Сергей Николаевич был простым советским служащим. Заработок имел... Да, что там говорить, - можно себе представить, что за заработок у рядового советского служащего. Не шибко разгуляешься. Тем не менее Сергей Николаевич считал, что ему вполне достаточно. Как бы там ни было, а к началу перестройки он имел кое-какой счет в сберкассе и два костюма: один, более старый, он надевал на службу, другой хранился в шкафу как праздничный.
На работе Сергей Николаевич слыл активистом и хотя в партии не состоял, с удовольствием посещал все открытые собрания, на которых с жаром клеймил мировую буржуазию и прочие отрицательные явления капиталистического мира. Особенно любил обличать происки сионистов и хотя очень смутно представлял, кто они такие и чем отличаются от пианистов или экспрессионистов, зато слово это легко выговаривалось, не то, что империалисты или хуже того: кол-ла-бора-ционис-ты - тьфу ты, Господи, язык сломать можно.
Для поддержания престижа Сергей Николаевич держал на рабочем столе пачку папирос "Герцеговина Флор", из которой угощал всех желающих. Все знали, что он, подобно Сталину, курит только "Герцеговину". А Сергей Николаевич каждое утро до прихода сослуживцев подсыпал в пачку более дешевого и недефицитного "Казбека", благо никто не удосуживался прочитать надпись на мундштуке.
Кампанию по борьбе с пьянством Сергей Николаевич, будучи человеком непьющим, перенес более-менее стойко. Он вступил в общество трезвости и теперь на собраниях клеймил позором пьяниц столь же рьяно, как прежде сионистов, тем более, что в отличие от неведомых абстрактных сионистов, пьяницы представляли собой вполне реальный объект.
Возникший вслед за этим табачный дефицит смел со стола Сергея Николаевича пачку от "Герцеговины Флор".
Начавшиеся в стране рыночные реформы вызвали инфляцию, быстро поглотившую сбережения, но Сергей Николаевич не унывал, поскольку по окончании реформ ему была обещана достойная жизнь, и он ждал наступления этой жизни так же терпеливо, как прежде ждал прихода светлого коммунистического будущего. Кроме того, у него еще было два костюма, один из которых он носил по будням, другой же берег на праздники. Сергей Николаевич перестроился: ругал на чем свет стоит партократов, как прежде - мировую буржуазию и дожидался окончания реформ.
Заработки Сергея Николаевича становились по сравнению с дореформенными все выше, чем он был бы очень доволен, если бы ни цены, которые лезли вверх еще более стремительно. Старый костюм износился до того, что ходить в нем стало уже неприлично. Покупать другой было не за что. Сергей Николаевич решил обходиться одним, тем более, что праздники стали отмечать менее торжественно, чем прежде, а партсобрания прекратились и вовсе. Повесив старый костюм в шкаф, он вышел на службу в новом. Сослуживцы отметили перемену в гардеробе Сергея Николаевича и поздравили с обновкой.
Время шло, а конца реформам не было видно. Обещанная достойная жизнь начала казаться столь же призрачной, как прежде - светлое коммунистическое будущее. Тысячекратно выросшего по сравнению с доперестроечным заработка едва хватало на самые необходимые нужды, и Сергей Николаевич никак не мог согласиться, что именно такой жизни он и достоен. Сергей Николаевич возроптал. Он стал посещать всевозможные митинги, на которых, пользуясь свободой слова, не стесняясь в выражениях, высказывал свое возмущение ходом реформ и требовал, чтобы правительство вернуло утраченные из-за инфляции сбережения, а также лозунг "Пролетарии всех стран соединяйтесь!", причем особенно почему-то настаивал на последнем, хоть и не очень ясно представлял, кто такие пролетарии и чем отличаются они от гениталий. В его сознании смутно вырисовывалось нечто, пролетающее высоко над землей. Пролетарии... Как это нечто будет соединяться и что из этого получится, он и вообразить себе не мог, посему жаждал увидеть сие воочию. Правительство голосу Сергея Николаевича не внимало и требуемого не возвращало. Тем временем часто надеваемый по случаю митингов новый костюм Сергея Николаевича быстро приходил в упадок, и, однажды заглянув в шкаф, он к удивлению своему обнаружил, что старый смотрится куда приличнее. На следующее утро Сергей Николаевич пришел на работу в старом костюме. Сослуживцы заметили перемену в его гардеробе и поздравили Сергея Николаевича с обновкой.
Бывший новый костюм висит в шкафу и дожидается своей очереди.