моему, он что-то замышляет, мой сэр, - рискнул предположить я. - Если правда хотя бы половина из слухов о наворованном им, то у него достаточно денег для того, чтобы нанять хорошую армию.
   - А ты и вправду так умён, как отзывался о тебя Алек, - потёр затылок граф. - Мо­жет быть, оно и так, но пока в наших руках его и её величество, он ничего не посмеет предпринять.
   И как вводу глядел!

***

   Когда её величество засобиралась на охоту, никто не предал этому особого внима­ния. Адрандка, практически лишённая власти и устранённая от казны, а теперь и лишив­шаяся ещё и верного друга и соратника (многие считали, что ещё и любовника, но на са­мом деле это было не так), она стала апатичной и равнодушной почти ко всему, кроме любимой псовой охоты. Орвик, назначенный королевским ловчим скорее в шутку - охоту он не любил и часто заявлял об этом во всеуслышанье, - отрядил меня приглядывать за её величеством. С самого утра в тот день я носился по конюшням и псарням, выслушивая доклады конюшего (по традиции именуемого маршалом), по совместительству и главного над дворцовыми собаками. Этот могучий хмурый человек, прихрамывающий на левую ногу - во время одной охоты кабан разорвал её клыками, что не помешало ему как гова­ривали профессионалы охотники "взять на нож" могучую бестию, - проникся к нам с Алеком искренним уважением. Мы с сыном и оруженосцем Золотого льва были едва ли единственными дворянами, что сами каждое утро приходили в его вотчину ухаживать за своими лошадьми и конями своих сэров. Именно там мы и могли встречаться, зачастую в первый и последний раз за день, вообще наши контакты свелись к минимуму, практически сошли на нет.
   Когда с инспекцией было покончено, я вышел во двор, выглядевший менее ши­карно, нежели при церемонии дарования титула Александру Руану, где уже ждала целая делегация от её величества, горевшая желанием проинспектировать уже меня. Они долго и пристрастием допрашивали меня, уподобившись опытным профосам из пыточных под­валов, обмениваясь при этом ехидными шуточками и замечаниями по поводу того, что от меня воняет навозом, как и от всякого дворянчика из деревни, набившегося каким-то чу­дом к графу в оруженосцы. Я начал подумывать, а не затеять ли с ними ссору - благо шпагой, входившей в моду как дуэльное оружие, я владел куда лучше их всех вместе взя­тых, меня учил обращаться с ней мой сэр, по праву считавшийся лучшим бретёром Пре­стона. Однако, решив, что распорядителю нынешней охоты её величества, коим я с благо­словения графа являлся, заменяя его самого, затевать дуэли как-то несолидно, я лишь от­махнулся от наглецов, напомнив, что и у дворян воняющих навозом есть шпаги, которыми они вполне умеют пользоваться. Королевские присные, все в основном из свиты Аредина, заткнулись и поспешили убраться, сообщив, что её величество прибудет через полчаса и будет очень недовольно если хоть что-то не так, как она любит.
   Старый маршал (а он, действительно, был маршалом на конюшнях и в псарнях) от­лично знал вкусы её величества и она осталась довольна. В тот день я впервые увидел ко­ролеву Елизавету не на приёме или официальной церемонии. Это была обычная с виду женщина, по-своему даже красивая - высокая, смуглая, но жутко надменная, что отталки­вало сразу и окончательно. Она окинула готовую к выезду процессию наигранно-усталым взглядом и ловко, не воспользовавшись предложенной мной помощью, заскочила в седло. Присные за моей спиной захихикали. Я тронул рукоять шпаги, заставляя их замолчать и запрыгнул на своего верного коня, товарища по приключениям на севере. Его нашли в разгромленном лагере "покойников" и вернули мне, исключительно потому что операцией по их разгрому командовал мой старший брат.
   Поначалу охота, проходившая в леске, расположенном в паре миль от Престона, проходила вполне нормально. Мы затравили нескольких зверей разного вида и размера, в основном, кабанов. А вот на пятом часу, когда все притомились и высматривали место для лагеря, охота затягивалась на несколько дней, её величество не растратила всего запала, вместо очередного ожидаемого нами кабана, из чащи вылетел отряд конников во главе с рыцарем без герба на щите и табарде. Я выхватил шпагу, но что мог противопоставить один оруженосец двум десяткам воителей, тем более что присные и сама её величество ничуть не возражали против пленения и, главное, моей безвременной кончины.
   Вот это никак в мои планы не входило. Я дёрнул поводья своего коня, заставляя его отступить на пару шагов, и сорвал с плеча одного из ловчих, они также были на стороне нападавших или же просто не сопротивлялись им, новомодную винтовку с замковым ме­ханизмом, он не успел и бровью повести, а я уже выстрелил в упор, всадив пулю в грудь одному из особенно рьяных атакующих. В ответ получил целый град пуль и болтов. От лютой смерти меня спас конь и отличная кольчуга гномьей ковки - подарок моего сэра, но в большей части - тот самый незадачливый ловчий, закрывший врагам три четверти сек­тора обстрела. Хотя в тот момент мне казалось, что жизнь моя окончена. С седла словно смело ураганным ветром, боль пришла только после удара о землю, а после и вовсе мир поглотила непроглядная тьма...
  
   - Баал, жалость какая, - раздался во тьме голос моего сэра, - смышлёный был паре­нёк.
   - Он жив ещё. - Этого голоса я не знал. - Хотя где в нём жизнь держится не ведаю - всего вон как разворотило, месиво сплошное.
   - Дело молодое, - Что тут делает отец Рассел? - выкарабкается. В Адранде и не такие выбирались едва не с того света. Главное, обращайтесь с ним аккуратно и бережно.
   - Вот этим и займёшься, святой отец, - говорил граф иронично, что меня удивило, но в тот момент было как-то не до того, я вообще не был уверен что всё это не горячечный бред. - Ответственность за Эрика - на тебе.
   - В этом ты весь, Генри, легко на других спихиваешь ответственность.
   Я снова погрузился во тьму.
  
   Новое всплытие из пучин небытия было более интересным, но совершенно непо­хожим не реальность. До сих пор точно не знаю действительно ли я слышал всё это или со мной таким образом подшутило воспалённое воображение.
   - Прибегаешь к силе языческих богов, клирик, - говорил ироничный голос. - Не бо­ишься Долины мук?
   - За Адранду я и так отправлюсь туда, - отрезал Джозефф Рассел. - Грехом больше, грехом - меньше, моей душе уже всё равно.
   - Хороший мальчик, - склонился надо мной ироничный - голос зазвучал ближе, - и как я слышал ещё и умный. Он выкарабкается и без меня, я тут дело могу только испор­тить. Сила у меня немного не та. Что смог сделать без риска, сделал. А что там с нашим планом?
   - Я роюсь в подвала дворца, но пока безрезультатно. Ни о Вороне, ни о капище ни­чего. Я пока подбираюсь к Таймскому замку, но туда, пока там его величество, меня не подпускают.
   - Это долго не продлится, - отмахнулся собеседник отца Джозеффа, - Аредин про­слышал, что королю стало лучше и он, с помощью своих людей в парламенте, готовит за­кон о лишении Руана должности хранителя. Елизавета с отрядом верных людей уже под­бирается к Таймскому замку, готовит освобождение своего благоверного. Руан долго не просидит. Да и замок вновь опустеет, думаю, тебе будет проще в него пробраться.
   - Мистер Мортимер, юноша не спит и, скорее всего, всё слушает.
   Я тут же заснул или вновь потерял сознание. Не знаю.
  
   Последующие события я помню плохо. Какие-то срочные сборы, словно готови­лись к войне, а я лежал, потихоньку выздоравливая. Из разговоров я узнал, что его вели­честву, действительно, стало лучше. Он пришёл в себя и был вызволен королевой из прак­тически принудительного содержания в Таймском замке. Парламент быстренько издал закон о лишении Александра Руана должности хранителя королевства, что подтвердило его полушутливое определение, данное ему Орвиком "флюгер". В тот же день Руан, Ор­вик и их сторонники покинули Престон, стремительно разъехавшись по своим ленам. Меня же отправили домой, в Фарроушир, с наказом сразу после выздоровления ехать в графство своего сэра.
   Отец был рад мне, лишь пожурил за то, что ни разу не выбрался домой за время обучения. Я поведал ему все последние престонские новости и был искренне удивлён, ко­гда отец едва сдержал свой гнев, когда я сказал, что отравлюсь к Орвику, поддержавшему практически открытый мятеж Александра Руана. За время моей дороги в Фарроушир Зо­лотой лев собрал отряды своих сторонников, первым среди которых был мой сэр, и вёл войну против Аредина по всем правилам.
   - Ты никуда не поедешь, Эрик, - скрипя зубами, сказал тогда отец. - Никуда.
   - Но я должен вернуться к моему сэру, - слабо возмутился я, - рыцарский кодекс...
   - Кодекс не действует если сэр оруженосца - мятежник, - отрезал отец, - а Орвик и его сюзерен, Руан, мятежники.
   - Да, отец, мятежники, - не выдержал я, вскочив на ноги (здоровье позволяло, врачи и в Престоне и дома удивлялись крепости моего организма). - Но не восстать против по­лусумасшедшего короля, которым вертит благоверная и её фаворит, просто грех.
   - Фарроу всегда служили не королям или фаворитам, - покачал головой отец, - Фарроу всегда служили только Страндару. Наш родовой девиз: "Страндар - наш сюзе­рен".
   - Я помню наш девиз, - отмахнулся я. - Но король и присные губят страну!
   - Её губит не король или его окружение, а междоусобицы и делёж власти, которым занимаются Руан и Аредин.
   - Руан желает прекратить его, - возразил я.
   - Он рвётся к власти, как и тогда - шесть лет назад, когда он приехал сюда во главе своих орлов-эрландеров.
   - За год до моего отъезда в Гартанг? Когда вы с Майлзом и Руаном заперлись в твоём кабинете и долго что-то обсуждали?
   - Именно, - кивнул отец. - Сандер тогда просил меня поддержать его в том перево­роте, что он готовил. Я - отказал.
   - Но он же - практически законный наследник престола, - вскричал я, - потомок Георга Фолкса...
   - Нагли и Руаны имеют равные права на корону и сейчас львы рвут страну на части и Фарроу в этом усобице принимать участия не будут.
   - И что же ты прикажешь мне делать?
   - Ничего. Будем отражать нападения на графство, ты примешь командование дру­жиной вместо Кристиана, а то Майлз далеко - на севере, твой же старший братишка не столь уж искушён в военном деле. На "покойников" его хватит, но вот в реальной войне...
   Отец лишь расстроено покачал головой.
   - Нет! - воскликнул я, делая резкий взмах рукой - жест подсмотренный у моего сэра. - Устранятся не желаю! Я еду к моему сэру и еду прямо сейчас!
   - Не стану останавливать тебя. - Отец словно в единый миг состарился лет на де­сять (это в его-то годы!). - Но знай, если ты уедешь сейчас, то никогда более я не назову тебя своим сыном. В семье Фарроу мятежников не было, нет и быть не может.
   И тогда я бросил ему в лицо слова, за которые никогда не прощу себя, потому что вполне возможно именно они свели отца в могилу.
   - Я не был Фарроу никогда и ты это знаешь не хуже меня!
   В тот же день я покинул родной дом, уехал не оглядываясь, как учил отец.
  
   От Фарроушира до Орвикшира дороги меньше трёх дней, я преодолел её за пол­тора, едва не загнав коня. Графство буквально кипело, всюду готовились к мятежу, откры­той войне. Дважды меня останавливали патрули, но каждый раз находился дружинник или сразу несколько, знавших меня как оруженосца их сюзерена, и меня пропускали без лишних слов. Хотя однажды мне так не повезло. Обо мне, скорее всего, донесли кресть­яне, у которых я узнавал дорогу на Тор-Орвик
   Трое солдат заступили мне дорогу, ещё пятеро перекрыли путь к отступлению. Щёлкнули арбалеты. Но убивать меня пока не собирались и это несколько обнадёживало. За спинами солдат переднего ряда из-за угла дома - дело было прямо посреди единствен­ной во всей деревушке улицы - выехал могучий рыцарь в полном доспехе с опущенным забралом шлема, а вот этот факт радужных перспектив от знакомства не внушал.
   Да уж, противник мне достался. Броня обычно делала человека более внушитель­ным чем он был на самом деле, но этот и без неё был весьма и весьма, а уж в ней-то. При седле у рыцаря висела здоровенная секира с широким лезвием, точная копия той, что ук­рашала его табард и щит. Я живо представил как она одним ударом срубает мою буйну голову и та резво катится вон в ту лужу. Однако и могучий рыцарь не спешил убивать меня. Остановив коня, он поднял вытянутое забрало салада и моему взору предстало лицо немолодого человека, изборождённое морщинами и "украшенное" длинным шрамом, на­чинавшемся на лбу и сбегавшем под бугивер. Я знал его, Уильям граф Берри по прозвищу "Могучий старик", отличный воин, прославившийся в войне за Апонтайном, верный со­ратник Руана и что самое обидное - друг моего отца. Уже тогда, всего-то через день после отъезда, я смертельно жалел о сказанных в запале словах.
   - Так-так, - прогудел он из-под бугивера граф Берри, - и что это тут за нагльский лазутчик?
   - Милорд граф, я оруженосец графа Орвика, - ответил я, - и еду в Тор-Орвик по его прямому приказу.
   - Это любой сказать может, - усмехнулся Берри, - а вот мы это проверим. Я как раз в Тор-Орвик еду с подмогой графу. Сержант, пусть твои люди свяжут этого оруженосца-лазутчика.
   Двое дюжих парней из отряда Могучего старика сноровисто стянули мне руки за спиной, для чего один забрался на моего коня позади меня, спустился на землю он уже с моими мечом, поясным и засапожным кинжалами. Берри кивнул все неспешно двинулись к Тор-Орвику.
   Хозяин замка сам вышел встречать подмогу, Берри привёл с собой куда больше восьми человек, похоже, с ним здесь были солдаты Берришира. Увидев меня, мой сэр ве­село усмехнулся, хотя было видно, что в последнее время улыбка не была частой гостьей на его осунувшемся лице.
   - Милорд граф, - почти рассмеялся он, - отпустите моего оруженосца. У него же раны открыться могут.
   - Так это, действительно, он, - лязгнул наплечниками Берри, - тот самый, что полу­чил от освободителей адрандки и едва остался в живых? Так ведь он же должен бы ещё месяц в постели проваляться. Это меня и насторожило.
   - Да развяжи его скорее! - рявкнул мой сэр. - А то он без рук останется, я твоих орлов знаю.
   Меня освободили и люди моего сэра проводили меня в небольшую комнату, где уже кто-то озаботился поставить бадью с горячей водой. С удовольствием отмывшись от дорожной пыли и распарив ноющие следы от верёвок на запястьях, я переоделся в пред­ложенное людьми Орвика и спросил у них, где найти моего сэра. Граф сидел в своём ка­бинете, склонившись над картами, над ним замерли мой знакомец Берри и Томас, средний сын Александра Руана.
   - Итак, господа, - говорил мой сэр, - шансов у нас, честно скажу, маловато. Сами видите. - Он раздосадовано хлопнул ладонью по карте. - Под знамёна Наглей встанет весь север, а это господа дворяне, закалённые войной с эрландерами, берландерами и "по­койниками", которых практически уничтожили. Пьянчуг и юбочников практически на­шими руками загнали в их родные горы. Против нас выставят дружины ветеранов и моло­дых честолюбивых рыцарей, которых так легко соблазнить наделами в землях наших со­юзником.
   - За нами же стоят скорее денежные мешки купцов да народные избранники из распущенного парламента, - столь же мрачно продолжил Томас. - Толковые солдаты только у отца и вас. Пять ну семь тысяч ветеранов, бывавших за Апонтайном, остальные слова доброго не стоят, либо деньгами откупились, либо вовсе послали куда подальше, как этот трус, Фарроу.
   - Фарроу не трус, - отрезал Берри, - он просто не стал влезать в усобицу. Но за Апонтайном мы с ним плечом к плечу бились с адрандцем.
   - К тому же, Томас,- добавил мой сэр, - говорить дурно об отце в присутствии сын - дурной тон.
   - Да, - кивнул Томас, - я и забыл, что твой оруженосец, Генри, сын графа Фарроу.
   - Оставь его в покое, - отмахнулся мой сэр, - Эрик - славный парень и доказал свою преданность нам во время покушения на короля и побега адрандки.
   - А то вот о том, что его старший брат, виконт Фарроский, сражается против нас, он знает? - Томас слыл человеком безжалостным и сейчас я убедился в этом на собственной шкуре.
   - Нет, - покачал головой Орвик. - Он приехал только сегодня под конвоем милорда графа и я ещё не успел сообщить моему оруженосцу эту прискорбную весть. Но я думаю он меня поймёт, идёт не простая война, а гражданская. Здесь брат идёт на брата, а отец на сына.
   - Самая дурная война, - добавил граф Берри.
   Я же стоял, переваривая слова моего сэра. Так ли он может быть уверен во мне? Иначе, уверен ли я в самом себе? В те два раза, о которых упомянул мой сэр, меня попро­сту тащило неистовое течение событий, раз целым оставив на берегу - в покоях его вели­чества; во второй раз, вышвырнув на камни и оставив израненным валяться в лесу. Теперь же придётся сознательно идти с мечом против родного брата, верного присяге, королю и Страндару. Может и не так уж не прав я был, говоря, что никогда мне не стать истинным Фарроу? Хотя в лицо отцу я это бросил зря, он же меня как родного воспитал...
   - Шанс у нас один, - говорил тем временем Орвик. - Самим выступить навстречу врагу, встретится с войском твоего отца и Марлона где-нибудь здесь и ускоренным мар­шем идти к Престону. Возьмём столицу и короля - и страна в наших руках. Мы сможем диктовать свои условия и Аредину, и адрандке, и всем их союзникам.
   - Но если они подтянут войска с севера, - покачал головой Томас.
   - Тогда мы умрём, как должны умирать рыцари, - невесело хохотнул Берри, - ни один из Берри, Руанов, Орвиков и Фарроу ещё не умирал на своей постели.
   - Я больше не Фарроу, милорд граф, - тихо поправил я его. - Отец отказался от меня перед моим отъездом из Тор-Фарроу. Сказал, что его роду мятежников не было и не будет.
   - Старина Бертрам всегда был суровым человеком, - сам себе кивнул Берри.
  
   План Орвика удался лишь на половину. Мы сумели соединиться с войсками Руанов и двинулись к Престону ускоренным маршем, но у города Сент-Орбан дорогу нам прегра­дили войска под знаменем с чёрным львом и стягами герцога Аредина. С ним были ещё около сотни сеньоров - сторонников короля и ополчение из окрестных крепостей, также в основной массе оставшихся верным короне.
   По дороге я практически не видел Алека, который всё время был при отце и сэре, мы же с Орвик торчали на другом фланге войска, погрузившись в заботы походной жизни. Лишь раз, когда мы с подкреплением только подошли, он вышел из-за спины отца и мы крепко обнялись, как и положено друзьям послед долгой разлуки. Мы успели поговорить о том о сём с полчаса, а потом его позвал отец, а я отправился к своему сэру. После же как-то не выпало возможности.
   И вот мы сидели в сёдлах бок о бок, но говорить совсем не хотелось, не до того. Я глядел на невысокие стены Сент-Орбана и гадал сколько же внутри города засело врагов и, главное, есть ли среди них мой брат? Как назло, Алек углядел среди вымпелов над го­родскими крышами синего сокола на белом поле - герб моего брата - и указал мне на него. Я лишь молча пожал плечами. Алек же решил успокоить меня.
   - Он благородный рыцарь и послужил стране, - сказал он. - Его постараются взять в плен.
   - Возьмут его, как же, - буркнул я. - Он себе личным девизом взял: "Ни шагу на­зад". А воин он отменный, его отец всему учил.
   - Эй, Эрик! - окликнул меня мой сэр. - Поехали!
   Я пожал Алеку руку на прощание - придётся ли ещё свидеться? - и толкнул коня пятками. Уже по дороге осведомился у своего сэра:
   - Куда мы?
   - Ударим с фланга, - коротко бросил он. - Я тут поболтал с местным крестьянином, он сказал, что к городу примыкают огороды. Попробуем пройти ими и ударить в тыл Аре­дину. Может это хоть как-то компенсирует их численное преимущество, в городе ведь за­сели почти десять тысяч. Против наших шести с половиной - многовато.
   - Куда это ты без меня, а? - к нам звеня полным доспехом подъехал граф Берри.
   - В обход, как все нормальные герои, - усмехнулся мой сэр, - если не возражаете, милорд... - Он не закончил фразу, приглашая графа Берри.
   - Куда вы без меня, непутёвые? - Могучий рыцарь сделал знак своей дружине сле­довать за нами.
   Кроме дружин графа Берри и моего сэра во фланговый прорыв отправились ещё около полутора тысяч человек. Правда благородных среди них было всего сотня - боль­шая часть осталась с Руаном, готовя мощный удар в центр вражеского войска. Похоже, на него Золотой лев полагался куда больше, чем на хитрость моего сэра.
   Мы проехали вдоль невысоких стен Сент-Орбана, прикрываясь павезами и манте­летами от не столь уж и редких стрел и болтов, посылаемых на наши головы обороняющи­мися. Обе части плана моего сэра удались. Первым делом командовавший вражеским войском Аредин среагировал на наше передвижение, оттянув часть войск на фланг, куда, как он считал, ударим мы. Вот тут-то и ударили основные силы!
   С боевым кличем: "Золотой лев! Руан и Страндар!!!"; сорвались с места три с лиш­ним тысячи солдат, из которых примерно тысяча были благородными людьми, учившихся военному ремеслу с юношества. Ворота не выдержали и пары ударов тарана, заранее под­каченного к ним. Домик его, обшитый шкурами от потоков смолы и кипятка, которым по­ливали его со стен, вовремя убрали с дороги солдаты, сидевшие внутри, попросту пере­вернув, и сами поспешили прочь, дабы не быть смятыми своей же конницей.
   Аредин развернул отправленных за нами воинов, но те безнадёжно опаздывали, за­путавшись в узких улочках Сент-Орбана.
   - Пришёл наш час! - обратился к нам мой сэр. - Вперёд!
   Разметав ненадёжные заборы, преграждавшие нам путь, мы ворвались в город даже немного раньше Руана с основными силами. Достойных противников у нас не было. Так - с десяток пехотинцев, которые и слова доброго не стоили, прикончить мы успели лишь тех, кто оказался недостаточно расторопен, чтобы убежать. А ведь не так далеко уже идёт бой. Настоящий бой. А у нас под копытами хрустит ранняя капуста и прочие овощи, вме­сто доспехов поверженных врагов. Тоже мне, первый настоящий бой...
   И словно услышав мои мысли, война пришла и к нам. На единственной более-ме­нее широкой улице Сент-Орбана нас встретила группа рыцарей под стягами Визу и Скриана при каждом по сотне оруженосцев и пехота.
   - РУАН И СТРАНДАР! - закричали мы, как один бросаясь в атаку.
   - НАГЛЬ! БЕЛЫЙ ЛЕВ! - ответили нам, посылая коней навстречу.
   Копейная сшибка - дело страшное. Я едва сумел удержаться в седле. Вражеское копьё врезалось в мой щит, превратив его в щепу. Моему повезло больше. Противника я сбил с коня, его не спасла и высокая задняя лука седла. Правда и моё копьё переломилось от удара о нагрудник неосторожного рыцаря. Сосед его рванул поводья своего коня, раз­ворачивая его ко мне и готовясь ткнуть "жалом" своего копья мне в левый бок, незащи­щённый больше щитом, который я был вынужден отбросить - слишком сильно мешал. Я ткнул коня шпорами и пригнулся, пытаясь уйти от его удара. Удалось не совсем. "Жало" врезалось в левый наплечник - и без того отбитая первым противником рука отнялась со­всем, но это дало мне время выхватить из ножен меч. Противник перехватил копьё для новой атаки, но его просто смёл могучим ударом граф Берри. Рыцарь ткнулся грудью в шею коня, поливая её кровью.
   Я отсалютовал ему поднятой рукой. Он взмахнул секирой в ответ. И вновь бой!
   Как и прошлый, под частоколом деревеньки на берегу Вайла, этот бой я помню ка­кими-то урывками. Точно могу припомнить только его окончание. Падает в грязь не мо­щеной улочки рыцарь в посеребрённых латах салентинской работы с белым плюмажем на шлеме, как я позже узнал граф Скриан, получивший титул от Аредина и потому пре­данный ему как собака.
   - Дальше, дальше, скорее! - торопил нас мой сэр. - Наша сила - в скорости. Если остановимся - покойники!
   Мы пролетели по городу, почти не встречая сопротивления. Пущенные за нами солдаты и рыцари заплутали на улочках незнакомого города и вылетели прямиком под удар конницы Золотого льва.
   - Кто это?! - крикнул оруженосец графа Берри, указывая на группу рыцарей, на ры­сях уходящих прочь из города.
   - За ними! - воскликнул мой сэр. - Там стяг Аредина!
   Но не только его флаг трепетал на конце копий бегущих рыцарей. Там был и синий сокол на белом поле моего брата. Меня продрал по коже мороз. Но долг и верность моему сэру взяли верх над узами крови. Я пришпорил коня, догоняя своего сэра. Копья у меня больше не было, пришлось довольствоваться верным мечом - подарком Орвика. Рыцари, заметив погоню, остановили коней, часть - во главе с Аредином рванулись дальше, но три четверти развернулись для того, чтобы отбиться от нас, любой ценой задержав, не дав нам нагнать Аредина. Мы были настроены столь же решительно. Вот только в первых рядах наших врагов навстречу нам нёсся мой брат.
   Я отлично понимал, никто никого в плен брать не станет. Тогда-то я и осознал всю отвратительность гражданской войны. Но было поздно!
   Я покрепче стиснул рукоять меча, поправил движением плеча трофейный щит с гербом Скриана и сжался, приготовившись к удару. Теперь меня развернуло, едва не вы­рвав из седла, но я использовал инерцию для собственного удара. Середина клинка вреза­лась в шлем моего противника. "Сахарная голова" лопнула под ним, развалившись на две части, мой меч с отвратительным чмокающим звуком раскроил череп врага. И тут перед глазами моими возник зловещего вида налобник вражьего коня, он взвился вверх - хозяин поднял коня на дыбы - и в лицо мне устремилось копьё, на конце которого трепетал фла­жок с синим соколом на белом поле. Я понял, что мне - не жить. Усиленный весом моего брата в доспехе и его скакуна удар не то что из седла выбьет, он меня насквозь прошьёт, не добротная броня, ни щит не спасут.
   Я отчаянно рубанул по "жалу" копья, стараясь сбить удар, одновременно двигаясь всем телом в противоположную сторону. "Жало" угодило в лицевую часть моего шлема-салада, сорвав продолговатое забрало и покорёжив бугивер. По щекам и шее потекла кровь, однако основная сила пропала втуне, а у меня появился момент для удара, покуда мой брат пытался справиться с заплясавшим конём. Последнему явно пришлись не по душе пляски и рывки поводьев, раздиравших губы. Но бить я не стал, предпочёл ретиро­ваться подальше.
   Мне попался рыцарь в доспехе, щедро украшенном позолотой и хитрым узором. Он уже лишился копья и отбивался от наседающих пехотинцев мечом, причём отбивался крайне удачно. Под копытами его вороного жеребца уже валялись три зарубленных точ­ными ударами солдата. Я налетел на позолоченного, вымещая всю ненависть к этой войне, где мне пришлось драться с родным братом, проявив невиданную доселе ловкость. Приняв выпад противника на щит, я рубанул от всей души его снизу вверх, под руку, в самое уязвимое место на доспехах. Клинок скрежетнул по наплечнику, рука, отделённая от тела, взлетела в воздух и описав очерченную кровью дугу, плюхнулась на трупы под копыта коня позолоченного рыцаря. Сам он как-то разом осел в седле, быть может, даже сознание потерял. Я не стал выяснять.
   Следующая сшибка была самой страшной в моей жизни. До того мне ни разу не приходилось на всём скаку врезаться во врага, мчащегося мне навстречу, размахивая бое­вой секирой, конечно, не столь впечатляющей как у графа Берри, но тоже весьма и весьма внушительной. И не было копья, самортизировавшего удар, и принимать широкое лезвие на щит - чистой воды безумие, вновь лишусь щита, а это сейчас смерти подобно. Когда ещё новый достанешь. Я дал коню шпоры, заставляя жеребца скакать ещё чуть быстрее - спасение моё скорость. Ударить первым, опередить врага, иначе - верная смерть от его секиры.
   Сумел! Опередил! Меч врезался в шлем-армэ врага, напрочь срубив цветастый плю­маж, повредив массивное забрало. Секира прошла мимо, лишь скользнув по щиту. Я ещё раз ударил противника - по правому наплечнику. Он выронил секиру и прохрипел из-под основательно вмятого забрала:
   - Я признаю себя вашим пленником, сударь.
   Я не стал добивать его. Времени не было. Да и признать себя чьи-то пленником, а после вновь вступить в бой - страшной преступление против чести. Конечно, победителей не судят, вот только враг наш явно терпел поражение. Долго им против нас продержаться было не суждено.
   Не без какой-то мрачной гордости я отметил, что мой брат пал одним из послед­них.
   - Кто взял в плен этого рыцаря?! - громогласно вопросил граф Берри, когда всё было кончено.
   Он гарцевал вокруг поверженного мной рыцаря, поигрывая секирой.
   - Вот тот юноша в повреждённом саладе, - равнодушно бросил тот. Рыцарь уже ус­пел освободиться от остатков своего армэ и нам предстало бледное лицо с засохшими по­тёками крови. - Он опередил меня и рубанул по голове, а после выбил секиру из руки.
   - Эй, Эрик! - окликнул меня граф Берри. - Ты пленил герцога Бреккина. Милорд, вас пленил оруженосец. Ха!
   Но мне было не до того. Кем бы ни был пленённый мною враг, сейчас меня зани­мал лишь брат, валяющийся в кровавой грязи. Я снял с него шлем, попросту разрезав за­вязки, заглянул в глаза. Оказалось, что он ещё жив.
   - Будь проклят... - прохрипел он. - Свёл в могилу...
   Тогда я не понял, что он имел в виду.
   - Милорд граф, - крикнул Орвик, - отправляйте Бреккина к праотцам! Вперёд! Надо догнать бежавших. Упустим ведь!
   Граф Берри коротко махнул секирой, быстрым ударом срубив голову графу Брек­кину. Я даже не отреагировал на этот совсем не рыцарский поступок Могучего старика, как машина вскочил в седло, и толкнул коня коленями, стараясь не цеплять его из без того расцарапанные бока шпорами. На уме у меня были только последние слова умирающего брата. Докатился ты, Эрик, братья тебя уже проклинают на смертном одре, если считать таковым кровавую грязь городка Сент-Орбан. Надо будет после проследить, чтобы его отправили домой, в Фарроушир, и похоронили как подобает в фамильном склепе.
   Преследовать ускакавших врагов было совсем нелегко. Мы сильно отстали от них и мы и наши кони устали, вымотанные долгой скачкой и несколькими боями. Однако уз­кие кривые улочки компенсировали это и мы нагнали беглецов, летевших во весь опор. Под метким ударом секиры графа Берри пал Аредин, остальные, не сумев совладать с ко­нями, развернуть их в тесноте. Несколько минут и все - мертвы. Лишь один человек уце­лел в устроенной нами форменной резне - это был уже знакомый мне по ночи во дворце его величество король Страндара Уильям V Нагль.
   - Вот это рыбка попалась в наши сети, - рассмеялся мой сэр. - Ваше величество, те­перь мы будем вашей свитой.
   Король же сжался в комок и дрожал от страха.
   Сопровождая его величество, мы вернулись к центру города, где Руан, как раз до­бивал остатки верных лояльных войск. Наша эскапада всё же принесла определённую пользу - метавшиеся туда-сюда по городу солдаты и рыцари не успели вовремя к месту атаки основных сил Золотого льва, когда они пробрались, наконец, к месту боя большая часть обороняющихся была рассеяна и вмешательство вновь прибывших ничего не ре­шило. Увидев же, что его величество у нас в руках, лояльные ему дворяне опустили ору­жие, признав своё поражение. Те, кто не пожелал сделать этого, были убиты. Мы не при­нимали участия в этом форменном избиении - десяток разрозненных воинов, против бо­лее чем сотни рыцарей с оруженосцами и пехотой, - оставшись охранять его величество от возможных попыток отбить его у нас, которых хоть и не последовало, но опасность всё же была вполне реальной.
   Я был рад тому, что Алек жив, хоть и ранен, как и должно оруженосцу он прикры­вал своего отца и сэра не только щитом и мечом, но и телом. Он сам рассказал мне не без законной гордости, что подставился под копейное "жало", потому что их целило в Золо­того льва слишком много, отбить все не мог ни Руан ни он сам. Однако в сравнении с боев у деревушки на берегу Вайла, сегодняшние раны были пустячными царапинами, не сто­ившими доброго слова. У врача точно не нашлось для них добрых слов, он постоянно шептал нелицеприятные замечания в адрес оружейников и тех глупцов, что не могут жить мирно и спокойно, а постоянно стремятся прикончить или искалечить друг друга. Сле­дующим в руки медикуса попал я. Толи запал доблестного мастера-лекаря иссяк, толи мои раны всё же были не столь серьёзны, как у Алека, но, перевязывая меня, врач лишь тихо и неодобрительно бурчал что-то себе под нос.
   Когда он закончил и со мной, занявшись другими благородными и нет раненными, нас с Алеком подозвали к себе наши сэры.
   - Преклоните колена, - торжественно произнёс Золотой лев, обнажая меч.
   Может Алек и понял к чему идёт дело, но я после боя и гибели брата соображал ту­говато и опустился на колено, не очень-то понимая чего от меня хотят. Только когда по правому плечу хлопнул плашмя клинок моего сэра, а сам он вместе с Руаном в унисон произнесли: "Во имя Господа и святого Габриэля посвящаю тебя в рыцари"; я осознал, что это акколада и что отныне я самый настоящий рыцарь, а не оруженосец. Однако радости никакой я по этому поводу не чувствовал - слишком был опустошён последними собы­тиями. Все мысли, если честно, в тот момент занимало одно - найти тело брата и отпра­виться с ним домой, отвезти отцу скорбную весть.
   Об этом я не преминул сообщить Орвику, как только встал на ноги. Алек недо­умённо воззрился на меня, Руан лишь потёр чисто выбритый подбородок, а мой бывший сэр пожал плечами.
   - Теперь ты - благородный сэр, - сказал он, - и я тебе не указ. Ты также никому не приносил вассальной присяги и приказывать тебе никто отныне не может, кроме, конечно, его величества. - Он усмехнулся. - Но мы сейчас ускоренным маршем выступаем на Пре­стон, дабы вернуть его величество на более приличествующее его особе место.
   - Я понимаю всё, милорд граф. - Я едва не оговорился, назвав Орвика "моим сэ­ром", лишь в последний момент успев исправиться. - Однако долг перед семьёй - самое важное для меня. Я должен лично доставить тело брата домой и похоронить его.
   - Я поеду с тобой, Эрик, - неожиданно произнёс Алек. - Мы друзья, как никак, и должны делить как радость победы, так и горечь смерти.
   - Ты не обязан, - попытался было возразить я.
   - Друзья никогда ничем не обязаны друг другу, - отмёл все мои слабые потуги он, - потому они и друзья, не так ли?
   Я лишь смущённо пожал плечами. Никогда не думал об Алеке, как о друге - слиш­ком уж различно было наше происхождение и положение в обществе. Особенно после того, как отец отказался от меня.
  

Глава 4.

   Сент-Орбан находился на границе Арединшира и от Фарроушира его отделяло всего два десятка миль. Даже если учесть то, что мы везли с собой на телеге, укрытой се­рым саваном, тело моего брата, дорога не заняла у нас больше двух дней. Тор-Фарроу бы достигли под вечер второго дня. Ворота замка были закрыты, что неудивительно в наше смутное время и пришлось кричать, чтобы привлечь внимание стражи на стене.
   На резонный вопрос: "Кого там ещё Баал несёт на ночь глядя?"; я ответил, что мыс другом привезли тело покойного сына хозяина замка. На стене началась суматошная возня и уже через несколько минут ворота открылись и медленно поползла вверх решётка. Мы с Алеком въехали внутрь под напряжёнными взглядами собравшихся во внутреннем дворе стражей и челяди. Мне почему-то захотелось спрятать лицо в воротник плаща, ус­тыдившись этого минутного порыва, я выпрямился в седле. Рыцарь я, в конце концов, или кто? Узнавая меня, многие сплёвывали под ноги и уходили прочь, иные же бросали на меня откровенно ненавидящие взгляды, стражи сжимали рукояти мечей.
   Из ворот донжона вышел мой старший брат, приглаживая волосы. Он всегда рано ложился спать, но и вставал обычно задолго до рассвета. Его лицо вытянулось, когда он узнал меня, и он спросил:
   - Эрик, мало тебе, что ты свёл в могилу отца, ты ещё имеешь наглость заявляться в родовой замок?
   - Я привёз тело Майлза, - глухо ответил я. Только тогда до меня дошёл смысл по­следних слов умирающего брата. - Он погиб в бою при Сент-Орбане, - зачем-то добавил я.
   - Ты убил его? - просто спросил Кристиан.
   Я лишь покачал головой. Говорить не хотелось совершенно.
   - По традиции, я должен пригласить тебя остаться на похороны, - глухо произнёс Кристиан, теперь граф Фарроу - последний в роду, - но всей душой надеюсь, что ты от­клонишь это предложение.
   Ещё один кивок. Я дёргаю поводья, разворачивая коня, и уезжаю. Алек следует за мной. Последним, что я слышал прежде чем закрылись ворота, были тихие проклятья в мой адрес, посылаемые стражей и челядью.
  

***

   Её величество королева Страндара Елизавета была в ярости. Этот кретин Аредин провалил всё, позволив Руану с Орвиком разбить его войска в Сент-Орбане. А ведь стоило только отступить, пусть даже оставив родное графство врагу, и Золотого льва уже ничто бы не спасло. Салентинские и мейсенские наёмники, нанятые на деньги короля Адранды Эжена X, а также рыцарство Фиарийского герцогства, уже высадились на северо-западном побережье и вместе с большей частью войск лояльных королю сэров двинулась на ему на соединение с его невеликой, в общем-то, армией. И вот, всё впустую, армия Аредина раз­бита, он сам погиб, а король взят в плен этим выскочкой Орвиком. Какая чудовищная не­справедливость! Теперь уже получается, что на, а не Руан, вернувший себе должность хранителя королевства и вновь назначенный парламентом наследником престола, мятеж­ница. Но на это ей уж плевать. С той армией, что у неё есть сейчас, она поставит на ко­лени не только Золотого льва, но и весь ненавистный ей холодный и промозглый Стран­дар.
   Елизавета оглядела стройные ряды мейсенской пехоты, салентинских стрелков, вооружённых современными винтовками, о каких Руаны и всей отсталой страндарской армии только мечтать, фиарийских рыцарей в полных доспехах работы лучших мастеров. Да, теперь она отомстит Руану с Орвиком за унижение, а этот глупец Эдмунд - сын Аре­дина - за смерть отца. Вот он сидит в седле насупленный - брови сведены, глаза выдают, что свежеиспечённый герцог мыслями своими блуждает где-то далеко, и веет от этих мыслей огнём жаровен и вонью горелой плоти. К слову, тем же отличаются и большин­ство дворянских отпрысков, потерявших при Сент-Орбане отцов, братьев и иных родст­венников. Ни высокие стены Престона, ни хитрости Орвика не спасут Руана от неминуе­мой кары за сотворённое им.
   Ровное течение мыслей её величества нарушило появление смутно знакомого дво­рянина с седыми волосами, за спиной которого маячила фигура рыцаря в полном готиче­ском доспехе и доисходном топхельме. Однако точно припомнить где и когда она видела эту странную парочку её величество решительно не могла. Лишь отчего-то припоминался какой-то клирик с отрешённым лицом. Выбросив обоих из головы, её величество обратила внимание на вновь прибывших ибо седовласый обратился к ней.
   - Вам могла бы понадобиться моя помощь, ваше величество, - говорил он. - Даже столь великое воинство не возьмёт Престон с наскока, заперевшись в королевском замке Золотой лев продержится вплоть до подхода подмоги.
   - Откуда ей взяться? - рассмеялся Эдмунд Аредин. - Руан обратил против себя большинство благородных родов Страндара.
   - За ним стоят деньги банкиров и ремесленников, - отрезал седовласый, - а на них вполне можно нанять коллег ваших салентинских и мейсенских друзей. И тогда посмот­рим, кто окажется в выигрыше.
   - Чушь, - рассмеялся Аредин. - Никому не прорваться из тисков осады, что мы сомкнём вокруг Престона, да и страна вся будет в наших руках.
   - Орвик однажды, не так давно, при Сент-Орбане, уже сделал невозможное, - ус­мехнулся седовласый. - Делайте выводы. И страна далеко не под вашим контролем, от­нюдь не все благородные рода на вашей стороне.
   - Так что вы можете нам предложить, сударь? - скучающим тоном поинтересова­лась королева.
   - Орвик сейчас везёт вашего благоверного в Престон, а сам Руан с Берри и большей частью союзников из благородных родов сидит в Тор-Руане, - сообщил седовласый, - празднует победу.
   - Обезглавим змею - подохнет и всё тело, - усмехнулся Аредин. - Мы уничтожим Руана в его собственном логове.
  
   Томас Руан граф Флиер отчаянно скучал на продолжительном пиру в честь победы отца над Наглями. Могучий старик Берри громогласно славословил отца и Орвика, чей хитрый манёвр решил исход сражения. Ещё он вспоминал какого-то Эрика - бывшего оруженосца графа Орвика, пленившего в сражении герцога Бреккина. Рассказывая об этом, Берри раз за разом вспоминал, как лихо одним ударом снёс голову безоружного врага, что в понимании Томаса несколько не вязалось с рыцарской честью.
   Покидать однако обеденный зал было бы верхом невежливости по отношению к Берри и отцу. Отец как раз подошёл к Томасу, положил руку на плечо.
   - Тебе, сын, вижу затянувшийся пир уже в тягость, - сказал он, - я бы тоже с радо­стью забросил всё это, но - нельзя. Южане люди гордые и вспыльчивые, а я не вправе те­рять союзников. Нас слишком мало, а враг всё ещё силён. Елизавета, держу пари, уже со­брала новое войско и нам предстоит ещё одно сражение.
   - Так почему не готовимся к бою? - возмутился Томас. - Почему мы сидим и пьём вместо того, чтобы собирать войска?
   - По той же причине, - покачал головой отец. - Закончу пир сейчас - и гордые южане могут счесть это оскорблением и не приведут своих вассалов мне на помощь, или ещё того хуже - переметнутся к Елизавете. Но вот если зал покинешь ты, никто пожалуй и не заметит. А ведь ты, пускай и формально, но глава гарнизона Тор-Руана. Вполне мо­жешь объехать округу, если, конечно, не слишком пьян для этого.
   - Нет, отец. - Томас едва подавил желание подскочить на ноги и бегом броситься к выходу, правила хорошего тона были у него в крови, как и у любого отпрыска благород­ной (а тем паче герцогской) семьи. - Я вполне трезв для патруля.
   Александр Руан, вновь хранитель королевства и наследник престола, кивнул ему и улыбнулся, ещё не зная, что отправляет сына на смерть.
  
   Наёмник-салентинец Андреа - лейтенант в полку стрелков Николаса Кьонти - от­вечал в войске Елизаветы Страндарской за разведку. Он-то первым и заметил небольшой отряд конников во главе с рыцарем, явно занимающийся патрулированием окрестностей замка, к которому ускоренным маршем следовало это самое войско. Все каноны военной науки буквально вопияли - "не трогай их!"; ибо смерть патрульных, точнее то, что они не вернуться в замок ко времени, привлечёт совершенно ненужное сейчас внимание к их ар­мии. Однако услышав подробный доклад Андреа и переспросив особо о гербе рыцаря, её величество приказала во что бы то ни стало покончить с этим патрулём и принести ей го­лову его предводителя.
   Полковник Николас и предводитель мейсенцев Вольфгер Тюринг по прозвищу "Бюргер" категорически возражали, но королева ничего слышать не желала. Фиариец граф Диомель в спор не вступал, он предпочитал действие словам. Отряд его рыцарей уже от­правился за патрулём, о чём он и не преминул сообщить королеве, когда она в ультима­тивной форме заявила свою позицию наёмникам.
   - И ты говоришь об этом только сейчас?! - возмутилась Елизавета.
   - Я вам не наёмник, ваше величество, - отрезал фиариец, - и отчитываться в по­ступках не обязан. И головы вы не получите, мы вам не модинагарские дикари.
   Пробормотав что-то нелицеприятное в адрес "заносчивых гордецов", Елизавета од­нако была вынуждена смириться - переупрямить союзника даже ей было не под силу, тем более, что подчиняться её граф Диомель не обязан.
  
   Мирное течение пира в Тор-Руане прервало появление коменданта замка, ворвав­шегося в зал.
   - Милорд, - рухнул он на колено, - прискакал гонец от вашего сына, Томаса, уехав­шего патрулировать окрестности. Они попали в засаду! Сюда движется громадное войско врага. Он столкнулся толи с разъездом толи передовым отрядом. Просит о помощи.
   - Вперёд! - взревел Берри, вскакивая из-за стола. Александр Руан всегда завидовал его таланту мгновенно трезветь, когда того требовали обстоятельства. - Выручим, Тома!
   Его поддержал нестройный хор нетрезвых голосов. Многие благородные сэры изъ­являли явное желание продолжать пир вместо того, чтобы тащиться на улицу и драться с кем-то там. Однако когда до всех дошло, что сюда, к Тор-Руану, направляется армия врага и драться придётся в любом случае, все принялись приводить себя в порядок и готовиться к предстоящему бою.
   И уже через четверть часа вся разношёрстная рать покинула замок, звеня оружием и доспехом.
  
   - Он славно дрался, милорд граф, - говорил Диомелю фиариец, отправленный за патрулём, - прикончил Гартажа и Одуана, погиб последним, даже сражаясь пешим проти­востоял нам.
   - Это был средний сын герцога Руана, - заметил Эдмунд Аредин, - а в их роду все - бойцы почти лучшие бойцы во всём Страндаре.
   - Так вот в чём причина вашей ненависти к этому рыцарю, - кивнул Диомель. - Го­товьтесь к бою, - посоветовал он королеве, надевая шлем и поднимая забрало. - Отец скоро прибудет мстить за сына.
   - Выступаем, - приказала королева. - Мы сотрём Руана в порошок у стен его замка.
   - Это несколько опрометчиво с вашей стороны, - покачал головой Диомель. - Нам проще подготовиться здесь к встрече, чем атаковать с марша. Так мы лишь умножим наши потери.
   - Если хотите, - ледяным тоном осадила его Елизавета, - можете оставаться здесь. Я же ударю по Руану прежде, чем к битве подготовится он.
   - Всегда считал, что женщин к войне нельзя подпускать и на баллистный выстрел, - буркнул Диомель, делая своим людям знак двигаться вперёд, за королевой Елизаветой.
   Последняя решила пропустить его комментарий мимо ушей.
  
   Тор-Руан стоит на небольшом холме и как всякий замок окружён широким поясом выжженной земли, очищаемой от любой зелени от кустарников до самой маленькой траки. Именно там, на этом поясе и состоялась битва между Руаном с гостившими у него дворянами и наёмниками королевы Страндара, ведомыми флегматичным графом Диоме­лем и пышущим жаждой мщения Аредином.
   - Мы разделимся на две части, - сказал перед самым началом сражения Диомель Вольфгеру, - и когда Руан ударит по вам, в центр, атакуем его с обоих флангов, зажмём в клещи. Так что тут всё зависит от тебя, Вольф, выдержишь?
   - Не впервой, - усмехнулся мейсенец. Оба были старыми вояками и уважали друг друга, понимая с полуслова. - Сдюжим, граф!
   - Ты уж постарайся, Волчара, - поддел коллегу наёмника Николас Кьонти, - а то нас эти груды железа просто растопчут своими зверюгами.
   - Прогресс, - рассмеялся мейсенец, - огнестрельное оружие, куда там! Что бы вы делали без наших мечей?!
   Николас бодро усмехнулся в ответ, глядя на громаду руанской конницы с грохотом и звоном несущуюся на них со склона небольшого холма, на котором стоял замок. От неё салентинцев отделяла кажущийся таким тонким строй мейсенской пехоты. Однако пока­зывать свой страх, охватывавший его перед каждым боем, Николас вскинул руку с пала­шом, прочистил горло и рявкнул:
   - Товсь!
   Грохочут копыта могучих рыцарских коней, земля дрожит под ногами, поблёски­вают в тусклом свете солнца, едва пробивающегося сквозь тяжёлые тучи, "жала" длинных копий. Николас нервно сглотнул, покосившись на руку с палашом - не дрожит ли преда­тельски? - нет, выучка многих лет суровой наёмничьей жизни не даёт ей дрожать. Ждать, ждать, ждать. Как бы не было страшно, как бы не хотелось прямо сейчас скомандовать "пли!". Выдержка, выдержка и ещё раз выдержка. Спасуешь, сорвёшься - и всё, никто не уйдёт живым от этого железного вала. Мейсенцы не продержатся и минуты против разо­гнавшихся рыцарей. Его стрелков разметают по полю. Фиариец сделал ставку на него и он не должен его подвести, хотя в ином случае его всё равно ждёт смерть. Ближе, ближе, ещё ближе...
   - Цельсь!
   В ответ - слитный звон и стук винтовок, щелчки затворов. Ещё немного. Ещё се­кунда. И...
   - Пли!!!
   Грохот, звон, визг взбесившихся от боли и шума лошадей, крики раненных, - обычная симфония сражения. Николас Кьонти вздохнул с облегчением, предбоевое на­пряжение кончилось, началась лихорадка самого боя.
  
   Берри получил три пулевых ранения, однако сумел удержаться в седле и первым обрушил свою секиру на шлем мейсенца, располовинив того до самого живота. Руану по­везло несколько меньше. Он успел поднять коня на дыбы перед самым залпом и тот полу­чил свинец, предназначенный Золотому льву. Но не весь. Пуля застряла в левом плече Александра - рука повисла плетью. Он всё же вовремя вырвал ноги из стремян, в первый момент даже не почувствовав боли от ранения, и ринулся на врага, отбросив бесполезное копьё и выхватив меч.
   Сразу после залпа из туманного марева, как нельзя кстати сгустившегося вокруг Тор-Руана, вылетели фиарийцы во главе с графом Диомелем. В отличии от королевы, что естественно, и Эдмунда Аредина он всегда лично участвовал в сражениях, хотя военнона­чальник его ранга мог бы и не делать этого.
   Бой у стен Тор-Фарроу превратился в избиение. И длилось оно не так и долго.
   Александр Руан Золотой лев, последний потомок рода Фолксов, рубился до по­следней минуты жизни, встав спиной к спине с Могучим стариком Берри. Мейсенцы и фиарийцы отлетали от них, падали под мечом Руанов и секирой Берри, точная копия ко­торой украшает их родовой герб, никто не мог сравниться с ними в искусстве фехтования, а салентинцы опасались стрелять в такой тесноте. Но затяжного боя старик граф выдер­жать не мог, да ещё и с тремя пулевыми ранениями. Он упал на колено, куда угодил кли­нок особенно удачливого фиарийца, попытался закрыться широким лезвием секиры, но по шлему его снова рубанул всё тот же фиариец. Берри рухнул.
   Фиариец переступил через него, замахнулся на Руана, но тот каким-то образом за­метил движение за спиной (он дрался без шлема) и ударил первым. Меч раскроил череп врага. И тут же в спину ему врезалось лезвие мейсенского топора. Не спасла ни добротная кираса, ни кольчуга двойного плетения. Наёмник с мерзким чавканьем вырвал топор из спины Золотого льва и опустил его ему не плечо. Руан рухнул на колени. Свет в глазах померк, осталась только пульсирующая боль.
  
   - Ваше величество, - обратился к королеве Диомель, - Руан повержен, его войско разбито, большая часть союзников - мертвы. Граф Берри без сознания, тяжело ранен. За­мок никто не охраняет.
   - В подземелье его, - распорядилась Елизавета, - в отдельную камеру. Утром каз­ним всех пленённых союзников узурпатора. Голову Руана отрезать и приколотить над во­ротами замка. Наденьте на неё корону из соломы, такая лучше всего подходит узурпатору.
   - Вы жестокая женщина, - покачал головой Диомель. - Мне даже не очень хочется говорить вам о том, что старший сын Руана жив.
   - Он в наших руках? - удивилась королева.
   - Его оглушили и приняли за мёртвого, - ответил фиариец, - однако позже выясни­лось, что он жив, хоть и ранен.
   - Поместите его туда же, куда и Берри, - бросила королева с мстительной жестоко­стью. - Туда же бросьте и тело Руана.
  
   Холод и промозглость заставляли раны, полученные при разгроме патруля, болеть всё сильнее и сильнее. Старый граф давно потерял сознание и лишь тихо стонал, вытя­нувшись на соломе, брошенной тюремщиками на пол темницы. Сам Томас граф Флиер довольствовался ледяным полом. Он старался глядеть в потолок, в противном случае взгляд натыкался на обезглавленное тело отца или на старика Берри, которого назвать мо­гучим теперь язык не повернулся бы.
   Каким-то образом Томасу всё же удалось задремать на холодном полу, взяла своё усталость после боя. Разбудил его лучик солнца, ударивший в глаза Скоро за ними при­дут, по традиции в Страндаре казнят ранним утром. И точно, дверь открылась без скрипа (за всем в Тор-Руане следили отлично), двое дюжих мейсенцев подняли графа Берри на ноги, пришедшего в себя от новой волны боли. Томас встал сам, без посторонней помощи, с гордым видом двинулся вслед за тюремщиками, хотя держаться на ногах было тяжело­вато из-за ран и затёкшего от сидения на холодном полу тела.
   Плаху поставили во внутреннем дворе Тор-Руана. Громадный палач в чёрном бала­хоне (никто не знал, что под ним скрывается угольно-чёрный готический доспех Рыцаря Смерти, которому особенно по нраву были казни, когда люди расставались с жизнью пол­ностью осознавая этот скорбный факт) замер со странным мечом на плече. Отчего-то он внушал Томасу какой-то противоестественный страх и, главное, он совершенно не мог объяснить его причину. Первым на импровизированный эшафот взошёл поддерживаемый тюремщиками, относившимися к нему с удивительным уважением, граф Берри. Он бук­вально рухнул на колени перед плахой. Палач взмахнул чёрным мечом с багровой каймой клинка, голова Могучего старика скатилась к ногам королевы. Мальчишка нынешний кронпринц (и зачем только Елизавета притащила его сюда?) съёжился, попытался схва­титься за подол материнского платья. Королева одёрнула его, бросила что-то резкое, он съёжился ещё сильнее.
   Томас подошёл к плахе, опустился на колени, положил голову на залитый кровью пень. Боль!
  
   То, что в стране царила паника, это значит ничего не сказать. Любого человека с мечом крестьяне воспринимали как угрозу и спешили спрятаться по домам. Мы ехали, лишь на несколько дней опережая армию Елизаветы, грабившую и сжигавшую всё на своём пути. Наёмники и фиарийцы, составлявшие большую часть её, вели себя в Стран­даре как в завоёванной стране и королева, не слишком-то любившая мою родину, лишь потворствовала им в этом, а сын Аредина Эдмунд не смел противоречить ей ни в чём.
   Нас с Алеком принимали за разведчиков армии её величества и мы не спешили ра­зуверять крестьян в этом заблуждении. Нагльцев ненавидели, но боялись слишком сильно, в отличии от руанцев, которых люди, стараясь отличиться перед новой властью, вешали на всеобщее обозрение.
   - Жалкие твари, - прошептал как-то Алек. - Скоты, а не люди.
   Мы ехали по пустынной дороге и могли разговаривать вполне свободно, не опаса­ясь, что нас услышат. Тогда Алек только узнал о гибели отца и казни брата и графа Берри, обстоятельства последней нам во всех красках описал трактирщик, не скупясь на оскорби­тельные эпитеты в адрес Золотого льва и его сына.
   - Такими их сделала война, - мрачно сказал я. - Жестокое время делает людей жес­токими.
   - Нет, - со злобой в голосе оборвал меня Алек, - это их природа. Им всё равно какая власть. Они будут славословить одних и проклинать других сегодня, а завтра проклинать тех, кого славословили, и славословить тех, кого проклинали. Только благородные люди способны управлять чернью и направлять страну. Остальные - скот, не более того.
   Быстро же ты забыл Робина Гуда, боровшегося с властью и бандами распоясав­шихся "покойников". Что же, пришла пора открыть тебе глаза на друга.
   - Я, между прочим, тоже совсем не благородного происхождения, - как бы невзна­чай бросил я.
   - То есть как? - не понял он. - Ты же сын графа Фарроу?
   - Приёмный, - отрезал я. - Последний, третий, сын графа родился мёртвым и тот, чтобы не расстраивать и без того скорбную здоровьем супругу, взял вместо него совер­шенно нежеланного ребёнка кухарки, которая в свои четырнадцать успела переспать практически со всем Тор-Фарроу. Этот факт был тайной лишь для жены графа, которую я звал "мамой". Позже, когда она умерла, отец рассказал мне всё. Он оставил меня в замке, даже усыновил официально. Так что я не благороднее любого из встреченных нами кре­стьян.
   После этих слов Алек надолго замолчал. Мы не разговаривали до самого вечера.
  
   Престон встретил нас проливным дождём, в пелене которого прохожие мелькали призраками, и ощущением грядущей беды. Зима не желала сдавать свои позиции весне, было достаточно холодно и люди и так не слишком любившие в это время года выходить из дома, теперь же предпочитали сидеть там практически безвылазно. В преддверии вторжения армии её величества, о творимом ей уже ходили всё более жуткие слухи, город затих, ожидая развязки.
   Стража в воротах королевского дворца не узнала ни меня ни Алека, они долго рас­сматривали нас, не желая пропускать. Алек, и без того пребывавший не в самом радужном настроении, уже схватился за меч, но я вовремя перехватил его руку и рявкнул стражам, чтобы позвали сержанта. Не осмелившись ослушаться приказа благородного сэра, стражи отрядили самого молодого бежать за сержантом. Им оказался наш старый знакомый Вил­лис, выбившийся за эти годы в гвардию. Он приказал нас пропустить и сообщил, что на­завтра назначена коронация старшего сына Александра Руана, а ещё через день войско выступает из Престона. Так что грядёт новая битва с нагльцами.
   Это новость меня отнюдь не порадовала. А вот Алек явно кипел жаждой мести и желал поскорее разделаться с Елизаветой и Аредином.
   Нас без проблем пропустили к Марлону и Орвику, занявшим покои, ранее принад­лежавшие Аредину. Оба были настолько заняты горячим спором, что и не заметили на­шего появления.
   - Ну почему мы не можем выступить прямо сейчас? - вопрошал Марлон. - Зачем нужна эта коронация, Генри?
   - Затем, - терпеливо, явно не в первый раз повторял Орвик, - что один день ничего не решит, а на войну с Елизаветой выйдет уже не сын поверженного хранителя королев­ства, но король, самодержец, поддерживаемый обеими палатами парламента - и благо­родными сэрами, и цеховиками, и духовенством. Понимаешь, Марл?
   - Не очень, - честно пожал плечами старший сын Золотого льва, - но если ты счита­ешь, что так будет лучше, пусть будет так. - Ему, похоже, просто надоело спорить с гра­фом.
   Тот удовлетворённо кивнул и только тогда оба заметили, что в покое они не одни. В первый момент ладони обоих упали на эфесы мечей, но сразу расслабились, узнав нас.
   - Итак, вы наконец прибыли, - протянул Орвик, жестом приглашая нас за общий стол. - Что нового слышно в стране?
   - О разгроме при Тор-Руане и гибели отца, - не представляю каких усилий стоил Алеку этот подчёркнуто холодный тон, - и Тома я знаю. Также мы не понаслышке зна­комы с тем, что творит Елизавета на занятых её армией территориях, а вот о том, что го­товим в ответ мы - ничего.
   - Так и должно быть, - кивнул Орвик. - Согласись, что сообщать о своих планах врагу, сущая глупость. Творимое же адрандкой на землях нашего королевства - нам только на руку. Она восстанавливает против себя народ.
   - Но этот народ не видит избавителей от своих мучений, - сказал я, - о вас нет ника­ких известий и все считают, что после смерти Золотого льва Руаны уже ни на что не спо­собны.
   - Это не так! - возмутился Марлон.
   - Пускай и не так, - пожал плечами я, - но народ думает иначе.
   - Какое кому дело до черни?! - отмахнулся Марлон.
   - Может вам или Елизавете никакого, но вот чернь иного мнения, а эта чернь, ме­жду прочим, составляет большую часть населения страны.
   - Бросьте этот спор, - прервал нас Орвик, - время слов, действительно, прошло, пора переходить к делу. Все наши войска полностью готовы к выступлению и только ждут приказа. На коронацию я пригласил всех наших благородных союзников, а из тех, кому мы можем полностью доверять, собрал нашу новую гвардию.
   Старая вся была на стороне Елизаветы и почти полностью полегла под Сент-Орба­ном.
   - Хорошо хоть торжественный пир устраивать не будем, - буркнул Марлон, - тер­петь их не могу.
   - Алек, - обратился тем временем к его младшему брату Орвик, - ты не против воз­главить этот новый гвардейский полк?
   - Только если Эрик станет моим адъютантом, - усмехнулся тот.
   - Ну, - неожиданно протянул Орвик, - это было бы несколько неосмотрительно. Эрик - сын покойного графа Фарроу, не поддержавшего нас, его брат, виконт Фарроский, сражался против нас и погиб под Сент-Орбаном, а Кристиан в открытую выступил против нас и дал денег на тех самых наёмников, что громили войска твоего отца у стен его замка.
   - И что с того? - резко бросил Алек. - Эрик, между прочим, тоже сражался при Сент-Орбане и вместе с тобой, Генри, если ты позабыл.
   - Да помню я, - отмахнулся Орвик, - всё помню, но у людей память короткая и из­бирательная. Отчего-то они устроены таким образом, что помнят только дурное.
   - Тогда я не стану руководить гвардией, - отрезал Алек. - Друг мне дороже полка людей, особенно помнящих только плохое.
   Орвик спорить понапрасну не стал, лишь пожал плечами, смиряясь с решением уп­рямого, как сотня ослов (простите за не слишком лестное сравнение) сына Золотого льва. Уж кому, как не ему, знать о поразительной твёрдости характера Алека.
  
   Коронация Марлона Руана прошла не столь пышно и празднично, как дарование его отцу титула лорд-хранителя королевства. Новая гвардия блистала начищенными дос­пехами, но солнечный свет не отражался в их зерцалах - небо с утра затянули тучи. Играл королевский оркестр, делегация разряженных в пух и прах делегатов парламента с коро­ной на бархатной подушке, скипетром и мечом, трон, установленный во внутреннем дворе. И общая обстановка нервозности, все словно бы ждали появления Елизаветы с вой­ском прямо здесь, хотя по данным разведки она остановилась в нескольких неделях пути от Престона, неподалёку от города Сауторк, готовясь к решительному маршу на столицу.
   Мне совершенно не хотелось присутствовать на коронации, однако Орвик с Але­ком настояли на этом, противостоять обоим, выступившим единым фронтом, было выше моих сил. Я предпочёл почётную капитуляцию долгому и безнадёжному сражению. И вот я стоял во внутреннем дворе, рядом с Алеком, наотрез отказавшимся возглавить гвардей­ский полк, глядя на Марлона, принимающего символы королевской власти от делегатов парламента и престарелого кардинала Брефорда, глядевшего на сына Золотого льва не скрывая ненависти (конечно, дядя короля и брат убитого при Сент-Орбане герцога Аре­дина имел полное право ненавидеть всех своих дальних родственников по мечу). Мысли же мои были далеко отсюда - дома, в Тор-Фарроу, куда мне навеки закрыта дорога, где меня ненавидят и считают убийцей отца и брата. А ведь если рассудить здраво, так оно и есть, по крайней мере, отца я в могилу свёл это, как пить дать.
   А уже наследующий день под гром всё того же королевского оркестра войско но­вого короля выступало из Престона к Сауторку для решительного, последнего как все на­деялись, боя с Елизаветой. С нами было около двадцати тысяч войска - в основном ры­цари с дружинами, но были и эрландеры с берландерами, давние союзники Руанов, с кла­нами которых ещё покойный Александр свёл тесную дружбу в бытность свою вице-коро­лём северных провинций. Численности армии Елизаветы мы не знали, но, по слухам, она таяла на глазах, ибо деньги из Адранды для мейсенцев и салентинцев не пришли, а до­бычи с грабежей хватало не на всех. Обиженные капитаны покидали королеву (или теперь уже нет?), верными ей оставались лишь фиарийские рыцари, да и то из-за строгости их грозного предводителя графа Диомеля. Так что шансы на победу у нас были вполне ре­альные.
  
   - Ваша уловка, милорд граф, - с искренним уважением произнёс Николас Кьонти, - сработала на все сто. Почти половина моих людей, якобы дезертировавших, сейчас сидит вот в этом лесу. - Он установил на соответствующее место на карте местности фигурку салентинского солдата с миниатюрной винтовкой на плече.
   - Разделите их ещё надвое и поставите здесь и здесь. - Диомель поставил на опушке того же леса два синих флажка, обозначавших всё тех же фиарийских стрелков. - До ко­манды укроетесь в зарослях, благо весна в этом году ранняя и зелени хватает.
   Действительно, в тот год, не смотря на общеизвестную плохую погоду страндар­ского острова, порадовал солнцем и теплом уже в середине марта, чем не замедлила вос­пользоваться природа - всё распускалось зеленело, обеспечивая практически идеальное прикрытие для засады.
   - Вы, мастер Вольфгер, - продолжил фиариец, крутя в руках серый флажок (обо­значавший мейсенцев), - встанете здесь. - Он поставил его между синими, чуть ближе к реке, подпиравшей их с тыла реке Гильду, заболоченные берега которого не давали про­странства для манёвра тяжёлой рыцарской коннице. Одновременно строй наёмников при­крывал укреплённый лагерь Елизаветы. - Сколько, кстати, у вас "дезертиров", мастер?
   - Примерно четверть, - ответил мейсенец, - остальных уговорить не удалось. Гор­дые все.
   - Встанут в лагере, - кивнул Диомель. - И пускай поумерят свою гордость.
   - А что делать нам? - встрял Эдмунд Аредин, которому надоело молча стоять исту­каном в штабной палатке.
   - Вы со своими рыцарями будете при мне, - ответил фиариец, - мы единым клином ударим по руанцам, после того как выстрелят салентинцы.
   - Позволю заметить, - произнёс молчавший до того таинственный седой человек, назвавшийся Джефри Мортимер и носивший только адрандское, несмотря на то, что здесь по понятным причинам адрандцев не очень-то жаловали, - что вы, милорд граф, в общих чертах повторяете трюк, использованный вами при Тор-Руане.
   - Да, - кивнул тот, - но благодаря усилиям её величества свидетелей той битвы на стороне противника не осталось. Все либо погибли либо были казнены.
   - Вы несколько самоуверенны, милорд граф, - покачал головой Мортимер, - это может стать причиной вашего поражения.
   - Не исключаю, - спокойно кивнул Диомель, - но сейчас нет времени изобретать стратегию. Будем действовать по проверенному плану.

***

   Я застал у Орвика в палатке какого-то странного типа, у которого под серым пла­щом угадывался табард с фиарийскими цветами. Он что-то сказал графу по-адрандски и вышел, коротко кивнув мне, откидывая клапан палатки.
   - Кто это? - поинтересовался я.
   - Мой человек во вражьем стане, - ответил Орвик, - поведал мне, что Диомель ре­шил не менять стратегию и ударит так же, как и при Тор-Руане.
   - То есть? - не понял я.
   - Попытается остановить нас залпом салентинцев, - объяснил он, - после чего за­жмёт между мейсенцами и рекой, Гильдом, кажется, и ударит во фланг конницей, собран­ной из фиарийцев и нагльцев. Кстати, слухи о массовом дезертирстве мейсенцев и сален­тинцев оказались дезинформацией, запущенной самим Диомелем, так что врагов у нас куда больше чем кажется.
   - И вы верите ему?
   - На все сто. Он мне должен ещё с войны за Апонтайном.
   - Что должен?
   - Жизнь, юноша, - усмехнулся Орвик, - конечно же жизнь.
  
   Диомель внимательно смотрел на маркиза Венсана, только что прибывшего из дальнего разъезда.
   - Итак, где ты был, Венсан? - спросил он.
   - Не знаешь, что ли, Диомель, - довольно натурально изумился Венсан, - сам же меня в разъезд послал.
   - Да, - кивнул граф, - потому что доверял тебе. Но теперь...
   - Что теперь? - вздохнул тот, начиная понимать, что разоблачён.
   - Теперь я не знаю, что делать, - покачал головой Диомель. - У меня только один вопрос: почему? Ты ведь не только мой вассал, но и друг, так почему же ты предал меня?
   - Стечение обстоятельств, - мрачно бросил Венсан, - роковое. Если бы меня здесь не было, я остался б верен тебе, Диомель. В битве при Орелане Орвик сбил меня наземь и пленил. Он не пожелал требовать выкуп с моих родных, отпустил домой, так что я остался ему должен. Теперь этот долг плачу.
   - Впечатляет, - раздался приятный голос и из тёмного угла палатки выступил мис­тер Мортимер, таинственный союзник королевы Елизаветы, - отличное оправдание для предательства.
   - Что вы можете знать о чести? - рявкнул на него Венсан.
   - Я столь же благородного происхождения, что и вы, маркиз, - холодно отрезал Мортимер. - И вы забыли, кажется, что и меня есть шпага.
   - Желаете сатисфакции, мистер Мортимер? - презрительно бросил Венсан, выделив голосом слово "мистер", традиционно относящееся к представителям ремесленного со­словия.
   - Время и место? - коротко осведомился тот.
   - Идёт война, господа, - напомнил Диомель, - и дуэли - запрещены.
   - Я не страндарец, - вопреки имени возразил Мортимер, - а ваш вассал - фиариец, так что законы страндарской гражданской войны нас не касаются.
   - Вы правильно вспомнили, мистер Мортимер, что Венсан - мой вассал и не законы военного времени, так я могу запретить ему дуэль.
   - Решил совсем лишить меня чести, - бросил маркиз, - хочешь казнить публично.
   Диомель покачал головой снова и махнул рукой, разрешая дуэлянтам всё, что они пожелают.
   - Итак, Венсан, время и место?
   - На улице, прямо сейчас.
   - Вашу шпагу, сударь.
   Они вышли из палатки.
   На дуэль собралось посмотреть практически все солдаты, да и благородные гос­пода тоже, кроме тех, кто был занят в дозоре или патруле. Симпатии большинства были на стороне маркиза, известного по всему войску "своего парня", Мортимера мало кто во­обще видел, а те кто видел отзывались нелестно, хуже говорили лишь те, с кем он успел пообщаться. Острота языка мистера Мортимера уступала, только остроте его шпаги, кли­нок которой пробовали несколько самых ретивых рыцарей. Правда ни одной дуэли со смертельным исходом не было - подрывать боеспособность армии союзника он не хотел. Хотя сейчас ходили упорные слухи, что сейчас дуэль будет до последней капли крови.
   Маркиз считался неплохим фехтовальщиком, но не более, а вот мастерство Мор­тимера, как утверждали немногие свидетели, было непревзойдённым.
   Когда и каким образом в руке Мортимера возникла шпага, как обычно никто не за­метил, ножен у него на поясе было. Непосредственно перед этим он сбросил свой щёголь­ский редингот, оставшись не смотря на достаточно прохладную погоду, в шёлковой ру­башке и зауженном жилете. Март мартом, но Страндар королевство северное и в это время года люди предпочитали носить что-то посолиднее. Правда и Венсан без сожаления расстался со стёганым гамбезоном, хотя рубашку он носил шерстяную.
   Разочарованию собравшихся со всего лагеря зрителей не было предела. Дуэль не продлилась и пары секунд, а разглядеть, что произошло не сумел практически никто. Звякнули клинки шпаг, металлический блеск ослепил первые ряды, а следом Венсан, по­качнувшись, рухнул ничком. Крови почти не было.
   Граф Диомель покачал головой и вернулся в свою палатку.
  
   Мы встали в первых рядах рыцарей, готовые таранным ударом проломить строй противника. Нашим основным врагом были салентинцы, которые одним залпом практиче­ски смели дружины Золотого льва, графа Берри и их союзников.
   - Наше спасение одно, скорость, - напутствовал нас перед боем Орвик. - Мы должны атаковать мейсенцев прежде, чем салентинцы дадут первый залп.
   - Что помешает Диомелю дать залп в этом случае? - спросил его Алек.
   - Недопустимые потери. В этом случае наёмников погибнет гораздо больше, чем нас, а из-за того, что он раздробил своё войско, он не сможет подтянуть подкрепление во­время.
   И вот я сижу и с высоты седла оглядываю стальные ряды мейсенской пехоты. Ок­рашенные в одинаковый серый цвет щиты с волчьей головой, над головами вьётся флаг с аналогичным символом, хорошо ещё, что длинных копий у них с собой нет - в этом слу­чае наша атака была бы обречена. Судорожно сглотнув, я опустил забрало шлема, гото­вясь к бешеной скачке.
   Трубный вой горна прозвучал неожиданно. Я вздрогнул от этого звука и дал коню шпоры. Мы сорвались в дикий галоп, вместо того, чтобы медленно набирать скорость для единого могучего удара, который смёл бы ряды противника. Подобного противник наш никак не ожидали, залп салентинцев на флангах и фронте несколько запоздал. Но всё же они выстрелили.
   Это была форменная Долина мук. Ржали несчастные кони, рыцари и оруженосцы вылетали из сёдел, с грохотом валясь на землю, крики раненных заглушали топот копыт и звон доспехов. Но не смотря ни на что, наша атака продолжалась, мы сомкнули ряды на месте павших и мчались дальше, стиснув зубы. Копьё к копью, плечо к плечу, заглушая страх в наших душах воинственными воплями и мыслями о мщении.
   Удар! Клянусь, я видел лицо мейсенца, которого прошил копьём насквозь вместе с щитом. Древко не выдержало такого удара и с треском сломалось. Я был готов к этому и выхватил меч. Первым ударом раскроил череп какого-то наёмника, его не спас и доброт­ный шлем-полусфера. А потом завертелась обычная канитель.
  
   - Неплохой ход, - окидывая поле боя взглядом художника, бросил Мортимер. - Та­кими темпами вы, Диомель, потеряете всех мейсенцев.
   Граф ничего не сказал. После дуэли между Мортимером и Венсаном, фиариец практически перестал общаться с ним, ограничиваясь лишь сугубо деловыми репликами. Однако это не мешало ему осознавать правоту загадочного седого "мистера". Стрелять салентинцы больше не могли и от них не было никакого толку, а если руанцы доберутся до тех, кто стоят за спинами мейсенцев, им конец. Можно рискнуть и подождать пока они дадут ещё залп, но результат его будет отразится больше на тех же мейсенцах, нежели за­кованных в сталь по уши рыцарях. Диомель, скрепя сердце, отдал стрелкам приказ отсту­пать. Ещё успеют отойти в укреплённый лагерь, прежде чем и без того неширокая цепочка мейсенцев растает окончательно. Сейчас он был благодарен неуёмной гордости наёмни­ков, позволившей сейчас вывести из-под удара салентинцев.
   - Не пора ли нам ударить? - поинтересовался Эдмунд Аредин, подъезжая к Дио­мелю.
   - Не пора, - отрезал разозлённый фиариец.
   Он понимал, что рыцарская кавалерия уже ничего не решит. Заболоченный берег Гильда, который, по его замыслу, должен был сковывать врага, теперь обратился в колос­сальное препятствие для контратаки. Но делать нечего. При осаде лагеря (а в том, что она последует Диомель не сомневался) понадобиться каждый пехотинец, так что Вольфа надо спасать.
   - Готовьтесь, - бросил он Аредину, надевая свой шлем-армэ.
  
   Берег Гильда буквально вскипел под копытами нагльских рыцарей и их фиарий­ских союзников. Грязь летела во все стороны, так что враги стали похожи на каких-то бо­лотных тварей, чем на людей. Мейсенцы, завидев подкрепление, подались назад, а в обра­зовавшийся между нами мизерный зазор врезались фиарийцы и нагльцы.
   От вражьего копья я уклонился, как учили в Гартанге, откинувшись в седле, на­сколько позволяла высокая задняя лука, и поворачивая корпус. Тяжёлое "жало" царапнуло по нагруднику моей кирасы, не причинив вреда. В ответ я ударил его владельца по ничем не защищённым рукам, он взвыл, хватаясь за обрубок правой, распоротой до кости левой. В спину его врезался ехавший следом, едва не вылетев из седла. Он-то и стал моей сле­дующей жертвой. На сей раз я бил в плечо. Ошарашенный противник не сумел хоть что-либо предпринять и лишь удивлённо воззрился из-за забрала своего шлема на вставший торчком аванбрас, копья однако из рук не выпустил. Новый удар обрушился на его грудь. Алек, нанесший его, буквально прорубил кирасу, оставив на ней жутковатый след, похо­жий на рваную рану.
   Головой крутить было некогда. Фиарийцы наседали. В первых рядах их рубился поразительно знакомый рыцарь в готическом доспехе и ведрообразном топхельме. Именно он помог нам с Алеком выбраться из деревни, когда мы собрались преследовать "покойников". И вот он мчится мне навстречу, размахивая странный мечом с клинком чёрного цвета, окантованным багровой полосой. Наши рыцари разлетались от него в раз­ные стороны, настолько сильными были удары, обрушивающиеся на них. Навряд ли, я был его целью, просто он нёсся в одном направлении, прорываясь через наши ряды, он убивал ради самого убийства, таких у нас зовут Рыцарями Смерти, а в Эребре - берсер­ками. И тут на пути его встал Алек. Странный меч разрубил щит и наплечник моего друга, словно они были сделаны из бумаги, а не лучшей салентинской стали. Алек ударил в ответ, не думавшего об обороне врага, не обращая внимания на боль, но его клинок от­скочил от доисходного топхельма. Я понял, что дело плохо и Алека пора выручать.
   Я вонзил шпоры в бока коня, заставляя его одним прыжком преодолеть расстояние до схватившихся Генриха (я вспомнил, наконец, имя рыцаря) и Алека. Используя инер­цию этого прыжка, я обрушил на топхельм свой меч, перехватив его обеими руками, щит давно превратился в плоский кусок мятого железа. Генрих покачнулся в седле, силушкой уж Господь меня не обделил, но и мои руки онемели - доспех у противника оказался прочнее чем я мог подумать. Тут же Алек ткнул его колющим в грудь - клинок лишь скользнул по кирасе, а опомнившийся Генрих изо всех сил рубанул его по шлему. Я во­время успел подставить под удар свой меч и едва сумел удержать его, настолько силён оказался наш враг. Острая боль пронзила обе руки до самых плеч. Тем временем Алек ударил коня, заставляя подъехать вплотную к противнику и попытался ткнуть его в щель доспеха. Клинок не вошёл и на четверть дюйма, словно упершись в незримую и непре­одолимую стену. Генрих глухо рассмеялся под топхельмом, но смех его оборвал удар шестопёра Орвика, обрушившийся на плоскую верхушку доисходного шлема. Звон пошёл гулять почти колокольный, что однако совершенно не смутило Генриха, он продолжал рубиться с нами как ни в чём не бывало - готический доспех принимал на себя все удары без какого-либо ущёрба для его владельца. Но и на помощь ему никто не спешил, слиш­ком уж глубоко он забрался в наши ряды, фиарийцы с нагльцами подались к укреплён­ному лагерю, прикрывая отступающих мейсенцев.
   И тут вновь запели горны, возвещая о наступлении второй чести сражения. В атаку пошли билефелецкие рейтары, загодя нанятые Орвиком на деньги престонских банкиров и ремесленных цехов, а также откупившихся сэров. Не одна Елизавета не брезговала на­ёмниками.
   Могучие, почти все как на подбор вороные, кони неслись, сминая палатки, за кото­рыми были укрыты до времени. Стальная волна врезалась во фланг противника, сминая мейсенцев, своих дальних родичей, билефельцы сшиблись с рыцарями. Мы же вышли из боя, предпочитая отдых той резне, что творилась в нескольких ярдах от нас. Наш против­ник, Генрих, также подался назад, отбиваясь от нас, он однако понимал, что против всех руанских рыцарей ему не продержаться и пары минут. Следом лихо развернул коня и, дав ему шпоры, умчался прочь, по широкой дуге огибая сражение билефельцев с нагльцами и фиарийцами. В лагерь он, похоже, не собирался. Умное решение в свете последовавших событий.
   Когда битва почти вплотную приблизилась к частоколу, а салентинцы изготови­лись к залпу, из-за спин рейтар вылетели полдесятка лёгких конников в гусарских менти­ках и доломанах режущих глаз алых и зелёных цветов. Это были наёмники из далёкого Вольного княжества Штирии, воинственного соседа Мейсена, оправдывавшие свою репу­тацию самого лихого народа в мире. Сейчас их кривые сабли, иначе карабеллы, покоились до поры в ножнах, а в руках они сжимали глиняные горшки на длинных ремнях, начиная раскручивать их, а за ними уже тянулся дымный след. Салентинцы не успели сориентиро­ваться и дать залп по стремительно подлетевшим к частоколу гусарам. Горшки взвились в воздух и врезались в брёвна.
   Взрыв, казалось, потряс землю у нас под ногами. Многие вылетели из сёдел, од­нако готовые к этому рейтары буквально на плечах нагльцев и фиарийцев влетели в ла­герь, учиняя резню среди ошарашенных врагов. С фланга их поддержали гусары, лихо бившие из седёл пехотинцев из своих коротких пистолей.
   Такая с позволения сказать битва длилась не больше получаса. Спастись удалось только королеве Елизавете, которая с небольшим отрядом верных ей рыцарей сумела вы­рваться из обречённого лагеря и скрылась где-то на мятежном севере, а позже, по слухам, бежала на континент.
   Тогда у частокола горящего лагеря нагльцев нам казалось, что Война львов закон­чилась и Страндар навеки успокоился под сенью Руана - потомка Фолксов. Но это было далеко не так.
  

Глава 5.

   Мир воцарился на многострадальной земле Страндара, им наслаждались все от простых крестьян, чьи поля больше не вытаптывали армии, и ремесленников, которые больше не были вынуждены каждые две недели забираться на стены и оборонять их, до дворян, чьи замки не горели, а лены не разоряли, и придворных, которые, наконец, смогли продолжить вести свою обычную беззаботную жизнь, вместо того, чтобы воевать то за Апонтайном, то едва ли не на собственных землях. В такой благостной обстановке про­шло несколько лет после победы над Елизаветой и даже на женитьбу короля на Генриетте Крей глядели сквозь пальцы, хоть она и приходилась дальней родственницей недоброй памяти Скрианов. А вот когда Престон и королевский дворец начала наполнять её много­численная родня. Гордыней они практически не уступали своему предку, изгнанному на материк и первой их жертвой стал, естественно, властолюбивый граф Орвик, всё то время практически единолично правивший королевством, его величество предпочитал государ­ственным делам пиры, балы и турниры. Это положение вполне устраивало моего бывшего сэра, но долго продлиться это не могло.
   Первой ласточкой грядущих событий послужила нашумевшая дуэль между Алеком и племянником её величества Бенедиктом Креем. Повод был пустяковый и по прошествии стольких лет я его уже не могу припомнить, важен результат. На заднем дворе разрушен­ной во время пожара церквушки, которую так и не стали восстанавливать, жарким летним утром стояли четверо дуэлянтов. Вернее двое дуэлянтов и двое секундантов, как и поло­жено по кодексу. Вторым секундантом был брат Бенедикта Бенджамен.
   - Ещё раз, - произнёс я ритуальную фразу, - я предлагаю вам примириться.
   Ответом мне было молчание. Алек и Бенедикт замерли, готовые скрестить клинки одинаковых шпаг из коллекции Орвика, которые я умыкнул у него под предлогом жела­ния попрактиковаться в фехтовании. Не стоит упоминать, что ни мой бывший сэр, ни ко­роль ничего не знали о дуэли.
   - Тогда, к бою, господа!
   Быстрый свист, звон шпаг. Бенедикт был неплохим фехтовальщиком, Алек - пре­восходным. Казалось, он просто издевается над противником, дразня его финтами и об­манными выпадами и каждый раз останавливаясь за мгновение до того, как шпага должна вонзиться в тело. Наблюдая за их поединком, я не понимал одного - зачем Креи устроили всё это. Ни один из них не был достаточно хорошим фехтовальщиком, чтобы противосто­ять Алеку, а затевать драку без надежды на успех - глупо. Но вот уж в чём в чём, а в глу­пости заподозрить родственничков её величества никак нельзя. Не того полёта птицы. Значит они что-то замышляют и им нужна дуэль, а не её результат. Настораживает.
   Два события произошли одновременно. Застучали по брусчатке чьи-то сапоги и Алек, отбросив далеко влево руку со шпагой Бенедикта, коротко ткнул его в плечо. Ви­димо, моему другу наскучила эта игра в кошки мышки. Крей преувеличено драматично схватился за раненное плечо и рухнул на землю, заходясь - иначе не скажешь - истошным воплем. И тут на задний двор сгоревшей церквушки выбежали пятеро гвардейцев во главе с его величеством и Орвиком.
   Они застали самый одиозный момент той дуэли. Алек со зверской усмешкой вытер клинок шпаги сначала об одну, а после и о другую щеку Бенедикта, оставив на них тонкие разрезы и ещё сильнее выпачкав шпагу.
   - В Таймский замок! - воскликнул его величество, сходу принимая поистине ха­лиилово решение. - Обоих! Немедленно!!!
   - За что?! - громче прежнего возопил Бенедикт. - Я - жертва оскорбления вашего брата!
   Но он слишком плохо знал его величество волею Господа короля Страндара Мар­лона III. Если он принял решение, то менять его не станет ни под каким предлогом и мне­ние мнимой жертвы его интересовало менее всего.
   - Увести! - коротко бросил его величество гвардейцам.
   Двое солдат положили руки на плечи Алеку и Бенедикту, выполняя приказ короля. Дуэлянты подчинились, даже пострадавший Крей изволил заткнуться и со скорбной ми­ной зашагал впереди гвардейцев рядом с Алеком.
   Его величество более не пожелал разбираться в этом инциденте и удалился. А вот Орвик остался и подробно расспросил нас Бенджаменом. Причём последний держался подчёркнуто нагло, отвечая на вопросы с явной неохотой, демонстрируя, что делает ему одолжение, разговаривая с ним.
   - Почему ты не сообщил мне об этом? - напустился на меня Орвик, когда Бенджа­мен ушёл, а мы двинулись к королевскому дворцу, стараясь избегать тех путей, по кото­рым шагали гвардейцы с арестованными, его величество и Крей.
   - Алек просил меня быть его секундантом, - пожал я плечами, - и достать оружие для дуэли. Сообщать вам, милорд, в мои обязанности не входило.
   Я старался держаться с ним как можно официальнее, ибо чувствовал отчуждение к этому новому Орвику - честолюбивому и властному, практически правителю страны, - совсем не похожему на моего бывшего сэра.
   - Брось, Эрик, - отмахнулся он, - ты сам знаешь, что дуэль между кузэнами королев­ской семье - дело неприемлемое и ты должен был сообщить мне о ней.
   - Вам, милорд? - наиграно удивился я. - Не королю?
   - Да, - вздохнул тот, - королю, его величеству. Конечно, если бы сумел оторвать его турнира или бала.
   - Но ведь кто-то же сумел, - усмехнулся я.
   - Её величество, - мрачно бросил граф. - Она слёзно просила Марлона спасти её не­счастного племянника от, цитирую: "горбатого чудовища, приходящего возлюбленному супругу родным братом".
   Что-то начало проясняться. Вся эта канитель с дуэлью затеяна с целью скомпроме­тировать Алека. Но главный вопрос остаётся - зачем? Ситуация мне перестала нравиться окончательно, именно потому что я практически ничего не понимал.
   - Тогда зачем мне было докладывать, если всё и так известно его величеству? - по­жал я плечами.
   Орвик остановился посреди улицы и долго смотрел на меня, словно оценивая. По­том кивнул и зашагал дальше. Готовил ли он уже тогда восстание, чувствуя, что власть выскальзывает из рук? Не знаю.
   В воротах королевского дворца я увидел знакомую долговязую фигуру. Только те­перь трапперскую одежду сменил элегантный камзол всё того же зелёного цвета, а росто­вой лук за спиной сменили меч и кинжал на поясе. Правда и луки мелькали неподалёку - на гербе, начертанном на груди камзола, и у двоих вольных стрелков, в которых без труда угадывались эльфы. Троица как раз въезжала в ворота и мне не составило особого труда догнать их. Орвик отправился по своим особо важным делам государственного - никак не меньше - масштаба и я остался предоставлен самому себе. Знакомый дворянин спешился, оставив коней на попечение спутников-эльфов и я догнал его, тронув за плечо. Он обер­нулся и я, наконец, вспомнил где видел его.
   - Робин? - удивлённо воскликнул я. - Робин Гуд?
   - Потише, юноша, - усмехнулся он. - Это имя подходит более для моей вотчины, а не для столицы королевства. Я ведь благородный сэр и имя моё Робин Локсли.
   - Прошу прощения, - смущённо кивнул я, вспоминая, что за активную помощь в уничтожении "Весёлых покойников" ему и его людям были прощены все прегрешения, а самому предводителю вернули титул и лен. Вот только было всё это при Наглях и у меня было основательное предчувствие, что именно в этом всё дело. - И что же привело вас в столицу, благородный сэр?
   - Мне лишают честно заработанного мною лена, - ответил он, - на основании того, что я служил Наглям. Так постановил провинциальный суд.
   - Но ведь ты боролся с "покойниками"? - возмутился я.
   - Их это мало интересует, - пожал плечами Робин.
   Мы шагали по двору к донжону королевского дворца. Эльфы с лошадьми отправи­лись в конюшни, а оттуда в людскую (смешно звучит: эльфы - в людскую).
   - Я сюда приехал правды искать, - продолжал тем временем Робин. - Я знаю, что без протекции у меня не выйдет попасть на приём к Орвику или Скриану (этот титул по наследству перешёл к дяде королевы Лайонелу Крею после изгнания и смерти фаворита прежней), но у меня нет никого здесь, кто мог бы её оказать. Разве что, ты. По старой па­мяти.
   - Веса в Престоне у меня практически нет, - пожал я плечами.
   - Но ведь брат короля - твой лучший друг, не так ли? Именно он был тогда с тобой.
   - Ну положим я с ним, но сейчас это не имеет особого значения. За дуэль он зато­чён в Таймский замок по приказу короля.
   - Везёт как утопленнику. - Робин хлопнул кулаком по руке. - А я рассчитывал только на него. У меня информация для него, которую я хотел обменять на его протек­цию.
   - Алек не из таких людей, - покачал я головой.
   - Всё зависит от информации, - усмехнулся Робин, - а у меня она стоит дорого.
   - Если ты полагался только на Алека, то сейчас она не стоит и ломаного гроша.
   - Не скажи, - протянул бывший разбойник, - не скажи. Тут речь о жизни и смерти.
   - Алека? - мгновенно насторожился я.
   - Его, - кивнул Робин.
   Я ухватил его за грудки и, кажется, даже встряхнул, услышав как равнодушно он отзывается о жизни и смерти моего друга. Но не успел я отдать себе полный отчёт в соде­янном, как отлетел от Робина на несколько футов, больно врезавшись спиной в стену. Бывший разбойник равнодушно одёргивал полы камзола.
   - Спокойнее, молодой человек, - произнёс он, как ни в чём не бывало, - не стоит впредь кидаться на меня с кулаками.
   - Расскажи мне всё, - рявкнул я, хватаясь за эфес шпаги, не обращая внимания на оглядывавшихся на нас гвардейцев, - или я прикончу тебя.
   - Не прикончите, молодой человек. - К нам направлялся полковник Роджер Хет­филд - командир королевской гвардии, занявший этот ответственный пост после того, как от него отказался Алек. - Здесь королевский дворец, а не постоялый двор, если вы забыли. Так что извольте убрать руку с меча и выясняйте отношения с этим благородным сэром где-нибудь в другом месте.
   - Приношу свои извинения, - церемонно кивнул ему я, - и впредь постараюсь воз­держаться от подобных эскапад.
   - Именно, - добавил он своё любимое словцо и зашагал дальше.
   Мы с Робином продолжили свои блуждания по дворцу без определённой цели. Сам собой вновь возник разговор.
   - Что за опасность грозит Алеку? - прямо спросил я.
   - Эта информация стоила мне немало, - протянул Робин.
   - Я устрою тебе встречу с Орвиком. - Я совершенно не представлял как это сделаю, но бывшему разбойничьему предводителю этого знать не обязательно. - Он был моим сэ­ром и учил воинской и рыцарской науке.
   - Хорошо, я знаю, ты честный молодой человек, - произнёс Робин. - Так вот, один мой хороший знакомец, Уилл Скарлет, промышляет сейчас бретёрством по найму. Он рассказал мне, что с ним встретились несколько странных господ, по всей видимости, вас­салов Скриана, если вовсе не родственников. Семейка их, похоже, просто безразмерная. Они предложили за очень большие деньги затеять ссору с "высокородным уродом" и один даже уточнил, что именно горбуном. Уилл, естественно, отказался. Он ведь не наёмный убийца, хотя что греха таить, мало чем от него отличается, вот только делает он своё дело открыто, а дуэль с принцем крови - дело более чем серьёзное. Тут можно на эшафот за­греметь, как пить дать.
   Я остановился и провёл ладонью по лицу. Ничего не понимаю. Неужто Креи, не найдя бретёра для убийства Алека, решили покончить с ними своими руками. Нет, тут что-то не сходится...
   - Эй, с тобой всё в порядке? - тронул меня за плечо Робин, выводя из задумчиво­сти.
   - Не слова, - произнёс я, - никому об этом не слова.
   - Хорошо, - пожал плечами Робин, - я, вообще, в ваши столичные дела лезть не хочу. Я тут чтобы лен свой отстоять.
   - Идём, - бросил я, снова проводя рукой по лицу. - Не думаю, что Орвик сильно за­нят, пока.
   Не знаю уж отстоял Робин свой лен или нет, я честно проводил его до кабинета Орвика и оставил разговаривать с ним, сам же направился в свои комнаты, где принялся усиленно раздумывать над сложившейся ситуацией.
   Я растянулся на кровати, не раздеваясь, закинул руки за голову и предался раз­мышлениям.
   Перво-наперво, главный вопрос: что творят Креи? Для чего им понадобилось уби­рать Алека? И причём тут эта глупая, да нет - идиотская, дуэль? Хотя в результате Алек вместе с Бенетиктом заключён в Таймском замке, как бы не старался последний выставить себя жертвой "горбатого чудовища". И причём, скажите, здесь провинциальный бретёр, который ни под каким предлогом не согласился бы на дуэль с братом короля, хотя если Креи (а что всю эту кашу заварили он у меня сомнений не было ни малейших) учатся на своих ошибках, то они могут обратиться к бретёру иностранному, который всегда может бежать на родину, получив деньги.
   Пища для размышлений та ещё. Однако Алек, так сказать, выведен из-под удара, пока он в Таймском замке со стороны самых лучших бретёров нашего мира ему ничто не угрожает. Значит, до того, как его величество сменит гнев на милость, мне следует выяс­нить не прибывал ли в Престон кто из известных бретёров, а для этого, как не прискорбно придётся обратиться к Орвику за помощью. Мысли мои плавно перетекли с дуэли на то, какую бы историю по правдивее поведать моему бывшему сэру, чтобы, вместе с тем, не выдать ему всей правды. Задачка.
   Хотя, быть может, есть способ обойтись и без его помощи, правда способ этот весьма опасен. Ещё в бытность мою кадетом Гартанга я узнал о таверне под названием "Шпага", где собирались бретёры со всего Престона. Однажды набравшись храбрости мыс Алеком, сбросив кадетские плащи, наведались туда и если бы не помощь Альберта Оль­гота и Грегори, следивших за нами по просьбе отца Рассела (где-то он сейчас, давно не слыхал о нём) и моего старшего брата, соответственно, нас бы собирали по частям в под­воротнях по всему городу. Да, сейчас я не тот мальчишка, выбравшийся в одну из первых увольнительных, но и верных товарищей за спиной нет и придётся за всё держать ответ самому.
   Однако я уже принял решение и менять его не собирался. Не впервой мне, в конце концов, рисковать жизнью.
   С этой мыслью я поднялся с постели и, сунув за голенища сапог пару кинжалов, зашагал прочь из своей комнаты и дворца, вообще. Что же, давно я не орудовал шпагой, кроме как в тренировочных поединках с Алеком или полу потешных дуэлях с родствен­ничками её величества, где всё заканчивалось после первых царапин, полученных Креями. Пора бы, наконец, и пощекотать кого-нибудь всерьёз, как говаривал Грегори.
   "Шпага" была самой тривиальной таверной, с первого взгляда и не скажешь, кто здесь собирается. Я вошёл в неё, плотно притворив за собой дверь, как было принято, и направился к ближайшему незанятому столику. Однако прежде его успел занять юноша со смуглой кожей и чёрными, как смоль волосами, немногим моложе меня тогдашнего. Он вольготно расположился на деревянном стуле, поигрывая стаканом вина, рассматривая его на просвет, будто находился не в таверне, а, по крайней мере, на королевском приёме. По этим манерам я опознал в нём салентинца.
   - Сударь, - обратился я к нему, - позволите?
   - Позволю, - улыбнулся он, - места не куплены, а я никого не жду. С кем имею честь?
   - Эрик, - представился я, опустив фамилию Фарроу и перешедший ко мне после смерти отца и старшего брата титул виконта Фарроского, на которые после ссоры с отцом не имел ни малейшего права, не смотря на замечания Орвика по поводу того, что графство вполне можно и конфисковать у Кристиана, на основании того, что в своё время тот под­держал Наглей. Я предпочитал отмалчиваться или делать вид, что не понимаю не слиш­ком-то тонких намёков.
   - Габриэль, - кивнул в ответ юноша, подтверждая мои догадки относительно его происхождения. - Что привело вас сюда, сударь? - поинтересовался он. - Прошу проще­ния, но вы не слишком похожи на бретёра или того, кто нуждается в их услугах.
   - Я ищу одного бретёра, прибывшего сюда недавно, - аккуратно начал я прощупы­вать почву, - скорее всего, с континента, но не из Адранды, с определённой целью.
   - За исключением последнего, - отсалютовал мне стаканом Габриэль, - это я. Да, я ещё и студент.
   Вот ведь повезло так повезло, а он мне даже нравиться начал, вроде с виду прият­ный человек.
   - Но есть и ещё кое-кто, - тут он посерьёзнел, - и он заинтересует тебя куда сильнее. Галиаццо Маро - прославленный иберийский бретёр по прозвищу "Кровавый шут". Он отличается особой жестокостью, граничащей с безумием и, поговаривают, даже провёл несколько лет в Доме скорби.
   - Я наслышан о нём не меньше твоего, - бросил я, внутренне застывая, словно в же­лудок кто-то уронил ледяную глыбу. - И где его найти?
   - Ты, вижу, ещё более безумен чем он, - усмехнулся салентинец, - но тут ничем тебе помочь не могу. Здесь он не появлялся. Вот только зачем он тебе?
   - Я не уверен, - протянул я, тщательно обдумывая каждое слово, - но Галиаццо здесь для того, чтобы разобраться с моим другом.
   - Тогда готовь своему другу похороны, - жестоко резюмировал Габриэль. - Крова­вый шут свои жертвы не отпускает.
   - Есть ещё время, мой друг до времени недоступен для бретёра, но навряд ли это продлиться долго. За это время я хочу...
   - И не думай, Эрик, - угадав ход моих мыслей, бросил салентинец, - никому не справиться с Кровавым шутом, так и знай. Он убийца и садист и...
   - Мне плевать кто он! - насей раз оборвал я его. - Я готов трижды умереть чтобы спасти своего друга.
   - Ты - смелый человек, - усмехнулся он, - и твой друг, видимо, достоин того, чтобы драться за него.
   - Хоть с самим Баалом, - буркнул я, отпивая недорогого вина, принесённого раз­носчицей.
   - И, знаешь что, - растянул улыбку ещё шире Габриэль, - я помогу тебе, и дай Гос­подь, чтобы твой друг кем бы он ни был, оказался достоин нашей гибели.
   - Да будет так, - завершил я его тираду, поднимая стакан. - Но один вопрос, Габри­эль: почему?
   - На самом деле я не более нормальный чем ты. Я здесь с одной целью - убить Кровавого шута. Он участвовал в вендетте между моей семьёй и Гаррамонами на стороне наших врагов и на его совести большая часть смертей моих родственников. Хотя что я го­ворю, откуда у этого урода совесть?
   - И как будем искать его? - спросил я.
   - Если он здесь по душу твоего друга, то нам остаётся лишь проследить за ним. Га­лиаццо должен затеять публичную ссору с ним, ведь он бретёр, а не наёмный убийца.
   - Опасно.
   - Мы связались с Кровавым шутом, а это не опасно, а просто самоубийственно.
   - Я в это ввязался, чтобы спасти друга, но тут мы рискуем его жизнью больше чем своей.
   - Знаешь иной способ, - пожал плечами Габриэль, - я весь внимание.
   - Ладно, - сдался я, - тогда пошли прогуляемся вдоль Тайма, там, если ты прав, шансов встретить обоих больше всего.
   - Твой друг, что в Таймском замке сидит? - Габриэль, похоже, не думал унывать даже на пороге смерти.
   - Это так важно?
   Он покачал головой и одним глотком допил свой стакан. Я последовал его примеру и мы вышли из "Шпаги".
   ...Мы шагали по каменной набережной Тайма, Габриэль старался незаметно при­глядываться к шагающим рядом, высматривая среди них Кровавого шута, которого он знал в лицо. Однако пока нам не везло (или наоборот, везло), никого похожего тут не было. До поры. Стоило нам подойти к подъёмному мосту, как Габриэль дёрнул меня за рукав камзола, взглядом указывая на высокого человека в аляповато раскрашенной оде­жде и при шпаге. И что самое неприятное, он на повышенных тонах ругался с Алеком. Руки обоих лежали на эфесах.
   Не сговариваясь, мы с Габриэлем едва не подбежали к ним, готовые выступить на стороне Алека, если дойдёт до открытого конфликта. Но Галиаццо Маро был не столь глуп, чтобы устраивать драку с братом короля прямо посреди Престона, тем более что гвардейцы, охранявшие мост в королевскую резиденцию тюремного типа, перехватили свои отнюдь не церемониальные алебарды поудобнее.
   - Время и место, сударь? - коротко спросил он. - Оружие - шпаги.
   - Завтра утром на заднем дворе сгоревшей церкви, - не стал мудрствовать мой друг, демонстративно поворачиваясь спиной к Кровавому шуту.
   Ибериец кивнул и двинулся в противоположную сторону. Алек же направился к нам, хотя раньше никак не выдал того, что заметил нас.
   - Алек, - вздохнул я, убирая руку с эфеса и провожая взглядом Галиаццо, - две ду­эли за два дня, по-моему, это слишком. Ты хоть знаешь с кем сцепился на сей раз?
   - Какой-то ибериец, - пожал плечами тот, - я вроде ему на ногу наступил. А ерунда, - отмахнулся он. - Кто это с тобой?
   - Новый знакомый, - отрекомендовал я Габриэля, - салентинец Габриэль.
   Они с Алеком обменялись церемонными поклонами и мы двинулись прочь от Таймского замка, навевавшего не самые приятные ощущения. Габриэль поспешил рас­прощаться с нами, сказав, что будет ждать меня там же, где мы встретились сегодня.
   - Чем ты обязан столь скорому освобождению? - спросил я Алека, когда Габриэль покинул нас.
   - Её величеству и дядюшке Лайонелу, - ответил он с явным презрением в голосе. - Они просили выпустить только Бенедикта, но мой венценосный брат решил, что если уж отпускать так обоих участников происшествия, иначе получается несправедливо.
   - Вся эта история больше походит на дурной фарс, - буркнул я. - Знаешь хоть с кем ты сцепился только что?
   - Ты уже задавал этот вопрос и я сказал - не знаю. Кстати, будешь опять моим се­кундантом?
   - Что мне ещё остаётся, буду. Но боюсь, если его величество узнает об этой дуэли, в Таймском замке сидеть нам обоим.
   - Много чести для тебя, - рассмеялся Алек, - ты будешь сидеть в обычной тюрьме.
   Сначала я хотел сказать, кто достался милостью Господа ему в противники, но по­том решил не делать этого. Очень сомневаюсь, что если дуэль и состоится, то мне на ней секундантом не быть.
  
   Галиаццо Маро по прозвищу "Кровавый шут" шагал по тёмной улице. Он не опа­сался ни грабителей, ни опустившихся типов, готовых прикончить человека за содержи­мое его карманов. Нет, подобные личности его давно не пугали, наоборот, он почти жаж­дал встречи с кем-то этом вроде. За те несколько дней, что прошли в плаванье из Коибры в Страндар и дороге до Престона он никого не прикончили это начинало его бесить. Зато он уже предвкушал встречу с неплохим противником, Галиаццо видел как тот фехтовал с одним из родственников заказчика - достойно, но ему этот горбатый юнец не противник. Хотя, честно говоря, он рассчитывал на куда меньшее.
   - Галиаццо Маро, - оторвал иберийца от размышлений голос с противоположного конца площади, куда он вышел, сам того не заметив, - я пришёл требовать с тебя платы кровью за семью Эччеверриа.
   Из тьмы в круг от лунного света вышел смутно знакомый бретёру юноша со шпа­гой в руке. Обернувшись на звук, Галиаццо увидел второго парня, навряд ли много старше первого. Вооружён он был кроме шпаги ещё и кинжалом, как принято здесь, где ещё сильны традиции мечевого фехтования, и в отличие от первого, что сильно подняло его в глазах наёмного бретёра.
   Галиаццо отступил, так чтобы противники смогли атаковать его с обоих флангов, а не спереди и сзади, и демонстративно сложил руки на груди, провоцируя врагов. Они ата­ковали одновременно, но не слишком слажено, что дало бретёру шанс прикончить обоих в первые же минуты боя. Буквально за мгновение до того, как концы шпаг должны были ткнуться ему в грудь, ибериец, пригнувшись, прыгнул вперёд, перекатился через плечо и вскочил на ноги, обнажая шпагу и тут же делая молниеносный выпад в лицо страндарцу (так он про себя назвал парня со шпагой и кинжалом). Однако его манёвр, похоже, был известен противникам - длинный кинжал отбил в сторону его шпагу, а в бок уже наце­лился ткнуть его второй враг (салентинец), успевший развернуться. Пришлось делать почти невероятный прыжок назад (помогло прошлое циркового акробата) и отступать под напором двум молодых наглецов. Три клинка против одного - давно ему не было так ин­тересно.
   Он пригнулся, пропуская шпагу салентинца над головой, и вместо того, чтобы па­рировать выпад страндарца, прямо на полусогнутых шагнул к нему и, перехватив клинок своей шпаги левой, ударил его закрытой гардой по лицу. Страндарец отшатнулся на пол­шага, схватившись за скулу, и сплюнул кровью, но тут же - что делало ему честь - ткнул кинжалом в горло. Не то чтобы Галиаццо совсем не ожидал чего-то подобного, скорее у юнца такой прыти не предполагал. Вновь пришлось отступать.
   Эта схватка начала утомлять Кровавого шута и он решил заканчивать её.
   Молниеносным выпадом он выбил шпагу у салентинца, рассудив, что раз у того больше нет оружия - он практически беспомощен. Страндарец же совершил то, на что не решился бы ни один фехтовальщик, он швырнул свою шпагу товарищу, одновременно нанося быстрый удар кинжалом, Галиаццо пришлось закрываться голой рукой. Смор­щившись от пускай и ожидаемой, но от этого не легче, боли, он обрушил на предплечье противника гарду своей шпаги, выбивая кинжал. Правда салентинец нанёс рубящий удар по рёбрам Кровавого шута, хотя шпага и не предназначена для этого. Галиаццо едва сдержался, чтобы не закричать от боли и ярости, ограничившись заковыристым ругатель­ством, сложенным из идиом нескольких языков.
   Так туго ему не приходилось давно. Он явно недооценил противников, совершав­ших совершенно непонятные для разума бывалого фехтовальщика вещи.
   Вот салентинец отскочил к своей шпаге, но вместо того, чтобы вернуть оружие то­варищу атаковал Галиаццо рубящими ударами с двух сторон, будто это были мечи, а страндарец не перехватил кинжал правой рукой, а продолжал довольно ловко орудовать левой, будто и не бил его Кровавый шут гардой, а удары его способны были сломать кости и людям более могучего телосложения. Невозможно, немыслимо, как драться против вра­гов, сражающихся не по правилам, принятым в фехтовальном мире?!
   Крутанувшись, Галиаццо быстро парировал скрестившиеся клинки шпаг сален­тинца, одновременно подставляя под кинжал страндарца гарду своей, шагнул вперёд и ударил салентинца лбом в лицо. Тот отшатнулся, взмахнул руками, стараясь удержать равновесие и роняя шпагу. И тут грудь Кровавого шута слева рванула дикая боль, он ско­сил глаза в том направлении и увидел рукоять даги, зажатую в правой руке страндарца, за которой по причине отсутствия в ней оружия ибериец не следил, а зря. Немыслимо!
   Опомнившийся салентинец изо всех сил ударил Галиаццо гардой в скулу. Тот по­качнулся, раздался щелчок и боль рванула грудь Кровавого шута с новой яростью. Стран­дарец выдернул из раны своё окровавленное оружие - это оказалась иберийская дага, страшный, запрещённый во многих странах кинжал, за наличие которого во время войны могли повесить без суда и следствия вне зависимости от социального статуса и положения в обществе. Галиаццо показалось, что его внутренности только что нашинковали прямо в его теле, а теперь ещё и как следует перемешали. Он отступил ещё на полшага, прижимая к чудовищной ране ладонь, кашлянул кровью. Перед мутным взглядом Кровавого шута мелькнула рука страндарца со вторым кинжалом, он медленно поднял её и метнул кин­жал. Клинок его пробил горло Галиаццо Маро по прозвищу "Кровавый шут", тот подался назад, сполз по стене и умер.
  
   Проснулся я от достаточно серьёзных толчков в грудь. Кто-то тряс меня, пытаясь вытряхнуть из сна, куда я провалился под утро, едва притащив ноги.
   - Просыпайся, Эрик! - тряс меня за плечо Алек, а это был именно он. - Давай же! До дуэли осталось всего полчаса!
   - Не будет никакой дуэли, - зевнул я, переворачиваясь на другой бок, натягивая одеяло на голову и как-то отстранённо понимая, что вчера - или уже сегодня? - так и не успел раздеться перед сном. - Кровавого шута убили ночью.
   - Какого шута?! - наседал Алек, сдёргивая одеяло.- Ты взялся быть моим секун­дантом на дуэли, помнишь?!
   - Помню, - буркнул я, - всё помню. Но говорю ж тебе, не будет дуэли. Ночью твоего оппонента убили.
   - Кто? - не понял Алек.
   - Не важно. - Я зевнул ещё раз и натянул одеяло обратно, забывшись, наконец, глубоким сном.
  
   Прямая угроза осталась позади, но что-то продолжало угрожать Алеку, да и вообще в стране назревало что-то совсем недоброе. Его величество всё сильнее подпадал под влияние родни королевы, что совсем не нравилось Орвику. Но ещё больше его раздражало то, что Марлон ещё и начал интересоваться делами государства, вместо турниров и пиров. Граф понимал - власть выскальзывает из рук, как песок, но и ждать пока она иссякнет со­всем не собирался.
   А потом выяснилось, почему Креи так "охотились" за Алеком. В том, что за наёмом Галиаццо Маро стояли именно они, я узнал буквально на следующий день после его смерти. Я бродил по саду, излюбленному месту встреч заговорщиков королевского дворца и застал там Лайонела Крея с внучатыми племянниками. Престарелый граф Скриан отчи­тывал их, как нашкодивших детишек, не особенно стесняясь в выражениях и не думая по­нижать голоса, так что мне удалось услышать всё, встав за раскидистым кустом неизвест­ного мне растения. Приводить весь гневный монолог фаворита я не буду, слишком уж изобиловал он совершенно непечатными словечками. Суть его сводилась к следующему - эти два кретина (точно по тексту), вместе с её величеством затеяли комбинацию с дуэлью, дабы скомпрометировать Алека в глазах старшего брата, потому что узнали, что один из детей Золотого льва собирается жениться на дочери Орвика - Бригитте, а следовательно поддерживать его в будущем. Лайонел соглашался, но продолжая последними словами поносить "недоумков, доставшихся ему в родство", посоветовал им впредь советоваться с ним прежде чем что-либо предпринимать. Он истратил кучу денег на наём иберийского бретёра Маро, а из-за того, что усилиями его внучатых племянников Алек оказался в Таймском замке, Кровавого шута прикончили в тёмном переулки в ночь перед дуэлью.
   Однако время показало, что измышления Креев оказались ошибочными. На стар­шей дочери Орвика женился не Алек, а средний брат Руан - Филипп герцог Максвелл, тот самый, кто не сумел закончить Гартанга. Я был на их свадьбе и видел кислые и постные физиономии Креев, осознавших свою ошибку в полной мере. Мне хотелось смеяться, хотя, на самом деле, было не до веселья. Почему-то вспомнилось, что Елизавета, экс-ко­ролева Страндара, и её сын Уильям всё ещё живы и находятся в Эпинале под опекой ко­роля Эжена X. И мой бывший сэр вёл какие-то плохо понятные, отчётливо неприятные разговоры о реставрации более приемлемого короля и всё в том же духе. И вёл он явно не только со мной одним, о чём-то подобном упоминал Алек, с которым после смерти Гали­аццо мы разругались насмерть и только не так давно вновь начали общаться.
   Следом за свадьбой грянул знаменитый Престонский бунт. Орвик поднял полно­стью преданную ему Новую гвардию и ночью повёл её на королевский дворец. Однако там вовремя закрыли ворота и открыли огонь из всего имеющегося огнестрельного и про­чего стрелкового оружия. Во дворце давно и прочно обосновались верные Креям солдаты. Ни меня ни Алека там не было, мы отмечали наше примирение у общего знакомого с весьма объёмным винным погребом и оказались, сам того не желая, в эпицентре событий.
   Меня разбудил барабанный гром и рёв труб. Я вскочил с постели, припоминая по какому поводу мог проводиться парад, подбежал к окну. По улицам шагали рыцари в на­чищенных доспехах и пехота: пикинёры, стрелки, лучники; а над ними реяли два штан­дарта. Я даже глазам не поверил, поначалу думал, что это мне привиделось с похмелья, в голову ударили выпитые вчера вина и коньяки, однако сколько я не тёр глаза, штандарты с белым и золотым львом и не думали исчезать. Объяснение этой странности трепал ветер всего в полулокте от них, а именно знамёна с гербами бывшей королевы и герцога Мак­свелла. Итак, бесцветный и чванливый Филипп, совершенно не похожий на отца и братьев, предал семью и королевство, но не он один - рядом с этими знамёнами находи­лось и Орвиково.
   Наскоро одевшись и подпоясавшись шпагой, хотя, Господь свидетель, я предпочёл бы хороший меч. В гостиной, куда я выбежал, меня уже ждал Алек, также одетый и при оружии, он коротко махнул мне, призывая следовать за собой. Он привёл меня в оружей­ную комнаты, где мы застали хозяина дома, виконта Тралла, облачавшегося при помощи дюжего слуги в кирасу, он оказался любителем не только хороших вин, но и оружия. В обширной коллекции его все экспонаты, от древних двуручников, какими не пользуются уже лет сто, до самых современных моделей кремнёвых пистолей салентинского произ­водства, - всё содержалось в идеальной чистоте, было смазано и хоть сейчас готово к употреблению.
   - Не стесняйтесь, - бросил нам виконт, застёгивая последние ремешки, - все эти иг­рушки слишком давно пылились на полках.
   Алек уже нацелился на удобную кирасу с наплечниками, но я остановил его:
   - Погоди, мы ведь будем пробираться во дворец, так? - спросил я его. Он кивнул. - Тогда нет смысла особенно вооружаться. Наша задача незаметно сделать своё дело, дол­гого боя всё равно не выдержим - врагов слишком много. Я бы предпочёл лёгкую коль­чугу под одежду, меч и пару пистолей. А ещё, - я сжал виски, голова после вчерашнего болела жутко, а тут ещё эти барабаны с трубами, Баал бы их побрал, - что-нибудь от го­ловы есть.
   Виконт взял в руки здоровенный боевой топор и показно поиграл им с усмешкой, но мне было не до старых шуточек. Тралл, проникшись моей горестью, отдал распоряже­ние слуге, но потом с ещё более дурацкой ухмылочкой добавил:
   - Но ты ещё пожалеешь, что не предпочёл первое средство.
   Я снова потёр виски и попытался сосредоточиться на выборе оружия. Но тут вер­нулся слуга с большим стаканом непонятной жидкости. Я взял его и только поднёс к носу, как был остановлен виконтом.
   - Не стоит нюхать, - посоветовал он, - просто пей. И не спрашивай потом из чего это.
   Я последовал его совету, для верности даже глаза закрыв... О Господи, что это была за гадость! Вот откуда взялась уверенность людей о наказании пьяниц в Долине мук! Ещё пять минут - клянусь, не меньше! - я пытался отдышаться и привести в поря­док разбежавшиеся испуганными муравьями мысли. В этот момент я отчаянно завидовал Алеку, которого похмелье не брало в принципе. Когда же пришёл в себя, я занялся-таки выбором оружия.
   Оставив в качестве компенсации виконту свою шпагу, я взял добротный меч ибе­рийской работы с крестовидной гардой и кинжал, родную иберийскую же дагу я носил за голенищем после ночного поединка всегда и всюду. От кольчуги по зрелом размышлении решил отказаться, в этом прорыве нашими главными козырями будут скорость и скрыт­ность - драться нам совершенно не к чему. По той же причине прихватил я пару кавале­рийских пистолей. Алек, в общем, взял тоже самое, однако добротной кольчугой всё же не пренебрёг.
   - А ты, Тралл? - спросил я виконта. - Что делать собираешься?
   - Обороняться, конечно, - ответил тот, деловито заряжая винтовку. - Мой дом - моя крепость.
   - Не советовал бы, - бросил Алек, натягивая на кольчугу свою куртку, трещавшую по всем швам, но выдерживавшую подобное насилие. - Орвик пришёл сюда всерьёз и на­долго, а мой брат уже, скорее всего, готовиться покинуть замок. Когда он вновь вернётся в Престон, не знаю, но не раньше чем через год-два. Думаю, столько тебе не продержаться. Разве что на вине из подвала.
   - Люди Орвика скоро будут здесь, - добавил я.
   И словно бы в ответ на мои слова в дверь особняка забарабанили тяжёлые кулаки и громкий голос прокричал:
   - Открывайте, именем короля!
   Следом, не ожидая ответа с нашей стороны, грянули выстрелы винтовок. Зазвенело разбитое вдребезги окно, в него просунулся ствол. Неизвестного врага опередил виконт, выстреливший навскидку. На остатки стекла брызнула кровь.
   - Ступайте, - бросил нам Тралл, бросая слуге разряженное оружие и берясь за но­вую винтовку. - Джек проводит вас к "чёрному ходу".
   Слуга, заряжавший пистоль виконта, кивнул, положил его на стол и двинулся к вы­ходу из оружейной. Мы зашагали следом. Джек вывел нас на улицу, проводил до неболь­шой заброшенной площади в полуквартале от королевского дворца. Эту часть города, не­смотря на близость её к центру, давно и прочно облюбовали нищие и бродяги всех мастей после пожара, практически уничтожившего Престон. С тех пор эти места считались не то чтобы проклятыми, скорее "нехорошими", и зажиточные горожане и ремесленники пред­почитали не селиться здесь.
   В неспокойное время представители престонского дна предпочли попрятаться и не высовывать носу до окончания уличных боёв. Нам это только играло на руку. Мы могли не опасаться встречи ни с грабителями, ни с солдатами Орвика, которые пренебрегли про­чёсыванием нищих кварталов. Однако оставалась одна серьёзная проблема - что нам де­лать дальше? Пробраться в осаждённый дворец было нечего и думать, нас застрелят раньше чем мы сумеем объяснить кто мы такие и чего нам нужно. Значит, мы должны ждать спасающегося короля со свитой, а сделать покинуть дворец они могут практически только через тот самый выход, которым мы с Алеком и "покойниками" под предводитель­ством Вильгельма Телля проникли внутрь дворца. Вот только об этом знал и Орвик, в то, что он мог позабыть о такой возможности я не верил, а поверил бы - был полным глуп­цом. Значит, короля уже ждут.
   Мы поспешили к дворцу, благо идти было не так и далеко. По дороге я припомнил, что примерно так же мы, несколько лет назад, шли вместе с Вильгельмом Теллем убивать короля, тогда им был ещё безвольный Уильям V Нагль. Ирония судьбы, ничего не ска­жешь. Смеяться, однако, совсем не хотелось. Не до того было нам.
   Как я и думал, у входа для слуг дежурили десятка два человек без униформы, но при оружии. Я знал, по крайней мере, одного из них. Предводителя разбойников Робина Гуда. Он как раз проверял хорошо ли выходит из ножен клинок. Но не один я такой глаза­стый.
   - Эй, Робин! - крикнул предводителю паренёк лет шестнадцати, наравне со всеми носивший оружие. - Мы не одни! - Он указал в нашу сторону.
   Все тут же повернули головы в указанном направлении, изготовившись к бою. Я узнал ещё и здоровяка Малыша Джона и рыжеволосого бывшего разбойника, а ныне бре­тёра, Уилла Скарлета. Похоже, здесь собралась вся банда.
   - Эрик?! - узнал меня Робин. - Что ты здесь делаешь?
   - Не важно, - отмахнулся я, - главное, что здесь делаешь ты, да ещё и со всей бан­дой.
   - Это цена за моё поместье, - пожал плечами бывший разбойничий атаман, - кото­рую затребовал Орвик в своё время.
   Да уж, выходит, я сам направил Робина к Орвику и то, что он сейчас сторожит единственный путь к спасению короля пускай и косвенно, но моя вина. Снова жестокая насмешка судьбы, она похоже выбрала меня своей излюбленной мишенью.
   Тем временем разбойники рассыпались полукругом и принялись окружать нас с Алеком, поигрывая оружием. Мы разрядили в противников наши пистоли - четверо вра­гов рухнули, среди них были Малыш Джон и Уилл Скарлет, как самые опасные враги. Следом нам пришлось буквально кидаться на оставшихся разбойников, ибо несколько из них уже натягивали длинные луки, от чьих стрел не спасёт не то что кольчуга - полный доспех.
   В противники мне достался крепко сбитый парень, по приёмам можно было по­нять, что ещё не так давно он был солдатом. Я отбил его широкий удар и пробил грудь выпадом, закрывшись от замахнувшегося на меня топором мужика, по виду натуральный дровосек из сказки. Однако добрым этот дровосек отнюдь не был, да и топором владел достаточно хорошо. От могучего удара, обрушившегося на мой меч, онемела правая рука, а с разных сторон на меня уже напирали остальные разбойники. Выхватив из-за голенища дагу, я отмахнулся ей практически наугад, хотя, судя по болезненному вскрику, небезре­зультатно. Дровосек вновь рубанул меня сверху вниз, я отступил и ткнул его дагой в жи­вот, он скорчился, роняя оружие и закрывая меня от части нападавших.
   Следующим моим противником стал сам Робин Гуд, не уклонившийся от схватки. Он сделал быстрый выпад мне в грудь. Я принял его на раздвинувшую клинки дагу, этого разбойничий атаман не ожидал и на секунду замешкался. Поспешив воспользоваться этим шансом, я рубанул Робина, целя в голову. Он закрылся как-то механически, не проконтро­лировал меч и тот едва не ударил его самого плашмя по макушке. Видимо, это привело атамана в себя, он шагнул назад и сделал быстрый выпад. Я пригнулся, отступил, прикры­ваясь воющим на земле дровосеком, без жалости толкнул его в грудь. Робин отскочил, чтобы размахивающий руками разбойник не сбил его с ног. Я вновь атаковал его, пользу­ясь временным замешательством, но на сей раз он был готов. Круговое движение клинком - и мой меч взлетает вверх, я едва сумел удержать рукоять онемевшими пальцами. А Ро­бин уже прыгает через тело затихшего дровосека, в левой руке его блеснул кинжал. Я пригнулся, попытался ткнуть Робина дагой снизу вверх, хоть и понимал - поздно. Атаман парирует дагу кинжалом, а мне на голову обрушиться его меч. Предыдущий финт слиш­ком далеко отбросил мою правую руку, я не успевал ни отбить рубящий удар Робина, ни увернуться от него. Проклятье, я даже его с собой на тот свет забрать не смогу!
   Выстрел отбросил Робина на полшага, он рухнул на землю, совершив невероятный кульбит, какому позавидовал бы и акробат в цирке. Я машинально отпрыгнул, закрываясь мечом и дагой, но тут понял, что опасность нам с Алеком не угрожает. Стреляли охран­ники его величества, выбравшиеся из воротец для слуг. Разбойники, сосредоточившиеся на нас, и думать забыли о них, поэтому нападение с тыла застало их врасплох. Они заме­тались от нас к новым врагам, которых, к слову, было вполне достаточно, чтобы уничто­жить разбойников и так, хотя потери были бы несоизмеримо больше. В итоге - банда Ро­бина Гуда, деморализованная смертью предводителя и атакой охранников его величества, перестала существовать. Последнего прикончил лично Марлон, шедший в первых рядах атакующих с мечом в руках, как и положено любому отпрыску славного рода Руанов.
   Однако люди Робина Гуда не были единственной засадой. Из повисшего над Тай­мом тумана, густого как молоко, выступили отлично вооружённые солдаты с гербом Ор­вика на форменных плащах, в компанию которых совершенно не вписывался смутно зна­комый седовласый, но отнюдь не старый дворянин, вызывающе одетый по последней эпинальской моде, как ни странно оружия при нём не было. За спиной маячила фигура Генриха.
   - Ваше величество, - улыбнулся седовласый, - на вашем месте я бы предпочёл по­чётную сдачу верной смерти.
   - Вы не на моём месте, - гордо отрезал король, - так что оставьте своё мнение при себе.
   - Ваше величество, - тем же ироничным тоном продолжил дворянин, - вы отвечаете не только за себя, но и за своих людей. Готовы ли вы подписать смертный приговор всем, находящимся с вами здесь. - В голосе таинственного дворянина зазвенела сталь. - Вашей супруге, свите, родному брату. Орвик несёт два знамени - с золотым и белым львом. Он готов посадить на трон хоть вас, хоть вашего братца-предателя, хоть сумасшедшего Уиль­яма из Таймского замка.
   - Хорошо, - кивнул Марлон, - я с супругой останемся замке и сдадимся Орвику, но мой брат, Александр, и родственники моей супруги останутся на свободе. Вы пропустите их сейчас и дадите покинуть Престон невозбранно.
   - Хорошо, - согласился седовласый, делая замешкавшимся солдатам знак рассту­питься. - Можете идти.
   - Эээ, мистер Мортимер, - обратился к нему лейтенант, командовавший орвико­выми солдатами, - у нас такого приказа не было.
   - У вас, лейтенант, был приказ подчиняться мне, - отрезал названный Мортимером седовласый, - не так ли? Извольте выполнять мой приказ.
   Солдаты, хоть и без особого энтузиазма, но расступились и дали нам пройти к ло­шадям, до того, скорее всего, принадлежавшим Робину Гуду сотоварищи. Забравшись в сёдла, родня королевы при этом сильно возмущалась, однако лучшего варианта у нас про­сто не было, мы покинули территорию королевского дворца, воспользовавшись той же дорогой, что и в прошлый раз, и без проблем выехали из Престона через Ремесленные во­рота, стража на которых отсутствовала. Видимо, городские стражники погибли при атаке Орвика, а тот, в свою очередь, не успел выставить собственный. Как бы то ни было, это было нам только на руку.
  
   - Для чего ты привёз меня сюда, Генри? - спрашивал неизвестно в который раз Марлон, всё ещё (как не настаивал его брат Филипп) милостью Господа, а теперь ещё и графа Орвика "Сажающего на троны". - Чем плох королевский дворец в Престоне?
   - Ничем, - пожимал плечами тот, - кроме одного - его слишком легко взять.
   Почти сразу после пленения короля перевезли в Тор-Орвик под внушительным конвоем новых гвардейцев, заставившим всех желающих отбить его позабыть об этой за­тее. Да и в родовом замке "Сажающего не троны" сделать это было бы не проще. То есть невозможно.
   - Что ты, вообще, здесь делаешь? - капризным тоном продолжал допрос король. - Ты же так хотел править за меня.
   - Управлять королевством можно и отсюда, где король там и власть, знаешь такую поговорку, Марлон?
   - Да уж, тут ты прав, - невесело усмехнулся король. - Вот только я - король, а ты, значит, власть. Каково это, чувствовать, что твои мечты сбились?
   - То есть? - не понял Орвик.
   - Ты получил полную власть, - объяснил Марлон, - и меня с семьёй в заложники, так что Страндар полностью в твоей власти. Этого ты желал так давно. Примерно с тех пор, как я, оторвавшись от пиров и турниров начал тоже интересоваться тем, что происхо­дит в стране.
   - Ты, - рассмеялся Орвик, - начал интересоваться, да? Что такого ты сделал для Страндара, кроме как раздал поместья и титулы родственничкам жены? Они тратят казён­ные деньги направо и налево с твоего дозволения. Ассигнования на армию сократились втрое, мы так и начали закупать огнестрельное оружие, не то что производить его у себя. Всё, всё чего добился я и успел заложить твой отец пошло прахом, приходит в упадок!
   - Ты, ты, всегда только ты, - прошипел Марлон. - Ты посадил меня на трон, не спрашивая, хочу ли я этого. А я хотел только отомстить за отца и брата, до короны мне дела не было. Потом ты правил за меня и единственное, что я сделал сам - женился. Пус­кай у Генриетты и не лучшие родственнички, но они хотя бы не так откровенно правят за меня, как ты. Раз уж на трон посадил, так и править дай.
   - Ты же не умеешь?
   - А ты помоги, научи, - вскричал Марлон. - Вот уже пять лет мы у власти, а ты со­вершенно ничего не сделал для этого. Ты предпочитаешь править за меня, подсовывать под нос указы и законы, даже не давая их прочесть.
   - Чему могут научить тебя Креи? - рассмеялся Орвик.
   - У них я учиться не собираюсь, - отмахнулся король, - мне нужен учитель полу­чше.
   - Ты что же, мне в виду имеешь? - недоверчиво спросил граф.
   - Других поблизости не вижу.
   - Не верю.
   - Не хочешь, не верь, - пожал плечами Марлон. - Ты - у власти, получил всё, чего хотел. В конце концов, не я тебя свергал и у меня больше оснований не верить тебе.
   Орвик сложил руки и положил на них подбородок. Он всё ещё пребывал в сомне­нии, но Марлон Руан милостью Господней король Страндара про себя уже праздновал по­беду.
  
   Волею судеб второй торжественный въезд Новой гвардии в Престон я наблюдал из окна того же особняка, что и первый. Вернувшись в столицу, после освобождения (будем называть вещи своими именами) Марлона из Тор-Руана мы с Алеком первым делом наве­дались к виконту Траллу, узнать что с ним произошло после прихода Орвика к власти. Выяснилось, что "Сажающий на троны" бесчинств и грабежей в городе не учинял и домов не разорял. Так что наш друг и спаситель оказался в полном порядке, он как раз праздно­вал возвращение в город законной власти, к чему мы с удовольствием присоединились. Так что вновь в голове моей гремели громы, а за окном маршировали солдаты. И мысли о пойле виконта, спасающем от головной боли, радости в мою душу не приносили.
   В таком вот "чёрном" настроении я вышел из комнаты, куда меня в бесчувствен­ном состоянии принесли слуги виконта и, как в прошлый раз в гостиной меня встретил полностью одетый и подпоясанный мечом Алек, а за открытыми дверями маячили фигуры новогвардейцев.
   - Они будут сопровождать нас до дворца, - сообщил он. - На пир по случаю прими­рения и исчерпания небольшого прискорбного инцидента, имевшего место в недавнем прошлом.
   Пожав плечами, я пожалел о том, что виконт не угостил меня своим отвратитель­ным, но действенным пойлом. При таком похмелье скакать на лошади - пытка почище предлагаемых демонами в Долине мук. Но делать нечего, отказаться было бы неприлично. Вскарабкавшись - иначе не скажешь - в седло, я слегка толкнул его пятками (шпор не одел) и, к счастью, шагом двинулся ко дворцу. Хотя от грохота барабанов и рёва труб, ка­залось, что расстанусь с последними остатками рассудка, я каким-то чудом вынес всю до­рогу до ворот дворца, сполз с седла и зашагал следом за Алеком в Большой Пиршествен­ный зал. Празднества помню смутно, очнулся, кажется, дня через три в состоянии, более всего похожем на долгую и мучительную смерть, которая однако и не собиралась закан­чиваться. Одна мысль стучалась в черепную коробку - так можно и спиться, надо погово­рить с виконтом, сейчас я был готов выхлебать хоть море его пойло, лишь бы прекратить мучения.
   В дверь моей комнаты кто-то постучал. Деликатные, в общем-то, удары отдавались в черепушке недавним барабанным громом, отчаянно захотелось послать утреннего (а скорее дневного) визитёра в Долину мук. Но памятуя о том, где я нахожусь и кто может явиться по мою душу, не рискнул. Вместо этого пробурчал нечто невразумительно при­глашающее. Вошёл Алек в сопровождении виконта, вооружившегося целым кувшинов, от которого исходил знакомый запах, от которого сейчас у меня просто захватывало дух. Не знаю как, но я выпил его - клянусь! - залпом, после чего пришёл в себя ещё через не­сколько часов.
   На сей раз я чувствовал себя в норме, даже несколько отдохнувшим. Смотреть в зеркало после стольких, не помню скольких, дней более чем обильных возлияний, это было небезопасно для психического здоровья. Переодевшись в свежую одежду, найден­ную на стуле около кровати, я вышел и недоумённо огляделся. Оказывается я отсыпался совершенно не в той комнате, которую занимал обычно раньше, более того я находился в совершенно незнакомой части дворца. Глубоко вздохнув, я зашагал наугад, про себя мо­лясь поскорее выбраться куда-нибудь где я бывал раньше хоть раз. Так я и выбрел к не­большому кабинету, из-за открытой двери которого раздавались два знакомых голоса. Принадлежали они его величеству и Орвику. Не сказал бы, что это было совсем уж честно и соответствовало принципам благородной морали, но и подслушивание назвать это было нельзя. Я просто стоял и слушал, ни от кого не скрываясь. В конце концов, не моя вина, что они почти кричали на весь дворец.
   - Адранда давно и упорно теснит Фиарию, - настаивал "Сажающий на троны". - Пора забыть о войне и поддержать Эжена в его споре с Рене Львом. Пора отбросить ста­рую вражду с жабоедами.
   - Чушь, Генри, - отмахивался от его слов его величество, - Рене умный и прагма­тичный политик и за ним стоит Билефельце, не забывай. Ведь именно билефельцы под­держали нас в войне с Елизаветой, а адрандцы приютили её в Эпинале.
   - Это ничего не значит. Рене выделил своего лучшего военноначальника, графа Диомеля, разгромившего твоего отца у ворот Тор-Руана. Большая часть рыцарей в войске Елизаветы были вассалами Рене. Политика делается здесь и сейчас без скидки на про­шлое.
   - Согласен. И именно поэтому я хочу поддержать Рене в грядущей войне. Такой союзник пригодится нам в будущем.
   - Не думаю, - возразил Орвик. - Рене поддержал Эжена в войне с нами, выступив единым фронтом против Ольгота и Фалстофа, а теперь готов ему глотку перегрызть из-за торговых путей в Билефельце. Льва интересует только львиная доля, стоит кому-то пе­рейти ему дорогу и позабудет обо всех прошлых заслугах и былой вражде.
   - По-моему, ты только что говорил нечто подобное. Политика делается здесь и сей­час, - процитировал он Орвика. - И вообще, не забывай, в Страндаре только один король и его имя Марлон Руан, а никак не Генрих Орвик. Это тоже один из твоих уроков. Так что, мы поддерживаем Рене, а не Эжена, ибо это моё, королевское, решение.
   - Да будет так, - произнёс Орвик и вышел, естественно, наткнувшись на меня. - А тебе, Эрик, - зло бросил он мне, - не стоило бы злоупотреблять спиртным. - И толкнув меня плечом, зашагал прочь и даже спина его выражала крайнюю степень неодобрения.
   - Отец и не заметил, что его сын вырос и стал принимать самостоятельные реше­ния.
   Я вздрогнул, услышав над ухом голос мистера Мортимера. По своему обыкнове­нию он возник словно ниоткуда за плечом и теперь грустновато улыбался, глядя вслед Орвику.
   - На месте короля я бы начал готовиться к войне, - добавил он. - Война львов ещё не окончена.
  

Глава 6.

   Время показало, что таинственные мистер Мортимер оказался прав. Всего через несколько дней после того памятного разговора Орвик исчез из Престона. Именно исчез, никто не знал, каким образом он уехал. Вместе с ним столицу, а скорее всего и Страндар, покинул и Корбен Фалстоф - сын опозоренного маршала Эдмунда Фалстофа, презирае­мый всем дворянством за одно свое происхождение. Его единственным другом был Ор­вик, плечом к плечу с которым они сражались с адрандцами.
   Однако его величество этот факт не насторожил и он продолжал вести обычную жизнь, не смотря на настоятельные советы Алека. Он не желал прерывать её и тратить деньги на мобилизацию армии, предпочитая устраивать всё новые пиры и турниры, кото­рые он любил не меньше чем раньше. Закономерно, что когда на южном побережье Ор­викшира высадился десант из Адранды страна оказалась совершенно не готова к войне. Линии фронта организовать не удалось, крепости сдавались прославленному полководцу одна за одной. Дух защитников Страндара оказался окончательно подорван, когда к ар­мии, идущей под стягами с белым львом и возглавляемой - пускай и чисто формально - юным наследником престола Уильямом Наглем, присоединился Филипп герцог Максвелл. Как говорили тогда в Престоне, со дня на день ждущем осады: "Золотой лев встал на ко­лени перед белым".
   Понимая, что война проиграна его величество не пожелал более попадать в плен своему бывшему другу и наставнику, предпочтя бежать к своему союзнику Рене Льву. На одном из последних кораблей мы отплыли к фиарийским берегам. Это был коибрийский линкор "Магеляэнш Несокрушимый", с которым опасались связываться даже изящные адрандские корветы. Им с пятью десятком пушек на эскадру практически нечего было противопоставить двадцатипятипушечному линейному кораблю с обшитыми стальными листами бортами, способному одним залпом смести до трёх самых современных адранд­ских корветов. Так мы оказались при дворе Рене Льва.
   Тильон намного уступал Престону в размерах, зато превосходил в древности. Его история восходила ещё к ценнским временам, в то время как столица моей родины была возведена уже страннами после ухода энеанских легионов. Мощные стены герцогского дворца были сложены из громадных камней, скреплённых раствором, замешенном на ку­риных яйцах и, если верить легендам, человеческой крови. Мы въехали под его своды, со­вершенно непохожие на королевскую свиту, однако приняли нас воистину по-королевски. Герцог Рене Лев вполне соответствовал своему прозвищу. Он был высоким человеком мо­гучего телосложения, более похожий на рыцаря или вождя варваров, громивших Феррару. Он обнял дорого кузэна (все монархи, континентальные или островные, так или иначе приходились друг другу дальними родственниками) и официально пригласил на пир по случаю нашего прибытия. Также он сообщил, что назавтра состоится большой турнир в нашу честь, в котором обязательно должны принять участие все рыцари, прибывшие с острова.
   Турниры я не любил и участия в них не принимал. Однако в тот раз - первый и единственный в моей жизни - мне пришлось сделать это. На пиру я не злоупотреблял спиртным и поэтому наутро был вполне готов к бою. Или турниру. Это было красивое, но удивительно скучное зрелище. Трубили трубы, герольды объявляли одного рыцаря за другим, они мчались друг на друга, гремя доспехом - сшибались, один вылетал из седла, а если нет, то всё повторялось снова. И так раз за разом. А потом настала моя очередь.
   - Сэр Эрик! - прокричал герольд.
   Я забрался в седло милостиво предоставленного мне вороного жеребца, при по­мощи герцогского пажа, шедшего в комплекте с конём и доспехом, подтянул ремешки са­лентинки, взял у пажа копьё и направил коня к арене для конной схватки. Противником моим был рыцарь со смутно знакомым гербом на табарде. Однако припоминать чей он было некогда.
   Мы одновременно, как предписывал кодекс, дали своим коням шпоры, устремив­шись друг на друга со всё возрастающей скоростью. Мой противник оказался не оригина­лен, он целил точно в середину щита. Я несколько расслабил левую руку, чтобы смягчить удар, и незаметно отвёл её в сторону. Копьё я держал несколько под углом, готовясь перед самой сшибкой ещё и сгорбиться, так чтобы наконечник приподнял фиарийца, выдернув его из седла. Ирония - очередная - судьбы, но этому приёму меня научил Орвик.
   Притуплённый наконечник копья противника процарапал краску на моём щите, мой же, как я и рассчитывал, врезался под нагрудник фиарийцу. Он на мгновение повис в воздухе и с грохотом обрушился на землю. Плотно зашоренный конь даже не заметил по­тери седока и резвее побежал вперёд.
   Потом был второй бой, третий, четвёртый. Всё одно и то же. Мои противники ис­пользовали свои финты и трюки, я - свои, везло в итоге, почему-то мне, хотя по сторону турнирного поля становились куда более опытные противники, прошедшие не одну войну. Столь же удачливым оказался и Алек. Судьба свела нас полуфинале турнира.
   Мы не соревновались в конном бою со времён Гартанга, тогда неизменно побеждал Алек. Перед этим поединком я трижды проверил латы, подпругу, крепление щита и копьё. Ничто не должно было помешать мне. Выехав на турнирное поле, я сглотнул и взял копьё наизготовку. В этом бою я учёл практически всё, кроме колоссальной силы моего оппо­нента и некоторых особенностей его телосложения. Из-за этого при ударе моё копьё лишь скользнуло по его щиту, уйдя вверх, его же с такой силой врезалось в мой шлем, что ре­мешки, удерживавшие его полопались и он слетел с моей головы и, совершив несколько кульбитов, звякнул о землю.
   Чистая победа!
   Когда последний противник Алека выехал на ристалище, мне показалось, что у меня что-то с глазами. Дело в том, что на табарде его красовался тот смутно знакомый герб, что и у того, кого я сбил в первом же поединке. Приглядевшись, я понял, что это - родовой герб, а вот и личный - приютился в углу плаща, как и положено. На нём красова­лись преломлённый меч и алая полоса. Отсюда можно сделать вывод, что его предок, ско­рее всего, отец, погиб в бою у реки, чья вода для этого рыцаря навеки стала красной. Не понравился он мне тогда, совсем не понравился, но сказать об этом Алеку я не успел, они уже начали выезжать на поле.
   Я наблюдал за тем, как могучие кони мчаться друг навстречу другу, из под копыт вылетают комья растоптанной за день грязи, копья медленно опускаются, оба готовят ка­кой-то хитрый удар, понимая, что противник - опаснее любого из предыдущих. Удар! Кони продолжают свой бег, оба всадника удержались в сёдлах, оба копья разлетелись в щепу. Поменяв их, Алек и фиариец вновь устремились навстречу. Луч солнца сверкнул на гранях наконечника копья противника Алека, и мне показалось, что он заточен. Удар! Может мне и показалось, но Алек дёрнулся куда сильнее, чем должен бы, он едва не рух­нул на землю. В третий раз противники ехали навстречу друг другу куда медленнее, кони обоих устали, да и всадники весь день не на перинах валялись. Удар! Произошло небыва­лое - Алек промахнулся, но и фиариец не сумел толком попасть в него. Копьё его лишь скользнуло по краю кирасы. Итак, турнир остался без чемпиона. Такое бывало, но редко. Интересно, какое решение примет герцог Фиарийский? Сейчас судьба турнира полностью в его руках.
   Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:
   - Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтраш­ней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чем­пионом турнира.
   Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противни­ков, никто - а, главное, сами рыцари - не удовлетвориться таким исходом.
   Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я по­мог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному тур­ниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освобо­диться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга - металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя го­рами разной высоты - личным гербом Алека - основательно пропитался кровью. Так зна­чит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!
   - Да, - подтвердил кивком мои мысли он, - оно было заточено и во второй раз я на­мерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.
   - Мне сразу не понравился этот сэр, - буркнул я. - Родовой герб мне о чём-то на­помнил.
   - Он из рода Диомеля, - заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся во­круг Алека, - командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.
   Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нару­шать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!
   - Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, - произнёс Алек.
   - Ты можешь отказаться и признать чемпионом турнира этого фиарийца, - пожал плечами я, - ничего зазорного в этом не будет.
   - Нет, Эрик, - раздражённо оборвал меня Алек, - сам ведь понимаешь, я здесь сра­жаюсь за честь всего Страндара.
   - Понимаю, но королевству не станет лучше, если ты погибнешь на этом турнире, сражаясь за его честь.
   - Выкрутимся, Эрик, - отмахнулся Алек и обратился к свитским: - О моей ране брату или кому другому - ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался - найду.
   Так он всегда выражался: "найду"; а уж что будет после этого с тем, кого он най­дёт, оставалось на усмотрение воображения самого провинившегося перед ним.
  
   Ночью в комнату Алека вошёл Делакруа. Он не признавал дверей и всегда следо­вал одному принципов геометрии, гласящему что кратчайшим расстоянием от одной точки до другой является прямая. Поглядев на мирно спящего герцога Итаи, которому в самом скором времени предстоит стать королём, он размышлял, зачем он всё ещё остаётся здесь, хотя ни единого капища Килтии в Страндаре нет, а следов Лосстарота и Хардина найти не удалось, как и сведений о приезде в Престон карайского княжича Бронибора. Ну да, ладно, времени у него предостаточно. А пока почему бы и не свести на нет усилия сына графа Диомеля. Месть, конечно, дело святое, но и способы надо выбирать, подлос­тей Делакруа не любил.
   Он провёл рукой по ране, заставляя её затянуться, а лицо Алека сморщиться от боли. Лечение силой Килтии имеет свою цену - она ведь всё же была тёмной богиней смерти, лечение не её специализация.
   Кивнув своим мыслям, Делакруа ушёл, как и явился - сквозь стену.
  
   На следующее утро Алек был до странности бодр и свеж, словно и не было вче­рашнего турнира и раны. Кто-то из свитских, несмотря на угрозу, всё же донёс и Марлон явился узнать с какой это стати его брат решил скрыть от него факт ранения и грубейшего нарушения турнирных правил. Однако Алек в ответ лишь недоумённо развёл руками и продемонстрировал всем собравшимся совершенно здоровое правое плечо со старым шрамом, которому было не меньше нескольких лет. Я присутствовал при этом и, когда растерявшийся король в сопровождении галдящей свиты покинул шатёр, где Алек обла­чался в турнирный доспех для общей схватки, прямо спросил у него, куда делась рана.
   - Баал её знает, - честно ответил он. - Ночью дикая боль рванула плечо, а про­снулся я уже без неё. И вообще, Эрик, тебе стоит поторопиться, общая схватка через два­дцать минут. Или ты решил отказаться от участия?
   Да, действительно, пора и мне заковываться в сталь, если я хочу успеть к началу завершения турнира. Прикрывать Алека в общей схватке - дело сложное, особенно если учесть, что у сына Диомеля будет незатупленное оружие, а может и не него одного.
   Паж, помогавший мне облачаться в доспех, взял в руки мой шлем, на забрале кото­рого были отчётливо видны следы давней и серьёзной починки. Это был тот самый салад, что разворотил ударом копья мой брат, я не менял его с тех пор.
   - Сэр, - спросил меня паж, - почему стали чинить этот шлем? Проще и дешевле было купить новый. Тем более, что этот не такого уж и хорошего качества.
   - Это личное, юноша, - бросил я в ответ. - Сентиментальное, можно сказать.
   Знаток доспехов пожал плечами и надел салад мне на голову, приладил к бугиверу и, застегнув последние ремни, помог мне подняться на ноги. Привыкнув к тяжести тур­нирного доспеха, весившего несколько больше и сковывавшего движения несколько сильнее боевого, от которого я позволил себе оставить лишь салад, я двинулся к осёдлан­ному коню и в седло уже смог запрыгнуть без посторонней помощи.
   И вот пятеро наиболее отличившихся во вчерашний день рыцарей Страндара и Фиарийского герцогства выстроились друг напротив друга. Опустили копья в ожидании сигнала маршала. Я взглядом нашёл сына Диомеля, он занял позицию точно против Алека, так что если я атакую его, то ему придётся выбирать от кого отбиваться - от меня или Алека. Вот только сам я окажусь беззащитен. Ну да Господь с этим, будем молиться, что у "моего" фиарийца оружие турнирное.
   Маршал взмахнул сигнальным флагом - и мы дали коням шпоры. Я перебросил че­рез конскую голову древко копья и, подавшись корпусом вперёд, опередил сына Диомеля, сбив ему атаку. Наконечник его копья дёрнулся, пройдя мимо Алека, а вот его оружие врезалось точно в центр нагрудника фиарийца, заставив того откинуться в седле - удер­жала лишь высокая задняя лука седла.
   Удар моего противника пришёлся очень неудачно для меня - под наплечник, разо­рвав кольчугу, но я согнул руку в локте, ломая древко. От резкой боли я выронил копьё и потянулся за шестопёром, пристёгнутым к поясу. Бум! Мой противник, у которого обе руки были здоровы, первым дотянулся до своего боевого топора и, побрезговав щитом, обрушил его на мой щит. Закрылся я рефлекторно, снова не слишком удачно и мне оста­валось только гадать, что трещало - дерево щита или моя кость. Зато ответил я со всей яростью, попал в шлем не успевшего закрыться широким лезвием топора фиарийца, тот покачнулся в седле. Я же толкнул коня пятками и добавил всем корпусом, он рухнул практически под копыта жеребца сына Диомеля. Тот дёрнул поводья, заставляя коня от­ступить, чтобы растоптать товарища. Алек поступил также. Турнир временно прекратили, поверженному рыцарю помогли покинуть ристалище и по новой отмашке маршала мы вновь устремились друг на друга, но уже без копий, если, конечно, не сохранили их во время предыдущей сшибки.
   Меня попытался достать сын Диомеля, действуя, как я в прошлый раз, на опереже­ние. Он ударил меня длинным - почти двуручным, хотя держал он его одной рукой - ме­чом. Я закрылся скрещёнными шитом и шестопёром, но всё равно момент для атаки был упущен и я получил от ещё одного фиарийца топором в бок, к счастью, коротким. Я по­качнулся, но удержался в седле и ответить ничем не сумел, пришлось как и в прошлый раз проезжать дальше вперёд, чтобы оказаться в тылу фиарийского строя. Атаковать сзади было против правил, но никто не был столь доверчив и рыцарь с топором развернул коня. Мы сшиблись так, что у меня в глазах потемнело, а в ушах зазвенело. Удары сыпались на меня градом, я отвечал, нанося практически беспорядочные удары шестопёром и про себя кляня тех, кто придумал турниры. Мало нам настоящих войн, надо ещё и эту глупость устраивать.
   Рука повисла плетью после того, как топор очень "хорошо" опустился на моё плечо и в следующий раз он лишь скользнул по доспеху и будь моя рука здорова, я бы ударил открывшегося противника так, что он вылетел бы из седла. Но, увы, шестопёр оставил ки­расе фиарийца основательную вмятину и прервал очередной замах. И тут кто-то сбоку на­ехал на него конём, тот подался в сторону, перебирая ногами. Я понял, что это не кто иной как Алек, лихо орудующий мечом, теснит фиарийца. Сжав зубы, я присоединился к нему, хотя боль была невыносимая и рука постепенно переставала слушаться меня. Наш про­тивник отступал, закрываясь щитом и вяло контратакуя, в основном он целил в меня, но иногда пытался достать и Алека. В общем-то, безрезультатно.
   Но судьба в тот день была не на нашей стороне. Спешенный сын Диомеля не вы­шел из боя, как это бывало обычно, а атаковал Алека, благо длина меча позволяла. Я по­пытался наехать на него конём, фиариец, увлечённо замахнувшийся на Алека мечом во второй раз, не удержался на ногах. Я же резко поднял своего усталого жеребца на дыбы, так что копыта угрожающе зависли над сыном Диомеля. Он рефлекторно закрылся ру­ками - мой не совсем честный трюк удался, но за него пришлось расплачиваться. Не знаю, кто меня ударил, однако сила была такова, что в глазах потемнело окончательно и последнее, что я помню - это как я медленно клонюсь куда-то влево.
   Дальнейшие дни, практически вплоть до отплытия из Фиарии, я провёл в постели, отходя от полученных на турнире ран. Правая рука оказалась повреждена серьёзнее, чем я мог себе представить и доктор - смешной салентинец не выше пяти футов ростом - сказал мне, что до конца жизни я не сумею полностью владеть её, как выяснилось в последствии он был прав, к тому же плечо нещадно болело при похолодании. Однако в постели меня держала травма головы, из-за которой я долгое время не мог сам встать на ноги и до­ползти до ночного горшка, что для меня, раньше не болевшего ничем сильнее простуды и похмелья, а в боях отделывавшегося не слишком опасными ранениями, это стало подлин­ным испытанием не только тела, но, в большей степени, духа. Не участвовавший в пере­говорах Алек часто навещал меня в перерывах между гулянками и многочисленными не­большими турнирами, проходившими едва не каждые три-четыре дня, пока позволяла ка­призная погода.
   Решение об отплытии на родину было принято январским днём, когда в Тильоне выпал первый снег. Мне, привыкшему к суровому климату северо-востока Страндара, где белое покрывало лежит на земле с середины ноября - а то и конца октября - до конца марта начала апреля, была в диковинку радость тильонцев, говоривших, что Новый год в этот раз они встретят как люди со снегом и даже лёгким морозцем, а не как в прошлый - под проливным дождём. Мне показалось странным, что наше отплытие назначено на фев­раль, месяц когда только-только проходят зимние шторма и море ещё очень и очень не­спокойно.
   - Орвик знает это, - соглашался Алек, - и не будет ожидать нападения раньше конца весны - начала лета. Мы же высадимся уже в марте - апреле юго-западном побережье и ускоренным маршем двинемся к Престону.
   - Но ведь нас вполне может разметать неожиданно налетевший шторм, - возразил я, - они не редкость в это время.
   - Ах да, - хлопнул себя по лбу Алек, - ты ведь ещё не знаешь. Не так давно прибыл коибриец Кошта да Вальверде, один из самых прославленных капитанов, и он привёл с собой эскадру коибрийских линкоров и транспортников. Этим никакой шторм нипочём.
   С этим утверждением не согласиться было нельзя. Коибрийцы считались лучшими мореходами и кораблестроителями и даже предпринимали две экспедиции на Материк Предтечей, откуда, согласно Книге Всех Книг отплыл Корабль Катберта. Ни одна не вер­нулась, но тут, скорее, важен сам факт.
   - Что же, моего бывшего сэра ждёт большой сюрприз.
  
   Море во всё время нашего плаванья к родным берегам было удивительно спокойно и ветер дул только в наши паруса. В конце третьего дня эскадра разделилась, часть её двинулась к северу, чтобы высадиться прямо на дороге идущих на помощь Орвику союз­ников эрландеров и берландеров, а также его вассалов. И что самое неприятное этой ча­стью войска буду командовать я. Об этом мне сообщил в ультимативной форме его вели­чество, тогда же мне обрисовали задачу нашей армии - остановить союзников Орвика, не дав им прорваться к месту высадки основной части нашего войска. Иными словами, меня посылали на верную смерть.
   Я принял эту новость со стоическим спокойствием и покинул королевскую каюту, а после и линкор, отправившись на борт "Луиша Эрнандеша" - флагмана новой эскадры, идущей на север. По дороге меня остановил Алек, он положил мне руку на плечо и спро­сил:
   - Куда это ты?
   И что теперь делать? Не успел улизнуть от друга, теперь придётся изворачиваться. Его величество-то запретил говорить о полученном задании.
   - На "Луиша Эрнандеша", - честно ответил я, не замедляя шага.
   - Зачем? - не понял Алек, остановившийся удивлённый моим кратким ответом, со стороны, должно быть, казалось, что я желаю отделаться от него.
   - У брата спроси, - отрезал я, запрыгивая в уже приготовленную для меня шлюпку.
   Настроение у меня по понятным причинам было самое отвратительное, не всякий день король отправляет на верную смерть, да ещё и драться придётся практически на зем­лях родного графства во главе войска фиарийских и иберийских наёмников.
   На борту "Луиша Эрнандеша" меня ждали командир иберийцев и фиарийский граф Эрхард де Мальвуазен, а также Маркош да Салаза - капитан линкора. На столе его каюты была разложена подробная карта местности, на которой были отмечены все замки и цита­дели виднейших фамилий и все более-менее достойные упоминания укрепления. Красным крестом выделяли место нашей высадки, синими квадратами - последняя известная нам диспозиция армии Орвика. С учётом средней скорости передвижения вражеской армии у нас будет чуть больше суток на высадку и подготовку к сражению.
   - Для Орвика сейчас самое главное скорость, - протянул я, не очень уверенно строя фразы на древнеэнеанском, на котором приходилось общаться с людьми не знавшими страндарского. На адрандском я разговаривал вполне свободно, сказалось долгое пребы­вание в Фиарии, но с ним не были знакомы ни ибериец Роберто де Феррейра, ни да Са­лаза. Вот и приходилось выкручиваться с помощью когда-то бывшего общим на всём кон­тиненте языка Энеанской империи. - И, скорее всего, он рискнёт разделить своё войско для того, чтобы пройти на Престон как можно скорее. - Я указал на узкий проход между высокими холмами, бывшими давным давно горами, и вторую дорогу, идущую вдоль морского побережья. - Мы можем встать здесь, среди холмов, и дать отпор силам Орвика. Он не сможет обойти нас с флангов.
   - А остальных мы пропускаем? - спросил де Феррейра.
   - Нет, - возразил я. - Они пойдут по побережью и окажутся в зоне обстрела пушек вашей эскадры, дон Салаза.
   - Мы шмешаем их ш жемлёй, - коибриец не был шепелявым, но в сочетании с ко­ибрийским произношением древнеэнеанский звучал достаточно забавно.
   - При первых же залпах они отступят, - вот у кого язык был безупречным так это у де Мальвуазена, - и в последствии ударят по нам.
   - Не забывайте, милорд граф, наша задача удержать Орвика, - напомнил я фиа­рийцу. - Как только Орвик надавит посильнее - мы отступим и двинемся на соединение с войском его величества.
   - А Орвик? - с иронией уточнил де Мальвуазен.
   - Это ему решать, - пожал плечами я, не поддавшись на провокацию.
   Высадка прошла вполне удачно, хотя кони и упрямились немного, выходя из уют­ного трюма на холодный мартовский ветер. Линкоры отошли подальше от берега, с таким расчётом, чтобы их не было видно с дороги, но её саму можно было накрыть залпом бор­товой артиллерии. Мы же спешным маршем двинулись к цепочке холмов, торопясь занять оборонительные позиции в узком проходе.
   Разведка подтвердила, что наши умствования на борту "Луиша Эрнандеша" оказа­лись верны. Орвик действительно разделил войско, двинув большую часть пехоты вдоль моря. С одной стороны это было хорошо - пешие солдаты, скорее всего, почти все погиб­нут под огнём эскадры. С другой же - хуже некуда, придётся держать удар рыцарской конницы, цвета северного дворянства, жившего войной и привыкшего к сражениям в вечно мятежных графствах и провинциях.
   Глубокую оборону организовать не удалось, на каменистой местности деревьев не росло, а плавник, выброшенный прибоем на берег, прихватить не додумались. Укрепле­ния строить было не из чего, так что ограничились тем, что натаскали, сколько смогли, небольших камней, частично перегородив врагам путь для атаки на наши позиции.
   На следующее утро нас поднял сигнальный горн дальней заставы. Мы поднялись и наскоро выстроились заранее подготовленным боевым порядком. А из-за горизонта уже появились первые ряды вражьего войска. Это было самое неприятное, ждать, глядя на приближающегося противника, а Орвик, к тому же, вёл свою армию нарочито медленно, чтобы произвести на нас больший эффект железным строем сверкающим доспехом и гра­нёными наконечниками копий.
   Я поднял забрало своего салада, почесал краем латной рукавицы нос, но опускать не стал, поставляя лицо прохладному ветерку. Граф де Мальвуазен и вовсе снял свой шлем, стянул кольчужный капюшон с войлочным подшлемником и с удовольствием по­тряс головой, расправляя длинные светлые волосы.
   Не доходя нескольких сотен ярдов до наших позиций, войско Орвика остановилось и вперёд, на ничейную пока землю, выехал один рыцарь в полном доспехе с накинутым поверх него табардом, украшенном знакомым гербом. Граф Орвик. Мой бывший сэр при­глашал главу противной армии на переговоры.
   - В случае моей гибели, - сказал я графу, - продолжайте действовать согласно плану. Никакой атаки на врага, держим оборону.
   - Вы удивительно рассудительны для своих лет, молодой человек, - с уважением произнёс де Мальвуазен.
   - Гражданская война быстро взрослеть, милорд граф, - ответил я и тронул бока коня, направляя его навстречу моему бывшему сэру.
   Мы встретились у начала гряды, поприветствовали друг друга и я вежливо замол­чал, предоставляя высказаться моему оппоненту.
   - Эрик, - не удивился Орвик, - я и забыл совсем твой герб. Значит, ты здесь коман­дуешь, отлично. Готов вновь принять сторону победителя?
   - Милорд граф, - вежливо, но твёрдо возразил я, - я здесь, чтобы сражаться с вами.
   - Само собой, но ведь ты уже однажды поступил так, - напомнил Орвик, - когда поддержал Александра Руана, в смысле того, настоящего Александра Руана, Золотого льва.
   - И это стоило мне проклятий в родном графстве и смерти отца, не перенесшего того, что тот, кого он воспитывал как сына предал все принципы семьи Фарроу. Мы все­гда служили только Страндару.
   - Ну и что, теперь Страндар - это я. Ты сам сражаешься за короля, которого я сам посадил на трон, а теперь просто сменил на другого.
   - Короли уходят и приходят, а Страндар остаётся. Ты лишь сеешь смуту на его земле. Даже если я предам, чего я не сделаю, сражения не избежать. Граф де Мальвуазен не изменит своему герцогу и данной присяге на верность Марлону Руану. Я уже ничего не решаю.
   - Что же, очень жаль, - покачал головой Орвик, - но вы всё равно обречены. Моя пехота зайдёт к вам в тыл и вы окажетесь зажатыми в клещи.
   - Вот тут вы ошиблись, милорд граф, - я позволил себе усмехнуться, - у вас уже нет пехоты.
   Аккомпанементом к моим словам прозвучали первые залпы коибрийцев, заставив­шие землю под нашими ногами задрожать, а коней затоптаться на месте, нервно прядая ушами. Орвик даже вздрогнул в седле. Я же развернул своего жеребца, направив его об­ратно к своим. Как же быстро бывшие враги стали для меня своими - очередная ирония судьбы, будь она проклята со своим неуёмным чувством юмора.
   Войско Орвика мало смутил факт потери пехоты, как только граф вернулся в его ряды, оно двинулось на нас, медленно набирая разгон для могучего по цепочке-частоколу моей небольшой армии. Мы стояли, глядя как клин тяжёлой рыцарской кавалерии мчится на нас, всё набирая и набирая скорость. Я уже говорил, что в каждой битве самое сложное это ждать? Раз так, то повторю.
   - Можем и не уйти, - произнёс граф де Мальвуазен, так и не удосужившийся надеть шлем.
   - Бежать с поля боя - дело нехитрое, - усмехнулся я.
   Ну же, ещё немного, ещё самую малость. Вот рыцари набрали максимальный раз­гон, опустили копья для разящего удара, который без сомнения разметает наш "часто­кольчик" в мелкую щепу. Вот только для этого этот удар надо нанести. Я махнул рукой и дёрнул поводья своего жеребца за минуту до того, как копья должны были врезаться в наш строй. Опешившим рыцарям Орвика предстали хвосты и попоны наших коней, од­нако опомнились противники достаточно скоро и преследования не прекратили. В спины нам полетели ругательства и оскорбления, к счастью большая часть их была понятна лишь мне - фиарийцы, а моя конница состояла в основном из них, страндарского не знали.
   Натасканные нами валуны приостановили атаку орвиковой кавалерии, конечно до того, что передние ряды попадали на землю и были затоптаны задними, не дошло, однако и темп разгона она потеряла основательно, объезжая камни. К тому же, кони уже начали уставать от скачки, что играло нам на руку. И вот на пути врага встала иберийская пехота, плотно сомкнув щиты и ощетинившись алебардами. Цельнометаллические древки их были как раз предназначены для отражения атаки тяжёлой конницы.
   Я отъехал в тыл, на небольшой пригорок, чтобы координировать действия. За моей спиной стояли фиарийские рыцари, чьи кони нервно переминались в ожидании контр­атаки, а их всадники явно тяготились вынужденным бездействием, в то время как иберий­ские солдаты сражаются. И снова ждать, не смотря на то, что бравые иберийцы дерутся и гибнут.
   Клин орвиковцев, хоть и потерял большую часть разгона, но ударной силы потерял не так и много. Длинные алебарды остановили только первый ряд врага, выбив многих рыцарей из сёдел, но под напором едущих следом, иберийцы были вынуждены податься назад, закрываясь квадратными щитами, из-за спин их орвиковцев рубили теми же але­бардами, а так же стреляли арбалетчики из дружины сэра Уилфреда - дворянина из этих мест, оставшегося верным королю и вставшему вместе с нами в этом узком проходе, хоть и не было практически никаких шансов выжить. Об этом я честно сообщил ему, предло­жив двинуть своих людей на помощь самому его величеству, он отказался.
   Главное сейчас не опоздать с контратакой, но и не ударить слишком рано. В любом из этих случаев я лишь потеряю людей, не добившись ничего. А значит, набирайся терпе­ния, Эрик, и жди.
   Это напоминало прибой. Вечную войну моря и скал. Вот только море было желез­ным, а скалы совсем не базальтовыми. Гремело смертоносное железо, лилась кровь, ибе­рийцы отступали, но и орвиковцы платили за каждый шаг дорогой ценой.
   Ну всё, промедление теперь смерти подобно. Пора атаковать, а не то я рискую по­терять всю пехоту, такой щедрости я себе позволить не могу. Я вновь поднял руку, глядя как фиарийцы перестраиваются в боевой порядок, подбираются, опускают забрала шле­мов, подтягивают ремни на доспехах, проверяют оружие, вздохнул поглубже и дал коню шпоры, опуская руку и набрасывая щит. Уже на скаку мой оруженосец - сын Уилфреда, Седрик - подал мне копьё, а сам выхватил внушительный боевой топор.
   Услышав за спиной топот наших коней и вой сигнальных горнов, играющих отсту­пление, иберийцы подались назад сильнее и двинулись к склонам холмов, достаточно крутым, чтобы остановить орвиковцев, но и достаточно пологим, чтобы иберийцы могли легко забраться на них. Увлекшиеся преследованием моих солдат враги не успели вовремя развернуться для отражения нашей контратаки и наш первый удар оказался весьма удач­ным.
   Я смёл какого-то рыцаря с седла, даже не повредив копья, было отчётливо слышно как трещат под пробитой кирасой рёбра. Второй успел вовремя подставить щит, обломок моего копья застрял в нём, заставив отбросить его. Не воспользоваться такой возможно­стью было бы преступной глупостью, ведь рыцарь стоял ещё и вполоборота ко мне, так что его собственное тело надёжно закрывало меня от его меча. Меня опередил оружено­сец, Седрик, опустивший на шлем свой топор, - из-под забрала хлынула кровь. Чтобы не отстать от него, я выхватил меч и ринулся на следующего врага. Это был оруженосец ка­кого-то из орвиковских рыцарей, судя по более простому доспеху и откровенно дрянному шлему, который благородный сэр постеснялся бы надеть. Сопротивления он практически не оказал, а вот его сэр, чьи цвета носил на табарде оруженосец, первым делом нанёс мне могучий удар шестопёром. Я закрылся от него щитом, затрещавшим всеми досками, уда­рил в ответ снизу вверх из-под нижнего края щита. Клинок прорубил добротную кирасу, рыцарь покачнулся, но сопротивления не прекратил, вновь замахнулся шестопёром. Вы­рвав меч из раны, я ударил на опережение, под наплечник, задравшийся из-за того, что мой противник поднял руку. Удар удался лишь отчасти - клинок проскрежетал по стали и зацепил плоть. Замах противника сорвался, он подался назад, рука его повисла плетью, но прикончить его не удалось. С двух сторон насели двое рыцарей в цветах вассалов Орвика и если бы не юный Седрик, прикрывший меня щитом и телом.
   В этой схватке я потерял коня и был вынужден, как и многие в тот день, продол­жать бой пешим. Я рубил и колол, принимая удары противников на щит, хотя это удава­лось не всякий раз - правый наплечник встал торчком, рука, не до конца залеченная в Тильоне, болела всё сильнее, основательно помятые рёбра досаждали не меньше. Я отбро­сил бесполезный щит, превратившийся в груду щепок, повисший на лямках, и перехватил меч двумя руками. Встав спиной к притащенному камню, я отмахивался от наседающих врагов, теряя счёт убитым орвиковцам и полученным ранам. Кажется, я даже опустился на колено, когда ослаб настолько, что не мог уже стоять прямо, но сейчас уже не помню точно было ли это тогда или в какой иной битве. Всё больше ударов приходилось на мои доспехи, уже не выдерживавшие этого смертоносного града, всё меньше - я бил в ответ.
   Лишь одна мысль осталась в голове: Мы сделали своё дело. Орвик сегодня дальше не пройдёт. В душе я уже был готов к смерти и смирился с ней, как с неизбежностью. Но тут какая-то смутная тень промелькнула над головой, удары показались мне короткими проблесками стали, снесшими орвиковцев. Всадник, совершивший этот невероятный ры­вок, развернулся и я увидел на его плаще знакомый герб - Алек. Как бы подтверждение моих мыслей мой спаситель помахал туда-сюда заострённым концом щита и ринулся в самую гущу схватки.
   Ошеломлённые внезапной атакой орвиковцы подались назад, они решили, что к нам подошло подкрепление и горны их сыграли отступление. Войско отошло, более менее организованно, стараясь сохранять построение и отбиваясь от наших вялых нападок. Мы же не упорствовали в преследовании, на это попросту не было никаких сил.
   Я не стал искать себе коня, встал, привалившись спиной к камню, служившему мне тыловой защитой, стащил непослушными пальцами с головы шлем и, зубами расстегнув ремешки латной перчатки, провёл ладонью по лицу. На сегодня битва окончена, можно отходить к наспех сооружённому лагерю.
   Однако прежде я в первый и последний раз в своей жизни прошёлся по полю боя. Трупы устилали его настоящим ковром, кровавая грязь хлюпала под ногами, но главным фактором, сыгравшим решающую роль, было то, что я наткнулся на Уилфреда, склонив­шегося над телом своего сына, изрубленного почти на куски - не спасли ни приличные доспехи, ни более чем хорошее, особенно для его лет, искусство владения мечом. Врагов было слишком много для одного юноши. Сыр Уилфред поднял на меня глаза, в них стояли слёзы.
   - Не должны, - тихо произнёс он, - родители не должны хоронить своих сыновей.
   Он встал, без труда поднял тело юного Седрика на руки понёс к нашему лагерю. Я направился туда же.
   Алек пребывал в приподнятом настроении. Он приплясывал от кипевшего в крови адреналина, бившая через край энергия бурлила в нём, ища выхода. Оно и понятно, ему не пришлось драться Господь знает сколько часов, размышляя о собственной смерти, почти как о сверившемся факте, и он не смотрел в глаза сэру Уилфреду, уносящему тело своего сына.
   - Когда подойдут остальные подкрепления? - спросил я.
   - Их нет, - усмехнулся он.
   - Как нет? - Я удивительно туго соображал после боя.
   - Совсем нет, - ответил Алек. - Когда я узнал, что Марлон послал тебя на верную смерть, то собрал полсотни лучших наездников из иберийских рыцарей и рванул сюда от места нашей высадки.
   - И что же твой венценосный брат?
   - Пусть попробует меня остановить, - рассмеялся Алек.
   Я лишь покачал головой. Иногда мой друг, обычно рассудительный и серьёзный, вёл себя просто как мальчишка.
  
   Уже в лагере я узнал, что эскапада Алека принесла куда более весомый плоды, чем ожидалось. Орвик посчитал, что к нам подошло подкрепление, и повёл оставшиеся вой­ска, а их у него было не так и мало, в обход гряды, забирая глубоко к северо-востоку и тем самым давая королю время для подготовки к решающему сражению. Однако также Орвик собирал и верных ему вассалов, присоединявшихся к его армии со своими многочислен­ными дружинами. Среди них был и средний брат Руан Филипп, бывший во время правле­ния тестя полноправным хозяином родного герцогства.
   Похоронив погибших и выходив раненных, мы двинулись на соединение с коро­левским войском, стоявшим близ города Бэгет. В битве у безымянной гряды холмов я по­терял почти две трети солдат и рыцарей. Большая часть приходилась на иберийскую пе­хоту, сдержавшую главный удар орвиковской кавалерии, но и фиарийцы не отделались так уж легко. Числа же погибших врагов никто не знал, их попросту не считали. Зачем? Пусть Орвик считает выживших.
   Надо сказать, что к решающей битве его величество подготовился более чем осно­вательно. Был выстроен отлично укреплённый лагерь, окружённый частоколом, за кото­рым располагалась небольшая батарея лёгких пушек. На флангах стояла наёмная и мест­ная кавалерия, в центре - пехота, набранная из дружинников окрестных сэров и остатков моих иберийцев, которых, правда, не так и много, мы прикрывали арбалетчиков и стрел­ков, всё тех иберийцев и салентинцев. Что самое интересное, никто в лагере не ждал, что мы вернёмся, и даже его величество был больше удивлён появлением Алека, нежели рад ему. Также в центре стояли фиарийские рыцари. Они, к слову, весьма обрадовались воз­вращению де Мальвуазена и его людей, в их стане и его, и нас с Алеком чествовали как героев. Фиарийцы устроили настоящий праздник, главными героями которого были мы трое, что несколько уязвило гордость короля со свитой, который даже не пригласили. В грядущем бою основной удар придётся как раз на фиарийцев и иберийцев, страндарское же рыцарство вступит в бой только когда центр выдержит атаку Орвика. Вполне логично, наёмники приходят и уходят, а вассалы и союзники на родине - остаются.
   И снова мы стоим, наблюдая за тем, как подходит армия Орвика. Она превосходила нашу вдвое, несмотря на сражение у прохода в холмовой гряде. На сей раз никаких пере­говоров не было, Орвик выстроил войска и двинул их на нас. Приглядевшись, я на левом фланге рассмотрел штандарт с Золотом львом Руана. Значит там стоит мятежный брат Алека - Филипп герцог Максвелл. Алек также увидел это и, думаю, наметил себе цель в этом бою.
   И тут у нас в тылу заиграл горн, призывая в атаку. Мы были немало удивлены - идти навстречу превосходящему числом противнику, но, с другой стороны, и Орвик не ожидает такого хода, он рушит разработанную им тактику боя, что даёт нам определённое преимущество. Правда оно не компенсирует двукратное преимущество в численности ар­мии. И мы и орвиковцы начали набирать скорость, пуская лошадей всё более резвой ры­сью, готовясь перед самой сшибкой послать их в галоп. Пехота поотстала, её черёд придёт позже, либо останавливать прорыв врага, либо довершать разгром орвиковцев. Первый вариант гораздо реальнее.
   С такими безрадостными мыслями я дал коню шпоры, опуская копьё. Новая сшибка! Треск, звон, безумие схватки. Копьё сломалось сразу же - наконечник застрял в нагрудной пластине какого-то орвиковца, я выхватил меч, рубил направо и налево, в жут­кой тесноте, царившей на поле боя, невозможно было даже толком развернуться и я про­пустил момент, когда Филипп развернул свои войска против тестя и на левом фланге (для Орвика - правом) начался прорыв. Совместными усилиями Филипп и командир иберий­цев Диего де Ортега сломили сопротивление Корбена Фалстофа и зашли Орвику в тыл. Узнав об этом, рыцари из центра войска удвоили натиск, желая прорубить наш строй и разделить нашу армию, что дало бы ему возможность уничтожить нас по частям.
   В отличии от прошлого раза, в битве у холмовой гряды, граф лично участвовал в сражении, возглавив атаку в центре, и сейчас я видел, как он лихо рубиться с иберийцами, размахивая длинным мечом. Никто, кроме меня, не знал большинства приёмов "Сажаю­щего на троны", он сам учил меня всему, что я знаю и теперь я брошу вызов бывшему своему сэру, к которому готовился ещё не так давно, в проходе между холмов. Я реши­тельно дёрнул поводья усталого коня и толкнул его, направляя туда, где отчаянно сра­жался Орвик. Прорубиться к нему оказалось не так и легко, вассалы и союзники стеной встали на моём пути к не однажды раненному сюзерену, который сразил последнего ибе­рийца и сейчас отступал. Его место заняли более свежие рыцари. Но я решил сразиться с Орвиком и целенаправленно продвигался к нему, часто просто проскакивая мимо врагов, отмахиваясь мечом или закрываясь щитом от их ударов. Орвик заметил мой пламенный порыв и неожиданно для всех развернул коня, отдав своих рыцарям какую-то короткую команду. Через пару минут прямо в центре кипящей вовсю схватки образовался островок спокойствия, надёжно огороженный частоколом из рыцарских копий вассалов Орвика. "Сажающий на троны" решил провести поединок по всем правилам - один на один. Что ж, меня это вполне устраивало. Рыцари пропустили меня внутрь кольца, образованного ими, и сомкнули его за моей спиной.
   Поединок начался без каких-либо предисловий. Орвик устремился ко мне, замахи­ваясь мечом. Я понимал, что в окружении его рыцарей долго не проживу в случае победы, а в милосердие бывшего сэра я не верил. Так что в этом поединке щадить себя я не соби­рался - главное, прикончить Орвика, я отбросил щит и перехватил меч двумя руками. Мы врезались друг в друга, мощь удара едва не вышибла меня из седла - клинок Орвика опус­тился на не закрытое больше щитом левое плечо, но прежде я успел ударить его середи­ной своего клинка по шлему. Из-за того, что Орвик ранил меня, удар получился несколько неверным - рука подвела меня. Я срубил поломанный высокий плюмаж, зацепил забрало, однако мой бывший сэр мгновенно пришёл в себя и замахнулся снова. Моя левая рука по­висла плетью, правая отчаянно болела, ладонь в латной рукавице едва удерживала меч. Я подставил под удар Орвик клинок, они со скрежетом скрестились, разбросав тучу искр, и "Сажающий на троны" изо всех сил навалился, стараясь выдавить меня из седла. Собрав последние силы, я кое-как перехватил клинок ещё не до конца отказавшей левой рукой и свёл-таки меч противника вправо. Когда меч Орвика ушёл вправо и вниз, я воспользо­вался возможностью и не слишком-то честным приёмом ткнул бывшего сэра в зритель­ную щель шлема. Если бы первым ударом я не повредил его забрало, то ничего бы не до­бился, но теперь, когда оно частично съехало насторону, открыв достаточно широкую щель, клинок вошёл несколько дюймов. Я повернул меч в ране, разворачивая голову Ор­вика, и выдернул его. Мой бывший сэр покачнулся и рухнул на землю.
   Без сил я поник в седле, едва не выронив меч, опёрся раненной рукой на луку, даже не почувствовав боли. Огляделся, не понимая почему я ещё жив. Ответ нашёлся сам со­бой. Окружавших поле для поединка орвиковцев теснили рыцари в цветах Фиарийского герцогства, ведомые ни кем иным, как графом Эрхардом де Мальвуазеном Он срубил мо­гучим ударом орвиковца, широкими взмахами смёл ещё двоих и рванулся ко мне. Закинув меч в заплечные ножны, де Мальвуазен буквально подлетел ко мне, обхватил за плечи, встряхнул.
   - Эрик! - крикнул он. - Эрик! Ты как, Эрик?! Живой?!
   - Живой, Эрхард, - прохрипел я, - живой. Ты из меня сейчас всю душу вытрясешь. Что происходит там? - Я устало мотнул шлемом куда-то в сторону битвы.
   - На фланге Ортега прорвался и дал дорогу нашим стрелкам, - ответил он. - Те за­шли в тыл Орвику и, выстроившись, дали залп по его тылам. Здесь мы прорвались окон­чательно, правый фланг ещё держится, но и это ненадолго. Это победа, Эрик! Полная и окончательная! Кстати, а кто это? - Он указал на Орвика.
   - Генрих граф Орвик, - ответил я, - по прозвищу "Сажающий на троны". - И доба­вил: - Был.
   Битва, действительно, не продлилась долго. Лишившиеся предводителя орвиковцы, в тылу которых, к тоже, активной действовали надёжно прикрытые пехотой салентинские стрелки и дружинники-арбалетчики, прекратили сопротивление, хотя некоторые из них дрались до последнего, но таких было не слишком много.
   Я не принимал участия в этом избиении, в сопровождении де Мальвуазена отпра­вился в тыл, отдавшись в руки врачей. Хотя мне и пришлось дожидаться своей очереди у входа в госпитальную палатку, несмотря на горячие возражения де Мальвуазена.
   - Эй вы, коновалы, - орал он на фельдшеров, не обращая внимания на то, что те со­вершенно не понимают по-адрандски, - Это благородный рыцарь, понимаете?!
   - Не понимают, - устало произнёс я, - ни слова. Оставьте их, милорд граф, проис­хождение ничего не стоит там, на столе хирурга. И благородные и простые люди одина­ково кричат под скальпелем. Врачи там борются за жизнь.
   - Не стоит равнять жизнь благородного и простого, - бросил граф.
   - А вот смерть для всех одна. Да и не умру я за несколько минут и даже часов.
   Тем временем ко мне подошли несколько дюжих парней с набором устрашающего вида приспособлений для извлечения моего тела из покорёженного доспеха. Своё дело эти ребята знали и на самом деле старались причинить мне как можно меньше боли. У хи­рурга я понял, что всё что было до того - ерунда в сравнении с его работой. От мучений меня избавил напыщенный тип в форме королевского герольда, сообщивший, что меня ожидает его величество для аудиенции, правда ненадолго. Щуплый врач заявил, что в ла­зарете он - король и покуда меня не вылечит, я никуда не пойду. Так что к его величеству я отправился спустя полчаса, замотанный в бинты, как мумия модинагарских пирамид, зато более-менее целый усилиями хирурга.
   - Ты сразил предателя Генриха графа Орвика, - произнёс Марлон, - в честном бою один на один, как и должно истинному рыцарю. За это и мужество, проявленное при обо­роне холмового прохода, я, милостью Господа король Страндара, жалую тебя маршаль­ским жезлом.
   Скрипя зубами от боли, я преклонил колено и принял из рук его величества мар­шальский жезл.
   - Поздравляю тебя, сэр Эрик, - сказал король, когда я поднялся на ноги, - маршал Страндара.
   Совсем не так я представлял себе этот момент в своих детских и юношеских меч­тах. Я хотел получить маршальский жезл за победу над адрандцами, а не за убийство, пускай и в честном бою, своего бывшего сэра, научившего меня всему, что я знаю, да ещё и сражался я во главе фиарийцев против своих соотечественников, страндарцев. Ну да, нечего грешить на фортуну, я теперь маршал Страндара.
  
   Что самое неприятное, его величество с подачи кого-то из Креев решил сделать мне "маленький подарок" в виде того, что проезжали мы через Фарроушир и остановились именно в Тор-Фарроу. Я отлично помнил как провожали меня в мой последний визит до­мой и не ждал ничего хорошего от нового. Однако на сей раз встречали как героев, заво­рота выбежала почти вся челядь, а внутри собралась целая делегация из вассалов рода Фарроу во главе с моим братом, Кристианом. Не смотря ни на что я так и не смог в душе отказаться от родства с ним, он всё же был последним из тех, кого я мог назвать своим родственником.
   Я не снимал кольчужного капюшона, надвинув его на самые глаза. Но скрыться не удалось, ибо его величество, спрыгнув с коня и ответив на вежливые приветствия моего брата, громко провозгласил:
   - Благородный граф Фарроу, ваш брат, Эрик, весьма отличился в этой кампании против предателя Генриха графа Орвика! Тем самым он подтвердил свою верность Страндару, как и должно сыну покойного Бертрама Фарроу, что учил ещё моего батюшку. Несколько дней назад я пожаловал его маршалом Страндара.
   Волей-неволей пришлось спешиваться и открывать лицо, сжавшись внутри от ожи­дания реакции окружающих. Однако ожидаемых проклятий и плевков я услышал всё тем же приветственные крики. Кристиан обнял меня и вполне тёпло улыбнулся, как брату, право слово.
   С официального пира я ушёл довольно рано, сославшись на недостаточно зажив­шие раны. Спать я лёг рано и проснулся также рано. По привычке спустился во двор Тор-Фарроу - посмотреть хорошо ли устроен мой конь. Кое-какие уроки обучение в Гартанге вбило насмерть, там-то меня и встретил Кристиан, предложивший зайти к нему и погово­рить, благо тем для разговора за прошедшие годы накопилось более чем достаточно. Уст­роившись в кабинете, когда-то принадлежавшем отцу, мы взяли по бокалу вина и разговор потёк сам собой.
   - Что так разительно изменило отношение ко мне? - поинтересовался я.
   - Всем приятно, что уроженец Тор-Фарроу - теперь маршал Страндара, - усмех­нулся брат. - В прошлый раз отсюда уезжал мальчишка-бунтарь, пошедший за мятежным герцогом против законного монарха. Ты пошёл против всех устоев, принятых в нашем роду, да ещё и свёл своей эскападой отца в могилу, а в довершение всего - привёз тело наследника Фарроу. Согласись, мало поводов для любви.
   - Скорее, наоборот, - буркнул я, - но ведь сейчас маршалом меня пожаловал сын того самого мятежника, а в Престоне - законный монарх тех лет.
   - Ирония судьбы, - пожал плечами Кристиан, неосознанно повторив мои мысли не­давнего прошлого. - Сейчас невозможно понять, кто сейчас законный король. Орвик по­торопился короновать Марлона, а впопыхах военного времени все позабыли об Уильяме.
   - Какие-то резвые служаки из гарнизона Таймского замка поспешили выкинуть его оттуда, - кивнул я, - и до прихода Орвика он скитался с нищими по Престону. А потом мой бывший сэр вернулся, отмыл его и посадил на трон.
   - Из двух имеющихся королей я предпочёл бы иметь на троне всё же Руана, осо­бенно теперь, после смерти Орвика, ничего не значащий король сведёт всё страну в До­лину мук. Ты ведь наверняка уже слышал о Елизавете, собирающей на деньги Эжена X армию для возвращения себе престола.
   - Против адрандцев поднимется вся страна, - уверенно заявил я, - это уже не граж­данская война, а прямое вторжение жабоедов.
   - Даже я выделю денег и солдат, - подтвердил брат, - потому что не сомневаюсь, так поступил бы и отец.
   - Спасибо, брат, - с чувством произнёс я, - поглядев на твой пример, многие и мно­гие могут изменить своё решение.
   - Я видел в свите его величества обоих его братьев, - дал волю любопытству Кри­стиан, - но ведь Филипп предал его и перешёл на сторону Орвика?
   - Максвелл последовательно предал сначала брата, а после и Орвика, почуяв, что его песенка спета. Я бы на месте Марлона запер его в Таймском замке до конца жизни в почётное заключение.
   - Мудрый ход. Казнить брата, да ещё и осознавшего свою ошибку, было бы непра­вильно, народ бы этого не понял и не принял, но и оставлять на свободе такого родствен­ничка нельзя, неизвестно как он поведёт себя при подходе Елизаветы.
   - Не думаю, что Филипп настолько глуп, чтобы вновь метаться от Наглей к Руанам и обратно. Марлон никогда не отличался долготерпением.
   С тех пор я вновь стал называть себя Фарроу и даже принял законный титул ви­конта Фарроского, положенный младшему брату или старшему сыну, при отсутствии та­кового, нынешнего графа Фарроу.
  

Глава 7.

   Елизавета, действительно, вскоре высадилась на побережье с армией численностью около сорока тысяч человек - в основном это были младшие дети всевозможным адранд­ских родов, которых ничто не держало на родине, а все наследные земли и средства были разделены между старшими братьями, а также наёмники всех мастей. Как и в прошлый раз, они вели себя на моей родине, как в завоёванной стране - грабили, жгли и насило­вали. Как я и говорил брату - против них поднялась вся страна, объединились былые враги и даже некоторые из вассалов Наглей, остальные заняли выжидательную позицию, но на стороне королевы и её сына называемого не иначе, как Уильямом VI, не выступил ни один. Всё дело в том, что перед нашим триумфальным возвращением в Престон при загадочных обстоятельствах весьма вовремя умер Уильям V и сын Елизаветы, бывший наследник престола, был объявлен королём и формально возглавил войско. С нашей сто­роны армию вёл Алек, а его непосредственным помощником был, как маршал Страндара, ваш покорный слуга.
   Однако для моего друга всё складывалось не так и радужно. У него была одна кра­сивая причина остаться в Престоне и звалась эта причина Елена Орвик. Она приходилась младшей дочерью "Сажающему на троны" и они дружили с детства. Это была тихая де­вушка, не отличавшаяся особенно эффектной красотой, но с душой чистой и светлой. Она никогда не обращала внимания на особенности телосложения Алека, что привело к юно­шеской влюблённости, переросшей в настоящее чувство, едва не стоившее ему жизни в недавнем прошлом. Ему не стало помехой то, что Алек воевал с её отцом, тем более, что он взял несчастную Елену под свою опеку, когда Филиппа загнали в Таймский замок со всей семьёй. Алек настоял, чтобы она жила у него в престонском доме, что никоим обра­зом не нарушает норм морали, так как он сам живёт в королевском дворце. По окончании же положенного траура по отцу они собирались объявить всем о женитьбе. Но не один только Алек сватался к Елене - желая прибрать к рукам обширные и богатые владения Орвика, ей едва ли не силой собирался повести под венец Бенджамен Крей. Это послу­жило поводом к новой дуэли, от которой родственничек её величества уклонился, сооб­щив о ней Лайонелу, принявшему соответствующие меры. И вот теперь мысли моего друга пребывали более в Престоне нежели здесь, что могло фатально сказаться на ходе кампании. Этого я допустить не мог, но с другой стороны, совершенно не представлял, что же мне делать.
   С такими вот мрачными мыслями я ехал на юг, рядом с Алеком во главе многоты­сячного войска. Оно в равных долях состояло из фиарийских, салентинских и иберийских наёмников и ополчения страндарских сэров и нобилей. Наёмников вёл, к моей несказан­ной радости, граф Эрхард де Мальвуазен, оставшийся в Престоне после разгрома Орвика для восстановления основательно потрёпанных вооружённых сил Страндара. Здесь, на юге, откуда начали свою колонизацию энеанцы, дороги были конечно похуже материко­вых, но и куда лучше тех рек грязи, которые по какому-то недоразумению звались доро­гами на севере страны, так что у Елизаветы было основательное преимущество перед нами, её армия продвинулась гораздо глубже вглубь Страндара чем мы рассчитывали, прежде чем мы встретили её у города под названием Оттон.
   - Странное название, - более себе чем нам произнёс Алек, - больше похоже на би­лефелецкое имя.
   Мы с де Мальвуазеном многозначительно переглянулись - с самого утра Алек пре­бывал в странной прострации, мысли его были где-то далеко, а ведь сегодня нам пред­стоит сражение с армией королевы Елизаветы. Мои самые "чёрные" предчувствия, по­хоже, начали сбываться.
   - Разобьём лагерь там. - Алек бездумно ткнул пальцем в сторону вершины неболь­шого холма, господствовавшего над местностью. - Там мы разработаем план сражения. Когда там, кстати, должна подойти Елизавета?
   - Не стоит недооценивать её, - заметил де Мальвуазен, - армию по нашим сведе­ниям возглавляет Бертран де Мон-Кан - адрандский маршал, один из лучших военнона­чальников Адранды.
   - Его ещё прозвали Меч Адранды, помню-помню, - покивал Алек.
   - А ещё, если ты забыл, Алек, - добавил я, - Бичом страндарцев, то есть нас.
   - И это помню, - отмахнулся Алек, - и то, что его Орвик разгромил, помню.
   Спорить с ним было бесполезно и нам оставалось лишь выполнять приказы углу­бившегося в себя принца. Укреплённого лагеря, к сожалению, не получилось - Оттон был городом достаточно старым, основанным ещё энеанцами, и лес вокруг давным-давно был изведён на дрова и дома, палатки и шатры разбавили прямо в поле, защитив их хилень­кими щитками и собранного по всем оврагам фашинника. Через полтора часа мы собра­лись в штабном шатре, расстелив на раскладном столе карту местности. Алек так и не вышел из состояния отстранённой задумчивости и был практически бесполезен в качестве главнокомандующего.
   - Де Мон-Кан, - говорил де Мальвуазен, - военный незаурядного таланта. Я знаю это на собственном опыте. Он разгромил моего сюзерена и я тогда возглавлял войска ле­вого фланга. Он воюет не по учебникам и трудам энеанских полководцев, его операции уже сами входят в учебники по военному искусству.
   - Хватит пугать нас, милорд, - отмахнулся Алек. - Адрандцы воюют по одним и тем же правилам уже многие годы. Отразим их первый удар, остальное - дело техники.
   - Ты их с билефельцами не путаешь, случайно? - постучал я костяшками пальцев по столешнице.
   - Не путаю, Эрик, не путаю, - вяло протянул Алек. - И вообще, ты не хуже меня знаешь, все битвы до первой сшибки. - С этими словами он попросту вышел из палатки.
   Проследив за ним глазами, я потёр лицо и поглядел на де Мальвуазена.
   - И что теперь будем делать? - спросил я его.
   - Разрабатывать план сражения, - пожал плечами он. - Будем делать это сами, раз уж главнокомандующий устранился.
   Однако и это сделать оказалось не так и легко. Чёрная меланхолия Алека переда­лась и мне, так что соображал я несколько туговато. И всё же несколько интересных ходов мы сумели придумать, думаю, мы сумеем удивить маршала Бертрана да Мон-Кана.
   Завершали совещание уже при свете свечей и масляных ламп и вышли из штабного шатра, потягиваясь и морщась от боли в затёкших конечностях. Я двинулся к своей па­латке, однако на полпути наткнулся взглядом на тёмную фигуру на фоне белизны шатра главнокомандующего. Вздохнув про себя, я решительно шагнул к нему и откинул полог. В нос ударил стойкий запах дорогого вина, Алек сидел за таким же раскладным столом, как и тот, на котором была расстелена карта, но этот был уставлен основательной бата­реей пустых и полупустых бутылок. Мой друг методично напивался, изводя на это запас отличного вина, хотя иного, скорее всего, у него и не было.
   - По какому поводу праздник? - поинтересовался я. - Мы ещё не победили, знаешь ли?
   - Не победили, - усмехнулся он, - ничего - ты разобьёшь этого де Мон-Кана, разбил же Генри тогда, у холмов. А потом убил.
   - Без тебя бы я тогда не справился, - буркнул я, без приглашения присаживаясь на­против него на походный складной стул.
   - Помню, - ответ Алек. - Генри купился на банальный трюк. Я от него этого не ожидал.
   - А он многого не ожидал от нас и его величества. Я, кстати, тоже кое-чего от тебя не ожидал, Алек...
   - Этого?! - со смехом уточнил он, указывая на бутылки бокалом. - Я и сам от себя такого не ожидал. За это надо выпить. - Он наполнил бокалы и выпил вино из своего од­ним глотком, я же лишь пригубил, оценив великолепный букет.
   - Что стряслось, Алек? - рискнул напрямую спросить я. - Ты решал свои проблемы мечом, а не вином. Выкладывай всё начистоту.
   - Братишка запрещает мне жениться, - буркнул Алек. - Говорит, что одной до­ченьки предателя в нашей семье довольно и пускай её берёт в жёны эта скотина Бенджа­мен. И я с этим ничего поделать не могу, понимаешь, совсем ничего, Эрик. Как решить эту проблему мечом, может посоветуешь, премудрый Эрик Фарроу. Ты же у нас мастер по разрешению любых проблем!
   - Жениться можно и тайно, - пожал я плечами, - а после поставить брата перед фак­том.
   - Можно, - кивнул я, - и я об этом тоже думал, но Креи всё продумали заранее. Вот меня и услали сюда воевать, а в это время её уже ведут под венец. С Бенджаменом!
   - Давай разобьём Елизавету здесь и сейчас, - предложил я, - а после вернёмся в Престон и со всем разберёмся. Как говаривал мой отец, будем решать проблемы по мере их возникновения. До конца обязательного траура по отцу ещё добрых пара недель.
   - Никак не успеть! - отрезал Алек, проглатывая очередной бокал вина, похоже даже не чувствуя вкуса.
   - Не успеть, - кивнул я, - но можно ведь и оставить её молодой вдовой.
   - Убийц нанять! - вздрогнул всем телом от отвращения Алек. - Это ниже моего достоинства.
   - Можно обойтись и без них, - пожал плечами я. - Помнишь того наёмного бретёра, вызвавшего тебя на дуэль прямо на мосту через Тайм. Его прикончили мы с одним сален­тинцем в ночь перед дуэлью. В этом случае дело можно решить сходным образом - и Елена не будет знать об этом.
   - Это пахнет подлостью, Эрик, - задумчиво протянул Алек, но в словах его не было той каменной уверенности, что всего минуту назад. - Я не желаю быть в этом замешан­ным.
   "И не будешь, - пообещал себе я, - ты даже не узнаешь о том, кто убил мужа Елены, если свадьба их состоится вообще". И тут вялое течение моих мыслей прервало появление в шатре Алека тощего юнца, одетого как оруженосец, но без герба его сэра на куртке. И было в его внешности и манере держаться что-то удивительно знакомое, но при неверном свете единственной масляной лампы, освещавшей шатёр, разглядеть его я не сумел. Он поразил нас прямо с порога бросившись Алеку на шею. Опешивший принц едва не рухнул со стула, а после удивлённо воскликнул, разглядев лицо "оруженосца", оказавшееся всего в паре дюймов от его лица.
   - Елена, что ты делаешь здесь?!
   - Я... Они... А я... - Доносились до меня обрывки её сбивчивых фраз. - К тебе...
   Выяснилось всё достаточно быстро. К Елене тем же вечером, когда Алек уехал из Престона, заявились Креи во главе с Лайонелом, который привёл ещё и кардинала Стран­дара, непотопляемого Брефорда, которому завтра будет лет сто. Они хором заявили, что кардинал, как глава страндарской церкви, объявляет её траур по отцу оконченным и "раба Господня Елена Орвик" может связать себя узами святого брака с Бенджаменом Креем. Вот этого несчастная Елена вынести никак не могла. В робкой девушке проснулся неук­ротимый дух Орвиков и Берри, из чьего рода происходила её мать, она приказала слугам, преданным ей лучше любых псов, выпроводить незваных гостей, а когда они ушли, хоть и не без пререканий, велела им готовить её в дорогу. В тот же вечер она тайком, в одиночку покинула Престон и отправилась за армией. Однако продвигались мы столь быстро, что догнать нас Елена сумела только сейчас.
   С одной стороны я был безусловно рад тому, что меланхолия покинула сердце моего друга, с другой же - его охватила эйфория, когда кажется, что одной рукой небо к земле, а другой - землю к небу притянешь и не поморщишься. И вот теперь он глядел на врага, как всего лишь досадное препятствие на пути к долгожданной свадьбе с Еленой. Это настораживало не меньше чем предыдущее состояние, но всё же внушало определён­ную надежду.
   Не зная точного количества войск противника, мы решили занять оборонительную позицию. Выстроив армию обычным порядком - рыцарский "частокол" из страндарцев на флангах, фиарийцы с иберийцами и самыми надёжными из вассалов Алека, как герцога Итаи и потомка рода Руанов - в центре, выстроенные "клювом" для мощного удара и про­рыва строя противника. Как обычно, пехота пойдёт, поддерживая рыцарей, и в случае чего отразит натиск врага. А вот где стоят стрелки противник понять не должен - это будет наш первый и главный сюрприз Елизавете и маршалу де Мон-Кану.
   Наш противник решил расправиться с нами одним быстрым и решительным натис­ком, действительно, в стиле прямолинейных билефельцев, а не адрандцев, чья манера вое­вать более напоминала искусное фехтование. Тут же нас, фигурально выражаясь, били ду­биной по голове. Это нам было только на руку.
   Рассвет золотил сталь доспехов и бумагу фальшивых корон на шлемах страндар­ских рыцарей. Не смотря на то, что прошло достаточно много лет со времён разгрома при Тор-Руане, её величеству так и не простили жестокую расправу над Александром Руаном и его сыном, Томасом, нацепив на купола шлемов короны из золочёной бумаги. Такие ко­гда-то Елизавета велела надеть на головы Руанов, прежде чем приколотить их над воро­тами замка.
   Сыграли горны в стане врага и войско Елизаветы медленно двинулось нам на­встречу, с тыла их прикрывала пехота. Я повернулся к Алеку, тот кивнул и я сделал ко­роткую отмашку. Представление началось! Загремели барабаны салентинских стрелков, заиграли трубы, что-то закричали их офицеры, координируя действия подчинённых. На­ёмники медленно и размеренно вышли из-за строя тяжёлой иберийской пехоты, обогнули нас с фланга и выстроились точно напротив наступающего противника.
   - Товьсь! - взревели дикими медведями салентинские офицеры, солдаты вскинули винтовки, щёлкнули затворами. - Цельсь! - Приклады к плечам, глаза ищут цель. Блестят наконечники копий вражеского рыцарства. Как же страшно, наверное, стоять вот так, без всякого доспеха, в одном тонком суконном мундире, напротив несущихся и отчаянно гро­хочущих сталью монстров, а у тебя есть только один выстрел - и никаких гарантий, что поразишь цель и, главное, останешься жив после выстрела. - ОГОНЬ!!!
   Да уж чего-чего, а огня хватало. Залп салентинцев буквально смёл первые ряды ад­рандцев. И тут же мы дали лошадям шпоры, оставляя наёмникам, сделавшим своё дело небольшой "коридор" для отступления в тыл. Это неким образом напоминало битвы при Тор-Руане и Сауторке, но меня это волновало меньше всего. Мы сшиблись с ошеломлён­ным противником, план де Мон-Кана сорвался, его рыцарей теснили. Интересно, что те­перь предпримет Бич страндарцев.
   Он и вправду оказался отличным полководцем, но потеряв оружие, могучую ры­царскую конницу, уже ничего не мог поделать и теперь пытался лишь спасти оставшуюся часть армии, выводя из-под удара пехоту. Но этого ему сделать не дал де Мальвуазен, прорвавший строй врага с фланга и зашедший в тыл. За рыцарями следовали иберийские наёмники и наша собственная пехота.
   Я рубился, как всегда, в первых рядах, бок о бок с окрылённым Алеком, которого всё время приходилось прикрывать, он постоянно забывал об обороне, увлекаясь схват­ками с адрандскими рыцарями. Но в общем тот бой прошёл для нас вполне удачно, кроме одного досадного и крайне неприятного случая, испортившего всем настроение от одер­жанной победы и мести королеве Елизавете. Уже после окончания сражения, когда Елиза­вета и легендарный маршал Бертран де Мон-Кан, Меч Адранды, Бич страндарцев, оказа­лись в плену, к нам подошёл юноша со знакомыми чертами лица, одетый в цвета герцогов Нагльских, чёрную куртку на груди украшал герб с белым львом.
   - Я - милостью Господней король Страндара, Уильям VI Нагль, - провозгласил он, - вызываю тебя, брат узурпатора Марлона Руана, на дуэль. Выбирай оружие, бесчест­ный... - Он захлебнулся от захлестнувших его эмоций.
   - Что ты творишь?! - воскликнула стоявшая тут же Елизавета, ничего не подозре­вавшая об эскападе сына. - Я запрещаю, сын...
   - Поздно, - протянул с нехорошей улыбкой, какой я не ожидал от него, Алек, - вы­зов брошен и принят мной.
   - Молодой человек, - с укоризной на чистейшем страндарском произнёс маршал де Мон-Кан, - это будет не дуэль, а убийство. Если вы так жаждете крови, я готов сразиться с вами вместо этого юноши.
   - Зачем мне вы, маршал? - усмехнулся Алек. - Вы ничего дурного не сделали ни мне лично, ни Страндару.
   - Так не отнимайте у матери сына, - было что-то в голосе гордой адрандки Елиза­веты, заставляющее почти жалеть её, не королеву, а обычную женщину, мать.
   - Вы, ваше величество, когда-то отняли у меня отца, приколотив его голову над во­ротами замка. Я долго ждал того часа, когда смогу отомстить вам. За отца и брата вы за­платите мне самым дорогим, что у вас есть. Вашу шпагу, сударь! - Это он уже обращался к Уильяму.
   Они разошлись на положенное расстояние и Алек оказался на расстоянии от меня.
   - Что ты творишь, Алек? - тихо спросил я его. - Зачем тебе это убийство?
   - Затем, - отрезал он, обнажая шпагу, - я ни словом не солгал Елизавете. Сейчас я мщу всему роду Наглей за то, что они творили со страной и моим родом.
   Он шагнул навстречу юному Уильяму, сделал быстрый выпад, от которого тот за­крылся довольно неумело, что позволило Алеку молниеносно контратаковать, пронзив грудь последней надежде рода Наглей. Парнишка покачнулся с пятки на носок раз, дру­гой, третий и рухнул навзничь.
   Я отлично запомнил лицо королевы Елизаветы, искажённое гримасой нечеловече­ского страдания. Она начала оседать на землю и если бы маршал де Мон-Кан не подхва­тил её под локоть, так и упала бы прямо на тело сына.
   Алек преспокойно вытер клинок шпаги платком и спрятал её в ножны.
  
   Так закончилось долгая гражданская или, как её ещё называли, династическая война, получившая говорившее само за себя именование "Войны львов". У Наглей не ос­талось ни одного настоящего претендента на страндарский престол, кроме мало кем все­рьёз воспринимаемого Роджера графа Руджмонта, внука герцога Аредина, дяди Уильяма V, некогда полновластного правителя Страндара. Однако и Руана, настоящего Золотого льва, на троне не было. Марлон предался безудержному пьянству и разврату, в его по­стели перебывали практически все фрейлины и прочие смазливые девицы из придворных, а после и вовсе горожанок. Последней его любовницей была дочь престонского купца. Но дело даже не в том, кто она была. Его величество имел несчастье всерьёз влюбиться в неё по-настоящему и даже приблизил её ко двору, а это уже было немыслимым поступком. Её величество, подрастерявшая за прошедшие годы большую часть красоты, просто исхо­дила ядом, стоило ей хотя бы издалека увидеть новую пассию Марлона.
   А страной правил всесильный дядя Генриетты, не знавший пределов в своей жад­ности. Он сделал Бенджамена командиром королевской гвардии, настроив против себя добрую половину страндарского рыцарства, почитавшего за честь служить там и считав­шего предыдущего командира Роджера Хетфилда лучшим из лучших.
   Все эти новости я узнавал с изрядным опозданием, потому что почти сразу после разгрома Елизаветы при Оттоне, уехал в родной Фарроушир. Там я принял пост коман­дира графской дружины (может и не очень высокий для маршала Страндара, но мне большего и не нужно было) и теперь воевал - если можно было так сказать - не адранд­цами или фиарийцами, а с родными страндарскими разбойниками. Да и это случалось не так часто, слишком уж боялись они дружины, возглавляемой не кем иным, как маршалом Страндара, победителем Орвика и соратником Александра Руана, которого многие счи­тали последним истинным наследником Золотого льва. Это была мирная и спокойная жизнь, о которой я всегда мечтал с некоторых времён, не могу, правда, точно сказать с каких именно.
   А время шло и шло своим чередом. В Таймском замке был убит Филипп герцог Максвелл, причём убит жестоко, неизвестные утопили его в бочке с вином. Особенно вы­яснять, кто виновен в этом страшном преступлении его величество не стал - слишком не­приятен ему был родной брат - предатель. Елизавету выкупил за немалые деньги Эжен X и сломленная женщина нашла свой покой на родной земле. Вскоре смерть настигла и са­мого короля развратника, а ведь ему не было и сорока лет. И началась новая борьба за трон, которую многие посчитали продолжением Войны львов. Правда эта война развора­чивалась не на полях сражений, а в тиши королевского дворца.
  

Глава 8.

   У меня возникло стойкое чувство, что однажды я уже видел нечто подобное когда-то. В ворота Тор-Фарроу въезжал длинный кортеж рыцарей под знаменем Руанов. Ничего хорошего от этого визита я не ожидал. Я спустился со стены во внутренний двор замка, встречая своего бывшего лучшего друга Александра Руана герцога Итаи. За прошедшие годы Алек сильно изменился - заострились черты лица, упражнения, которые он не прекратил до сих пор, сделали практически незаметными его физические недос­татки, однако в глазах его поселился какой-то недобрый огонёк, знакомый ещё по по­единку с юным Уильямом Наглем. Этот новый Алек мне совершенно не нравился. Он спрыгнул с коня и без прежней живости и радости поздоровался сначала с Кристианом, а уж после со мной, как и предписывали правила приличий, на которые нам в своё время было плевать. Так было раньше, но не теперь.
   Мы прошли в отцовский кабинет (странно, он уже столько дет принадлежит Кри­стиану, а я продолжаю думать о нём, исключительно как об отцовском) и завели разговор.
   - Страндар лишился короля окончательно, - произнёс первым делом Алек. - Его не было давно, но теперь не осталось и того похотливого чучела на троне, каким был мой по­койный брат. Креи правят страной самовластно, как Скрианы и Аредины во времена моего отца.
   - Призываешь нас к открытому бунту, - без улыбки сказал мой брат, - как когда-то призывал моего отца - твой. История повторяется и мой ответ будет тем же. Фарроу слу­жат Страндару, а не Руанам с Наглями или Креям.
   - Никакого мятежа, милорд граф, - покачал головой Алек, - в Престоне идёт борьба за место регента. Пока им официально является Лайонел Крей, однако парламент ещё не принял акта о назначении его на эту должность. Так что его можно оставить с носом.
   - Я бесконечно далёк от этих дрязг. - Брату стоило определённых усилий не сказать "грязных дрязг" - Пока в стране мир и покой - меня власть вполне устраивает.
   - Я знаком с благоразумием рода Фарроу и их неизменной верностью Страндару и более рассчитываю своего давнего друга. - Он впервые прямо посмотрел мне в глаза, словно бросая вызов.
   Не помню точно, что тогда ответил, но на этом разговоры о политике закончились. Я понял, что Алек приехал сюда за мной и только за мной, не рассчитывая на поддержку моего брата, в полной мере унаследовавшего отцовскую рассудительность.
   Вечером того же дня у нас братом состоялась ещё одна, крайне эмоциональная бе­седа, невольно заставившая вспомнить мой последний разговор с отцом.
   - Итак, ты побежишь за своим Алеком снова, - ехидно произнёс Кристиан, - напле­вав на все традиции Фарроу. - Это был не вопрос, а заключение.
   - Не побегу, брат, - покачал я головой, - но и оставаться в нашей глуши, когда такое твориться в Страндаре - это практически преступление.
   - Предаёшь нас ради друга, - протянул брат, - видимо, ты так и не стал настоящим Фарроу, каким хотел тебя видеть отец.
   - Не стану отвечать тебе, как когда-то отцу, не хочу так смертельно обижать. Ну да ладно, вот только Алек сильно изменился и меняется не в лучшую сторону, Сейчас же он рвётся к власти любыми способами и от этого, быть может, будет зависеть каким станет следующий реальный правитель Страндара.
   - Я надеюсь только на одно, - задумчиво протянул брат, - что ты сейчас говоришь правду, а не то, в чём сам хочешь убедить себя.
   И что самое неприятное, у меня до сих пор нет твёрдой уверенности в том, какие именно мотивы двигали мною тогда. Но как бы то ни было, утром следующего дня я уе­хал из Тор-Фарроу в свите герцога Итаи, официально - на похороны его величества Мар­лона Руана.
   В Престон мы въехали утром того дня, когда должны были эти похороны состо­яться. Однако первым делом мы отправились не к королевскому склепу, а в некое непри­метное поместьице неподалёку от места упокоения места упокоения нескольких поколе­ний страндарских королей, от первых Фолксов до Уильяма V Нагля, который не смотря ни на что всё же был коронованным королём Страндара в отличие от его несчастного сына, похороненного где-то в окрестностях Оттона. В поместье нас ожидала набольшая группа гвардейцев во главе с Роджером Хетфилдом, хоть и отстранённым от поста коман­дира, но гвардии не покинувшего. Они коротко переговорили и двинулись к выходу, по­ложив руки на рукоятки мечей и шпаг. А мне оставалось только гадать - устроят они бой прямо в склепе или нет?
   Боя не понадобилось. Гвардейцы, верные Хетфилду, попросту окружили Креев, тихо и без лишней суеты, не прерывая вялого течения церемонии. По окончании её их препроводили в Таймский замок, а после и в родной лен, подальше от столицы и наследника трона. Внеочередное заседание парламента без каких-либо проволочек признало Алека регентом и он тут же отправился в комнату, где содержались дети Марлона - Томас и Александр, названный в честь то ли Алека то ли ещё отца, Золо­того льва - и сообщил им, что теперь он будет их опекуном до достижения совершенноле­тия.
   Однако титула регента Алеку оказалось недостаточно. Он решил стать королём. Короновать малолетнего Томаса никто не собирался, ему не исполнилось ещё и семи лет и по страндарским законам он не имел совершенно никаких прав. А законы у нас ещё согласно Великому манифесту Джорджа Безземельного распространяются на всех - от последнего крестьянина до короля, в данном случае - его наследника.
   - Ты останешься наследником престола, Том, - объяснял Алек перепуганному, лишившемуся в одночасье всех родственников мальчику. - У меня ведь нет детей, - действительно, единственный сын Алека, тоже Томас, умер в малолетстве, - и уже не будет никогда, - следом за сынишкой умерла и единственная любовь его - Елена, дочь "Сажающего на троны", он хотел жениться дочери Марлона Маргарите, но от брака с собственной племянницей его удалось отговорить, как от слишком смелой идеи. - Так что после моей смерти королём станешь ты.
   Мальчик мало что понимал, лишь кивал в такт словам властного опекуна.
   Коронация Александра III Руана, герцога Итаи, разительно отличалась от коронации его старшего брата, проходившей в обстановке нервозности и подготовке к войне с Елизаветой. Это была пышная и красивая церемония, отвечавшая всем канонам нашего в высшей степени запутанного придворного этикета, за что отвечал до невозможности важный церемониймейстер, так и сыпавший сплошными "циркумстанциями" и "обсервациями", а также правилами ведения "конверсации" в обществе коронованных особ. Меня он, похоже, считал законченным тупицей и недалёким воякой, совершенно не способным к соблюдению оных обсерваций, так что мне пришлось смириться с поучениями этого смешного человечка в пышной одежде, как с неизбежным злом. Чтобы только не встречаться с ним, я частенько скитался по дворцу, словно приведение, пугая дворцовую челядь и влюблённые парочки, уединившиеся в укромных уголках. Во время одной из таких прогулок я наткнулся на сына Роджера Хетфилда - Хемфри, отличавшийся редкостной "скользкостью", иначе не скажешь, он выполнял разнообразные "деликатные" поручения при Марлоне. Я считал, что Алек отправит его в ссылку, а то и вовсе - на плаху, но он этого не сделал, оставив его при дворе, и Хемфри по прозвищу "Слизняк" продолжил заниматься прежними делами. За переговорами по одному из таких дел я его и застал.
   В одной из комнатёнок практически не посещаемой части дворца Хемфри разговаривал с лорд-мэром Таймского замка Клиффордом и меня эта беседа крайне заинтересовала.
   - Детей-то за что... - почти шептал Клиффорд. - Они ж... ни в чём... Сэр Хемфри, не по-людски ведь, а?
   Почему-то у меня не возникло ни малейших сомнений по поводу того, о ком именно идёт речь.
   - Уил перед смертью тоже мало чем от ребёнка отличался, - злобно усмехнулся Хемфри, - но у тебя, Клифф, не было никаких угрызений совести.
   - Так ить он же ж хоть и был всё одно, что ребёнок, но всё ж - взрослый человек, а тут - дети.
   - Дети - не дети, - отмахнулся сын командира гвардии, - ты, в конце концом, будешь получать за них полное содержание на обоих принцев пять лет. Да ты в золоте купаться сможешь, Клифф.
   - Золото, - буркнул лорд-мэр, - а как мне перед Господом ответ держать после смерти. Убийство, да ещё и детей... Вам-то что, вы многих убили, сами говорите, вам Долина мук гарантирована.
   - Ты тоже туда отправишься, Клифф, - рассмеялся Хемфри, - и сам отлично знаешь это. В соседних котлах вариться будем. Кончай обманывать себя и живи сейчас, не думай о том, что будет после смерти. В общем, ты меня слышал, отказываться - смысла нет, принцев не спасёшь, а вот я тебя в этом случае сгною. Понял меня?
   Не знаю, понял ли его лорд-мэр, но вот я понял, что разговор их окончен, и поспешил покинуть эту часть дворца.
   Пышная коронация завершилась не менее пышным пиром, но у меня совершенно не было аппетита. На уме у меня был только недавний разговор Хемфри с лорд-мэром Таймского замка. Не мог Слизняк сам по себе придумать убийство принцев, он всегда действовал по прямому распоряжению сверху, от короля, а чаще реального правителя Страндара. Кто у нас сейчас реальный правитель? Вот об этом мне совершенно не хотелось думать.
   Я рано покинул пир, сославшись на недомогание, однако на моё исчезновение никто и не обратил внимания - все были слишком заняты поглощением разнообразных вин и яств. В голове шумело от выпитого, но я не был достаточно пьян, чтобы мгновенно уснуть. Я, не раздеваясь, растянулся на постели, в голове бродили всё те же неприятные мысли о неприятных изменениях в характере Алека. Решив, что завтра же покину Престон, я таки уснул. Проснулся я неожиданно, вот только что спал - а сейчас уже нет. Спрыгнув с постели, огляделся, потянулся к перевязи со шпагой, висевшей на спинке стула.
   - Не стоит хвататься за шпагу, - услышал я знакомый голос (его забудешь!) мистера Мортимера, - по крайней мере, прямо сейчас. Вы ведь всё ещё хотите спасти несчастных юношей-принцев. На вашем месте я бы поторопился - убийцы уже отправились в Таймский замок.
  
   Томаса V некоронованного короля Страндара разбудил едва слышный скрип двери. Он открыл глаза и увидел высокого (для мальчика пяти лет отроду все были высокими) человека в чёрном (или другой тёмной одежде), отсвет свечи, всегда горевшей на столе рядом с постелью юного принца (или короля?) - он всегда страшно боялся темноты, - упал на короткий клинок кинжала.
   Страх сжал сердце Томаса, он вцепился немеющими пальцами в край одеяла, не в силах больше пошевелить и пальцем. Горло его перехватило, он не мог даже закричать, позвать на помощь. А чёрный человек наступал, даже не осознавая, что его жертва не спит.
   Он уже занёс над Томасом кинжал, когда из-за его спины, от оставленных открытыми дверей, донёсся властный окрик:
   - Стой!
   Следом короткий свист, удар и чёрный человек начал оседать на пол. Чьи-то руки подхватили его и прислонили к стене, над перепуганным Томасом склонился незнакомец с грустными и добрыми глазами.
   - Забудь о том, что сейчас произошло, - произнёс он, - это был просто сон, дурной сон.
  
   Лорд-мэр Таймского замка Клиффорд Сихор был человеком трусливым и склонным к пьянству. Вот и сейчас, когда убийца, нанятый на деньги сэра Хемфри Хетфилда, отправился делать своё "чёрное" дело, он медленно и методично напивался дешёвым вином, купленным на сэкономленное от выделенного Слизняком. Ему было искренне жаль мальчиков-принцев, однако и ослушаться сына славного командира гвардии он не посмел, особенно после его слова "сгною". Лорд-мэр искренне считал, что никого страшнее сэра Хемфри человека быть не может, но он ошибался.
   Человек в мятом придворном платье ворвался в комнату, отведённую лорд-мэру, словно ветер. Дверь хлопнула о стену, а к горлу Клиффорда Сихора прижался кончик клинка шпаги. По кадыку потекла кровь.
   - У вас, лорд-мэр, - со злой улыбкой произнёс незваный гость, - думаю, сейчас уйма вопросов ко мне. Отвечу лишь на один. Твой убийца мёртв, его тело за дверью. И ты последуешь за ним, если попытаешься поднять тревогу. Принцы - живы, как ты понимаешь, так что за этот грех тебе не придётся отвечать перед Господом. Хемфри ты скажешь, что всё прошло как надо, а те деньги, что собирался положить себе в карман, станешь тратить на принцев. Они не должны ни в чём нуждаться и жить так, как жили раньше.
   Визитёр убрал в ножны шпагу и повернулся к выходу, затем обернулся и бросил:
   - Если сих голов упадёт хоть волос, ты пожалеешь, что не отправился в Долину мук прямо сейчас.
   Подмигнул и вышел. А в комнату ввалился труп убийцы. Лорд-мэр нашарил под одеждой Знак Господень и пробормотал короткую молитву во спасение своей грешной души.
  
   Я покинул Престон на следующее же утро, отправившись домой. Там меня ждали дела - почуяв волю, разбойники вновь распоясались, однако мгновенно притихли, стоило мне пересечь границу Фарроушира. Брату по прибытии на все расспросы о том, что я делал в столице, я ответил только:
   - Алек бы управился и без меня. Но одно дело я всё же сделал и горжусь этим.

Эпилог.

   Никто всерьёз не воспринимал Роджера графа Руджмонта пока он не высадился с армией, нанятой по уже сложившейся традиции на деньги Адранды, только теперь уже не скончавшегося к этому времени Эжена X, а его сына - Антуана VIII, в полной мере унаследовавшего от отца все его политические таланты и ненависть к моей родине. Бежавшего после разгрома Елизаветы Руджмонта он, принял и, что называется, обласкал, а сейчас даже выделил денег в итак не очень обильной адрандской казне.
   Войска встретились у города Боротта, я возглавлял фарроуширцев, выделенных братом из дружины. Как бы то ни было сейчас речь шла не о престоле, а подлинном вторжении, заставлявшим вспомнить покойную королеву Елизавету, дважды предпринимавшую подобные действия. Как и все страндарцы, мы стояли в центре войска, рядом его величеством и гвардией. Как всегда, Алек решил сам пойти в бой, как бы не отговаривали его сановники, и официально - иного слова не найдёшь - пригласил меня встать рядом с ним. Я столь же официально согласился. На левом фланге стояли фиарийцы, возглавляемые де Мальвуазеном, на правом - тяжёлая конница северян, эрландеров и берландеров, отличавшихся почти дикой жестокостью и преданностью лично Алеку.
   Затрубили горны, ударили барабаны и мы двинулись друг другу навстречу. Однако в звуках вражьих труб мне почудилось нечто странное, но я не придал этому никакого значения. Лошади набирали смертоносный разгон, копья опущены, все готовы к бою. Мы врезались во вражий строй, ломая копья об адрандцев, выхватывая мечи. В общем, всё как обычно, за исключением одного - весь левый фланг полностью перешёл насторону Руджмонта, а половина правого заняла какую-то странную выжидательную позицию, из-за чего оставшиеся верными Алеку северяне кинулись на своих братьев, осыпая их проклятьями, и правом фланге нашего войска завязалась собственная битва - между своими. В довершение всего, граф Керсби, командовавший резервом, который должен бы ударить, не двинул свои войска.
   - Предательство! - зло прохрипел Алек, опуская меч. - Все предали меня! Ну да, Баал с ними, пускай я умру, но этого ублюдка, Руджмонта, я утащу за собой в Долину мук! За мной, друзья! За мной! Все, кто предан мне!!! ВПЕРЁД!!!
   - Я с вами, государь, - бросил Алек, хлопая себя кулаком в латной перчатке по наплечнику, - за предательство моих соотечественников я отплачу своей и адрандской кровью!
   - Я тоже, - белозубо усмехнулся Хемфри, предпочитавший шлемы без забрал, - пора мне занять приготовленное в Долине мук местечко.
   - А ты, Эрик? - спросил меня Алек.
   Я лишь отсалютовал ему мечом и дал коню шпоры, устремляясь навстречу смерти, плечом к плечу с королём, сюзереном и когда-то, другом.
  

Послесловие.

   Человек со множеством имён и прозвищ, более известный всё же как Виктор Делакруа смотрел на то, как над главной башней королевского дворца возносится новый флаг с двумя львами рампан - белым и золотым. Как в былые времена. Он ничего не узнал ни о Вороне, ни о том, что сталось с Мартином де Муньосом и как он стал Сиднеем Лосстаротом. В общем, полное фиаско и несколько зазря потраченных лет. Вот только даже самому себе Делакруа ни за что не признался бы, что не покинул Страндар задолго до этого дня лишь по одной причине. На острове не было капища Килтии и он чувствовал себя вполне нормально, в то время как возвращение на материк означало бы для него только новые мучения от невозможности обладать мощью, буквально лежащей у него под ногами. Но хватит уже жалеть себя - вечно здесь он просидеть не может, пора и честь знать.
   Будь ты проклят, Сидней Лосстарот! И будь проклято его неуёмное честолюбие, заставившее его ступить в поток огня!
   - И куда мы теперь? - спросил стоящий за спиной Делакруа Рыцарь Смерти.
   - В Салентину, Хайнц, - не думая, бросил тот, - поищем счастья в Стране поэтов.
  

Конец.

февраль - март 2005

  
   Война всех против всех.
   Рампан - вздыбленный.
   Апонтайн - пролив, отделяющий Страндар от материка.
   Золотой лев - герб герцогов Руанских.
   Латинские слова и выражения в тексте повестей обозначают сходные по смыслу древнеэренийские.
   Книга Всех Книг - аналог Библии.
   Кабасет - (cabasset) поздний конический шлем с небольшими плоскими полями.
   Бургиньот - (burgonet) открытый шлем XVI века, с козырьком и нащёчниками.
   Аналог знаменитого английского ростового лука, прославленного в веках битвой при Азенкуре и "Балладой о Робине Гуде".
   Аналог валлийских луков, применявшихся вплоть до конца XV - начала XVI вв.
   Скарлет - (англ.) багровый.
   Новик - молодой солдат, призывник.
   Котелок - (kettle hat) пехотный шлем, состоящий из полусферы и круглых полей. Простонародное название как гвардейцев так и солдат вообще, как правило носивших именно такие шлемы.
   Парламент Страндара состоит из двух палат - пэров королевства (наследственное дворянское звание, даваемое за особые заслуги перед королевством, зачастую за взятки) и представителей крупных городов, наиболее уважаемых гильдий и крестьянства (по убывающей).
   Таймский замок - аналог Тауэра.
   Изначально носивший титул графа герцог Аредин получил свой титул в дополнение, а не взамен предыдущего, так что Аредин так и остался графством, не получив статуса герцогства. Шир - графство.
   Табард - (tabard) короткая накидка с короткими же рукавами, открытая с боков, как правило носила цвета и герб владельца.
   Разговаривали рыцари с открытым забралом, закрытое забрало было приглашением к схватке, практически как брошенная перчатка.
   Уничижительное именование эрландеров и берландеров.
   Виды переносных укреплений.
   Аналог миланезы - миланского доспеха.
   Армэ - (armet) тип глухого шлема XV века с двойным забралом и защитой для шеи.
   Акколада - символический удар мечом по плечу посвящаемого в рыцари
   В Фиарийском герцогстве официальный язык адрандский.
   Аванбрас - наплечник.
   Аналог соломонова решения. Халиил - царь древности, отличавшийся справедливостью и мудростью, о многих примерах его решений различных споров сложены притчи и сказания, некоторые из которых вошли в Книгу Всех Книг.
   Кузэн - любой родственник дальше двоюродного.
   Дом скорби - сумасшедший дом.
   Иберийская дага - дага с раздвигающимся при нажатии определённой кнопки на три клинка лезвием.
   Согласно Книга Всех Книг грешники, злоупотреблявшие при жизни алкоголем, в Долине мук будут пить исключительно раскалённую смолу.
   Ценны - группа племён и народов глубокой древности, полностью покорённая Энеанской империей (аналог земных кельтских племён).
   Салентинский доспех.
   Правила геральдики одни и те же, что в Страндаре, что и на континенте.
   Менять коней и снимать доспехи во время турнира запрещено.
   Победитель выясняется в трёх схватках, если все три завершились ничем, то объявляется ничья.
   Спешенный рыцарь мог по желанию, либо прекратить участие в схватке, либо продолжить её в пешем строю.
   Поднятые руки во время схватки означал признание поражения.
   В основе деления территорий на графства и герцогства и провинции лежит принцип передачи власти. В графствах и герцогствах она наследственная, в провинциях же губернаторы и вице-короли назначаются непосредственно из Престона, королевским указом.
   Сэром именуются рыцари не имеющие никаких титулов, нобили - титулованное дворянство.
   Циркумстанция (circumstantia, лат.) - устар. обстоятельство. Обсервация (observantium, лат.) - устар. строгое следование законам, правилам, установлениям.
   Конверсация - диалог.
   Именование Салентины.
  
  
  
  
   II
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"