- А вообще-то все это ложь, - сказал Тингол, не оборачиваясь.
- В смысле? - не понял Антон, уставившись ему в спину. Тингол молчал, размеренно шагая вперед; Антон догнал его и пошел рядом, стараясь разглядеть выражение его лица в темноте (от фонарей они уже удалились порядочно, а солнце за восточными плотными облаками еще не успело разогнать предрассветную темноту). Тингол молчал, смотрел вперед, и Антон наконец не выдержал:
- Эй, величество, в реальность вернись! Куда улетел опять? Что там опять ложь?
- Ну, ложь. Сказки, - пояснил Тингол со вздохом, покосившись на него; глаза блеснули. - Я как раз сейчас чувствую, что возвращаюсь в реальность. Ролёвка умирает, превращается в паясничанье, отаку, косплей. Кто сейчас помнит, с чего все начиналось? Коны умирают, отыгрыш умирает. Мы с тобой - динозавры, мы на своих рафинированных закрытых сходках трындим ни о чем, чтобы не признаваться себе, что уже десять лет учим роли, о которых лет десять как стоит забыть. Поход в Страну Востока провалился, Тоха.
- Ну и несет тебя, - задумчиво заметил Антон. - С недосыпу, что ли? Аж завидно. Никакой травы не надо...
Оба замолчали, шагая по обочине. Облачный рассвет разгорался медленно и неохотно; слева, из-за поля, издалека постепенно неспешно подходил к тракту лес. Ветер гнал по дороге пыль, ощутимо пробирал холодок.
- Раньше я думал, что вот, как это прикольно: найти зеленую дверь и выйти в другой мир, - снова начал Тингол, размеренно шагая и глядя вперед. - Не такой унылый, как этот. По молодости бился головой обо все стены, которые оказывались на дороге: почему это невозможно, не может быть, чтобы это было невозможно! Потом голова обросла шишками, я научился смеяться над этим желанием, прятать его. Нашел какие-то лазейки, чтобы быть и в обществе - и одновременно отдельно от него. Сделал вид, что меня это устраивает... Ты смотришь тропинку?
- А ты нет что ли?
- Смотрю, но темно же, не видно ни хрена. Указателей-то там никто не поставит.
- Да уж. Какие уж там указатели.
Они пошли медленнее, вглядываясь в стену леса, которая уже некоторое время тянулась вплотную к дороге; свистнула птица, потом вторая.
- Слышишь? - сказал Антон с невольной улыбкой. - Тут всегда слышнее. Классно, а?
Тингол снова покосился на него, ничего не ответив. Птицы залились гуще; посветлело как-то сразу. Темная стена деревьев разобралась на стволы, ветки, мельтешащую листву, перестала быть собственно стеной: оказалось, что это довольно жиденькая смешанная рощица.
- Ну ладно, а ты почему вдруг этот разговор завел? - приступил наконец Антон. - Про "рок-н-ролл мертв"? Поплакаться опять что ли?
- А, та ну тя нах. Просто чтобы понимание было. Ты вот что мне можешь возразить, кроме того, что я якобы недоспал и гоню? Хоть одну сейчас команду назови такую же волшебную, как раньше. Хоть одну игру. О, гляди!
Деревья слева чуть расступились, открывая слабо протоптанную, полузаросшую тропинку.
- Не модная дорожка-то в этом сезоне, а? - усмехнулся Антон.
- А когда это она была модной? Ну что, идем?
- А зачем мы еще сюда приперлись, если не идем?.. - и они свернули с тракта.
- Знаешь, что я тебе отвечу? - заговорил Антон, шагая вслед за Тинголом по прошлогодней листве. - Ты состарился, вот что. Ты вырос из ролёвки. Ты уже не можешь так же с головой в отыгрыш нырнуть, поэтому тебе и кажется, что отыгрыша больше нет. А еще тебе кажется, что все малолетние ролевики - долбоёбы, каких мало, и ни один не сечет фишку. Так, понимаешь ли, классных, адекватных людей всегда было мало. Почему я тебе это должен объяснять, я не понимаю.
- Значит, состарился, - усмехнулся Тингол, и некоторое время они шли молча, внимательно поглядывая по сторонам. Птицы заливались вовсю, ноги оставляли в жухлой подстилке сырые отпечатки; солнце вдруг просветило весь лес сквозь редкие стволы. Они шли вперед, держась пока что тропинки, хотя она и грозила вот-вот исчезнуть под ногами; оба молчали довольно долго, снопы света горели между стволов, перемежаясь четкими, почти фактурными тенями; птицы заливались, и резко приятно пахло мокрой корой.
- Значит, ты говоришь, что я просто перестал видеть в ролёвке жизнь и волшебство, - снова заговорил Тингол. - Ну хорошо, допустим. И что это значит? Я должен вот резко взять, подорваться и найти себе новый мир, где будет то, что я потерял? Не, прикинь, а вдруг найду? Я тут недавно, кстати, нарыл на просторах необъятных форум одной он-лайн игры... Ёптыть, мне же туда захотелось, в эту игру! Вот где месиво, политика, интриги, страсти - реальные страсти, не игровые! На этом форуме хуже, чем в первобытной пещере, и они все грязны, вонючи, и каждый смотрит, как бы голову соседу откусить и при этом еще не забрызгаться, но, бля, Тоха, какие они живые! Мозги у них работают со скоростью компьютера, и я когда начал врубаться, что вообще происходит, я скакал от восторга по комнате, как орангутанг!
- Зачотно. Кто ж тебе не дает-то, величество? Иди давай играй, получай удовольствие, откусывай там головы. Надоест - еще что-нибудь найдешь...
- Ага? И сколько еще я так буду скакать из одной дырявой лодки в другую, до старости? Мне за тридцать уже, со смертью успел понюхаться, а все продолжаю в бисер играть!
- Вот она, - вдруг прервал его Антон. Тингол взглянул вперед и вздрогнул от облегчения.
- Точно. Идем, идем, пока не поздно.
- Ты еще тут покипеши, - усмехнулся Антон; не замедлив шага, они перешли через тонкий мостик, деликатно скрипнувший над по-утреннему жемчужными волнами скромно притаившегося в травяном ложе ручья, и углубились в погустевший лес на другом берегу. Стало заметно тише, солнце выбралось за кроны и тут же снова спряталось в облака. Заметно повеселевший Тингол шел, жмурясь от удовольствия, и с явной радостью поглядывал вокруг.
- А говорят, общих границ не бывает, - обернулся он к подотставшему Антону. - Еще чего - не бывает! Искать надо уметь!
- А ты, я смотрю, как дома тут, - Антон вздохнул. - А я вот каждый раз заблудиться боюсь.
- А ты не бойся, - посоветовал Тингол. - Страх тут нужен как зайцу зонтик...
- А я все равно боюсь, - Антон снова вздохнул. - А зато я сегодня границу первый увидел, вот. Так что там? Давай, гони дальше.
- О чем это я? Да, так вот! И вот я и говорю: все эти наши бирюльки - это ложь. Это не жизнь. Мне вот сейчас сына надо воспитывать, а что я ему могу сказать, кроме: "Кир, думай своей головой, потому что я своей так и не научился"? Я уже хочу не игру.
- Ну и чего же ты хочешь? - они огибали одуряюще пахнущие в утреннем воздухе заросли шиповника, и Антон мимоходом наклонился и сорвал розовый нежный цветок.
- Чего я хочу? Сказать? Я хочу сказку. Я хочу, чтобы она происходила со мной здесь и сейчас. Чтобы мы с тобой сейчас не кухонную философию разводили, а настоящие проблемы...
- Знаешь, - начиная сердиться, перебил его Антон, - вот только не надо мне говорить, что тебе неинтересно жить своей жизнью. Не поверю. У тебя чудеса в жизни то и дело случаются, забыл, что ли? Из мертвых вернулся - небольшое такое чудко, ага? Берена и Лучиэнь защитил. Эльфу замуж взял. Мало? Кто мешает дальше в том же духе? Ведь кто мы были? Мы были мальчиками-ботаниками либо подворотными малолетними гопниками; и ведь мы не сгинули, мы научились видеть свет божий. И заметь: хоть каждый и дергается, хоть каждый и вопит иногда: хочу, мол, зеленую дверь, дайте мне уйти в другой мир! - но ведь большинство из нас уже делает в жизни то, что хотят...
- Постой, - сказал Тингол, уже некоторое время прислушивающийся к чему-то; Антон заткнулся на полуслове и остановился.
- Непонятно, - напряженно прислушиваясь, проговорил Тингол после паузы. - Что это, ветер? Слышишь?
Антон ничего не слышал, кроме обычных лесных шорохов и перестуков. Минуту они прислушивались.
- Поглючилось, - не слишком уверенно сказал Антон (он знал, что Тингол в этом месте редко ошибается). Тот посмотрел на него и пожал плечами.
- Ну ладно. Пошли. О чем это ты там?..
- Да! Конечно, сейчас тебе кажется, что все, чем мы занимались раньше - унылое смешное гамно. Ёлки, странно было бы, если бы ты всю жизнь только в мире ролёвки жил! Это вон Гвенни пусть спит в хрустальном гробу в ожидании принца...
- Не трогай Гвенни.
- Окей... но тебе-то из себя спящую красавицу изображать не западло? Ни одна жизнь не никчемна, пока ты делаешь хоть что-то, что любишь!
- Всякая жизнь никчемна, - сказал Тингол, - пока она кажется таковой.
- От ни хрена себе логика, - Антон некоторое время шел, сосредоточенно разглядывая розовый цветок, а потом воткнул его себе в петлицу. - Ну хорошо. Правильно ли я тебя понимаю: ты говоришь, что тебе не нравятся игры рангов и бой эмоций в человеческой стае? Что тебе нужен... ммм... Новый Иерусалим? Внутренняя Монголия? Феэри-ворлд? Сказка?
- Да. Именно.
- Замечательно. Будешь ли ты спорить с тем, что сказка начинается - если вообще начинается - только после того, как ты завоевал своё в ранговых играх? После того, как тебе стало неинтересно решать повседневные вопросы? Сказка ведь не отменяет бытовых баталий, она просто выносит их за скобки.
- Ага! - вскрикнул Тингол торжествующе. Антон сначала не понял, а потом посмотрел под ноги и тоже чуть не подскочил от радости: они вышли на торную, не слишком широкую тропу, отсыпанную речным песком и обложенную галечником. Лес вокруг стал полностью лиственным, густым и светлым, как ухоженный сад.
- Это что, в Долину?..
- Конечно, - сияя, отозвался Тингол. - Куда же еще. А говорил, заблудиться боюсь. Твоя дорожка-то! Ну, пошли. Посмотрим.
Пронизанный солнцем лес был полон странных, но довольно приятных запахов: пахло папоротником, нагретой сырой травой и еще почему-то корицей. Песчаная тропа вела чуть под уклон.
- Значит, что? - говорил Тингол. - Раз мы с тобой сейчас заняты не бытом, не выпендрежем друг перед другом, не спором о сферах влияния... То мы сейчас, по факту, путешествуем по Феэри-ворлд?
- Точно. Игра человеческой стаи - игрой, но мы с тобой, по факту, устроили свою жизнь так, что иногда мы можем об этой игре забыть. Вот как сейчас, например. И ведь сюда так просто попасть, что уму непостижимо! Главное, найти, в чем это чудесная страна для тебя заключается. Для кого-то она - в том, чтобы что-то построить или организовать. Для кого-то это - книжки хорошие. Для кого-то - путешествие автостопом на какую-нибудь Огненную Землю, для кого-то - игрушка компьютерная с интригой, или там - денег много заработать, или людьми командовать. Для нас с тобой сейчас - вот этот разговор. Мы с тобой не сможем найти их тропинку, а они не найдут нашу. Они не увидят наш, а мы с тобой - не увидим их Феэри-ворлд.
- Зато хорошо увидим свой, - тихо сказал Тингол.
Дорожка круто ныряла вниз с обрыва; лес расступался, открывая довольно узкую и глубокую долину между холмами, всю в зеленом кружеве кустарника; в самой ее глубине, раздвигая кроной легкомысленную зелень, возвышалось невиданных размеров дерево с листвой темной, раскидистой и сумрачной. Дерево было таким огромным, что, даже глядя издалека с обрыва, приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть макушку. Стало понятно, что тихий лесной шум уже некоторое время нарушают новые звуки: еле слышная музыка нескольких струнных инструментов, смех, ритмичные хлопки, как будто под гигантской кроной шла репетиция маленького оркестра или веселая вечеринка. Совсем недалеко от того места, где стояли Тингол с Антоном, наискосок через широкую поляну шли четверо в одинаковых зеленых куртках, все одинаково высокие, стройные, светловолосые, увлеченные каким-то разговором; из-за расстояния они казались очень маленькими в глубине долины. Последний из идущих, отстав, поднял голову, заметил гостей и помахал приветственно. Антон махнул в ответ.
- Каждый раз поражаюсь, - сказал он. - Слушай, величество, а ты там был? У Дерева?
- Да, и даже несколько раз, - ответил Тингол. - Правда, там никогда нет гарантии, что не застрянешь на сто лет. Ну, мне раньше как-то катило... Хочешь спуститься?
- Боже упаси, - Антон содрогнулся. - Это как-то не вяжется с моими планами на ближайшие сто лет.
- А тогда не надо вообще сюда соваться, - наставительно сказал Тингол. - Ежели тебе планы дороже. Тут, знаешь ли, на каждом шагу можно увязнуть. Ладно, вон перевальчик заманчивый. На юге. Я там ни разу не был.
К полудню они поднялись на каменистые предгорья. Лес остался позади, сухая трава прижималась к земле под резким ветром. Небо, утром довольно ясное, решительно укуталось в тучи, как избалованный теплом задрот-компьютерщик в плед: высунул нос в окно, поморщился и вернулся к любимой машинке.
- Ну хорошо, - говорил Тингол, огибая валуны и с некоторой тревогой посматривая вперед, на каменные осыпи. - Да, мы действительно странствуем по Феэри-ворлд, и мы действительно способны достаточно легко найти сюда дорогу. Но, милый мой советник, ведь это только мы с тобой, вдвоём. Смотри, с нами же нет никого на этой тропинке! Иногда, при ну очень удачном раскладе - раскладе социальной игры, кстати - нам удаётся сюда попасть вместе с кем-то еще из наших любимых. Ты не находишь, что королевство, состоящее из двух обитателей - это как-то жидковато? А чаще вообще из одного. Мы с тобой что, каждый день сюда вместе выбираемся?
- А, блин. Так ведь ни один из побывавших здесь хоть раз никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не забудет, что у него есть его Феэри-ворлд. Что эта страна существует. Что нет ничего важнее, чем попасть сюда снова. И они тоже - подданные этого королевства... хоть и редко бывают дома, - из-под ноги Антона вдруг вывернулся камень, и он, невольно помянув одну нетрадиционную сексуальную позицию, обрушился на неласковый грунт.
- Цел?
- Ёк-карный бабай, - простонал Антон, ощупывая руки-ноги. - Бля, величество, в Долине было бы лучше!
- Это уж точно, - отозвался Тингол; он стоял и прислушивался, и на его лице снова были тревога и озабоченность.
- Причем многие из наших соплеменников даже в своей обычной жизни легко могут обозначить свое здешнее гражданство, - сказал Антон, устало вытянув по земле долговязые мосластые конечности. - Если присматриваться, то и дело встречаешь метафоры Феэри-ворлд. Я вот давеча почитал у одного...
- Тсс, - прервал его Тингол.
Наступила тишина. Ветер шелестел сухой травой между валунов, стрекотал кузнечик. Антон сидел, тихо потирая ушибленное колено: он знал, что все равно вряд ли что-то услышит. Тингол поворачивал головой по сторонам, пытаясь понять, с какой стороны до него донесся тот же странный звук, больше всего напоминающий шип далеких гигантских крыльев или змеиного тела по камням, звук, от которого теплый ветерок на секунду стал ледяным.
- Ну ладно, - Тингол наконец пожал плечами. - Предсказывать тут что-то - дохлый номер.
- Может, отдохнем?
Тингол поколебался, все еще прислушиваясь.
- Ладно. Там вон вроде ручеек. Повыше поднимемся немного.
- И ты таки прав, - говорил Тингол, жуя булку. Они сидели у ручья, бодро прыгающего по узкому каменному ложу. - Действительно, наши сограждане всю жизнь скитаются по чужим краям и редко бывают дома. И вот это-то меня и не устраивает. Мне надоело разглядывать каждого встречного: кто он, враг этой страны или друг? По какую он сторону баррикады? Видит ли он интерес и смысл жизни только в борьбе за существование - или в нем есть что-то еще? Дурак ли он или подлец, и нужно ли от него защищать то, что у тебя в сердце? А твой же собрат смотрит на тебя таким же настороженным взглядом - и ты думаешь, что он просто враждебен. Я хочу здесь жить, мой Даэрон. Жить и видеть здесь своих любимых.
- Губа не дура...
- Я знаю. А если не потяну жить, то хотя бы бывать регулярно.
- Так кто же тебе мешает, - сказал Антон. Маленький белый дракончик, свернувший кольцами на камнях длинное мохнатое тельце, лениво поднял голову и положил ему на колени, и Антон рассеянно погладил пушистый загривок. - Ноги есть, дойти можешь... За социальной борьбой, не в итоге ее, но после нее. Если хватает мужества прожить до конца будничную эмоцию, твою эмоцию, будь она страхом, ненавистью или радостью - ты оказываешься здесь. Ты вот болтал про удачные социальные расклады. А ведь твоим близким тоже никто не мешает быть мужественными и идти дальше игры.
Тингол, прищурившись, глядел вверх.
- Ты заметил?
- Облака разошлись? Угу. За одну минуту опять. Да тут же всегда так...
С каменного уступа была уже довольно далеко видна широкая панорама Феэри-ворлд, прекраснейшей страны из всех, какие только рождались когда-либо в человеческом воображении, венец многих веков работы художников и мечтателей, одиноких каменщиков Нового Иерусалима. Никто не мог бы честно сказать, что хорошо знает географию этого странного места; никто не мог бы даже сказать, что оно не меняется каждый день, подобно причудливым здешним облакам. Это было сердце страны, окруженное горами, полное зелени, света и птичьих криков. Теперь хорошо было видно все плато от края до края: и Дерево, воздвигающее темную листву над холмами лесной зелени, и далеко на востоке крохотные белые домики прилепившегося к горной стене Города, и Море, жемчужиной блистающее в проеме расступающихся на северо-западе гор.
- Как я люблю эту страну, - тихо-тихо сказал Тингол. - Даэрон, как же я ее люблю.
Белый дракончик по-кошачьи шевелил раздвоенным хвостом, наблюдая за разбивающимися в сантиметре от его крыла брызгами ручья.
- Причем у нас ведь нет никаких особых прав на эту страну, - разглагольствовал Антон. - Мы не родились здесь, и никакой эльф нас в детстве не отметил звездой во лбу (и слава Богу, замечу); и наша путеводная нить - только нить обычного человеческого разговора. И так, как мы, может каждый!
- Не ори, - сказал Тингол.
- Да, конечно, - Антон понизил голос. - ...Но это же нужно как минимум доверять друг другу. Это же нужно быть искренним. Это же нужно разбираться в себе и собственных желаниях. Попробуй не споткнись! Потому эту страну и называют Опасным Краем. Чтобы дойти до него, нужно обычное бытовое мужество. Но внутри нее тебе надо быть мужественней в десять раз...
Они сидели, схоронившись, под нависающим сводом обветренного дольмена; сидели тихо, пережидали. Над дольменом, справа, слева, окружая их со всех сторон, неслась стремительной тучей стая черных птиц: крылья закрывали белый свет, шум и крик оглушали. По ощущениям, под дольменом они уже провели где-то полчаса; но время здесь никогда не текло прямо, поэтому ни тот, ни другой не могли бы сказать точно, сколько они уже сидят под этим гранитным сводом, испещренным вязью полустертых рун. Ни одну из этих рун они так и не опознали, хотя довольно долго рассматривали их и обсуждали человеческие, эльфийские и гномские пиктографии.
- И вопрос, зачем нам это надо, бессмыслен. Это надо только для того, чтобы понимать, что эта земля жива, была жива всегда и всегда будет. Независимо от того, возвращаемся мы сюда или нет. Независимо от того, что нормальному социализированному невротику этот наш разговор покажется верхом унылости...
- И он был бы таковым, - заметил Тингол, - если бы мы оба не понимали, что он и о чём он... Их тоже можно понять: живыми и адекватными могут быть в социуме только те, кто бьется, кто дерется каждый день за то, что любит. Как только расслабился, сорвал цветочек - проиграл. И они правы, нет?
- Но если не смотреть на цветочки, то жизнь превратится просто в борьбу за существование... И тут тоже надо еще выжить, нет?
Узкая тропа через перевал то вьется вдоль обрыва, то ныряет в расщелины, где серые стены с красноватыми прожилками стесняют ее с обеих сторон. Непонятно, когда последний раз тут кто-нибудь проходил, тропа засыпана пылью и завалена шлаком; но на звериную она все-таки не похожа. Облака завиваются и виснул клочьями на неровных скалах, ветер высвистывает заунывную симфонию; сыро, зябко, сумрачно.
- Ну, тут выживать по крайней мере не так скучно, - оптимистически добавил Антон. - Это если ты сюда в форточку залез, как Тимоти Лири какой-нибудь под кислотой, тогда, конечно, не успеешь вовремя притормозить и вернуться. А мы-то с тобой в здравом уме!
- Ну-ну, - неопределенно отозвался Тингол. Даже сквозь свист ветра он с некоторых пор постоянно слышал шелест за спиной, как будто змея ползла по камням или шипели невидимые крылья; прежде этот звук сразу гас, стоило им прислушаться, но теперь он стал непрекращающимся и явственным, хоть Антон его, судя по всему, не слышал. В горах они еще не встретили ни единого живого существа, поэтому Тинголу ничего не оставалось, как идти вперед и не оглядываться.
- Нет, разжижение мозгов - это не наш выбор! - провозгласил Антон. - Оставим пейот и Lusi in the sky в прошлом веке, они не привели нас к миру и любви... Ух ты ни фига ж себе!
Они стояли на высоком обрыве. Перевал остался позади; перед ними простиралось каменная равнина, голая и мертвая, без единого деревца: камни, провалы, трещины с чуть курящимся дымком; ровное плато до самого горизонта. Само солнце превратилось в переменчивого цвета светило, тусклое и холодное за свинцовой дымкой, и даже горизонт казался прямее и дальше, чем обычно, как будто они вышли на исполинский замусоренный стол.
- Серега, - решительно проговорил Антон. - Я туда не пойду.
- Да, не привели, - сказал тихо Тингол, - но кто поручится, что и мы сейчас не заблудились? Даже если сейчас мы дома - кто поручится, что мы, живя совей жизнью, навсегда останемся подданными этой страны? Да еще и сможем каждый раз находить сюда тропинку?
-...Что мы не передеремся из-за какой-нибудь йухни и не выбьем друг друга с дороги в кювет, потеряв управление на льду каждодневного стресса? Что мы не поверим клевете? Что у меня не сгниёт к ебеням простреленное нутро, и я не сбегу из дома и не помру на помойке, потому что видеть, как Рада наблюдает мое превращение в зловонного зомби, окажется выше моих сил? Что тебя не подставят какие-нибудь ваши думские оборотни, и тебе не придется сесть? Помнишь, ты прикалывался, что если тебе предложат за совесть миллион, ты продашься песпесды? А если и правда предложат? ...А вдруг Берен и Лучиэнь пересрутся и разведутся, или еще хуже - вдруг они привыкнут и разлюбят друг друга и не отважатся даже развестись, и будут медленно разлагаться в уютном семейном болоте, все больше ненавидя друг друга? Гвенни мы уже потеряли, и не одну Гвенни. ...А если тебя охомутает наконец какая-нибудь ваша великосветская проститутка из тех, что постоянно вокруг тебя вьются, и возьмет тебя в рабство? Или наоборот: если я попадусь в какую-нибудь ловушку здесь, в Феэри-ворлд, и в реальности превращусь в асоциальное чмо? ...Да и вообще - что мы с тобой знаем о жизни? Ведь она срежет нас. Рано или поздно, но обязательно срежет, и мы забудем о том, что мы когда-то путешествовали между мирами. И это может случиться в любой момент, и это неизбежно, понимаешь?
- Неизбежна, - терпеливо выслушав до конца эту галиматью, наставительно ответил Антон, - только смерть. Эмо-стайл выключи, величество. Смотреть тошно.
- Да, - сказал Тингол и помолчал. - Действительно, чего это я. Сильно далеко нас занесло сегодня, вот что я тебе скажу. - Он, скидывая уныние, радостно взглянул на Антона и вдруг невольно протянул руку, расползся в изумленной улыбке.
- Чего?.. - удивился Антон и тут же понял: Тингол аккуратно, стараясь не помять, вытащил из петлицы его куртки сорванный утром цветок шиповника. Розовые лепестки не завяли: маленький цветок лежал в ладони Тингола упругий и благоуханный, странный и прекрасный тут, в неживой каменной стране.
Несколько минут они молча разглядывали шиповник. Стояла пронзительная тишина. Пыль на равнине улеглась, серый свет свинцового неба бесстрастно и ровно заливал весь мир.
Тингол ухмыльнулся; присел, раскопал ямку в каменном крошеве прямо у себя под ногами и осторожно посадил в эту смешную ямку короткий плотный стебелек. С серьезным видом достал пластиковый батл, который они в предгорьях наполнили из родника; тонкой струйкой вылил на саженец остатки воды.
Некоторое время они стояли молча, наблюдая, как саженец укрепляется корнями, дает побег, как распускаются и множатся листья, как куст одевается корой и шипами; наконец один за другим раскрылись цветы. Стихнувший было ветер тронул зеленую шевелюру куста, и шиповник тихо зашелестел.
- Ну что? - наконец спросил Антон. - Домой?..
...На краю обрыва у лопочущего листьями шиповника давно никого не было, когда снова раздался странный шипящий звук; и это действительно был шелест крыльев. Хлопнув короткими кожистыми крыльями, на тропу слетело угольно-черное существо, вцепилось в камни длинными ножеподобными когтями; неловко подошло к кусту. Постояло, разглядывая его сверху прекрасными, чуть раскосыми, миндалевидными, совершенно бесстрастными глазами, потом оглянулось на тропинку в ущелье, куда ушли двое гостей. Кажется, оно колебалось. Шиповник тихо лопотал листьями, свежий, ясно-зеленый на серых камнях.
Наконец существо легко подпрыгнуло, сухо хлопнули крылья. Преследовавший гостей от самой границы хищник, не посмевший приблизиться к Долине, отпугнутый в предгорьях белым драконом, снова нашедший след гостей и снова потерявший его после того, как вынужден был тоже спрятаться от несметной черной стаи - крылатый обитатель Феэри-ворлд, здешний стражник и мусорщик, заложил над маленьким кустом изящный вираж и спланировал вниз с обрыва. Не оглядываясь, он полетел над плоским плато, через минуту скрывшись в туче пыли, снова поднявшейся над равниной.
Обратно они возвращались молча.
- Ну, не знаю, - сказал наконец Антон, когда они подходили к границе. - Конечно, эта страна не дает никакой защиты от всего того, о чем ты там говорил. Никакого иммунитета. Попадая сюда, только новые проблемы на свой горб наживаешь. Но она по меньшей мере дает надежду. Что если ты вступишь в бой и останешься в живых, то когда-нибудь сможешь сюда вернуться. Останешься человеком... а не зомбей.
- Кто это из любимых наставников незабвенного сэра Макса говорил, что надежда - глупое чувство, - пробурчал Тингол.
- И еще какое глупое, - весело сказал Антон. - Корень бессилия. Опасносте, надежда зохаваит фсех!
Над ночным полем светилось белое от звезд небо. Граница выглядела как осыпавшийся, заросший травой земляной вал; они перелезли через него и увидели жидкую лесополосу вдоль шоссе, а за ней - почерневшие домики деревни.
Под фонарем, освещавшим беленую стену магазина и крупную надпись "СОЛЬ", стояла Рада. На ней были черные джинсы, черная футболка и черная кожаная куртка, она смотрела вдаль и курила; отросшие волосы лежали на спине платиновой волной. Как только они увидели ее издалека, она тоже повернула голову и улыбнулась Тинголу.
- И знаешь, что самое приятное, мой король? - задумчиво спросил Антон. - Что если ты действительно путешествуешь по своей Феэри-ворлд, то тебе сопутствует счастье.
- И это - не галлюцинация, - тихо ответил Тингол. - Наоборот, ты чувствуешь себя настолько приближенным к реальности, насколько это вообще возможно.