ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Стеклянные створки дверей расползлись в разные стороны, выпуская Клима из аэропорта в город. Морозный, пахнущий бензином воздух, обдал лицо и сразу же проник в легкие. Да, это был знакомый запах большого, северного города. Города, который Клим почти не помнил, встречи с которым так ждал все эти годы...

По небу ползли серовато-пепельные облака, которые совсем скоро превратятся в тучи. Скоро пойдет снег.

Снег. Это чистое, невинное создание природы, которая выдумала его для того, чтобы прятать, хотя бы на короткое время, свои грехи и нечистые проделки. Что бы ни видеть и не слышать. Чтобы забыться во сне...

Тут же, у выхода, толпились назойливые таксисты, ища жертву, которую можно обобрать до нитки, оказав копеечную услугу. Они, заметив вышедшего, наперебой начали предлагать поехать хоть на край света. Но Клим знал - с этими лучше даже не общаться совсем. Иначе просто так не отпустят.

Сделав многозначительный жест рукой, показывающий, что ни куда ехать не собирается, он, неуверенным после долгого перелета, шагом направился к автобусам. "Желтые сардельки" длинной вереницей стояли на приличном расстоянии от аэропорта, в ожидании своей очереди выйти на линию.

В салоне автобуса было также холодно, как и на улице. Городские автобусы комплектуют очень слабыми обогревателями. По этому, Клим, усевшись на свободное сидение, тут же сжался в комок, в ожидании долгого, некомфортного путешествия к центру города.

Набрав достаточное количество пассажиров, водитель объявил отправление, и за мутными, замерзшими окнами, поплыл унылый пригородный пейзаж. Клим задремал...

Ему приснился остров, покрытый постоянной дымкой, расплюснутый по краям и ощетинившийся горными хребтами, в середине. Именно таким он запомнился с борта военного корабля. Таким он останется в памяти Клима навсегда.

Смешанные чувства в душе вызвал этот сон. Страх, надежду, ожидания лучшего, обреченность. Вот, как раз, последнее чувство и раздражало Клима всегда. Почему? Да он и сам не понимал, почему. Не было предпосылок. Но, тем не менее, чувство обреченности мешало жить нормальной жизнью, мешало идти вперед...

Сон исчез. Клим открыл глаза. Автобус уже двигался по широкому городскому проспекту. Высокие громады многоэтажек закрывали небо. У их подножий, по тротуарам спешили люди. Редкие хлопья снега, сыпались и тут же растаптывались толпой. Фонари уже горели, и в их, слабом свете, уже проглядывались тени ранней, зимней ночи.

Как же хочется обратно! - С болью подумал про себя Клим. - Я устал от этой жизни!

Обреченным взглядом он смотрел на заоконный пейзаж. Здесь все выглядело чужим для него.

Клим уехал из России в конце 90-х, в поисках лучшей, сытной жизни. Уехал с желанием никогда не возвращаться. И не вернулся бы...

- Оплатите проезд, пожалуйста, - услышал он приятный женский голос. Перед ним стояла девушка лет двадцати пяти, в униформе транспортной компании, с портативным кассовым аппаратом в руке. Как ни странно, она улыбалась. И вот в этот момент, Клим, где-то в глубине сознания, начал понимать, что страна, из которой он уехал десять лет назад уже другая.

- Да-да, конечно, - он протянул деньги контролеру.

Получив кассовый чек, он спрятал его в наружный карман дорожной сумки. На память, решил он.

Сидящий рядом, молодой парень, тоже расплатился. Клим украдкой рассмотрел своего соседа. Ничего особенного - одежда, обувь. И все же что-то изменилось в людях. Теперь он это отчетливо осознавал.

"Никогда не возвращайся туда, где прошла твоя молодость. Ибо ты рискуешь не найти то, о чем все это время думал, мечтал. Ты рискуешь похоронить все воспоминания, долгое время согревающие твою душу, не позволяя ей огрубеть, потерять природную легкость. Связь с прошлым прервется, обнажая реалии действительности. Не возвращайся туда, где прошла твоя молодость..."

Слова старого солдата, который жил по соседству в небольшом уютном домике на окраине Лондона, надолго запомнились Климу.

- Быть может, прав старый Франс? Все-таки жизнь прожил, долгую и трудную. А старые люди редко ошибаются... - Думал Клим, уткнувшись в стекло головой и, невидящим взглядом, смотря на улицу.

Сосед Клима - Франц Прайн, а по паспорту Франсуа Прийе, совсем еще юношей, спасаясь от полчищ Вермахта, когда Германия оккупировала его горячее любимую Францию, перебрался в Англию.

Он хотел начать новую жизнь на этом острове. Молодость делала свое дело - никакие трудности, с которыми он должен был столкнуться на чужбине, не пугали его.

Обосновавшись в пригороде Лондона, Франсуа устроился работать официантом в небольшой ресторан, где и зарабатывал себе на жизнь тем, что разносил еду и выпивку посетителям, да не стеснялся выпрашивать "чаевые", в дополнение к своему небольшому жалованию.

Как он любил рассказывать своим соседям, постоянно добавляя все новые и новые подробности, денег ему хватало, чтобы пару раз в месяц просиживать ночь напролет в забегаловке под названием "Полный штиль", и, потягивая виски, слушать бренчание гитары. Но самое интересное - он любил драться с такими же, как он, посетителями "Штиля". Когда все, уже изрядно пьяные, колотили друг друга без разбора. Так, молодые люди, в том числе и он, отдыхали от работы и скуки, которая постоянно одолевала эмигрантов, приехавших искать счастья.

Но все это было ничем, по сравнению с тоской по родине. Чуть ли не каждую ночь, в своих снах, Франсуа бывал дома, в своей маленькой деревне: стриг живую изгородь около дома, ухаживал за цветами и катался на старой кобыле, которую, по-старости, отец отписал ему для поездок и мелкой хозяйственной работы...

Проснувшись, он постоянно внушал себе, что кобылы уже нет - она издохла, а в доме хозяйничают немцы.

Но это не помогало. Со временем, он стал реже участвовать в драках - они перестали его развлекать. И пить стал меньше...

А когда десант союзников высадился в Нормандии, Франсуа, не задумываясь, записался добровольцем в армию и уже совсем скоро ступил на родную землю.

Но война, начавшись так быстро для него, так же быстро и закончилась. Подорвавшись на мине, Франсуа потерял ногу, был контужен и отправлен обратно в Англию. Там он и встретил окончание войны. Он не захотел возвращаться во Францию - без ноги и контуженный.

В разговорах, он часто шутил по поводу потерянной ноги, говоря, что если бы не пошел добровольцем, то, наверное, в одной из пьяных драк потерял бы голову...

Клим с теплотой в душе вспомнил веселого старика, который своими постоянными россказнями не давал скучать себе и своим соседям. К Климу он относился с особой теплотой, очевидно видя в нем собрата по несчастью. Он никогда не спрашивал, почему Клим покинул свою страну, собирается ли он вернуться. Старик был деликатен в этом вопросе. И, когда в беседе, речь заходила о его родине - Франции, или о родине Клима - России, он умолкал, потупивши взгляд, а потом умело переводил разговор на другую тему. Было видно, что он страдал и тяжело переносил долю эмигранта, чужака...

Водитель автобуса объявил конечную остановку. Клим почувствовал легкую дрожь во всем теле. Скоро, совсем скоро...

А, может, прав был старик? - Никогда не возвращайся туда, где прошла твоя молодость...

ШАМРОК НА СНЕГУ. Драма.

История эта началась давно. Всему виной - одна находка, ее нашли школьники. Весной, после таяния снега, маленькая речушка, которая протекает по краю нашей станицы, превращается в грязный и мутный бурлящий поток. Вода на изгибах размывает берега, образуя обширные плесы, в которых потом, когда наступает лето, любят прятаться от зноя станичные гуси и утки. В одной из таких промоин и нашли штык-нож, и могилу.

Приехали специалисты из краеведческого музея. Провели раскопки. Могила оказалась братской, времен гражданской войны. Сотни, а может и тысячи таких захоронений разбросано по донской земле. Лихое тогда было время...

Никакой исторической ценности найденные останки не представляли. Их перезахоронили, а нож разрешили оставить для школьного музея.

Все бы на этом и закончилось, если бы не гравировка на лезвии ножа, по-английски: "Э. О*Харра. За службу Великой Британии". И во мне заговорил старый школьный девиз - "ни кто не забыт, ничто не забыто!". За всем этим скрывались человеческие судьбы. И мне ужасно захотелось узнать обо всем поподробнее.

После тщательного изучения истории гражданской войны по историческим изданиям, я провел подробные архивные исследования. Признаться, получить доступ к материалам некоторых архивов оказалось очень непростой задачей. Но усилия не оказались напрасными - накопилось столько интересного, что в пору было садиться за написание кандидатской диссертации. Мне даже удалось установить имена тех, кто покоится в захоронении. Мною овладел какой-то азарт, который присущ исследователям и первооткрывателям.

Я сделал несколько запросов в Английское консульство. К моему удивлению и радости, ответы пришли довольно быстро и были исчерпывающими и содержательными. Даже прилагались фотокопии некоторых документов тех времен. И что же? Оказалось, что лейтенант О*Харра, ирландец по происхождению, служил в британской армии, принимал участие в боевых действиях в составе союзных соединений Антанты на территории России, был ранен. После ухода Антанты демобилизовался и вернулся к себе на родину. Имел несколько наград. Дальнейшая судьба неизвестна.

Все прояснил ответ из Ирландского посольства...

Потому я здесь, в Ирландии, в гостях у Катлин О*Харра. А в сумке у меня лежит вещь, которая некогда принадлежала ее отцу, но по какой-то причине осталась в России.

Момент встречи я не описываю - это будет вам не интересно. Лучше расскажу о нашем разговоре. И так...

После моего подробного рассказа об истории самой находки, да и вообще, об истории того времени, я сказал, что приехал сюда, дабы передать реликвию (а это и есть самая настоящая семейная реликвия) тому, кому она на самом деле принадлежит. В наших музеях хранятся множество подобных предметов. Но этот - именной. И, по моему убеждению, не музейный экспонат.

Мисс О*Харра внимательно меня выслушала, но в глазах не было никаких эмоций. Неужели ее все это нисколько не тронуло? - задал я себе вопрос. Оказалось, что нет. После того, как я сказал, все, что хотел сказать, я передал ей нож. Она принесла и положила передо мною на стол старую, пожелтевшую тетрадь - дневник ее отца.

- Я получила это от моей матери, незадолго до ее смерти. Думаю, вам будет интересно ознакомиться с ним.

О такой удаче я только мечтал! Вот она - живая история. Как же приятно прикасаться к полуистлевшей бумаге ВРЕМЕН!

Начало всего.

Уже несколько лет, как истерзанная мировой войной, а потом революцией, Россия полыхала пожарищами гражданской войны. Старый, сложившийся веками уклад жизни ни как не хотел уходить в небытие, уступать место чему-то новому. И не все за пределами страны хотели, чтобы это случилось. Потому - то и пришли на русскую землю иностранцы. Чтобы помочь оставить все как есть...

Это была темная апрельская ночь. Дождь сменялся мокрым снегом. Весна рвалась в этот мир. Зима не хотела уходить. Сопротивлялась, как могла. Ей уже нечего было терять...

В домах не спали. И, хотя огня ни кто не зажигал, все напряженно всматривались в темноту. И стар и млад. Англичан ждали. Знали - они вот-вот придут. И они пришли. Солдаты, кони, повозки, орудия ползущим потоком заполнили безмолвные улицы. Смена власти неминуемо означала новый виток репрессий. Обыски и аресты начались на рассвете.

Но те, кому нужно было уйти - уже ушли. Небольшая группа - местная партийная ячейка, вместе с секретарем и председателем сельсовета, укрылась на безопасном расстоянии от станицы. Им нужно было решить, что делать дальше - продолжать подпольную борьбу или выдвинуться на соединение с регулярными частями Красной Армии. Они сидели в заброшенном амбаре. Лиц собравшихся видно не было, но по голосам чувствовалось - люди не хотели уходить. Ведь только-только начали налаживать новую жизнь. Нужно было готовиться к посевной. Но вновь пришла война.

Решение приняли не сразу. Спорили долго.

Два дня они вели наблюдение за станицей, считали орудия, солдат. Все эти сведения могли пригодиться в будущем. А потом они ушли. А вслед им доносился стук топоров - перед бывшим сельсоветом строили виселицу для тех, кого подозревали в связи с коммунистами.

Дневник Эммона.

Сегодня впервые смог подняться самостоятельно - удивительные ощущения. Все начинается сначала. Как у ребенка. Первый шаг, первое падение. Меня подняли и снова уложили в кровать. Я не сопротивлялся. Знаю, что завтра опять встану. И тогда уже не упаду, удержусь. Сегодня же пришла мысль о дневнике. А что? И в самом деле - о скольком можно написать. Если жив останусь, буду читать в старости. Память - она, конечно, многое хранит, но с годами стирается. А бумага - она вечная.

За окном лунная майская ночь. Теплый ветер пахнет сиренью и молодой листвой. Хочется домой. Сколько времени прошло? Уже не уснуть. Скоро рассвет. И новый день.

Прошла неделя. Не делал записей, чтобы не казаться пустомелей. Не все так просто. Очень слаб. Долгое время в постели дает о себе знать. Даже стыдно в этом себе признаться. Думал - скоро начну ходить. Ан нет. Пара шагов с костылями - вот и все, что смог себя заставить. Спасибо медсестре. Без ее помощи и этого бы не было. Нянчится со мной. Надо же - я чужак для нее, захватчик. А, поди ж ты, и меня, выходит, можно жалеть. Вот опять идет. Сейчас будет урок хождения.

Вчера прибыл первый обоз с ранеными. Ужас. Для чего? Зачем? Что мы делаем в этой стране? Что я здесь делаю? Помню переход. Думал, не выживу. А жить хотелось. Очень.

Повезло, что нас расквартировали здесь, а не бросили на передовую. А другие пошли дальше. И вот они возвращаются - без рук и ног, контуженные, обожженные. А сколько не вернется?

Сегодня прогуливались вдоль реки. Камила пытается учить английский. Помогаю, как могу. Ведь в долгу перед ней - она меня выходила. Поставила на ноги. Удивительный она человек.

Говорил с главврачом. Он доволен моими успехами. Хотя знаю - ему абсолютно наплевать. Я один из сотен. К тому же ирландец. Но не об этом речь. Он вкратце рассказал мне историю этой земли, этого народа. Оказывается, как я мало знаю. Нужно будет расспросить Камилу поподробнее.

Август. Жара все еще держится. От нее не спрятаться. Даже ночью. Колодцы пересыхают. Все ощутимее нехватка питьевой воды. В гарнизоне вспышка дизентерии. Люди вынуждены пить воду из реки - это явное самоубийство! Лошади страдают от насекомых-кровососов. Ветеринарная служба не справляется. Последний обоз с продовольствием не пришел. Пришлось изымать провиант у местных крестьян. Тем самым была вызвана очередная волна недовольства даже среди лояльных к нам жителей. Не удивительно.

Меня определили при штабе. Но помогать приходится и в госпитале и на складах. Под ружьё мне ещё рано. Времени свободного почти нет. И сил тоже нет. Спасают мысли о Камиле.

Напряжение витает в воздухе. Прошел слух, что ночью караульные видели всадников. Кто они - передовые разъезды красных или местные бандиты? Тревожно. Местное население как будто тоже что-то чувствует. Осмелели. Комендатура допрашивала их старейшину.

Что будет с нами? Со мной и Камилой? Мы уже не можем друг без друга...

Историческая справка.

В двадцатый век Россия шагнула полноправной хозяйкой Европы. Не только как мощная военная держава, но и экономически стабильное, постоянно развивающееся государство. Российские экспортеры зерна, мяса и древесины доминировали на европейском рынке. Интенсивно осваивалась Сибирь и Дальний восток. Районы с несметными богатствами полезных ископаемых. Что толкало в свою очередь развитие промышленности. Из аграрной, Россия превращалась в индустриальную. Казалось - еще немного и Россию не сможет догнать не одно государство в мире...

Но потом пришла война. Самая страшная за всю историю человечества. Россия была втянута в это побоище. А потом революция. Сначала одна, потом другая. И от былой мощи не сталось ничего. Одни осколки. Осколки великой империи.

Развязка.

За дальними курганами полыхали зарницы. Доносился приглушенный рокот. Камила и Эммон стояли, обнявшись на скалистом утесе. Была уже осень. Они стояли и смотрели вдаль. Туда, откуда приближалась гроза. Не раскаты грома доносил ветер - а залпы артиллерии. Фронт был уже совсем рядом.

-Что с нами будет? - Камила испуганно смотрела на полыхающий горизонт.

Эммон вздохнул и покрепче прижал ее к себе. Он не знал, что ответить.

-Не бойся, у нас все будет хорошо. Мы никогда не расстанемся. - Сердце его ныло от безысходности.

-Эммон, - Камила пристально посмотрела ему в глаза, - я жду ребенка. Я не хотела тебе этого говорить, но теперь знаю - чтобы с нами не случилось, куда бы ни разбросала нас судьба - ты должен знать, что где-то есть частичка тебя. Быть может, это даст тебе силы выжить и ты захочешь разыскать нас, когда нибудь...

Расставание.

Выпал первый снег. Мир преобразился. Чистый белый пух скрыл грязь и сухую траву. Степь уснула. В этот день пришел приказ об отступлении. Началась лихорадочная погрузка на подводы. Прибыл дополнительный отряд пехотинцев для охраны обоза.

Отступали на юг, к морю. Переход обещал быть трудным. Молодая Советская республика крепла. Все больше людей поддерживало большевиков. Усиливалось партизанское движение. На фоне всего этого было принято решение вывести британские войска к побережью, погрузить на пароходы и отправить домой. Заканчивался очередной этап гражданской войны в России.

Эммон узнал о приказе не брать в обоз беженцев только накануне выступления. До этого он был уверен, что Камила уйдет вместе с ним. Ведь госпиталь, особенно в полевых условиях так нуждался в медперсонале. Но у командования было на этот счет другое мнение.

Эммон забросал начальника штаба рапортами с просьбой оставить Камилу при госпитале. Но все было напрасно. Отчаявшись что - либо изменить, на одной из аудиенций, Эммон в сердцах заявил, что в таком случае он останется здесь, с женой и будущим ребенком. На что старый полковник, глядя в упор, сказал, что его расстреляют как дезертира, без суда и следствия. И что верность присяге должна быть выше личных амбиций. Эммон впал в отчаяние. Он не знал, как быть. Страшный день приближался...

Прощаться было невыносимо тяжело. Обоз выступил ранним промозглым утром. С востока дул сырой ветер, поедая размокший снег. Кое-где, на макушках бугров, появились проплешины - оголенные темные пятна земли с остатками прошлогоднего бурьяна. Угрюмое серое небо висело так низко, что от этого, казалось, трудно дышалось.

Голова обоза уже была довольно далеко от станицы, а последние повозки только-только выбирались за околицу. Эммон должен был идти. Но он не мог.

Камила протянула ему маленькую икону:

-Возьми это на память. Помни о нас.

-Не думай обо мне. Береги себя и малыша. Я вернусь, обязательно вернусь. Ты только дождись. Слышишь! Вот, - Эммон достал из кармана платок, - это подарок моей мамы. Здесь вышит листочек шамрока, символ моей родины. Помнишь, я тебе рассказывал? Это мой талисман. Я хочу, чтобы он берег тебя так же, как берег меня все это время. И вот еще,- он отстегнул от пояса штык-нож, - здесь написано мое имя. Храни его. Быть может он поможет нам найти друг друга.

Повернувшись, Эммон побежал догонять обоз. Обернулся он, когда станица была далеко позади. Камила стояла на дороге, одинокая. Как березка на бескрайних степных просторах.

А на подступах к станице уже сосредоточились несколько кавалерийских отрядов Красной армии. Сил накопилось достаточно, чтобы начать атаку и попытаться выбить англичан из ложбины. Бойцы готовились к бою. В штабной палатке командиры склонились над картой, обсуждая предстоящие маневры.

К полудню вернулась группа разведчиков, высланных накануне вперед для наблюдения за станицей. Всадники спешились прямо у входа в штаб. Старший вошел вовнутрь.

-Разрешите обратиться, товарищ начдив?

Все повернулись к вошедшему.

Рослый детина, с грубыми чертами лица, забрызганный грязью, застыл в ожидании ответа. Он дышал тяжело, что говорило о его поспешном прибытии.

-Что у Вас? - начдив бросил неприязный взгляд. Он не любил грязь, и не жаловал тех, кто неудосуживался найти хотя бы несколько секунд, чтобы привести себя в порядок, прежде чем являться с докладом. Пусть даже срочным и важным.

-Англичане оставили станицу, товарищ начдив. Они ушли на юго-запад.

-Что, все ушли? Вы хорошо проверили?

-Так точно, товарищ начдив! Мы подошли почти к самим хатам - станица пустая.

-Ну что ж, можете идти.

Детина взял под козырек, развернулся и выскочил наружу. Оставшиеся, застыли в ожидании. Начдив некоторое время молчал, потом усмехнулся:

-Надо же, все-таки ушли. Ты был прав, комиссар. Ну что ж, - он посмотрел на стоящего поодаль человека в кожаном пальто, - раз так, то вам с Семеном ставится задача восстановить Советскую власть и налаживать мирную жизнь в вашей станице. Возьми с собой, сколько считаешь нужным людей, и пусть вам сопутствует удача! А мы пойдем дальше. Будем гнать эту нечисть, покуда в море не потопим всех до одного!

Отряд всадников под красным флагом двигался по главной улице. Их не встречали хлебом-солью. Не приветствовали криками "Ура". Пустынные улицы и переулки молча встречали смену власти. Люди знали - снова начнутся репрессии...

Эпилог.

За окном стемнело. Я дочитал последнюю страницу дневника, закрыл тетрадь и посмотрел на Катлин.

-Выходит, Ваш отец всю жизнь верил, что когда-нибудь сможет разыскать Камилу?

-Да. Из записей видно, что именно с этой целью он попытался пойти служить в британскую армию после того, как был открыт "второй фронт". Но его не взяли по состоянию здоровья. Да и возраст был не тот уже. Отчаявшись, он потерял интерес к жизни. Вскоре его не стало. Я тоже, в свое время, пыталась навести справки. Уже после того, как не стало мамы. Мысль, что где-то очень далеко у меня есть брат или сестра не давали мне покоя. Очень тяжело остаться в этом мире совсем одному.

Но что я могла узнать? Советский Союз был закрытой страной. Между нашими странами даже не было дипломатических отношений долгое время. И я потеряла всякую надежду.

Я молчал. Молчал оттого, что не мог решиться рассказать правду. Иногда, бывают в жизни такие ситуации, когда лучше не знать всего. Но я не чувствовал в себе право решать за человека - право знать или не знать.

-Вы что-то хотите мне сказать, - Катлин вопросительно посмотрела мне в глаза. - Не бойтесь, говорите.

И я решил все рассказать...

Сразу же, с приходом красных в станице начались аресты и конфискация продовольствия. Обыски проводились очень тщательно. И если у кого находили спрятанное зерно - расстрел без суда и следствия.

Всех, кого подозревали в сотрудничестве с англичанами, согнали и заперли в амбаре. Допросы велись круглые сутки. Вскоре арестовали и Камилу.

Ее ввели в прокуренный кабинет около полуночи. Тусклый свет керосиновой лампы выхватывал из темноты только центр комнаты с письменным столом да серые лица заседателей. На столе лежал конфискованный при обыске штык-нож. Комиссар кивнул головой,

-Где взяла? - он говорил спокойно. Казалось, излучая при этом какую-то усталость.

Камила знала - расскажи она всю правду - подписала бы себе смертный приговор.

-Нашла на улице, когда ушли англичане, - это единственное, что пришло на ум в этот момент.

-Ага, понятно. - Допрашивающий с тоской посмотрел на огонь лампы, - а что делала во время оккупации?

-Работала.

Он по-прежнему не отводил взгляд от огня.

-Где и кем?

-Санитаркой при госпитале. Спасалась от голода.

И тут на его лице произошли сильные перемены. Он повернулся к Камиле, привстал и заорал что было силы:

-Что? Да их давить и душить любыми способами нужно было! А ты и тебе подобные раны им зализывали! Чтобы они потом опять в нас стреляли! Конвой, увести арестованную!

Камилу грубо вытолкали в прихожую. Остаток ночи она провела в камере, вместе с другими.

А утром за ними пришли. И повели по главной улице на край станицы. Там уже собралась толпа. Люди молча смотрели на арестантов. Было холодно и жутко от этого молчания. Неподалеку чернела свежевырытая яма.

Их выстроили у края. Зачитали приговор. Камила крепко сжимала в руке кусочек материи с вышитым зеленым трилистником. Она думала о Эммоне. Все еще верила, что талисман спасет ее. И вдруг, о чудо - она почувствовала, что ребенок, которого она носит под сердцем, едва ощутимо шевельнулся. Она повернулась к стоящему рядом старику:

-Дядя Федя, он шевелится, - и приложила руку к животу.

Старик обнял ее за плечи и громко разрыдался. Грянул залп.

А в этот миг, далеко-далеко, Эммон вздрогнул и оглянулся. Оглянулся туда, где оставил жену и ребенка...

Зеленый листочек шамрока так и остался, никем не замеченный, лежать на грязно - сером снегу. Тела расстрелянных сбросили в яму. Туда же бросили и штык-нож с гравировкой на английском языке.

Однажды, в зимних Гаграх...

Чайка кричала долго и жалобно, то взмывая вверх, то камнем падая к темной пугающей воде... Пустота... И мрачное, безжизненное небо...

Князь всматривался вдаль, надеясь увидеть хоть что-то, что сможет спасти его от гнетущего, сдавливающего сердце, чувства безысходности... Но тщетно... Море лишь шумело своим зимним прибоем, да выбрасывало, лишь иногда, белые пенистые "барашки", которые быстро исчезали в темноте водной массы...

Почему-то вспомнился Петербург... К чему бы это? Тоска? Так ведь князь покинул его не так давно. Предчувствие? Мозг пронзила мысль - молния:

"... а вдруг, это действительно, предчувствие? Вдруг я уже не вернусь туда никогда?".

Пришлось прогнать эту мысль прочь... Это было не просто. Потому, что занять ее место было не чем. Вернее - не чем более приятным и легким... А так хотелось обрести покой...

Холодные порывы ветра разметали полы шинели и почти сорвали фуражку с головы князя, тот еле успел удержать ее. Начинался шторм. Зимний шторм, который так завораживал и притягивал к себе некогда юного молодого человека, душа которого требовала романтики и приключений... Как это было давно..!

Теперь, истрепанный жизнью, познавший много хорошего и еще больше плохого, "счастливчик", по мнению окружающих его людей - баловень судьбы, стоял на берегу того же самого моря, слушал крики чаек, глубоко вдыхал соленый и холодный морской воздух и плакал... Плакал в душе... Как ребенок... Плакал от усталости и бессилия что либо изменить в своей жизни... Жернова обстоятельств и обязательств, перетерли некогда поэтическую его душу в мелкий порошок... Из которого, кроме бесформенной массы, слепить ничего больше нет возможности.

От осознания своего бессилия, князь все чаще и чаще начинал задумываться о смысле жизни... Нужно ли ему продолжать все это..?

Темнело... Пришло время возвращаться. А не хотелось... Для чего? Может, позволить неспокойному морю успокоить истерзанную душу..?

Князь, очередной раз, отогнав от себя нехорошие мысли, направился к пансионату, где его уже ожидал ужин, соответствующий его чину и положению в обществе, и шумный вечер, в компании с однополчанами и друзьями... Но ему ничего этого не нужно было... Он ждал, когда наступит завтра... Завтра приедет она... Завтра будет счастливый день...

-\\-

.... А где то там... В далеком городе, около высокого окна своей спальни, стояла графиня, и смотрела в темноту ночи... По стеклу сбегали капли дождя, так же, как слезы графини, по щекам. Ее взгляд устремился вдаль, как будто душа хотела улететь так же далеко... Порывы ветра колыхали деревья, и гул в щелке окна был похож на стон разрывающейся души...
Она стояла и вспоминала... Вспоминала счастливые моменты в ее жизни, вспоминала разочарование, которые преподнесла ей жизнь, вспоминала тех, кто предал ее; и боль сжимала ее грудь... Комок в горле подступал, словно веревкой стягивал шею...

И, казалось, что эти мысли уносят графиню, все дальше и дальше за горизонт... Но вдруг она почувствовала запах вареного кофе, с привкусом корицы... Который, как-то незаметно, принесла ей горничная; и стало спокойно на душе и радужно; ведь все было собрано к предстоящей дороге... И завтра она уже не вспомнит о сегодняшнем вечере, потому, что завтра она увидит его...

Графиня все время спрашивала себя... Зачем она едет на эту встречу... Зачем ей это нужно... Но ответить она себе так и не смогла... Что-то влекло ее... Что - она не могла понять, но каждый раз она ждала письма... И каждый раз сердце ее начинало биться чаще, когда она получала письмо от него... А иногда, и несколько одновременно... Читая их ... Она как будто попадала в другой мир... И большего ответа она не находила...

-\\-

Обратный путь оказался не близким - князь успел, незаметно для себя, удалиться от пансионата на многие сотни метров. Результат "глубокого ухода в себя". Так он обычно объяснял свое состояние, когда ни кто и ни что не могло привлечь его внимание и вернуть в реальность...

Уже зажглись стояночные огни судов, дрейфующих на рейде, в нескольких милях от берега, были хорошо видны фонари на пилларах высокого кирпичного забора, окружавшего пансионат, да и свет в окнах верхних этажей корпусов тоже говорил о приближающейся ночи... Князь ускорил шаг...

Пансионат, комплекс из отдельно стоящих двух и трех этажных корпусов, соединенных между собой вымощенными диким камнем, дорожками и декоративными мостиками, сразу понравился князю. Здесь было все, что нужно для отдыха: море в нескольких сотнях метров от забора, тишина, хороший комплекс процедур и оформление самого пансионата, благодаря которому заведение это не воспринималось как лечебное. Здесь отдых и лечение, как бы это правильнее сказать, не были унизительны для князя...

Князь вошел в комнату отдыха раскрасневшийся и бодрый от сильного ветра и быстрой ходьбы. Он буквально ворвался в помещение...

- Ого! Господа, Вы только посмотрите на Николая Львовича! И этот человек приехал на курорт! Да ему в бой нужно, непременно сейчас же!

Это давний приятель, Сибирьков, офицер и хороший человек, с полуоборота, играя в бильярд, сразу же обратил внимание на вошедшего.

- Вас всех тут нужно на передовую, без разговоров! - Полушутя, снимая перчатки и фуражку, парировал князь. Он тоже был рад видеть Сибирькова и всех остальных в бодром расположении духа. - А что, Господа, ужинать то будем?

Помещение, в котором офицеры коротали время, было оформлено в стиле "Ивановской Москвы", что предавало немного шарма низкопотолочным перекрытиям в виде грубоотесанных балок и маленьким окнам, из которых можно было смотреть на море, как из бойниц крепостей Ивана Великого.... Мебель, современная, но не массового производства, а сделанная на заказ, сочеталась с общим представлением...

- А Вы, князь, прекращайте Ваши походы далеко за территорию, это не только опасно для Вас, но и коменданту попадет за это. А почему невинный человек должен страдать?

- Коменданта выпороть розгами следует уже давно! Не переживайте. С него не убудет. А что касается меня, так может быть, я сознательно ищу опасность....

Услышав это, Сибирьков отложил кий в сторону и внимательно посмотрел на князя...

- Николай, у тебя опять началось? - Он подошел вплотную и посмотрел в глаза, - ну сколько можно? Ты же себя так в гроб раньше времени загонишь...

- Да я там уже давно должен быть... - тихо, еле слышно промолвил князь.

Они смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря, но прекрасно понимая друг друга. А что еще можно было добавить к сказанному?

-\\-

... он запомнил момент первой встречи навсегда. Детали окружающей обстановки, обстоятельства и люди - все это виделось не очень четко... Но, ее взгляд - первый, случайный, от того искренний - забыть невозможно...

Она приедет завтра... За ужином князь шутил и старался казаться веселым... Но все это было наигранно...

Почему он так ждет этой встречи? Почему его так тянет к ней?

С первых минут их знакомства до последней встречи, она не интересовала его как женщина. Вернее, интересовала конечно, ибо красива и статна была, двигалась и держала себя так, что не засмотреться на нее было невозможно ни одному мужчине... Но... Не красота тела так притягивала к себе. Это точно. А что тогда?

Когда пришло первое письмо от нее, стало понятно, почему так грустны ее глаза... Возможно, она сама того не понимая, раскрыла всю свою душу в этом письме совершенно малознакомому мужчине... И это подкупало... Очень...

Так что же было в письме?

Ничего такого, что могло бы заинтересовать... Общие фразы и слова... Но то, что он прочел между строк, было расшифровкой и дополнением того, что он видел в ее глазах до этого...

-\\-

Допивая последний глоток кофе, и думая о завтрашнем дне, графиня достала серебряный подсигар и, не успев закурить сигарету, услышала голос, раздававшийся снизу...

- Аннет! Голубушка... Поторопитесь, Вы уже опаздываете!
Графиня спустилась ... Во дворе ждала карета, запряженная парой сивых лошадей, кучер помог графине сесть, взял вожжи, и лошади послушно понеслись по направлению к вокзалу.
Уже был слышен гудок прибывшего поезда и видны вырывающиеся клубки белого дыма из трубы. Карета графини прибыла вовремя.
Спускаясь с подножки, подняв глаза, графиня непроизвольно встретилась взглядом с молодым высоким человеком, который был одет в белую красивую форму, и хотя она не разбиралась в чинах и званиях, ей показалось, что это капитан.
Войдя в вагон поезда, графиня достала свой билет, что бы посмотреть номер купе, но вдруг она выронила его из рук. С тяжелым чемоданом в руке и в длинном платье, ей было трудно быстро подобрать упавший на пол, билет. Мимо проходили люди, толкая и задевая графиню, бормоча, что-то себе под нос... Она как будто бы мешала всем проходящим, и в голове стучала только одна мысль..." Скорее ... Скорее из этого города..."

И тут, молодой человек, поднял уже помятый и затоптанный билет и протянул ей... Графиня увидела того же "капитана", который встретился ей на перроне.
Он действительно оказался капитаном дальнего плавания, и им предстояло ехать в одном купе.
Расположившись, графиня успокоилась, и глядя в окно, опять погрузилась в свои мысли и воспоминания...
Поезд издал последний гудок, медленно тронулся, застучали колеса, и люди, находящиеся на перроне, стали, как будто уплывать и растворяться в белоснежном тумане... Голые деревья проносились мимо и исчезали за уходящим горизонтом, так же, как и бесчисленные мысли графини о прошлом.
Совсем успокоившись и закрыв глаза, она как будто погрузилась в сон, представляя завтрашнюю встречу с ним... Но ее отвлек голос молодого капитана, который ехал, как оказалось на свой корабль, который завтра отправлялся в далекое плавание, к берегам Ирландии. Андрей... Так звали молодого человека в белой красивой форме... Казалось, он был одинок и несчастен, так как всю дорогу он бросал на графиню многозначительные взгляды и рассказывал ей про свою жизнь... Судя по его рассказу, в молодости он женился на молодой и прелестной барышне, которая, как ему тогда казалось, станет смыслом его жизни... Но, по прошествии лет, оказалось, что она имеет любовника и в итоге так и ушла к нему.... Какому-то малому чину из морского флота... Кажется, к его другу... Графиня пыталась, как можно больше расслышать из рассказа капитана, но стук колес и ее собственные мысли не давали ей сосредоточиться... Так они ехали всю ночь... Капитан, что-то рассказывал... При этом ни разу даже не спросил имени графини. Он был воспитан и не навязчив... Так прошла ночь... И уже была видна станция в лучах зимнего утреннего солнца...

-\\-

В редкие, счастливые минуты, когда князь мог позволить себе смотреть в ее глаза, когда не боялся быть уличенным в нескромном взгляде, он утопал в них, как утопают сады в цвету, весною... Как утопают звезды в лесных, бездонных озерах... В ее глазах можно было увидеть все, кроме одного - в них не было счастья...

Стараясь делать это незаметно и очень осторожно, князь раз за разом всматривался в ее глаза, все-таки очень надеясь, что ошибся... Что есть в этих глазах искорка счастья... Что он все-таки ее увидит...

Но, увы... То, что князь изначально принял за излишнюю скромность, оказалось скрытностью и желанием отгородить себя от этого мира любым способом... Замкнуться в себе... Счастье в этих глазах не отражалось уже много лет... Огонек погас...

После первого письма, последовало второе, третье... Завязалась переписка... Начался новый, необыкновенно богатый на чувства и эмоции, этап в жизни князя. Он с нетерпением ждал новых писем. Перечитывал их вновь и вновь. Смакуя, наслаждаясь красотой и элегантностью слога... Словно дверь в невидимый, но такой хороший и добрый мир открывалась перед ним... И он уходил с головой в этот мир... И не хотел возвращаться... Настолько светлым и добрым человеком были написаны эти письма... Казалось, они излучали теплый и мягкий свет...

-\\-

Неспокойная выдалась эта ночь. Шторм на море и свист ветра мешали уснуть. А еще мысли... Он старался не думать о завтрашнем дне. Но мысли, как мухи, роились в голове, надоедливо жужжа. Как обычно, ночью, ничего хорошего на ум не приходит - одни плохие предчувствия и страхи выползают из щелей и нор, оттуда, куда при свете дня всю эту нечисть загоняют сознание и рассудок... Ночью можно безнаказанно глумиться над человеком...

Страна разваливалась на куски. Князь это ясно понимал. Понимал, что дни Империи сочтены... Но, похоже, все вокруг него или не понимали этого, или старательно маскировали свои мысли от других...

Тяжело осознавать, что отданные на службе годы и здоровье, ни как не смогли предотвратить надвигающуюся катастрофу... А так хотелось бы остановить все это... Так хотелось бы встретить старость в стране, которая стала такой сильной, богатой и могущественной благодаря, в том числе и его, князя, усилиям.

Но сил и желания бороться почти не осталось... Колесо истории не остановить... Россию не спасти...

Почему-то вспомнилось детство... Сенокос... Родители...

Уснул князь лишь перед рассветом...

-\\-

Поезд пришел по расписанию (опоздание в сорок пять минут в военное время не считалось опозданием).

Вокзал гудел... После ночного ветрогона, небо очистилось и поднялось невообразимо высоко. Яркое солнце, посылая свои лучи практически параллельно земле, слепило всякого, кто зазевался и осмелился повернуться к солнцу с широко открытыми глазами. Но люди не роптали по этому поводу... Солнце, такое яркое и веселое, не частый гость на зимнем небе в этих краях...

Вокзальные сооружения, линии коммуникаций, даже водонапорная башня за высоким кирпичным забором, сегодня казались не такими мрачными... Люди галдели как-то по-иному... Что это? Знак, предупреждающий о грядущих переменах, не в лучшую сторону, конечно; или просто такой день выдался? Хотелось верить, что второе...

Князь стоял на удалении от линии медленно ползущей змейки из вагонов. Казалось, состав никогда не остановится... Пятый, шестой, седьмой... Вот он - девятый! Сердце забилось еще чаще... Ноги отказывались двигаться...

Паровоз, устало выдохнув остатки пара из своей чугунной утробы, наконец-то замер на месте. Раздался свисток станционного служащего - сигнал вагоновожатым к открытию дверей в вагонах и началу высадки пассажиров. Люди на перроне замельтешили еще чаще. Но князь стоял на месте. Он смотрел туда, где через, то ли полу-замерзшее, то ли полу-запотевшее окно девятого вагона мелькнул знакомый силуэт...

-\\-

Дважды они писали друг другу "прощай"... Дважды боль и отчаяние поселялись в душе князя... Страх того, что не придет письмо... Что исчезнет свет... Что все... Все в прошлом...

Но всякий раз они находили нужные слова друг для друга, чтобы разбить глыбу льда, упавшую между ними... И всякий раз становилось понятно - нет такого слова - прощай. Нет и никогда не будет... Между ними, во всяком случае...

Сердце графини принадлежит другому... Князь знал об этом... Он так же знал, что любовь в ее сердце, причиняет ей боль...

И практически каждое письмо, полученное от графини, напоминало об этой боли.

По долгу службы, князю приходилось время от времени бывать во дворце и посещать не только официальные мероприятия, но и светские... И, конечно же, он виделся с графиней там. У них практически не было возможности говорить друг другу тех слов, что хотелось сказать... Большей частью это были слова, которые они должны были говорить, как этого требовал этикет, и не более...

Но каждая их встреча, каждый брошенный взгляд или мимолетное касание рук - это был глоток чистого воздуха, пробуждение ото сна, а иногда и удар молнии, для князя...

Однажды, графиня полушепотом бросила, проходя мимо него:

-Вам плохо удается скрывать свои взгляды... Я все замечаю...

А может быть, он преднамеренно это делал? Может быть, он хотел привлечь внимание к себе? Глаза - это ведь зеркало души... А женское сердце, оно живет по своим, собственным правилам...
Князь понимал, что если их взгляды встречаются, и нет отторжения со стороны графини - то, возможно, у него есть шанс...
Шанс на что? Да он и сам не знал, на что?
Ему необходимо было "отогреть" сердце графини. Вопиющая несправедливость - когда такая яркая личность, как она, отгораживает себя от жизни и страдает, Страдает, совершенно этого не заслуживая... Думает, ежедневно, ежечасно, ежеминутно о человеке, которого нужно забыть...
Князь не знал всех подробностей этой истории... Но он, как мужчина, чувствовал и свою вину тоже, вину за содеянное другим мужчиной... Милый его сердцу человек, та, которая вернула его к полноценной жизни, к нормальному восприятию окружающего мира - тоже должна жить и радоваться жизни... Должна цвести как роза, даря всем людям вокруг себя радость и красоту...
Возможно, по этому, он и не старался скрыть свои взгляды...

-\\-

Когда ее рука легла в его руку, мир замер... Стих шум вокзальный, исчезла суматоха. Исчезло все вокруг. Остались только он и она...

- Здравствуйте, Ваше Сиятельство, - Аннет оперлась на протянутую князем руку и грациозно ступила с подножки вагона на перрон, - Сегодня такое яркое солнце. Это благодаря Вашим стараниям?

Как всегда, графиня прятала свое волнение за шутками. И это успокоило князя... Она определенно ничуть не изменилась, а наоборот, даже похорошела...

Шубка, из темно-синего драпа, обитая черным соболем, такая же шапка, и бирюзовое, длинное, с небольшим шлейфом, платье. Графиня была одета скромно, но выглядела очень грациозно.

Глаза, скрытые под легкой вуалью, хоть и были ослеплены утренним ярким солнцем, все же пристально рассматривали лицо князя, это было заметно по движению зрачков.

- А Вы постарели, князь, - игриво заметила он и широко улыбнулась, - я, наверное, тоже?

Произнося это, она слегка наклонила голову на бок и отвела взгляд - совсем, как при их первой встрече... При всем при этом, она еще и повела плечами, то ли давая понять, что ей холодно, то ли из простого жеманства, то ли по другой причине, ведомой только ей. Но это движение всегда выбивало князя из колеи, он терялся и не знал, как вести себя дальше...

"Да нет, графиня... Время, похоже, обходит Вас стороной" - подумал князь. Но вслух произнес:

- Я очень рад тебя видеть. Спасибо, что приехала.

Он поднес к губам кисть ее руки и поцеловал, как делал это при каждой их встрече.

- Князь, мы же не в Петербурге! Можно было бы и в губы...

Она определенно знала, как ввести его в ступор. И пользовалась этим довольно часто, что придавало некую игривость их взаимоотношениям.

- У нас впереди еще много времени для этого... - Князь заметил, как поднялись, от удивления, брови стоящего рядом вагоновожатого, который, по всей видимости, слышал каждое их слово... - Пойдемте в экипаж. Мы всем здесь мешаем.

Он взял у графини дорожный саквояж и показал направление куда идти, пропустив ее вперед себя.

Она шла рядом, взяв его под руку... И в этот момент, князь был самым счастливым человеком на земле...

К черту предрассудки, мнение окружающих и дворцовый этикет! Да, они принадлежат разным мирам. Почему они не имеют права быть вместе? Потому, что подданные разных государств..? Потому, что верят в разных богов..? Потому, что принадлежат к разным сословиям..? Но кто установил все эти правила..?

Князь всегда помнил маленький кусочек своего детства, когда мама, взяла его на руки и сказала слова, которые тогда, ребенком, он не осознал, но которые он осознал позже, и они преследуют его всю жизнь:

- Вот растешь ты сыночек и не ведаешь, что золотая клетка для тебя уже в производстве у искусного мастера, и жизнь твоя уже расписана по пунктикам... И жить ты будешь не по законам государства, а по законам Общества, маленькой кучки людей, которые будут говорить, как тебе жить, с кем тебе жить и как долго тебе жить...

Но это есть бремя сана. И он несет это бремя. И она несет такое же бремя. Это в интересах государства. И нарушить установленные правила они не имеют никакого права. Если конечно, государство не прекратит свое существование... Но это маловероятно. И думать об этом - ни ни...

... Пока они направлялись к экипажу, графиня думала...
- Почему у меня такая странная особенность.. Раньше меня князь просто выводил из колеи своими взглядами, из колеи равновесия и покоя, иногда даже хотелось ответить грубо, а теперь... Теперь его взгляд и прикосновения приводили в чувство полета и радости... Почему так?!
Почему теперь она не могла отказаться от этого... Почему ее мысли были заняты им...
.... От осознания этого ей становилось страшно... Страшно за предстоящее будущее, так как прекрасно понимала, что будущего у них с князем нет, так как они из разных миров и сословий, потому, что есть некий груз обязательств и обстоятельств...
Графиня остановилась и посмотрела на князя... И эти страшные, глубокие мысли испарились из ее головы... Испарились... Но надолго ли?!..
- Николай, а Вам идет эта шинель...

На что князь слегка улыбнулся и предложил ей сесть в экипаж...

-\\-

Дорога из Адлера до Гагр показалась князю самым счастливым путешествием в его жизни...

Они ехали по Кавказу, который был для князя почти что вторым домом. Он рассказывал графине всяческие смешные истории, которые приключились с ним во время службы на Кавказе, куда он попал служить на несколько лет, сразу же по окончании юнкерского училища... Звонкий девичий смех графини растекался по ущельям и перевалам...

Они были счастливы и непосредственны как никогда. Они были юными гимназистами, по уши любленными друг в друга... Они были самими собой.

Как будто бы не было войны, близкой революции и краха империи... И не давили на них ни прожитые годы, ни пережитые невзгоды, ни положение в обществе... Ничто не ограничивало их простого, человеческого счастья...

Он - русский офицер. Она - дитя Венеции...

Впереди их ждала ночь... Ночь, полная любви, нежности и страсти...

Продолжение следует...

Я вернулся...

Шурша опавшей листвой, еще не успевшей пропитаться влагой, Павел, подошел к скамейке на краю кладбища и сел, стараясь удержать равновесие и не завалиться на спину...

Ноги уже отказывались подчиняться... Не удивительно... Вопрос: - как мозг до сих пор не отключился?

Ноябрьский день уже перевалил за свою вторую половину, и, казалось, начинает готовиться ко сну... Потемнело небо. И без того, скудные осенние звуки природы вообще куда-то запропастились... Над кладбищем повисла гнетущая тишина...

- Хоть бы ворона каркнула, что ли... - от собственного голоса Павел вздрогнул. Вместо того чтобы подумать, он произнес это вслух...

Почему-то дышалось с трудом, даже в "натяжку", можно сказать... Странно... Этим воздухом он когда-то дышал легко... А что изменилось теперь?

"Ну и что мне делать?" - задался вопрос сам по себе... Ответа не последовало... Зато взгляд задержался на старой акации, которая росла между двумя могилами, прямо около входа. Оттопыренная ветка, как раз на нужной высоте. И веревку удобно привязать... Как будто акация эта, росла здесь именно для этих целей...

"А к мамке на могилку сначала сходить не хочешь?" - сам себе задал вопрос Павел, - "Может она другой выход посоветует...".

Было понятно - то, что он задумал, ни как не вяжется, ни с жизненной философией, ни религией, ни с его собственным мнением... Но, это был хоть какой-то выход...

Доставая сигареты из внутреннего кармана, Павел непроизвольно потянул и измятое пожелтевшее фото. Он, побыстрее спрятал фото обратно в карман, что бы, ни дай Бог, не посмотреть на него...

Но было поздно... Сердце заныло и заколотилось, словно получило огромную порцию адреналина...

Павел застонал... Получился, скорее вой, чем стон. Так обычно скулят раненные собаки... Перед тем, как умереть... Зрелище, и в первом и во втором случае удручающее... Только представьте - сидит около кладбища оборванец и скулит... Как собака...

Спасла ситуацию сигарета. В очередной раз... Едкий дым защекотал ноздри и заставил веки прищуриться... Вот так немного лучше... Водки бы сейчас... Тогда и в петлю можно смело...

Где-то за дальней лесополосой заработал трактор.

"Боронить вздумал, в конце-то дня", - ворчливо подумал Павел, - "а может, ремонтировался. Прямо в поле. Только сейчас завел..."

Вокруг, насколько хватало взора - расстилались поля, поделенные на клетки темными линиями лесополос, в основном, состоящих из акаций... Когда-то, в детстве, дальние поля казались неизведанными землями и манили к себе. Это был интересный и загадочный мир... Хотелось его исследовать... И снискать славу первооткрывателя... Смешно...

Почему-то на память пришел момент закрытия Олимпийских игр в Москве... Когда Мишка, взмахнув лапами, поднялся в небо... И все, кто это видел, плакали... Кто-то в душе, кто-то, не скрывая слез... Хорошее было время...

Павлу тоже захотелось взлететь и чтобы все плакали ему в след... Да только вот плакать по нем ни кто не будет, потому, что некому... Да и полететь он не сможет... разве что вниз, в яму...

И тут он не вытерпел, и, прекрасно понимая, чем это может закончиться - достал из кармана старое фото ...

-\\-

- Пашка, смотри, когда дедок уйдет. Потом мигом к нам... Сегодня нанесем визит на его чердак... - закадычный друг Женька заговорщицки подмигнул, - Думаю, там есть много чего интересного...

- Жека, это же "уголовка", если возьмут... Я не подписываюсь под этим...

Павел отвел взгляд и как-то сник. Ему было стыдно перед пацанами за свою слабость... Но он реально боялся милиции... Ибо опыт "общения" с этой организацией у него уже был. Повторения совсем не хотелось...

Вообще то, ни Пашка, ни Женька, ни Лешка, не были хулиганистыми или, не приведи Господь, малолетними уголовниками. Все, что их интересовало в их начинающихся жизнях - романтика приключений и первооткрытий. Потому-то они были частыми "гостями" в заброшенных домах, на стройках и в чужих садах... И это им сходило с рук... Пока... А сегодня они позарились на обитаемый дом - а это уже криминал... И они это хорошо понимали...

- Да ты не бойся! Мы ничего брать не будем! Только посмотрим... Ты только подумай, только представь - что мы можем там найти!!! - Женька мечтательно закатил глаза, как будто уже вдыхал пыльный воздух чердака и лицезрел полуоткрытые сундуки, наполненные чем-то тем, что нужно было еще придумать...

С чего Женька взял, что поход обязательно увенчается успехом - похоже, он и сам не знал. Чутье наверное... А может, бурная фантазия... Но, Пашка и Лешка ему верили... И поддерживали почти все его идеи, какими бы бредовыми они не оказались...

- Да я что? Я с вами... Первый раз, что ли...

Паша продолжал что-то бубнить себе под нос... Но, товарищ его уже не слышал, так как усиленно крутил педали своего велика и удалялся в сторону "постоянного места дислокации" - старого сарая, во дворе многоквартирного барака, в котором Женька жил со своей бабкой и мамой...

Что бы хоть как-то скрыть свои мотивы нахождения на маленькой, полупустой улице "частного сектора", он откатил свой велосипед к забору, под тень небольшой абрикосы, перевернул его вверх колесами и делал вид, что протягивает спицы...

На улице не было ни души. Горячее летнее солнце раскалило все под собой... Воздух был жаркий и сухой... Такой воздух встретишь только вот в таких маленьких городках, где улицы не имеют твердых покрытий, а засыпаны угольной породой вперемешку с многолетними слоями печной золы, которую обитатели города высыпают прямо на дорогу, дабы хоть как-то избавиться от грязи во время дождей...

Ни какого движения. И воздух замер. В такие минуты Павла начинало клонить в сон... По телу приятно растекалось горячее солнце, веки тяжелели и закрывались сами по себе...

"Поеду-ка я лучше домой. Посплю..." - он решил плюнуть на всю затею с походом на чердак. А вечером что-нибудь сбрехать пацанам. Они, конечно, поиздеваются над ним, но не долго. И потом все пойдет своим чередом...

Но он этого не сделал. Он отследил, когда хозяин дома ушел, он сообщил друзьям об этом. И они все-таки оказались на чердаке... И разочаровались... Ничего интересного там не было... Почти ничего...

В пыльном чемодане Паша нашел коробочку с письмами и одну единственную фотографию... Которую он спешно засунул в карман. А письма оставил... Потом он всю жизнь жалел, что не взял писем тоже... Можно было, во всяком случае, хотя бы прочесть их... Что бы узнать, что связывало хозяина дома и красивую аристократку, запечатленную на старом снимке....

Но что он мог понимать в свои тринадцать лет?

-\\-

Заметно похолодало... Да и потемнело тоже... Чувствовалось, что вечер совсем близко... Поднялся легкий ветерок. Но на кладбище, в ложбинке, все еще было тихо. Лишь старая акация шевелила своими ветками-пальцами, как будто делала кому-то знаки...

Старый пожелтевший листок бумаги с ликом девушки, запечатленной в начале двадцатого века, в шляпе с вуалью и в кашемировом платье... Этот образ прошел с Павлом по всей жизни... И непонятно - трепетал ли он в руке из-за ветра, или от того, что рука, его державшая, дрожала от волнения...

-\\-

"Жека и Леха! Приветствую вас! Вы так далеко от меня и так близко... Выдалась свободная минутка - и я сразу сел за письмо... Все спят. Я на вахте. Завтра нас перебрасывают "за реку". Вы, наверное, не понимаете, что это значит... Завтра я буду в Афгане... А вернусь или нет - это большой вопрос...

Жаль, что вы не попали ко мне на проводы. Тяжело было уходить без прощания с вами... Я только сейчас начинаю понимать - на сколько вы мне дороги... И каждую минутку, каждое мгновение, что я помню из нашей дружбы - я смакую и лелею в своей памяти... Как же хочется вас увидеть...

В армии плохо. Реально. Все злые. Нас, "молодых", бьют по поводу и без повода... Пишу это и боюсь - вдруг, кто прочтет. Меня просто убьют... Я всех здесь ненавижу!!!

Как вы там поживаете? Как наш поселок? Пишите любые новости, даже самые ничтожные... Я очень за вами скучаю...".

Это было первое и последнее письмо друзьям детства, что Павел успел написать...

-\\-

Ночь выдалась холодной. Не смотря на то, что день был очень теплым - это особенность каменистой пустыни. Днем солнце жжет до изнеможения, а ночью можно умереть от переохлаждения... В Афгане с этими особенностями местного климата сталкивался каждый новичок. Павел тоже столкнулся...

Испуганно озираясь по сторонам, делая тщетные попытки согреть озябшие пальцы ног, шевеля ими внутри сапог, он вслушивался в тишину... Тишину, которая пугала своей нескончаемостью.

В такие моменты ужасно хотелось жить... Точнее сказать - выжить в этом хаосе никому ненужной войны... Войны без цели и смысла... Слишком затянувшейся и порядком поднадоевшей...

Обида грызла душу... Сидя в неглубоком блиндаже, дрожа от холода, и от страха тоже, Павел проклинал тот день, когда получил повестку в армию... Пустое, никчемное прожигание нескольких лет жизни - вот чем виделась армия для него... Обидно было, что судьба занесла его сюда, а не в ракетную шахту, где служить можно было в тепле и домашних тапочках...

- Эй, шурави, руки поднял быстро, - полушепот-полукрик прервал мрачные раздумья, - тявкнешь, мозги размажу по стенке...

Сердце бешено заколотилось. Перед глазами все поплыло. Стало трудно дышать. "Все. Отвоевался..." промелькнуло в голове...

- Не убивайте меня, я шуметь не буду, - словно издалека услышал свой голос Павел. - Не стреляйте... Он заметил, как из темноты вылезли несколько стволов автоматов и уставились своими глазницами ему в грудь. Во рту пересохло и стало противно шевелить одеревеневшим языком...

Едва различимый шорох - и в блиндаж спрыгнул бородатый толстяк, от которого резануло крепким запахом пота, мочи и кислой брынзы. Лезвие ножа больно впилось в шею.

- Тихо... Не рыпайся... Будешь жить тогда...

Павел мучительно выбирал - разжать руку с гранатой, или все же дать самому себе шанс - а вдруг, и правда, оставят в живых?

Умирать совсем не хотелось... Не сейчас, во всяком случае... Да и ради кого умирать-то? Ради тех ублюдков, что сейчас спят? Сон которых, он, Павел, должен охранять? Тех, кто издевался над ним, унижал и избивал, только потому, что он "молодой"? А какое у них на это право было? Кто им его дал? Ну нет... Пусть их вырежут, как скотов... Есть там и хорошие ребята... Но... И ради них, Павел, тоже, умирать не хотел...

- Осторожнее - у меня граната в руке... Полоснешь по шее - не удержу чеку...

- Показывай, не шути... Жить хочешь?

- Какие гарантии дашь?

- А никаких.

Стало понятно - смертник... Ну, с такими и торговаться нет смысла...

Павел медленно протянул руку вперед, и передал гранату душману. И тут же в блиндаж спрыгнули еще несколько человек, чем-то ударили Павла по голове, дальше пустота...

-\\-

Потом были долгие месяцы плена... Жизнь в ауле, изоляция от мира, полная потеря смысла жизни и, попытки бегства... Трижды...

Трижды за это его выводили на расстрел... Такой вот метод перевоспитания...

-\\-

- Эй, русский! За тобой приехали! Иди скорей!

Этот окрик мальчишки, как молния, врезался в мозг... Сердце забилось часто-часто...

"Неужели, все?" - промелькнула мысль. А что - все, так и не понял для себя... Освобождение? Расстрел? Обмен? Или...?

- Ну, чего застыл, как камень! Тебя купили! Поедешь на равнину... давай быстрее!

Павел подхватил ведра с водой и, спотыкаясь, быстрым шагом, пустился к дому своего хозяина. Холодная родниковая вода выплескивалась на ноги, но он этого уже не замечал...

"Купили... Кто? Для чего? Да все равно кто - лишь бы отсюда подальше..."

На дорогу вышла коза и уставилась на ведра с водой... Ей хотелось пить... Павел фыркнул на нее, чтобы убиралась с его пути... От волнения, он не замечал ничего, кроме этого животного, которое пытается ему помешать...

Коза лишь немного отбежала в сторону, потом, жалобно, заблеяв, кинулась догонять его, стараясь на ходу залезть мордой в ведро...

- Да уйди ты! - прикрикнул на нее Павел, повернулся, споткнулся и упал.

Мальчуган, наблюдавший за все этим, звонко засмеялся.

- Эй, русский! Ты что, козы боишься? Если ты такой трус, зачем пришел на нашу землю? - Он спрыгнул с мазанки и подбежал поближе, - скоро все русские побегут от нас!

За долгие месяцы жизни в ауле, Павел привык к подобного рода, оскорблениям. Он ничего не ответил, потому, что знал - каждое его слово может стоить ему жизни...

С остатками воды, он добрел до ворот, около которых стоял белый внедорожник с большими красными крестами на дверях и капоте. На пороге хижины его уже ждал хозяин, вместе с чернокожим человеком, в незнакомой униформе.

- Вот, русский, за тобой приехали. Собирай свои пожитки и уезжай! - хозяин пренебрежительно отвернулся и заговорил о чем-то с чернокожим.

Павел поставил ведра и стрелой бросился в свою конуру - из вещей у него был только брезентовый плащ и самое драгоценное в жизни - фотография загадочной незнакомки, из далекого прошлого... Павел умудрился сохранить ее, несмотря на все беды и трудности, что выпали на его долю. Он был влюблен в эту девушку, и это чувство, которое он так и не успел испытать в реальной жизни к реальному человеку, до ухода в армию, отчасти помогло ему выжить...

Увидев, что Павел тащит в руках истрепанный брезентовый плащ, чернокожий что-то протестующее закричал и замахал руками.

- Не бери с собой эти лохмотья! - Перевел хозяин, - тебе выдадут хорошую одежду. Оставь это здесь. Возьми воду, что ты принес и умойся! Наш друг не может привезти тебя такого грязного!

Отбросив плащ в сторону, Павел умылся обжигающе холодной водой, обтерся полой своей робы и в ожидании дальнейших приказаний, застыл по стойке "смирно".

Солнце уже перевалило за полдень. Было жарко. Очень жарко. Мухи надоедливо лезли в глаза и в нос. Очень хотелось есть...

Собеседники дружески обнялись, попрощались и чернокожий, сделав жест рукой, пригласил Павла сесть в машину.

"Международный красный крест" - решил Павел, садясь на переднее сидение джипа. Он старался понять - как они его здесь нашли? И неужели, они вернут его на родину? Сказка, да и только!

Машина уже выехала из аула и поехала по узкой дороге, выдувая из-под колес клубы пыли. В салоне стало до умопомрачения прохладно! Сказка! Не может это быть реальностью!

Через мгновение, Павел уже спал. Волнения и усталость сделали свое дело...

-\\-

В самолет, вместе с Павлом, сели еще четверо таких же оборванных, изможденных и запуганных парней. Все они были разных национальностей, и не говорили ни на одном, общем для всех, языке...

Только когда взлетели, стало понятно - не все из них были военнопленные...

Транспортный самолет, с неудобными сиденьями, плохой звукоизоляцией и почти без отопления. По лицам сидящих было видно - ни один из них не имел ни малейшего понятия, куда их везут, и с какой целью...

Раздали сухпайки. Такой вкуснотищи Павел не ел уже давно. Не прошло и минуты - с едой было покончено. Но голод не прошел. Постоянное недоедание... С этим приходилось мириться... Уже долгое время...

Попытки завязать знакомство с такими же, как он - строго пресеклись сопровождающими. Вообще, эти люди совсем не походили на сотрудников МККК. Скорее профессиональные охранники. А может быть, и наемники. Между собой они тоже практически не общались...

С каждым часом росла уверенность, что в самолете не освобожденные из плена, а самые что ни на есть - пленники... И предоставлять им свободу ни кто не собирается...

Уже много часов, монотонно гудели моторы. Еду выдали еще раз... Путешествие казалось бесконечным...

Справа сидел угрюмо, уставившись в пол, лопоухий коротыш. Время от времени, он бросал на Павла вопросительные взгляды. Природа их стала понятна только лишь когда он задал вопрос:

- Ты русский?

Кивок в знак согласия...

- В плен давно попал?

- Не знаю... Я не знаю, какой сейчас год. Какой месяц и число...

- Почекай. Нэ так швыдко... Я плохо разумею, колы ты так швыдко мувишь...

- Поляк?

- Може и так...

- А ты то, как в Афгане оказался?

- Солдат удачи... Гроши нужны...

Один из сопровождающих подошел и по-английски что-то прокричал. Потом показал пистолет и пригрозил им. Так он дал понять - если не замолчат, то будет плохо...

Еще какое-то время прошло в полном безмолвии...

- Нас на органы разберут...

Павел подпрыгнул от неожиданности... Голос соседа справа прозвучал, как взрыв гранаты...

Когда шок прошел, стали проясняться и мозги. Пазлы начали собираться в картину - вовсе не МККК выкупил его у моджахедов. И остальные четверо - их просто похитили, привезли в Афганистан, от куда их забрали эти люди, в незнакомой униформе...

И слова, только что услышанные, вовсе не показались бредом сумасшедшего...

Сразу возникла мысль о побеге... Но из самолета путь только один...

Оставалось ждать... Ждать Павел научился...

Он достал из кармана фотографию... Сердце сжалось в маленький комочек... Тяжелый вздох: "Сколько же нам с тобой придется пережить еще?"

Вспышка злости на судьбу... Почему? За что? Когда все это закончится?

Захотелось ухи. Обязательно с укропом. Да горящую головешку в котелок. Чтобы дымком пахло... Холодной водки, граненый стакан. И забыться, хоть на секунду...

-\\-

Нужно было куда ни будь идти, оставаться на кладбищенской земле всю ночь, Павел конечно же, не мог... Старая акация почти растворилась в темноте... Холод пробирал до костей... Осень... Коварная осень... Днем еще приветливая и предсказуемая, а ночью - обманчивая как разбойница с большой дороги...

Но куда идти? В этом городке не осталось ни кого... Захотелось крикнуть проклятия в адрес этой паршивой жизни... Никчемной, пустой и ... такой бесконечной...

-\\-

Из самолета их выводили уже под конвоем. В наручниках и с мешками на головах... Когда открыли дверь - холодный, почти морозный воздух проник под одежду. Доносились звуки большого аэропорта. Только сошли по трапу - их затолкали в автомобиль. Внутри было гораздо теплее, чем в самолете и на улице...

Тронулись. Ни слова. Покорность. Животная покорность.

"А ведь нас, как коров, на бойню везут... И сделать ничего нельзя... Только смириться... И ждать... Ну уж нет! Не выйдет у вас ничего... Пройти через все, и так глупо отдать себя на запчасти... Никогда!"

Длинные руки всегда помогали. Помогли и сейчас - немного усилий, и застегнутые наручниками за спиной руки, оказались уже впереди. Быстро сдернутый с головы мешок, и вот он, дремлющий, ничего не подозревающий охранник. Секунду назад еще живой. Теперь уже нет.

Ключ от наручников у него же на поясе. Теперь руки свободны у всех пятерых пленников. Плюс трофейный карабин и нож.

Второй охранник с водителем за железной перегородкой... Один выстрел - и нет охранника. Его мозги забрызгали красно-серой массой лобовое стекло. И перегородка не спасла... Водитель резко нажал на тормоз - он тоже ничего не успел понять...

Удар ногой и двери фургона на распашку - вот она свобода! Карабин можно оставить. Нож еще пригодится. Пленники бросились врассыпную - кто куда. Визг тормозов, крики, хлесткие выстрелы - били из винтовки в глушителем... Эх, сейчас бы "Калашников" в руки, с парой "магазинов"!

"Нужно бежать как можно быстрее... И петлять, петлять... Не дай Бог зацепит... Господи, где это я?"

Павел едва успел остановиться на краю открытой площадки. Она обрывалась резко вниз... А впереди...

Впереди, на фоне темного небосвода, где линия горизонта могла бы быть видна... Ее закрывал, на сколько хватало взора, огромный, похожий на сказочный замок, город, раскинутый на дне глубокого марсианского кратера... Невообразимое зрелище... Исполинского роста здания, хотя и находились довольно далеко, но все равно, от их вида дух захватывало... Огненные реки широких улиц... И бескрайнее море огней... Футуристический пейзаж... Невольно завораживал и ошеломлял... И надо всей этой красотой завис огромный, зловеще-красный диск Луны...

Где-то рядом просвистела пуля... Павел не раздумывая, спрыгнул вниз. Летел неестественно долго. Удар. Боль во всем теле... Поднялся... Кости целы... Побежал... Но не быстро - левая ступня не слушалась, ее как будто бы не было... Метров через пятьдесят она вернулась в строй. Это радовало...

Какие-то переулки... Петлял, как заяц... Уже не понимал, куда бежит... Лишь бы щель найти и забиться в нее... Сил почти не осталось... Какая-то дверь... Потянул за ручку - закрыто... Что ж делать... От досады стукнул по двери кулаком... Щелчок... Другой... Скрип...Полоска света и звуки музыки... Резко дверь на себя, рывок во внутрь и закрывать, быстрее, быстрее... Что б не поняли, что он здесь... Сердце выпрыгивало из груди... Широко открытый рот не успевал захватывать такой нужный сейчас воздух... Прислонился к стене и медленно сполз на пол... Перед глазами все поплыло... Но в сознании... Нужно только отдышаться... Нужно всего лишь несколько минут...

-\\-

- Где я? - еле выдавил из себя Павел, еще блуждающим взглядом, рассматривая спасительную комнату. Но ничего не мог рассмотреть основательно...

- А где бы Вы хотели оказаться, молодой человек? - еврейский говор принадлежал невысокому человеку, который стоял в углу, уперев руки в бока, и пристально рассматривал полулежащего на полу, - Вы что, с "того света" прибыли?

И тут сознание покинуло Павла...

-\\-

- ... вот так я оказался здесь. - Закончил свой рассказ, Павел. Он сидел в удобном кресле, окруженный дружелюбно улыбающимися людьми.

Его, потерявшего сознание, с прострелянной на вылет, ногой, перетащили в каморку для персонала, привели в сознание и оказали первую помощь. Учитывая характер ранения, решено было не привлекать докторов и полицию, и оказать первую помощь здесь, на месте...

Итак, что же произошло с Павлом и где он, в конце концов, оказался???

Ночной клуб, под названием "Березовая роща", расположился на территории промышленно-логистического центра, на окраине Торонто, одного из крупнейших городов Канады... Здесь собираются российские эмигранты и их потомки, разных времен и эпох... Какое-то чудесное проведение - Павла, скрывающегося от боевиков международной организованной преступной группировки, которая занималась похищением людей во всех концах земного шара, извлечением из них востребованных на рынке человеческих органов и продажей, привело, в этот уголок - маленькую Россию, чтобы найти здесь спасение и приют...

- Ну что, друзья, предлагаю всем пройти в зал! - хлопнув в ладоши, энергично предложил дядя Саша, (это он открыл дверь и впустил Павла в "Березовую рощу"), - пойдемте, послушаем, как поет наша бесподобная Сонечка! Я, конечно же, могу утверждать, Паша, что такого голоса, какой у Сонечки, Вы, не могли нигде услышать!

Он помог Павлу подняться и, поддерживая с одной стороны под локоть, помог пройти в зал и усадил за ближайший столик.

Помещение оказалось довольно просторным, со множеством больших и маленьких столиков, с площадкой для танцев, перед самой сценой и отдельно стоящей барной стойкой, оформленной в виде поленницы для дров...

Над каждым столом висел старинный, красный абажур, украшенный бахромой и тесемками... Полумрак и витающий в воздухе сигаретный дым предавали залу загадочный и таинственный вид...

Посетителей присутствовало не так уж много - некоторые столики были не заняты... Но ощущения пустой комнаты почему-то не было... На сцене молодой пианист играл легкую мелодию - что-то из классики...

На столе, перед Павлом появился графин с водкой и большое блюдо с жареной картошкой, черным хлебом и малосольными огурчиками... Обо всем этом он только мечтал последние несколько лет! И вкус, практически забытый, теперь снова вызвал в его желудке волну голодного приступа...

Дядя Саша заботливо наполнил стопки, - давай, Пашка, за твой второй день рождения!!! - Только с едой не переборщи... А то с голодухи можешь и, того, кувыркнуться...

Выпили. Закусили... И тут зал взорвался аплодисментами - на сцену вышла молодая девушка, одетая по моде начала века... Она долго, с улыбкой на губах, смотрела на аплодирующих, свистящих и выкрикивающих слова восхищения, посетителей клуба... Все это время Павел смотрел на нее не моргая... Он просто не верил своим глазам...

Очевидно, дядя Саша заметил не очень хорошие изменения на лице Павла, потому, что засуетился и с недовольством выпалил:

- Говорил же, не увлекайся... Господи, только не умирай здесь!!!

- Все нормально... - Павел дрожащей рукой достал из кармана фото и показал его дяде Саше, - это она?

Тот поднес его ближе к свету, чтобы лучше рассмотреть. - Похоже, что она... От куда? Как?

Зал внезапно стих... Заиграло фортепиано... Мелодия старинного романса... Девушка запела... Она сошла со сцены и переходя от столика к столику, знаками приветствовала сидящих - похоже, что она была знакома с каждым, к кому подходила...

- Как поет! Какой голос! - дядя Саша не скрывая, утирал рукавами слезы со щек. - Не могу слушать спокойно... Каждый раз вот так... Слезу вышибает...

Он так и сидел... Слушал и плакал... А Соня тем временем, подошла к их столику и поприветствовала его, проведя рукой по его седеющим волосам. Она легким движением взяла из его руки фотографию... Удивилась, взглянув на нее... Это было заметно по слегка приподнявшейся тоненькой бровке... Перевела взгляд на Павла... Никакого знака внимания - это понятно - видела его впервые...

Вложив фотографию обратно в руку дяди Саши, Сонечка вернулась на сцену и закончила свое выступление... Она долго кланялась и посылала воздушные поцелуи в зал, в ответ на бурные овации и крики "Браво!".

- Мне нужно с ней поговорить, - Павел попытался подняться, - мне нужно спросить у нее кое о чем...

- Сиди не рыпайся, - дядя Саша удержал его за руку, - Она сейчас переоденется и подойдет к нам.

- От куда Вы знаете?

- Сонечка активист местной русскоязычной общины... Ей будет интересно познакомиться с тобой, как с новичком... Обязанность у нее такая - узнать кто ты, что ты, и вообще, интересен ли для общества...

- Вот почему она всех здесь знает... А я думал, что мне показалось...

- Нет, Пашенька, тебе не показалась... Она действительно знакома с каждым посетителем "Рощи"... Собственно, с ее благословения, "Роща" и появилась...

Многое было Павлу непонятно - община, активист, для чего нужно обо всех все знать? Но он с нетерпением ждал, когда придет Соня...

Незаметно для него, опустел графин... Исчезла картошка и огурцы... Стихла боль в прострелянной ноге и появилось веселое настроение...

На сцену вышел другой исполнитель... Зазвучал шансон...

Куда-то делась усталость... Вся обстановка, люди вокруг - все это казалось каким-то сюрреалистичным сном... Он, Павел, и не предполагал, что когда ни будь окажется вот в такой жизненной ситуации - за рубежом, да еще в окружении людей, которые живут на чужбине, и, которые, по сути - идейные враги каждого советского человека! Так, по крайней мере, его учили в школе...

Но, как ни странно, врагами они совсем не казались... Более того, они помогли ему, приютили, оказали помощь, напоили и накормили... Какие же они враги после этого? Они вовсе не враги!

- Так ты расскажи, от куда у тебя Сонечкина фотография? -голос дяди Саши вывел Павла из глубокого раздумья.

- Я нашел ее на пыльном чердаке... В чемодане со старыми письмами... И случилось это почти десять лет назад...

Дядя Саша вопросительно посмотрел на Павла:

- Как это десять лет назад? Такого быть не может...

- Вот и я о том же... Не Соня это на фотографии... А кто-то очень на нее похожий...

Позади послышалось легкое покашливание...

- Прошу прощения, невольно подслушала...

Павел и дядя Саша повернулись. Соня стояла с большой кружкой в руке и виновато улыбалась, - Вы позволите, я присяду за ваш столик?

- Конечно! Сонечка, мы тебя как раз и ждали, - лицо дяди Саши расплылось в улыбке.

Соня села напротив Павла и протянула ему свою ладонь:

- Давайте знакомиться. Я - Соня.

Из кружки, которую она поставила на стол, приятно пахло кофе с корицей...

- Павел, - ответное рукопожатие...

Возникло неловкое молчание. Соня с любопытством рассматривала Павла. Он, в свою очередь, смущался и не знал, как себя вести в этой ситуации. Ему было не по себе от пристального взгляда больших, красивых и умных глаз...

- Ой! Совсем засиделся я тут с вами! - Засуетился дядя Саша, - вы пообщайтесь, а я пошел на кухню. Работа ждет, понимаете ли...

И поспешно удалился. Соня проводила его взглядом. О чем-то глубоко задумалась на несколько секунд, потом достала пачку сигарет и протянула Павлу:

- Угощайтесь...

В современной одежде в ней трудно было узнать девушку с фотографии... Практически невозможно...

- Спасибо.

- Как хотите...- Она сделала глубокую затяжку, - очень интересно - кто Вы? На долго в наши края?

- Не знаю... Как-то все так неожиданно произошло...

- Да я знаю Вашу историю. Мне в двух словах уже рассказали...

Соня взяла со стола фотографию:

- У меня есть точно такая же.... Думала, что единственная. Оказывается - я ошибалась...

- Соня, кто же запечатлен на ней?

- Соня - это не мое имя. Не знаю почему, но так меня все называют с самого детства... Я привыкла. А мое настоящее имя - Аннет. Так меня назвали в честь бабушки. Она была итальянка. Уроженка Венеции. Ее фотографию я держу в руках...

Такого поворота событий Павел явно не ожидал. Трудно было бы придумать более интересного сюжета для книги... Но это не книга... Это жизнь...

На сцене пианист не жалел ни своих сил ни клавиш пианино. Ни кто уже не пел... Только музыка... И не существовало для играющего ни этого кабака, ни этого города, ни этого мира вообще... Были только он, и его музыка...

У Павла пересохло в горле... Ужасно захотелось пить...

- Возьмите, отхлебните моего кофе, если не брезгуете, - Соня протянула свою кружку, словно прочитав мысли, - это взбодрит и утолит жажду...

И посмотрела на Павла таким открытым и ясным взглядом, словно они были сто лет знакомы и дружны...

- Соня, Вам не кажется, что нам о многом нужно поговорить?

- Кажется... И мы поговорим... Но не здесь. Я вызову такси, и мы поедем ко мне. Вам нужно отоспаться, как следует. А то смотреть на Вас страшно... Труп ходячий...

-\\-

Ночную тишину разорвал гудок тепловоза, на далекой станции... Сразу вспомнилось детство... Жаркий июльский день... Паша со своими друзьями совершил очередную вылазку на товарную станцию... Им нравилось укладывать гвозди на рельсовое полотно и ждать, в тени придорожной насыпи, когда пройдет очередной состав, груженный углем или щебнем, и гвозди под его колесами превратятся в нечто похожее на лезвия мечей, только маленькие. Из них потом изготавливались ножи и стрелы для самодельных луков...

Запахи гудрона, машинного масла и раскаленного от солнца, металла - навсегда остались в памяти и ассоциировались именно с теми счастливыми деньками далекого детства...

Как же так могло получиться, что он и Соня расстались? Да, наверное, так суждено было случиться... Как встретились - так и расстались...

Павел поудобнее улегся на трубах теплотрассы... Как настоящий бомж, он пережидал холодную ночь в подвале одной из многоэтажек... Ему еще очень повезло, что дверь оказалась не запертой, и он сможет скоротать время в тепле... Как ни странно, вопреки своим вчерашним замыслам - он все же увидит еще один рассвет в своей жизни...

Что сейчас делает Соня? Она ведь так и не узнала - что же с ним случилось...

По ее совету, Павел обратился в эмиграционный отдел полиции, с целью получения статуса беженца и легализации пребывания в Канаде. После оформления нескольких документов, проведенных собеседований сначала с инспектором, потом с представителем эмиграционного департамента, Павла в очередной раз пригласили в участок. Как он думал - для выдачи временного удостоверения личности беженца.

Соня проводила его с улыбкой на губах и пожелала скорейшего возвращения... Они запланировали поход в ресторан в тот вечер, что бы отметить завершение процесса оформления статуса...

Но их планам не суждено было сбыться... В участке на Павла надели наручники и отправили в камеру предварительного заключения. Ему объяснили, что он числится в международном розыске по линии Интерпола за военное преступление... Его начали готовить к депортации в Советский Союз...

Когда в Афганистане он сдался в плен, погибли все военнослужащие, которых он должен был охранять... За это преступление, военный трибунал, как дезертира, заочно приговорил его к высшей мере наказания...

Потом была депортация и военный следственный изолятор в Москве...

... Шел декабрь 1991 года. Страна, в которой родился и вырос Павел, умирала на глазах... Но, будучи в заключении и изоляции, обо все процессах, происходивших в обществе, Павел, конечно же, не знал... Не знал он и того, что закон, по которому его осудили и приговорили, уже не имел ни какой юридической силы, так как вышла амнистия... И, что скоро, он будет жить в стране с другим названием, другой идеологией и другой экономикой... Все теперь будет иначе...

Но от своего предшественника, новая Россия унаследовала все самое плохое, что могла... Бюрократию - в первую очередь... Благодаря ей, Павел вышел на свободу, почти что через год...

И теперь он лежал на трубах в подвале, пытался заснуть, но, безуспешно...

Продолжение следует...