Аннотация: двое в разных мирах снятся друг другу. Один скучающий клерк, другой бьется за жизнь и любовь.
Ким Сатарин
Сон для двоих
Земля - 1
Вот если классического бедуина посреди Сахары спросить, что сейчас происходит на побережье тихоокеанских островов, и он неожиданно начнет лепетать что-то про катящиеся водяные валы, захлестывающие дома и деревья, что подумает рядовой обыватель? Уточняю: наш гипотетический бедуин отродясь из пустыни не вылезал, а океан представляет себе исключительно по рассказам - даже не очевидцев, а тех, кто слышал рассказы очевидцев. Так что, - подумает обыватель, - ясное дело, наделен бедуин потрясающими экстрасенсорными способностями. А окажись вместо обывателя рядом с бедуином журналист (понятно, там и должен оказаться журналист, обывателю не придет в голову задавать подобные вопросы), в печати наверняка появится очередная статья о чудесах, которые наука не в силах объяснить. А объяснение-то простое, до него даже первоклассник способен додуматься. Видел наш бедуин в оазисах какие-никакие водоемы, пусть те же лужи. И рябь на их поверхности, поднимаемую ветром, видел. А про океаны - слышал. И смог сделать простой вывод о величине океанских волн. Экстраполировал размер, научно выражаясь. А островов в океане столько, что в любой момент времени на каком-нибудь из них штормит...
Я, когда погода позволяет, обычно хожу на работу пешком. Сегодня было мокро, но умеренно мокро. Можно не бояться, что проезжающая машина забрызгает с головы до пят или что ботинки промокнут в бесконечных лужах, обойти которые попросту невозможно. С неба сыпалась мелкая морось, от которой, как и от осеннего ветра, меня надежно защищала ветровка. Я шел по засыпанному грязным песком тротуару, погруженный в свои мысли. Со мной так часто бывает: вдруг я начинаю обдумывать некие реальные или гипотетические ситуации, не имеющие к моей жизни прямого отношения. Косвенное, однако, отношение такие умственные упражнения ко мне все же имели. Этакий тренинг на формулирование мыслей и позиции по теме, по которой хоть изредка, а приходится высказываться. Это я в данном случае про экстрасенсорику.
Были у меня и знакомые экстрасенсы, а мой приятель, психолог, даже работал в группе по исследованию экстрасенсов. И, при всей приверженности строгой академической науке, он не считал их всех шарлатанами и мистификаторами. Мои же собственные знакомые баловались целительством. Результаты были неплохими, но в какой степени их можно объяснить обычным психотерапевтическим воздействием - вопрос, не имеющий ответа. Психотерапевтические приемы ведь не обязаны быть внешне заметными и вполне могут быть поданы в любой другой упаковке. Во многих случаях так даже лучше.
На перекрестке я перешел на другую сторону, дождавшись зеленого света. Старею: раньше я пересекал улицы, где попало - то есть где удобнее. Но раньше и движение на улицах было заметно слабее. Теперь делаю все по правилам. Дольше и дальше, зато спокойнее. Сегодня я уже легко допускаю, что однажды, шагнув на проезжую часть, элементарно забуду посмотреть налево. После пятидесяти уверенность в собственной безошибочности исчезает, размытая то ли утратой гормонов, то ли печальным жизненным опытом, то ли подаваемыми телом недвусмысленными сигналами - ты, мол, парень, уже не молод. Старательно выбирая, куда поставить ногу - некогда асфальтированный, тротуар покрылся выбоинами и грязью - я добрел до центральной улицы. У нас в городе, даром что областном, как в плохой деревне - есть одна улица, на которой и сосредоточена вся жизнь. В данном случае жизнь транспортная, по центральной улице ходило три четверти всего транспорта города, так что перейти можно только на светофоре.
А там, едва удалившись от главной улицы на сто метров, я очутился среди одно- и двухэтажных деревянных и полудеревянных домов 19 века. Грязь, кучи гниющих отбросов, разваливающиеся сараи и гаражи, поваленный штакетник, дощатые будки сортиров, выщербленные кирпичные стены. Здесь следовало опасаться собак, прикормленных местными жителями и возомнивших эти проходные дворы своей законной территорией. Иногда они всей стаей без всяких причин набрасывались на случайного прохожего, облаивая его со всех сторон. И какая-то всегда норовила подобраться поближе, причем обязательно сзади. В мирные ее намерения как-то не верилось. Впрочем, с ее точки зрения все выглядело иначе: тяпнуть прохожего за ногу, чтобы по чужой земле не ходил - это ли не высшая собачья доблесть?
Пройдя метров сто вдоль трамвайных путей, я подошел к одноэтажному нашему учреждению. Как всегда при дожде, напротив входа образовалась большая лужа, так что следовало выждать, пока в потоке машин образуется брешь, чтобы не быть облитым потоком брызг по самые уши. И даже водителей обвинять не в чем - лужа тянулась почти до трамвайных путей, объехать ее невозможно, а снижать скорость на каждой луже - это любого водилу до инфаркта доведет в полчаса. Лужи на многих улицах нашего города при хорошем дожде - сплошные, ливнёвка совершенно не справляется. Нет, город, в котором жил почти тридцать лет, я категорически не любил.
Мой сосед по кабинету, носивший прозвище Пушкин (к поэзии - никакого отношения, просто потому, что Александр Сергеевич), тихо буркнул приветствие и продолжил двигать мышкой, уперев глаза в монитор. То ли он пасьянсы раскладывал, то ли документы какие составлял - вероятность того и другого была примерно одинакова.
- Что у нас новенького? - поинтересовался я, не рассчитывая на содержательный ответ.
Новостей в нашей забытой богом и нормальными людьми конторе ожидать не приходилось. В кабинете размещались сразу две службы - с полагающимся набором специалистов. Иногда их в кабинете сразу оказывалось аж целых пять штук. Или голов, или экземпляров - как кому удобнее. Задачи обеих служб, если попросту, заключалась в написании соответствующих бумаг. Служба, где трудился я, писала одни бумаги, та, в которой работал Пушкин - другие. Именовалось это оказанием помощи, но реальная роль наших бумаг представлялась мне весьма сомнительной. Однако многие из наших клиентов об этом не подозревали, продолжая верить нашему государству. Вредно все-таки смотреть телевизор...
- Тебя там один мужичок искал, - буркнул Пушкин, не отрывая взгляда от монитора, - сказал, в два часа подойдет.
Ланзор - 1
Огненный шар Кюи наполовину выглянул из-за зубчатой кромки горизонта. Острые вершины ареак за окном окрасились желтым, а на вездесущих Грибах засияли розовые отблески. Навир крутанул ручку крана и с отвращением поглядел на ржавую тонкую струйку - вода, как часто бывало поутру, не протеклась, не промыла заржавелые трубы. А ждать некогда. Отпив воды из чайника и сжевав утренний бутерброд, он выскочил на свежий воздух. Вчера привезли аппарат очистки воздуха, и сегодня предстояла его разборка для последующего ремонта. Дело было ответственным, их отделение такую работу раньше не выполняло и без его участия обойтись не могли. По тропинке, петляющих среди обветшалых двухэтажных домов Навир в несколько минут добрался до края поселка. Здесь с огромного Гриба его окликнул грибник Астольд:
- Не спеши так, все равно придется регулятора Синих ждать.
- Зачем Синим наш участок понадобился? - вопросил изумленно Навир, останавливаясь возле ножки Гриба.
Ножка, абсолютно ровная, достигала трех метров в диаметре. Обычный человек, прикоснувшись, счел бы ее упругой: только грибники могли вонзать в нее кисти и ступни, добираясь таким образом до возвышающейся на восьмиметровой высоте шляпки. Астольд неспешно слез, пожал соседу руку и равнодушно ответил, что ремонтный участок регулятора совершенно не интересует.
- Он по твою душу. Вербовать тебя будет...
Астольд, тридцатилетний чиновник местного образования, прекрасно знал, как Навир относится к Синим. И когда тот демонстративно фыркнул, спокойно сказал: - Я и говорю, не спеши. Он еще не приехал.
Грибники, вообще-то, славились всезнанием. Навир полагал, что постоянное потребление сукомы позволяет развить некоторые телепатические способности. Астольд всегда утверждал, что это слишком индивидуально и зависимость здесь не столь выраженная.
- Я не тебе этим счастьем обязан?
- Мне, - признался сосед. - Но ты все равно никуда бы не делся. Потрогай Гриб...
Такие предложения грибники обычным людям не делали. Ощутив, что в животе внезапно образовалась сосущая пустота, Навир ткнул в белоснежную ножку тремя выставленными пальцами. Пробив тонкую кожицу, первые суставы пальцев увязли в упругой массе.
- Через седьмицу сможешь взобраться, - пообещал Астольд и улыбнулся, погладив гладкую поверхность ножки. - Добро пожаловать в грибники, Навир Асамбер.
До леса Навир добрался, не видя и не слыша того, что творилось вокруг. В голове билась мысль: "Я - грибник? Да может ли такое быть! И что теперь делать?" Оказавшись среди стройных рядов ареак, он немного пришел в себя. Как всегда, смолистый дух волшебного дерева прочистил мозги. Парень осознал, что так оно и есть, Астольд не ошибался. Грибники вообще видят обычных людей насквозь. Еще бы, постоянно сукому употреблять! Простым-то людям она только в дни Изъявления Лояльности доступна. Из случившегося с неизбежностью следовали нешуточные последствия. Говоря прямо, отныне он волей-неволей начинал другую жизнь. Прежние взгляды, увлечения, друзья - все сохранится ненадолго, а потом будет забыто, как забывают дети, подрастая, любимые игрушки.
"Дружить я буду больше с грибниками. Для них я равный, а не существо, наделенное сверхчеловеческими способностями. А вот лесникам я, пожалуй, стану врагом, они грибников не жалуют". Он подошел к леснику, сосредоточенно выравнивающему землю у корней ареаки.
- Халсим, как жизнь?
- Спасибо, все нормально. Ты на работу идешь, Навир?
- Да, дела не ждут. Кстати, Халсим, а вот ты смог бы с грибником дружить?
Халсим, выпрямившись, пристально на юношу взглянул, что-то соображая.
- Смотря что за человек. Вопрос не праздный, я думаю?
Навир кивнул, не понимая, с печалью или гордостью. Обуревающие его чувства искали выход. Беседа с лесником подходила для этого менее всего, но никого другого сейчас рядом не было.
- Вообще-то некоторые грибники в партии Леса состоят, - уклончиво промолвил Халсим.
- А некоторые лесники в партии Леса как раз не состоят, - возразил юноша. - Давай не будем о партиях. Столь ли велик разрыв между грибниками и лесниками? Ведь с обычными людьми иногда дружат и те, и другие.
- С обычным человеком - это не дружба на равных, - усмехнулся лесник. - Это скорее дружба взрослого с подростком - бывает, но не типично. А чтобы грибник с лесником... Не слышал.
Да, Халсим никогда еще так с ним не разговаривал. Действительно, раньше он к Навиру относился покровительственно, на что юноша не обижался. Лесник на три года его старше, да и вообще - разве обычный человек сравнится по сообразительности и знаниям с лесником? Смола ареаки поднимала интеллект и творческий потенциал, но секрет ее использования ведом только лесникам. Мальчишки иногда надрезали стволы волшебного дерева, чтобы позже наковырять смолы с надреза. Навир и сам так поступал, и жевал смолу, и на лимонном соке настаивал... Толку с того, ясное дело, не было. Как не было пользы и от попыток подняться на Гриб. С помощью веревок удавалось залезть на шляпку, но источники сукомы внутри, а попасть туда мог только настоящий грибник.
Миновав посадки, молодой человек вышел к своей работе. Символическая ограда окружала три бревенчатых строения под железными крышами, из них доносился монотонный шум станков. Установщик смены встретил его в воротах и хмуро предложил пройти в контору. Там, в общей комнате, ему предстояло дожидаться регулятора Синих.
- А может, я с ним и разговаривать не хочу, - попробовал взъерепениться Навир.
- Вот сам ему об этом и скажи, если уж совсем дурак, - с отвращением и злобой ответил установщик.
Ждать долго не пришлось. Регулятор, молодой человек лет тридцати с бородавкой на левой щеке, в роскошном костюме, быстро вошел в зал и сразу сел рядом с Навиром.
- Епистарг, регулятор от Синих, - он пожал руку Навиру, сообщив, что знает, с кем говорит.
В левой руке Епистарг держал папку с документами, раскрыв ее так, чтобы юноша не видел содержимого. Посмотрев туда, регулятор закрыл папку и взглянул на Навира.
- На днях ты станешь грибником. Я, собственно, здесь поэтому. Пора определяться с будущим. В следующее Изъявление Лояльности ты будешь совершеннолетним. Пора уже сейчас вступить в группу сочувствия Синим, чтобы успеть себя проявить. Ты, я думаю, уже задумывался о карьере?
- Почему Синим? - развел руками Навир, изображая простака, - есть ведь и Красные, и Желтые, и даже Фиолетовые. Я уж не говорю про партию Леса.
- Если ты войдешь в партию Леса, то станешь тигром, принятым в стаю дельфинов, - откровенным образом усмехнулся Епистарг. - Смола ареаки и сукома в одном организме не сочетаются, в крайних случаях даже загнуться можно. От сукомы ты, я надеюсь, принципиально не откажешься?
Так далеко радикализм Навира не распространялся. Сукома стимулировала способности к общению, причем эффект однократного приема - имелся в виду прием на Изъявлении Лояльности, естественно - длился до двух месяцев. Грибники, принимающие сукому гораздо чаще, становились телепатами, пусть их способности и ограничивались небольшим кругом душевно схожих людей. Давала сукома и оздоровительный эффект, поднимала настроение и стимулировала умственные способности. Добровольно избегали ее немногие, и Навир в их ряды вступать не спешил.
- А что, тигры только в партию паханов вступают? - нагло поинтересовался Навир, мечтая побыстрее разделаться с Епистаргом.
Синие крайне не любили свое прозвище, прижившееся в народе. Вот и регулятор дернулся, как от пощечины, и слегка от Навира отодвинулся. Но сдержался, продолжил, как будто ничего и не было:
- Лучше пользоваться общепринятым названием. Все партии, знаешь ли, не идеальны, партии ангелов у нас нет. А если смотреть практически, то подумай сам - грибники, среди которых ты свой отныне, в большинстве своем среди нас. Среди Красных большинство - тупые исполнители, с твоим интеллектом там делать нечего. Желтые - сборище бездарностей, используют наши же идеи, только обещают много больше. Легко обещать, когда ни за что не отвечаешь...
- Так Синие тоже только обещают. В поселке уже шесть лет нормального водоснабжения нет, а среди начальников кто? Сплошь Синие, - юноша глянул на регулятора ненавидящим взором.
- Приходи к нам, делай карьеру, сможешь решить проблему с водой, - пожал плечами регулятор.
- Проблема не с водой, проблема с вами. К вам приходят, чтобы занять хорошие места, а не чтобы решать проблемы.
Епистарг поморщился. Все это он слышал не раз, и уже догадывался, что на каждый его аргумент у Навира найдется убойное возражение. Но что делать, он честно играл свою роль, только уже без прежнего пыла.
- Если все так, как ты говоришь, отчего мы всегда выигрываем? Не кабаны, не тараканы, не Лес твой любимый, не другие политические силы, а мы? Народ за нас. Мы - лучше.
- Народ за сукому, а не за вас, - ответил Навир. - Сукому контролируют грибники, а вы просто примазались и всех их пристроили на хлебные местечки, чего не догадались сделать остальные.
- Пусть так, - махнул рукой регулятор, - не спорю. Разве это не основание для того, чтобы тебе вступить в наши ряды? Не нужно лично тебе хлебное место, так и ладно, настаивать никто не будет. Занимайся, чем хочешь.
- Вот этого ваша партия как раз никому не позволит, любое самостоятельное действие прихлопнет. От вас ведь лучшие уходят, это не секрет.
- Да не лучшие они! - вот теперь регулятора проняло, и он впервые принял нападки Навира близко к сердцу - Индивидуалисты с самомнением и больше ничего.
Юноша с сокрушенным видом признался, что и он частенько сам себе кажется индивидуалистом. И при этом - с самомнением. Регулятор с неприязнью посмотрел на него, помолчал, потом нехотя сказал:
- Знаешь, есть еще одна мелочь, которую ты не учел. Принимая регулярно сукому, ты получаешь в довесок ко всему особые сны. Сниться тебе будет один и тот же мир, один и тот же человек, и длиться это будет всю оставшуюся жизнь. И тот человек в своем мире будет занимать положение, в чем-то схожее с твоим положением в нашем мире. Еще есть время изменить свое положение, если ты примешь мое предложение.
- Это означает, Епистарг, что меня днем будут ненавидеть окружающие здесь, а ночью - там, во сне? Спасибо за предупреждение. Теперь я могу согласиться, что Синие иногда способны проявить доброту. Еще раз благодарю, и больше можешь время на меня не тратить. Теперь я к вашей партии даже на три шага не подойду.
Регулятор встал, сделал несколько шагов к двери, и, не поворачиваясь, изрёк:
- Лучше бы тебе не зарекаться... до первого сна.
Проникнуть внутрь шляпки Гриба оказалось проще, чем до нее подняться. Как советовал Астольд, юноша добрался до верхней ее части и попросту ударил по ней головой. Сверху вниз. И как будто провалился внутрь, оказавшись в сырой полутемной камере. Света, проникающего сквозь тонкую плоть шляпки, хватило, чтобы Навир разглядел шесть небольших пупырышков-сосков, расположенных на равных расстояниях друг от друга. Астольд говорил, что Грибам свойственна троичная симметрия, сосков могло быть три, шесть или девять. Располагались они всегда по экватору шляпки. Навир прижался к одному из них губами и потянул. Несколько глотков теплой, ни на что не похожей жидкости - и он поспешно отпрянул. На Изъявлениях Лояльности сукому подкрашивали в партийные цвета - и сразу после приема человеку казалось, что этот цвет привлекательнее всего на свете. Оттого и проходил изъявляющий лояльность по дорожке нужного цвета; свернуть на любую другую по доброй воле в эту минуту он не мог. Грибник же, принявший сукому внутри Гриба, примерно пять минут не испытывал никакого желания выбираться наружу.
Каких-то особых ощущений не было. Разве что он вдруг с небывалой симпатией подумал о Грибах. Резко отличающиеся от всей прочей растительности: берез, дубов, сосен, подберезовиков, опят, рыжиков и прочая и прочая... Грибы росли сами по себе, выбирая самые неожиданные места. Любили одиночество - ближе ста метров друг от друга не селились. Жили долго, лет по сорок, вырастая до предельного размера в первый же год. Для потребления в пищу не годились, использовалась только сукома. За несколько минут внутри Гриба - а их только так и называли, хотя с поганками, маслятами и сыроежками их роднила только форма - юноша осознал, каким восхитительным чудом наградила Ланзор природа. Другим чудом была ареака, но о волшебном дереве сейчас думать не хотелось. Его слегка мутило: сукомы нельзя выпить больше, чем принимал организм. Излишек быстро извергался обратно. На Изъявлениях Лояльности обычная порция равнялась двум крупным глоткам, и Навир с тревогой думал, не переборщил ли он. Обошлось, к счастью.
Земля - 2
По дороге на работу я не мог думать ни о чем важном, в голову упорно лез сегодняшний сон. Была в нем не только невероятно убедительная яркость и последовательность - такие-то сны мне снились и раньше. В этом же присутствовала некая логика, и если я чего-то не понимал, то лишь оттого, что не мог сразу охватить все детали. Вкус сукомы так и стоял в горле, подобно Навиру, я не мог сказать, на что он похож. А вообще, партийная жизнь Ланзора весьма напоминала нашу, российскую. Вместо сукомы - нефтедоллары, которыми едросы подкупали избирателей. Разве что аналогов партии Леса в наших краях не водилось. Но это же сон, в нем и должны несбывшиеся мечты материализоваться - согласно Фрейду, который на эту тему толстую книжку написал.
Сегодня должны нагрянуть Петр Петрович с Верой, если, конечно, тот девчонку уговорит. Первый раз он ко мне зашел неделю назад: к нам, пусть и нечасто, заходят и просто посоветоваться в сложной ситуации. Как раз такая у него и образовалась - дочь повадилась ходить в некую коммуну. Здесь надо объяснить, что коммуной ее назвали мы - про группу любителей эзотерики и философии нам стало известно уже давно. Клиенты наши, сплошь и рядом проблемные, были иногда не в своем уме. А среди подобных товарищей всякого рода поиски совершенства, оккультные учения, духовные практики пользовались большой популярностью. Вот такая группа и сложилась в одном деревянном старом доме недалеко от парка. Дом был большой, и при советской власти его разделили на несколько квартир, в одной из которых и пристроилась коммуна. Хозяин то ли большую часть времени находился в отъезде, то ли сам все эти веселые идеи разделял - я был не в курсе.
Вера, дочь Петра Петровича, вполне благополучная студентка местного университета, вначале просто туда захаживала, а потом объявила родителям, что перебирается в коммуну жить. Мотивировала она это тем, что атмосфера беспрерывных духовных поисков обогащает ее и способствует личностному развитию. Родители, ясное дело сразу подумали, что тут либо задействован некий молодой человек, либо присутствуют наркотики. Вера обвинения отметала. Интересных молодых людей в коммуне было в избытке, но ни с кем она в любовной связи не состояла и не собиралась в таковую вступать. Наркотики же, как утверждала Вера, в коммуне не допускались. Ну, родители не очень поверили что первому, что второму, но я, о коммуне наслышанный, допускал, что это так. Люди, увлеченные эзотерикой, не нуждались ни в сексе, ни в наркоте - им хватало для кайфа собственных завиральных идей.
Петр Петрович, отставной милицейский чин, уже попробовал накопать нужной информации по своим каналам. И - безрезультатно. В коммуне состояли и подозрительные типы, некогда то проходившие по каким-то делам свидетелями, то привлекавшиеся за разную мелочевку. Однако основу составляли люди благополучные, либо студенты, либо уже получившие свои дипломы специалисты. Кто-то даже состоял на госслужбе, и несчастный отец сетовал, что нет у него выхода на ребят из ФСБ - вроде они должны были оказаться всеведущими. Не оказались, однако, всеведущими и те. Через два дня после первой встречи с Петром Петровичем меня вызвала к себе заместительница нашего начальника и спросила, осведомлен ли я о существовании эзотерической коммуны.
Отказываться я не стал, признался и в том, что с некоторыми членами шапочно знаком.
- Отлично, Ким Карлович, вам и карты в руки, - расцвела наша строгая дама, - надо вам туда внедриться. Нашего куратора из ФСБ это собрание очень интересует. Надо же знать, чем они занимаются, может, это секта какая формируется.
Насчет секты выглядело убедительно. Действительно, иногда такие вещи случались. И всякие экстремисты могли там обосноваться, и криминал мог примазаться, а потом и власть захватить, да и до разных изуверских ритуалов вполне могло докатиться. Но причем здесь я? Я на работу в ФСБ не нанимался, да и как это вообще должно было выглядеть: - "Здрасьте, ребята, я по поручению госбезопасности за вами приглядывать буду"?
- Но вы же занимались раньше медитативными и прочими психотехниками?
Занимался, не спорю, и мог считаться, по здешним меркам, человеком подготовленным. Что называется, в теме. Но интересовал меня исключительно медицинский аспект и, когда я получил желаемый результат, то все психотехники забросил. Возражение, как я и сам понимал, было слабым. Действительно, почему бы мне не возобновить свои упражнения? Вот и будет приемлемый повод появиться в коммуне.
Этот разговор случился несколько дней назад. А сегодня, если отец приведет Веру, у меня может появиться и провожатый внутрь коммуны. Заместительница начальника пообещала на время моего проникновения к эзотерикам прикрыть глаза на несоблюдение графика рабочего времени, чтобы я не считал себя невинно пострадавшей стороной: денег за мои труды никто не обещал.
Петр Петрович, если бы я Веру вернул домой, не забыл бы меня отблагодарить. Но вряд ли его порадует известие о том, что я вместе с его дочкой посещаю коммуну. Впрочем, цыплят по осени считают. Сидя за рабочим столом, я краем уха прислушивался к разговорам Пушкина с девочками. "Девочкам" было под тридцать, но ведь важнее не реальный возраст, а отношение к жизни. Народ как раз обсуждал одного из членов коммуны, некоего Дмитрия. Тот ухитрился вступить в переписку с несколькими государственными органами и сейчас сотрудники этих самых органов перезванивались между собой, согласуя позиции, и прося друг у друга совета.
- Да я бы не сказал, что он сутяга, - покачал головой Сергеевич. - Он ведь требует того, что в законе записано.
- Формально это так, - согласилась Марина, одновременно пожимая плечами и кусая губы, - но ведь никто этого не делает на самом деле.
- А ему какое дело? - вопросил Пушкин угрюмо. - Зачем законы такие писали и принимали? Не можете выполнить - отменяйте. Так, Карлович?
- Здесь тебе не законопослушная Европа, наши законы не для выполнения написаны, а чтобы пыль в глаза пустить, а при случае, кого надо, наказать; как бы по закону, - ответил я ему весело.
Дмитрий был человек своеобразный и подобных рассуждений не мог понять в принципе.
- Издеваешься? Сильно умный, да? - изобразил обиду Пушкин. - А я что должен делать в такой ситуации, по закону поступать, что ли? Ты нашу начальницу знаешь...
Да, по закону он поступить практически не мог. Закон в данном случае был декларативным, то есть не подкрепленным финансированием ни на одном уровне. Либо Пушкин находил предлог Дмитрию отказать, или, скажем, затянуть процесс проволочками и ненужными справками на неопределенно долгое время, либо он, Пушкин, поступал по закону и автоматически становился если не врагом реальной власти, то, как минимум, пособником такого врага. Враг, конечно, был скорее потенциальным, но вызвать начальственный гнев в России - дело нешуточное. И боялся этого коллега ничуть не меньше среднестатистического россиянина - то есть панически.
То, что в свое время подобный страх привел к взрыву Чернобыльской АЭС, ничуть на поведение наших граждан не влияло. Стремясь избежать начальственного неудовольствия, они нарушали все мыслимые законы, подставляясь и под уголовную статью, и под другие возможные последствия. Больше всего меня поражали экипажи гражданских самолетов: они ведь и сами в них находились! Но и это, и знание того, что любой инцидент будет объективно оценен - анализом записей бортовых самописцев, повлиять на которые невозможно - мужиков не останавливало. И пили они за штурвалом, и в кабину посторонних приводили, и нарушали все, что только можно. Я подобных вещей не понимал. И, кстати, отчасти поэтому, никогда себя типичным россиянином не считал.
А тем временем появился и упомянутый ранее Дмитрий, Пушкин разом принял донельзя официальный вид и заговорил веско и рассудительно, выражая лицом доброжелательность и корректность. Слушая его со стороны, посторонний немедленно проникался уверенностью, что здесь для Дмитрия сделают все возможное. И это, кстати, вовсе не было ошибкой. А то, что все возможное в большинстве случаев равнялось нулю - так не Пушкин же лично в том виноват. Ему можно только сочувствовать: на что мужик свою единственную и неповторимую жизнь расходует...
То, что я сам от него весьма недалеко ушел, меня в эти моменты как-то не беспокоило. Нашей психике вообще свойственно неприятные мысли задвигать на дальние окраины сознания, где они неспешно истлевали и покрывались плесенью. И когда подобные мысли под влиянием обстоятельств вдруг выползали на яркий свет осознания, человек смущенно и в страхе от них отворачивался, не желая признавать своими. Отказ от трезвого критического взгляда на себя - симптом и причина неврозов; но обратное чревато депрессией. Вот так всю жизнь и приходится маневрировать...
Вера, едва успев присесть, уже смотрела на меня настороженно, краем уха прислушиваясь к словам Дмитрия, который уже понял, что ничем ему здесь не помогут, и сейчас с железной неотвратимостью созревал для решения накатать очередную "телегу" и на наше заведение.
- Может, пройдемся? - предложил я Вере, - погода вроде позволяет, а здесь у нас обстановка к долгим беседам не располагает.
- У вас что, своего кабинета нет? - спросила меня девушка уже на улице.
На ней был синий блестящий плащ, а на голову она повязала косынку. Не скажешь, что своей внешности и одежде она уделяет особое внимание.
- Отдельные кабинеты только у начальства, - ответил я коротко.
Мы уже вышли на улицу, и я повернул в сторону, где располагалась коммуна. Девушка не возражала.
- А это ничего, что вы в рабочее время по улицам гуляете?
- Позже объясню. В данном случае это даже желательно. Диму ты знаешь, как я понял? - я легко перешел на "ты", так как по возрасту вполне годился ей в отцы.
Девушка кивнула, не возражая против такого обращения. В людях я разбираюсь чуть лучше среднего человека с улицы, и быстро понял, что Веру Петровну нетрудно убедить почти в чем угодно. Она относилась к внушаемым натурам, которым можно продать даже прошлогодний снег. Конечно, спустя несколько минут она опомнится - но этих минут обычно хватает ловкому продавцу, чтобы всучить подобным созданиям ненужную или дорогостоящую вещь. Оттого-то коммивояжеры-коробейники, обходящие квартиры и организации, почти всегда уделяют внимание женщинам, выискивая среди них наиболее податливых. С мужчинами провернуть такую штуку намного труднее.
Легкость эта, однако, требовала все же безукоризненного выполнения определенных правил. Правила я знал - с ними может нынче ознакомиться любой желающий, и литературы в свободном доступе полно, и обучающих семинаров по какому-нибудь нейролингвистическому программированию достаточно - но, кроме того, я еще собирался говорить исключительно о вещах, весьма для девушки важных. Уже в силу этого я был обречен сразу стать для нее авторитетом. И стал. Уже через двадцать минут Вера сама предложила мне посетить коммуну. Нетрудно догадаться, что я не стал отказываться. Тем более, что мы уже прошли половину дороги.
Дверь в квартиру, как я и был уверен заранее, вообще не запиралась. Выцветшие и засаленные обои, древняя мебель, вытертая краска на половицах, немытые окна - здесь внешнему явно не придавали больше значения, чем оно того заслуживало. Однако курили здесь только в одной комнате, где стояли большой круглый стол, несколько кресел у стен, компьютер в углу и полки с книгами. В прочих комнатах жили. Я заглянул туда, где обитала Вера: две кровати, диван и тумбочка. На одной кровати, прямо в одежде, кто-то спал, накрывшись драным одеялом.
Из-под одеяла торчали ноги, в джинсах и носках. Пол спящего определить было невозможно - человек накрылся одеялом с головой. Вера бросила свою сумочку на тумбочку и отвела меня к компьютеру, за которым толстая девушка в очках разглядывала необычные рисунки Мориса Эшера.
Ланзор - 2
Навир сел на кровати, бессмысленно огляделся и стиснул руками голову. Мать, уже поднявшаяся, чтобы приготовить завтрак заглянула в комнату к братьям и тихо спросила:
- Сон плохой приснился?
Сын кивнул, ощущая тревогу и недоумение матери, но сделал он это только, чтобы ее успокоить. Не объяснять же ей с утра, что сон вовсе не был плохим. Он просто был - насыщенным. Да, именно так. Невероятный наплыв мыслей и фактов, которые, в отличие от обычного сна вовсе не стремились улетучиться спустя несколько минут после пробуждения.
Утренние процедуры омовения и завтрака он проделал автоматически, как будто продолжая досыпать на ходу. Мать, вначале поглядывающая на него с опаской, успокоилась. Ей и так приходилось нелегко: сын, внезапно ставший грибником, был одновременно и счастьем и бедой. Счастьем - потому что грибники, как ни говори, относительно обычных людей являлись группой избранных, стояли выше остальных, и возвышением сына следовало гордиться. А беда... Беда заключалась в том же самом. Грибники поневоле - да и по собственному хотению, чего там говорить, тоже - отдалялись от обычных людей, живя своей, недоступной другим жизнью. Это отделение становилось тем более заметно, когда они продолжали жить в своих прежних семьях, постепенно становясь чужими родным и соседям. Этого мать и боялась, зная, что избежать такой судьбы никто еще не сумел.
Да Навир и не хотел никому ничего про свои сны рассказывать. Это были его, и только его сны, не имеющие отношения к снам прочих грибников, а тем паче - обычных людей. Уплетая яичницу с сосисками, он мысленно выделил в сегодняшнем сне три наиболее волнующих момента. Первый - девушка, или скорее молодая женщина по имени Марина. Ее лицо с острым носиком, изящно подведенными глазами, задумчиво глядящими вдаль, приковывало к себе внимание. Во сне он, пусть в незначительной степени, но мог своим вниманием руководить - но не в случае с Мариной. Второй - та легкость и четкость, с которой Ким Карлович обращался с окружающими. Причем Навир даже понимал, каким способом главный персонаж его снов добивался своего. Понимал, и был готов применить вновь открытые знания в своей жизни. И третье, что он счел главным: те занятия, которыми занимались юноши и девушки в доме, куда заходил Ким Карлович. Кажется, они искали способы, как без сукомы или смолы ареаки получать тот же самый эффект.
Тучи на горизонте скрывали восходящее Кюи, и лишь Ма бросала тусклый багровый свет на желтые и серые крыши поселка. В свете малого светила они казались чуть ли не белыми, тогда как листва выглядела почти черной. Ослепительно светился Гриб на окраине поселка. Несколько кошек возвращались из леса, где они охотились на мышей. В траве их, само собой, невозможно было разглядеть; Навир ощущал их присутствие другим чувством, которое он не мог назвать определенным образом. Да и само это чувство что ни день, менялось.
Сегодня он видел даже движение соков под корой деревьев: как будто что-то темно-зеленое неспешно всплывало внутри ствола. Астольд предупреждал, что сукома пробуждает способности у всех по-разному, но пока Навир никакой пользы от своих усилившихся талантов не видел. Да, он примерно знал, где находятся и чем заняты человек десять из их поселка, включая и Астольда, но практического применения это знание не имело. К тому же шестеро из них ему неинтересны. А умения различать крадущихся кошек и движение древесных соков вообще его напрягало, заставляя отвлекаться на посторонние вещи.
Ким Карлович - тот, во сне, уверял Веру, что каждый человек в любой момент времени уже располагает всем необходимым для полноценной жизни знанием. Наверное, Навир его не так понял. Ему не хватало знаний, и где их взять, он не знал. У грибников не было своих школ, учителей, книг - каждый предоставлен сам себе. Астольда это совершенно не волновало, так то был Астольд - лентяй и флегматик. Навир поймал себя на том, что употребил чужое понятие. Флегматик - это из земной психологии, из мира его снов. Скоро, по-видимому, он впитает в себя все знания Кима Карловича, которыми тот пользуется в обыденной жизни. Источник необычный, и можно ли на эти знания полагаться здесь, на Ланзоре, предстояло каким-то образом выяснить. Лишь в одном он мог быть уверен - о своих снах никто из грибников рассказывать не станет. Здесь он на чью-либо помощь рассчитывать не мог.
Работа оставляла голову свободной - заняты только руки и глаза, можно обдумывать свой сон хоть целый день. Парни, с которыми он вместе работал, продолжали с ним общаться, но как-то аккуратно, не навязываясь. Им и льстили разговоры с грибником, и отпугивала его сообразительность, на фоне которой они иногда смотрелись недотепами. Навир вначале удивлялся и пытался объяснить, что мозги у него и раньше хорошо работали и не мог он быстро так измениться, чтобы существующее различие стало непреодолимым. Но его не слушали. Возражать никто не решался, в словесном поединке он любого мог враз заткнуть за пояс. Ребята просто молча качали головами и переводили разговор на другое. И к тому же - они ждали, что он вот-вот от них уйдет.
Общее мнение, сложившееся в поселке, утверждало, что грибник либо вовсе не должен работать, либо, как Астольд, заниматься благородной умственной работой. Навир, колотящий деревянным молотком по жестяным коробам, воспринимался раздражающим исключением. Когда он в обеденный перерыв, отыскав листок бумаги, попробовал воспроизвести некоторые рисунки из своего сна, это как раз расценили как нечто вполне естественное. Рисовал юноша посредственно, но в данном случае он просто пытался запечатлеть на бумаге то, что иначе мог бы навсегда позабыть.
С большим трудом, после десятка попыток он смог воспроизвести относительно узнаваемо летящие навстречу стаи птиц. Черные птицы летели из темной половины рисунка, светлые - из светлой, причем на переходе от тьмы к свету черные птицы выявлялись из промежутков между белыми; а белые, соответственно в темноте оформлялись из промежутков между черными птицами. Собравшиеся за его спиной ребята одобрительно зашумели, когда он закончил рисовать. Некоторые даже попросили сделать такой рисунок и для них. Навир обещал.
После работы он зашел в магазин радиотехники и принялся осматривать информ-экраны. Приказчик оживленно давал пояснения:
- Эта модель самая ходовая. Цена умеренная, но дороже школьного варианта. Зато экран побольше. Транслирует текст, звук, рисунки и движущиеся изображения.
- К любой библиотеке можно подключиться? - поинтересовался юноша.
Подключение и оплата абонемента стоили недешево. Экран же этот для него был по средствам.
- Нет, только для библиотек любительского уровня. Информ-экраны профессионального уровня у нас находятся здесь, - приказчик перешел к соседней группе полок. - Есть дешевые модели: только текстовые, или только звуковые...
Навир и сам не знал, что ему в дальнейшем могло понадобиться. Универсальный экран, пригодный для всех случаев, стоил сто шестьдесят малых гривен. Его двухмесячный заработок. Но и это не страшно - можно объединить усилия с братом, мать тоже поможет; не он же один, в конце концов, будет этим экраном пользоваться.
- Подключение, абонемент?
- Зависит от конкретной библиотеки или отрасли. Профессиональные библиотеки обычно просят за подключение от ста до двухсот малых гривен, абонемент - сорок-пятьдесят в месяц. Каталог смотреть будете?
- Нет, пожалуй. Я еще не определился, к чему именно подключаться.
- Есть такая услуга: полное подключение. Две с половиной большие гривны - и никакой абонементной платы. Доступны все библиотеки...
При видимой выгодности предложение было довольно сомнительным. Для полного подключения годилась только самая дорогая модель - она, собственно, две с половиной большие гривны и стоила, уже подключенная ко всему сразу на Ланзоре. Срок службы модели ограничивался тремя годами, так что стоило крепко подумать, стоило ли тратить деньги на то, что, возможно, тебе никогда не потребуется. Впрочем, все рассуждения на столь интересную тему практического значения не имели - таких денег у его семьи не было. Даже подключение к одной-двум профессиональным библиотекам с использованием относительно дешевого информ-экрана обошлось бы ему в большую гривну в год. Это что ему - не есть, ни пить, все деньги на доступ к знаниям потратить? А если в тех библиотеках того, что его интересует, вообще нет? На любительские библиотеки вообще надеяться бессмысленно: там можно отыскать развлекательное чтиво, рецепты, истории про любовь, приключения, примитивные энциклопедии для школьников, домашние советы...
- В поселке кто-нибудь купил полное подключение?
- Лесник купил, Харлам.
Навир сказал, что он с ним и посоветуется, прежде чем принять решение. Приказчик с сомнением покачал головой:
- С лесником? - голос его бессильно затух, и он развел руками. - Они о своих делах с посторонними разговаривать не станут, - теперь в его голосе зазвучала полная уверенность.
Астольд пожал плечами, едва Навир обратился к нему.
- Хочешь заработать деньги - заработай. Сейчас не лучшее время, но Синие скупают сукому круглогодично. Платят не так хорошо, как перед Изъявлением Лояльности, зато времени у тебя немеряно, и все ближние Грибы тебе доступны.
Оказывается, перед Изъявлением Лояльности сукому скупали все партии, кроме Леса - и грибники делили между собой участки с Грибами, дабы каждый мог заработать. Участки получались неравноценными по удаленности, молодые или не слишком популярные грибники могли рассчитывать только на дальние участки. Каждый Гриб мог в сутки дать не больше пяти полных порций. Их следовало собирать, аккуратно прополаскивая рот водой, дабы слюна грибника не загрязняло собранную сукому. Астольд предупреждал, что занятие это утомительное и не особо приятное. Сукома все же впитывалась в слизистую оболочку рта в момент отсасывания, и вскоре возникали симптомы передозировки: головокружение, изменение чувствительности - в первую очередь вкусовой - и тошнота. Хоть грибники и могли хорошо заработать, многие отказывались от такой возможности, не желая напрягаться.
- А где грибников мало, иногда даже Грибы вскрывают, чтобы собрать сукому, - Астольд вздохнул, - для Гриба это гибель. Их в тех краях иногда даже на плантациях разводят.
- И что, получается? - удивился юноша.
Грибы почти не размножались в неволе, и в чем тут дело, никто не знал. Однако где-то на юге отыскались почвы, на которых из сотни семян вырастало два гриба. Этого уже было достаточно для плантации. Сама мысль, что Грибы погибали, отдавая сукому людям, показалась Навиру Асемберу зловещей. Он внезапно разом пал духом.
О главной неприятности его все же не предупредили. Губы, которыми он вытягивал драгоценную жидкость, стараясь, чтобы она попадала не в рот, а прямиком в предназначенный для нее стаканчик, быстро уставали. Уже после третьего Гриба они казались огромными недвижными оладьями, а Грибов за день надо обойти больше десятка, чтобы обеспечить заработок не меньший, чем на основной работе. К вечеру Навир даже утратил способность членораздельно говорить. Еще через два дня до него со всей очевидностью дошло, что заработать таким способом на полное подключение он не сможет. Надо либо ждать приближения Изъявления Лояльности, либо отказываться от своей цели.
Харлам, как оказалось, вообще до морозов жил не в поселке, а посреди леса. Его полным подключением пользовались все лесники. Когда юноша обратился к Халсиму с вопросом, не помогут ли ему разобраться с библиотеками - где какая информация есть, какими библиотеками можно обойтись на первое время, лесник посмотрел на него недоуменно.
- Ты объясни, какую ты цель перед собою ставишь? Может, мы тебя к своему информ-экрану бесплатно пустим.
Но истинную цель Навир открыть не мог. Не станешь же рассказывать, что в своих снах он получал доступ к обрывкам знаний, которых, быть может, на Ланзоре и вовсе нет. Вот эта неполнота, недосказанность, мучила его больше всего. Он уже знал, что весьма почитаемый персонажами его снов Зигмунд Фрейд в местной реальности никогда не существовал. Оставалось проверить, имелся ли у него здешний аналог. Только так он мог ответить на основной вопрос - действительно ли его сны отражали некий иной, существующий по своим законам мир.
- Да я пока и цель затрудняюсь определить, - промолвил растерянно юноша.
- Ладно, - пожал плечами Халсим, - я отведу тебя к экрану и покажу, как работать с информацией. Для первого раза, мне кажется, тебе много времени не потребуется.
Земля - 3
Петр Петрович не подвел: едва Вера вернулась домой, выплатил мне приличное вознаграждение. Девушка продолжала посещать коммуну, но ночевала дома. Мне удалось убедить ее, что радости неустроенного общежития отнюдь не способствуют ее самосовершенствованию. Сам же я продолжал ходить туда: частично из-за Дмитрия, которого в нашем учреждении уже считали чуть ли не главным врагом, частично потому, что ФСБ прямо попросило меня посещать собрания и диспуты коммуны и пытаться оценивать их потенциальный вред. Там и кроме меня, насколько я понял, хватало их информаторов. Только все они были, мягко говоря, малость некомпетентны.
Меня, собственно говоря, из всего этого сборища талантов, придурков, шизиков и алкоголиков интересовал только Сергей. И мой интерес носил совершенно шкурный характер: надо было что-то делать со всеми моими снами. Ланзор, два его светила, Грибы, воспринимаемые за триста метров крадущиеся кошки, онемение губ поутру меня уже порядком достали. То есть в умеренных дозах это было интересно; но сны навязчиво становились частью моей жизни, отнимающей эмоциональные и интеллектуальные ресурсы.
Сергей немного занимался психосинтезом. Мои познания в этой области ограничивались всем известным опусом Ассоджоли, так что здесь я выступал учеником. Сергей согласился поработать со мной в направлении программирования сновидений. Он, как и я, был энтузиастом-любителем, и в коммуну приходил реализовывать свое хобби. Здесь он не жил. Постоянно проживало в данной квартире только двое. Странная полная девушка Катя, художница, рисующая то примитивные, насыщенные цветами контуры пейзажей в стиле Рериха, то переходящая к сюрреализму. Ее общение в коммуне заряжало творческими идеями. И вторым постоянным жителем был Максим - тихий хозяйственный парень, следящий за общим котлом и кошельком. Ума у него явно не хватало, и приходящих он слушал с открытым ртом. Сергей тоже с ним работал - Макс вел дневник своих упражнений и регулярно отчитывался о достигнутых успехах перед своим гуру.
Соответственно, имелись мужская и женская комнаты, гостиная, кухня - и еще одна комната, в которой вообще не было мебели, а в углу лежала охапка матрасов. Здесь могли заночевать сверхплановые гости обоего пола, а днем здесь свершались медитации, упражнения психосинтеза и прочие интересные занятия, призванные привести к самосовершенствованию. Здесь же велись конфиденциальные разговоры. Общие разговоры происходили в гостиной, которую Максим попросту называл курилкой.
Мне вначале даже казалось, что Макс и есть настоящий хозяин квартиры: но нет, он, как и Катя, снимали ее у настоящего хозяина, проживающего большей частью в Москве. Все прочие, периодически проживающие и просто ночующие, делали это на халяву. Впрочем, Макс как-то ухитрялся получать практически со всех добровольные взносы в общий кошелек. С меня он тоже получил, но - натурой. То есть консервами. А кто-то обеспечивал коммуну картошкой, морковкой, тыквами, приносили даже пойманную в реке рыбу. На кухне всегда можно было отыскать что-либо для пропитаний. Катя отвечала за чай, а Макс - за супы и вторые блюда.
Спиртное тоже приносилось и выпивалось регулярно, но участвовало в распитии не так уж много желающих. Пьянка, не становящаяся всеобщей, потихоньку увядала и на общее течение жизни значимо не влияла. Народ больше упивался атмосферой приобщенности к тайнам. Даже те, кто понимал, что тайны сии есть во многом высосанные из пальца гипотезы с убого подобранными фактами, якобы что-то доказывающими, менять общую атмосферу не стремились и скептицизм свой держали при себе. Так же поступил и я. Все происходило весьма по-русски: умные люди не стремились развенчивать заблуждения менее умных, используя их к своей выгоде. Или, по крайней мере, не мешали другим так поступать. И все - во имя сохранения атмосферы братства и доверия.
Детское, честно говоря, поведение. Ну и ладно. Дмитрий, за кознями которого мне надлежало приглядывать - честно говоря, я своим обязанностями откровенно манкировал - здесь почитался эрудитом и местным авторитетам по всем теориям. Он много читал и всегда мог дать справку по любому вопросу. Но личного опыта изменения состояний сознания избегал - к своему разуму Дима относился весьма щепетильно. Не употреблял спиртного, избегал психотренингов, гипнотических процедур, был всегда выдержан. Друзей, как обычно у таких товарищей случалось, он не имел, что его совершенно не расстраивало. Счастье свое Дима обретал в борьбе за истину, как он ее понимал. От таких людей я всегда старался держаться подальше.
Сейчас Дмитрий пересказывал суть воззрений Грефа на пренатальные матрицы нескольким новичкам, внимающим его речам со всем мыслимым прилежанием. Сам он при этом не имел ни опыта холотропного дыхания, ни опыта иных способов достижения измененных состояний сознания. Я сидел на кухне, приглядывая за сковородкой с жарящимися котлетами, и рассеянно думал, что вот так у нас всегда: кто что-то умеет делать - делает, кто не умеет - начинает учить других.
- Ким Карлович, а вас за Димой присматривать поставили? - спросила Катя, присаживаясь напротив меня. - Ребята так говорят.
- Если бы мне самому было неинтересно, то никто бы не приставил, - ответил я ей чистую правду.
Вообще, в таких ситуациях что ни скажи - не поверят. Поэтому незачем выдумывать.
- Для меня это удобный повод, а вот занятия с Сергеем - мои собственные потребности.
- Так вас накажут за использования служебного положения в личных целях, - засмеялась художница.
Боже мой, да она со мной заигрывает! Вот еще не хватало. Я вообще человек женатый и приключений на стороне не ищу. К тому же Катя, на мой взгляд (подозреваю, что не на мой - тоже) не слишком привлекательна.
- Рано или поздно накажут, ясное дело. То есть запретят приходить сюда в рабочее время. Ну и что? Буду использовать свое свободное время, как все другие. Переживу как-нибудь.
Я постарался свернуть разговор на котлеты, и этой темы хватило нам до возвращения Макса из магазина.
- Ким Карлович, а можно я с вами тоже поработаю? - попросила художница, заискивающе на меня посматривая. - Вы мне будете рассказывать, что после ваших тренингов видите, а я попробую зарисовать...
Отвязаться не удалось, пока я ждал Сергея, Катерина сделала несколько набросков. Вначале на бумаге она намечала контуры, а потом, когда я счел их достаточно точными, сняла их сканером и цвета с текстурой подбирала уже на компьютере. Постепенно за нашими спинами образовалась молчаливая толпа. Присоединился даже Дмитрий. Когда мой персональный гуру пришел, художница с гордостью продемонстрировала ему свой рисунок. Впрочем, от обычных земных пейзажей он отличался только грибом, нависающим над сутулой человеческой фигурой.
- Зря ты, Карлович, Катьку в наши дела посвящаешь. Язык у девки длинный, пойдут разговоры... - упрекнул меня сон-тренер (с некоторых пор я, с полного его согласия, называл его так).
Мы занимались абсолютно неизведанной областью знания. Не только потому, что Сергей не первый год занимался воздействием на сновидения, но главным образом благодаря моим снам о Ланзоре. Оба подозревали, что такие сны на всей планете снятся мне одному.
- Я ведь ни слова о содержании не сказал. Катя попросила описать образ, я и описал окраину поселка. Где, что, почему - об этом умолчал.
- Второе светило ты упомянуть не забыл, - проворчал сон-тренер, - ладно, проехали. Значит, Навир начал видеть движение древесных соков? Уже неплохо. Что у нас там на очереди?
Минут двадцать мы подбирали для Навира новое сверхъестественное умение. Видеть движение древесных соков - это я задумал. Совершенно бесполезно, и оттого надежнейшим образом доказывает, что Навир Асамбер - всего лишь герой моего сна, что он снится, а не существует в действительности.
Дмитрий, к концу нашего обсуждения зашедший в комнату, усмехнулся при моих словах.
- А если, Ким Карлович, предположить, что это вы Навиру снитесь, и только он реально существует? В таком случае ваши опыты ничего не доказывают.
- Тогда и все остальные - лишь его сон, и ты, Дмитрий - тоже. Ты согласен, что в реальности не существуешь?
- Не согласен. Даже если я чей-то сон, то обладаю некоей самостоятельностью и свободой воли; и вообще, я в качестве части сна являюсь частью сознания самого Навира и вполне могу на его сновидения воздействовать. Кстати, а кто этот Навир?
- Так, один дракон. О шести лапах и огнедышащий, как полагается, - быстро ответил я, подумав, что в коммуне лучше серьезные вещи не обсуждать.
За Димкой в комнату набилось еще человек пять, и Вера с Катей тоже притащились. У них там намечалось обсуждение катиных картин, которые они принялись расставлять у стен и развешивать на подходящих гвоздиках. Пришлось нам с Сергеем выйти в прихожую, и уже там он выдал мне последние инструкции. Вполголоса, чтобы никто не услышал. В ближайшем будущем моими усилиями герою сновидений предстояло научиться чувствовать направленные на него угрозы.
Ланзор - 3
- Так к какой библиотеке подключать? - поинтересовался приказчик.
Навир нашел нужную строку в списке, ткнул пальцем:
- Пока только эту.
- Разрешение от вашей партии имеется?
Юноша недоуменно пожал плечами. Он в первый раз слышал, что для подключения требуется чье-то одобрение, и к тому же никакую партию не мог назвать своей. Мать, присутствовавшая при покупке, робко спросила, нельзя ли подключить информ-экран на нее. Но вскоре выяснилось, что это тоже невозможно. Несколько библиотек, чьи названия в списке помечались специальным значком, могли быть подключены только к информ-экранам специалистов данного профиля. Грибника - в данном случае Навира - могли подключить к чему угодно, но - с разрешения партии. И любая из них немедленно и с удовольствием дала бы ему требуемое разрешение, стоило ему объявить эту партию своей.
Так что из магазина молодой человек вышел с новеньким экраном под мышкой, но без вожделенного подключения.
- Зато деньги целы, - со смехом заявил он матери. - Ничего страшного. Придется потратить немного больше времени, только и всего. А ты пока можешь пользоваться аппаратом, у него экран больше, чем твой. Движущиеся картинки смотреть интереснее...
Мать только грустно покачала головой. Она расстроилась гораздо больше сына. Если Навир строил планы, как обойти внезапное ограничение - и самым простым способом было вступление в любую партию - то неискушенная женщина с изумлением узнала, что даже у грибников в этой жизни имеются ограничения. Она и так долго переживала, что сын стал грибником, лишь со временем отыскав в этом повод для гордости. И тут вдруг такая неудача.
- А в партию ты не будешь вступать? - робко поинтересовалась она у сына, когда они подошли к дому.
Мокрый снег, растаяв, превратил дрожки между домами в полосы скользкой грязи, из которой виднелись кирпичи, цепочкой положенные как раз для таких случаев.
- Если ничего другого не придумаю, придется, - пожал плечами Навир.
Между деревьями было тихо. В кронах равномерно гудел ветер, скрипели ветви, и никаких других звуков. Только шум его собственного дыхания. Вот уже два часа Навир шагал по лесу, успев устать от быстрой ходьбы. Но замедлить шаг он не решался, так как знал только направление.
Харлам жил далеко в лесу, дорог к его дому не имелось, отыскать его могли лишь лесники или грибники, вернее - некоторые из грибников, если бы им вдруг такое понадобилось. Асамберу как раз понадобилось. Его несколько раз допускали к информ-экрану лесников на час, и он искренне благодарил за это Халсима. Но несколько часов лишь разожгли в нем аппетит. Он лучше начал понимать, сколь малы его знания. Может, на это лесники и рассчитывали? Если так, то они не ошиблись. Настроившись внутренним чувством на Харлама - пребывание в зимнем жилище главного лесника поселка предоставило такую возможность - юноша смог чувствовать его на любом удалении. И вот сейчас шагал к Харламу, надеясь...
В общем, он и сам не знал, на что он надеялся. И потому решил, не кривя душой, изложить свои мечты и затруднения, в надежде, что главный лесник поможет. Ведь не без ведома же Харлама юному грибнику предоставили бесплатный неограниченный доступ к любым библиотекам! Значит, какой-то собственный смысл лесники в этом углядели. Не исключено, что они станут помогать ему и дальше. Возможно, выдвинут свои условия - и их можно будет обдумать.
Лес внезапно прервался широким полем, на котором недавно выпавший снег успел растаять. Ноги вязли в мокрой вспаханной под зиму земле, юноша поневоле сбавил ход и застегнул ворот куртки. На открытом месте ветер разом пробрался под одежду и принялся гулять по разгоряченному ходьбой телу. Неподалеку Навир заметил цепочку следов, кто-то недавно прошел в том же направлении. Поле кончилось, в лесу, на снегу, следы были столь же заметны. Юноша быстро разобрал, что следы - женские.
Летнее жилище Харлама представляло собой сруб с плоской крышей и маленьким окном сбоку двери. К срубу примыкал навес, под которым стоял большой стол и скамьи возле него. Тут же находилась печка. Женские следы ныряли под навес и там терялись. Навир остановился у стола и громко позвал:
- Дядя Харлам, ты дома? К тебе можно?
Лесник вышел наружу, вслед за ним выскользнула легконогая девушка, с изумлением на Навира взгянувшая. Вроде - его внучка, но точно в этом юноша уверен не был.
- Навир? По следам добирался, или... - поинтересовался Харлам без удивления.
- Или. По следам, дядя Харлам, петлять пришлось бы, - ответил гость.
- А-а. И ты, как молодой и здоровый, все овраги напрямик пересекал?
- Ну, не все, - пожал плечами юноша, - крутые обходил.
Разговор содержал скрытый смысл. Лесника интересовало, мог ли грибник самостоятельно отыскать его в дебрях, и способен ли он оценивать рельеф окружающей местности без помощи зрения. Навир дал на оба вопроса положительные ответы. Девушка, поглядывающая на него с интересом, скрытого смысла не уловила.
- А это моя внучка, Кейтана. Принесла мне батареи для обогревателя. Ты с ней знаком, Навир?
Молодой грибник отрицательно покачал головой. Харлам представил их друг другу, Кейтана присела в приветственном поклоне, Навир приложил руку к сердцу и произнес приличествующие случаю слова. Девушку он чувствовал намного лучше, чем Харлама и сразу понял, что он ей понравился. Да и ему внучка лесника глянулась; однако он сразу вспомнил Марину из земных снов и отвел глаза в сторону.
- Ты пойди в тепле посиди, Кейтана, отдохни, - ласково проговорил дед. - Навир тебя потом до поселка проводит. А мы тут, на свежем воздухе, побеседуем...
Лесник был в теплом свитере и пиджаке, для начинающейся зимы одежда не сильно подходящая. Они сели за стол, Навир потрогал его мокрую поверхность и убрал руки подальше. Харлам его ни о чем ни спрашивал: гость сам пришел, ему и рассказывать, зачем. Еще в поселке юноша сообразил, что выстраивать заранее разговор бесполезно. И Харлам достаточно проницателен, и сам он точно не знает, чего хочет. Оттого он эту неопределенность на главного лесника и вывалил, предоставив тому всю инициативу.
- Так, что ты сам не знаешь, к чему стремишься, я понял. Для этого незачем было ко мне в лес забираться. А вот чего ты точно не хочешь? Говори, раз уж меня отыскал.
- Точно не хочу брать на себя любые обязательства, которые могли бы ограничить в дальнейшем мои поиски знаний. Это все, - уверенно ответил юноша.
Харлам невольно оглянулся на свой дом и поднялся:
- Прогуляемся немного. Сидеть холодновато, да и скамейка мокрая...
Они отошли на несколько шагов.
- Я ведь посмотрел, какими библиотеками ты пользовался. Ты немало времени уделил нашему спутнику, Ма. А ведь остальные твои интересы сосредотачивались исключительно на природе человека. Причем здесь Ма?
- Я и сам не знаю, - признался грибник. - Что-то меня зацепило, пока сам не понимаю, в чем дело.
- Я помогу тебе. Ты наверняка знаешь, что каждые четырнадцать лет наш мир приближается к Кюи. Соответственно, у нас чередуются жаркие и холодные годы - через семь лет. Холодные годы пережить труднее, некоторые культуры мы вообще не сажаем - не вырастут. А в жаркие годы не все сажаем из-за засух. Но это у нас, внизу. Наверху же происходит вот что: Ма крутится вокруг нас по вытянутой орбите. При некоторых совпадениях близость Кюи вытягивает орбиту еще больше. При других совпадениях орбита выравнивается, но за счет удаления Ма от Ланзора. Высчитать эти изменения мы не можем.
- Я знаю, - кивнул Навир, - это задача трех тел. Она общего решения не имеет.
Харлам удивленно умолк и вновь оглянулся на свой дом. Они отошли довольно далеко, и сруб едва виднелся сквозь сосновые стволы. Отчего-то Харлам устроился жить не среди столь любимых лесниками ареак.
- Откуда тебе известно, что решения нет? - по выражению лица стало понятно, что лесник насторожился.
- Тот, кто мне снится, знает больше, чем я. Вы должны были слышать, что грибникам порой снятся очень необычные сны.
Дедушка усомнился, конечно, что юноше стоило придавать такое значение своим снам. Однако, причины столь настойчивого интереса молодого грибника к получению полного доступа теперь вполне объяснились, и старик успокоился.
- Свет Ма, пусть и довольно слабый, жизненно важен для ареак, да и другой растительности. Если внезапно однажды наш спутник уйдет в самостоятельный полет, в природе последуют резкие перемены. Многие наши люди, способных к самостоятельной мысли, озабочены этой проблемой. И ты, едва добравшись до информ-экрана, сразу же обратил на орбиту Ма внимание. Это не случайно.
Навир только пожал плечами. Ему как раз это казалось случайностью, да и не только орбита Ма его интересовала, но он мог и ошибаться. Харлам же, вдруг проникшийся к юноше симпатией, поинтересовался служебным номером его информ-экрана.
- Знаешь, на обратной стороне у решетки двенадцать цифр? Даже помнишь их наизусть? Молодец... Я добавлю твой аппарат к своей заявке полного подключения. До конца года. Некоторые библиотеки будут недоступны для твоего аппарата, он слабоват, но все остальное - в твоем полном распоряжении. Через день я вернусь в поселок, тогда это и произойдет.
Харлам, наверное, прекрасно умел предсказывать погоду. Едва он вернулся в зимнее жилище, как установились морозы. Выпавший снег прикрыл валявшийся повсюду мусор. Не так стыдно стало перед Кейтаной за свой двор. Внучка главного лесника, которой он помогал относить от деда использованные батареи обогревателя, напросилась к нему в гости. Отказывать неудобно, и пришлось устраивать в комнате большую уборку. А через день Кейтана пришла в гости уже без всякого уговора. Впрочем, юноше уже не требовались предупреждения - девушку он отныне чувствовал на любом расстоянии. Самое удивительное, что Кейтана тоже чувствовала его настроение.
Она не принимала препаратов из смолы ареаки, не была грибником - и все же с Навиром у нее установилась настоящая телепатическая связь. Не такая, как это себе представляют простые люди. Чтения мыслей и их передачи не существует. Мысль, по своей природе, отнюдь не связный и выверенный текст, это сложный процесс в котором больше участвуют образы и эмоции, чем слова и понятия. И лишь когда мы пытаемся превратить мысль в слова, переводя ее на язык сознания, она приобретает относительно понятный вид. Телепатическая же связь имеет дело с мыслями в своем природном виде. Так что слово "чувствовать" относительно того, как юноша мысленно воспринимал Кейтану, подходило в наибольшей степени.
- Ты мне не рад? Извини, я неточно выразилась. Мне пока трудно тебя понимать. У тебя есть обязательства перед какой-то женщиной? - в мыслях девушки явно обозначился образ Марины.
- Этой женщины не существует, - вслух сказал Навир, стараясь смотреть в сторону. - По крайней мере, не существует на Ланзоре. Я иногда вижу ее во сне...
Соврать в мыслях невозможно. А вот речь вполне годилась для сокрытия мыслей. Кроме прямой лжи она допускала полуложь, четвертьложь, и все возможные переходные варианты, с умолчанием, преувеличением, искажением и всеми прочими возможностями, доступными умельцу искусно складывать слова.
- И ты ее любишь, во сне? - Кейтана еще не осознала, что ей для общения с Навиром слова почти не требовались, и по привычке возлагала основные надежды на них.
- Я не могу ее любить или не любить. Я вообще в своих снах ничего не могу делать. Мне снится один человек, гораздо старше и образованнее меня, а эта женщина работает с ним в одной комнате.
- Да, - протянула Кейтана, - ты тоже иногда говоришь так, как будто тебе много лет. И что, часто ты такие сны видишь?
- Каждую ночь...
- И ее - тоже?
- Нет, ее - время от времени. Ты не думай, что я отношусь к ней, как у нас на Ланзоре мужчины относятся к женщинам. Это совсем другое, чего, наверное, смогут понять только грибники. Хотя и интерес к ней, как к женщине присутствует...
Он не мог лгать - девушка мгновенно ощутила бы неправду. А так он сказал, если вдуматься, чистую правду. Кейтана пригорюнилась, села на его кровать, прижалась к стенке и смотрела молча в пространство. Навиру тоже стало не по себе - он ведь ее чувства ощущал весьма отчетливо, и отсоединиться от девушки не мог. То есть, такую возможность он даже не рассматривал. Попытка стала бы для Кейтаны оскорблением.
Так они и сидели: он, не сводя глаз с информ-экрана; она - всем нутром ощущая присутствие Навира и его переживания. Девушка ничего не просила, ей просто хотелось быть с ним рядом. Навир же в мыслях разрывался между Кейтаной и Мариной. То есть он ни одной из них не был обязан - Марина вообще о его существовании не подозревала - и не мог сказать, что кого-то любит. Но к Марине он испытывал острый интерес, подогревающийся, как он понимал, ее полной недоступностью. А общаться с внучкой главного лесника ему приятно, он отчего-то хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она не тревожилась и не расстраивалась. К тому же разлад с Кейтаной мог повлечь с собой разрушение отношений с Харламом, чего юноша не хотел категорически - по вполне понятным шкурным причинам.
И от этого ему тоже было неуютно. Думать о Марине в присутствии девушки казалось предательством и просто неразумным поступком, отчего Навир, собравшись, вообще выкинул посторонние мысли из головы и всецело занялся впитыванием информации. Иногда он непроизвольно поглядывал на девушку, которая отвечала улыбкой. Но юноша сразу же отворачивался к экрану. Посидев, сколько позволяли приличия, Кейтана собралась домой. Навир отправился ее провожать, как гостья не отнекивалась - мол, не желает время у столь занятого человека отнимать.
- Я все равно не могу круглые сутки на экран смотреть, надо же и отдыхать иногда. Вот сейчас и прогуляюсь заодно перед сном.
Он отвел глаза в сторону, стараясь перенести мысли на другой предмет. Внезапно Навир почувствовал, что у дома Кейтаны его ждут двое, и ждут с недобрыми намерениями. Двое парней, имен которых он пока не знал, намеревались намять ему бока на обратной дороге. Но девушка, улавливая его мысли и эмоции, не могла делать того же относительно других людей. Она и его беспокойство по поводу предстоящей разборки сочла сожалением по поводу предстоящей траты времени. И провожание получилось нерадостным - молча дошли до дома Кейтаны, вежливо попрощались, и юноша отправился назад. Двое крались за ним дворами, игнорируя поднимающих лай собак. Навир специально отправился длинной дорогой, по освещенным и людным улицам. Пока преследователи не готовы пустить в ход кулаки при свидетелях, а в безлюдном месте явно кончилось бы этим.
- Кротав, и кто там еще? Идите сюда, пока вас шавки не погрызли, - окликнул Навир, когда парни пробирались, пригнувшись, неподалеку от него, за невысоким забором.
Он подождал их на перекрестке. Кротав, и второй, дюжий детина с поднятым до глаз воротником полушубка, выбрались из чьего-то двора, попросту перешагнув штакетник. Кротав подошел поближе.
- Вы ведь что-то мне хотели сказать? - участливо поинтересовался Навир. - Слушаю.
- Оставь Кейтану в покое. Добром говорю, - просипел Кротав, оглядываясь по сторонам.
Второй, в полушубке, стоял возле забора, не решаясь выйти на свет.
- У меня, если ты не знаешь, с ее дедом дела. И она в них немного участвует. Ты понимаешь, что твоя просьба носит не частный характер? - Навир сразу решил вывести разговор в плоскость серьезных отношений, дабы дать возможность Кротаву одуматься.
В самом деле, в здравом уме ссориться что с грибником, что с лесниками никто бы не решился. Тем более с обеими силами сразу. Но Кротаву, распаленному гормонами, уже не до голоса разума. Почувствовав, что сейчас противник на него бросится, Навир слегка сместился в сторону. Опытным бойцом он назвать себя не мог, весь его опыт ограничивался детским и подростковыми несерьезными стычками. Но в нем жила неизвестная окружающим память Кима Карловича. Тот тоже не боец, но при этом его когда-то учили простейшим приемам самообороны. Провести прием в реальном бою без предшествующих тренировок вообще-то невозможно, но Навир обладал немаловажным преимуществом - он предугадывал действия противника. И когда Кротав попытался его ударить, ушел в сторону, одновременно захватывая и выворачивая руку нападающего.
Айкидо на Ланзоре не знали. Взвизгнувший от резкой боли в запястье Кротав, согнувшись, обежал вокруг юноши и воткнулся головой в пах бросившемуся на помощь товарищу, сбив того с ног. Только тогда Навир отпустил его руку, молча повернулся и пошел домой. Кротав от перенесенной боли боевой пыл потерял, а второй противник самостоятельно нападать не рискнул.
Земля - 4
- Ну, и как там наш большой друг Дмитрий? - начальник вызвал меня к себе и сидел за столом, зажав между пальцами дымящуюся сигарету.
Курить у нас в учреждении запрещено. Но начальник, согласно пункту первому известного анекдота, всегда прав.
- Он там как солидный гуру: сядет в углу, в разговор не вмешивается, пока его не спросят или не посмотрят вопросительно. Со всеми ровен, благожелателен, никому своего общества не навязывает. Идеальное поведение засланного казачка...
Последняя мысль пришла мне в голову только что, когда я подбирал слова, чтобы описать поведение объекта как можно короче. Начальник затянулся сигаретой и пробормотал, что и такой вариант вполне возможен. А потом поинтересовался, как Дмитрий, который уже судился с нашей конторой, держался со мной.
- Вежливо и с почтением. Ну, он-то понимает, в какой я там роли. Да это вообще всем известно, так что я в их дела демонстративно не лезу. Участвую иногда в тренингах по линии психосинтеза, да общаюсь с учениками своего сон-тренера. С остальными, как и с Дмитрием, только здороваюсь.
- Я думаю, - изрек начальник неторопливо, - что насчет нашего "большого друга" вы, Ким Карлович, не ошиблись. А посему дальнейшее ваше пребывание внутри коммуны для нас бессмысленно. Спецслужбы и так знают, что там делается, наши отношения с Дмитрием перешли в формальную судебную плоскость, нет смысла дальше тратить рабочее время. Если у вас есть какие-то личные интересы, то их вы сможете удовлетворять в свободное от работы время. Так?
Я пожал в ответ плечами. Мое мнение здесь мало что значило. К тому же с начала следующего месяца меня отправляли в командировку, и работать целых четыре месяца мне предстояло в организации другого министерства. Поскольку эта организация находилась в нашем же городе, для меня это был практически отдых. Отрабатывать полностью время от меня никто не требовал, выполнил командировочный свои обязанности на сегодня - и свободен. Чаще всего мне удавалось управиться еще до обеда. Меня уже не в первый раз посылали в командировку, и предстоящую работу я представлял довольно хорошо. Через несколько дней времени для посещения коммуны у меня окажется более чем достаточно.
С Сергеем, сон-тренером, мы теперь общались посредством интернета и мобильной связи, не припутывая посторонних. Проект "Ланзор" заинтересовал его так глубоко, что он перестроил весь свой распорядок дня. В коммуне теперь сон-тренер, как и я, появлялись в основном для прикрытия - проводя на единомышленниках те же самые исследовательские и тренировочные процедуры, что и со мной. На фоне результатов добровольцев легче было выделить специфику собственно Ланзора. А единомышленники о содержании моих снов ничего не знали - оно доверялось исключительно сон-тренеру.