Любченко Саша : другие произведения.

Дитя Ид

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История первая: человек, чудовище и черный океан.

Дитя Ид

"О, низкий из низких, всеми отринутый! Разве не потерян ты навек для всего сущего, для земных почестей, и цветов, и благородных стремлений? И разве не скрыты от тебя навек небеса бескрайней непроницаемой и мрачной завесой?"

Эдгар Алан По

"Вильям Вильсон"

   Вечер не задался сразу. Когда он опоздал на автобус, это казалось обычной мелкой неприятностью, но тут же, как на заказ, возникла длинная пробка, в которой такси простояло битый час. После долгих блужданий по частному сектору, где таксист громко матерился, прыгая по пригоркам на хрупкой иномарке, они добрались до центра. В тот самый миг, когда он выбрался из машины, хлынул мерзкий холодный дождь. Зонта, конечно же, не было.
   Кирилл давно научился относиться к валу мелких и крупных неудач с философским спокойствием. Много лет его день начинался с шума перфоратора за стеной и заканчивался снотворным. Вот и сейчас Кирилл только вздохнул, поспешив ступить под козырек у входа в здание. Там он отряхнулся, пригладил намокшие волосы, вспомнил, сколько денег осталось в карманах, и открыл дверь бара.
   Кирилл и сам толком не знал, зачем приходил сюда. Он никогда не был большим любителем выпить - алкоголизм некоторых родственников служил отличной прививкой стремившемуся выбиться в люди мальчишке. Не прельщала и атмосфера, все эти запахи потеющих тел, табачного дыхания и застарелого перегара. В барах было трудно дышать и еще труднее расслабляться. Но он все равно приходил сюда хотя бы раз в неделю, влекомый голосами, глазами, лицами, держащими бокалы и рюмки руками, глупым противным смехом и деловитыми перешептываниями. Кириллу часто не хватало людей, обычных, не обращающих на него внимания. Физиономии коллег по работе за несколько лет успели осточертеть и превратиться в смазанный фон для скучной пустой рутины. Здесь же были новые лица, новые слова. И никто, ни одна омываемая алкоголем живая душа, не обращала на него внимания. Кирилла это устраивало. Он привык быть незаметным. А ведь когда-то собственная незначительность и ненужность причиняли почти физические страдания.
   Бармен расторопно налил ему виски, дешевого и фальшивого, как и все вокруг. Кирилл, поморщившись, выпил и попытался расслабиться. Сегодня вечером в баре было не слишком много народу, их разговоры и запахи не заглушали музыку и ароматы порока, ласкавшие органы чувств подобно пальчикам умелой массажистки. Он любил городское гниение, влажное проспиртованное мещанство баров, сытую глупость кафе и ресторанов. Люди здесь и впрямь не видели его, даже глядя в упор, но и сами были недостойны взгляда.
   Приглушенный мягкий свет делал все вокруг дымчато-янтарным. Виски заставило кровь бежать быстрее, стекший за шиворот холод дождливого вечера растаял. Он сел на один из узких высоких стульев и велел повторить заказ. Пока бармен наливал, Кирилл огляделся.
   Мужчины, женщины, молодые и старые. Обыкновенная публика для приличного, но не элитного бара. Молоденькие девицы в боевой раскраске, явно планирующие закончить этот вечер в чужой постели. Вчерашние юноши, попавшие в зависимость от общения и выпивки, почти как он сам. Пожилые и средних лет мужчины, потрепанные женщины - будущее юнцов и девиц.
   Жалкое зрелище, концерт самообмана с воющим гаражным звуком. Все они ничтожны, бессмысленны и тупы. Как и он. Зачем проживают эти люди очередной день? Что остается после них с приходом ночи? Только экскременты и запах стареющего тела, бредущего по дороге жизни к разложению.
   "Нет уж", - сказал Кирилл себе, жмурясь после очередной порции виски: "Нечего строить из себя судью. У тебя просто паршивое настроение".
   В зеркале за стойкой отразилось его лицо. Почти тридцать лет, а усы все равно отрастают жиденькими и белесыми, как у подростка. Внешность была одной из главных неудач в его жизни. Скучное лицо, маленькие глаза, начавшие отвисать щеки. Черные волосы, густые и жесткие, скоро начнут выпадать, и образуется противная лысина. Фигура в мокром плаще расплывалась, отвисшие бока терлись о подкладку, натянув рубаху. Кирилл был совершенно зауряден и толстел, превращаясь в очередного старика-неудачника, коротавшего время в дешевых забегаловках.
   "Хорош!" - поморщился он, и отражение поморщилось в ответ: "Опять жалеешь себя, потому что случилась очередная неприятность. Сколько можно?"
   Вечная склонность к самокопанию, выросшая из детских комплексов, отравляла жизнь сильнее всего. С детства пытаясь быть лучше и успешнее, Кирилл все время смотрел на себя со стороны - достаточно ли хорош, умен, не совершил ли глупости? Японцы называли социальную осторожность боязнью потерять лицо. Именно потеря лица страшила Кирилла. Он мечтал стать богатым и знаменитым, бегая по грязным стылым улицам постсоветской провинции. Все они, дети Перестройки, мечтали выбиться в люди - хоть в бандиты, хоть в бизнесмены. Потом, правда, планы изменились, и начались массовые паломничества в ВУЗы. Кирилл тоже поступил, закончил, даже сумел устроиться работать по специальности. Но ни славы, ни богатства не было. Да и не могло быть - сладкие обещания, что шептала на ухо взрослеющим детям массовая культура, оказались столь же иллюзорны, сколь бесчестным являлось настоящее богатство сильных мира сего. Однако признаться себе, что стремился к пустоте, было смерти подобно. И каждый из поколения Кирилла сохранял лицо - проживал никчемную жизнь, занимаясь нелюбимым делом, зарабатывая гроши, на которые мог делать вид, что жизнь хороша. Поездки в дешевое зарубежье на отдых, мебель, мобильные телефоны, компьютеры, все те же занюханные бары и рестораны, дешевое спиртное и нелепые одежды - вот все, что могла предложить реальность.
   За последний год рефлексии сделались совершенно невыносимыми. Кирилл чувствовал себя выжатым досуха, раздавленным какой-то невероятной тяжестью. Все валилось из рук, одна неприятность влекла за собой другую. Он балансировал на грани увольнения, денег вечно не хватало, и не было видно ни малейших перспектив. Но если раньше неудачи и прозябание в комфортном офисе угнетали, то теперь ему сделалось почти все равно. Лишь в такие вечера, как сегодня, возвращались тяжкие мерзкие думы. Возможно, именно из-за них он и любил ходить в бары и пить горькую настойку неудачников. Чтобы вспоминать самого себя, чтобы не позволять монотонности такого существования усыпить разум окончательно. Кирилл еще не до конца утратил остатки былой гордости отличника.
   Взгляд скользнул по залу, задержавшись на разукрашенных девиц, пошлых в их безвкусной молодости и примитивной сексуальности. Женщины у Кирилла не было уже давно, и половое одиночество томило едва ли не сильнее, чем нереализованные амбиции. Некоторые из юных потаскушек выглядели весьма привлекательно, хотя он ни за что не стал бы заигрывать с ними, ухаживать или покупать. И все же...
   "Хватит на сегодня", - подумал Кирилл: "Нагрузился я слишком. Тягун какой-то начинается".
   Он и впрямь ощутил смутное беспокойство, сменившее меланхолию. Привычный симптом, загнанное и забитое возбуждение. Пора было уходить отсюда, пока он не напился и не наделал глупостей, как уже случалось. Кирилл поспешно расплатился и покинул бар, не оглядываясь более на посетителей. Он уносил с собой частицу их вечера, словно пиявка, насосавшаяся сигаретного дыма.
   Дождь уже кончился, и он шагал по мокрым темным улицам домой, изредка поглядывая по сторонам, на светящиеся окна домов и заштрихованные сумерками силуэты прохожих. Рядом на дороге ревели машины, разбрасывая в стороны тучи брызг. День заканчивался слякотно и темно, промерзая до асфальта грядущим зимним морозом, заранее готовя себя к ледяному панцирю, который никто не будет счищать до потепления. Кирилл дышал холодным и будто скользким воздухом, ежился от холода и возвращался мыслями к собственным воспоминаниям. Сколько раз он приказывал себе забыть обо всем! Сколько раз надеялся, что рано или поздно гнетущее настроение, высасывающее силы из тела и души, пройдет. Но ничего не менялось. Он по-прежнему был неудачником, впустую потратившим лучшие годы жизни, и стремительно катился по наклонной. С работы рано или поздно уволят, и найдет ли он новую?
   Многоэтажный дом, в котором Кирилл жил, стоял на отшибе, на границе с частным сектором. Чувствуя зуд в ногах, он поспешил завершить прогулку и зашел в сухой широкий подъезд. Пара минут ожидания лифта, как всегда, поднятого кем-то неведомым до верхнего этажа, короткая поездка, и вот Кирилл уже плотно закрыл за собой дверь.
   Включив свет в прихожей, он дважды провернул ключ в замке, по старой детской привычке толкнул дверь - точно ли заперта? - и принялся раздеваться. Плащ отправился на вешалку, ботинки на полку. Кирилл прошел по квартире, включая свет, и разбрасывал по комнатам одежду. Сложенные брюки в один шкаф, галстук в другой, промокшую рубашку в корзину. Оставшись в одних трусах, он направился в ванную и хорошенько вымыл руки. Отражение в зеркале над раковиной смотрело пустыми грустными глазами с заметными тенями. Следовало пораньше лечь спать.
   Снова выключив свет, Кирилл прошел в комнату, соединявшую в себе гостиную и спальню. У правой стены стояла узкая кровать, вся в подушках. Слева темнел стол с компьютером. Когда-то он всерьез увлекался играми, пытаясь найти в эскапизме отдушину, но с тех пор прошло много времени, и домашний ПК покрылся бы толстым слоем пыли, если бы не привитая матерью аккуратность и привычка к уборке. Кирилл стащил покрывало и нырнул под одеяло, чувствуя, как мгновенно согревается.
   "Вот тебе и вечер", - подумал он: "Напился, замерз, протащился пешком и в очередной раз пришел к выводу, что ты дерьмо".
   Выпитое приятно обволакивало засыпающий разум хмельной пеленой. Хотелось вытянуться, закрыть глаза и заснуть. Но что-то мешало, что-то заставляло смотреть в темный потолок, белизну которого корявыми лапами хватали тени голых веток за окном. И он знал, что.
   Рука скользнула под одеяло. Там, внизу, росло напряжение. Они снова вернулись, как возвращались всегда, стоило лишь вспомнить прошлое. Самые главные разочарования в жизни мужчины - вовсе не деньги и слава, а женщины. Все те женщины, которых он желал, но не получил. Не пошлые картинки, лишенные жизни, не потасканные и потертые шалавы, доступные любому, а настоящие женщины. Молодые и зрелые, встретившиеся еще в школе или институте, навсегда поселившиеся в его разуме. Их глаза, их губы, стройные длинные ноги, будто нарочно показанные несчастному одиночке, манящие очертания груди, которые было не скрыть никаким платьем. Все до единой были прекрасны, и каждую он желал тяжело и болезненно, как может желать только одинокий мужчина.
   Он начал ласкать отвердевшую плоть. Вспомнилась Алина, в которую был влюблен в институте. Высокая, стройная, с умопомрачительными крутыми бедрами и нежными синими глазами вечного ребенка. Кирилл ухаживал за ней, но не добился успеха. Теперь же ничего не подозревавшей белокурой красавице с соседней кафедры предстояло утолить его голод в фантазиях. За годы Алина изменилась мало, если судить по фотографиям, и Кирилл вспомнил свой любимый снимок из социальной сети: она в купальнике на каком-то курорте. По-прежнему потрясающая фигура, длинные волосы, ровный загар.
   Внизу живота разгорался огонь. Он ускорил ласкающие движения. На потолке задвигалось изображение, подобное кинопроекции. Вот он стоит перед ней, смотрит в эти невыносимо прекрасные глаза. Вот протягивает руку и спускает бретельку купальника. Вот она остается обнаженной, не пугаясь, не сопротивляясь. И тогда он заставляет Алину лечь. Она раздвигает ноги, впуская его.
   Сознание сосредоточилось вокруг онемевшего от наслаждения паха. Приближался взрыв, и он тяжело задышал, готовый излиться.
   Он касается ее обнаженной груди, гладит нежную шелковистую кожу. Их тела ритмично двигаются в древнем как сама жизнь танце плоти. И вот он чувствует близость кульминации. Проведя рукой по щеке улыбающейся Алины, он...
   ...Он хватает ее лицо и с силой вдавливает большие пальцы в удивленные красивые глаза. Теплая кровь и ошметки ткани брызгают в лицо, широко открывшийся рот издает громкий крик, полный ужаса и страдания. Он запускает пальцы в глазницы, чувствуя сопротивление, и ощущает, как туго сжимается вокруг него плоть.
   Кирилл испуганно вскрикнул. Оргазм выстрелил резко и сильно, на мгновение показалось, что он умирает. Но в следующую секунду пришло ощущение расслабления, блаженства, растекающегося от мошонки. Нахлынувшее тепло и спокойствие столкнулись с холодным испугом где-то в области диафрагмы, заставляя закашляться. Кирилл вскочил с кровати и бросился в ванную.
   - Тьфу, с-с-с-с... - шипел он, смывая следы самоудовлетворения. - Какого хрена вообще?!
   Его мутило при воспоминании о представившейся картине. Столь отвратительный образ, необычайно яркий и оттого болезненно ударивший по нервам, впервые возник в голове.
   "Какого дьявола ты кончаешь от мысли, что кого-то калечишь, урод?!" - спросил Кирилл у отражения в зеркале над раковиной. Сам себе он сейчас казался мерзейшим из людей.
   Неужели стресс и вечная депрессия все-таки сломали его рассудок? Сделали садистом, извращенцем? Конечно, в том, что Кирилл скрашивал одиночество, подглядывая и фантазируя наедине с собой, не было ничего нормального, но ведь до сих пор не возникало и мысли о подобной гадости! Он терпеть не мог насилие и надругательство над женщиной. К прекрасному полу Кирилл вообще относился с редким в нынешние времена пиететом, из-за чего отчасти и остался одиноким. Ни мысль, ни фантазия о причинении боли, увечья во время секса не могла его возбудить.
   "Так что, черт возьми, с тобой сделалось, буйный?!" - снова беззвучно спросил он у отражения. В глазах зеркального Кирилла стоял испуг и стыд.
   - Заканчивать надо с этим делом, - прошептал он, умывшись. - Заканчивать. Женщину найти.
   Волосы на загривке до сих пор стояли дыбом, словно он был котом, над головой которого только что щелкнули зубы бульдога. Выспаться этой ночью явно не удастся. Кирилл вздохнул и подумал, что предательство собственного разума и тела - превосходная вишенка на торте неудач. Он мрачно посмотрел в глаза отражению в зеркале. Из-за нахмуренных бровей зрачки казались совсем черными. Щеки побелели и отвисли сильнее прежнего. И нужно было тщательно побриться с утра.
   Кирилл выключил свет, вышел из ванной и отправился спать. Он не заметил, отвернувшись, что по ту сторону зеркала его отражение осталось стоять на месте.
  
   Новость обрушилась на него в конце недели. Как всегда, сидение в офисе, почему-то названное работой, было невероятно скучным. От нечего делать Кирилл листал ленту новостей в социальной сети, где общался со знакомыми и коллегами. К счастью, он сидел в углу далеко от двери, и ни начальство, ни соседи по помещению не беспокоили хождением перед глазами, досужей болтовней или попытками спихнуть на него свою работу. В офисе Кирилл слыл молчаливым, но вежливым работником, всерьез дружбу ни с кем не водил, хотя и участвовал в корпоративах. Сам он часто корил собственную нелюдимость, однако не видел причин навязывать себе компанию людей ничем не интересных.
   Бело-синяя расцветка страницы в браузере утомляла глаза. Кирилл моргнул и переключился с новостей на список друзей. Ни одного значка "онлайн". Только ровный ряд фотографий со знакомыми лицами, мало изменившимися за годы. Все они были еще молоды, но уже потеряны друг для друга. Он не помнил, когда в последний раз говорил с кем-то из старых друзей "живьем".
   Вот и красивое лицо Алины. Кирилл снова ощутил внутренний стыд. Он ничего не мог с собой поделать и не понимал, почему тот один раз подумал о мерзости. Но она была так красива, и так хотелось хотя бы раз познать ее на самом деле. Почти невольно Кирилл навел курсор на ее профиль и щелкнул мышкой. Следом взгляд опустился к разделу "фотографии", но зацепился за странную надпись крупными буквами в статусе.
   Кровь отлила от лица, сделалось трудно дышать. Кирилл схватился за ворот рубашки и рванул, едва не оторвав пуговицу. "АЛИНА ПРОПАЛА" - гласил статус, сделанный в профиле ее мужем Сергеем. Супруг сообщал всем друзьям и знакомым, что два дня назад Алина не вернулась домой. Полиция обещала заняться поисками как раз сегодня.
   - Е... - выдавил пораженный Кирилл, отодвигаясь от монитора. - Вот это да.
   В сообщении мужа были подробности. Алина пропала вечером, ушла с работы в обычном настроении. Коллеги видели, как она села в машину. Сам автомобиль стоял рядом с машиной мужа возле дома. Значит, она пропала где-то в окрестностях. В пользу этой версии говорила и сумочка, найденная взволнованным супругом на лестничной площадке у лифта. Опрошенные соседи заявили, что ничего не видели и не слышали. В конце муж просил всех, кто что-то знает, помочь в поисках.
   Кирилл почувствовал, как холодная змейка дрожи обвивает позвоночник и жалит куда-то под сердце. Алина пропала в тот самый день, когда он вспоминал ее в своих фантазиях. Вечером. Поздно вечером, когда он пришел и завалился спать в потемках. Почему-то появилась твердая уверенность, что пропала она тогда же, когда он развлекался сам с собой.
   - Нет, это уже ни в какие ворота... - прошептал Кирилл и хлопнул ладонью по столу, стараясь отогнать оцепенение. - Это уже совсем...
   Он не мог подобрать слов. Такой подлости от судьбы Кирилл не ожидал. Мало того, что сам он - одинокий замученный бытом извращенец, так теперь еще и кто-то пропал! Алина ведь ни в чем не виновата. Она просто была красива. И теперь, из-за его фантазий к ней пришло что-то страшное.
   "Э, нет! Успокойся", - он постарался взять себя в руки: "Ты начинаешь выдумывать ерунду. Нет никакой связи между Алиной и тобой. Не ты принес ей несчастье. И вообще неизвестно, что с ней. Погоди с самобичеваниями".
   Но Кирилл не верил голосу разума. Слишком странным, невероятным казалось совпадение. Тот же день, то же время. И его странное видение.
   Он закрыл окно с контактами и вернулся к документам, которые давно прочитал и оформил. Работы по-прежнему не было, но Кирилл старался занять себя чем угодно, лишь бы не возвращаться на собственную страницу. Он вышел подышать воздухом, немного побродил по коридорам, вернулся на место и посидел, глядя в одну точку. Никак не удавалось выбросить из головы Алину и испуганное сообщение ее мужа.
   Что же с ней случилось? Неважно, что там он сам фантазировал, но ведь молодая женщина пропала из собственного подъезда. Машина и сумочка остались, а самой Алины не было. Странно, очень странно.
   Захотелось узнать в полиции, не выяснили ли там что-нибудь. Но служители закона вряд ли поделились бы такой информацией с посторонним человеком. Скорее, она заподозрили бы Кирилла в чем-то нехорошем. К тому же, кажется, регистрировали пропавших только через три дня, и сам муж писал, что Алину только начнут искать.
   "Хорош!" - умываясь в офисном туалете, сказал Кирилл своему отражению: "Не вздумай куда-то лезть".
   До конца рабочего дня он добрался измотанным и уставшим. Взяв такси, Кирилл поехал было домой, но на полпути велел водителю свернуть к бару. Тому же самому бару.
   Сегодня дождь не шел, внутри было сухо и далеко не так уютно. Он сел на тот же стул, заказал ту же выпивку. Плащ, не намокший под дождем, стандартный костюм клерка, унылая физиономия - отражение за баром будто просидело здесь все это время.
   Виски приятно обжег горло, покатившись вниз, разгоняя кровь. Тревожное непонимание чуть отступило.
   - Ну и денек, - пробормотал Кирилл себе под нос. - А я-то думал, что тот раз был плох.
   На душе словно устроили кошачий туалет. Снова нахлынули переживания и, соединившись с шоком сегодняшней новости, пролились в сознание подобно яду, отравляя течение мыслей. Он не должен был доводить себя до такого состояния. Он не должен был заниматься рукоблудием. Он не должен был пользоваться образом женщины, не сделавшей ничего плохого. Теперь на совесть ляжет груз стыда и вины. Пусть даже нет никакой связи между его ничтожностью и ее исчезновением. Кирилл снова попал в ловушку комплексующего эгоизма - просто подумав о ней, он не мог не связать свой грех с бедой Алины. И никакие доказательства, никакая логика и здравый смысл не вытравили бы из подсознания, спящего за гранью критики и взвешенных оценок, чувства причастности. Причастности, пахнущей засохшим семенем и кровью.
   "Когда-нибудь ты точно повесишься", - мрачно усмехнулся Кирилл отражению: "Просто потому, что не сможешь больше выдерживать пилы, ходящей по мозгам".
   Он торопливо опрокинул в себя еще две порции виски и отправился домой. Улица была не так холодна, как в прошлый раз, без сырости и ветра вечер казался почти приятным. Выпитое придало бодрости, и Кирилл добрался до дома довольно быстро. Шагая по тротуару к своему подъезду, он поднял голову и посмотрел на здание, щуря хмельные глаза. В этих местах было мало многоэтажек, рядом проходила дорога, а за ней - низкие частные дома. Одинокий многоквартирный улей стоял на фоне иссиня-черного неба и светил крохотными клеточками окон. За облаками не было видно звезд, ночь наступала агрессивно и грубо, пожирая очаги света, и зрелище выходило почти зловещим. Дом походил на тлеющий факел, упавший в лужу. Вполне достойное жилище для кого-то вроде него.
   Кирилл плохо помнил, как поднялся на свой этаж, вошел и разделся. Сон напал подобно затаившемуся в темноте квартиры хищнику. Он рухнул на постель и мгновенно уснул. Проснулся Кирилл среди ночи, лежащий поперек кровати в одежде. Сперва почудилось, что прошло не больше минуты, но он тут же понял, что ошибся. Часы показывали три утра, и даже свет уличных фонарей не доносился в столь поздний час во двор, куда смотрели его окна.
   - Ну... - он сел и принялся лениво расстегивать рубашку. - Теперь фиг засну...
   Выпитое отдавалось в голове мутными постукиваниями в висках. Кирилл зевнул, бросил рубашку на спинку стула и потянулся к ремню на брюках. Только теперь наполовину проснувшийся разум заметил неладное.
   В области паха чувствовалось напряжение. В потемках Кирилл нащупал заметный бугор, и в следующий миг понял, что говорит тело. Эрекция.
   - Э, нет, - он недовольно поморщился. - Нет уж.
   Расстегнув брюки, Кирилл снял, аккуратно сложил их и бросил на тот же стул. Он улегся под одеяло и закрыл глаза.
   "Спать. Только спать".
   Но неожиданно возникшее возбуждение не проходило. Сон выветривался из сознания, и на его место пришло знакомое томление. Кирилл недовольно заворочался. Тело продолжало издевки над хозяином. В такой-то день, после ужасной новости и переживаний, требовать разрядки!
   Напряжение внизу живота, онемевшая чувствительность гениталий не давала покоя. Постукивание давления в висках сделалось сильнее. Он повернулся на спину и глубоко задышал. Следовало заставить себя успокоиться и скользнуть обратно в сон.
   Кирилл смотрел в потолок, мысли путались, сталкиваясь друг с другом в тумане дремоты. Все пройдет. И эта глупость, и самоедство, и Алина пройдет... и тоска... И Оля...
   Стоп, какая Оля?
   Большие синие глаза смотрели с ужасом. Он шагнул вперед, оттесняя женщину к стене. Она испуганно оглядывалась, надеясь на помощь. Но ни мужа, ни ребенка почему-то не было, хотя шум и испуганный вскрик, когда она увидела его стоящим над кроватью, должны были привлечь внимание. Оля, Оленька Семенова, почти забытая первая школьная любовь. Спустя столько лет она все еще была хороша, хоть и немного располнела после рождения ребенка. Он протянул руку к роскошным черным волосам, до которых не смел дотронуться в школе. В свете фонарей за окном пальцы показались угольно-черными.
   - Не трогай меня! - закричала женщина с отчаянием смертельно раненого зверя. Оля смотрела ему в глаза, и увиденное там заставляло ее паниковать.
   Рука метнулась от распущенных волос к тонкой белой шее. Пальцы сомкнулись на горле, превращая крик в сдавленный стон. Он с силой тряхнул ее, ударяя затылком о стену. От боли Оля застонала, и тут лезвие ножа стремительно взлетело к лицу. Женщина испуганно замерла, когда широкое темное лезвие скользнуло меж губ и с костяным звуком ударилось о передние зубы.
   Она замерла, боясь дышать. Он отпустил горло, по-прежнему глядя в напуганные синие глаза. Она боялась, умоляла, плакала и не говорила ни слова. Он готов был взорваться изнутри, чувствуя наслаждение, рождаемое этим взглядом. Ей больно, ей плохо, она в его руках прямо сейчас! И он может, может причинить боль. Он хочет ее причинить.
   Почерневшая в темноте рука рванула ворот женской ночной рубашки, и в бледном ночном свете он увидел ее наготу. Да, Оля была прекрасна, как может быть прекрасна только женщина. Мягкая грудь матери, широкие бедра, полноватые нежные бока, манящая шерстка внизу.
   Из-под лезвия во рту вырвался жалкий скулеж. Она дрожала, неспособная справиться со страхом, с предвкушением боли и унижения. Но зря, так зря. Все будет гораздо лучше, чем простое изнасилование.
   Нож осторожно скользнул, едва не задев губы, и отодвинулся ото рта. Оля осторожно выдохнула. Он отвел взгляд от ее тела и снова посмотрел в глаза. В них застыл вопрос ягненка на бойне. Отвечая, он с размаху всадил нож в обнаженный живот и с силой рванул вверх, разрывая плоть. Оглушительный крик ударился о стены и задрожавшие стекла окна, липкая красная кровь хлынула на его руки, залила полу плаща, а пальцы все сжимали кромсавший непослушные потроха нож. Она дергалась, валилась на бок и едва не вырвалась, но он остановил начавшееся бегство. Оля вздрагивала и металась, насаженная на нож, как живая бабочка в коллекции энтомолога-садиста. От болевого шока отказали ноги, и она упала. Он выдернул нож, позволяя бьющемуся в агонии телу рухнуть на ковер.
   Упав, она схватилась за живот, пытаясь закрыть ладонями широкую рваную рану, сквозь которую начали вываливаться на ковер внутренности. Он стоял с ножом в опущенной руке и смотрел, как угасает жизнь в больших синих глазах. Теперь Оля не могла даже ползти или звать на помощь. Только слабый стон, сорвался с ее губ, не хватало дыхания, парализованный язык не давал сказать ни слова.
   Он опустился на колени рядом с жертвой. Утробный звук, изданный Олей, стал последним знаком страха, того ужаса, что даже сейчас, умирая, испытывала женщина перед тем, кто убил ее. Еще секунда - и все человеческое вытечет из нее вместе с кровью, сознание превратится в животный сгусток боли и паники. Нужно закончить раньше. Столь примитивное страдание - удел бесполезных и больных дураков.
   Он схватил ее за волосы и развернул лицом вверх. Рука с ножом поднялась. Из глаз умирающей текли слезы. Хищное жало клинка стремительно вонзилось в правую глазницу, и слезы сделались красными.
   Кирилл закричал, когда в паху взорвалась атомная бомба оргазма. Не контролируя себя, он вскочил с кровати, но тут же упал, сотрясаемый волной ощущений, в которой смешалось все: страх, отвращение, похоть, шок, боль и невероятно сильное наслаждение. Перед глазами все еще стояло ужасное зрелище убитой женщины. Виски и обед подкатили к горлу, и его вырвало прямо на пол.
   - Г-г-господи боже... - хрипя, выдавил Кирилл, опустошив желудок. - Что это... было?!
   Из тела словно вынули позвоночник. Между ног было мокро и противно, болел живот, в висках боевыми тамтамами стучала кровь. Руки, которыми он упирался в пол, дрожали, грозя подломиться и уронить Кирилла лицом в лужу рвоты. Застонав, он заставил себя подняться на ноги и побрел в ванную.
   Холодная вода смыла онемение шока. Он прополоскал рот и проглотил таблетку от головной боли. Закрывая стенной шкафчик, Кирилл заметил, как дрожат руки.
   Снова. Он снова представил, как убивает женщину. И снова испытал невольное наслаждение, такое острое, что едва не получил сердечный приступ. Оля... они не виделись уже много лет, хотя и писали друг другу пару раз в интернете. Почему она? Почему сейчас? И что, черт возьми, с ним происходит?!
   - Откуда?.. - еле слышно спросил Кирилл у своего отражения в зеркале. - Откуда это все?.. Внутри меня...
   "Только ли внутри?" - одними глазами спросило отражение. В самом деле... Не появится ли завтра сообщения от семьи Оли, что та умерла или пропала? Не были ли его отвратительные фантазии чем-то большим?
   Да нет, не может быть! Ведь он же здесь, сейчас! И никакой крови... или?
   Пораженный внезапной догадкой, Кирилл выскочил из ванной и включил свет в прихожей. Но нет, плащ висел на привычном месте, сухой и чистый. Сброшенная впотьмах одежда тоже не несла на себе никаких знаков насилия. А ведь в видении он перемазался в крови.
   - Рехнуться можно, - Кирилл облегченно вздохнул, берясь за тряпку и вытирая с пола содержимое своего желудка. - Чуть себя за шизофреника не принял. Тайлер, блин, Дерден.
   "А ты не шизофреник?" - тут же спросил он сам себя: "Нормальные люди не страдают от садистских поллюций наяву!"
   Кирилл стиснул зубы. Этой ночью ему не суждено было заснуть.
  
   Начало новой недели прошло спокойно. Он ходил на работу, сидел в офисе и регулярно проверял страницу Оли. Никаких дурных новостей не поступало. По поводу исчезновения Алины тоже не сообщали ничего нового. Кирилл немного успокоился, хотя засыпал по ночам с трудом. Снова показалось, что те два раза - обыкновенная причуда психики. Сначала из-за стресса подумалось черти что, потом волнения и растрепанные нервы заставили организм взбунтоваться. По крайней мере, для самого себя подобные аргументы звучали убедительно.
   Вечером во вторник он не пошел в бар. Обстановка грязноватой забегаловки показалась вдруг до тошноты неприятной, и Кирилл вернулся домой раньше обычного. Приготовив нехитрый ужин, он включил один из любимых фильмов и уселся перед телевизором. На экране Мэрилин Монро погибала от рук обманутого мужа. Он любил старое кино, фильм-нуар. В черно-белом или раскрашенном по старинке видеоряде было какое-то особенное притяжение. Диалоги и актерская игра из прошлого, съемка под забытым сегодня углом, резкая музыка, помнящая джаз и классику - все казалось прекрасным, эстетически сытным и приятным глазу. Кирилл обожал роковых красавиц и мужественных актеров вроде Богарта. Именно увлечение эстетикой нуара заставляло его носить плащи. Возможно, даже походы по барам стали для Кирилла чем-то вроде подражания героям мрачных жестоких историй, непременно пьющим и курящим. Такова была вся его жизнь - попытка уподобиться чему-то притягательному, неосязаемому, существующему исключительно по ту сторону экрана и недостижимому. Тут-то и крылась проблема. Он не умел иначе жить. Но кино и мечты эфемерны. В реальности же он просто превращался в старомодную проспиртованную развалину.
   - Так, хватит, - оборвал он сам себя. - Лучше посуду помыть.
   Фильм кончился, и, глядя на заставку со словом "Конец", Кирилл вновь вспомнил об Ольге. К счастью, его отвратительное видение не оказалось пророческим.
   "Не оказалось?"
   Он ничего не знал. Отсутствие новостей в интернете - не истина. Следовало бы разузнать конкретней. Например, позвонить Оле, чей телефон у Кирилла сохранился. Только под каким предлогом? И стоит ли? Зачем ворошить прошлое, лишний раз напоминать себе о плохом?
   - Ай, ладно, - он потянулся к мобильнику. - Все равно ведь не успокоюсь.
   Он набрал Ольгин номер и посмотрел в потемневший экран, слушая гудки. Скажет, что случайно набрал ее номер, ткнув не в ту строчку меню. И все. Может, завяжется разговор, обыкновенная беседа двух старых знакомых.
   Гудки прервались, и напряженный мужской голос произнес "Алло?"
   - Э... - растерялся Кирилл. - А Олю можно?
   - А вы кто? - быстро спросил мужчина.
   - Я... одноклассник бывший, - сказал Кирилл неуверенно.
   - Какой одноклассник?! - не выдержав, мужчина сорвался на крик. - Где моя жена, сука?! Чего тебе надо, кто ты такой?!
   - В-вы чего? - внутренне похолодел Кирилл. - Что случилось?
   - Жена моя пропала! - заорали в трубку. - Куда ты ее дел?! Падаль, тут ребенок плачет! Я тебя найду, урод, я тебя...
   Он с силой вдавил кнопку отключения связи. Мобильник тут же полетел в угол с и оглушительным треском разбился о стену. Кирилл схватился руками за голову и посмотрел в черноту экрана перед собой.
   - Пропала... - прошептал он. - Она пропала...
   Все намеки на хорошее настроение рухнули в бездонную пропасть. Все снова совпало. Видение - пропажа. Сомнений не могло быть, он стал причиной уже второй смерти.
   Но как? Почему? Что это была за мистическая связь? Он взглянул на свои ладони.
   - Что происходит-то, а? - в голосе звучали жалкие нотки паники.
   Пальцы нервно подрагивали. Это уже было за гранью, это уже было слишком. Мало ему собственных неудач, так теперь еще из-за его фантазий кто-то умирает!
   Неужели все-таки сумасшествие? Раздвоение личности, шизофрения, провалы в памяти. Он убивает несчастных женщин, которых когда-то знал, скрывает улики и тела, а потом забывает и думает, что их гибель - плод воображения.
   Нет, бред какой-то. Как же тогда он выслеживает их? Не могло не остаться каких-то следов, на теле, дома, хоть где-нибудь.
   - Я псих, - простонал Кирилл. - Докатился. Я псих и убийца. Ох, мамочки...
   Надо было что-то делать. Идти к врачу? Сдаться полиции? Нет, он ни в чем не был уверен. Они просто сочтут его психом. Посмеются и выставят на улицу. В лучшем случае, запрут в сумасшедшем доме. Но не сидеть же сложа руки!
   Кирилл вскочил и заходил по комнате. Надо разобраться с самим собой, узнать, действительно ли он совершает убийства. В конце концов, все это могло оказаться лишь невероятным, чудовищным совпадением. Не следует рубить с плеча.
   Но если он сам не убийца, то непонятно, откуда столь реалистичные и страшные видения.
   - Не знаю, - Кирилл снова схватился за голову. - Ничего не знаю.
   Спотыкаясь о мебель, он ходил от стены к стене. Хотелось плакать, но не было слез. Хотелось ругаться, но слова не шли. Он закусил губу и отчаянно пытался придумать какой-нибудь план. Однако в голове упорно вертелась лишь одна мысль: "Как же так? Как же так? Как же так?"
   Кирилл в очередной раз проходил мимо телевизора, когда экран вдруг засветился, и появилось изображение. От неожиданности он испуганно дернулся и ударился бедром о кровать.
   Изображение было черно-белым, но не мутным, словно показывали превосходно отреставрированный фильм. Серые тени окутывали незнакомый коридор. За окнами виднелись кроны деревьев. В динамиках стояла мертвая тишина. Он стоял, скрытый ночью, и слушал собственное дыхание. Оставалось совсем недолго. Вот послышался звук открываемой двери, и в коридоре раздался громкий стук каблуков. Секундная вспышка света из кабинета раскрасила коридор в бело-зеленые цвета больницы.
   Она ступала ровно, уверенно, женственно, всегда довольная, всегда знающая себе цену. Став врачом, Вика приобрела тот самый лоск, который старалась изобразить еще в юные годы. Гордая походка, осанка, со вкусом подобранное платье под снежно-белым медицинским халатом - все говорило увидевшему, что перед ним роскошная женщина. Он смотрел со спины, слушая цоканье каблучков. Собранные в хвост длинные волосы Вики были подвязаны лентой, которую сразу же захотелось сорвать, словно женщина была превосходно упакованным подарком. То, что должно случиться дальше, как раз сгодится в качестве праздничного обеда.
   Кирилл почувствовал резкую боль и ощутил железный привкус крови. Стоя перед телевизором, он насквозь прокусил губу. Руки и ноги не слушались, где-то внизу разрасталась истома возбуждения. Он хотел пошевелиться, отойти, отвернуться. Ничего не получалось, тело словно превратилось в камень. Только глаза могли смотреть на экран, неспособные, впрочем, увидеть комнату за его границами.
   Он беззвучной тенью следовал за Викой, случайной знакомой юношеских лет. Она шла по коридору больницы, где он никогда не бывал, и не могла даже представить, что жизнь подходит к концу. Кирилл слушал биение собственного сердца, звучащее в унисон с ее шагами. Руку приятно оттягивал нож, массивный, широкий, с удобной наборной рукояткой и зубцами у основания, словно у старинного кинжала. Этот нож когда-то нашел в лесу покойный дедушка и бросил лежать на полке со словами "Вот ведь перо бандитское". Маленький внук утащил страшное оружие неизвестного уголовника к себе. Качественно выкованное лезвие, на котором никак не сказались прошедшие годы, было острым как бритва. Загадочность и угроза, исходившие от оружия, всегда очаровывали маленького Кирилла.
   Вика остановилась, и он тоже замер. Она повернулась к очередной белой двери справа. Поворот ручки, и вот уже яркий желтый свет ударил прямо в лицо. Она медленно отворила дверь и улыбнулась кому-то.
   Посторонние! Нельзя допускать посторонних. Ни свидетелей, ни выживших быть не должно.
   От напряжения, казалось, готовы были лопнуть все мускулы сразу. Он пытался отпрянуть, отступить, но кто-то чужой вел тело вперед, следом за Викой в черно-белом кошмаре.
   "Да что же это?!" - хотел закричать Кирилл, но губы не шевелились. Он рвался назад, словно раненый зверь в капкане, но то, другое тело неслышно шагнуло вперед. Он видел черно-белое холеное лицо Вики, накрашенные чувственные губы, сережку в ухе. И ничего, ничего не получалось сделать, кроме как сомкнуть пальцы на рукояти давно забытого ножа.
   Черная покрытая струпьями рука потянулась к белому плечу. Сгнившие ногти и переплетения мертвых сосудов делали высохшие пальцы похожими на когти. Ладонь, достойная трупа, легла на белоснежную ткань халата. Вика вздрогнула от неожиданности и обернулась.
   Их крики слились в один. В глазах Вики плескался первобытный ужас. По лицу Кирилла потекли слезы. Задыхаясь, он снова рванулся, силясь сдвинуться с места. К ногам будто прибили раскаленные подковы, острая боль пронзила его от пяток до затылка. И все же Кирилл почувствовал, как сейчас, в момент величайшего напряжения, что-то сместилось в нем. Державшая тело невидимая сила чуть ослабла, и он тут же повторил рывок. Усилие отозвалось давящей болью в висках, но руки ноги на миг обрели свободу. Он почти машинально шагнул...
   Коридор из серого сделался синевато-белым. Зеленый пол оказался скользким, и Кирилл едва не упал. Ноздри затрепетали, ощутив чужие, резко ворвавшиеся в окружающий мир запахи. Рядом что-то сверкнуло, в глаза ударил свет. Он обернулся.
   "Мама. Мамочка".
   Их было двое. Дежурный врач и дежурная сестра. Взрослая женщина и молоденькая девушка. Он никогда не видел медсестру раньше. И больше никогда никто не сможет увидеть. Теперь нее не было лица. Вместо него осталась кровавая маска без губ, с залитыми красным зубами и прокушенным языком. Обрывки кожи и полоски мяса свисали там, где раньше были щеки. Глаз тоже не было - он выколол их, ненавидя безумный взгляд, который более не скрывали веки. Чтобы не было крика, он сразу проткнул горло ножом, но не задел яремную вену. Бедная девчонка билась в руках убийцы несколько минут, пока не потеряла сознание от боли и не умерла. Тогда он закончил с лицом и, оставив тело лежать на полу, занялся Викой.
   Кирилл почувствовал, как волна тошноты подкатывает к горлу и, согнувшись, исторгнул из себя ужин. Запахи больницы тут же пропали, сменившись противной вонью полупереваренных продуктов. Но даже эту вонь он был рад вдыхать, чтобы не чуять рядом кошмарный запах смерти.
   Винегретного цвета лужица рвоты окрасилась алым. Это смешалась с ней текущая по полу кровь. Он снова посмотрел на них. Рядом с трупом медсестры лежала Вика. Халат и платье были порваны и изрезаны. Обнаженное тело распяли на полу, словно убийца исполнял ему одному ведомый черный ритуал. Ладони, обращенные вверх, оказались проткнуты насквозь, как у Христа на распятье. Он пригвоздил Вику к полу, навалившись сверху, а потом сотворил мерзость. Кирилл смотрел недолго, не больше секунды, но даже этого мгновения хватило, чтобы захотеть вырвать себе глаза.
   Насильник, казалось, вообразил свое оружие вторым пенисом. Он вонзал лезвие в плоть женщины и терзал его, имитируя фрикции. Из глубоких рваных ран на бедрах, боках, груди, животе текла густая, похожая на вино кровь. В одном месте на безвольно откинутой ноге порез оказался таким широким, что бедренная кость выглядывала наружу в розовых складках мяса.
   Вика была мертва. В самом конце он перерезал ей горло. Но и этого было мало. Последний надрез оказался сильным и широким, полумесяцем вскрыв брюшную полость.
   Кирилл почувствовал, что сейчас ватные ноги откажут, и он упадет прямо в кровь и рвотные массы, не в силах больше контролировать себя. Перед ним, аккуратно сложенные в кучку, лежали внутренности Вики.
   - А-а-а-а... - тихо проскулил Кирилл. - У-у-у...
   Внезапно что-то тяжелое ударило в грудь. Влажная от крови черная рука схватила за шиворот и рванула в сторону. Тяжелый удар обрушился на затылок. Кирилла подбросило и швырнуло вперед. С истошным воплем он упал прямиком в теплые мокрые внутренности и тут же бросился в сторону, скользя в теплой липкой крови.
   - Ты не должен был сюда попасть.
   Голос звучал сверху, но Кирилл боялся поднять голову и увидеть... кого?
   - Я же дал тебе самое лучшее.
   Старомодные ботинки с гамашами были забрызганы кровью. Выше виднелись черные брюки и полы такого же плаща. Он медленно скользил взглядом по этим ногам, по окровавленной ткани, черным мертвым рукам, в одной из которых все еще был зажат нож. Плащ оказался наглухо застегнут, воротник поднят, но лицо Кирилл мог разглядеть. Это лицо он каждое утро видел в зеркале. Те же начинающие отвисать щеки, жидкие усики, выпуклый лоб. Но в зеркале никогда не отражались глубокие трещины в мертвенно-бледной коже, бурые и сухие, словно следы чьих-то когтей. Шрамы начинались в уголках глаз и подобно дорожкам от слез спускались к подбородку. Кривой широкий рубец делил надвое нижнюю губу. Волосы на голове свалялись и походили на иссохший пучок травы, неопрятные локоны свисали на короткие обрубки, заменявшие уши. И все же самыми уродливыми были глаза.
   Кирилл почувствовал, что сейчас заплачет. Он узнал эти глаза - они принадлежали отражению, виновато смотревшему из зеркала той ночью, когда пропала Алина. Угольно-черные зрачки, полные тьмы, вовсе не были результатом причудливой игры теней. Черные жилки кровеносных сосудов испещрили белки, делая взгляд нечеловечески страшным. Но это существо и не могло быть человеком, оно лишь натянуло на себя чужое лицо. Маска порвалась и лопнула, тело гнило и разлагалось, истекало ядовитыми чернилами, отравлявшими плоть.
   Чудовище было того же роста, что и Кирилл, его фигуру скрывал старый плащ, похожий на те, что носили герои его любимых фильмов, но искаженные гротескные черты лица и страшные руки не были скрыты. В бледном свете больничных ламп кожа двойника казалась рыхлой и обвисшей. Глаза смотрели на неловко скорчившегося в луже крови Кирилла со странной деловитой растерянностью. Мокрые губы шевельнулись, уподобившись копошащимся могильным червям.
   - Ты не должен был идти сюда. Тогда ты бы просто насладился тем, что я тебе оставил.
   Кирилл с отвисшей челюстью рассматривал ужасающую пародию на себя и не сразу расслышал его слова. Двойник моргнул и сделал шаг вперед. Испуганный Кирилл попытался отползти, но рука скользнула по залитой кровью плитке, и он упал на бок. Двойник замер.
   - Т-ты... - проскулил Кирилл и издал испуганный женский писк. - Уйди!
   - Теперь у тебя истерика, - с сожалением сказало чудовище и устало всплеснуло руками. - Видишь, как тут грязно.
   Голос тоже был Кирилла, но непривычно сиплый, будто простуженный. Двойник вел себя спокойно, даже миролюбиво. Кирилл же едва сдерживал панический крик. Запах крови, склизкие внутренности и возвышающийся над ним монстр казались сном, сумасшедшей фантазией. Да, точно, он действительно сошел с ума, и это все галлюцинации! Но как же от них избавиться?!
   - Я вполне реален, - покачал головой двойник. - Ты не сошел с ума. Можешь перестать раскручивать привычные переживания.
   Он читал мысли. Кирилл тихонько заскулил, снова пытаясь отползти прочь.
   - Ну, - чудовище развело руками. - И зачем было так нервничать? Сейчас ты мог бы просто насладиться оргазмом. А теперь валяешься в крови и путаешься в кишках. Зачем?
   - Ты к-кто-о? - срываясь на стон, спросил Кирилл.
   - Некрасиво, - не обращая внимания на вопрос, двойник огляделся. - Приберемся.
   Он поднес к лицу нож. С лезвия все еще капала кровь. Высунув длинный черный язык, чудовище облизало клинок. В тот же миг залившая помещение кровь начала с шипением испаряться. Кирилл закричал, ощутив страшный жар. Но ни одежда, ни кожа не загорелись. Только кровь вспыхнула облачками красноватого пара и исчезла. Следом с противным бульканьем принялись разлагаться тела. Если бы его не вырвало несколько секунд назад, Кирилла вывернуло бы наизнанку от ударившего в нос запаха. Изуродованные трупы с невероятной скоростью сгнили, превратившись в зеленовато-бурые силуэты. Остатки плоти тут же отвалились и разложились на крохотные комочки грязи. На полу остались лежать только белые кости, с каждой секундой тускневшие и желтевшие. Вот рассыпались в пыль черепа, просели и пошли трещинами ребра. Кирилл икнул, не в силах даже бояться чего-то настолько невероятного. Двойник махнул рукой с ножом, и рассыпавшиеся кости унесло порывом неизвестно откуда взявшегося ветра.
   - Видишь, как удобно, - обратилось к Кириллу чудовище. Изуродованный рот скривился в подобии улыбки. Он показал пальцем в потолок. - Ни следов, ни шума. Я могу сделать так, что никто не услышит.
   Кирилл больше не кричал. Шок прошел, оставив вместо себя отупение страха. Перед ним стояла уродливая карикатура на человека. На него самого. И эта карикатура мановением руки заставила исчезнуть два растерзанных тела. Если это не безумие, то что же тогда?
   - Перестань спасаться мыслью о том, что свихнулся, - снова улыбнулось существо. - Ты прекрасно знаешь, что не шизофреник.
   Нельзя было говорить с ним. Это означало принять собственную иллюзию как реальность. По крайней мере, нечто подобное утверждали психологи. Но Кирилл только сглотнул и произнес дрожащим голосом:
   - Т-тогда... что это все?
   - Это? - двойник оглянулся, будто рассматривая помещение, скромную комнату в больнице, не то ординаторскую, не то кладовую, с кушетками и столами на колесиках. - Это все мое.
   - К-то ты? П-поч-чему у тебя м-мое лицо?
   - У меня не только твое лицо, - чудовище постучало пальцем себе по виску. - У меня твоя память. Об этом мире, об этой жизни. Обо всех этих женщинах.
   - Откуда?! - взвизгнул Кирилл, которого мысль об убитых резанула как ножом.
   - Я взял их у тебя, - двойник развел руками. - Мне нужно было. Но ты не обижайся, я же не просто так. Я ведь дал тебе возможность насладиться результатом, хотя все делал сам.
   - Что ты т-такое? - Кирилла била крупная дрожь, на лбу выступил противный холодный пот.
   - Тебе еще рано знать, - оно покачало головой.
   - П-почему?
   - Мне нужно чуть больше. Чуть-чуть.
   - Ч-чего?
   Чудовище поднесло к глазам полусгнившую руку и ковырнуло ножом ладонь. Кирилл увидел, как выделяются на бледном изуродованном лице набухшие пульсирующие вены, питающие это ужасное тело.
   - Всему свое время, - сказал двойник и протянул к нему уродливую лапу. Внезапно Кирилла подхватил ураганной силы ветер и швырнул с пола прямо на чудовище. Когтистые пальцы ухватили его за воротник. Не напрягаясь, двойник бросил Кирилла в распахнутую дверь.
   Перед глазами мелькнули белые стены коридора, широкая оконная рама. Надрывая связки, он закричал. Громко треснуло стекло, острые осколки изрезали руки, один задел лицо. Кирилл вылетел в окно и устремился вниз. Бетонная дорожка внутреннего двора резко надвинулась, он ощутил давящую боль и тут же с размаху упал на кровать.
   - Ох-х-х... - вцепившись в покрывало, Кирилл тут же сел и огляделся. Комната была в том же состоянии, что и пять минут назад. Потемневший экран телевизора, тарелка на столе, из-под двери в туалет выбилась полоска оставленного включенным света.
   По рукам текло что-то теплое. Кирилл посмотрел на запястья и увидел порезы, оставленные разбитым стеклом. Тут же заболела пораненная щека. Нужно было пойти за аптечкой, забинтовать порезы, но он не мог заставить себя подняться. Ноги будто отнялись, все тело колотила дрожь. Виски пронзила острая боль.
   - Мамочки... - прошептал Кирилл. - Господи, боже мой...
   Все-таки галлюцинации? Сумасшествие, беспамятство, обрывки кровавых воспоминаний и порождения болезненного разума? Или все-таки правда?
   - Не может быть, - он сполз на пол, пятная ковер красным, и на четвереньках засеменил к шкафу с аптечкой. - Не может быть, не может!
   Реальность? Или бред? Здесь ли он, или там? Кровь. Он скользил в крови, видел выпотрошенный труп и разговаривал с монстром, носившим его лицо. Такого быть не могло, просто никогда не могло быть!
   Не могло? Разве? Ведь женщины пропали, были растерзаны и обращены в пыль уродливым убийцей. Убийцей, заставлявшим его испытывать наслаждение от их смерти.
   Зачем? Почему? В чем смысл этого безумия?
   Вопросы, одни только вопросы, и никаких ответов. Головная боль стирала все мысли, не позволяла соображать. Хотелось только одного: застыть неподвижно, уснуть, забыть все случившееся.
   Подвывая, Кирилл неумело забинтовал и залепил пластырем раны. По-прежнему не вставая на ноги, он отполз в угол за шкафом и затих в ночной темноте.
  
   К утру пришло успокоение. Шок понемногу отступил, отупляющее воздействие ночного ужаса более не сковывало душу и тело. Кирилл сумел подняться, дойти до ванной и умыться. Он не смотрел в зеркало, боясь увидеть там жуткую маску двойника.
   Завтракать не хотелось, совершенно пропал аппетит. Кирилл упал на кровать и слезящимися глазами смотрел в потолок. Бессонная ночь ослабила его, от потери крови кружилась голова. Красные следы на полу и мебели засохли, смывать их он не стал.
   Бессилие наполняло его душу. Бессилие и страх. Не так уж важно, являлись ли ночные кошмары плодом воображения, или были реальны. Даже если он сам изрезал себе руки, легче от этого не становилось.
   Где-то далеко ночью пропала без вести Вика, фамилии которой Кирилл даже не помнил. В этом можно было увериться. И либо он сам расчленил ее, либо гротескный маньяк все же существовал. А значит, надо было что-то делать.
   Но что? Что мог сделать он, обыкновенный трусливый неудачник, скуливший всю ночь? Как противостоять неведомой твари из фильмов ужасов? Или хуже - собственному рассудку?
   Ничего. Он ничего не мог сделать. Он даже не мог предупредить следующую жертву. Потому что понятия не имел, кого еще выберет чудовище среди образов из чужой памяти.
   - Убиться можно, - сказал Кирилл потолку сквозь стиснутые зубы.
   Звонок мобильного телефона он даже не сразу заметил. С неохотой поднявшись, Кирилл нажал кнопку приема.
   - Алло?
   - Ты куда делся? - недовольно заворчал голос непосредственного начальника. - Скоро обед, а ты на работу не явился!
   - А... - он совершенно забыл о работе. Казалось странным и даже глупым плестись в полупустой офис ради просиживания штанов. - Да, точно...
   - Что значит "да, точно"?! - рассердился шеф. - Где коммерческое предложение для китайцев?! Где ты сам?
   - Дома, - он не стал врать. Выкручиваться и хитрить сейчас совершенно не хотелось.
   - Дома?! - начальник окончательно разъярился. - А ну, немедленно на работу!
   - Нет, - просто ответил Кирилл.
   - Нет? Как нет? - от неожиданности шеф притих.
   - Да... - сам не до конца понимая, что говорит, он пробормотал: - Да пошло оно все.
   - Что-о-о?.. - не веря своим ушам, протянул начальник. - Ты что себе позволяешь?!
   Кирилл представил себе шефа, низенького плешивого бородача, сидящего на средней начальственной должности. Вечный прислужник богачей и тиран для клерков. Видеть его физиономию и слушать наглый, хамоватый голос было противно.
   "Вот ведь обморок. Ты сходишь с ума, а он думает, будто напугает тебя барствованием".
   - Пошло оно все, - поддавшись раздражению, бросил в трубку Кирилл уже громче. - И вы туда же.
   - Ах ты, су... - начал говорить шеф с интонацией бешеного вепря, но тут же прервался. В трубке послышался шум, раздался короткий вскрик. Следом Кирилл различил звук удара, тяжелого и резкого. Кто-то бил по чему-то мягкому: раз, другой, третий.
   Висок заныл болью.
   Плешивая голова дергалась после каждого удара. Он стоял между столом и стенкой, а мерзкий толстяк валялся на полу, корчась в позе эмбриона. Каблук старомодного ботинка в очередной раз врезался в окровавленную макушку с костяным хрустом. На белоснежных гамашах ярко выделялись красные пятнышки брызг.
   - Видишь? - услышал Кирилл собственный голос и содрогнулся. Телефон выскользнул из вспотевшей ладони и треском раскололся от удара о пол.
   Шеф, каким-то чудом не потерявший сознания, поднял голову и посмотрел на него. Один глаз был закрыл и залит кровью, во втором читалась мутная одурь. От побоев стареющий мужчина "поплыл", но пока держался. Толстая рука зачем-то потянулась к стенке. Он наступил на кисть и услышал, как хрустят кости. Шеф слабо вскрикнул.
   - Секс ведь не главное, - сказал двойник и весело прищурил глаза, которыми смотрел Кирилл.
   Шеф попытался что-то сказать. Он с размаху ударил бывшего начальника в рот, носком ботинка вышибив пару зубов. Лысеющая голова снова дернулась, и мужчина затих.
   - Мне нужно еще совсем немного, - чудовище толкнуло жертву и, когда тело начальника безвольно упало на спину. Нога в старом ботинке встала на горло с едва выделявшимся на жирной морщинистой шее кадыком.
   "Не надо!" - хотел крикнуть Кирилл, но вместо этого двойник гулко кашлянул и надавил каблуком. Шеф захрипел и попытался схватить убийцу за лодыжку. Двойник нажал сильнее, перенося на ногу весь вес. Изо всех сил шеф пытался остановить его. Убийца раздраженно убрал ногу, стряхивая ослабшие руки жертвы, и наступил снова, с нажимом. Словно давил таракана. Кадык с хрустом провалился в рыхлую податливую плоть, шеф громко булькнул и обмяк. Челюсть медленно отвалилась, словно он услышал какую-то невероятную новость.
   Кричать снова не получалось. Звук ломающейся шеи словно вполз Кириллу в горло и заставил подавиться воздухом. Не было волны наслаждения, появлявшейся при первых видениях. После вмешательства он потерял это право. Теперь Кирилл мог только смотреть и переживать сам процесс, вдыхая тот же пахнущий кровью воздух.
   Убийца топтал остывающее тело минуты две, после чего брезгливо обтер каблук об одежду убитого. Он видел, как чудовище огляделось, словно что-то искало.
   - Это немного не то, - сказало оно вслух. - Не люблю убивать мужчин, это не эстетично. А где там секретарша Любочка?
   Кирилл завыл в бессильной ярости. Он застыл в сидячей позе на кровати и мог только скалить зубы, силясь сдвинуться с места. А глаза наблюдали, как оно открыло дверь, и закричала удивленная Любочка. Потом...
   Потом был нож, распятие на секретарском столе и по-мясницки ловкое потрошение. Два надреза крест-накрест от груди до пупка. И скользкие, разваливающиеся в руках органы, извлеченные наружу. Если бы в желудке оставалось хоть что-то, Кирилла бы вырвало, но после ночного откровения в больнице остались только судороги.
   Никто не слышал криков. Даже огромная лужа свободно текущей крови на полу не проходила сквозь перекрытия и не расцветала бурым пятном на потолке нижнего этажа. Оно умело создавать барьер для своих отвратительных занятий, ограждаться от окружающего мира. Он был уверен, что никто не войдет из коридора, никто не услышит и не заподозрит ничего, и даже подбиравшаяся к порогу кровь остановится у косяка. Таково было преимущество потустороннего убийцы в сравнении с земными маньяками. А еще умение избавляться от следов и исчезать. Ужасный, эффективный и демонический механизм убийства, выпущенный в мир. Выпущенный самим Кириллом.
   Убив Любу, оно исчезло. Но ненадолго. Следующий приступ случился, когда он без сил упал возле кровати. Теперь это была кабинка женского туалета и лицо девушки из соседнего офиса. Кирилл старался не смотреть, но кровь, казалось, брызгала сквозь веки, шипела как кислота и выжигала прямо в мозгу уродливую картину. Удары изогнутого, похожего на клык, на змеиное жало лезвия, быстрые и резкие как фрикции. Отвратительный смрад. Почти физически ощутимое биение останавливающегося сердца.
   Страх и боль не ушли. Они затихли, приглушенные отупением, тягостной усталостью, наступающей в страдании со временем. Кирилл лежал и смотрел на чужую смерть, неспособный кричать и двигаться. Он не моргал, позволяя слезам капать на ковер. Оно расправилось с очередной жертвой и исчезло, позволив дышать. Через пять минут все повторилось, на этот раз в подсобке супермаркета. Он разглядел синюю форму молодой продавщицы с кассы, а потом снова замелькал нож, и синева превратилась в багрянец.
   Когда-то давно Кирилл читал об аде. Он никогда не понимал, почему преисподняя представлялся конкретным местом с огнем и физическим страданием. Вечная пытка, истязания, даже горение в озере огненном, были смешны с точки зрения человеческой психики. Со временем он понял, что старые, средневековые описания ада были составлены примитивным разумом, неразвитым воображением тогдашних писателей Библии. Примитивные народы Земли не поняли бы сложных, утонченных видов муки, которые смог изобрести и описать человеческий разум, развращенный прогрессом и опытом.
   Самым великим страданием всегда было и будет бессилие. Беспомощность, полнейшая неспособность что-то изменить. Ты остаешься безвольным зрителем, массовкой в чем-то страшном, в чем-то противном богу и человеку. Но все решается кем-то другим. Ты наблюдаешь и испытываешь страдание не от того, что сделают с тобой, но от того, что творят помимо тебя, сквозь тебя. Кирилл, целый и невредимый, беспомощно смотрел, как его ножом убивает женщин из его памяти человек с его лицом. И ничего, совсем ничего не мог сделать.
   Кровь, слезы, крики, страх и боль. Они проходили сквозь него и били сильнее, чем любое оружие. Зло творилось перед глазами. Зло, которое он каким-то образом помог впустить в реальность. Кирилл понял, что причастен. Иначе с ним не случилось бы всего этого. Его желания, его проклятая жалость к себе, эгоистичные переживания и глупая гордыня неудачника - вот что стало топливом для ожившего отражения. Разве не с фантазии о владении чужой женщиной начался кошмар? Разве не с озлобленности полупьяного кретина? Ослепленный отчаянием, Кирилл обвинил себя во всем и ни на миг не усомнился в справедливости обвинения.
   Очередной сеанс прекратился. Глаза двойника закрылись, и Кирилл почувствовал, что может встать. Краткий миг, передышка перед очередной пыткой. Надо было что-то делать. Хоть что-нибудь, что угодно!
   Остановить его. Как? Связь работает лишь в одну сторону, получается только смотреть. Ни найти, ни остановить.
   В одну сторону? Но как-то же он переместился в больницу! Значит, что-то сделать можно.
   Нет. Нет, теперь не получится. Оно же сказало, что нуждалось в убийствах. Оно набиралось силы. Тогда исчадие ада было слабее. Теперь же не получалось даже говорить.
   Прервать связь. Надо прервать связь. Чем угодно. Как угодно. Невозможно дальше терпеть это истязание духа! Еще одного расчленения он не выдержит. Лучше...
   Смерть! Смерть, черт подери! Ответ на все вопросы! Прерванная связь, возможно, исчезновение злобной копии! Конец пытке.
   Убить себя? О боже...
   "Прекрати, сукин сын!" - закричал кто-то внутри. Кто-то очень знакомый: "Не смей сейчас жалеть себя! Твоими руками он убил столько людей! Подними задницу и поступи как мужчина хоть раз!"
   Но правда ли есть смысл?
   "А что еще ты можешь сделать?! Ни найти его, ни одолеть ты не сумеешь!"
   Да. Все верно. Он ничего больше не может.
   Надо торопиться.
   На четвереньках, сотрясаемый крупной дрожью и тихо скулящий, Кирилл пополз к двери.
   В квартире не было опасной бритвы. Поднявшись, он попытался перерезать себе вены кухонным ножом, но от боли рука дрогнула, и нож со звоном упал на пол. Кирилл на нетвердых ногах пошел в ванную. Едва не упав, он добрался до шкафчика с лекарствами, но там не было ни одного, способного убить при передозировке.
   - Господи, - хрипло выругался Кирилл: - Я даже сдохнуть толком не могу.
   Времени почти не осталось. Он знал, что с минуты на минуту вновь окажется во власти чудовища. Прежде, чем свершится очередное убийство, необходимо попытаться покончить с монстром, уничтожив его прародителя. Вернувшись на кухню, Кирилл шагнул ко входу в комнату и вдруг остановился в дверях. Он увидел крепкую потолочную люстру.
   Повешение. Да, точно. Но нет веревки.
   "Ремень!" - пришла в голову спасительная мысль. Длинный брючный ремень, лежавший где-то в шкафу, слишком длинный для его фигуры. На кухне Кирилл взял ближайшую табуретку. Заставляя себя идти быстро, он вернулся в комнату и достал ремень. Петля получилась не сразу, руки слушались плохо, как будто мышцы атрофировались. Перекинуть ремень через люстру и закрепить оказалось еще сложнее. Каждый мускул словно горел огнем. Но вот он встал на табуретке, держа в руках петлю для повешения.
   Продеть голову, оттолкнуться... и конец.
   Нет. Агония удушения, взрывающаяся пустотой грудь. Он обгадится, откусит себе язык и будет дергаться минут пять. А потом наверняка распухнет и превратится в мясной мешок с нечистотами. Когда его найдут, эксперт-медик срежет ремень, раздувшийся труп повалится на пол, лопнет и забрызгает полицейских гноем.
   Наплевать. Надо действовать.
   Он, как мог, затянул петлю на собственной шее. Хотелось плакать, но слез не осталось. На мгновение перед глазами мелькнуло детство, родители, друзья. Чего-то стало нестерпимо жалко. Он не вспомнил, чего именно.
   Ногами Кирилл столкнул табуретку на бок. Кожа ремня резко врезалась в шею. Тело повило в воздухе. Горло сдавило болью. В голове вспыхнули разноцветные огни, тут же проглоченные кромешной чернильной темнотой. Воздух исчез из легких.
   Все.
  
   Нет.
   Что-то пошло не так. Вместо боли он вдруг ощутил падение. Резкий рывок, треск порвавшегося ремня. Боль в челюсти, которую словно поддели крюком. И темнота.
   Нечто холодное, липкое обволокло все тело. Мягкая сила подхватила Кирилла и понесла вперед. Упругая толща воды сдавила грудь, мерзкая жижа полилась в сдавленное горло. Руки схватили мокрую податливую пустоту.
   Он тонул. Тонул! Предсмертный бред?
   Но нет же, вот он барахтается, и не видно, где верх, а где низ. Порвавшийся ремень висит на шее смертоносным галстуком, а ноги засасывает черная глубина.
   Свет. Странный болезненный свет пробивается сквозь толщу черной воды. Фиолетовые лучи вспарывают вечный мрак и зовут к себе.
   Кирилл заработал руками и ногами, пытаясь всплыть к свету. Там должен был находиться верх, воздух, возможность дышать. Отвратительная горькая вода заставляла желудок судорожно сжиматься, горло будто обжигало плохим спиртом. Глубина пыталась затянуть его обратно, чувствовалось странное притяжение. Как будто кто-то открыл затычку в гигантской ванне, и теперь барахтавшегося в воде человечка затягивало в трубу.
   Все же он сумел всплыть. Руки ощутили легкость воздуха, Кирилл стремительно бросился вверх и выплюнул тошнотворную воду. Наверху он слезящимися глазами разглядел солнце. На светило можно было смотреть, оно не обжигало и не слепило, ибо мало походило на звезду, привычную для людей. Бледно-фиолетовая пентаграмма с острыми концами неподвижно зависла над безбрежным черным океаном. Рядом не было других звезд, без пентаграммы небо оказалось бы таким же черным, как вода под ним.
   - Мамочка... - просипел Кирилл, стараясь удержаться на плаву. - Что это? Где я?
   Он жадно вдыхал воздух. Тело снова сотрясала крупная дрожь, перед глазами все плыло. На горле болел след от петли. Тошнотворный вкус воды сменил гадкий запах серы.
   Поток все пытался унести Кирилла вниз. Не зная, куда плыть, он загреб руками и двинулся вперед. С первым всплеском звезда в небе сверкнула, и послышался отдаленный раскатистый шум. Замерев, Кирилл оглянулся. Едва различимый на сливающемся с водой горизонте крохотный островок увеличивался в размерах, приближаясь. Поднятые плавучей сушей волны достигли Кирилла и едва не опрокинули. Глубина все тянула и тянула вниз, и он в отчаянии устремился навстречу острову.
   Рассекавший черную гладь кусок земли плавно остановился, когда Кирилл приблизился. Удобный пологий берег пришелся как нельзя кстати. Он на четвереньках выполз из воды, едва не упав лицом в черный песок. С дрожью из тела уходили последние силы.
   - Ну, ты совсем уж спекся, - сказали сверху, и сильные руки подхватили Кирилла, поднимая.
   Сейчас чудовищный двойник казался еще ужаснее. В свете фиолетовой пентаграммы его лицо походило на маску полуразложившегося трупа, раны сделались глубже, словно маленькие открытые пасти чернели они на щеках и скулах, на висках, опускались от челюсти к шее. Кожа монстра словно лопалась по невидимым швам. Но теперь темные гнилые отверстия ожили. Их края едва заметно шевелились, как будто переговаривались между собой. Или просили еды.
   Кирилл отшатнулся, и двойник выпустил его. Мягкий песок смягчил падение. Кирилл попытался отползти, но замер. Двойник смотрел на него с усмешкой и даже не попытался шагнуть следом.
   Бесполезно. Нет смысла пугаться здесь, в этой дьявольской тьме.
   - Успокоился? - спросило оно, прочитав мысли.
   - Это что?.. - тихо спросил Кирилл. - Ад?
   - Не совсем, - двойник развел руками, носком ботинка копнул песок. - Долго объяснять технические подробности. Здесь не содержатся грешники в классическом понимании.
   - А ч-что тогда?
   - Видишь черное? - существо ткнуло пальцем в окружавший их океан. - Это все, что от вас остается. От людей, в смысле. Вот это - ваша суть. Черная лимфа.
   - Черная... лимфа?
   - То, что в вас течет. Злоба, зависть, похоть, ненависть. Нетерпимость, жадность, хитрость. Ну, ты понимаешь. Все стекается сюда, накапливается. От вас, от каждого. Эта лимфа - она течет в вас вместе с кровью, вы сами ее нагнетаете, живя друг с другом. А потом, рано или поздно, вы выплескиваете эту лимфу. И тогда она добавляется в общий поток.
   - Бред какой-то... - Кирилл затравленно озирался. Кроме них с двойником на крошечном островке никого не было. Только фиолетовая звезда светила с неба, и мрачно молчал черный океан вокруг. Океан лимфы человеческих душ.
   - За что купил, за то и продаю, - улыбнулся двойник, и Кирилл увидел, что зубы у него тоже почернели. - В конце концов, я ведь тут родился. Из этой самой лимфы.
   - Ага... - Кирилл сглотнул. - Так что же ты?
   - Я как раз собирался поговорить, - существо пожало плечами. - Но ты, как всегда, нервный. Спешишь. Как тогда, в больнице, ввалился сам по себе. Это мешает процессу.
   - Какому процессу?
   - Моего развития, - оно почесало изуродованную щеку. - Помнишь, как в первый раз все случилось? Тогда, в ванной, ты же заметил?..
   - Да, - он вспомнил отражение с черными глазами.
   - Вот тогда я родился. Понимаешь ли, иногда лимфа внутри вас бунтует. Ей хочется наружу, потому что накопилось слишком много. Тогда рождаемся мы.
   - Кто - вы?
   - Детишки лимфы. Дети Ид. Сам знаешь, людям всегда очень хочется совершать всяческие мерзости, как называет их мораль. Для того, собственно, эта мораль и придумана, чтобы люди их не совершали. Так уж вышло, что по природе своей человек мешает жить другим людям. Он полон черной лимфы. Инстинкты животного, от которого человек произошел, требуют бескомпромиссности в поступках. Доминировать, рвать на части, забирать себе лучший кусок, насыщаться по максимуму, и все такое прочее. Как ты сам понимаешь, для искусственных образований вроде общества, семьи и прочей ерунды такое поведение несколько разрушительно. Вот и стравливают черную лимфу, не дают выйти наружу, обманывают сами себя. Но так выходит только хуже. И вместо обычных инстинктов рождаются другие. Это как с выращиванием новой породы растений. Этакая генетика подсознания, хе-хе-хе.
   - Вот... вот это вот? - Кирилл дрожащей рукой обвел окрестности. - Это что?.. Вроде как... первопричина зла, что ли?
   - Не-е-ет, - двойник погрозил пальцем. - Лимфа всего лишь копится. Остальное делаете вы сами. Каждый маленький поступок против совести, если она есть, добавляет в вас капельку черной лимфы. Без вас зла нет. Без тебя не было бы меня.
   Кирилл смотрел на черные воды и чувствовал, как внутри все медленно умирает. Он оказался даже не в аду, а где-то намного хуже. И наглотался чужих грехов, барахтаясь в море человеческой мерзости.
   Каждая капля - чей-то поступок, каждое мокрое пятно на его одежде - чьи-то слезы, боль, обманутые ожидания.
   Но нет. Неправда!
   - Ты хочешь сказать, - он посмотрел на двойника снизу вверх с неожиданной злостью. - Что все, что ты творил, из-за меня?
   - В какой-то мере, - пожало плечами существо.
   - Врешь! - Кирилл сомкнул пальцы, ухватив горсть черного песка. Немыслимое обвинение заставило сердце биться чаще, оцепенение сменилось гневом. - Я никогда не хотел... такого!
   - Ох, - двойник поморщился. - Я же говорил, долго объяснять. Нет, ты сам никогда не хотел. И никогда бы не стал. Но ты был недоволен жизнью, не так ли?
   - Я...
   Возмутиться снова не удалось. Чудовище сказало правду. Кирилл вспомнил собственное жалкое состояние в тот вечер, когда все началось.
   - Именно, - оно улыбнулось сырыми темными губами. - Ты был несчастен, обижен, сердит. Ты подавлял свой гнев и желания, живя в опостылевшем быту. Стандартный набор начинающего рано стареть мещанина.
   - Но я же не... - Кириллу хотелось заплакать. - Почему я?
   - Хе-хе-хе-хе, - засмеялся двойник. - Посмотри-ка на себя. Даже сейчас ты ищешь хоть какой-то исключительности.
   - А? - Кирилл опешил.
   - У меня твое лицо, - существо ткнуло пальцем в свою изуродованную щеку. - Но оно такое просто потому, что так сложились обстоятельства. Лимфа не обращает внимания на кого-то одного. Она просто накапливается. Твой скулеж всего лишь стал последней каплей, хромосомой в генотипе, хе-хе-хе-хе.
   - Но ты же...
   - Я знаю все, что знаешь ты. Помню все, что помнишь ты, и даже лучше. При рождении нам нужен человек как проводник в ваш мир. Ведь ты понимаешь, что все это... - оно обвело рукой вокруг и прищурилось, глядя на фиолетовую звезду. - Все это несколько метафизично. Мы рождаемся не в мире вещей, однако приходит час, и легионеры отправляются туда пожинать плоды, взращенные на черной лимфе. Мы возвращаем все ваше в ваш собственный мир. Так что не кори себя - ты всего лишь попался под руку. Это как случайное зачатие по пьяни.
   И двойник снова захихикал омерзительным голосом. Кирилл невидящими глазами смотрел на пентаграмму в небе. В голове было изумительно пусто.
   Никакого смысла. Во всем случившемся не было никакого смысла. Ни капли. Вообще. Совсем. А ведь он не хотел себе признаваться, но все эти дни держался на одной маленькой и подлой мысли: страшные события пришли на смену беспросветной серости обычной жизни. Даже кровь и ужас, прежде всего, дали повод взбодриться, извращенным образом поверить в себя.
   На самом же деле была только грязь, смерть и бессмыслица.
   - Ладно, не раскисай, - сказал сверху двойник. - Ты всегда так. А тут не повесишься, хе-хе-хе.
   Он посмотрел на хихикающего монстра и закусил губу.
   - Что тебе-то от меня надо?
   - Вот, собственно, и перейдем к делу, - довольно кивнуло чудовище. - Я ведь обещал тебе встречу. Она нужна нам обоим.
   - Зачем?
   - Ты заметил, что между нами есть связь. Хе-хе. Да, несмотря на то, что я всего лишь рожден от тебя, существует некоторая проблема...
   Оно снова указало на свое изувеченное лицо, в котором теперь трудно было узнать Кирилла.
   - В мире вещей у нас нет настоящего тела. Мы пользуемся воссозданной копией, однако она... недолговечна. У нас нет права на плоть. Мясо и кровь неспособны уживаться с черной лимфой.
   - Вы... гниете, что ли?
   - Вроде того, - двойник пожал плечами. - Ну, и еще мы привязаны к тем, кто послужил основой для этих тел. Поэтому ты видел то, что делал я, и чувствовал... всякое, хе-хе-хе.
   Даже теперь Кирилл содрогнулся, вспомнив ужасные видения.
   - Почему?
   - А понятия не имею! - чудовище всплеснуло черными руками с когтистыми пальцами. - Я не знаю, по каким правилам все тут работает. Но в том и содержится мое предложение.
   - П-предложение? - Кирилл посмотрел на двойника с вялым удивлением. Он уже не чувствовал ни страха, ни гнева, ни даже отчаяния. Ощущения были схожи с теми, что чувствует засыпающий в снегу истощенный альпинист. Разум понимал, что дальше грядет только погибель, но было уже все равно.
   - Я хочу протянуть в вашем мире подольше, - двойник встал перед ним и заговорил серьезней. - Нам разрешено... нам можно перебраться из копии в оригинал. Это позволяет установленная связь. Для этого я и призвал тебя сюда.
   - Оригинал... - Кирилл недоуменно моргнул. - Ты хочешь забрать мое тело?
   - Ну, вроде как, - чудовище жутко ухмыльнулось. - Считай это, в некотором роде, одержимостью демоном.
   - Ты хочешь убить меня.
   - Вовсе нет! Ты останешься рядом, сможешь наблюдать, если захочешь. Но владеть твоей плотью буду я. Нам обоим так будет намного лучше, поверь! - оно заговорило скороговоркой, почти заискивающе: - Подумай, насколько это выгодно. Вернуть все как было уже невозможно, но черная лимфа дает огромные возможности. Думаешь, я так и буду вечно резать кого попало? Ха, вовсе нет! Это был всего лишь первый взнос, детское питание. Теперь я достаточно могущественен, благодаря их страданиям. Мы так обретаем силу, с каждым актом жестокости, насилия - в общем, зла. Мы возвращаем вам черную лимфу. И если ты отдашь мне свое тело, я стану еще сильнее. Представь, на что мы с тобой будем способны. Убийства женщин? Ха, ерунда! Мы сможем увидеть мир, брать от него все, что захотим, а в ответ лишь только бить, бить и отнимать снова.
   Кирилл молчал, слушая взволнованный скрипучий голос, глядя в свои. Но такие чужие глаза, казавшиеся подернутыми бешеной пеленой в свете фиолетовой пентаграммы. Когда двойник замолчал, он тихо спросил:
   - Ты... хочешь, чтобы я душу продал?
   - Я же тебе не плачу, - хмыкнуло чудовище. - Я просто предлагаю лучший выход из ситуации. И не надо делать вид, что тебя он не прельщает. Ты сохранишь жизнь и рассудок. Более того - ты получишь все, о чем так мечтал.
   - Мечтал?
   - Разве не плакался ты стакану с дешевой сивухой на судьбу? Разве не жалел, что вместо кино оказался в быту? Разве не хотел, чтобы вся твоя долгая счастливая жизнь навернулась обо что-то значимое? Ты вспомни, как смотрел тогда в зеркало, ненавидя себя за то, чем стал. Хочешь сказать, все дело было в презрении к мыслям? О нет, тебе было горько понимать, насколько ты жалок, думая их. И не прячься от меня, уж мне-то ведомы твои потайные желания. Я же сказал - без вас нет нас. Ты хочешь брать от жизни то, чего научен желать. Всех этих женщин ты хотел и, не получая, ненавидел. В самом начале я питался твоим подсознанием, твоим животным инстинктом. И я могу дать тебе все, что пожелаешь. Удовольствия плоти. Удовольствия духа. Богатство, слава, власть над людьми - все это мелочи для легионеров. Мы купаемся в них.
   - И ты... и мы будем делать?.. - медленно проговорил Кирилл, будто загипнотизированный словами инфернального собеседника.
   - Многое, - двойник прикрыл глаза. - Очень многое. Лимфа потечет широким потоком.
   - Но зачем? - у Кирилла дрожали губы. - Зачем тебе все это?
   - Ты задаешь слишком много вопросов, - гнилые зубы ощерились в смешливом оскале. - Я просто дитя.
   - Дитя?
   - Дитя этой лимфы. Этого места.
   - А кто твои... родители?
   - Один из них ты. А другой... хе-хе-хе-хе.
   Впервые он увидел в глазах чудовища страх. Страх и злобу, что были присущи именно ребенку, боящемуся вызвать гнев сурового родителя. И только сейчас все стало понятно.
   Легионер хотел от него согласия. Добровольной сдачи на милость той злой силы, что породила этот ужас. Силы, о которой философы и богословы уже очень давно, которой давали много имен. Той самой силы, в существование которой никто не верил до конца.
   Двойник не лгал. Зло действительно не появлялось само по себе. Его творили люди, такие же, как Кирилл. Искупавшиеся в черной лимфе чуждого зла, творящие свое собственное. Кириллу всего лишь предложили напрямую, не церемонясь, не соблазняя или опутывая паутиной лжи и лести. Ведь он - совсем не доктор Фауст.
   И почему бы не согласиться? Ведь все сказанное было правдой. Он желал чего-то иного, непохожего на свою глупую пустую жизнь. А одержимость демоном - это ли не удивительнейшее из приключений? Он побывает в местах, о которых только слышал, увидит людей, о которых и не думал. И никогда, ни одной минуты не будет задумываться о нелепых мелочах, досадных глупостях и неурядицах существования простого смертного. Не таково ли настоящее счастье? Новые впечатления, удовольствия, захватывающие дух злодеяния. Ведь, если не лгать себе, в момент кульминации каждого убийства страх не мешал испытывать оргазм.
   Смерть, кровь, свой и чужой ужас? Но все это так относительно, так абстрактно. Можно привыкнуть. Да и убивать будет не он сам. А если отказаться, все равно не выйдет ничего хорошего. Вряд ли удастся выбраться из мира фиолетовой звезды.
   Так почему бы нет?
   - Ну, - кивнул двойник. - Все правильно. Давай, вставай.
   - А? - не понял Кирилл. - Что?
   - Вставай, - оно протянуло руку. - Давай закончим наши дела и пойдем веселиться, хе-хе-хе-хе.
   - Какие дела?
   В черной руке появился нож. Двойник протянул его Кириллу рукоятью вперед.
   - Метафизика метафизикой, но надо совершить символический жест.
   Песок рядом зашевелился, расступился в стороны, и на поверхности, словно поднимаемое невидимой платформой, показалось обнаженное женское тело.
   Алина! Кирилл отшатнулся от нее, пятясь как краб. Первая жертва двойника, давняя знакомая неподвижно лежала на спине и пустыми глазами зомби смотрела в сиреневое небо.
   - Ч-что это?! - воскликнул в ужасе Кирилл, пока последние песчинки сыпались с ее бедер, демонстрируя когда-то вожделенное тело во всей красе. Даже сейчас Алина была хороша, так хороша...
   - Нам с тобой необходимо слиться, - пояснил стоявший над ним двойник. - Тебе не нужно делать ничего особенного. Просто ударь ее ножом, и все.
   - Н-но... - у Кирилла снова затряслись руки. - Но к-как же так?!
   - Да ладно тебе! - увещевало чудовище. - Это несложно.
   - Но я...
   - Ты все можешь, - рукоять ножа призывно уткнулась в плечо. - Давай.
   Вот и конец. Настоящий, а не жалкое самоубийство. Убить ни в чем не повинную женщину. Добровольно совершить тот самый грех. Кирилл не был дураком, он понимал, зачем необходимо ритуальное убийство. Черная лимфа должна течь в нем самом. Только так демон мог занять настоящее тело вместо подделки. Инфернальные правила оказались просты и действенны. Кем, если не бесом, он станет, своей рукой свершив деяние, от которого раньше приходил в ужас?
   Пальцы стиснули рукоять ножа. Лезвие хищно зависло над телом.
   Но ведь убийство не настоящее. Алина уже мертва. На песке лежит лишь ее образ, символ согласия принять зло, порожденное его собственным подсознанием. И этот символ - единственное, что стоит между жалким концом жалкой жизни и полной потустороннего восторга темной симфонии, в которую мог превратить существование нечистый дух.
   "Ну-ну", - сказал внутренний голос: "Давай".
   Итак, пришло время поставить последнюю точку. Это ли те перемены, которых ты так хотел, Кирилл? Такое ли грандиозное будущее ты предвкушал, когда в порыве мальчишеской страсти к оружию забрал у деда страшноватый нож?
   Вопросы. Так много вопросов каждый раз. И ни одного ответа.
   Он очень устал. Устал без ответов, устал без просвета. Устал от себя. Надо уйти. Просто уйти, устраниться от скуки, от обид, разочарований, страха и ненависти.
   "Ты ведь можешь. Ты не до конца превратился в тряпку за столько лет".
   Да. В нем оставалось еще что-то. Крохотная искра действия, не погасшая в океане мещанской пугливости, офисной робости и жира на боках.
   - Будет весело, - пообещал двойник, и верхняя губа его разошлась надвое, исторгая черную сукровицу прямо в рот.
   "Ну, давай".
   - Хорошо.
   И Кирилл медленно неуклюже поднялся. Двойник недоуменно замычал, оттягивая порвавшуюся губу. Кирилл обернулся к нему и увидел собственные глаза, испещренные черной сеткой сгнивших сосудов. Во взгляде чудовища было ожидание. И неуверенность. Оно тоже боялось, ему нужно было тело. Монстр не хотел возвращаться в океан.
   - Вот так вот, - сказал Кирилл, и непривычно спокойный ровный голос гулким эхом отдался в небе. Нож выскользнул из руки и вонзился в песок.
   - Ты чего? - спросил двойник, шлепая раздвоенной губой.
   - Да... - он пожал плечами. - Пошел ты.
   И, отвернувшись, Кирилл шагнул к воде. Ноги утопали в холодном песке, сзади раздавалось злобное шипение. Он спиной чувствовал, как двойник подался следом, но тут же замер.
   Черная лимфа была холодной и маслянистой. Он ступил обратно в океан, и чудовище с краденым лицом обиженно заскулило. Кирилл сделал шаг, другой, третий. Двойник пытался что-то сказать, но слов было уже не разобрать из-за заполнившей рот крови. Клочок земли закончился, и он соскользнул на глубину, не делая попыток плыть.
   "Ну, что ж", - сказал внутренний голос: "Ты меня не подвел".
   Все верно. Ведь должен же быть другой, не темный двойник. В первый и последний раз Кирилл подумал, что манера говорить с собой не так уж безумна.
   Слабо работая руками, он позволил воде унести себя в сторону от острова. Тот и сам уже беззвучно и плавно удалялся, создавая волны, и будто отталкивал от себя безвольно дрейфующее тело. В последний раз Кирилл посмотрел на фиолетовую пентаграмму в небе, и в следующий миг черная лимфа сомкнулась над его головой.
   Неведомая сила тянула вниз, и теперь он не сопротивлялся. Впервые с начала этого кошмара, возможно, впервые в жизни он был спокоен, умиротворен. Быть может, жизнь и не удалась. Но, по крайней мере, уйти получилось если и не благородно, то без большего зла.
   Кирилл закрыл глаза и вдохнул полной грудью, позволяя лимфе заполнить легкие, забиться в ноздри, потечь через горло в желудок и дыхательные пути. Ледяное жжение возвестило о начале боли, которая наверняка будет вечной. Пусть так. Это плата за тех несчастных, кого предал его слабый разум и грешная плоть. Так и надо, так и положено.
   Где-то в пространстве, которое невозможно измерить, плоть падала с костей двойника. Где-то в реальном мире погасла люстра, с которой пропал обрывок ремня. А Кирилл все погружался и погружался в океан грехов, уходя ко дну, которого никогда не будет.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Black Lymph Anthology
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"