Аннотация: Столкновение двух миров, регрессирующего и застывшего
Зеркало мая
Напарники
Восход, разгоревшись, озаряет мир пронзительной ясностью; палящий глаз солнца проникает под кроны леса и до речного дна, , являя взору любую тайну. Недаром мороки да духи пуще звона колоколов боятся его лучей, и ни один шаман не станет камлать в полдень. Позднее стоит этим заниматься; днем же пора чистой, доброй силы. Вот предвечерней порой, когда солнце стоит низко и нет в нём полной мощи, вершатся на земле большие и малые чудеса, доброе и злое ведовство уравновешивает друг друга. Стемнеет, и плохо станет тогда под открытым небом человеку без надежного оберега. Ночной Народ: мороки, альвы, гномы, создания бесплотные и злобные потянутся к горячей крови. Потом наступает глухая ночь, время смертного чародейства, пора заклятия жертвы. Выползают из-под корней неуспокоившиеся духи, бледными облачками шастают вокруг жилищ в поисках незаговорённого входа. Ночью законное время охоты хищников, время предсмертных криков жертв, тревожных снов и ослабляющих душу страхов.
Немир открыл глаза. Предрассветный сумрак позволял разглядеть только потолочные балки Дома Невидимок, да темную фигуру рядом. Узнать во тьме шамана нельзя, но Немир прекрасно помнил прикосновение его руки. Доводилось получать ему и тычки, и затрещины. Яслан кротостью нрава не отличался, но сейчас его рука касалась плеча спящего нежно.
- Вставай, одевайся. Твое время настало, - прошептал шаман и исчез во тьме.
Одевался Немир на ощупь. Нетрудно для подростка, прожившего в Доме Невидимок осень, зиму и большую часть весны. Да и одежды-то всего: изношенные сапоги, кожаные портки, да исподняя рубаха, в которой спит. Подушкой служила свернутая овчинная безрукавка, ее Немир надел уже снаружи, прикрыв тихонько за собой дверь. У летнего жилища шамана его ждали: конус из жердей, покрытых полосками бересты, манил светящимся прямоугольником входа, рядом стояла фигура в плаще, увенчанная шляпой с перьями. Кто-то из старейшин явился лично напутствовать проходящего испытание юнца.
Поклонившись старейшине согласно обычаю, Немир проскользнул внутрь. Шаман сидел у очага, кроме его слабого огонька горело три лучины, освещая двух дюжих мужчин. Галхигей и Оронаст, знатные охотники и следопыты, разговаривать с невидимкой не имели права. А сейчас Немир был невидимкой, исчезнувшим из мира жителей деревни. Вот когда он пройдет испытание, тогда другое дело...
Следопыты молча наблюдали, как Немир снимает одежду и обувь, как шаман проверяет, нет ли там предметов, коих проходящий испытание иметь не должен, как потом шаман вручает предметы разрешенные: нож, кремень, трут и нитку в берестяной плоской коробочке.
- Невидимка, дотоле рекомый Немир, настала пора пройти испытание, после которого ты станешь взрослым. Эти двое отвезут и отведут тебя в определенное место, свяжут ноги и оставят одного. Ты развяжешься и вернешься в деревню с охотничьей добычей - птицей, зверем или рыбой...
Все это испытуемый и сам прекрасно знал, но шаман не мог отступать от обычая, продолжал говорить. На шею Немиру повесили оберег - три щучьих зуба. Это, конечно, дядюшкин подарок. Любой взрослый мужчина мог предложить оберег испытуемому, дабы не оставался тот беззащитным перед силами ночного ужаса. Одрей был единственным мужчиной, учившим Немира мужским делам. Как теперь, после долгой зимы, когда Яслан излагал им предания древности и рассказывал о мире за околицей, понимал испытуемый, дядя частенько упоминал о вещах, которые подросткам знать не полагалось. И шаман не все сказанное дядей подтверждал...
Оттого Немир шаману верил не до конца. Хватило выдержки этого не показывать, другие невидимки порой ставили слова Яслана под сомнение. Но после полученных наказаний быстро усвоили - с шаманом не спорят. Да и подручные его руки распускали при первом удобном случае, с ними тоже не спорили. Да и как может спорить невидимка? Его для деревни нет. Отцы и матери оплакивали уходящих в Дом Невидимок сыновей, будто умерших. Пройдет сын испытание - вернется в деревню, получит взрослое имя, станет жить в доме холостяков. Не пройдет - значит останется навсегда в лесу. Испытуемый должен вернуться самостоятельно, помогать ему, разыскивать нельзя. Возвращались не все, от шамана и старейшин зависело, как далеко и в какое место заведут испытуемого, сколь прочно свяжут ему ноги.
Следопыты повели его на полдень. Тропка короткая, пару сотен шагов. Их испытуемый прошагал между ними, почти наощупь. И, когда вышли на древний тракт, порядком поразился. Оронаст - он повыше, так что испытуемый различал следопытов - отвязал лошадь, запряженную в легкую повозку, сел впереди. Галхигей и Немир пристроились за его спиной, свесив ноги по сторонам. Лошадка бодро побежала по темной дороге. В повозках испытуемых доселе не возили. Немного вокруг деревни дорог, пригодных для колесного хода.
Немир больше удивился, но и немного смутился. Об испытаниях любой житель деревни знал достаточно. Случалось всякое. Кто-то бродил рядом с деревней, тратя время на безуспешные попытки поймать зверя или птицу. Рядом с деревней живность встречалась редко, а вернешься с пустыми руками - век вся деревня будет помнить и получишь нелестное прозвище - Пусторукий. Хуже этого только смерть. Других увозили или уводили в богатые охотничьи края, где добычи - хоть полную телегу нагружай, но выбраться оттуда, не зная дорог, оказывалось столь тяжко, что охотничьи трофеи по пути выбрасывали, возвращаясь с малой пичужкой либо ворохом слегка подсушенных окуньков. Позорно, но все же не с пустыми руками.
Возвращались испытуемые обычно через два-три дня, но некоторые блудили по незнакомым местам чуть не десять дней. Опять же - кого куда завезут. Женщины говорили - но кто же им поверит? - что тех, кого невзлюбит шаман или кто-то из старейшин, нарочно отвозят подальше и связывают покрепче. Хуже всего считалось попасть в Заречье. Туда деревенские почти не ходили. Холмы, сосны, рек и ручьев почти нет, древние развалины, да таинственные Пятнистые Скалы с Зеркалом Мая.
Охота плохая, рыбалки вовсе нет, да и от духов там, по всеобщему убеждению, обереги не защищали. Но даже не это главное - тамошних мест никто, кроме следопытов, не знал. Дорога, ведущая в Пятнистые Скалы, она всем известна. До нее отсюда рукой подать. Свернет сейчас Оронаст направо - значит, туда, к единственному мосту через реку, в Заречье. Но до Пятнистых Скал три-четыре дня пути, стало быть, выбросят его на полдороге, или даже ближе.
Оронаст не свернул, продолжил путь на полночный восход. Здешних мест Немир тоже не знал - древний тракт, уже хорошо различимый в набирающем силу свете дня, прорезал заболоченный лес. Вроде как сюда деревенские иногда ходили: когда лето жаркое, за птицей, к осени брали в изобилии ягоды, зимой охотились на зайцев. А по весне, когда кругом лужи и топи - что здесь делать?
Над головой бесшумно промелькнула сова. Немир глянул на восход - горизонта не видно, но вроде солнечный диск еще не явил себя людям. И хорошо. Увидеть днем сову - плохое предзнаменование. Слава Ушедшему, обошлось...
К добру или худу, но Оронаст неожиданно повернул направо. Казалось, он направляет лошадь прямо в чащу, но под колесами оставалось все то же ровное и прочное покрытие. Значит, древний тракт имел неизвестное ответвление. Немир припомнил рассказы дядюшки: в лесу и под водами реки множество позабытых древних дорог, если их знать, сможешь передвигаться намного быстрее. Но кто же, кроме следопытов и шамана, может о них знать? Оронаст знал. Ветви елок, ветви покрытой молодой зеленью ольхи смыкались с обеих сторон, но колеса в болоте не вязли, лошадка бежала бодро. А когда солнечные лучи ударили в глаза сквозь полог леса, а желудок напомнил, что пора бы и позавтракать, лес расступился. Они мчались по широкой дороге, петляющей между низкими пологими холмами. Здесь Немир не бывал, место знал по рассказам, называлось оно Дубовый Увал. Оставили бы его здесь, он вернулся бы в деревню с добычей уже на следующий день. Но нет, следопыты лошадь не жалели, и вскоре Немир понял, почему. За очередным поворотом открылась река.
Пока Оронаст распрягал лошадь, испытуемый проследовал за вторым следопытом к берегу. Галхигей вытащил из кустов легкую лодку, столкнул на воду, оглянулся на Немира и глазами указал ему - туда. Хорошо, догадался придержать лодку, зайдя по колено в воду, иначе испытуемый рухнул бы в реку, едва шагнув в неустойчивую лодку. Присев, Немир наблюдал, как следопыт привязывает к корме веревку, другой конец которой уходил в кусты.
Галхигей погнал лодку по темной спокойной воде сильными гребками, то с одной, то с другой стороны. Немир умел плавать, но плохо, переплыть реку не смог бы. А вот протоку, через которую они сейчас плыли к лесистому острову, наверное, одолел. Течение здесь слабое.
Едва они покинули лодку, Оронаст с того берега потянул веревку к себе. Пока он притягивал лодку и переправлялся, Галхигей отвел испытуемого к укрытой среди деревьев землянке, вытащил оттуда конскую упряжь на троих и жестом приказал Немиру сидеть у землянки. Сам же ушел, скрылся среди деревьев, будто слился с ними. Поглядев на упряжь, где наличествовали даже седла, испытуемый сообразил, что отвезут его очень далеко. Но зачем было переправляться на остров? За упряжью мог бы сплавать и один из следопытов, а если у них здесь и кони, то как их переправлять через реку? В раздумьях Немир гнал от себя догадку - ему показали тайное место следопытов, уже не боясь, что он вернется с испытания. Сейчас завезут в глухомань, свяжут ноги на сотню обмоток и десяток узлов, воткнут нож в дерево повыше и бросят его. Но темноты он не развяжется, а ночью ему и конец придет. Кабаны, волки - это не самое страшное, придут незримые твари ночные, а у него ни огня теплотворного, оберегающего, ни оберегов подходящих...
Первым подошел Оронаст, постоял возле него молча, потом Галхигей привел трех лошадок. На вид смирных, следопыты взнуздали их махом и подсадили испытуемого в седло, как мальчишку. Впереди ехал Галхигей, лошадь Немира следовала за ним, ею не надо было управлять. Замыкал процессию Оронаст. Когда проезжали большой, открытый реке луг, на котором паслись стреноженные кони, испытуемый оглянулся, надеясь поймать взгляд следопыта. Но Оронаст смотрел куда-то в пространство, будто в глубокой задумчивости. Судя по всему, следопыты не боялись ни Черного Сома, ни Ночного Народа, ни даже Речных Татей - а в последних верил даже никого не опасающийся Одрей.
За лугом вновь пошел лес, а после они подъехали к огромному разрушенному зданию древних, на стенах которого росли кусты и деревья. Галхигей направил лошадь к разрушенному участку стены и заставил ее взбираться по куче обломков. Здесь, похоже, следопыты поработали - обломки выровнены, образуют широкие ступени, подъем дался лошадкам без труда.
Внутри здания стен не было. Сквозь проломы в наружных стенах, через огромные окна Немир разглядел уходящую вдаль ширь реки. Но их путь лежал не туда. Ровная дорога венчала уходящую в реку от здания насыпь, по ней процессия спокойно доехала до середины реки. Дорога постепенно опускалась прямо в воду. Галхигей без колебаний направил лошадку вперед. Вода бурунами взвилась у ног лошади, дошла до брюха - лошадь уверенно шла посреди реки. Вот и ноги Немира обдало холодом, сапоги промокли. Не иначе, животные ходили здесь не раз.
Сотни три шагов, не меньше, проехали они по скрытой водой дороге, пока не выбрались на небольшой островок. Немир обернулся, запоминая дорогу и поймал насмешливый взгляд Оронаста.
- Здесь ты вернуться без лошади не сможешь, - неожиданно нарушил молчание следопыт. - Сумеешь выбраться к реке - выходи к мосту.
Немир вслух удивился, что следопыт заговорил с испытуемым. Оронаст ответил, что в Заречье действуют другие правила. Но на другие вопросы отвечать не стал. Галхигей ехал впереди молча, не оборачиваясь. Еще на острове они поднялись на низкий и узкий мост. Проржавевшее металлическое покрытие чьи-то заботливые руки прикрыли досками. За мостом последовал еще один островок, затем мелкая протока, которую они перешли вброд, снова островок. На нем обнаружилась ровная древняя дорога в отличном состоянии. Как и предыдущие, она уходила в воду, но здесь было глубже, следопыты покинули седла и плыли, держась за лошадиные гривы. Так же поступил и Немир.
Слава Ушедшему, протока оказалась узкой. Немир и промокнул и продрог, а следопыты хоть бы что. На болотистом берегу они пустили лошадок вскачь, остановившись только в лесу. Выжали мокрую одежду, обсохли сами, вытерли досуха пучками травы расседланных лошадей. Оронаст объявил, что придется немного обождать. Полдень уже прошел, весеннее солнце жарило вовсю, а ветра в лесу не было. Согревшись, Немир обнаружил, что его донимают комары.
Одежда висела на кустах, сохла, но штаны и сапоги они надели, едва кожа чуть проветрилась. Сели рядом на поваленный древесный ствол, подставив спины солнцу. испытуемый посередине, следопыты слева и справа.
- В Заречье отвозят испытуемых, чтобы они не вернулись? - как бы между прочим спросил Немир.
- Я же вернулся, - спокойно ответил Оронаст.
- Но возвращаются не все?
- Из Заречья даже следопыты не всегда возвращаются, - буркнул Оронаст. - Помолчи, парень. Что тебе нужно знать, мы сами скажем.
Вновь отряд возглавлял Галхигей, он продирался сквозь кусты, порой спешиваясь, руководствуясь общим направлением. Ни дорог, ни заметных ориентиров вокруг. Ольшаники, орешники, березняки, кусты, иногда - болотистые поляны. Солнце ощутимо опустилось, когда они уткнулись в полуразрушенную стену из небольших одинаковых камней. Отыскали пролом побольше, провели сквозь него лошадей. За стеной оказалась вторая такая же стена, между ними - древняя дорога, засыпанная листьями и ветками. Следопыты повернули направо. Дорога сделала несколько поворотов и нырнула под землю. Остановились ненадолго, чтобы дать глазам привыкнуть к сумраку. Впереди виднелись проблески света, их хватало, чтобы лошади шли уверенно, да и дорога была гладкая.
Подземелье кончилось ровной площадкой, слева стояли три высоких здания без окон. Дорога шла мимо, зигзагами поднималась на холм, мостиками перепрыгивала овраги. Лошади шли ровным шагом, Немир вертел головой, запоминая местность. На вершине следующего холма стояло красивое здание с остроконечной крышей, увенчанное острием с поперечной палкой. Галхигей остановился, спешился, поклонился зданию, сделал рукой непонятный жест перед грудью.
- Здесь когда-то поклонялись Распятому. Это еще до Ушедшего было, - тихо сказал Оронаст сзади.
Опять же, про Распятого упоминал дядя - а шаман об этом молчал. Галхигей обернулся, глянул выжидательно в лицо испытуемому.
- За капищем ухаживают? - спросил Немир, понимая, что следопыту не все равно, что он думает.
- Напарники иногда заходят. Только сие не капище, постройка называется храм, - усмехнулся Галхигей. - Такой же есть в Пятнистых Скалах. Случится побывать, зайди, служитель тебе ответит на все вопросы.
Немир не нашел, что ответить. Отчего следопыт говорит с ним о вещах, рядовым селянам неизвестным? Дядя в молодости недолгое время был следопытом, он даже жил некоторой время в Наклонной, деревне, откуда родом бесследно сгинувший отец Немира. Вот он мог рассказать и о Речных Татях, и о других деревнях, лежащих в пяти-десяти днях пути, и о Зеркале Мая. А прочие мужчины чаще всего ничем лежащим за пределами повседневной жизни не интересовались. Шаман и старейшины выбирали, кому что рассказывать, Немир их любимчиком не был.
Галхигей вернулся в седло, они обогнули еще три холма - на склонах или вершине каждого виднелись руины строений древних. Дорога закончилась на ровной, усыпанной щебнем площадке. Здесь, как и в огромной, наполовину заполненной водой огромной яме внизу, с немалое озеро размером, не росли ни трава, ни кусты. Посредине площадки возвышалось сооружение из проржавевшего и рассыпающего металла. Немир не смог бы сказать, на что оно похоже. Повисшее над окоемом солнце било в глаза, пока они пешими, ведя за собой лошадей, брели к опушке. У деревьев лошадей освободили от седел и отпустили.
- Мы пришли?
- Дальше пешими. Здесь удобная дорога кончается, - усмехнулся Оронаст. - За ночь, парень, так ноги намнешь - глядишь, и связывать тебя не придется.
- А как же лошади? - похолодев, спросил испытуемый.
Неужели, чтобы завести его в такую даль, старейшины согласны погубить лошадей?
- Ничего, Ночного Народа здесь нет, волки к мертвой воде не ходят, переночуют лошадки спокойно. О себе ты не беспокоишься?
Немир покачал головой. Если его собрались вести дальше по ночному лесу, да в Заречье, то это уже ничем не напоминало рядовое испытание. Днем он запоминал дорогу, сохранял чувство направления. Ночью затеряется в неизвестных местах; наверняка старейшины того и хотят. Но почему, что он им сделал?
С другой стороны, затеряться он может, но не пропадет же - если действительно в Заречье не властен Ночной Народ. Волки, кабаны не столь опасны для опытного лесовика. Немир опытным себя не называет, но ходить по лесу приходилось, что надо знать, знает. Заблудиться не заблудится, рано ли, поздно выйдет к реке, доберется берегом до мосту. Только вот страшновато вдали от родной деревни, да еще в местах, о которых столько всякого рассказывали...
Солнце село, но следопыты все так же ломились напрямик через лес. Кусты, крутые откосы, засыпанные мягкой хвоей сосняки чередовались, усыпляя память однообразием. А когда полутьма стала тьмой и следопыты запалили факела, Немир вовсе потерял направление. Свет озарял ближайшие деревья да землю на три шага вперед. Однако подъемов и спусков больше не встречалось, Галхигей вел их, обходя вершины, отчего приходилось беспрерывно петлять. Одно хорошо - испытуемому удавалось сберечь силы. Весь день не евши, полдня в седле, вынужденное купание, а теперь ночной марш - он бездумно шагал вслед следопыту, отворачиваясь от норовящих стегнуть по глазам веток.
Шли ходко, кусты встречались редко, поляны тоже, в основном сосняк перемежался зарослями ольхи. Густотравья почти не было, ноги не застревали, болот и ручьев тоже не попадалось. Несколько раз, казалось, они шли по заросшим древним дорогам, но утверждать сие с уверенностью Немир не мог. Просто попадались места, где деревья стояли по бокам, а впереди их не было. Судя по всему, миновала полночь.
Следопыты в третий раз сменили факела, зажгли на этот раз один, Оронаст шел сзади впотьмах. Немир так устал, что даже не насторожился. И когда внезапно полетел на землю, сбитый умелой подножкой, даже обрадовался в первое мгновение возможности отдохнуть. А следопыт уже вязал ему ноги длинным кожаным ремнем. Вернулся Галхигей с огнем, пристроил факел на расчищенном от хвои участке земли.
- Не хватало тебе еще пожара. Вот, парень, нож твой будет здесь, - он воткнул его в ствол сосны на высоте вытянутой вверх руки. - Сначала освободись, потом спи, иначе узлы к утру разбухнут, намучаешься развязывать. Возвращаясь, держись между полднем и закатом, выйдешь к реке либо торной дороге.
Следопыт канул во тьму, Оронаст его окликнул, давая направление - ослепленный светом факела Галхигей ничего вокруг себя не видел. Некоторое время передвижение следопытов сопровождал хруст веток под ногами, затем все стихло. Испытуемый, преодолевая усталость, встал, прыжками достиг сосны, потянулся за ножом. Он не пытался развязывать путы - при свете факела узлы не разглядишь, перерезал их ножом и освободил ноги. Вместо длинного кожаного ремня у него появилось три отрезка покороче. И вовремя. Факел догорал, Немир воспользовался последними мгновениями его жизни, чтобы запалить костерок.
Огонь, живой, согревающий, разгоняющий мрак, отгоняющий Ночной Народ! Только возле него можно уцелеть, когда окажешься ночью под открытым небом. Так полагали сородичи Немира, и сейчас испытуемый поступал не раздумывая, согласно опыту предков. Привалившись спиной к к стволу дерева, он удовлетворенно глядел на разгоревшийся огонь. Спасен! Но спустя немногое время в сонной голове промелькнула мысль: "А как же следопыты"? Им сейчас полагалось уйти от него как можно дальше, не оставить следов, дабы не смог испытуемый отыскать обратный путь, не превратить испытание в простое путешествие туда и обратно. Раз так, не станут Галхигей с Оронастом разводить костер. Оторвутся от него в темноте, отойдут на несколько сотен шагов - тогда запалят факел и при его свете уйдут далеко, за тысячи шагов, чтобы не услыхал испытуемый производимые человеком звуки, не уловил чутким обонянием запах дыма.
Как же они без животворного огня? Тут Немир вспомнил: следопыты утверждали, что в Заречье Ночного Народа нет. Получается, тогда и ему костер ни к чему? Поверить в то, что противоречило всему предыдущему опыту, он не мог. Но и предположить, что следопыты его обманули, чтобы сгубить, не соглашался. Что-то внутри подсказывало: Оронаст не лгал, видавший виды охотник сам считал - Ночного Народа в Заречье нет.
Сделав над собой усилие, Немир неуверенными шагами, оглядываясь, отошел от костра, отыскал лесину, набрал сучьев и сложил обычный охотничий костер. До восхода гореть не будет, но большую часть ночи какое-никакое тепло и запах костра ему обеспечены. Волков отпугнет, кабаны к костровищу тоже не полезут, запах дыма зверью неприятен, а большего ему и не надо. Укладываясь возле огня, испытуемый не забыл вознести к Ушедшему просьбу-обещание. Хоть и смеялся над этим дядюшка, да и шаман Ушедшего не жаловал - ушел так ушел, чего его теперь вспоминать и на возвращение надеяться - а все же пренебрегать памятью Ушедшего не стоило.
Проснулся испытуемый, замерзнув до самых глубин тела. Костер безнадежно погас, ночная тьма сменилась чернильно-серым сумраком, одежда казалась влажной, да и волосы покрылись мелкими капельками воды. Ночной сон не добавил сил. Про голод и говорить нечего. Но он жив, свободен, и звездное небо давало надежду определить направление. Немного побродив, он обнаружил полянку, с которой смог определить знакомые созвездия. Полдень лежал как раз за вершиной холма, Немир сообразил, что по уклону местности он сможет отыскать путь и в полутьме, а с вершины, Ушедший даст, можно и дорогу лучше разглядеть. Там, глядишь, посветлеет, можно и о пище насущной будет позаботиться.
До вершины он добрался, когда почти рассвело. На восходе окоем окрасился розовой каймой, раздались еще несмелые птичьи трели. Среди осин и сосен здесь возвышалась железная башня. Древние то ли недостроили ее, воздвигнув только каркас, то ли стены кто-то аккуратно снял и унес. Вокруг башни чисто, только трава и кусты, пробившиеся сквозь каменную площадку основания, давали приют пичужкам и ящерицам, прыснувшим в стороны при появлении Намира.
Проржавевшие ступеньки подозрительно прогибались под ногами. Лестница привела на небольшую огороженную площадку с тремя железными коробками. Здесь башня сужалась, вверх уходила не лестница, а закрепленные на центральном столбе перекладины. Вершины сосен поднимались над площадкой, не давая разглядеть местность вокруг. Дождавшись первых лучей солнца, Немир начал карабкаться вверх. Где-то на середине столба он обнаружил небольшую площадку, на которой смог передохнуть и оглядеться. Кроны деревьев остались внизу, обзор ничего не загораживает, подниматься выше незачем. Испытуемый сел на площадку, свесил вниз ноги и сразу посмотрел в закатную сторону. Точно, за вторым холмом отсюда поднимается струйка дыма, едва заметная в утренних косых лучах. Наверняка Оронаст с Галхигеем развели костерок, чтобы согреться, урвать немного утреннего сна. Если броситься сейчас туда, не зная дорог, отыщешь к полудню разве что холодные угли. Такую возможность следопыты наверняка предусмотрели.
А может и не спят они, а добыли зверя или птицу и поджаривают на огне добычу. По-походному, насадив на прутья. Обжарят, съедят, и дальше пойдут. Ничего Немиру не оставят. При мысли о еде рот наполнился слюной, он поспешно повернулся в полуденную сторону. Леса, холмы, крыши одиноких строений, а вдали - лес белых столбов, и они как будто шевелятся. Не сразу испытуемый сообразил, что это и есть знаменитые Крутилки. Далековато, однако, а за ними - дорога от Пятнистых Скал к мосту и далее, к деревне. И до дороги два дня пути лесом, и оттуда до деревни - дня три, если идти быстро. Но идти быстро голодным он не сможет, так и так охота становится первым делом.
Испытуемый повернул взор в полунощную сторону и на половине начатого движения остановился. Озеро, и недалеко. Зажато между высоких холмов, а вот с железной башни его видно. Вода отливает зеленью. У озера жизнь должна кипеть: птицы, быть может, удастся карасей наловить... А с полночной стороны холмы кончаются, до окоема сплошной лес. А вот на восходе что-то сверкает, взошедшее солнце не дает рассмотреть. Не иначе, Пятнистые Скалы. Коли так, то дорога к ним делает порядочный крюк, обходя Крутилки. От озера куда ближе. Ближе-то ближе, но без дороги, лесом, получится дольше. Да и до озера с зеленой водой тоже придется без дорог добираться...
Добравшись, Немир - пока он имел какое-то право называть себя детским именем - присел на берегу. Единственное место, где берег не огораживали сплошные ивы с березами, было перед ним. А в озеро от берега здесь отходила песчаная коса. Судя по цвету воды, изрядно отдававшей темной зеленью, слева от косы начинались приличные глубины. С берега рыбацкую снасть не забросишь - прямо перед ним коса, там рыба ловиться не будет, слева и справа - заросший берег. Пришлось разуться, снять штаны, и зайти по косе в озеро. Крючок испытуемый выстругал из ветки, червей на приманку накопал под корнями, нить была с собой. Пойманных карасей он насаживал на обструганный прутик, закрепленный на мелком месте. Уже с десяток упитанных рыбешек на прутике вяло шевелили плавниками в ожидании своей судьбы, когда с берега неожиданно раздался человеческий голос:
- Эй, приятель! Ты давно тут устроился?
Обернувшись, испытуемый увидел на берегу троих: парня чуть постарше себя, в пятнистой зеленой одежде и двух девушек в необычной одежде. Обе в мужских штанах, одна в синих, длинных, другая в коротких, чуть ниже колена, коричневых. На ногах у них ярко-белые облегающие тапочки с узорами и шнурками, на теле - расстегнутые легкие курточки, под которыми виднеются нижние рубахи, яркие, с рисунками и непонятными надписями. Та, что в длинных штанах, вытянула вперед руку с зажатой в кулаке плоской коробочкой и держала ее ровно, на стоящего без штанов по колено в воде Немира не смотрела, уставившись на коробочку. Другая глянула на испытуемого, прыснула и отвернулась к парню.
- Вадька, это же деревенский.
Парень обалдело смотрел на Немира, тот поспешно выбрался на берег, вскочил в штаны.
- Владислав, - парень протянул руку.
Испытуемый пожал ее, не понимая, как быть. Откуда здесь люди? Странно одеты, странно говорят. Неужели это и есть напарники?
- Он не ответит, у него нет имени, пока не пройдет инициацию, - подсказала черноглазая в коротких штанах.
- Как тебя звали в детстве? - немедленно спросил Владислав.
Вторая девчонка продолжала держать перед собой коробочку, отгораживаясь ею от испытуемого.
- Надя, - показал на нее Владислав, - Юля, - кивнул он на черноглазую.
- Меня звали Немиром, - с трудом промолвил испытуемый. - А вы откуда?
- Из города, - парень поднял руку с зажатыми в ней несколькими не очень длинными ровными прутами, - девчонки захотели рыбку половить. Ты себе на еду ловишь?
Немир машинально кивнул. Не сразу он сообразил, что городом Владислав называет Пятнистые Скалы. Да и одежда парня отвлекала: пятнистая куртка со множеством карманов,подвешенная на ремешке через плечо сумка со сложными застежками, высокие сапоги, составленные из скрепленных шнурками частей. Немир даже представить не мог, из чего она могла быть сшита.
- Так мы тебе поможем! Надюша, костром займешься?
Девушка в длинных штанах с длинными ровными светлыми волосами отвлеклась от своей коробочки и капризно спросила:
- А рыбу мы что, ловить не будем?
Владислав разобрался быстро. С костром и ухой Немир мог справиться лучше; тем более, ему дали маленький острый топорик, котелок и железный прутик, на который его подвешивать. Караси полетели в быстро закипевшую воду - Владислав сунул в костер несколько белых камушков, сгоревших ярким бездымным пламенем и моментально запалившим все подготовленные сучья. А девушки тем временем разулись, Надя подвернула штаны, вошли в воду и принялись ловить рыбу. Ровные пруты оказались складными удилищами со всей оснасткой - они даже приманку забрасывали в озеро сами, стоило нажать на небольшой выступ у рукояти.
Сам Владислав ловил не на живую наживку, а на железную блестящую рыбку, которую его удилище потихоньку подтаскивало к берегу. На нее бросались то крупные окуни, то щурята. Меж делом он перебрасывался с испытуемым словами - обратиться к девушкам, даже к похожей на настину тетку Юле, Немир не решался.
- И куда ты потом направишься?
- К реке главное выйти, потом берегом до моста, и домой.
- Ты к определенному времени должен вернуться?
- Нет. Главное - вернуться вообще и принести добычу: птицу, зверя, рыбу.
- Так мы тебе сколько хочешь рыбы наловим. Задержись на денек, мы ее подвялим, вернешься с полным мешком рыбы.
- Нет, я должен сам ее добыть. А что такое - подвялим?
Владислав объяснил, Немир кое-как понял, что рыба вначале солится, а затем сушится. Но у него ни соли, ни холщового мешка, в котором ее можно досушивать на ходу. Соль у Владислава имелась, но опять же - мало, хватило бы лишь на десяток средних рыбешек.
В уху порезали лук, высыпали крупу. Девчонки быстро устали стоять в холодной воде, да и рыбы набралось в достатке. Надя опять вытащила коробочку и направила на костер. Посмотревшему на нее заинтересованно Немиру она сделала разрешающий жест рукой - мол, подойди ко мне. С внутренней стороны коробочки оказалось окошко. В нем - помешивающая уху Юля, устанавливающий складные сидения Владислав.
- Вот твое видео, - девушка несколько раз коснулась пальцами окошка, и в нем появился Немир, стоящий без штанов по колено в воде. На лице - изумление и смущение. Испытуемый почувствовал, что краснеет.
- А что еще есть? - полюбопытствовал он чужим голосом.
Будто не он это произнес, а кто-то другой. Надя остановила показ изображения, теперь на экране мельтешили маленькие, но яркие, картинки.
- Что же тебе такое показать? - задумалась она.
Надя красивая, это Немир понял сразу. Да и Юля тоже. Кожа у девушек чистая, глаза огромные, выразительные, губы яркие. Одежда и фигуры подчеркивает, и сама по себе внимание привлекает. С девушками их селения никакого сравнения. Да и держатся напарницы, будто на празднике, Немир рядом с ними - как дитя неразумное, к тому же чумазое. Но когда Надя задумалась, и в чертах ее лица он уловил что-то знакомое. Так же приоткрывали рот и бездумно смотрели в пространство многие селяне - из тех, что умом не блистали - стоило их спросить о чем-то, требующем небольшого размышления.
- Вот, смотри, море, - она погладила пальцем окошко на коробочке, и там появилась картинка. - Знаешь, что такое море? Это когда много воды, и она соленая.
Испытуемый о существовании моря слышал. Если долго плыть вниз по реке, если тебя не съедят водные твари, не схватят лихие люди, не тронет Ночной народ - можно достичь места, где не видно берега, а вода становится соленой на вкус и для питья непригодной. А сейчас он это море видел, пусть и на картинке. Песчаный берег, полуголые веселые люди. Или напарники? Внешних различий, он знал, не было.
- Немир, а ты знаешь, что такое карта? Ну, очень маленький рисунок каких-то земель, по которому можно отыскать путь? - спросила Юля.
Убедившись, что он не понимает, о чем речь, показала ему свою коробочку. В маленьком рисунке, где синее пятнышко было, по уверениям Юли, тем самым озером, у которого они сейчас сидели, испытуемый не сразу признал вид окружающих холмов с огромной высоты. Если бы не утренний взгляд с железной башни, он вообще бы ничего не понял. А так - сообразил, даже разглядел вокруг озера за холмами несколько тонких линий и догадался, что так выглядят древние дороги.
Надя все время стояла, направив на него свою коробочку. А Владислав сказал Юле, что она поступает неправильно, Немир сам должен отыскать дорогу назад.
- Так ты вроде собираешься его кормить - не то же самое? - удивилась Юля, но коробочку убрала.
- Рыбы наловить он сможет и сам, костер развести - тем более. А раз мы в этом же месте рыбачим, так что, гнать его? Не по людски как-то, - возразил Владислав.
Уха была готова, Немиру налили полную миску, дали железную легкую ложку. Девушки взяли одну миску на двоих. Испытуемый уплетал горячее с невероятной скоростью, Надя даже схватилась вновь за свою коробочку. Напарники точно не голодали, для них уха - всего лишь часть ритуала рыбалки, так что Немиру достался почти весь котелок. Но гораздо больше ухи ему запомнился хлеб - пахучий и невероятно мягкий, просто тающий во рту; Юля отдала ему свою порцию. Они с Надей недоеденную уху вылили в костер, а Владислав сходил к озеру, набрал котелок воды и залил кострище уже окончательно. Немир не рискнул спросить, почему они так поступили. Может, у них свои верования, обряды или традиции, кто знает. Сам он рассчитывал отдохнуть у костра до вечера, а уж тогда идти к железной башне и переночевать там, на поднятой вверх площадке.
- Могу подсказку дать, чтобы тебе лишние километры по сопкам не мерить, - предложил Владислав, наклоняя к испытуемому свою коробочку.
На ней виднелась та же местность, но без цвета и подробностей, будто нарисованная росчерками обугленной щепки.
- Вот озеро, - по белому пятну мелькнула черная фигурка, подобная наконечнику стрелы, - а вот здесь устроен водосброс, уходящий под землей на ту сторону холма, к ручью, - стрелка на картинке указала на извилистую линию.
Немир мгновенно прикинул, что путь по прямой короче на пол-дня. Он выиграет не только время, но и силы. Сейчас, после сытного обеда, карабкаться по крутым склонам ох как не хотелось.
- Водосброс рассчитан на паводок, сейчас тоннель должен быть почти сухим. Конечно, там могут быть повреждения и завалы, сооружение не новое. По краям установлены световые колодцы, путь хорошо виден, а в середине без факела не обойдешься. С факелом я тебе помогать не стану, ты же должен самостоятельно пройти испытание. Так что не тяни, пока факел сготовишь, пока огонь разведешь - может и вечер спуститься. Тогда одним факелом не обойдешься...
Вдоль берега, склонясь вислыми ветвями к зелёной воде, купая в озере узловатые корни, стояли старые изогнутые ивы. Надломленная ветвь полоскалась в воде, и водомерки мельтешили вокруг, морщиня гладкую поверхность. Вот и указанное Владиславом место: мелкий, укрытый зарослями заливчик, в нем каменный низкий квадрат, через прорезь в стенке вниз льется поток воды. Рядом - вделанные в стену ручки, о которые можно опираться руками и ногами при спуске. Даже не вымокнешь. Немир присел на краю, свесил ноги в темную пропасть. Огляделся.
Напарники остались на месте рыбалки. Его они постарались спровадить побыстрее. Впрочем, явно не спешили: старательно запоминали своими коробочками, как он готовит факел, как высекает ножом о кремень искру, запаливает трут и раздувает огонь, как мастерит из бересты и обкладывает изнутри глиной коробочку для углей. Его не торопили - но и без слов стало ясно, что напарникам его общество более не требовалось. Они бы и рыбачили отдельно - вот только на всем озере другого подходящего места не нашлось, слишком густо растут по берегам деревья, костер негде развести.
Тишина. То есть вода падает вниз с гулким журчанием, перекликаются птицы в кронах деревьев, плещется рыба в озере. А вот других звуков, человеческих, не слышно. Немир не думал, что Владислав обманет. В деревне люди не врали друг другу - это немыслимо среди тех, у кого ты все время на виду. Но напарники не из деревни. Да они и вообще не люди: таково всеобщее убеждение. Морлоки они, взявшие на время людской облик, от людей совершенно неотличимые. Вот сходит, скажем, Немир после возвращения к Зеркалу Мая, отразится в нем - и появится в Пятнистых Скалах напарник с его обликом, вечно юный. Не зря, ох, не зря Юля так напоминала настину тетушку, Евдоху, какой та, должно быть, была в молодости. Вернувшись, надо будет спросить Евдоху, гляделась ли та в Зеркало Мая, достигнув совершеннолетия.
Впрочем, чего спрашивать? И так все ясно. Внешность, манера внезапно, посреди фразы, вскидывать глаза на собеседника, певучесть речи - нет в деревне никого, с кем он смог бы попутать Евдоху.
Глаза привыкли к полутьме, и он спустился. Дно отыскалось на глубине в два человеческих роста. Внизу - заваленная гниющими листьями яма, через них падающий ручеек промыл себе дорогу во тьму. Впрочем, тьма не сплошная - вдали угадывается светлое пятно. Пришлось постоять еще, чтобы глаза привыкли уже к полному сумраку. Немир вначале пытался идти по приступочку сбоку, но тот сплошь покрыт листьями и ветками, так что он пошлепал прямо по воде. Сапоги промокнут, дело ясное, но идти босиком в подземелье страшновато. Темно, среди веток можно ноги наколоть, и что тогда делать?
До светлого пятна он добрался быстро. Вверх уходил колодец с лестницей на стене, путь испытуемого лежал дальше. Вдали он разглядел следующее пятно света. До него добраться оказалось потруднее. Ручеек под ногами почти иссяк, ноги вязли в листьях и ветках, завалы порой доходили до пояса. Капающая сверху вода, да звук собственного дыхания - вот и все, что мог расслышать Немир. Его охватила тревога. Ночного Народа здесь, в Заречье, быть не должно. Но то под небом, а он в глубоком подземелье. Прошел еще один уходящий вверх колодец, а впереди - сплошная тьма. Кто знает, чьим домом она служит. Ведь гномы, они не только в норах под корнями деревьев любят хорониться, им всякое подземелье любо. Возьмут его сейчас во тьме своими крепкими короткими руками, скрутят...
Воображение отказывалось представлять дальнейшее, но и от этой мысли Немира охватил леденящий холод. Он снял коробочку с пояса, раздул угли, запалил факел. Специально слабый, но такой, чтобы горел подольше. Владислав говорил, за полчаса быстрого хода испытуемый дойдет до выхода. В любом случае впереди еще будут световые колодцы, а проход - тоннель, как его называли напарники - прямой, ни свернуть, ни заблудиться невозможно. Кто их знает, как они ход времени измеряют, ненастоящие люди...
Здесь веток скопилось столько, что Немир взобрался на приступок сбоку и пошел по нему, ногами разгребая листья. Здесь уже не до страха перед гномами - спеши, спеши, испытуемый, а то прогорит факел, а ты в листьях останешься... Отчего-то слабый огонек на конце пучка веток казался надежной защитой. Собственное тяжелое дыхание и шум шагов звучали гулко, Немир уже не пытался прислушиваться. Сейчас не осторожность, а скорость служили надежной защитой.
Факел он держал немного сзади, чтобы огонь не ослеплял. Света хватало, чтобы различить путь на три шага вперед. Вскоре завалы веток на полу исчезли, вновь появился ручеек и весело побежал вперед. А там уже виднелось очередное освещенное место. Неожиданно дорогу преградила большая плоская железяка, лежащая наклонно. Под ней комком собрались ветки, сверху же путь был свободен. Взобравшись на нее, испытуемый глянул на стену над приступком: темный проем, за ним - каменные ступени ведут вверх. Железяка, должно быть, дверь с того проема. Толстенная, тяжелая - что понадобилось такой дверью закрывать?
Немира одолело любопытство. Факел пока горит, да если и погаснет - световой колодец отсюда виден отчетливо. Юркнув в проем, он начал подниматься по ступеням. Сыро, на стенах потеки, ступеньки поднимаются вверх, то и дело повертывая назад. После шести поворотов он обнаружил вторую прочную дверь, точь-в-точь первая, но эта находилась на месте и лишь слегка приоткрывала выход в слабо освещенный коридор. Отворив дверь, для чего пришлось налечь на нее плечом, испытуемый протиснулся в широкий коридор. Вверху слабо светились зарешеченные окна, а слева и справа он разглядел по три мощных двери. Справа все три оказались закрыты - он и тянул за ручки, и пытался их крутить, и толкал всем плечом - бесполезно.
Первая дверь слева открылась легко, стоило потянуть за ручку, но за ней ничего интересного не нашлось: железная палка с поперечиной на конце, стоящая у стены, да уходящий вверх световой колодец с узкой лесенкой. Вторую дверь Немир открыть не смог. А за третьей обнаружил уходящий вдаль зал с багровыми стенами. В длину, на глаз, десятка четыре шагов, и в ширину немногим меньше. Вверху - те же слабо светящиеся забранные решетками окна. В зале стоял лютый холод, тянуло сквозняком. Свет факела с середины зала едва доставал до стен, выхватывая детали рисунков: человекоподобные страшилища с плоскими, едва выступающими чертами лица, многорукие люди, неведомые животные, крылатые повозки... Вдоль стены стоял ряд лежаков, возле каждого - столик с непонятными вещами. Немир даже не мог сказать, на что они походили, разум отказывался видеть в них хоть что-то знакомое. В центре зала - длинный стол, на нем стоят плоские прямоугольные пластины, с одной стороны блестящие. При свете факела испытуемый увидел в них свое отражение.
Единственным, что он смог опознать в зале, оказалась посуда. В углу лежала кучка древесной трухи, и в ней Немир выкопал несколько тарелок, мисок и ложек из неведомого настоящим людям материала. Тут же обнаружился мешок с ручками из белого хрустящего материала: в него он посуду и пристроил. Взяв еще железную палку с поперечиной, испытуемый покинул древнее подземелье. Факел погас, едва он добрался до светового колодца, но страха темноты или гномов уже не осталось. Немир представлял себе, с какой завистью на него станут смотреть в деревне. Лишь у нескольких старейшин, да у шамана имелась сработанная древними кухонная утварь, а у него - целый мешок! И себе хватит, и дяде, и Насте можно будет что-то подарить...
Удивительно, но на поверхность он выбрался, вовсе не испытывая чувства облегчения и безопасности. Наоборот, едва пройдя десяток шагов по ручейку, скачущему среди обросших мхом камней, успел несколько раз тревожно оглянуться. Никого, клонящееся к окоему солнце еще достаточно высоко, можно и место для ночлега подготовить, и поохотиться. Охоту Немир отложил назавтра, остановился, принялся мыть в ручейке посуду. Попутно припоминал картинку, показанную ему не Владиславом, а Юлией. Вроде бы слева должна проходить древняя дорога, ведущая на восход. Решительно оставив ручеек, он принялся карабкаться вверх, продираясь через густой темный ельник. Посуда гремела в мешке, и это раздражало. Вообще не дело в лесу издавать громкие звуки, даже если не охотишься. Остановившись, Немир нарезал лапника и переложил посуду в мешке.
Теперь недавние радужные мысли ушли. Шаман, хоть сам и пользовался двумя блестящими легкими мисками древних, вполне мог объявить находку испытуемого запретной. Из-за того, что найдена она в Заречье, и только из-за того. Могла его к этому подтолкнуть простая зависть. Так что хвастаться не стоило, а лучше - подарить для начала самое красивое блюдо кому-нибудь из старейшин. В таком случае Яслан вряд ли объявит посуду из Заречья запретной. О том, чтобы подарить что-то шаману, Немир даже не подумал. Яслана он не любил, и догадывался, что нелюбовь вполне взаимна.
Вот и дорога. Заросшая, но ровная, идти легче и, главное, испытуемый уверен, что на целый день пути она ведет в нужном направлении, поближе к Крутилкам. Он так и шел по ней, думая о жизни, об увиденном, о том, чем займется по возвращении. И что-то слишком часто вспоминалась Настя. Нет, ясное дело, девушки-напарницы вспоминались как яркие огоньки: изящные фигурки, изумительная кожа, умело подрезанные и уложенные волосы, красивая, подчеркивающая природную красоту одежда. Но о чем с ними говорить? Да и кто он для них? Невежественный деревенский парнишка. Немир им не признался, что читать умеет, но напарники сие умение наверняка ни в грош не оценят. Столько, сколько знает и умеет любой из них, не знает и не умеет вся деревня скопом. Так что Надя с Юлей не про него, а вот Настя - дело другое.
Молодой полноценный мужчина может взять в жены девушку, если ее родители согласны, а бабки-хранительницы возражать не станут. Бабки, как точно знал Немир, возражать не станут - он из захудалого рода, его родни в деревне - мать, дядя и три дядиных дочери, его сестры. С настиной семьей он ни в каком родстве не состоит, оттого хранительницы ничего против не скажут. Но вот родители девушки... Тут Немир с ясностью осознал, что надеяться ему не на что.
Шагал испытуемый без остановок, запоминал места. Отложившиеся в памяти рисунки с коробочек напарников обретали плоть, становясь пройденными извивами дороги, сопками и полянами. Вскоре Немир понял, что местность на день пути в любую сторону он вполне может себе представить, будто сам там побывал. Расхрабрился так, что лег спать, не разводя огня. Пожевал на ночь собранных походя листьев подорожника, нарубил лапника на подстилку, да и завалился под большой елью, едва стемнело. Заснул сразу, измотался за день. Не шутка - очутиться одному в Заречье, потом башня, напарники, подземелье...
Сновидений не было, душа не бродила в недоступных живым краях, мирно отдыхала. Оттого он и проснулся легко, сразу вспомнив, где он, и что случилось днем. Открыв глаза, увидел мелькание световых пятен, слух уловил легкое шуршание. Все же несколько мгновений Немир не понимал, что это. Напарники, следопыты, собственная непонятная отвага отодвинули заученные с детства страхи - оттого страшный облик Накрута был для него лишь танцующими меж стволами огнями. Огни приблизились, яркий свет ослепил, и только тогда испытуемый схватился за оберег.
- Велес добрый, духи-щуры да огонь негасимый! Отведите напасть мимо да меня обороните, за живот стеной дубовой встаньте, мрак ужасный разгоните... - забормотал ослепленный Намир.
Сейчас, сейчас прозвучит страшный щелчок, на животворный огонь падет страшный плевок Накрута и всех людей, что сидят вокруг, поразит Сухая Сыпь. Кто и выживет, того односельчане станут сторониться, и не только его, но и всех, с ним живущих...
"Да ведь нет у тебя огня. Ты же костра не палил, лег спать так. Может, Накрут не заметит"? Огни пролетели мимо, сопровождаемые непонятным, страшным шуршанием. ослепленный испытуемый глядел вслед, но в глазах плавали огненные круги, и он ничего не разглядел. Показалось лишь, что Накрут двигался - то ли полз, то ли прыгал, то ли бежал - по древней дороге. По той самой, по которой днем шел Немир. А говорили, что Накрут летает...
Щелчок не прозвучал, и страх отпустил. Испытуемый разжал руку, щучьи зубы - дядюшкин оберег - впились в ладонь, прорвав кожу. Слизнув кровь, Немир подумал, что даром ему приход Накрута не обошелся. Хоть и ерундовая ранка, но место важное, ладонь правой руки, и в походе даже такая мелочь может грозить неприятностью.
Дороги Заречья
Дом Холостяков стоял у полночных ворот. Низкий, стены присыпаны землей почти до крыши, маленькие окошки блестят бережно сохраняемым стеклом. Глеба - это имя он получил только что, и привыкал к нему, шагая от площади к своему новому жилью - провели в левое крыло и показали угол у окошка.
- Жить будешь здесь, на виду, - мрачно сказал Никодим, тот самый старейшина, которому Глеб, в детстве Немир, подарил найденное в подземельях блюдо.
Расчет его, родившийся в Заречье, купить подарком благосклонность старейшин, оправдался: и шаман промолчал, и даже традиционных испытаний, которые полагалось пройти вернувшемуся испытуемому, считай, не случилось.
То есть сами состязания в силе и ловкости состоялись. Он вернулся с добычей последним, шестеро других маялись, ожидая его возвращения. Поэтому состязания назначили, едва бывший Немир сбросил на площади с плеч двух огромных глухарей. Селяне вышли за пределы городьбы, туда же вынесли сосновый щит, обшитый кожей, на которой охрой нарисованы животные: олень, лошадь, бык
В стрельбе из лука у испытуемого не нашлось соперников, хотя поврежденная рука изрядно мешала целиться. Ладонь, поврежденная крепко сжатым оберегом, распухла и болела. Он имел право отложить испытания, но это означало, что не только он, но и еще шестеро юношей не получат сегодня мужского имени. И эти шестеро явно не будут ему благодарны - а ему жить с ними в одном доме... И он согласился, заметив благодарные взгляды тех, кого раньше звали Нестором и Олешей.
Затем метали топор. Задача состояла не только в том, чтобы брошенный топор воткнулся в щит, отстоящий на десять шагов - желательно было попасть в нарисованную голову волка. Бросать левой рукой он не умел, использовал поврежденную правую. Топор воткнулся в нижний край щита, его успех приветствовали радостными криками только сестры, дочери Одрея. Да еще Настя радостно улыбнулась, и юноша разом почувствовал прилив сил. Взрослые наблюдали за состязанием молча, шумели и открыто радовались успехам испытуемых только ребята да молодые девушки. Следующий этап, рубку жерди со скачущего коня, все семеро одолели играючи. Как-никак любимое развлечение мальчишек всех возрастов, получивших возможность взобраться на коня.
Затем юноши карабкались на смазанный жиром столб: тут Никодим вышел вперед и объявил, что вернувшийся последним испытуемый от испытания освобождается, так как у него не было возможности отдохнуть, и он находится в неравном положении. Его речь приняли одобрительно - каждый понимал, что бывший в детстве Немиром едва держится на ногах от усталости.
Потом испытуемых поставили в ряд, вынесли котел с углями и шаман вытащил раскаленный уголек железными щипцами и с невозмутимым лицом опустил его на подставленную левую ладонь бывшего Олеши. Юноша сжал зубы, лицо его чуть дрогнуло, но он не издал даже вздоха. А шаман уже выкладывал угли на протянутые руки других испытуемых. Никто не застонал, не вздрогнул.
Дойдя до бывшего Немира, Яслан произнес:
- Отойди в сторону. Это испытание ты уже прошел. Покажи всем правую ладонь. Всем покажи! - Испытуемый поднял распухшую руку и показал ее окружающим. - Оберег в ладони принял на себя силу Накрута и отбросил ее! Оберег тоже покажи, Глеб!
Вот и свершилось. Его взрослое имя было названо первым! Значит, он выиграл состязание, все селение будет помнить, что он стал первым новым мужчиной этого лета!
Глеб понял и то, отчего ему предназначили чуть ли не лучшее место в доме. Не потому, что он первым обрел взрослое имя, и даже не потому, что он сделал старейшине ценный подарок. Селяне ждали, не проявятся ли последствия его встречи с Накрутом. Вдруг его кожа через несколько дней покроется вначале слегка розовой, а затем белой сыпью? Тогда его отведут в шалаш за околицей, оставят запас еды и воды, предоставив своей судьбе. Подхватившие Сухую Сыпь в половине случаев умирали, выжившие - зачастую оставались слабосильными, негодными ни к серьезной работе, ни к дальним походам. А место у окна обеспечивало соседям возможность заметить проявления болезни на его теле, стоило им только появиться.
Упав на свою лежанку, он мгновенно заснул. И проснулся вечером, лишь оттого, что его слегка толкнул тот, кого раньше звали Олешей.
- Глеб, ужинать будешь? Тебя хотят выслушать, ты нынче первый...
Микола, так его звали по-взрослому, разбудил Глеба посреди ужина. Горячей картошки уже холостяки уже поснедали, пришла очередь чая с пирогами - и рассказов, естественно. Глеб о своем испытании уже рассказывал, но лишь старейшинам и шаману с подручными. Теперь настала очередь холостяков, из которых в Заречье бывали человека три, вряд ли больше. Так что слушали его, раскрыв рты. Недавние соперники по состязанию кривились - приключения Глеба напрочь затмевали их собственные рассказы.
- ...И ты отыскал следы Накрута?
- Накрута ли, кого ли иного, но следы есть. Будто телега проехала на огромных колесах, помяв придорожные кусты. Я прошел по ним, пока было по дороге, а потом шел уже прямиком на Крутилки, а от них - дорогой, что ведет к Пятнистым Скалам...
Вновь и вновь приходилось рассказывать о Накруте, показывать рану, оберег, добытую посуду и металлическую палку, которой он сбил двух тетеревов на токовище.
- Токовище отыскал в Заречье?
- Нет, я пошел на Комариные Топи, там без дичи не останешься, а крюк небольшой.
- Так тебе там, - тихо произнес один из сегодняшних соперников, Будрим, - ночевать, должно быть, пришлось?
И все вокруг затихли. Кружки с чаем на стол поставили, и на Глеба уставились. Ну да, пришлось ночевать, как без этого на утренний глухариный ток попадешь? А что такого-то?
- Так ты как ночевал? С костром или без? - деловито уточнил все тот же Будрим.
Нехороший он был парень, и Глеба всегда презирал. Издеваться над собой тот не позволял, они порой дрались, Глебу доставалось больше, но и Будрим - это его мужское имя, в детстве его звали иначе - свое получал и особо не наглел. А вот уколоть словом стремился при первой возможности.
- Там без костра никак, комары сожрут, и замерзнешь, сырость кругом. Это в Заречье на сопках в сосняке можно рискнуть, там Ночного Народа нет.
Будрим усомнился - а как же Накрут?
- Значит, Накрут Ночному Народу не принадлежит, - пожал плечами Глеб.
Холостяки разом загалдели: обсудить Ночной Народ, да еще в пору, когда солнце вот-вот за окоем скроется - дело и страшное и сладкое. Пошли рассказы, кто кого когда видел, что происходило со знакомыми селянами в сумеречную пору или в местах дальних. Тут и выяснилось, что Комариные Топи место гиблое, одному же там ночевать - верная смерть; да и днем там людей пропало - не перечесть.
- Я в болота не лез, - оправдывался Глеб, - смотрел по растительности, где сухо. А токовище по слуху нашел, ну, это здесь всем понятно...
Мало того, что он вернулся из Заречья, принес находки, которые сейчас передавали из рук в руки, восхищаясь умениями Древних, пережил встречу с Накрутом, так он, оказывается, и охотничий трофей добыл один из лучших. Никто из остальных ничего крупнее зайца добыть не смог. Соперники по сегодняшнему состязанию смотрели на него кто растерянно, кто с ненавистью. Будрим, да и Сергиз - те точно с ненавистью. Ну, так они его и в ребячестве не любили.
Только Мирон, пожилой уже холостяк, грустно улыбался. Жалко его, конечно, он небось, сам не рад что выжил после Серого Засоса. Повезло, луговой дневной вихрь утащил его не столь далеко, Мирон вышел к реке и там наткнулся на селян-рыбаков, те его отвели в село. С тех пор живет, слабый, как ребенок, и холостой. За такого не одна девка не пойдет, хоть умом Мирон и не тронулся.
- Успеете наглядеться, большую железную миску и три малые тарелки я отдаю в пользование Дому, - объявил Глеб, сбивая волну всеобщей зависти. - Остальное родичам подарю.
Родичей, как знала вся деревня, у него всего и было: мать, да дядюшка Одрей с семьей. И посуды для них оставалось всего ничего: глубокая небольшая миска с с ручками и крышкой, расписная чашка, да три ложки из легкого железа.
- Себе ничего не оставишь? - ухмыльнулся довольный Будрим. - Или тебе ничего не стоит вновь в Заречье сходить, новый клад Древних отыскать?
Ну, такие приемы Глеб знал давно, еще ребенком перестал на подначки огрызаться или делать необдуманные заявления.
- Если только в Пятнистые Скалы, к Зеркалу Мая схожу. Но не один, сами знаете, нужна компания. Никто, кстати, туда не собирается?
К Зеркалу Мая ходили молодые, прожившие в Доме Холостяков не больше трех зим. И на вопрос Глеба откликнулись двое: Натан и Лексей. Оба прошли испытание прошлой весной, но тогда для похода оказалось поздновато. Случилось так, что этим летом просьбу на поход никто не заявлял, не нашлось смельчака взять на себя зачин. Общий разговор сразу рассыпался, холостяки разбрелись по углам, Глеб уговорился с парнями, что завтра они кинут клич среди подходящих по возрасту девок и не позднее вечера подадут просьбу. Тянуть некогда, вот-вот наступит лето, а Зеркало просыпалось поздней весной, и к началу лета вновь засыпало.
- Тебе рука идти не помешает? - участливо поинтересовался Лексей.
- Мне обещали, через три дня заживет.
Парни переглянулись, но промолчали. Решили, больше говорить не о чем - да и успеют они наговориться за несколько дней пути к Пятнистым Скалам. Глеб прилег на лежанку и мгновенно уснул.
- Настя, привет. Занята чем? - Глеб остановил девушку у западной городьбы.
- Огород ждет, - Настя замедлила шаг, - Ты чего спросить хотел, Глеб? Спрашивай...
Глеба поразила ее холодность. Как будто она разговаривали не с ним, товарищем по детским играм, по чтению книг - а в деревне читали немногие - а просто с односельчанином. Может, оттого что он получил взрослое имя, и с девушками теперь придется держаться иначе?
- В Заречье я встретил напарницу, ликом и манерами - точь-в-точь молодая Евдоха. Должно быть, в молодости к Зеркалу Мая ходила. Мы вот собираемся туда на днях. Пойдешь с нами?
Настя остановилась и принялась расспрашивать: как выглядела напарница, что говорила, во что была одета. Женское любопытство неистребимо, и когда Глеб намекнул, что в походе она все детали подробно узнает, да она и сама сможет на напарников поглядеть, девушка пойти согласилась. Разговор оставил неприятное чувство - будто он вынудил Настю согласиться и она это так и восприняла. Отсюда и ее холодность. Да и вообще - став взрослым, Глеб утратил право в любой момент говорить с незамужними девушками, сколько ему хочется. На улице остановиться поговорить чуть-чуть не возбранялось, прочее же общение определялось старинным порядком: по праздникам, когда проходили обряды да игры для молодых. Или вот в походе к Зеркалу Мая, для которого установлено единственное правило: старший по походу - шаман, подручный шамана или старейшина, которому молодежь послушна; он и определяет порядки, и в каждом походе они свои, оттого, что состав участников разнится.
Девушка удалилась. Глеб глядел ей вслед, темно-коричневый сарафан колыхался в такт легким шагам, а он мысленно представлял, как бы Настя выглядела в одежде напарников. Он хотел было подарить ей железную палку, что принес из Заречья, но почувствовал - сейчас подарки неуместны.
Селяне занимались своими делами. Холостякам работы распределял Фиодорий, прошедших испытания он не тревожил - пусть отдыхают, определяются, к чему руки ловчее прикладываются, к чему душа лежит. А старейшины той порой к ним присмотрятся, кто на что годен. Селению нужны и мастеровые, по дереву, по железу либо коже, нужны и охотники. Шаман нуждается в подручных, кто-то из них его заменит со временем. Ценятся лекари, не все же старым бабкам травки от разных хвороб заваривать: мужчина, он в корень глядит, знахарки только со знакомой хворобой управляться горазды. Ну, а кто талантом не богат, будет землю пахать, рыбу ловить, скотину пасти - тоже дело мужское.
Мать управлялась возле дома, у летнего очага. Глеб подумал, что мог бы отдать железную палку Игвару. Тот бы сложил матери печку, с ней сподручнее, и дров меньше уйдет.
- Нет, сынок, не стоит оно того, - возразила мать, придирчиво осматривая его руку. - Кто знает, чего тебе завтра понадобится. Палка сия древняя - твое единственное богатство, кроме нее, отдариться при надобности нечем. Холостяки, знаешь ли, и деревянными плошками обошлись бы, но теперь что об этом говорить...
Она не спрашивала, что он намерен делать дальше, о походе к Зеркалу Мая он сказал сам. Мать не возражала. Услышав, что и Настя тоже идет, осуждающе покачала головой:
- Ты все еще мальчишка. Не для тебя она, ей найдут жениха побогаче. Хочешь жениться - присмотрись к Варваре, к рыжей. Ее тебе отдать могут, девка в возрасте, скоро уже надежду выйти замуж потеряет. А хозяйка она прекрасная, и нрав у нее легкий...
- Что же никто не взял, такую-то замечательную? - зло усмехнулся Глеб.
- Родни у ней больно много. А кто у нас ей не родич, те парни других девок повыбирали. Надо бы ее в Наклонную было вовремя отдавать, да мать пожалела, теперь видишь, как оно вышло...
- Стара она для меня, Варька.
- Это так. Тогда не спеши жениться, новые девки нарастут, а ты в силу войдешь, может, шкурок беличьих еще накопишь.
Мать его поняла. Но легче от этого Глебу не стало. Поняла, но не поддержала: сказала, что все говорят в таких случаях - ищи пару по себе, не спеши, время покажет, что правильно... Да и дядя разочаровал.
- Да, вещички забавные, пригодятся. Себе-то что оставил?
- Вот эту палку. Не знаю, для чего она сгодится. Я ей глухарей сшибал...
- В кузнице приспособят к делу, - изрек Одрей, осмотрев железную штуковину, - пользы от нее может оказаться больше, чем от красивых ложек. Что делать думаешь?
- К Зеркалу Мая собрался... А что потом, не решил. Землю пахать скучновато, а охотник из меня не самый лучший. Может, в следопыты податься?
Дядя решение одобрил, но совсем не так, как ожидал Глеб.
- На два, на три года - мысль разумная. Заматереешь, дальние края посмотришь. Кто ты сейчас в деревне? Да никто, считай. Родни - почти нет, из хозяйства - одна вот эта палка. Жених из тебя никудышный, и девку тебе отдадут только, какая будет с изъяном. Вот накопишь полный сундук хоть посуды древней, хоть диковинок каких, я уж не говорю о шкурках ценных - тогда женишься, на ком пожелаешь. Хотя бы выбор у тебя будет. Да и охотничье дело поневоле освоишь, без него следопыту не выжить.
Совсем огорчился Глеб, когда дядя сказал, что в деревне его многие не любят. Мол, совсем никто, а перед другими, чей род куда приличней, лучшим выставляется. И только оттого стоит в следопыты уйти, с глаз односельчан долой. Опять же, следопытов в деревне уважают и побаиваются, хоть и нельзя сказать, что пользуются они всеобщей любовью.
- Хочешь, Одрей, чтобы я, как ты, жил?
- Хочу, - согласился дядя, - я свою судьбу так проложил, и не жалею. А ты со мной многим схож, чего же кривиться на добрый совет? Ты на что надеялся, с тобой сразу старейшины советоваться начнут, а девки вокруг тебя хороводы водить станут? Оттого лишь, что ты с напарниками говорил, да ложки по селению раздариваешь...
Глеб ни на что такое не надеялся, но и правда - его удачное возвращение для деревни малозначимо. Случай, и только. Вот если таких случаев будет несколько, его выделят среди прочих холостяков. А выделиться нужно, после железной башни, напарников, подземелья и Накрута он не считал себя простым деревенским парнем. И о Накруте...
- Одрей, а Накрут принадлежит к Ночному Народу?
Ответа не знал ни дядюшка, ни шаман с подручными, ни кто иной.
Глеб, Натан, Лексей - трое юношей, молодых мужчин. Глеб в занятиях не определился, Натан землепашец, горазд с лошадьми управляться, Лексей рыбак, разводит и ловит рыбу в прудах. Он хорошо плавает, знает повадки речной живности. Для похода в Пятнистые Скалы не самые нужные умения. И шесть девиц: Настя и ее двоюродная сестрица Онита, да рыжая Варвара - эта пошла в надежде на замужество, не иначе, все трое парней не ее родичи, могут стать женихами. В походе с ними будет трудно, выносливостью девки не отличаются. Другие девицы покрепче: младшая сестра Варвары, Дарица, девчонка веселая и шустрая, Глебу ровесница. И Ксанка с Олегой, неразлучные подруги: девки упрямые, смелые, на парней глядящие свысока. Ксанка-то понятно - она дочка старейшины, Дайара, а вот с чего Олега так высоко себя ставит, Глеб не понимал. Старшим с ними пошел Евпат, в сопровождающие он прихватил Пимена, следопыта.
Перед выходом из деревни Евпат при остальных предупредил Глеба:
- Заметим на твоем теле сыпь - отправим назад. Сложишь у реки шалаш, в нем и будешь жить. По дороге я покажу тебе место. Внял? Все равно пойдешь к Зеркалу Мая?
- Пойду, - твердо ответил Глеб.
А что еще скажешь, коль ты походу зачинщик, а на тебя шестеро девок смотрят. Да пятеро из них ему ни к чему, одной Насти достаточно. Хорошо хоть, старейшина сказал это при тех, с кем идут вместе, другие селяне не слышали. А то пошли бы разговоры, чего это в поход берут обреченного. Пусть не все заболевали после визита Накрута, а все же молва переживших визит считала порченными, хотя бы по-первости.
- Тогда выходим. До Федотова холма идем свободно, кто как пожелает, не хоронимся, - объявил Евпат, и походники чинно выступили по восходной дороге.
Их не провожали. Согласно обычаю, пока они не вернутся, даже упоминать их имена в разговоре не полагалось. Деревня о них на время как бы забывала, и тем укрывала от внимания Ночного Народа. Вперед немедленно вырвались трое: Варька и Ксанка с Олегой. Настя пристроилась рядом с Лексеем, немало удивив последнего. Видно, ей совсем не хотелось идти рядом с Глебом, вот она показательно и затеяла разговор с молодым рыбаком.
Зато возле Глеба незаметно оказалась Онита, плотная низкорослая девица со сросшимися густыми бровями и приплюснутым носом. Ее юноша знал мало, в детских играх Онита не выделялась, и имела репутацию нелюдимой.
- Глеб, почему тот холм - Федотов?
- Думаю, в честь Михаила Федотова, - ответил юноша, прислушиваясь к разговорам приотставших Насти и Лексея, - мы его знаем, как Ушедшего.
- Это кто тебе такое сказал? - Евпат услышал, остановился и обернулся к резвому умом молодцу .
- Напарники...
Меньше всего сейчас хотелось обсуждать напарников, а ведь он был в сем сведущ. Немногие в деревне с напарниками разговаривали, а случая, чтобы вместе рыбачить, варить уху, обедать - такого вообще никто не припоминал. Что говорили о них в деревне - то одно, видел же своими глазами Глеб другое. Однако спорить ни с кем не собирался, понимая бесполезность сего занятия. Лучше промолчать или отделаться расплывчатым ответом.
Евпат, не дождавшись от него продолжения, изрек:
- Словам их веры нет, могут и обмануть.
- Могут. Да и мы можем их неверно понять, говорят они не полностью по-нашему, - согласился Глеб, не сбавляя шага.
Он обогнал Ониту, которой старейшина громко, чтобы все слышали, рассказывал про Федотов холм. И ведь верно, прежде там была землянка, туда приносили дары Ушедшему. Еще в детские годы Евпата землянка обвалилась, шаман запретил ее чинить, так что дары теперь приносили исключительно проходящие мимо, если желали заслужить благосклонность Ушедшего. Уйдя вперед, юноша оказался рядом с Варей. Рыжая девица вопросительно на него глянула, но промолчала. Так молча рядом и шла. Когда Глеб оборачивался, чтобы взглянуть на Настю, оборачивалась вместе с ним, так что вскоре Глеб погрузился в свои мысли, шагая механически, не думая о спутниках по походу.
У холма присели передохнуть. Варя устало прислонилась спиной к дереву и закрыла глаза. Онита, та вообще упала в траву, как мешок с зерном. Остальные держались достойнее: присели кружком, тихо беседовали. Глеб поднялся к остаткам землянки Ушедшего, отломил от дорожной лепешки кусочек, раскрошил над заросшей ямой. Подошедшая следом Олега плеснула туда же несколько капель из походной баклажки.
- У тебя дома почитают Ушедшего? - мягко спросила девушка.
- Почитают? - засомневался Глеб. - Быть может. Вот помнят - точно.
Как не помнить: Ушедший заповедал столько правил жизни, дал столько объяснений непонятному... Но вот расходились его объяснения со словами шамана, с тем, чему учили старые женщины внуков и внучек, и оттого понемногу забывались они в деревне. Но помнили его заповеди еще многие, любой желающий мог их и услышать от знающих людей, и даже прочитать. Первые почитатели Ушедшего записали многие его изречения.
- Я о нем только в Заречье первый раз услышал, - признался юноша. - В Пятнистых Скалах, говорят, есть храм Распятого, любой может войти.
- Отведешь меня туда? - Олега схватила его за руку и просительно заглянула в лицо.
Глеб пообещал. Девушка попросила его держать их разговор в тайне, а Распятого вовсе не упоминать. Старейшины настроены против, они и Ушедшего-то не особо жаловали...
За Федотовым холмом шли, сторожась: впереди в полсотне шагов Пимен с Натаном, с луками в руках, затем девушки с Евпатом, Глеб с Лексеем приотстали. Они тоже держали луки наготове. Вблизи реки могли напасть Речные Тати. Большими группами они попадались только на реке, так что четверых лучников для защиты девушек хватало. Да и сами девки шли с ножами, Ксанка с Олегой, помнил Глеб, метали их не хуже парней. Возле самой реки походников встретил вынырнувший из кустов Одрей.
- Внизу видели лодку. Далече, однако лучше поостеречься. Через мост пойдем в потемках. И на четвереньках, кто знает, вдруг Тати в темноте видят, как днем?
Походники не возражали. Расположились тут же, недалеко от дороги, в кустах. Ждали темноты. Молчали. Для этого не требовалось команды старейшины, все понимали и так - неосторожное слово может выдать, до моста - сотни две шагов, кто знает, не затаилась ли рядом засада. Пимен сходил к мосту, вернулся, жестом показал - чисто. Но и Тати не глупцы, умеют стать незаметными, подстерегая добычу. Селяне не раз пропадали как раз возле реки, кроме следопытов и рыбаков, никто из деревенских, считай, реки и не видал. Только походники к Зеркалу Мая, но и они чаще проходили мост в сумерках, дабы Речные Тати, заметив их, не догнали уже в Заречье.
"А как они догонят"? - пришла в голову Глеба неожиданная мысль. -"Тати точно так же опасаются Ночного Народа, ночуют у сберегающего огня. И ночами не нападают. Или они знают, что в Заречье ночных сил опасаться нечего"? Раньше он о подобной возможности не думал. Получалось противоречие: либо Речные Тати в Заречье не опасны - а чего тогда их береглись? - либо Ночного Народа в Заречье нет. А вот с этим могли соглашаться только следопыты, шаман и старейшины сочтут такую мысль не то что глупой - опасной для деревни. Жаль, нельзя поговорить с Одреем, при всех об этом не стоит, а уединяться - тоже посмотрят косо. Евпат, так тот точно спросит, о чем он с дядей шептался. Врать Глеб не умел, и сейчас подумал, что иногда такое умение могло пригодиться.
Рыжая Варя пристроилась рядом, даже облокотилась на него немного. Дарица поглядывала на них с интересом, кто ее интересовал, непонятно. А вот Олега взглянула пару раз ему в глаза, Глеб почувствовал, что смотрела она на него оценивающе, будто впервые увидела. Уж Варя ее точно не интересовала ни в малейшей степени. Ксанка с гордым видом смотрела в пространство, окружающие для нее словно не существовали. Для нее - самое обычное поведение. Глеб ощутил смутную уверенность, что при первой опасности ее поведение изменится разительно. Настя устроилась так, чтобы оказаться к нему спиной, разговаривала, то есть шепталась, с Лексеем. Онита лежала на спине, закрыв глаза. Видать, шла девка из последних сил. А ведь поход только начался...
Поднялись, когда покрасневший диск утонул в дымке окоема, окрасив закатное небо оранжевым разливом. На мост вышли в полный рост, а там опустились на четвереньки и поползли. Кстати пришлись две повозки на маленьких колесиках, хранящиеся в ямке у придорожных кустов. На них погрузили походные мешки и луки. Первую повозку толкали Натан с Пименом, вторую, следовавшую за основной группой - Одрей с племянником.
Оказавшись над рекой - об этом Глеб узнал, узрев темную поверхность воды сквозь щели в растрескавшихся досках моста - дядя с облегчением сказал:
- Ну вот, здесь нас с берега не услышат. Ты что хотел спросить? Говори, я вижу, ты сам не свой.
- Речные Тати Ночного Народа боятся? Если да, то чего мы их на закате опасаемся, все равно не догонят...
- Кто их знает. Ходят некоторые наши следопыты ночами без огня, отчего и им не ходить...
- Чего старейшины всех убеждают, что Ночной народ в Заречье есть? И почему Ушедшего стараются забыть?
- Кто верит в Ушедшего, кто не страшится любой ночной тени, тот и слова старейшин сомнению подвергнуть может, - усмехнулся Одрей. - Следопытов они терпят, робкие следопыты деревне ни к чему, а ну как другие тоже пожелают своим умом жить? Раздор получится, перессорятся все между собой, деревня погибнуть может. Вот старейшины и смотрят - кто силен, в себе уверен, для деревни полезен и раздоров избегает - тем дозволено свое мнение иметь. Только такой человек и сам не каждому свои мысли доверит. Я вот с тобой говорю по-родственному, с прочими больше молчу. И ты тоже впредь думай, кому что говорить станешь...
Ползти, подталкивая повозку, было непросто. Ноги уставали от непривычной позы, пот заливал глаза, а еще следовало постоянно оглядываться, нет ли угрозы сзади. Разговор затих сам собой. Впереди девушки, все в пастушечьих мужских штанах, серых, обшитых зеленым по коленкам и ягодицам, ползли дружной группой. Глеб сзади узнавал только Ониту, по самой широкой задней части, и Дарицу - эта была самой стройной. Настю он узнать не смог и расстроился, осознав это.
Разогнувшись на той стороне реки, Глеб обнаружил, что ветер с реки достаточно свеж, а небо потемнело настолько, что пора и огонь разводить, коли не желаешь с Ночным Народом накоротке переведаться. Походники похватали свои мешки и сбились в кучу, настороженно озираясь. Евпат предупредил, чтобы факела без его команды не зажигали. Одрей тем временем связал повозки и потащил за собой через мост, не попрощавшись. Только теперь молодежь осознала, что они в Заречье. Девушки пристроились поближе к парням. Настя и Дарица к Лексею, Варя с Онитой - к Глебу. Ксанка с Олегой держались сами по себе, Натан прилепился к ним, и Евпат тоже. Пимен шел впереди, шагал широко, но девушки не отставали. Страх подгонял.
Прошли несколько сот шагов, небо окончательно потемнело, и тут следопыт свернул направо. Зашагали по траве, вскоре из темноты появилось угловатое строение с плоской крышей. Пимен предупредил, что перед входом торчат камни, и принялся заводить девушек по одной в темнеющую пасть входа.
- Внутри можно запалить факел, - разрешил Евпат, - только осторожно, не подпалите ветки на полу. Глеб и ... Ксана, зайдите в лес, нарубите лапника. Огня не зажигайте...
Глеб в наступившей тьме узнал Ксанку только по фигуре, лица уже не различались. Он попробовал взять ее за руку, но девушка отшатнулась от него.
- Я дорогу различаю, не споткнусь. Держись за мной.
Она решительно шагнула в сторону и затерялась на фоне темных ветвей. Глеб различал только движение, фигуру разглядеть не мог. Искать сосны им пришлось на ощупь, ветви рубили каждый сам по себе, назад отправились, перекликаясь.
- Ты, мнится, в темноте видишь, как кошка? - полюбопытствовал юноша, продираясь сквозь кусты.
У строения кто-то запалил маленький костерок - пламени не видно, но отсветы на камнях не дают сбиться с дороги.
- Должно быть, чуть лучше тебя. Здесь главное - не бояться, - высокомерно заявила Ксанка.
Глеб не ответил. Он боялся, но не признаваться же в этом девушке, которая и так на него глядит свысока. Костерок развели в яме возле нагромождения камней, он освещал вход в строение, с других сторон пламя прикрывали камни или передняя стена строения, кое-как сбитая из неровных досок. Прочие три стены и крыша оказались каменными, осыпающимися от старости, но вполне надежными. На пол постелили лапник, отрядили смотреть за костром на первую половину ночи Натана - в углу обнаружился запас дров - и улеглись спать. Место для Глеба нашлось, как легко можно догадаться, между Варей и Онитой.
Проснулся он поздно; едва забрезжил грядущий рассвет, превратив тьму в темную серость, как все девчонки встали и разошлись по утренним делам. Глеб присел, огляделся. Спал только Натан, которому выпало первое ночное дежурство. Лексей возился у костра, Настя ему помогала, Евпат раздавал поручения. Он обернулся на вышедшего наружу Глеба.