Аннотация: Крах мультикультурализма, официально признанный в настоящее время, рассматривается с точки зрения природы человека
Неотвратимость краха европейской модели мультикультурализма с точки зрения психофизиологии
Итак, крах мультикультурализма в Европе официально признали все лидеры ведущих европейских государств: канцлер Германии А. Меркель, президент Франции Николя Саркози и, наконец, премьер-министр Великобритании Дэвид Камерон (1.)
В Европе появление мультикультурализма было обусловлено усилением трудовой миграции в Европу, и на этом этапе представляло собой пусть и не декларируемый официально "консервативный мультикультурализм, настаивающий на социальной изоляции меньшинств от большинства в целях сохранения этнической идентичности тех и других", то есть "по сути, новые издания национализма и даже расизма" (2).
И если бы на этом всё закончилось, то мультикультурализм появился бы "лишь как исторический эпизод, как проявление кратковременной "обратной волны", завершающей цикл индустриальной модернизации" (3). Но с приходом к власти лейбористов в Великобритании в 1997-м и правительства СДПГ/Зеленых в 1998 году в ФРГ (21) мультикультурализм превратился в государственную политическую программу, "направленную на гармонизацию отношений между государством и этническими, культурными меньшинствами его составляющими" (4), и стал рассматриваться "как сугубо культурологический принцип, заключающийся в том, что люди разной этничности, религии, рас должны научиться жить бок о бок друг с другом, не отказываясь от своего культурного своеобразия" (3).
Вот только с пониманием культуры возникла большая проблема. Как справедливо подметил Дмитрий Орешкин, человечеству свойственна "привычка уверенно рассуждать о том, чего не видели, в терминах, которые не понимаем.... Мультикультурализм воспринимается как нечто интуитивно-и-так-ясное" (5).
На самом деле "понятие "культура" представляет собой "органическое соединение многих сторон человеческой деятельности" и поэтому "отличается необыкновенной сложностью (6). Даже в самом максимальном обобщении "понимание понятия культуры слагается из трёх составляющих: жизненных ценностей, норм поведения и артефактов", под которыми понимаются в первую очередь плоды материального производства, созданные и создаваемые человеком. Причём именно "жизненные ценности", а не одежда, музыка и архитектура "являются основой культуры", поскольку именно жизненные ценности "отражаются в понятиях Мораль и Нравственность" (7), а, следовательно, и лежат в основе норм поведения.
И если речь идёт о возможности межкультурного взаимодействия и особенно взаимопроникновения, то именно мораль всегда определяет характер этих взаимоотношений, поскольку она "возникает раньше других форм общественного сознания,... распространяется на всех членов коллектива" (8) и является основной системой "регулирующей отношения" (9) между людьми, как внутри своего общества, так и при межобщественных контактах. Причём в тех случаях, когда "религия... представляет собой часть культурного комплекса", то в этом случае "роль базисного элемента" морали и нравственности "выполняет система религиозных ценностей" (10). То есть взаимодействие культур может представлять собой ещё и взаимодействие различных религиозных моралей.
Проблемы мультикультурализма в Европе начались с недооценки сложности понятия "культура" и доходящей до абсурда политкорректность европейского общества, которые привели к тому, что в эпоху постмодернизма и неолиберализма "политкорректное слово культура заместила этничность, так же, как раньше этничность заменила собой расу" (11).
Эти понятия действительно близки, но далеко не идентичны. При первом взгляде культура действительно входит в понятие этноса, представляющего собой "исторически сложившуюся на территории устойчивую межпоколенную совокупность людей, обладающих... относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований" (12).
Однако этнос имеет одну особенность, отличающую его от культуры: он не может не противопоставлять себя всем другим коллективам, поскольку члены его обязательно испытывает "неосознанную подсознательную взаимосимпатию" - "комплиментарность" по Л.Н. Гумилёву (13). Причём важно отметить, что сам принцип комплиментарности не относится к числу чисто социальных явлений, а является психофизиологическим феноменом, так как наблюдается не только у людей, но и у животных.
Особенно ярко этот феномен проявляется в момент формирования нового этноса. При этом не играют роли ни разный уровень культуры, ни психологические особенности составляющих его людей, ибо при возникновении новой этнической целостности отсутствует принцип сознательного расчета и стремления к выгоде, поскольку только объединёнными усилиями первому поколению пассионариев удаётся "сломить устоявшиеся взаимоотношения, бытующие в это время в окружающей их среде" (13).
В дальнейшем образовавшийся этнос всегда "будет стремиться воспроизвести жизненный цикл предшествующего", так как ему "невыгодно принять к с себе человека,.. отличающегося от соседей по быту, обычаям, религии и роду занятий", поскольку "навыки, полученные в других условиях будут этносу не нужны, а значит, будут неприменимы". Этот феномен ("традиция" по Л.Н. Гумилеву, "сигнальная наследственность" по М.Е. Лобашеву), заставляет членов этноса с раннего детства усваивать навыки быта, приемы мыслительной деятельности, восприятие предметов искусства, принятое обращение со старшими и отношения между полами, обеспечивая себе тем самым наилучшую адаптацию в своей среде. Именно сочетание феноменов традиции и эндогамии (стабилизирующей состав генофонда изоляции от соседей) Гумилев считал основным фактором создающим устойчивость любого этнического коллектива (13).
Однако самым важным для понимания причины "краха мультикультурализма" является неотвратимость возникновения межэтнических конфликтов между новообразованными и коренными этносами. Причём обычно межэтнические конфликты носят массовый характер, поскольку "защищаемые этнические особенности (язык, быт, вера)... составляют повседневную жизнь каждого члена этноса" и "всегда отличаются высоким накалом эмоций, страстей, проявлением иррациональных сторон человеческой природы". Но самым печальным является то, что "межэтнические конфликты не имеют окончательного разрешения. Ибо... та степень свободы и самостоятельности, которой удовлетворяется нынешнее поколение этноса, может показаться недостаточной следующему" (14).
Внезапная вспышка межэтнического конфликта может показаться необъяснимой случайностью, но на самом деле причиной вспышки практически всегда является достижение критического уровня противостояния, при котором этнос начинает считать себя "дискриминированным и по социально-экономическим показателям (низкий уровень доходов, преобладание непрестижных профессий, недоступность хорошего образования и т.д.), и по духовным (притесняют религию, ограничивают возможности использования языка, не уважают обычаи и традиции)" (14).
Конечно, если у новообразованного и коренного этноса мораль будет совпадать, то интенсивность межэтнического конфликта будет меньше. Но если взгляды на жизнь и мораль этносов будут существенно отличаться, да ещё основой противостояния между этносами будут глубокие исторические корни, например, обида за колониальное прошлое, то межэтнический конфликт будет не только интенсивным, но и длительным.
Подобные по остроте конфликты практически неизбежны, если этносы принадлежат к принципиально различным суперэтносам, тем которые до появления этого термина именовались "цивилизациями", "культурами" или "мирами" (например: "Исламский мир", "Западная цивилизация"). Неразрешимость конфликта при столкновении суперэтносов объясняется тем, что любой "суперэтнос не способен к дивергенции" (15). И если в биологии под дивергенцией понимается расхождение признаков и свойств у первоначально близких групп организмов в ходе эволюции (16), то в отношении суперэтноса это значит, что он не способен изменятся в процессе эволюции.
Проблема конфликтности новых европейских этносов усугубляется ещё и тем, что политика европейского мультикультурализма "провоцирует сегрегацию групп, порождая искусственные границы между общинами и формируя своего рода гетто на добровольной основе" (5), причём и "сами диаспоры очень рады капсулироваться, замыкаться, создавать такие скромные исламские анклавы внутри Европы" (17).
А потому "в замкнутых исламских кварталах Берлина, Лондона или Парижа молодежь имеет значительно меньшие возможности социализации и адаптации к местным условиям, чем их сверстники, живущие вне этих добровольных гетто" (3), что и приводит к "крайне низкому образовательному уровню этих диаспор, их абсолютному отрывы от корневой культуры" (17).
Но основной причиной этой постоянной борьбы цивилизаций является несовпадение моральных ценностей (18), ибо, когда сталкиваются моральные суждения из разных нормативных систем, нет оснований для выбора между ними (19). Иначе говоря, как верно подметил политолог А. Мигранян: "Мораль и политика - принципиально разные сферы. В сфере морали недопустимы компромиссы" (9).
К несчастью для Европы большинство новобразующихся в ней этносов является составляющей частью Исламского мира и придерживаются мистической морали, а коренные европейские этносы являются создателями и приверженцами либеральной морали. Конечно влияние религиозной морали (в данном случае христианской) сказывается и на формировании Европейской морали, но многовековое сосуществования христианской морали с либеральной моралью и прогрессирующий антиклерикализм западноевропейского общества привели к тому, что служители христианской церкви начали постепенно усваивать идеи либерализма, проникаться духом религиозного модернизма и даже менять своё отношение к принципиальным постулатам христианской морали.
В отличии от западного христианства "ислам... это очень ригидная, то есть жесткая религия, которая не трансформируется, не учитывает изменений, которые происходят в мире" (20).
Проблема отсутствия толерантности ислама усугубляется тем, что в "настоящее время, в условиях постколониализма, в исламе активизировался "исламский фундаментализм" - течение, декларирующее необходимость возвращения мусульман к строгому соблюдению требований Корана и других, священных для данной религии книг, а также "освобождения мусульманских земель от колонизаторов" (21). Причём "современные виды миграции, как вынужденной, так и добровольной, могут рассматриваться как территориальная экспансия", поскольку исламские "государства, как правило, оказывают поддержку родственным себе этнокультурным или конфессиональным группам, находящимся на территории другого государства (22).
Столь "категорическое отрицание ряда ценностей Запада и склонность к радикальным методам борьбы... дали основание ряду учёных, публицистов и политиков ввести в оборот термин "исламо-фашизм", который впервые использовал французский писатель и публицист Максим Роденсон, обозначивший им режим революционной исламской диктатуры в Иране после событий 1979 года (23).
Причины возникновения этого вида радикального исламизма лучше всего раскрывает Ф. Фукуяма в своей работе "Началась ли история опять? Исламо-фашизм как идеология антиамериканской мировой революции": "Социологически, причины этого вид радикального исламизма не могут сильно отличаться от тех, которые привели в движение европейский фашизм в начале XX века. В исламском мире большая часть населения в предыдущем поколении была связана с традиционной деревенской или племенной жизнью. Эти люди прошли процесс урбанизации и оказались под влиянием более абстрактной формы ислама, которая зовет их обратно к более чистой версии религии, так же как экстремистский германский национализм пытался воскресить мифическую давно забытую расовую идентичность. Эта новая форма радикального ислама чрезвычайно привлекательна, потому что претендует на объяснение культурной дезориентации, которая вызывается процессом модернизации...
Базовый конфликт, перед которым мы стоим,... затрагивает не только небольшие группы террористов, но и всю общность радикальных исламистов и мусульман, для которых религиозная идентичность затмевает все другие политические ценности.... Они ненавидят то, что государство в западных обществах должно обеспечивать религиозную терпимость и плюрализм, а не служить религиозной истине....
Исламский мир сегодня находится в таком же положении, в каком христианская Европа находилась во время Тридцатилетней войны в XVII веке: религиозная политика ведет к потенциально бесконечному конфликту, не просто между мусульманами и не мусульманами, но между различными течениями мусульман (многие из недавних взрывов в Пакистане являются результатом шиито-суннитской вражды). В эпоху биологического и ядерного оружия это может привести к катастрофе для всех" (24).
Именно поэтому люди, приезжающие из разных стран третьего мира и получающие то, что ни при каких условиях не могли получить у себя дома, вместо благодарности принявшему их европейскому обществу "продолжают исповедовать свои собственные ценности: обычно не говорят на европейских языках, совершают гигантское количество преступлений,... делают джихад против неверных, ненавидят общество, которое их кормит и считают, что оно им должно" (25).
Может показаться, что характер лондонских беспорядков противоречит всему вышесказанному, поскольку "люди, которые устраивают погромы на протяжении последних нескольких дней в Лондоне, это не люди, обиженные кем-нибудь как-нибудь по национальному признаку". Это "люди, которые устроили в Лондоне беспорядки не в борьбе за какие-нибудь идеалы, и не в виде протеста за что-нибудь. Они, в общем, не за что особенно не борются.... Они просто грабят. Причем, они грабят то, что их интересует. Как-то никого совершенно не интересуют книжные магазины, и они стоят совершенно целенькие" (26).
В чём же тут дело? Владимир Малахов, пожалуй, одним из первых объяснил поведение иммигрантов развитием процессов маргинализации, правда возложив вину за это на европейское общество, которое, с его точки зрения, подвергло новых граждан социальному исключению (27). И это было бы правильно, если бы европейские государства целенаправленно понижали социальный статус формирующихся этнических групп, выталкивая их на общественное дно (28), а представители этих групп были бы инвалидами, безработными, неимущими, бездомными, чья бедность вынуждала бы их придерживаться стиля жизни, который отличался бы от сложившегося в данном обществе (29). Правда, безработных среди новых европейцев оказалось действительно много, но не из-за того, что они не могли найти себе работу, а лишь потому, что выдаваемые им пособия по безработице превышали заработную плату за ту работу, на которую у них хватало исходной квалификации.
Ошибка В. Малахова заключается в том, что он расценивает процесс маргинализации этнических групп, как чисто социальный феномен. Хотя даже изначально понятие "маргинальная личность" было предложено Робертом Эзра Парком в 1928 году "для обозначения культурного статуса и самосознания иммигрантов, оказавшихся в ситуации необходимости адаптации к новому для них урбанистическому образу жизни (30). Поскольку в то время этот феномен также трактовался, как чисто социологический (31), то идеи Парка были подхвачены, развиты и переработаны другим американским социологом - Эвереттом Стоунквистом, который тоже считал этот феномен социальным, но доказал, что маргинальное положение социального субъекта может возникать не только при столкновении культуры иммигрантов, но и при любом культурном конфликте (32).
Но принципиальный сдвиг в понимании понятия маргинальности принадлежит Э.Хьюзу, подметившему, что маргинальность всегда "сопровождается конфликтами лояльности и разочарования", то есть фрустрацией (33), являющейся чисто психическим состояниям, возникающим "в тех случаях, когда организм встречает более или менее непреодолимые препятствия или обструкции на пути к удовлетворению каких-либо жизненной потребности" (34).
Действительно для подтверждения этого факта достаточно сравнить описание внутреннего мира маргинального человек по Стоунквисту и М.В. Леевику с описанием симптомов фрустрации.
Так Стоунквист (35) описывает следующие психологические характеристики, возникающие при развитии культурного конфликта:
• дезорганизованность, ошеломленность, неспособность определить источник конфликта;
Ещё одно более обобщённое описание специфических свойств маргинального человека приводит М. В. Леевик (30):
• рефлексия, как склонность к анализу своих переживаний;
• критическое, скептическое, иногда циническое отношение к миру;
• релятивизм, как субъективное толкование нравственных понятий и суждений, доходящее до появления стремления определенных социальных групп подорвать или ниспровергнуть господствующие формы нравственности;
Наконец, для сравнения необходимо привести основные проявлений фрустрации (34):
• агрессивность может включать в себя не только прямое нападение, но и угрозу, желание напасть, враждебность, желанием на ком-то и даже на чем-то "сорвать зло", может быть внешне ярко выражена, например, в драчливости, грубости, "задиристости", а может быть более "затаенной", имея форму скрытого недоброжелательства и озлобленности
• прикованность к фрустратору, который поглощает все внимание, вызывает потребность длительное время воспринимать, переживать и анализировать фрустратор;
• капризное поведение;
• уход в отвлекающую, позволяющую "забыться" деятельность;
• депрессии, часто проявляющиеся чувством печали, сознанием неуверенности, бессилия, безнадежности, а иногда отчаяния;
• регрессия - возвращение к более примитивным, а нередко и к инфантильным формам поведения;
• повышенная эмоциональность
Если учесть то, что именно человек представляет собой ключевую личность (key-personality) в контактах культур, протекающих по маргинальному принципу (31), то результаты проведённого сравнения окажутся убедительным доказательством того, что описание специфических свойств маргинального человека является просто описанием состояния фрустрации, возникающей при разрушении надежд и планов или тщетном ожидании их исполнения (35).
Фрустратором (непосредственной причиной возникновения фрустрации) при межкультурном конфликте могут оказаться "лишения", связанные с отсутствием возможности удовлетворения какой-либо потребности, например, отсутствием знаний, навыков для получения престижной работы, "конфликты" на социальной почве с представителями доминантной этнической общности, "препятствия" для удовлетворения религиозных или культурных потребностей, обусловленные различием норм, правил, законов у иммигрантов и коренного населения (36). Определённую роль в возникновении фрустрации могут играть и "пережитые "исторические несправедливости", вызывающие у низкостатусных групп этнического меньшинства желание восстановить справедливость". А уж " если объективная конфликтная ситуация осознана, даже случайные события из-за присущей межэтническим отношениям эмоциональности, а порой и иррациональности, могут привести к конфликтному взаимодействию как наиболее острой стадии конфликта" (37).
Интересно, что фрустрация типична не только для человека, но и для животного. Как отмечает Д.А. Жуков (38), при любом кардинальном изменении окружающей среды возникает потребность ликвидации дискомфорта. В свою очередь возникшая потребности (жизнь при новых условиях) формирует мотивация, т. е. активирует память о способах удовлетворения данной потребности. Но если необходимой программы действия нет и живому существу не удаётся найти ключевой стимул (совокупќность черт измененного состояния среды, которая позволяет характеризовать ситуацию как знакомую), то развивается стресс, поведенческим компонентом которого является смещенная активность.
В основном, смещенная активность развивается в следующих случаях:
1) когда не найден ключевой (пусковой) стимул, иными словами, когда человек не знает, как поступить;
2) при столкновении фиксированных комплексов действий (при столкновении культур);
3) При столкновении мотиваций, когда ни одна из них не может стать доминирующей.
Чаще всего смещенное поведение имеет форму наиболее привычного для данного субъекта вида активности, т. е. привычного фиксированного комплекса действий (поэт начинает писать стихи, художник рисовать). Приверженцы же ислама находят свое успокоение в религии. Именно для данной религии характерно "подкрепленное всеобщим согласием уммы чувство, что ты счастлив среди своих и именно это гарантия твоего вечного - благодаря Аллаху - благоденствия" (39), что естественно создаёт условия инкапсуляции новых переселенцев в религиозных микро- и макро-общинах.
Подводя итог вышесказанному можно сделать вывод о том, что при столкновении этнических групп всегда возникает маргинализация внедряемых этнических групп, а возникающий у маргиналов психологический синдром фрустрации оказывается "одной из основных причин девиантного поведения (не совпадающего с социальными нормами и ценностями, принятыми в обществе) молодёжи", которое в свою очередь "приводит к уродливым формам самовыражения", наркотикам, вандализму и национализму" (30). А следовательно именно недоучёт этих факторов изначально гарантировал крах европейской модели мультикультурализма.
Единственными успешными моделями мультикультурализма в настоящее время являются канадская модель, в которой оба этноса придерживаются единой либеральной морали, и американская модель "плавильного котла" (англ. melting pot), которая требует от вновь прибывших интеграции в существующую среду с усвоением "массовой культуры, языка, политической системы и системы образования", создающих " ту базовую социальную почву, на основе которой цементируются этнокультурные различия, не противоречащие типическому, вписывающемуся в рамки "американского образа жизни" (4).
Поэтому, если европейцы хотят сохранить свою либеральную культуру, сделавшую её центром мировой ойкумены, то они должны понять, что "все люди равны, все люди имеют право, все люди должны, но или у тебя будет родина, народ, страна, культура, или не будет. На этом месте будет существовать нечто абсолютно иное" (40). А людям, "которые приезжают, придерживаются определенных культурных традиций и рассчитывают именно здесь их распространять, должна быть закрыта возможность жить в Европе", поскольку обязательным "условием проживания в Европе для людей, принадлежащих по происхождению другим культурам, должно быть включение в культуру европейской страны". Тем более что в европейских странах "есть правовая система, которая в случае нарушения соответствующих положений будет судить" нарушителей (20).
Список литературы
1. Stolcke V. Talking culture: new boundaries, new rhetorics of exclusion in Europe // Current Anthropology. 1995. Vol. 36. No 1. P. 1-24.
16. Дмитрий Быков. Эхо Москвы. Передача: "Особое мнение". 09.08.2011
17. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003
18. Оссовская Мария - "Основы науки о морали". 1963
19. Евгений Ясин. Эхо Москвы. Передача: "Тектонический сдвиг". 25.07.2011
20. Azim A. Nanji, ed., "The Muslim Almanac" (Detroit: Gale Research, Inc., 1996), p. 123
21. Бондырева С.К., Колесов Д.В. Миграция (сущность и явление). - М.: Изд-во МПСИ, Воронеж: Изд-во НПО "МОДЭК", 2004. - С. 280-281
22. Роджер Скратон. "Исламо-фашизм". "The Wall Street Journal", США
23. Ф. Фукуяма - Началась ли история опять? Исламо-фашизм как идеология антиамериканской мировой революции. "Policy", June-August 2002. Источник - Русский журнал. Постоянный адрес статьи - http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1037254020
24. Юлия Латынина. Эхо Москвы. Передача: "Клинч. 31.08.2011
25. Сергей Пархоменко. Эхо Москвы. Передача: " Суть событий". 12.08.2011
26. Владимир Малахов. Дискуссия по статье Дмитрия Орешкин: А был ли крах мультикультурализма? Блог Фонд Егора Гайдара. 18.08.2011
30. МАРГИНАЛЬНОСТЬ. В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ. Коллективная монография. Москва. 2000.
31. Stonequist E.V. The Marginal Man. A Study in personality and culture conflict. New Jork: Russel & Russel, 1961
32. Hughes E.C. Social change and status protest: An essay on the marginal man // Phylon-Atlanta, 1945. Vol. 10, Љ 1. P.63
33. Н.Д. Левитов. Фрустрация как один из видов психических состояний. Вопросы психологии. 1967.Љ6
34. Цит. по: Феофанов К.А. Социальная маргинальность: характеристика основных концепций и подходов в современной социологии. (Обзор) // Общественные науки за рубежом, РЖ
38. Жуков Д.А. Биология поведения: гуморальные механизмы. СПб.: Речь, 2007. - 443 с.
39. Васильев, Л.С. Модернизация как исторический феномен (о генеральных закономерностях эволюции) / Л.С. Васильев. - Москва : Фонд "Либеральная миссия", 2011. - 188 с.
40. Михаил Веллер. Эхо Москвы. Передача "Особое мнение". 09.09.2011