Вот ведь не зря же говорят, что понедельник - день тяжелый. Сегодняшнее светлое и радостное утро ну никоим образом не предвещало плохого дня и... на тебе!
Впрочем, расскажу обо всем по порядку.
Придя на работу в бар где-то около девяти утра, я облачился в синий халат, в котором выполняю все хозяйственные работы - уборку, раскладку товаров, сортировку и складирование тары и прочее, - и подумал было, что уж сегодня, в свой выходной, я спокойно и без помех сумею сделать все необходимые дела, а также подбить дебет-кредит.
Но едва я занялся делами, как в дверь бара кто-то постучал, а секундой позже я услышал голос директор ресторана:
- Савва, открой немедленно, у меня к тебе есть серьезный разговор.
- Весь внимание, босс, - распахивая дверь и широко улыбаясь, говорю я и отступаю на шаг. - Доброе утро, Александра Семеновна.
Директор ресторана, останавливаясь в дверях и держась рукой за косяк, продолжает:
- Здравствуй, Савва. Скажи, ты мне можешь одолжить 250 рублей?
Сразу вот так, с порога. Несколько удивленный этим вопросом, я на секунду задумался. Он показался мне не совсем корректным: с одной стороны директор, как коллега по работе, возможно, по какой-то своей надобности хочет взять у меня денег взаймы; во-вторых - она мой начальник и этим уже кое-что сказано; а в-третьих, она часто участвует в ревизиях, в том числе и тех, которые проводят у меня в баре, и не просто присутствует, а является председателем комиссии. А это уже совсем другой разговор и, возможно, таким способом Александра Семеновна собирается вымогать у меня деньги, то ли обнулить для какой-то цели кассу бара. Тут главное - суметь правильно определиться, сориентироваться, хотя и сумма то, откровенно говоря, не ахти как велика. Правда, - но это уже тема отдельного разговора, - и такой суммы у меня при себе не было.
Я отвечаю осторожно:
- Если вам не очень срочно, то я могу завтра из дому принести.
- А если мне нужно срочно, сегодня, сейчас?
'Так-так, что-то манера разговора у нее агрессивная, а это не к добру', - подумал я, а сам, изобразив безвинное лицо, развел руками:
- Ну, у тебя же есть кассовые деньги! С вечерней выручки остались?
'Так вот оно в чем дело, оказывается!'
- Есть, конечно, - отвечаю.
- Так ты что, не можешь дать мне их сейчас, а завтра из своих собственных в кассу доложить? - спрашивает Александра Семеновна. - И ордерок за два дня завтра же приложишь.
- Я даже не знаю, - говорю я, лихорадочно соображая, как мне в этом случае поступить, затем продолжаю: - Ведь я должен деньги за выходные дни - субботу и воскресенье - сегодня сдать, это для буфетчиков, как вы знаете, обязательное правило. (Впрочем, и это не проблема, конечно, теперь мне просто любопытно, что моя директриса еще посоветует и как далеко в своих запросах и советах готова зайти).
Я смотрю на ее напряженное покрасневшее лицо, и тут до меня начинает доходить, что у Александры Семеновны наступил решающий момент захвата власти в ресторане, и она мне это сейчас весьма недвусмысленно демонстрирует. То-то я в последнее время стал замечать, что она постоянно конфликтует то с заведующей производством, то с начальницей кондитерского цеха, теперь вот и за меня взялась.
Тут дело-то в том, что мы трое - материально ответственные лица, а директор - лицо всего лишь административное, однако она жаждет всем нам продемонстрировать свою власть.
Словно в подтверждение моих мыслей Александра Семеновна говорит:
- Ну вот, я так и знала, Савва, что ты откажешь своему директору. И была готова к этому. И вообще, я хочу тебе сказать, что дальше так дело не пойдет. Мы с тобой не сможем больше работать вместе.
- Это почему же, Александра Семеновна? - лихорадочно соображая, к чему весь этот разговор, говорю я. - Разве что-нибудь не так? Ведь прежде, насколько мне помнится, все было замечательно, мы с вами так слитно и плодотворно работали...
- Да, раньше было хорошо, а теперь - плохо, тупик, никак! - Александра Семеновна сходит с русла нормального разговора и срывается на крик. - Я тебя, понимаешь ли, постоянно покрываю на собраниях, защищаю от нападок начальства. Сколько уже было разговоров о том, что ты здесь, в баре, по ночам пьянки-гулянки устраиваешь, а по утрам девки от тебя выходят. - Пауза. - Да и парни тоже. Причем, целыми группами. (При последних словах моя физиономия вытянулась от удивления - с девками-то все понятно, а когда это парни от меня выходили? Постой, ну, конечно же, вспомнил, было как-то раз - в карты с друзьями у меня в баре допоздна заигрались, так как больше пойти было некуда).
- И все эти вопросы я улаживала, закрывала своей грудью, можно сказать, - продолжала она. - А теперь все, больше не хочу и не буду.
Я внимательно слушал. До сих пор у нас с Александрой Семеновной действительно были нормальные рабочие отношения, как у подчиненного с директором, мы, как мне казалось, вполне друг друга понимали и все нас обоих устраивало. Раз в неделю по установленному мною же порядку я заносил ей в кульке представительский набор: бутылочку коньяка, банку икры, банку кофе, шоколад там, пивко, напитки разные, соки, но денег - ни-ни, даже разговора об этом не было.
Повторяю, должность ее - директор ресторана - была не престижной, и поэтому у Александры Семеновны при всем ее желании не было возможности поставить себя над материально ответственными лицами.
- Короче, - прерывает мои мысли директриса, - я думаю, что нам с тобой вдвоем под одной крышей не ужиться, следовательно, теперь вопрос стоит так: в ресторане остается один из нас: ты или я.
'Ах, вот даже как?' - подумал я, и от ее слов неприятно резануло по нервам, кольнуло в затылке.
- А почему не вы и я - вместе? - спрашиваю я ее. - Вы мне объясните ситуацию, я, может, чего недопонимаю, молод еще. И тогда под вашим чутким руководством мы и дальше будем конструктивно решать вопросы. Вместе - вы и я.
- Нет, Савва! Уже поздно! Я тебе говорю, что в ресторане останется один из нас, и точка!
- В таком случае остаюсь я! - неожиданно для самого себя выпалил я. И только в следующую секунду понял, что я наделал. Нет, я не испугался, что было бы логично, я просто понял, что это конец.
Александра Семеновна от растерянности потеряла дар речи и несколько мгновений молча открывала рот, словно рыба, лишенная родной стихии, затем, не сказав больше ни слова, выскочила наружу и захлопнула за собой дверь.
А я задумался, с лихорадочной быстротой перебирая в уме варианты:
'Что я наделал? Я сам себе отрезал все пути к отступлению. Ну, хорошо - есть ли у меня теперь хоть один шанс из десяти, из ста, в конце концов? Нет, не вижу выхода, мне просто необходимо серьезно все обдумать.
Директор общепита Наина Васильевна - Мамочка - относится ко мне неплохо, но... денег ведь я ей не заношу, поэтому она против Александры Семеновны меня не поддержит, - кто я такой, в конце концов, по сравнению с директором ресторана. И главное - жутко сказать - стаж последней в партии - 27 лет! А это весьма немаловажный при нашей социалистической действительности аргумент. А кто такой и что такое против нее я? Нерадивый комсомолец, который даже копеечные взносы не вовремя платит. Конечно, директор торга Владимир Викторович тоже ко мне с симпатией относится, но... и с ним ведь у меня нет денежно-любовных отношений, только как-то раз, да и то по пьянке, у нас с ним состоялся разговор о том, что мы, бармены, берем под свою ответственность приемы партийных гостей и друзей торга...
И все. Да... явно недостаточно.
Парторг торга, он же начальник отдела кадров, вроде ко мне благоволит, но... у него не так давно был личный конфликт с неоплаченными банкетами в ресторане, из-за которых он, кстати, чуть с работы не вылетел, так что и он может в случае чего принять сторону моей начальницы. Да и по партийной линии опять же все замыкается... Несомненно, Александра Семеновна ему ближе, роднее.
Остается всего один человек... ПАПА. Он же первый секретарь райкома партии Юрий Никитович. Самая высокая, она же и последняя в нашем городе инстанция и моя единственная надежда... Ему я денег не носил, водкой поить бесплатно не обещал, но он - ВЕЛИЧИНА, не чета остальным! Он единственный, кто может решить сегодня мой вопрос - более подходящего варианта я не нахожу. Благоприятного для меня, имеется в виду. Кроме того, мне кажется, что я уже знаю, о чем именно буду говорить с первым секретарем'.
Прошло около получаса, я с ожесточением перемываю посуду - это меня немного успокаивает, - и одновременно отрабатываю в голове детали предстоящего разговора с ПАПОЙ.
Вдруг дверь без стука открывается, и в бар входит заместитель главного бухгалтера Галина Ивановна, а следом... 'моя' директриса - многоуважаемая Александра Семеновна, которая прямо с порога объявляет, словно обухом по голове огрела:
- Ревизия. - И тут же, мстительно улыбнувшись, добавляет: - Наличные деньги, Савва, те, что у тебя в кармане находятся, в расчет приниматься не будут, в отчет пойдут только те, что по описи лежат в сейфе закрытые.
Да... ситуация. Не ожидал я от Александры Семеновны такой прыти. Каверза ходячая. А у меня, дурака, еще не подсчитано, ведь я собирался начать проверяться как раз после уборки. Не говоря уже о том, что в кассе наверняка не хватает около пятисот рублей - я позавчера вечером проигрался в карты, но из дому денег не нес, по одной простой причине - у меня их не было... Что же до плановой ревизии, которая, как я рассчитывал, должна была состояться не ранее, чем через пару недель, я попросту надеялся, что все мои дела к тому времени сами выправятся. Вот и выправились, как же! Твою мать, а? Тут со своими делами запутаешься - друзья, карты, пьянки, женушка непутевая, девушки легкого поведения, - а на рабочем месте, в ресторане, на меня, оказывается, в это же время настоящая охота идет, как волка со всех сторон обложили, даже по ночам следят, вот и ревизию по просьбе этой... - я непроизвольно скрипнул зубами, - прислали.
-Ну что ж, милые девушки, - говорю я, снимая с себя халат и надевая рубашку, - раз так, то я, пожалуй, пойду, погуляю, а вы тут сами разбирайтесь. У меня, к вашему сведению, сегодня выходной. - С этими словами я бросил связку ключей от бара и подсобных помещений на стойку и вышел наружу, хотя Галина Ивановна истерически вопит вслед, что меня уволят еще до обеда лишь за то, что я от проведения ревизии отказываюсь. Но я уже вышел на улицу и направился прямиком к зданию райкома партии, благо идти туда от силы десять минут.
В приемной первого (а заодно и второго секретарей райкома - оба они сидят на одном этаже, кабинеты напротив) полно народу - десятка полтора директоров и начальников самого различного ранга и калибра дожидались своей очереди на прием.
Секретарша Валентина - очень симпатичная женщина, жена моего тренера по самбо-дзюдо Женьки Ивашко (она меня, кстати, давно знает, с раннего юношеского возраста) встречает меня приветливо:
- Ты что-то хотел, Савва?
- Мне нужно к ПАПЕ, - кивнув на дверь, говорю я. - Срочно!
-Иди, - просто говорит она. - Он сейчас там один. Я ему и докладывать не буду, сам разберешься.
Я киваю ей и при общем молчании присутствующих направляюсь к дверям, осторожно открываю их, вхожу в огромный кабинет и шагаю прямиком к столу, за которым сидит высокий, кудрявый, с легкой проседью в волосах человек и просматривает какие-то бумаги.
- Доброе утро, дорогой вы наш Юрий Никитович, - громким бодрым голосом говорю я.
ПЕРВЫЙ отрывает глаза от бумаг на столе и удивленно глядит на меня. Затем встает, выпрямляется во весь свой богатырский рост и открыто улыбается. - Здравствуй, дорогой наш барменщик. Какими судьбами? Зачем к нам?
- Ну, не только же вы к нам. Иногда и мы к вам, - пытаюсь шутить я, но голос мой, наверное, выдает волнение: здесь и сейчас должен решиться вопрос моей работы, а возможно - как знать - и всей дальнейшей судьбы. - Вот, - продолжаю я, - хотелось бы с вами встречаться лишь по приятным поводам, но, увы... - и я развел руками.
- Есть проблемы? - спрашивает ПАПА.
Он хмурится, в голосе его начинают звучать металлические нотки, жестом он мне показывает - садись. Но я продолжаю стоять.
Он большой психолог, наш Юрий Никитович, и очень крепко, уверенно сидит в своем кресле. Он высокий, под 190 см, блондин с кудрявыми волосами, красивый, осанистый, а главное - после двух, а порой даже и трех употребленных им бутылок водки в кругу коллег может без труда говорить одними Ленинскими цитатами, а также тезисами из Брежневских речей, произносимых им на съездах, - одним словом, несгибаемый партиец.
А главное - он в фаворе у самого высокого партийного республиканского начальства, и два ордена Ленина сверкают на его груди. Еще год-два, как и несколько предыдущих, наш район перебьется без овощей (а что ему, народу нашему многострадальному, остается делать, как не терпеть), и тогда сдадим все, что соберем, в закрома Родины (чтобы оно там все перегнило к чертовой матери!) и нашему ПАПЕ дадут еще один орден Ленина, а в пару к нему прицепят медальку 'Героя' Социалистического труда.
ПАПА могуч и непотопляем - сам прокурор его боится, лебезит перед ним; редактор районной газеты, собиравшая на него компрометирующие материалы, канула в лету, то есть, попросту говоря, была убита при весьма странных и не выясненных до сих пор обстоятельствах; начальник районного КГБ - подполковник, кстати, супруг нашего директора общепита - МАМОЧКИ, - и тот до срока слетел на пенсию, не сумев, видимо, правильно определиться, кто главный в районе; ну а председатель горисполкома - тот и вовсе марионетка и пустышка, умевший только губы надувать и бормотать что-то там о труде и дисциплине.
Я стою, переминаясь с ноги на ногу, а ПАПА мне говорит:
- Ну, выкладывай, не стесняйся!
Я вдохнул и начал:
- Есть у нас в ресторане директор, зовут ее Александра Сергеевна. Вся проблема в том, что она 27 лет в партии и...
ПАПА садится на свое место, жестом повторно приглашая сесть и меня.
- ...так вот, она интересуется, - продолжаю я, осторожно присаживаясь на краешек стула, - на какие такие деньги работники райкома партии пьют в баре. Интересуется и вами в частности, всякие подкожные вопросы задает и требует от меня письменных объяснений или счетов. (А справедливости ради следует отметить, что недавно директриса действительно поднимала все эти вопросы - то ли по наивности, то ли по глупости).
- Ну а ты что же?.. - ПАПА буквально на глазах сделался грозен и теперь напоминал Везувий перед извержением, во всяком случае, насколько я это себе представлял.
- А я ей сказал, что нет у меня никаких долгов и счетов с райкомом, да и быть не может, а если кто и бывает у нас, тот всегда сам и платит.
Взгляд его немного потеплел и голос его смягчился:
- Молодец, хорошо ты ей сказал. Надеюсь, у тебя всегда будет порядок в этом деле?
- Со мной у вас затруднений не будет, - заверил я. - Ни записей, ни даже устных счетов я не веду. Комар носа не подточит.
Юрий Никитович снял телефонную трубку, набрал номер, долгим взглядом посмотрел сквозь меня, затем проговорил в трубку:
- Владимир Викторович?
К директору торга дозвонился - понял я, испытывая одновременно ужас и восторг от того, что всю эту катавасию затеял.
- Я. - Голос в трубке был слышен даже мне.
- У тебя в общепите есть одна, ну эта, директор ресторана, - без предисловий начал ПАПА, при этом он так кривился, пока эти слова выговаривал, будто червяка жевал.
- Да?.. - вновь послышалось из трубки. - Владимир Викторович, судя по тону, был само внимание и только ждал, что ему поручат: казнить или миловать, повышать или понижать в должности.
- Убрать!.. - перекосившись лицом, то ли рявкнул, то ли плюнул в трубку ПЕРВЫЙ. - Немедленно выброси эту суку из ресторана к едрени матери. - И тут же, не прощаясь, уронил трубку на аппарат.
Я сдуру, начитавшись в юности детективов, решил, было, услышав слово 'убрать', что все, убьют теперь нашу Александру Семеновну, потом спохватился, стал успокаиваться, затем встал, понимая, что мое время истекло.
Встал и ПАПА. Лицо его было сурово.
- Змея прокралась в наши ряды. Но мы не позволим... - ПАПА, не закончив мысль, поглядел на меня изучающим взглядом и решил эту тему дальше не развивать. - А ты иди, иди, Савва. И знаешь что, подавай-ка ты заявление в партию, я тебе лично свою рекомендацию дам, хоть нам, секретарям, это делать и не полагается. Хватит тебе за стойкой скакать, директором тебя сделаем, вначале ресторана, потом общепита, а там, глядишь, Владимир Викторович, директор торга, на пенсию соберется... А пока что иди...
Я, слегка ошарашенный всем произошедшим, в одно мгновение, не прощаясь, покинул кабинет и, едва успев шепнуть секретарше Валентине: 'Спасибо!', выскочил на улицу. Я шел и не знал, радоваться мне или печалиться - ведь в такой игре пешки, подобные мне, нередко слетают с игровой доски в первую очередь.
Получасом позже, взяв взаймы на дому у своего товарища и карточного партнера Василия Ивановича М. пятьсот рублей, я отправился в кассу общепита, куда внес деньги - всего 1200 рублей вместе с долгом и наторгованными за выходные наличными - теми, что были у меня при себе, - после чего, с ордером в кармане, неторопливой походкой подходил к ресторану.
А к этому времени меня в баре уже поджидали. Замдиректора общепита Марья Ивановна с ходу заявила мне, что, во-первых, теперь она - председатель комиссии на ревизии вместо Александры Семеновны, а во-вторых, бухгалтером пришла на ревизию сама главбух, а третьей с ними была еще и главный технолог, - очевидно, для полного букета. Но самый большой сюрприз поджидал меня минутой позже: в бар стремительной походкой вошел директор торга Владимир Викторович; он, обведя всех строгим взглядом, поздоровался, затем без своей обычной улыбочки посмотрел на меня, потом на остальных и сказал:
- Сделайте все, как полагается, а результаты ревизии передайте моему главбуху, в торг. Надеюсь, вас не надо учить, как правильно проводятся ревизии. - Сделав акцент на слове 'правильно', он покинул помещение, но его слова повисли в воздухе - все стали озираться друг на друга в недоумении. (Я лишь очень надеялся на то, что присутствующие поняли главное - результаты ревизии должны быть хорошими). После короткого замешательства все, наконец, вспомнили, для чего мы здесь собрались и приступили к ревизии.
- А где Александра Семеновна? - пытаясь сохранить невинный тон, спросил я, доставая папку с документами для составления отчета.
- А ее отстранили от работы, - видя, что никто не отвечает, выпалила главный технолог Елена Владимировна, затем, посмотрев на остальных, сконфузилась и покраснела так, что мелкие розовые прыщики, которые покрывали ее лицо, резко проявились и покраснели. Больше до самого окончания ревизии никто из нас не произнес ни слова, кроме необходимых по работе.
Ревизоры, делающие переучет товаров каждый день, уже наловчились, работая со мной в баре, заканчивать ревизию в течение часа-полутора, ну а в исполнении таких высоких специалистов, которые проводили мне ревизию сегодня, мы управились с делом тоже достаточно быстро, буквально за три часа, и ревизоры в конце ее с облегчением вздохнули: итоговая недостача, составившая 20 рублей, как раз идеально подходила под списание.
Едва мы закончили, как в баре появился личный водитель директора торга - Петр. Он взял из рук главного бухгалтера папочку с результатами ревизии и, не сказав ни слова, отбыл восвояси.
В итоге все вышеперечисленные лица остались довольны и при своих интересах, а я через неделю в приказе по общепиту получил от МАМЫ выговор - 'за нарушения во время проведения плановой ревизии', но был доволен (как вы сами понимаете, уважаемый читатель) больше всех остальных.
Вечером того же дня директор торга Владимир Викторович, находившийся в ресторане с какими-то гостями из Министерства торговли, столкнулся со мной у входа в банкетный зал, где они только что отужинали.
Я, проходил мимо, торопился в бар, но, увидев его, остановился и поздоровался. Владимир Викторович - глаза его маслянисто поблескивали от выпитого, а сам он весь источал благодушие, - указывая на меня, сказал своим гостям, в голосе его слышались ласковые нотки:
- Вот, знакомьтесь. Это наш новый директор ресторана. Завтра хочу утвердить его в должности. Старого директора я сегодня уволил, не чувствует, знаете ли, текущего момента.
Я должен был как-то отреагировать на такое доверие, поэтому попросил:
- Владимир Владимирович, прошу заменить это назначение расстрелом!
Директор торга и остальные недоуменно уставились на меня, но уже спустя несколько секунд шеф рассмеялся, и гости тут же его поддержали.
- Хороший парень, - сказал Владимир Викторович, жестом отпуская меня. - Это он так шутит.