Сазонов Сергей Дмитриевич : другие произведения.

Обитель Неудачников

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.52*9  Ваша оценка:
  СЕРГЕЙ САЗОНОВ
  
   ОБИТЕЛЬ НЕУДАЧНИКОВ
  
   Официально вы не найдёте её ни в одном даже самом полном справочнике организаций. И ни на одной карте не обозначено, где она находится. И тем не менее я жил там, хорошо знаю её обитателей и мне неодолимо хочется об этом рассказать.
  
   ССЫЛКА
   - Пип, пип, пип, пип, пип... пип! ПИП!
   Если бы отца цензурно запикивать, это бы выглядело примерно так. Столько отборной матерщины я от него никогда не слышал. Мать, наверное, тоже. Она то плакала, то в отчаянье заламывала руки. И вовсе не потому, что её муженёк разошёлся не на шутку. За тридцать лет семейной жизни она всякое повидала. Причина более серьёзная - её единственного сына, то есть меня, отправляли на бессрочную службу за Полярный круг.
   - Идиот! Своими руками..., - ревел отец и дальше снова, - Пип, пип, пип.
   Если бы только меня одного посылали куда Макар телят не гонял. Весь выпускной курс академии ФСБ загоняли на Крайний Север. За что? Ну, подумаешь, слегка покатались на 'Гелентвагенах' по Москве. Колонна из двадцати 'Геликов' то по одному, то попарно, это не только круто, но и красиво, и совсем не преступление. Мы же, как хачи на свадьбах, не стреляли. Вон, мореманы в Питере на свой выпускной мошонку коню Медного всадника до блеска начищают и им ничего. Традиции этой, говорят, больше века. Ни царизм, ни советская власть, ни нынешняя ничего с этим поделать не могла. Каждый год в начале лета мошонка у коня сияет аж глазам больно. А нам вот не повезло. Проезд 'Геликов' выложили в интернет, показали в Новостях, затем последовало распоряжение с самого верха и весь выпуск академии, участвовавший в автопробеге, приказали отправить на службу за Полярный круг. Обидно. Вместо кремлевских коридоров, кабинетов Лубянки, столичной жизни с элитными ресторанами и модными красотками придётся теперь укреплять собой безопасность северных рубежей, проверять пломбы на ядерных складах да пить спирт с якутами. Своеобразный полярный колорит - водка там замерзает, а якуты, говорят, похмельем не страдают. Придётся самому проверять эту байку. И даже отец, сам генерал ФСБ, ничего не мог предпринять в сложившейся ситуации.
   - Очень уж 'Сам' зол, - всякий раз повторял он, когда мать в очередной раз умоляла его сделать хоть что-то.
   - У него же с детства лёгкие слабые, - стонала маманя, демонстративно капая себе корвалола, - Наш Славочка обязательно заболеет. Миша, он же у нас единственный! Твоя кровиночка.
   Отец сердечным каплям предпочитал коньяк, к которому в этот вечер прикладывался неоднократно.
   Самому бы выпить, так на душе погано, но даже озвучить отцу такое страшно. Прибьёт как Иван Грозный сына. Силушки батя немеряной, даром что генерал. Моя кость супротив его по тоньше, в мать. Так, что пусть наорётся. Всё равно что-нибудь придумает, мать его додавит. Президент президентом, но люди на местах тоже не пальцем деланые. На таких вся Россия держится. Принцип 'до бога высоко, до царя далеко' вечен.
  
   Надежды на авось, да на папу надеждами, а я всю неделю пребывал в унынии. Не я один. Звонил однокурсникам. Тех тоже одолевала безнадёга. И у них беспросветно. Родаки каждого дай боже в каких чинах и тоже ничего не могли поделать. 'Сам' сильно осерчал, решил публичную порку устроить. Так что сотоварищи мои по учёбе отрывались напоследок по полной - кабаки, клубы, шлюхи, звали с собой. Я отнекивался, сказывался нездоровым. Ну, не признаваться же, что под домашним арестом. Отец приказал сидеть дома 'тише воды, ниже травы' и забрал при этом на больничный манер все мои брюки, включая тренировочные. А без порток, пусть даже и летом, в московские клубы мужиков не пускают. Слава богу, маманя-надсмотрщица мозг мне не клевала. Зато кормила на убой, предчувствуя длительную разлуку с чадом. А чадо в моем лице тосковало и послушно ело.
   В четверг батя пришёл домой раньше обычного, всего лишь к десяти. Чистый четверг - день банный среди серьёзного чиновного люда. В такие дни отец обычно возвращался далеко за полночь. Мать ещё не ложилась и было слышно, как они с отцом что-то громко обсуждали на кухне. О чём могли говорить? Конечно же обо мне. В последнее время у них все разговоры обо мне. Слышать уже сил нет. Потому и не вышел к ним, оставаясь в своей комнате. А зря.
  
   Утром за завтраком отец объявил:
   - Всё, Славка, Север тебе отменяется. У тебя один день купить и подогнать под себя милицейскую, тьфу, полицейскую форму.
   - Ментовскую? - кривлюсь я, - Да уж лучше на Север, к медведям.
   - Ещё раз накосячишь, обязательно поедешь, - обещает отец, - Послезавтра отвезу тебя к месту предстоящей службы. И всё! - хлопает он ладонью по столу, да так, что звенят чашки, - Не ныть и не стонать. Я и так сделал для тебя всё, что мог. Будешь числиться участковым в одном из посёлков Подмосковья. Числиться! - вновь повысил голос он, - По штатам будешь проходить по нашему ведомству. Должность участкового лишь для прикрытия. Приглядывать будешь за особым объектом. И не кисни, там будет хорошо - природа, речка, лес, работа на воздухе, с людьми. Всё лучше, чем в управлении штаны протирать.
   - Что за объект? - бурчу я.
   - Городок или посёлок в пределах сто первого километра .
   - А мы к тебе приезжать будем, - вставляет мама, - Или ты к нам. Часа два, и дома.
   - Сто первый километр? - глаза мои невольно расширяются. Я прямо чувствую это, - Неблагонадёжные? А разве такие есть сейчас?
   - Такие есть всегда, - улыбается отец, видя, что я перестал ершиться, - Но это не тюрьма с врагами народа. Люди там на свободном поселении. Интересные, мне намекнули, среди них субъекты попадаются. Скучно не будет.
  
   Пораскинув мозгами, соглашаюсь с вариантом отца. Городок в Подмосковье, конечно не столица, зато не за тысячи километров самолётом, затем вертолётом и дальше оленями в какую-нибудь военную часть, где десять баб на сто мужиков. А что до полицейских погон, так батя пообещал, что и ФСБэшные корочки у меня тоже останутся. Так даже интереснее, работа под прикрытием.
  
   Если бы не отец, собраться бы я не успел. Одно дело покидать личные вещи в чемодан, но ведь надо получить удостоверение, направление, оружие, форму, наконец. Обычному человеку неделя на всё про всё, только не генералу. Мужчины с широкими лампасами в очередях стоять не умеют. Для них любые двери открываются и даже заболевший некстати коптёрщик прибегает из дома, чтобы выдать мне форму. Затем сборы уже дома с участием мамани, которые затягиваются далеко за полночь.
   И утром подъём по будильнику в восемь. Что за отцова блажь отправлять меня к месту службы в субботу? Новую жизнь принято начинать с понедельника: бросать курить, соблюдать диету, бегать трусцой. А уж на новую работу сам бог велел идти с понедельника. Ну почему суббота? Можно было ещё пару дней дома побыть.
   - Свято место пусто не бывает, займут. Мне обещали придержать его до субботы, - не мне, матери объяснил он.
   О как! Знать популярное местечко, а я и не слышал о таком. Даже самому любопытно стало.
   Оказалось, что мама тоже собралась с нами:
   - Я должна своими глазами видеть, где будет жить мой сын, - тоном, не терпящим возражений, завила она.
   Когда она так говорила, с ней даже отец опасался спорить, несмотря на свои генеральские погоны. Поехали вместе.
   Даже из Черёмушек на трассу М4 выбирались больше часа. Пробки. Июль, суббота, все, кто не смог выехать из города в пятницу, сейчас спешили на дачи. После МКАДа пошли ходче. И так ещё минут сорок. Как-то я прозевал на каком километре, отец свернул на второстепенную дорогу и въехал в лес. Минут пять, не больше, путешествия среди елок, затем выбираемся на открытое пространство. Справа-слева от дороги метров на триста раскинулись вполне возделанные поля. Как-то необычно видеть такие в Подмосковье. Прежние сельхозпредприятия давным-давно разорились, возвращаясь из социализма в капитализм, земли их попилены на дачные участки или на корню распроданы нуворишам. А местный колхоз, глядя на подрастающую кукурузу, похоже ещё жив.
   По обе стороны от дороги парадным расчетом высторились молодые берёзки.
   - Вот куда за грибами стоит съездить, - со знанием дела говорит отец.
   Можно подумать, что грибник. Ни разу не помню, чтобы он хоть один подберёзовик или сыроежку домой принёс, всё больше мать с рынка.
   - Среднерусская, сердцу близкая, подмосковская сторона, - задумчиво произносит мама.
   Чувствовалось, что она немного нервничает, всю дорогу молчала. На неё это совсем непохоже. Обычно в совместных поездках она донимала отца разговорами.
   - Фет? - уточняю у неё я.
   Мне всё равно, кто написал эти строки, говорю просто так, чтобы разговор поддержать.
   - Визбор, - с укоризной поправляет мама словно я, воспитанник 21 века обязан знать бардов конца зрелого социализма.
   - А мне нравится, - бодро восклицает отец, - Природа привычная, не голый Север и до дома рукой подать. В таких местах и дача не нужна. Будем вот к Славке на выходные приезжать. А, мать? Смотри берёзки здесь какие. На обратном пути надо будет веников для бани наломать.
   - Наломаешь, - ткнув мужа в бок, с угрозой произносит маманя.
   Отец замолкает. А мне смешно. Никогда не женюсь на генеральше.
  
   Поля и дорога впереди пересекались лесопосадкой, один конец которой упирался в реку, другой - в лесной массив. В центре её, прямо на дороге располагался пост ДПС. В этом месте? На второстепенной дороге? И тем не менее шлагбаум и три большие буквы 'ДПС' на одноэтажном здании свидетельствовали об этом. Если это обычный пост ГИБДД, то поглядеть бы на того умника, что решил узаконить его здесь. Ну, а если принять во внимание намёки отца, то его нахождение здесь логично, хотя охрану должны были нести военные.
   Подъезжаем ближе. Проезд через пост наполовину загораживала грузовая Газель. Один из гаишников тщательно досматривал её. Худенький смуглолицый водитель Газели терпеливо ожидал, пока закончится проверка. Необычно. Как правило, хачики откупаются и катят по зелёной. Другой Гаишник, почему-то с Айпадом (!) в руке, приказывает отцу остановиться. А вот это совсем чудно. На папаниной машине такие номера, что даже гаишные 'полканы' не рискуют тормозить его, а эти совсем страх потеряли, палочкой в нашу сторону машут. Удивительно, что отца это нисколько не коробит, без чертыханий и нервоза он останавливается. Гаишник подходит к машине, дожидается пока опустится стекло со стороны водителя, затем отдает честь, представляясь:
   - Старший лейтенант Свиридов. Интересуюсь целью вашего визита.
   Отец послушно, словно перед ним сейчас не простой лейтенант, а по меньшей мере главнокомандующий, сообщает:
   - Везём нового участкового к месту прохождения службы.
   - А, - улыбается гаишник и заглядывает в салон, где отыскивает глазами меня. Затем он смотрит в свой Айпад потом опять на меня, словно сличает по фотографии. Продолжаю удивляться. С каких это пор гаишники на дежурство стали выходить с подобными гаджетами. На службе такие им не положены. А с личным, даже при хорошем калыме только идиоты ходят. И тем не менее. Лейтенант водит по нему пальцем, затем одобрительно кивает:
   - Проезжайте. Это хорошо, что в посёлке новый участковый будет, а то Кузьмич, похоже не выкарабкается.
   - А что с ним? - беспокоится мама, - Ранен?
   - Господь с вами, - гаишник кажется чересчур улыбчивым, - Какое ранение? Откуда? Тихо здесь. Участковому сердце прихватило. В этот раз серьёзно, если в районную больницу отвезли.
   Сзади нетерпеливо засигналили. Все мы невольно оборачиваемся. За нами бампер в бампер стоял затонированный черный джип с мигалкой на крыше. Я и не заметил, как он подъехал. За ним ещё один, чуть меньше и скромнее, как и положено сопровождающим в свите. У отца тоже мигалка имеется, но перед поездкой он её снял. А этот сзади нарочно выпячивает символы власти - мигалку, пропуск куда только можно и требовательный кряк спецсигнала.
   Джип явно желает поскорее проскочить пост, но проезд загораживают Газель, которую продолжают досматривать, и наша машина.
   - Это что ещё за гусь? - вслух удивляется гаишник, справляется по своему планшету и просит отца, - Погодите-ка, не уезжайте.
   Из нетерпеливого джипа ему что-то кричат, явно недружелюбное.
   - Даже так? - вновь удивляется лейтенант, кривится нехорошей улыбочкой и не спеша направляется к джипу.
   Видя такое дело, из кузова Газели спрыгивает второй гаишник и поправляя автомат, идёт на помощь коллеге. Старлей первым подходит к джипу, делает под козырёк. Из открытого окна на него кричат, затем задняя дверь распахивается и оттуда выбирается рыхлый тип в дорогом костюме, Аника-воин, вместо меча-щита размахивая депутатской корочкой и тут же получает смачную оплеуху от лейтенанта. Мгновенно наступает тишина. Депутат покрывается пятнами, замирает. Ну, чисто жучок перед опасностью, типа умер. Водитель, видя такое, благоразумно остается на месте. Из соседнего автомобиля уже повылезали прихлебатели мордатого, но моментально охолонулись, увидев направленный на них автомат второго гаишника. А после того, как тот снял оружие с предохранителя и угрожающе загнал патрон в патронник, клевреты поспешно забрались обратно в машину. Нам не слышно, что старший лейтенант сказал слуге народа, зато видно, куда он тому приказывает вернуться. Жест красноречивый - назад. В душе аплодирую отмороженному гаишнику. Джипы один за другим разворачиваются и поспешно уезжают назад.
   Лейтенант преспокойно возвращается к нашей машине. Второй гаишник опять лезет в кузов Газели.
   - Не слишком? - спрашивает подошедшего лейтенанта отец.
   - Ну кто-то должен, - опять улыбается тот и делает под козырёк, - Добро пожаловать в Обитель. Можете проезжать.
   - В какую Обитель? - высовываюсь я из окна.
   - В Обитель Неудачников, - хмыкает старлей.
  
   ВВЕДЕНИЕ В ЦАРЁВО
   Мы отъезжаем от поста дорожной службы.
   - Капец летёхе, - произношу я, оглядываясь назад, - Депутат скорее галстук свой съест, чем оставит такое оскорбление безнаказанным. От кого? От гаишника, о которых они ноги привыкли вытирать?
   - Обломается, - не соглашается со мной отец, - Много ль ты видел гаишников на сельских дорогах с Айпадами в руках? Я только позавчера ночью согласовал твоё назначение, а уже сегодня у него все данные на тебя с фотографией. А? Думаешь, он скуки ради зарвавшееся хамло по роже съездил? У него приказ пропускать только по спискам. Знает, подлец, что за это ему ничего не будет.
   - А почему он сказал про Обитель? - любопытствую я, слегка расстроенный откровенно сельским видом.
   Дома, соглашаясь на должность участкового, я как-то упустил из виду, что теперь прости-прощай столичная жизнь с кино и ресторанами, с девчонками в капроне и на каблуках. Придётся привыкать к сельскому быту с его ранним отбоем и подъёмом ни свет, ни заря, в двум-трём телеканалом 'со снегом' и местным крепкозадым красоткам в резиновых сапогах.
   - Здесь приход или секта? - обеспокоенно спрашивает уже мать.
   Отец морщится:
   - Какая секта? Обычный посёлок, административная единица. Даже не знаю, имеется ли церковь. О том, что здесь какая-то Обитель не говорили. Если б было что-нибудь этакое, обязательно бы предупредили, верняк. Разок назвали это место Обителью Неудачников, подумал это так, для красного словца. Типа провинившихся туда ссылают, вроде нашего Славки.
   - И ты сына нашего сюда приткнул? К неудачникам? - набросилась на него с кулаками мать.
   - Что ты! Что ты! - отмахиваясь от неё поспешил оправдаться отец, - Это только название. Больше тебе скажу - место службы здесь не для всех. Блатное чересчур. Абы кого не берут, для меня сделали одолжение. Так, что никаких сект здесь нет. Это точно.
  
   Ну, да, в открывшейся перед нами панораме посёлка никаких мрачных монастырских стен, башен со звонницами. Две пятиэтажные хрущёвки улучшенной планировки, с пяток двухэтажных домов, на несколько семей каждый с огородиками под окнами. Большое здание посередине посёлка напоминало районный Дворец Культуры, довольно шикарный для небольшого населённого пункта. Чуть в стороне школа, пара административных зданий и россыпь одноэтажных домиков с садами и огородами, спускающимися к реке.
   Не впечатляет. Помнится, отец говорил о городке за сто первым километром. А тут облагороженная деревня с водокачкой, возвышающейся над округой.
   - И это город? - невольно вырывается у меня.
   - Ну, ПГТ, - немного тушуется отец. Похоже он сам не ожидал такого.
   - ПГТ? - переспрашивает мама, - Что это ещё такое?
   - Поселок Городского Типа, - поясняет отец.
   - ПГТ - это, конечно, не деревня, - бурчу я, не в силах признать, что всё-таки неправ.
   В самых своих страшных фантазиях я предполагал увидеть здесь унылые тюремные здания, за забором с колючей проволокой, несколько тёмных от времени избушек, полуразрушенную церковь и почему-то погост с воронами на покосившихся крестах. Ан нет, всё вокруг красочно, цветуще, глаз радует.
   На въезде в посёлок дорожный знак с обозначением населённого пункта. Мы как раз проезжали мимо него. На нём белыми буквами на синем фоне отпечатано 'ЦАРЁВО', снизу жёлтой масляной краской от руки приписано 'Санта-Барбара'.
   - Однако, - хмыкаю я, - Это край богатеев или здесь все друг другу родственники?
   Родители молчат, хотя мама могла бы отпустить какую-нибудь реплику. Знаю точно, сериал 'Санта-Барбара' она просмотрела от начала до конца.
   Асфальтированная дорога приводит нас в самый центр поселка, к зданию ДК, возле которого отец припарковался. Это сильно сказано. На площадке у входа вообще ни одной машины, хочешь свою по прямой ставь, хочешь вдоль, а хочешь вообще в центре брось.
   'Дворец культуры и творчества' было на вывеске справа от входной двери.
   - Судя по тому, что это здание больше всех остальных в округе, культура, видимо, здесь - мощь! - замечаю я.
   - Не ёрничай, - одёргивает меня отец, - На улице, пока ехали пьяных видел?
   - Нет, - вынужден признать я.
   - То-то. Это тоже культура.
   Кстати, администрация посёлка располагалась тут же, сбоку, слева от парадного, свой вход. Несмотря на субботу, там работали, более того, в кабинете заместителя главы администрации нас ждали. 'Матвеев Г.А.' - прочитал я на табличке его кабинета.
   С первого взгляда Матвеев мне понравился: лет сорока, чуть выше меня, спортивного телосложения, в хорошем костюме и с короткой стрижкой, выдающей в нём бывшего военного.
   - Геннадий Александрович, - первым представляется он, протягивая руку для рукопожатия.
   Отец просто поздоровался. Я в свою очередь тоже назвал себя:
   - Бирюков Вячеслав ... Михайлович.
   - Давай сразу расставим точки над 'i', - предлагает замглавы, - Кое-что тебе у нас покажется необычным. Тут привыкнуть надо. Люди у нас особые, в большинстве своем талантливые, даже очень. Кое-какие поступки или что-то в манере их поведения поначалу покажутся тебе странными.
   - У каждого свои тараканы в голове, - замечаю я, стараясь выглядеть умудрённым жизнью.
   - Не без этого, - подтверждает Матвеев, - Гениям многое прощается. Ты в курсе, что Эйнштейн ходил без носков и Шиллер мог творить лишь когда на его столе, лежали гнилые яблоки?
   Удивлённо мотаю головой, а Матвеев продолжает:
   - Обычные мерки к гениям не подходят. Так, что не спеши с выводами. Если что, не стесняйся, спрашивай.
   - Село с гениями? - хмыкаю я недоверчиво.
   - Село это там, где стоит церковь со звонницей. У нас церкви нет. Большинство наших - безбожники. Для остальных соорудили часовню. Хочешь дома молись, хочешь туда ходи.
   - И что, здесь на самом деле учёные живут? - уточняю я.
   - Что ты имеешь в виду, должность, запись в трудовой или состояние души, потребность творить?
   - Наверное последнее.
   - Тогда здесь они.
   Слегка тушуюсь:
   - Никогда не слышал об этом месте. И какое-то странное название Посёлка - 'Царёво'. Название дореволюционное, а домики современные. Не ладится как-то.
   - Названию лет двадцать не больше. Раньше это Ильинка была, самая что ни на есть Зажопинка среднерусской стороны. Так наши шутники её в 'Царёво' переименовали.
   - Официально? - удивлённо поднимает бровь отец.
   - Конечно, по всем правилам, с общим собранием, подачей заявки, до республиканских властей дошли. Когда они чего захотят, добиваются.
   - А почему 'Царёво'? - мне здесь всё любопытно.
   - Разные я слышал интерпретации, и ты услышишь. Какая понравится, такую и примешь.
   Почудилось или нет, но Матвееву кажется не хотелось распространяться на эту тему.
   - А Обитель Неудачников? - не отставал я.
   - Есть и такое название этому месту. Мне оно не очень нравится, хотя суть верна - в основном живут здесь таланты, которым в жизни не повезло.
   - Инвалиды?
   - Зачем же так? Вполне здоровые, руки-ноги на месте, да и голова тоже. Их невезение в том, что слава их стороной обошла. Чуть-чуть им не хватило до известности и признания.
   Видимо лицо мое скисло враз, потому замглавы спешит пояснить:
   - Не стоит неудачников отождествлять с никчёмными людьми. Я своих подопечных ни на каких других, даже трижды золотых, не променяю. Неудачник - чаще всего тот, кому совесть не позволяет карабкаться к вершинам успеха по чужим головам.
   - Интересная трактовка, - роняет отец.
   Матвеева это нисколько не сбивает:
   - И поверьте, к большинству наших жителей это относится в полной мере. Порядочность не подталкивает вверх, скорее наоборот, если оценивать по уровню благосостояния. Наши гении, они как дети, а детей нужно защищать. Вот ты и будешь Вячеслав Михайлович, в силу своей должности защищать их от хамства и других неприятностей нашего бытия. Короче, за тобой порядок на вверенной тебе территории.
   - А сколько здесь жителей? - интересуюсь.
   - Чуть меньше тысячи. Уголовников и шпаны нет, справишься. Только не вздумай пить с местными. Каждый захочет выпить с участковым, поверь. Мы в России, у нас застольное знакомство почти что братание. Вечером посидел за столом с человеком, а утром смело обращайся к нему с просьбой как к старому знакомому. Не поддавайся. Прошлый раз, когда наш Кузьмич приболел, прислали нам одного, выпускника артиллерийского училища. Здоровенный малый, о лоб молочных поросят убивать можно. Так он за полгода спился вчистую. Не нарочно, с людьми хотел сблизиться, своим стать.
   - Понял, - киваю.
   - Пока жить будешь у Ольги Семёновны, улица Мичурина, дом четыре. Поезжайте сразу, обустраивайтесь, она вас ждёт.
   - Чего там? - недоумеваю, - Я рассчитывал на отдельное жильё, по крайней мере на комнату в общежитии.
   - Готовить себе тоже сам будешь? - ухмыляется Матвеев, - Столовая у нас, слава богу, имеется. А по утрам и вечерам? Яичницей да пельменями спасаться? Надолго ль хватит? Если не хочешь к сорока годам лечить язву, не возражай.
   Молчу. Не начинать же в самом деле службу с приверед? Ладно, пусть будет так. Там дальше разберёмся. Замглавы принимает моё молчание за безоговорочное согласие.
   - То-то, - удовлетворённо говорит он, - Семёновна и приготовит, и, если надо, подстирает. Пока жены нет, молодому человеку всегда с бытом проблема.
   Отец улыбается словам Матвеева. Похоже, ему это нравится.
   - Да, - продолжает инструктировать Геннадий Александрович, - Хоть ты официально и числишься за МВД, фактически подчиняться будешь только мне. Наш глава поселкового совета в дела особо не лезет. Проявляй уважение к нему, но ни во что не посвящай, отчитывайся только мне.
   - Так точно.
   - И ещё, - продолжает наставлять Матвеев, теперь уже в качестве начальника, - В костюме не ходи, из-за него в тебе за километр фобоса видно. Ходи в форме. Так народу понятней. Считай это своего рода маскировкой. Ну, сейчас иди устраивайся, а вечером приходи сюда в ДК. Сегодня праздник будет. Народу представлю тебя и за порядком заодно приглядишь.
   - А что за праздник? - спрашиваю.
   - Провожаем выпускников на учёбу. Традиция такая.
   - Любопытно, - роняет отец.
   - Можете остаться, будет интересно, - приглашает его Матвеев, - Кстати, чуть не забыл, Ромуальдовну не трогай.
   - Кого? - само собой не понимаю я.
   - Самогонщицу нашу, Щекочиху. Она, так сказать, наш колорит. Самогон её высшей пробы, любим нашими гостями. Не трогай её. Пока всё, а там дальше по ходу разберёшься.
   Пожав руки, расстаёмся. Мы с отцом и мамой едем устраиваться.
  
   Ольга Семёновна, к которой я был приписан на постой, жила в начале улицы в своём доме с прилегающим к нему садом. Мило и пасторально. Самое главное, что и моя будущая комната, и сама хозяйка понравились маме. Она всегда отмечала людей с интеллигентными лицами и обязательно опрятных. Ольга Семёновна комплекцией в маму, тоже полновата. На вид ей около шестидесяти, если я правильно определяю женский возраст. Сбивали с толку вишнёвого цвета волосы, коротко стриженные на модный лад и фирменный спортивный костюм на ней. Маманя тоже по дому в 'Адидасе' ходит.
   Самые мои большие страхи типа - туалета на улице и общественной бани по субботам не оправдались. У хозяйки имелась ванная комната с евроремонтом и отдельной душевой кабиной. Ничего ж себе домик в деревне! Туалет тоже имелся в доме, отделанная кафелем чистенькая комнатка. Причём всё сияло идеальной чистотой, как в рекламе чистящих средств. Моя комната, хоть и небольшая, зато с высокой кроватью и самой настоящей периной. Сойдёт на первое время. Всё, остаюсь!
  
   Родители уехали, нагруженные подарками с огорода хлебосольной хозяйки. По отцу не видно, зато мать, кажется осталась довольной. Это хорошо. Значит не будет донимать отца, что сослал сына за сто первый километр, в глушь, неизвестно к кому. Мы с хозяйкой проводили их. Как только машина отца скрылась с глаз, Ольга Семёновна позвала меня в дом:
   - Пошли пообедаем.
   Вежливо отказываюсь, мол ещё не голоден, а хозяйка и слышать не хочет:
   - Зря что ли готовила? Как только Матвеев предупредил, что у меня в квартирантах будет новый участковый, я и давай стараться.
   Произношу на мой взгляд дежурную фразу:
   - Я рассчитывал на отдельное жильё. Мне как-то неловко стеснять вас.
   - Оставь, - отмахивается Ольга Семёновна, выставляя тарелки на стол, - Знаешь самую страшную болезнь старости?
   Отрицательно мотаю головой.
   - Одиночество, - произносит она, - Человек - существо социальное. Ему общение требуется.
   И тут я подвергаюсь тщательному допросу с её стороны. Семёновну интересовало буквально всё - храплю ли я по ночам, жаворонок я или сова, что предпочитаю - блинчики или пирожки, какие продукты на дух не переношу, состав семьи до четвёртого колена, есть ли девушка, был ли я в Воронеже, сколько водки в состоянии выпить зараз и многое другое. Послать хозяйку с её вопросами подальше верх бестактности и недальновидности - жить то дальше вместе. К тому же допрос скрашивался сытным и вкусным обедом. К слову сказать, Ольга Семёновна готовить умела. Куда до её стряпни столовой нашей академии и близлежащих кафешек тоже. Незатейливо, но так вкусно. За такое умение можно и потерпеть её излишнее любопытство.
   Вообще Семёновна оказалась полезной тоже. От неё я узнал, что где находится в посёлке, кое-что о местной иерархии. Главу администрации за главного в народе не принимали. Правил здесь в статусе серого кардинала Матвеев, тот самый, что инструктировал меня. Она же рассказала, что в посёлке имеется фельдшерский пункт, считай больница, пояснила она, школа, детский садик, несколько магазинчиков и конечно же Дворец Культуры.
   - А почему он такой здоровенный, как в большом городе? - поинтересовался я.
   Ответ был прост и естественен:
   - Так творческого люда хоть отбавляй, вот и построили побольше, чтоб на всех хватило.
   Действительно, как это самому в голову не пришло?
   После обеда, вместо того, чтобы, подремать по совету хозяйки, дабы жирок завязался, надел форму и прошёлся по посёлку. Видел и школу с замечательным стадионом, и детский садик, заглянул и в фельдшерский пункт - одноэтажное строение.
   Надо отметить, все встречные здоровались со мной. Думаю, не из-за формы на мне, просто народ здесь вежливый. По крайней мере, ни одной неприятной гримасы при появлении человека в форме полиции я не заметил. Хотя, надо сказать, чувствовал я себя не в своей тарелке. В академии нас учили не выделяться, сливаться с окружающими, а тут я вот он весь красавчик при регалиях, за версту видно. К тому же к форме я ещё не привык. Надо было хотя бы дома её поносить. Мне казалось, что она то там прихватывает, то здесь тянет, а сзади вообще висит, приходилось постоянно поправляться. Это раздражало. Как её носят миллионы полицейских? И вообще, она точно мне шла как корове седло.
  
   Местный пункт правопорядка располагался прямо в центре посёлка, за Дворцом Культуры. Это был небольшой домик на две комнаты. По-царски, если судить по городским меркам. В городе выделят участковым комнату где-нибудь на первом этаже, сиди и радуйся. А тут целый домик. Хочешь живи в нём, хочешь девок води. Кстати, диван здесь имелся. А ещё от прежнего участкового целый угол пустых бутылок остался. Возможно конфискант, методично уничтоженный. А ещё кардинал-Матвеев предупреждал, чтоб не пить. Выходит, можно, только тихо и под кроватью.
   В чуланчике, среди какого-то хлама, видимо бывших вещдоков, нашёл мешок, сложил туда бутылки Кузьмича (прежнего участкового), поставил на выход. За три дома отсюда видел контейнер для мусора. Будем надеяться, своего хрустального наследства Кузьмич не хватится.
   Затем я набрал ведро воды, взял швабру и вымыл полы. В принципе надо было бы предварительно отловить какого-нибудь забулдыгу и заставить его сделать это за меня. Так принято на всех оперпунктах нашей необъятной России. Но, во-первых, где его сейчас возьмёшь, этого самого забулдыгу. Во-вторых, и самому помыть полы было не в лом. Два года в казарме и папа-генерал, не терпящий прислуги дома.
   - Сынок, всё в жизни пригодится, - любимое выражение его, - От тюрьмы, да от сумы не зарекайся. В нашей службе они сплошь и рядом ходят.
   Помним, помним, он мне этим выражением всю 'кукушку' проел.
   Наведя порядок в доме, выхожу во двор. Сразу ощутил прелести сельской жизни - руку протяни, растут вишня и яблоня. Вишня созрела, я немного полакомился ею, а вот яблокам для спелости ещё рано, видимо осенний сорт. За домом среди высокой травы две грядки, одна с луком, другая с огурцами. Чьи они и для какой цели разбиты догадаться не трудно.
   А вот очередной сюрприз от прежнего участкового прямо-таки порадовал. В сарае я обнаружил мотоцикл УРАЛ с коляской с надписью 'милиция'. Всю жизнь родители были против мотоцикла в семье, а тут вот он, по штату положен. Я протёр внезапно свалившееся на меня богатство, завёл и даже прокатился на нём.
   Возле одного из дворов, где у ворот застыл трактор без мотора, меня остановили.
   - Не слышишь, троит? - перекрикивая треск мотора, спросил меня мужик в замызганном комбинезоне, - Ты наш новый участковый? Заезжай во двор, посмотрю.
   Пока он выкручивал и проверял свечи, я огляделся. Во дворе стояли две крутые иномарки. Ещё одна висела на подъёмнике со снятой коробкой.
   - Вы автослесарь? - догадываюсь я.
   - Слесарь гайки крутит, - бурчит тот, - а мастер находит возможность починить. Я - автомастер.
   - Извините, не хотел обидеть.
   - И не обидел. Забирай аппарат, - он возвращает мне мотоцикл, - Отличная машинка, век ездить будет.
   - Сколько должен? - по привычке спрашиваю я.
   - А вот щас обидеть норовишь. Милиция она чья? Народная. Значит и народ должен помогать ей. Случись чего, не стесняйся, заезжай. У нас не принято друг другу отказывать.
   Сказать, что удивил, этого мало.
  
   СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК
   Вечером, на празднике выпускников прошло моё официальное представление жителям Царёва. Зал человек на четыреста, мест свободных нет. Люди ещё в проходах стоят. Мне показалось или среди зрителей я разглядел несколько столичных кутюрье знакомых по телевизору. Что они здесь делают? То-то на площади перед ДК сейчас полно крутых иномарок. Я ещё подумал, неужели это всё местных? Какой же тогда у них доход, если могут позволить себе дорогие автомобили? Оказывается, это машины гостей.
   Матвеев вывел меня на сцену, показал народу. Из вопросов ко мне только 'Сколько лет новому участковому?' и 'Женат ли?' Даже не полюбопытствовали откуда я и где учился. Хотя именно к ним я готовился. Думал честно признаться, что из столицы. Всё равно прознали бы. А на вопрос об учёбе была заготовлена легенда о школе милиции. Ну, не говорить же им, что окончил академию госбезопасности. Только заикнись об этом, посыпятся вопросы: 'А что ты здесь делаешь?' А вместо этого народ интересовал лишь мой возраст и семейное положение. Одним словом - деревня.
   Как только я убрался со сцены и сразу начался праздник. В официальной части выступил директор школы, который нашёл тёплые слова для каждого выпускника, рассказал, кто куда собрался поступать. Не будь я в общественном месте, обязательно присвистнул бы от удивления. Парочка вчерашних школьников собралась в МГУ, двое других в Плешку, один в МИФИ, двое в литературный институт, одна в Гнесинку, кто-то решил попробовать себя в Щуке. Мне это мерещится? Выпускники сельской школы вполне серьёзно собрались штурмовать элитные вузы страны? Я на Рублевке или все-таки в Царёво? Что это за Обитель Невезучих, если её дети замахиваются на подобное? Но местных, похоже, выбор школьных выпускников нисколько не смущал. Они аплодисментами поддерживали каждое решение.
   После официальной части, началась самодеятельность, да на таком уровне, что невольно закралась мысль, если местных исполнителей выпустить на сцену Кремлёвского Дворца, их запросто приняли бы за профессионалов. Тут были и хор (слава богу без исполнения казачьего фольклора), и просто певцы обоих полов, достойные проекта 'Голос'. А коллектив эстрадного танца зажёг так, что самому захотелось подвигаться. Понравились конферансье, парень моего возраста, что играл на клавишных в ВИА и рыжекрашеная девица. Девицу я кажется уже видел здесь. Точно, она работает продавщицей в продуктовом. Язычок у неё как бритва. Ау, 'Авторадио'! Вот кто был бы не лишним на церемонии 'Золотого Граммофона'.
   А дальше было нечто, то, что я никак не ожидал увидеть. Дальше был показ мод! Я нисколечко не сочиняю. Это было шоу. Одно дело видеть подобное на телеэкране, другое - лицезреть воочию. Особенно, если ты совсем близко, на сцене, но за кулисами. Стук каблучков, шелест материи, запах духов и девчонки, не ретушированные телехитростями. Сначала продефилировали будущие абитуриентки. Оказывается, их платья к празднику были сшиты местными мастерицами. Это объявила ведущая показа миниатюрная женщина за пятьдесят в зеленом брючном костюме. Она сменила прежних конферансье. В течение всего шоу она представляла каждую модель, обращая внимание зрителей на особенность того или иного наряда. Вслед за выпускницами на сцену стали выходить высоченные, длинноногие модели. Откуда их столько здесь? Неужто тоже местные? Перспектива жить в одном посёлке с такими дивами поначалу воодушевила меня, затем я сообразил, что это профессиональные манекенщицы. Не исключено, что столичные кутюрье привезли их с собой. Выходит, ради этого показа, они и прикатили в Царёво? Точно. Потому, что после выхода на поклон ведущей и, как оказалось, главного модельера коллекции Нины Кодовахиной (никогда не слышал подобной фамилии), столичные метры от кутюр потянулись на выход.
   Подумав, выхожу за ними следом. Мало ли чего. По устоявшейся традиции, деревенские никогда не жаловали городских. Не хватало мне ещё эксцессов в первый день. Но, похоже, я дул на воду. Особо 'поддатых' на празднике я не заметил, а значит и проблем быть не должно. Сглазил. Стоило гостям разъехаться, а празднику закончится, на площади перед ДК появилась троица хорошенько поддатых парней. Они двигались навстречу расходящимся из Дворца Культуры зрителям.
   - Юлька! - заорал один из них.
   Его товарищи попытались остановить дружка, но это им не удалось. Парень был высок и крепок. Худощавых собутыльников он просто стряхнул с себя как назойливых мух.
   - Юлька! - вновь проревел он и двинулся дальше.
   Народ расступался перед ним, словно перед ледоколом. В этот момент на ступеньках появились выпускницы в нарядных платьях. Одна из девчонок, скривив личико, отступила назад.
   - Юлька, не уезжай! Не уезжай! Я люблю тебя. Я не могу без тебя.
   Ах, как трогательно, Царёвские Ромео и ДжЮЛЬетта.
   Ромео взбегает по ступенькам, хватает предмет своих воздыханий за локоть. Той это явно не нравится, и она пытается освободить руку. Парень силен и это ей не удается.
   - Юлька! - просит пьяный, - Не уезжай!
   Невольно ловлю на себе взгляды окружающих и меня осеняет, что пора вмешаться. Как никак я уже у них власть, если не бог, то царь, опора и надёжа.
   - Эй, парень! - громко окликаю его я, - Давай, полегче!
   - Что? - оборачивается тот отпуская девчонку.
   Вот, уже хорошо. Или не очень?
   - Ты что-то имеешь против? - пьяные глаза парня наливаются злобой, - Ты что-то имеешь к моей Юльке?
   - Здрасьте, лошадь, я - Будённый.
   Лепетать и оправдываться в такой ситуации последнее дело. Тем более, что я при исполнении. Парень крепок, спортивен, выше меня на пол головы. Если не повезёт, то местный погост обзаведётся новым надгробием с надписью: 'Погиб при исполнении...'
   И тем не менее делаю шаг вперёд.
   - Остынь, парень!
   - Я? - рычит он, спускается на пару ступенек и с ходу бьёт свингом справа.
   Не совсем умело, зато достаточно быстро. Успеваю шагнуть влево и бью его в почку. Даже пьяному такое больно. Затем удар уже ногой в сгиб колена. Бузотер заваливается. Возможно это не спортивно и выглядит не эстетично, зато действенно и эффективно. Когда в шестнадцать лет хулиганы хорошенько мне начистили физиономию, отец отвел меня заниматься рукопашным боем. Но не в обычную секцию бокса или карате. Там с виду жестоко, но всегда подчинено определённым правилам. Отец пристроил меня на обучение к инструкторам, что готовили агентов. Меня обучали драке без правил, драке не до первой крови, а до победы любой ценой. Удивляюсь, как у меня после таких тренировок крыша не съехала. А ведь могла, учили то серьёзно.
   Юлькин воздыхатель осел на землю и что дальше? Нападение на сотрудника полиции при исполнении, да ещё при свидетелях - это серьезно, это тянет на статью. А с другой стороны, пьяный влюбленный дурак, что проспится и утром будет стыдиться сегодняшнего вечера. Вспоминаю, что я теперь обладатель настоящих стальных наручников. Подтаскиваю парня к перилам и приковываю его к ним. И тут начинаются стенания доброхотов:
   - Да, Витёк малый хороший...
   И хорошие люди, бывают кулаками машут.
   - Да он мухи никогда не обидит...
   Лучше бы он на самом деле с мухами воевал, пользы больше было.
   - Он мастер спорта по теннису...
   О! Решающий аргумент. Теннис он вообще элитный вид спорта, не для простых смертных. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.
   - Отпусти, начальник, будь человеком...
   Начальник, в качестве человека, соглашается обменять бузотёра на три ведра воды. Секундное замешательство.
   - Серьёзно?
   - А чего? - вопросом на вопрос подтверждаю своё решение.
   Дружки его тут же подрываются исполнять. Через несколько минут приносят ведра. Окатываю Витьку водой раз за разом. Вода холодная, парень трезвеет на глазах.
   - Хватит. Не надо, - поднимая свободную руку, просит он.
   Отмыкаю наручники, отпускаю его. Парень с дружками убираются с площади, зеваки расходятся тоже.
   - С крещеньицем, Вячеслав Михайлович, - поздравляю сам себя и тоже отправляюсь домой, то есть на постой к Семёновне.
   По дороге гадаю, как теперь оправдываться перед своим полицейским начальством на необычный воспитательный метод. А то, что стоять навытяжку придётся, сомнений не возникало. Обязательно кто-нибудь 'настучит' в район.
   - Не могут у нас без этого, не могут не стучать, - не раз и не два слышал я подобное от отца. Он то знает, зря что ли генерал.
   А вот моя хозяйка Семеновна, моим поступком оказалась весьма довольна. Причем сам я ей ни о чём не рассказывал. Инцидента она не видела, ушла сразу после показа мод. Я ещё наблюдал, как она спускалась по ступенькам задолго до появления пьяной компании. Так откуда она узнала?
   - Это деревня, - заметив удивление на моём лице, пояснила она, - Здесь все всё знают. Привыкай.
   - А вообще, ты - молодец, - похвалила она, - Силу показал. Это важно. Добро должно быть с кулаками. И наказывать Витьку не стал, хотя мог бы, наверное. Человечность проявил. Народ оценит.
   С тем и спать пошёл.
  
   ХОЗЯЙКА ОЛЬГА СЕМЁНОВНА
   Утро встретило оладушками Семеновны.
   - Чем сегодня намерен заниматься? - поинтересовалась она.
   Пожимаю плечами. Чем ещё? Конкретного плана нет. Но и признаваться в этом как-то не солидно. Потому озвучиваю официальную версию:
   - Пойду пройдусь, с народом познакомлюсь.
   - Правильно, - одобряет хозяйка, - Только на пять часов ничего не планируй, пойдем к соседке. Помочь надо Верке.
   Видя, как я поднапрягся, Ольга Семёновна спешит добавить:
   - Не бойся, не свататься идём. Верка она только для меня, потому как подружка и ровесница. Для всех остальных она - Вера Павловна, а в просторечии и среди учеников - Вера Пална. Она у нас учительница русского языка. К ней дети приезжают, сын с женой. Просила подсобить. Заодно свойских пельменей попробуешь. Сто процентов таких никогда не ел. Чего-чего, а стряпать их Верка мастерица.
  
   После вчерашнего инцидента у ДК мне никто не звонил из района, мозги не полоскал за непедагогичные методы воспитания. Неужто никто не настучал в район? Уже хорошо. Хотя, если подумать, откуда у районного начальства мой телефон? Они, может и вовсе не в курсе, что у них новый участковый в Царёво. Генералы там наверху относительно моей персоны сговорились, а пока до местных майоров их решение спустится. Ну, да ладно, главное, чтоб жалование не забывали платить, а лучше, чтоб сразу по двум ведомствам, как отец обещал по полицейской и феэсбешной. А что, всё может статься, из госбезопасности меня официально ещё не вытурили.
   Прошелся по посёлку из конца в конец. Встречаемый на улице народ здороваясь, улыбался. Раз сразу на вилы не подняли, типа 'пионеры наших бьют ', значит ничего, прокатит моё рукоприкладство. Чего это вдруг вспомнилось любимое выражение отца про пионеров. Откуда оно у него и что означает? Почему пионеры должны бить кого-то? И какие пионеры, юные ленинцы или первопроходцы Америки? Отца как-то забывал спросить. Может Царёвские старожилы знают, почему пионеры наших бьют. При случае надо будет выведать у них.
   Путешествуя по посёлку, я уже знал, что и где здесь находится, вчера заглянул в бумаги Кузьмича. В тетради участка и на прилагаемой к ней карте всё обозначено: где кафе-столовая, где магазин продуктовый, а где промтоварный, где ферма, а где консервный завод. Оказывается, есть здесь кое-какое производство. Директором там Касьянов, нет, не премьер бывший, с 'В.П.' инициалами. На карте был даже указан дом Щекочихи местной самогонщицы, с экзотическим отчеством Ромуальдовна, которую мне трогать заказано. Мы и не будем, если её производство не станет проблем создавать.
   А, вообще, здесь, кажется, спокойно. Это даже из бумаг бывшего участкового видно. Из поднадзорных - никого. Папка учёта осуждённых тонюсенькая. В ней данные на четырёх человек. Один из них автомастер, Игорь Васильевич Пантелеев, что менял свечки на моём мотоцикле. По какой статье осуждён? Что-то не помню такую, надо будет в УК заглянуть. Судимость снята. И у этого, и у другого. Короче, о бывших сидельцах знаем, до них попусту не домахиваемся. Думаю, Кузьмич обязательно это бы посоветовал. Вон на папке столько пыли, небось с прошлой проверки, знать, невостребованная. Папка условно осуждённых и досрочно освобождённых пустая, как и папка учёта несовершеннолетних правонарушителей. Это что ж выходило, в Царёво - законопослушный народ? Мило, меньше работы. Спасибо, папочка, ты знал.
   Променад мой заканчивается у околицы. Дальше - поля, фермы и в стороне, вплотную к лесу - консервный завод. В те края наведаюсь в следующий раз. Надо же себя чем-нибудь занимать. Пока гулял (патрулировал вверенный объект), никто 'караул, грабят' не кричал, с просьбами-проблемами не обращался. Неужто и никакого сутяги здесь нет? Такого, с противным голосом, гнусного вида, чтоб он доставал власти и меня, заставляя с утра до ночи заниматься его проблемами.
   Налюбовавшись окружающим видом, уже другой дорогой иду к себе в оперпункт, вдруг там какие новости.
  
   После пяти вместе с хозяйкой отправляемся к Вере Палне, дом которой через четыре по улице. Завидев нас в окно, она выходит встречать на порог. Подружки ростом и габаритами примерно одинаковы, то есть с талиями, обозначенными лишь поясами. Отличие в прическах, Вера Пална собирала светлые волосы в пучок, моя же хозяйка волосы красила и предпочитала короткую стрижку. Ну ещё Вера Пална встречала нас в халате, а моя Семёновна предпочитала дома ходить в спортивном костюме.
   - Здравствуйте, проходите, - радушно пригласили нас в дом, при этом выразительно глянув на мои ботинки.
   Они совсем не пыльные и даже сияют, но видимо предполагалось их снять. Легко, особенно, когда носки чистые и без дырок. Взамен получаю одобрительную улыбку и тапки.
   - Руки мыть там, - по-свойски командуют мне и пока я намыливаю ладони, интересуются:
   - Пельмени лепить умеешь?
   Пожимаю плечами. По телевизору видел, вроде бы ничего сложного.
   - Научится, - вступается за меня Ольга Семёновна.
   Она тоже моет руки и первой присаживается к столу, на котором пластом лежит раскатанное тесто. Обычным гранёным стаканом она начинает нарезать из него кружочки. Вера Пална достаёт из холодильника тарелку с фаршем. Обходя меня, продолжающего стоять столбом посреди комнаты, командует:
   - Чего застыл, подходи к столу. Хочешь, садись, а хочешь стой, если так удобней.
   Иду к столу, присаживаюсь в уголок на табуретку.
   - Славик у нас немного стеснительный, интеллигентный, потому как из хорошей семьи, - продаёт меня моя хозяйка, - Я его родителей видела, очень приличные люди.
   - Уважаю стеснительных, - одобряет Вера Пална, словно это свойство характера играет немаловажную роль в процессе лепки пельменей, - За это качество, а также за знакомство и чтоб легче лепилось.
   С этими словами Вера Пална достает из буфета графинчик с наливкой и рюмки.
   - Пасую, - спешу сообщить я, памятуя о предостережении Матвеева не пить с народом.
   - Ладно, - не настаивает хозяйка, убирая лишнюю рюмку, - Меньше ртов, полней бутылка.
   'Ничего себе училка!' - про себя хмыкаю я.
   Заметив чего, или прочитав мои мысли, Ольга Семёновна изрекает:
   - Трудно представить себе, но учителя - тоже люди...
   - Только с более расшатанными нервами, - подхватывает Вера Пална.
   Тётки намахнули по рюмке, и началась лепка пельменей. Процедура нехитрая: чайной ложечкой кладёшь фарш в кружочек раскатанного теста и защепляешь края. Работа для женщин и детей. Зачем я здесь? Где-то за час, под неспешный разговор, фактически допрос уже со стороны Веры Палны, мы расправились с миской фарша, украсив поднос выложенными на него пельмешками. Но когда хозяйка выставила на стол ещё тазик с фаршем, я понял, что пропал. Ах, Семёновна, ах, удружила, сдав меня в рабство подружке. Все, сейчас встану и под любым предлогом, вплоть до расстройства живота, смоюсь отсюда. Как кто отвёл совершить подобную глупость. Дамы приложились ещё, и наливочка развязала и без того словоохотливой Вере язык. Сплетни Царёва потекли рекой. Через два часа и ещё несколько рюмочек я уже знал, кто на ком и почему. За кем надо приглядывать, кому помогать и кого от кого оградить следует. К какой-то Зайчихе, например, должен на днях приехать жених по переписке.
   - Так вот этого никак нельзя допустить, - горячо убеждали меня.
   На моё 'почему' на меня обрушивается шквал доводов, мол жених-заочник прямиком из тюрьмы и Зайчиха ему просто подкормиться нужна. Что ей дуре он ребёнка заделает, а дальше его тютькой звали. Что знаем это, проходили, к какой-то родственнице их знакомой, через знакомую, точно так же заочник приезжал, обрюхатил её и смылся, а Зайчиха баба, доверчивая...
   Остановить энергичный напор женщин пришлось, лишь поклявшись защитить неведомую мне Зайчиху от проходимца. И вновь потекли сплетни, уже поспокойнее. Вчерашние Витька с Юлькой тоже не были забыты. Со слов Веры Палны Витька года два как закончил школу, работает на консервном заводе. В передовики не лезет, но и не лодырничает. А ещё он мастер спорта по теннису. Он бессменный спарринг-партнер спортсменов, приезжающих на тренировки к Леонову.
   - Кто есть Леонов? - по ходу интересуюсь я.
   - Лучший тренер России по теннису, - со значением произносит Ольга Семёновна.
   - И что он делает в Царёво? - резонно удивляюсь я.
   Насколько мне известно, тренеры по теннису, особенно хорошие, без работы не сидят.
   - Он - физрук в нашей школе, - отвечают мне в один голос.
   - ???, - в смысле пауза недоумения с моей стороны.
   - Помнишь, что прежний наш президент, тот здоровый, в теннис обожал играть? - напоминает моя хозяйка.
   Киваю в ответ. Слышал об этом. Тогда этот вид спорта у нас в гору попёр. Это нормально, что наши вожди любили, там у нас медали и были.
   - Так вот, за право поиграть с Первым войны велись. В те годы напарник по игре влияния имел побольше некоторых министров. Наш Сергеич локтями толкаться не стал, посчитал для себя недостойным. Вот его и задвинули сюда с глаз долой и чтоб под ногами у сильных мира не путался.
   В виде поддакивания киваю, мол, яснее ясного расклад. Ольга Семёновна тем временем продолжает:
   - Тот президент давно уж в могиле и о его увлечениях народ забывать стал. А вот среди профессионалов нашего Леонова до сих пор помнят. И сейчас к нему спортсмены мирового уровня за советом приезжают. Сергеич ошибки других тренеров исправляет. А Витька у них партнёром по игре.
   - А Юлька, из-за которой он бучу у ДК устроил, в артистки собралась, - вставила Вера Пална, - Не пара он ей.
   - Чего й то не пара? - возражает подружке Семёновна.
   - Юлька теперь столичной штучкой заделается. Много ль наших после институтов домой вернулось. То-то. Зачем артистке-Юльке какой-то деревенский Витька?
   - Он, может, тоже отсюда сорвётся. Ждёт ведь вызова из Германии. Говорят, и в Швейцарии с теннисистами не густо. Сулились и туда пригласить. Сама слышала, как Сергеич об этом говорил. Улетит отсюда соколик, вот увидишь. Так взлетит, что Юльке за счастье рядом постоять с ним будет. Ещё сама побегает за Витькой. Это она ему не пара.
   Вера Пална машет на подружку:
   - Это ты в своих романах счастливые концы выводи. А реальная жизнь больше на пакости и подлянки горазда.
   - Какие романы? - настораживаюсь я.
   Вера Пална озаряется улыбкой стукача:
   - Она ещё тебе не похвасталась? Семённа наша - писательница, самая настоящая, без дураков.
   - Хватит тебе, - пытается окоротить подружку моя хозяйка.
   Но ту не так-то просто заставить замолчать:
   - Чего хватит? Не надо мне рот затыкать. Я правду говорю. Она классные книжки пишет, и за себя, и за тех парней. Попроси и тебя научит.
   С изумлением гляжу на свою хозяйку. Вот это новость! Я на постое у настоящей писательницы. Кто бы мог подумать? Надо будет родителям сказать. Глядишь и меня в своих романах каким-нибудь боком опишет, увековечит, так сказать. Ну, дела... И судя по тому, что сегодня наговорила подружка моей хозяйки, удивляться мне здесь ещё долго. В Царёво и вправду талант на гении сидит и вундеркиндом погоняет. Когда мы затемно возвращаемся домой, спрашиваю об этом Ольгу Семёновну.
   - Почему посёлок называется Царёво? Почему здесь одаренных людей на квадратный метр больше чем внутри Садового кольца? И почему это место называют Обитель Неудачников?
   - Царёво? - Семёновна на мгновение останавливается и вновь продолжает движение.
   В руках у неё бутылочка с наливкой от Верки. Заработанную нами миску пельменей несу я.
   - Так мы и есть царёвы люди, если подумать, собственность сильных мира сего. Когда-то один умный руководитель, подчеркиваю, очень умный, не стал добивать своего конкурента. Обычно у нас такое не принято, особенно на самой верхотуре, - для наглядности Семёновна делает значительное лицо и указывает пальцем в небо, - Не знаю, что тогда сыграло - дружба с юных лет или благодарность за то, что поверженный враг в своё время многое дал этому вождю? Но это был шаг. Короче, не стал он расправляться с бывшим товарищем, отправил сюда, организовав сносное проживание. Опальному лидеру тоже хватило ума не озлобиться на мир и на бывшего дружка. Комфортная ссылка всё лучше, чем могила или лагеря. Лидер время от времени заезжал сюда, беседовал с поверженным конкурентом. И что интересно, многое из их разговоров и споров действующий руководитель принимал и некоторые идеи талантливого дружка не чурался использовать, но уже как свои.
   - Необычно и более того - невероятно, - восклицаю я, отказываясь верить услышанному.
   Это не сбивает Семёновну:
   - И тем не менее. - говорит она, - Больше тебе скажу, идея вождя прижилась. Кому из больших людей хватало ума, тот тоже не добивал своих наиболее талантливых соперников, загонял сюда и дальше пользовался их мозгами. Место здесь удобное, и от Москвы не далеко, и с дороги не видать. Старожилы Царёва все оттуда, с тех времён. Раньше сюда по большей части функционеры приезжали. Люди о путях развития страны беспокоились, дискутировали, искали новые решения. Потом уже не только политических стали ссылать, всяко разных, что не дотянулись немного до Олимпа или не смогли удержаться на нём. Отсюда и другое название этого места - Обитель Неудачников.
   В этот момент мы проходим мимо резной калитки. Из-за неё нас громко облаивает небольшая псина, сидящая на цепи. Семёновна от неожиданности вздрагивает и машет на неё рукой:
   - У-у, брехливое отродье. Замолчи пустобрёх, напугал.
   Псина заливается ещё больше. Мы идём дальше.
   - Про Обитель мне понятно, - продолжаю разговор я, - А что, до сих пор сюда гости приезжают?
   - А то, - с охотой поддерживает разговор моя хозяйка, - хотя сейчас чаще встречаешь представителей так называемой культуры. Вот уж на ком клейма негде ставить. Видал вчера сколько модных портных присутствовало на показе нашей Нинки Кодовахиной. Уже завтра ее новые разработки растащат по своим коллекциям. А уже с ними они будут покорять Париж, Ниццу и много ещё чего.
   - Вы серьёзно? - я всё никак не могу принять на веру слова моей хозяйки, - Чтобы к руководителю сельского кружка кройки и шитья известные модельеры приезжали? За идеями?
   Ольга Семёновна изображает небрежный пасс ручкой и презрительно изрекает:
   - Да Нинка могла быть круче их всех. Но не повезло ей, как, впрочем, и всем нашим. Молодая была, горячая. Настоящий талант, понимаешь, чурается дворцовых интриг, спину не гнёт, хотя надо бы. По всем житейским канонам надо бы прогнуться да покланяться, а не может талант переступить через себя. В своё время доброжелатели настропалили Нинку, и она сгоряча сцепилась с министром культуры. Аккурат перед поездкой со своей коллекцией в Париж на дни Российской культуры. Нашла кому правду-матку резать. И всё, поехала не она. Отобрали у неё коллекцию и отправили с ней другого.
   - Разве так можно? - невольно вырывается у меня.
   За разговором мы дошли до нашего дома.
   - Милый Славик, - поднимаясь на крыльцо, говорит Семёновна, - Подлость человеческая ограничений по тяжести и границам не имеет.
   Мы входим в дом. Ставлю миску с пельменями в холодильник.
   - Пельменей хочешь? - спрашивает Семёновна.
   - Нет.
   Мы у Верки одну порцию уже съели, тетки под рюмочку, а я со сметаной.
   - А чай?
   - И чай.
   - А чего хочется? - продолжает проявлять заботу Семёновна.
   - Узнать, как вы здесь оказались, - говорю.
   Мне и на самом деле это жуть как интересно. Ольга Семёновна глядит на подаренную Веркой наливку, вздыхает и убирает с глаз подальше.
   - Не хотите говорить? - уточняю я.
   Хозяйка кривится:
   - У каждого свой шкаф со скелетами. Вот помру, тогда и откроешь его. И чтобы не было дальнейших вопросов - я нисколько не жалею, что оказалась здесь. Мне тут комфортно. Это тебе не во всесоюзном серпентарии - Переделкино жить. Я здесь одна на всю округу писательница.
   - Принято, - для вида соглашаюсь я.
   Но интересно же. Недельку спустя подкарауливаю Веру Палну, спрашиваю о моей хозяйке её, заодно проверяя постулат, что в деревне все про всех знают. Угадал. По словам Веры Палны хозяйке моей и в самом деле в своё время прочили большое будущее. Первую книгу её заметили и оценили. Говорили сам Валентин Солоухин ставил ей перо. Они вместе работали редакторами ещё в издательстве 'Советский писатель'. Так, что многих известных авторов она знала не понаслышке. Какие из рассказов её наставника или общая атмосфера в писательской среде побудили её написать книгу о плагиате со времён революции до наших дней. Кто у кого и что спёр. Кто истинный автор или соавтор ставших уже классикой произведений. С кем и из-за чего у Ольги Семёновны случился конфликт в этом благородном семействе Вера Пална не знала.
   - Не столь это и важно, - заявила она, - Главное, что прилюдно пригрозила издать свою рукопись в Германии. Это же скандал!
   - И как? - не мог не полюбопытствовать я.
   - Как в лучших детективах. Рукопись выкрали, а саму к нам на ПМЖ, от всяких Германий подальше. Только я тебе от этом не говорила, - страшно вытаращив глаза, предупредила Вера Пална.
   Тоже пучу глаза изображая понимание и со причастие к тайне. Хорошо ещё обошлось ритуальным заклинанием молчать, а не распиской кровью. Кто знает, какие тут у местных сплетников порядки?
  
   СЛУЖБА ДНИ И НОЧИ...
   На следующий день встречаю на улице Матвеева.
   - Как обживаешься? - интересуется замглавы.
   - Нормально, - отвечаю.
   На дежурный вопрос должен быть дежурный ответ. Ну не жаловаться же на чрезмерную опеку хозяйки и на то, что выделенная мне кровать скрипит.
   - Я вот сомневаюсь, - помявшись, спрашиваю у Матвеева, - Правильно ли я поступил тогда на празднике с пьяным Витькой-теннисистом?
   - Нормально, - успокаивает меня Геннадий Александрович, - Милиция должна быть жесткой, но справедливой.
   - Полиция, - машинально поправляю я, - Сейчас её называют - полиция.
   - Это там пусть так называют. Здесь ты - милиция. У многих деды в партизанах с полицаями воевали. Мой, кстати, тоже. Я деда уважаю, а новое название нет.
   - Хотел ещё спросить.
   Рассказываю ему, что ко мне обратились местные с просьбой защитить Зайцеву Надежду.
   - Зайцеву? - морщит лоб Матвеев, - Надьку Зайчиху?
   - На днях к ней должен приехать жених по переписке.
   - Жених с зоны? Откидывается скоро? - тут же соображает Матвеев, - Гони его сразу, чтоб даже до Зайчихиного порога не дошёл. Иначе потом слёз-соплей не оберёшься.
   - А как я его перехвачу? - недоумеваю я.
   - Очень просто. Таксисты к нам не ездят. Даже самые наглючие не выдерживают шмона на нашем КПП. Два раза в день, утром к восьми и вечером около шестнадцати к нам заходит рейсовый автобус из райцентра. Больше, как на нём, чужому сюда не добраться.
  
   Пришлось подежурить несколько дней на остановке. Всё оказалось, как и говорил Матвеев. Женишок приехал вечерним автобусом. Бывший зек, а ныне предполагаемый жених Зайчихи, нахально попытался покачать права перед зелёным участковым. Но ещё до отхода автобуса сообразил, что легко может схлопотать себе новый срок. Автобус увёз его обратно, скорее всего к следующей невесте по списку.
   Соображаю, что сам не знаю ту, ради которой старался. Решил навестить её по месту жительства. Дома Зайчихи не оказалось. Дверь открыл белобрысый пацан лет десяти.
   - Маманя в ДК, - сообщил он.
   Потопал туда. Мотоцикл сегодня я не брал, передвигался по посёлку на своих двоих, благо здесь всё в шаговой доступности. Надьку я разыскал в студии кройки и шиться. Статная дама с выдающейся грудью и русой косой. Платок ей на голову, серп в руки - готовая натурщица для полотен художников соцреализма. Такую преступно лишать женского счастья, но и видеть рядом с ней распальцованного уголовника тоже не дело. Наплёл ей, что в районе задержали на воровстве такого-то такого. А при нём Надькины письма. Мол сообщили мне по инстанции, чтоб она его больше не ждала, закроют его.
   В глазах Зайчихи печаль и слёзы - поверила. А у меня от вранья в душе даже не корябнуло. Ложь во благо. Ложь она всегда во благо. Пусть лучше уж сейчас переболеет Надюха, чем годами потом мучается.
  
   О выполнении поручения отчитался Семёновне, за что был награждён сначала одним пирожком с капустой, затем ещё пятью. Больше в меня не влезло. Гордый собой и безобразно сытый, решил спросить Семёновну, о чём она сейчас пишет?
   - В последнее время я всё больше по мемуарам специализируюсь, - не стала скрытничать она.
   - По своим? Не рано? - кажется немного нагловато с моей стороны.
   Но Семёновна сегодня в прекрасном настроении, нормально реагирует на шутки:
   - Говорить о себе замечательное никогда не рано. Но пока я всё больше чужие мемуары сочиняю.
   - И как?
   - Как ассенизатор-кондитер.
   - То есть? - сразу не соображаю я.
   - Из кое-чего леплю конфетку.
   До меня доходит и смеёмся мы оба.
  
   Наверное, все кроме Надьки Зайчихи узнали, что я избавил её от жениха-уголовника. Вера Пална была несказанно рада. Игорь-автомастер похвалил меня, а вот Люська-продавщица прилюдно предупредила:
   - Ты, участковый, не очень-то усердствуй касаемо женихов. У нас тут много незамужних. Я вот тоже из их числа, своего прынца жду. Смотри, нагонишь моего, не прощу.
   Но язва Люська, она одна такая, остальные были на моей стороне и соответственно Зайчихи.
   - Надька, она не плохая, только очень доверчивая, - встретив меня как-то на улице, сказала её руководительница по кружку кройки и шитья, Нина Кодовахина, - Спасибо, что оградили её от проходимца.
   Вот что значит настоящая интеллигенция. Я вдвое моложе её, а она ко мне на 'Вы'. И от её благодарности стало как-то неловко. Поэтому спешу перевести разговор на другую тему, выразив восхищение её творчеством:
   - Был на вашем показе мод. Просто поражён.
   'Чаще хвали людей, - наставляла меня Семёновна, - Творцу похвала, как ростку вода. Этим ты завоюешь доверие'.
   Кодовахина не смогла сдержать улыбки.
   - Вам на самом деле понравилось?
   Одной похвалы обычно всегда маловато. Это тоже из советов моей Семёновны. Спешу повторить.
   - Очень. Я не специалист, не критик, вообще мало что в этом понимаю, но мне очень понравилось. Честно. Терпеть не могу искусство ради искусства. Оно мертво. Ваше творчество, мне показалось, оно для людей. Какие наряды были на выпускницах. Это что-то. Мне бы и в голову не пришло, что они сшиты здесь. Я думал за ними специально ездили в столицу.
   - Мы тоже, как видите, можем, - скромничает Кодовахина.
   - Выше всяких похвал, - уверяю её, - Я бы так не смог.
   Звучит довольно глупо. Где я, а где иголки. Смеёмся оба.
   - Хотите, я Вам новую форму сошью? - она пальчиком трогает отворот моего кителя и морщится.
   - А можно?
   Нина улыбается:
   - У нас-то ходите, в чем хотите, никто придираться не станет. В райцентр официальную форму одевайте. И всё. О! А поручу-ка сшить её Зайчиху, - Кодовахиной самой понравилась эта идея, - А что? Пусть отрабатывает свою свободу.
   - Да, как-то... - мнусь? - Может не стоит? Неудобно как-то вас загружать.
   - Юдашкин армию и милицию одел. Я не хуже. Только позвольте.
   Улыбаюсь:
   - Обмерять будете?
   - Я?
   Нина-Модельерша смеется и уходит. А ведь прав Матвеев, здесь все 'полицию' 'милицией' называют.
  
   Работа местным участковым показалась мне не напряжной. Главное, что районное начальство пока не требовало от меня никаких показателей. Возможно лет через несколько я уже не буду на многое реагировать и кое-чему смеяться, но пока местная криминогенная обстановка меня забавляла. Драка у самогонщицы. Мужики пришли просить у Ромуальдовны в долг. Но та была не в настроении, либо грешки за мужичками водились, короче, не дала она им самогонки. Тогда они попытались взять силой. Бабка за дрын. Итог - два ноль в пользу самогонщицы.
   У другой бабки, Антиповой, коза пропала. В отличие от других козоводов, Антипова свою козу никогда не привязывала, просто отпускала со двора, а вечером загоняла.
   - Даже никогда не искала её. Позову, сама идёт.
   - Может, забрела куда, - спрашиваю.
   - Украли, - без тени сомнения с её стороны, - Она всегда домой приходила. А тут ночь на дворе, а её нет. Не иначе строители зарезали.
   В посёлке работала бригада приезжих строителей. Ребята они тихие, непьющие, из баптистов. Матвеев говорил, что долго охотился за ними и ждал, пока они уйдут с другого объекта, чтобы нанять их. Баптисты делали ремонт в одной из квартир двухэтажного дома, что на восемь хозяев. Для кого готовили её мне было неизвестно. Ничего, сюрприз будет.
   - Они, лиходеи и сгубили мою Катьку, - наводила поклеп на строителей бабка, - Больше некому.
   Делать нечего, вздохнул, пошел искать, сначала вместе со старухой. Первым делом и по настоянию Антиповой навестили строителей, где бабка без зазрения совести пошарилась по их кастрюлям, надеясь найти мясо. Облом. Не учла старуха, что баптисты как раз успенский пост соблюдали. О чём ей, безбожнице и сказали. Извиняться, конечно, пришлось мне. Дабы вредная старуха больше не впутывала меня в какой-либо блудняк, отправил ее домой, а сам дальше двинулся на поиски её животины. Прошёлся по округе, ну нет козы нигде, хоть ты тресни. Похоже, права бабка, остались от её любимицы рожки да ножки, как в детской песенке. Таким будет первый за мою службу 'глухарь' и первая отписка на заявление, козлячие. Плюнул, пошёл спать.
   Утром меня разбудил шум с улицы. Кто-то ругался на пороге. Выхожу. Это Семёновна не пускает в дом бабку Антипову.
   - Спит ещё участковый. Всю ночь твою козлятину искал.
   - Власть должна круглые сутки работать! - не унималась старуха.
   Заметив меня в дверях, протянула листок бумаги.
   - Что это, - хмурюсь я, по слухам зная, что каждая бумажка от населения - головняк для участкового.
   - Заявление. Хочу, чтобы ты разыскал, тех, кто мою Катьку выдоил.
   - Как выдоил?
   - А вот так. Пришла моя Катка с пустыми титьками. Это ж надо ж такому случиться? Никогда такого не было.
   Не понимаю:
   - Какие титьки? Катька то какая?
   - Катька, коза моя пропащая, пришла сегодня под утро, часа в четыре, и вся выдоенная.
   - Коза жива? - спрашиваю.
   - Жива.
   - Ну, и слава богу, - облегчённо радуюсь я.
   Теперь не надо никого искать, проводить расследование, бумаги отказные сочинять. Проблема исчерпана. Ошибался я.
   - Так без молока она, - не отстаёт от меня старуха.
   - И что? - не понимаю я, - Что от меня-то надо?
   - Найди лиходеев, кто мою Катьку выдоил. Воровство ведь по факту.
   Немного соображаю и выдаю:
   - Это козодой!
   - Какой козодой? - не понимает бабка.
   - Птичка такая, козодой, - встревает в разговор Семёновна.
   - Она коз доит, потому так и называется. Козиным молоком птенцов своих кормит, - поясняю суть дела старухе Антиповой.
   - Козьим, - поправляет меня Семёновна.
   - Да, козьим, - соглашаюсь и тут же добавляю, - сам читал об этом в энциклопедии у Брема.
   Бабка Антипова с ходу не верит:
   - Не знаю, что там, у Брема, у нас такого отродясь не было.
   Вру дальше:
   - А в Средней Азии такое сплошь и рядом. Как только птенцы козодоев вылупляются, коз со двора не выпускают.
   - Так это в Средней Азии, - не сдаётся бабка, - У нас-то они откуда?
   - Вслед за гастарбайтерами прилетели. Знаете, сколько сейчас в Москве узбеков-таджиков? Сотни тысяч. За ними козодои и прилетели. 'Их семейку я вчера в поле лично видел', - говорю, - Они и сдоили вашу Катьку.
   Старуха задумывается. А я добавляю:
   - Так, что заявление своё забирайте, на птиц я управу не имею.
   - А кто имеет? - моментально реагирует Антипова.
   - По идее - экологическая прокуратура, - приходит мне на помощь Ольга Семёновна.
   - Кому ж как не ей с безобразиями в природе разбираться, - подхватываю я, - К ним надо, бабуль.
   - А где ж их найти? - теряется старуха.
   - В области точно есть, - говорю, - Может и в райцентре их отделение имеется. Я пока не знаю.
   Бабка опять протягивает мне свою бумажку:
   - А ты, милок, как в район поедешь, завези этим моё заявление.
   Хмурю брови, еле сдерживая улыбку:
   - Не с руки мне. Некогда мне их искать.
   - Ну ты поищи их, милок, поищи, не оставь бабку без защиты.
   Снисхожу:
   - Ладно, если начальство не загрузит делами, то поищу. А ты бабуль, Катьку свою больше не отпускай. Ты её привязывай. Я читал, что козодои к домам не прилетают. Боятся людей они. Это полевые птицы.
  
   А ещё я имел удовольствие лицезреть семейную разборку в итальянском стиле. Нет, на неё меня никто не звал. Иду мимо пятиэтажного дома, а там у подъезда пять-шесть женщин столпилось и дедок. На балконе второго этажа разоряется слегка оплывшая в формах дама в шелковом домашнем халате и в бигудях на голове. Хотел было спросить у зевак, в чем тут дело, но тут и без них становится ясно. Это жена местного учителя математики, на чём свет стоит, костерит неверного мужа. Тот, оказывается, нашёл себе молодую и уходит жить к ней. Время от времени, не прекращая браниться, она с балкона швыряет кое-какие вещи изменщика. Концерт продолжается до тех пор, пока из подъезда не выходит сам математик, с чемоданом в одной руке и стопкой книг, перевязанных веревкой, в другой. Классика, рубить концы и в новую жизнь с личным бельём и богатым внутренним миром. Вслед ему несётся последнее 'подонок' и разъярённая женщина, хлопая балконной дверью, скрывается в комнате. Неверный муж, красный от стыда, уходит, расходятся и зеваки. Поднимаюсь в квартиру к оставленной женщине, стучусь.
   - Открыто, - слышится из-за двери.
   Вхожу. На кухне слышится звяканье посуды. Иду туда. Та, что недавно полыхала яростно на всю улицу, вполне спокойненько, с довольным выражением лица наливала себе водочки. Она восседала за столом одна. Перед ней бутылка, рюмка и тарелка с нарезанной селедкой.
   - Специально к этому случаю купила, - сказала она, ткнув вилкой в селёдочный кусок, - Люблю, знаешь ли, по-простому. А ты, хочешь? Выпьешь со мной?
   Ошарашенно молчу.
   - Как знаешь, - пожимает плечами они и лихо, одним махом вливает в себя рюмку. Крякнув, закусывает селедкой, - Вот так, по рабоче-крестьянски. И не окорачивай меня. Я у себя дома, могу и выпить.
   - Значит веселье здесь, - хмыкаю я, - А я, грешным делом, поднимался несчастную женщину из петли вынимать.
   - Вот ещё. Из-за всякой ерунды в петлю лезть? Радость у меня. Всего полгодика, полгодика мне осталось.
   - И что потом? - недоумеваю.
   - Глядишь и повезёт. Глядишь, всё сложится и упорхну, улечу, смоюсь я отсюда. Ты понимаешь, отсюда. В город хочу, где больше двух улиц. Где в форточки гарь, а соседи сволочи, где рестораны и парикмахерские, где каждый нормальный мужик - подлец и обманщик.
  
   Рассказываю вечером Семёновне о необычной реакции брошенной математиком жены. Та нисколько не удивлена.
   - Знать на окладе была, - бросает она, как само собой разумеющееся.
   - Как это на окладе? - не понимаю.
   - Официально тебе в этом никто не признается, но у нас есть так называемые жены на окладе.
   - Это как? - опять не понимаю я и начинаю нервничать.
   Что это за Царёво такое, если многое мне здесь сразу не бывает понятным? Почему некоторые простые вещи здесь мне объясняют? Порой мне кажется, что я не из столицы к ним приехал, а наоборот, в столицу из самой, что ни на есть глухой провинции.
   - Есть такая профессия, - быть женой. Согласен? - говорит хозяйка.
   - Ну..., - даже не знаю, стоит ли возражать Семёновне. Как правило, она всегда оказывалась права.
   - Так вот, - продолжает она, - повсюду и повсеместно жену содержит муж. Иначе говоря, за ужины-обеды, постирушки и порядок в доме он платит из своего кармана. Так?
   Киваю в ответ. Ничего не логичного в словах своей хозяйки не вижу.
   - А у нас некоторым жёнам дополнительно приплачивают из особого фонда, и слава богу, не из местного. Да ещё как, говорят, приплачивают, по северным расценкам.
   Похоже, вид у меня до сих пор недоумевающий, если Семёновна терпеливо начинает разъяснять мне:
   - За всеми нашими гениями в быту пригляд нужен, потому что в этом вопросе они никакие. Тем не менее, они прислуги не терпят по моральным критериям. Потому как все мы вышли из социализма, где человек человеку друг, товарищ, но никак не слуга. А заботы все хотят. И разрешить подобное противоречие способна лишь женщина универсальной профессии - жена. Она и повар, и прислуга, и мать, ну, и любовница одновременно.
   - Извращением попахивает, - смеюсь я, - если все в одном флаконе, и мать, и любовница.
   - Не передёргивай, - хмурится моя Семёновна, - Ведь понимаешь, о чём говорю. 'Мать' и 'Любовница' в этом контексте не конкретные...
   - А условные понятия, - подхватываю я, подчёркивая, что всё понял.
   - И вообще, понятие 'любовь', чтобы ты знал, для многих наших не пустой звук или расхожий литературный термин. Творец он вообще от любви зависим. Ему требуется постоянно быть влюблённым. Так, что подобные истории, что произошла сегодня с математиком, ты ещё увидишь и не раз.
   - Вы хотите сказать, что этот школьный математик тоже из гениев? - сомневаюсь я.
   - У него несколько серьёзных научных работ. Одна из них, если верить моей всезнающей подружке Верке, посвящена криптографии. Что он. Ты на нашего художника посмотри. Тот только официально женат четыре раза. Там, где гении, там любовь. Это два безумства. Это нормально.
   - Так вот почему на вывеске на въезде под 'Царёво' 'Санта-Барбара' приписано, - смеюсь я.
   - Да? - удивляется в свою очередь Семёновна, - Не видела. В следующий раз поеду мимо специально посмотрю. Ха, 'Санта-Барбара'! А что, точно подмечено.
   - И всем жёнам здесь приплачивают? - вновь возвращаюсь я к волнующей меня теме.
   - Нет, конечно. Кто по своей воле за нашими талантами сюда приехал, тот на общих основаниях. А есть те, кого убедили поехать сюда вслед за мужем, лишь посулив зарплату на отдельный счёт.
   - А что такого жена математика твердила про полгода?
   - Говорят, подчеркиваю, говорят, что таким жёнам по контракту запрещено самим бросать мужей. А если тот сам уходит к другой, она обязана ждать его полгода. Вдруг у того не сложится на стороне, и он захочет вернуться назад. Тогда она обязана принять его.
   - Варварство, - осуждаю я.
   - Бизнес, - не соглашается Семёновна.
  
   НАЧАЛЬСТВО
   Без начальства прожить невозможно, точнее нереально. С детства тобой командуют сначала родители, потом учителя, сержанты и офицеры в армии, начальники на производстве, либо какая-нибудь старшая офисная сука. И ты вроде бы стараешься освободиться от их надзора и распоряжений, пыжишься сам стать начальником, обзаводишься брюшком, очками и лысиной, самому себе и окружающим кажешься значимым и вдруг осознаёшь, что над тобой всё ещё есть другие начальники. Полностью свободным может быть лишь отшельник. Но жизнь его скудна, уныла и характерна отсутствием горячей ванны.
   Думаете это мои умозаключения? Мне ещё рано размышлять на подобные темы. Подобные сентенции выдал старик Егорыч, местный охальник и затычка к каждой бочке. Говорят, да он и сам не отказывается от этого, что своим новым названием, в смысле - Царёво, посёлок обязан ему. Кем был Егорыч в прежней жизни не знала даже Вера Пална, Он один из старожилов посёлка, жил здесь задолго до того, как она и моя хозяйка перебрались сюда.
   У него самый колоритный дом в посёлке, с резными наличниками и флюгером в виде Буратино.
   - Это не Буратино, а Пиноккио, - поправлял несведущих Егорыч.
   - И в чём разница? - не понимали его, - Один русский, другой итальянец?
   Егорыч с лукавой улыбкой пояснял:
   - Буратино - простой шкодный пацан, а Пиноккио - прообраз полиграфа. Чем длиннее нос, чем чудовищней его враки. А в виде флюгера, он ещё и памятник всем чиновникам. У них врождённый дар держать нос по ветру.
   Слушавших его разинув рот, Егорыч обычно добивал:
   - Это лично моё видение. Хотя некоторые, не буду показывать на них пальцем, считают, что это своеобразный памятник партийным лидерам. Вы не в курсе, что большинство из них раз в год ложатся под нож для коррекции носа. Нет? А вы поспрошайте.
   Скорее всего, за длинный язык Егорыч и отмотал свои восемь лет колонии. Его фамилию я видел в списках, бывших осужденных, среди бумаг Кузьмича.
   Мы сидим с ним на скамеечке у автобусной остановки. Я караулил жениха-уголовника, что должен был приехать к Нинке Зайчихе, а старик дожидался свою бабку из района. Та поехала в собес по каким-то делам.
   - А бродяги? - не соглашаюсь с ним я, - У них начальства то нет. Вот кто свободен на все сто.
   - Бродяги? - переспрашивает Егорыч, - Так для них каждый постовой начальник. Захочет, посадит, захочет по шее надаёт.
   - А у царя какой начальник? Есть вообще? - от скуки продолжаю пытать подвыпившего философа.
   Дед уже уговорил чекушку местной самогонки, чтоб веселее ждать свою половинку.
   - И у царей он имеется.
   - Бог?
   - Может и бог, только его никто не видел. А вот начальник в виде долга обязательно присутствует. Долг перед отечеством, долг перед потомками, долг перед историей. Получше любого надсмотрщика работает.
   - А если не царь, правитель не наследный, выборный? Долг перед обществом?
   Егорыч хмыкает:
   - У выборного или диктатора, например, самый главный начальник имеется, по имени 'страх', страх место своё потерять. Именно он диктует правителю как жить и что делать.
   Плакал по Егорычу сто первый километр крокодиловыми слезами. Хотя, почему плакал? Мы-то где?
   И у меня, хоть я и жил как бы на выселках, своё начальство тоже имелось, номинальное и фактическое. Номинальное находилось в двадцати километрах отсюда в райцентре и особо не докучало, занятое больше своими проблемами, чем заботами устроить сельскому участковому адову жизнь. Общих показателей я не снижал и про меня благополучно забывали, точнее закрывали на мой участок глаза. А если кто из коллег начинал вдруг активно возмущаться, что я чересчур блатной, а значит меньше всех пашу, то начальник управления быстренько промывал завистнику мозги. Вместо ежедневных совещаний я ездил в район раз в неделю, где без всякого удовольствия окунался в бестолковую деятельность управления. Добирался я до райцентра на Кузьмичёвом Урале, хотя мог бы и на личной BMW. Плевать я хотел на усмешки коллег за мой драндулет, меня это просто прикалывало. Участковый на мотоцикле, как в старых фильмах.
   Моим фактическим начальником являлся замглавы поселковой администрации Матвеев. Геннадий Александрович в отличие от главы поселкового совета, пузатенького мужичка с мутными глазками, был гораздо представительней. Метр восемьдесят пять роста, широкоплеч, подтянут, всегда в отглаженном костюме и кипельно-белой рубашке. Он напоминал второго секретаря из рассказов отца. В до перестроечную эпоху в союзных республиках вторыми секретарями обязательно были русские. Первыми секретарями числились представители той или иной народности, а основную работу вели те, кто в ней понимали, то есть замы. О чинах Матвеева я не любопытствовал, но, думаю, встретил бы его в родном управлении в звании не ниже подполковника.
   Матвеев тоже в мои дела особо не лез, видя, что я и сам справляюсь. Иногда он вызывал меня для беседы, где я ему докладывался. По тому, как он слушал и по ходу моего рассказа комментировал, в поставщиках информации (стукачами называть жителей Царёва почему-то у меня язык не поворачивался), у него недостатка не было.
   Мужик он был умный и под его началом работалось комфортно. Благодаря ему большинство кампанейщины проходило, не задевая меня.
   - Что, борьба с самоговарением? - смеялся на мои жалобы Матвеев, - Как можно бороться с самогоноварением? Это бред. Самогон гонят, а не варят. И мы, как нормальные люди, самогонку тоже не варим, мы её так, сырую пьём.
   По особо дурацким директивам, спускаемым на мою голову, он напрямую связывался с моим районным начальством:
   - Борисыч, я понимаю, что и тебя грузят всякой бестолковостью, но и ты нас пойми, где мы возьмём бабок, торгующих семечками и огурцами в неположенных местах? Если только сами не назначим, потом оштрафуем для галочки. Будь человеком, не требуй с моего участкового свои показатели... Конечно... Конечно... Не за просто так... В следующий раз обязательно с ним мой привет передам.
   После этого я шёл к нашей Ромуальдовне за трёхлитровым приветом для районного начальника.
   - Не путай коррупционную составляющую с данью традициям, - поучал меня Матвеев, - Даже в библии говорится: 'Подарок у человека даёт простор и до вельмож доведёт его' .
   Вот какой у меня начальник. Как-то я поделился с ним наблюдениями, что местный контингент, особенно Егорыч, бывает резок в оценках нашей политики и руководства. В академии нас учили в первую очередь обращать на это внимание. На мои слова Матвеев неожиданно беспечно отмахнулся:
   - Не заостряйся. Таланты да гении всегда властью недовольны. Потому как творец не терпит насилия над собой. А государство и есть аппарат подавления. Наши, хоть и по старинке 'Голос Америки' слушают, по сути, не опасны, потому, как мозги без характера, как мужик, без потенции. Активности ноль.
   Вот какой начальник! Дай бог каждому такого, чтоб за ним и в огонь, и в воду.
  
   НА ЛЮБОВНЫХ ФРОНТАХ БЕЗ ПЕРЕМЕН
   Да и не было любовных фронтов как таковых. Столичные отношения меня не тянули и не тяготили. А здесь? Здесь увидим.
  
   Попав в Царёво, по первой, да по глупости, я печалился, что служба моя будет проходить вдали от столичных красоток. Они - изюм, никакого сравнения даже с трижды миленькими провинциалками. Во всяком случае, мой прежний опыт знакомства с последними оставил лишь осадок в душе. Я нормальный человек и не хочу, чтобы во мне видели дичь, ну и лоха, само собой. Я - ещё не гарантированная прописка в столице. Мой приезд в Царёво тому подтверждение. Представляю себе выражение лица девицы из Какого-Нибудь-Задрипинска, которой бы утром я заявил:
   - Милая, меня отправляют служить в сельскую глубинку. Ты со мной? Или как?
   Ну, конечно же 'Или как?'. Она столько сил потратила, чтобы зацепиться за столицу и опять грязь месить? Нет такой любви, что заставит её вернуться в провинцию. Почему грязь? И почему месить? А разве нет? В больших, наверное, получше, а в малых провинциальных городах вечно асфальта и бордюров не хватает. Отсюда и грязь. Бывали, знаем.
  
   До Царёва мне казалось, что деревенские девчата все сплошь крепкие, кровь с молоком, грудастые и задастые, обожают платья в цветочек, ходят исключительно с платками на плечах и в чёрных резиновых сапогах. А ещё они должны обязательно лузгать семечки и говорить: 'Чё?' Столичный снобизм во мне пока ещё жив. А что делать?
   К моему удивлению, ничего подобного я здесь не увидел. Сапоги, конечно в каждом доме имелись. Без них после дождя на огород не влезешь. Но по асфальту-то, который в Царёво от каждого порога, в них даже бабки не ходили. Зачем? Зато семечки на завалинках и постоянное 'Чё' отсутствовали напрочь. Какое 'Чё', если выпускницы местной школы запросто поступали в столичные ВУЗы. И что особо глаз радовало - симпатичные среди девчат имелись. Взять хотя бы Машеньку Кочетову, ученицу моей Семёновны. Я и подумать не мог, что моя хозяйка дает кому-то уроки писательского мастерства. Прожили мы с ней довольно тихо и дружно с месяц, без каких-либо гостей. Ну, заходили к ней не раз и не два соседки, кто за солью, кто, спросить, чего, но никто на весь вечер не оставался. А тут как-то возвращаюсь домой, а у нас гостья, девица школьных лет, не совсем соплюшка, старшеклассница. Сидят обе за письменным столом в комнате хозяйки, обе в очёчках, перед ними рукописи. Девица зырк на меня зелеными глазищами и вновь в бумаги уставилась. Скажу вам честно, братцы, я аж обомлел. Здесь в Царёво подобной симпатяшки я прежде не встречал. Откуда сие чудо? Понятно. Личико, руки, ножки из-под плиссированной юбочки - загорелые. Знать на юге отдыхала.
   Потом у Семёновны я всё про неё узнал. Это Маша Кочетова, дочка главного агронома. Меня всегда удивляло почему 'главного'? В
   Царёво всего один агроном. А добавка 'главный' дань уважения его кандидатской степени? Ничего личного, просто чудно.
   К моей Семёновне она ходит за уроками писательского мастерства, мечтает поступить в Литературный институт.
   - А я думал, что писательский дар от бога, - ляпаю я, за что получаю негодующий взгляд и поджатые губы моей хозяйки.
   - Богом-то даётся, - ворчит она, - Но и основы с законами не лишне знать. Каждому Чехову свой Суворин нужен. Без этого никак.
   Вот такие девицы в Царёво встречаются. Хотя, если честно, с ранетками я старался поменьше общаться, от греха подальше. С местным укладом я пока особо не разобрался, но чувствовал, что здесь тебе не столица со свободными нравами. За блуд с малолетками могут не посмотреть, что я при погонах. Да и опять же статья нешуточная за это.
  
   Пожив немного в сельской идиллии, я вдруг осознал, что продержаться монахом здесь можно, если болен или если ты - конченый идиот. Хотя о последнем варианте могу и заблуждаться. Практика показывала, что идиоты тоже кому-то нужны.
   Стоило мне вступить в должность местного участкового, незамужние девицы открыли на меня охоту. И не только девицы, женщины до тридцати, из тех, кто посвободней тоже оказались не прочь закадрить меня. Встречаясь со мной на улице, девицы строили глазки, время от времени то одна, то другая придумывали несуществующие проблемы, стараясь заманить к себе, а там уж как получится, либо угостить вкусненьким, либо крепеньким, главное, чтоб сработало. Приглашали также поучаствовать в работе того или иного кружка в ДК. Это логично - от общих интересов и совместного времяпровождения до личных симпатий - меньше шага. Не скажу, чтобы повышенный интерес к моей персоне слишком напрягал. Чёрт возьми, приятно чувствовать себя первым парнем на деревне. Если бы не откровенная напористость некоторых. Люська-продавщица, например, не стыдясь очереди перед прилавком, зазывала меня повесить ей полочку в ванной. Не скрою, местная Астролябия-Люська в такие моменты смущала меня. Старик Егорыч, как-то присутствующий при этом, не упустил случая предложить свои услуги по части полочки, если участковый 'не могёт'. На что бесстыжая Люська, под гогот очереди заявила, что Егорыч если ещё и вешает, то уж точно кое-как, а ей нужна работа посерьёзней.
   Так, что, как видите, вниманием с женской стороны я не был обделён. Правда, продолжалось подобное не долго. В скоротечной борьбе за тело участкового победила Катенька, excusez-moi - Екатерина Андреевна, местный санитарный врач. Вы не ослышались, в Царёво имелся свой ведомственный санитарный врач. Я понимаю, когда создают дополнительные места для блатных, изобретают должности для родственников. От этого никуда не деться - мы одной ногой в Азии. Но мне бы и в голову не пришло повесить себе хомут на шею, наняв на работу настоящего санитарного врача. Лучше разовый штраф или как-нибудь договариваться, чем постоянный вынос мозга. Потому, что Катенька, да что со мною - Екатерина Андреевна ни перед кем шапки не ломала и в своём лице довольно жестко исполняла все функции санитарной службы. Не раз и не два приходилось видеть, как она распекала ту же самую Люську из Продуктового за грязь в подсобке, наводила шорох на консервном заводе и в местной столовой. Много позднее я поинтересовался у неё, как она оказалась здесь?
   - В том же самом городе, да хотя бы и в районе всё веселее и сытнее, - аргумент, приведённый мною, был логичен.
   - То, что веселее - да, - покривилась на мои слова Катенька, - особенно с жалобщиками. Обязательно придите померять индуктивность в моей квартире, - копируя одну из них, гнусным голосом произнесла она, - У соседа на кухне установка какая-то. От неё у меня телевизор плохо показывает, и я себя неважно чувствую. А вот из другой оперы - поймайте наконец-то тех, кто моется в моей ванне. Пока я хожу на рынок, они забираются ко мне через балкон и моются в моей ванне. Я постоянно нахожу на ней чужие волосы.
   Смеха ради, встаю на сторону неизвестной жалобщицы:
   - Может и вправду соседи к ней лазают?
   - Ага, - уже своим голосом произносит Катенька, - через балкон на четвёртом этаже!
   Смеюсь:
   - А нельзя на таких психдиспансер натравить. Пообщалась с подобной минуть пять и за телефон. Аллё, коллеги из психушки, приезжайте скорее, ваш клиент ко мне забрёл.
   - Не имею права, - выражение лица Катеньки при этом не оставляет сомнений в её словах, - Я, даже разговаривая по телефону с очередным маразматиком, трубку бросить не могу. Сверху инструкцию на сорока листах спустили 'Как разговаривать по телефону'. На сорока листах! А, для кляузника главное что? Правильно - уши. Они и рады дуть в них по поводу и без. Не выдержала, послала куда подальше одну, так она на меня в прокуратуру. Бр-р. Короче достало.
   - Достанет, - соглашаюсь я.
   - Потому-то я уж лучше буду сидеть здесь в деревне на окладе, чем разбираться с жалобами сумасшедших старух и выполнять распоряжения трусливого начальства.
   Поинтересовался у самой Катеньки о том, зачем правлению посёлка лишний хомут на шею в виде её самой и получил в ответ тезисы о значении санитарной службы и о необходимости профилактики, как основном моменте всей медицины, а этим целый поток специфических определений и малознакомых слов. Спросил о том же свою мудрую Семёновну. Её ответ был лаконичен:
   - Не захотели жить в дерьме вот и пригласили специалиста. А вообще, она какая-то там племянница нашего Матвеева, замглавы.
   Вот тут я сразу успокоился. Это по-нашему, взять родственницу под крыло, а для неё должность, соответствующую ввести.
  
   Я говорил, что с Катенькой у меня сладилось? Нет? Так знайте и вы, в Царёво об этом моментально пронюхали, хотя обошлось у нас без букетно-конфетного периода. До меня Катенька уже сходила замуж, ещё в студенчестве. Ненадолго, даже детей не успела завести. Об этом я узнал много позднее. А поначалу я видел в ней тщательно ухаживающую за собой женщину, пусть не красотку с ногами от шеи, зато не глупую и не ханжу. К тому же оба мы были одинакового социального уровня, оба из надзорно-карательных органов и как-то так случилось, что оказались в одной постели. Если в мужчине хоть капля интеллигентности, он не в силах отказать женщине. И знаете, меня в ней почти всё устраивало. Она не тянула меня съехаться, не заводила разговоров о детях, излишне не опекала и самое главное - на людях не заявляла на меня свои права. Такое ощущение, она осознавала, что мы - не пара и спокойно жила с этим.
   Своим я ничего не рассказывал о Катеньке. Она на четыре года старше меня, к чему родителей растраивать. Начнутся стенания матери, мол, хищница прибрала к рукам кровиночку. Если знание - сила, то незнание - спокойствие.
   А вот в Царёво по нашему поводу обязательно прошлись. Я, конечно, сам не слышал, но не могли же люди без этого. Здесь вообще ничего не обходилось без перемывания костей. Слава богу, обошлось без охаивания, принимали как есть, мол природа взяла своё, а против неё не попрёшь. Моя хозяйка и та хмыкнула по этому поводу:
   - Ничего не слышала о пользе воздержания. А вот о проблемах, связанных с этим...
   Она не закончила, но и так всё ясно было.
   Поговорили и успокоились. Лишь Машенька Кочетова, ученица моей Семёновны, восприняла мои отношения с доктором до смешного серьёзно. Если я заходил домой, а там она, девицу бросало в краску. Она прямила спинку, стараясь не глядеть в мою сторону.
   - Вот твоя невеста, Славочка, - посмеиваясь говорила Ольга Семёновна, стоило девушке шагнуть за порог, - Умница, красавица, из приличной семьи. Поверь, это много значит. От осинки не родятся апельсинки. Катерина не твой вариант, дюже жёсткая она. Был бы ты тряпкой, тогда да, сложилось бы у вас. А так...
   При этом она безнадёжно махала рукой.
   Кто бы спорил? Только я Машеньку Кочетову в качестве пассии себе не представлял - школьница ещё. Пусть подрастёт пока, тогда посмотрим. Зато наблюдать за ней было забавно. Пару раз я замечал её, выходя из дома врачихи. Девица гневно метала в меня уничижительный взгляд и демонстративно уходила, звонко стуча каблучками.
   - Подождём? - глядя ей, вслед спрашивал себя я.
   - А то, подождём, конечно, - отвечал себе же сам.
  
   ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ
   К первому сентября готовились, кажется, всем посёлком. За неделю до этого, родителями учеников и добровольцами, была вымыта школа и прибрана прилегающая к ней территория. Даже я вынужден был поучаствовать в этом. Проходил мимо и языкастые девчата зазвали меня помогать им. И в паре с Витькой-теннисистом, которого пришлось усмирять в мой первый день в Царёво, я носилками таскал мусор. Между мной и Витькой натянутости не было. Спустя пару дней после того инцидента он пришёл ко мне домой с извинениями. Сам ли додумался или родители пригнали, я не стал выяснять. И нотаций читать ему не стал, по-пацански сказав:
   - Проехали.
   У Витьки от души отлегло. Он заулыбался и в знак примирения предложил:
   - Если хочешь, в теннис могу научить играть.
   Вот удивил.
   - В лаунд-теннис? - хмыкнул тогда я, - Забаву аристократов и нуворишей? К чему он мне здесь? С кем знакомства заводить, кому поддаваться?
   - Зря ты так, Вячеслав Михайлович, - за моей спиной произнесла Семёновна, - Человек от души предлагает. Как знать, вдруг и пригодится тебе умение в этом. Или ты всю жизнь надеешься у нас провести?
   Прямо и не знаешь, что и сказать. А Витька, совсем без обиды вторит моей хозяйке:
   - Мой тренер тоже говорит, что в жизни всё надо уметь. Кстати, ракеткой не просто махать. Это не бадминтон, за два-три занятия не научишься.
  
   А ещё на субботнике, все с тем же Витькой мы носили учебники. Их привёз директор консервного завода на своём джипе. С этим энергичным мужиком лет сорока пяти, я ещё не пересекался, случая не было. Знал, что он управляет консервным заводом, мотается по посёлку и в район на своём 'Ландкрузере' последней модели. Со слов Семёновны он появился здесь сам, никто специально его в Царёво не ссылал, что в прежней жизни был крепким предпринимателем, распродал всё и уехал.
   - Устал человек, постоянно крутиться между бандитами, алчными ментами, ненасытными чиновниками и всякими дай-на-лапу органами, - рассказала о нём Семёновна.
   - А здесь такого нет? - уточняю я у неё.
   - Бандиты к нам не суются, Катька твоя взяток не берёт, а глава наш, не Матвеев, другой, и рад бы взять, да кто ему даст.
   По словам всё той же Семёновны, освобождённый от нервотрёпки со мздоимцами, бывший предприниматель, а теперь уже директор местного консервного заводика, всю свою энергию направлял на дело. Его усилиями модернизировали производство, построили новые теплицы, хранилище. Продукция заводика стала расходиться по стране, принося прибыль совхозу. Многое он делал и для посёлка. В частности, вот привёз учебники для школы.
   Я пригляделся к новеньким, только что отпечатанным книжкам. Некоторые показались мне знакомыми. Точно такие, только потрёпанные, хранились моей мамой - учебники, по которым училась она сама. Здесь они тоже используются? Спрашиваю у директора школы. Он тут же, среди народа на субботнике и совсем не похож на себя, что выступал на празднике выпускников. Сейчас на нём замызганная спецовка и раздолбанные кроссовки. Директор школы подтверждает мою догадку:
   - Наши дети действительно обучаются по старым учебникам. Они выходят из строя, и мы заказываем отпечатать их снова. Прежняя система образования нисколько не хуже нынешней, а порой и превосходит её. Старые учебники были написаны профессионалами, они более понятны детям и самое главное - лишены современной бредятины.
   - А как же РОНО?
   - Они хоть сами эти учебники читают? Прислали тут нам партию одних, так мы их сразу в подвал спустили. Как по-твоему должно звучать определение вычитания?
   Морщу лоб, вспоминая свои младшие классы. Не всё потеряно, выдаю:
   - Действие, обратное сложению называется вычитанием.
   - Ага, помнишь, - радуется директор, - Также у Брокгауза и Эфрона написано. А знаешь, как вычитание описывается в новейшем учебнике?
   Естественно мотаю головой. Директор достает бумажку из кармана:
   - Сам понимаешь, без бумажки не могу, - читает, - Действие, с помощью которого по сумме и одному из слагаемых, находят другое слагаемое, называют вычитанием.
   Смотрю очумело:
   - Как? Как?
   Директор повторяет, затем говорит:
   - Ничего не выдумываю, учебник пятого класса, страница 41 автор Жохов.
   - И этот бред должны заучивать дети? - выдавливаю из себя.
   - И так в каждом спущенном нам учебнике. То дети должны наблюдать за насекомыми в поле в феврале месяце, то свободно оперировать определениями 'паронимы'. И это в шестом классе. Они пишут с ошибками, а им 'паронимы'. Дали волю на учебниках деньги делать и давай их стругать все, кому не лень. А детям потом их бред заучивать. И так во всём. Потому-то мы учим по-старому. Зато все наши дети поступает, кто куда хочет.
   Царёво не уставало поражать.
  
   Тридцать первого августа, я вычистил форму, сшитую мне Нинкой-модельершей и лёг спать пораньше, чтобы и подняться соответственно, даже будильник себе завёл.
   По нему и встал в семь утра, умылся, вышел завтракать. Из своей комнаты выглянула заспанная Семёновна:
   - Чего вскочил в такую рань? Спи, ложись.
   - Так первое сентября! - напомнил я ей, - Дети в школу собирайтесь, петушок пропел давно. Или к учителям это не относится? Не пойдете на праздник знаний?
   - Наша школа не по петуху работает, - бурчит Семёновна, - а с десяти часов.
   - Как с десяти? - удивляюсь я.
   И есть чему. Насколько помнится, все школы начинают занятия с восьми утра. Так установилось с незапамятных времён. Может в каких элитных и с девяти, но в обычных, хоть городских, хоть сельских с восьми.
   - Уже много лет, - подтверждает свои слова хозяйка.
   - Почему? - никак не доходит до меня.
   - А потому, что человек, который вынужден тащиться на работу к восьми, по определению не может быть добрым. Кому в РОНО или министерстве образования поплохеет, если учителя и дети выспятся?
   Против такой логики невозможно возразить, да и зачем? Обидно, что самому спать больше не хотелось. Сел за бумаги. Хоть я и участковый в самом спокойном районе, отчёты и прочий ворох бумаг у меня никто не отменял. Чем больше бумаг, тем чище причинное место - лозунг и постулат любого служило-чиновного человека.
  
   К девяти поднялась Семёновна. Мы позавтракали, я подождал, пока моя хозяйка нарядится и вместе выходим из дома. В посёлке до всего недалеко, потому прошлись пешком.
   - Ну, посмотрим, что у нас за новая учительница, - говорит Семёновна.
   О том, что в школе будет новая физручка я уже знал. Мало того, я с ней уже успел познакомиться. Это для неё бригада строителей-баптистов ремонтировала квартиру. Кто бы мог подумать, что в нашей школе будет преподавать олимпийская медалистка по гимнастике.
   - Этой тоже не повезло? - спросил о ней Матвеева.
   - Не повезло родиться красивой, - глубокомысленно изрёк он.
   Считая меня своим, замглавы поведал историю новой преподавательницы.
   - Глянулась она одному крупному чину. Не просто крупному, очень крупному. Если раньше у таких в любовницах певички-балерины котировались, то сейчас мода на спортсменок пошла. Не соблазнилась девчонка депутатским мандатом, должностью и квартирой в Москве, чем обидела большого человека. А они, чины эти, капризны как дети. Ножками затопал, подбородочком затряс: 'Сгною в Сибирском захолустье'. И ехать бы нашей несговорчивой красавице куда-нибудь в Еврейскую автономную область, надеюсь, не путаешь с Землёй обетованной?..
   Киваю в ответ, мол ориентируюсь, где Дальний восток, а где Ближний, а Матвеев продолжает:
   - Да вступился за девочку другой большой чин, соперник того первого. Как мог, прикрыл нашу медалистку, пристроив к нам.
   - И надолго она? - интересуюсь я у всезнающего начальника.
   Тот пожимает плечами:
   - Кто знает. Тут уж как получится.
  
   Кстати, Матвеева я увидел среди учителей на школьной линейке. Педагогический состав выстроился на ступеньках школы. Ученики заняли площадку перед ней, зрители расположились сзади них и по сторонам. Народу здесь, я вам скажу, кажется весь посёлок собрался. Создавалось впечатление, что царёвцы дружно справляют все местные праздники. Интересно, а что у них творится на Новый год? Может, как в 'Карнавальной ночи' все собираются в ДК? А отмечают ли они 7 ноября, праздник ныне отменённый? Отец мой очень уважал эту дату.
   В силу своей должности я расположился так, чтобы видеть и учителей, и школьников. Дети нарядные, все с цветами. Любопытно, по велению души букеты принесли или родители навязали? Все в школьной форме, никого в джинсах. Девчонки в сарафанах в крупную клетку? Мальчишки в костюмах. Причём младшие классы отличала форма коричневого цвета, средние - костюмы и клетка на сарафанах - тёмно-зелёных оттенков. Старшеклассники носили форму тёмно-синего цвета. Среди них я разглядел Машу Кочетову, ту Машеньку, что приходила заниматься к моей хозяйке.
   А моя Семёновна сейчас стояла вместе с учителями. Имеет право - Ольга Семёновна преподавала литературу.
   - Только литературу? - уточнил я, впервые услышав об этом, - Обычно один человек преподаёт сразу русский и литературу.
   - Обычно, но не обязательно, - было мне ответом.
   Русский язык вела Вера Павловна, та самая у которой мы пельмени лепили. Вон она рядом с Ольгой Семёновной. Кое-кого я уже знаю. Тренер по теннису Леонов, он же физрук. Новая физручка, тоненькая девушка в красном спортивном костюме. Трудовик, он же местный автомастер. Математик, который недавно оставил семью, ради новой пассии, что стояла рядом с ним. Кажется, это учительница начальных классов. Служебный роман чистой воды. Директор, он же физик, с ним я познакомился на субботнике, ещё несколько учителей, кто из них - кто, я ещё не разобрался. Но то, что они все люди неординарные я уже знал. У каждого свой взгляд на современное образование. Их методы преподавания и программы, связанные с этим, не пришлись ко двору ни в одной из обычных школ. Покочевав из одной в другую, эти учителя от бога, в конце концов, обосновались в Царёво. И здесь им были рады. То, что не приемлемо на взгляд РОНО, здесь ими культивировались как должное. И как результат - детям на уроках не было скучно, и учились они с охотой.
   Долго и напыщенно приветствовал всех с новым учебным годом глава администрации посёлка. Вторым выступал директор школы. Он выражался более понятными и доступными словами, первым делом поздравил всех, затем представил нового учителя физкультуры, отметив её достижения в спорте.
   Новоиспечённая училка была встречена криками и аплодисментами. Она зарделась, не ожидая подобной реакции. Потом слово взяла завуч, строгая возрастная дама. Она напомнила о правилах, установленных в школе, конкретно которые, слава богу, не стала сейчас перечислять и дала команду на первый звонок.
   Самый здоровый старшеклассник по традиции посадил на плечо крохотную первоклашку в огромных бантах, а та колокольчиком известила о начале занятий. Ученики потянулись в классы, зрители стали расходиться. Ко мне подошёл Матвеев:
   - В два часа будет учительский корпоратив в поселковой столовой, - сообщил он.
   - И?
   - Твоя задача по окончании его развезти преподавателей по домам.
   - Я должен?
   - А кто? Кому как не представителю власти сделать это? Тебя они, пьяные, обязательно слушаться будут. Часам к шести-семи вечера будь готов.
   - А попозже они не догадались начать? - уточняю я, - Чтобы расходиться попозже. Дети же могут увидеть. Какой пример им?
   - Можно подумать, что дети не узнают. Это посёлок. А что до примера? Алкоголизм и бытовое пьянство - согласен, пример не самый лучший. А вот искреннее празднование начала любимой работы разве можно осуждать?
   Сила софистики, попробуй, возрази.
  
   До вечера выпадаю из активной жизни посёлка. А после шести начинаю развозить учителей после корпоратива. Стократ оказался прав Матвеев - местная интеллигенция безоговорочно слушалась меня, как милиционера. Правда, доставало навязчивое желание каждого захмелевшего педагога обязательно выпить со мной. Некоторые из учителей как-то - математик со своей новой женой ушли на своих двоих. Остальных пришлось развозить на джипе, любезно предоставленным директором консервного завода. Свою хозяйку Семёновну с её подружкой Верой Павловной я, конечно, не забыл. Сопроводил до своей новой квартиры и новую физручку. Олимпийскую чемпионку накачали в хлам. Похоже спортсменка совсем не знакома с алкоголем. Общий нервоз от внезапно рухнувшей жизни плюс три рюмочки водки сделали своё. До квартиры пришлось нести её на руках. Положил её на кровать и тут же ушёл. Вовремя. Тут же на мобильник позвонила Катенька, поинтересовалась, где я есть? Вот языки, стоило взять пьяненькую женщину на руки, уже настучали. Доложился где я, что делаю и клятвенно пообещал после окончания учительского корпоратива заскочить к ней. Что после всей суеты с преподавателями я и сделал, дабы делом доказать Катеньке, что адьюльтера не было.
  
   Утром я поинтересовался у слегка помятой хозяйки, как же они сегодня будут уроки вести?
   - Никак, - от души хлебнув рассола, ответила Ольга Семёновна, - Какое сегодня?
   - Второе.
   - Второго сентября мы традиционно не работает. Мы не работаем и школа соответственно.
   - ???
   Видя моё искреннее изумление на лице, она поясняет:
   - Ну, что в этом такого. Разве так не лучше?
   - А дети?
   - Что дети? Когда их лишние выходные огорчали? В Болгарии вообще учебный год с 15 сентября начинается. И ничего. Их дети не тупее наших. Вообще, всё от программы зависит и от учителей.
   Что за человек моя хозяйка, и опять она права.
  
   ГОСТИ
   О! Гости у нас бывали разные. О спортсменах-теннисистах физрука Леонова вы уже знаете. Эти оставались в Царёво надолго, от двух недель и дальше, жили себе тихо, по квартирам, как и я. Им, затренированным Сергеичем, не хватало сил безобразничать.
   Кто ещё? О модельерах я вам уже рассказывал, Самые именитые были здесь в мой первый день в Царёво. Больше я здесь их не видел. Зато дам, приезжающих к нашей Нинке-модельерше, заказывать себе наряды, было предостаточно. Если у ДК стоит крутая иномарка, девять из десяти это приехали к ней. Среди них теледивы, партийные дамы, бизнесвумен. Сиди Кодовахина в Москве денег бы имела ну не хуже Зайцева. А, может, и здесь она имеет. Машина у неё тоже не для бедных - свеженькая Вольво. И тем не менее, как и все, в уборочную пору, Нинка работала наравне с другими в поле. Всё-таки определённый вид тараканов присутствовал в головах местных гениев. Когда приходило время убирать урожай, всем миром работали на полях, как в настоящей обители, готовясь к зиме. Выходили все: правление, школа, медики, пенсионеры. Ходили все, никто не стонал, не скулил, не отлынивал. Как при социализме. Сам я подобного не застал, а вот мать с теплом вспоминала, что, будучи студентами, их гоняли 'на картошку'. Семёновна убедила меня, что негоже отрываться от коллектива. Прислушался к её совету, пошёл наравне со всеми в поле и, кажется, заработал себе баллов в обществе.
   Значит, пошить новые наряды на кинофестиваль или на презентацию, приезжали к модельерше. Машину починить, обращались к Игорю Васильевичу, нашему автомеханику. Частенько к нему дорогущие иномарки на эвакуаторах доставляли. Сопровождали их такие типы, с которыми не то, что спорить, дышать одним воздухом опасно. Попробуй за авто таких взяться и не починить, а, не дай бог, до конца доломать, закопают тут же в яме. А Игорь ничего, брался. Машины, привезённые сюда на эвакуаторе, отсюда уже своим ходом укатывали.
   - За что автомеханик сидел? - поинтересовался я у всезнающей хозяйки.
   Именно его фамилию среди бывших осуждённых жителей Царёва я видел в тетрадях Кузьмича.
   - Игорёк то? - переспрашивает Семёновна, - Было дело на сто тысяч. В своё время он свой автосервис имел, не здесь, в одной из областей. Хороший сервис, в котором даже обслуживался парк автомобилей областной администрации. Денежки, уважение имел. И вот как-то притащили ему под вечер на ремонт иномарку со следами крови на капоте. Приказали быстренько, быстренько к утру поправить и покрасить автомобиль. В битой иномарке Игорек узнал машину дочки одного из областных рулей и вместо того, чтобы срочно делать машину, вызвал на место журналистов, а потом полицию. Деваха, оказывается, совершила наезд со смертельным исходом и скрылась. Ему этого не простили. Дали фас полиции и налоговикам. Те взяли 'под козырёк' и быстренько сфабриковали дело на него. А что? Достаточно одной 'левой' накладной, чтобы впаять статью за подделку документов. Так, что пришлось посидеть Игорьку от звонка до звонка.
   - Что так? - удивляюсь, - Буйный он? Нарушения имел?
   - Если бы. Из тюрьмы хороших автомехаников по УДО не отпускают. Кто ж начальству личные авто чинить будет, главное бесплатно?
   - А как он здесь оказался? - спрашиваю.
   - Умные люди посоветовали. А, может, и наш Матвеев подсуетился. Всем в хозяйстве умелые руки требуются. Игорька-то на родине уже ничего не держало, разорили его, жена ушла. Он попытался было опять своё дело начать, стали палки в колёса ставить. Чиновник-папа то никуда не делся. Всё простить не мог.
   - А дочка?
   - А дочку 'золотую' так и не посадили. Ноги вовремя раздвинула, залетела и ей, учитывая её беременность, отложили исполнение приговора на 14 лет.
   - Да, ладно, - не верю, - разве такое можно?
   - Покопайся в интернете, было такое. Это ж по-нашему. Для нищеты закон построже, для господ помягче. Так, что не удивляйся. А за 14 лет забудут, что её судили когда-то. Обрати внимание, что ни одной судейской машины или тачки какого мажора в гараже Игорька не увидишь.
  
   А вот наш художник Лёня, в отличие от остальных гениев, был из коренных Царёвцев. Видимо здешняя атмосфера всеобщего творчества раскрыла в нём дар живописца. К нему приезжали заказывать портреты. Как вы могли уже догадаться, человеку с улицы сюда было не попасть. На КПП, что стоял на дороге, жёстко отсеивали случайных людей. Сам видел и вам рассказывал, как нахлобучили то ли депутата, то ли чиновника, пожелавшего 'с ходу' проскочить к нам.
   Как узнавали о Лёне, для меня было загадкой. Да, он выставлялся и в Москве, и в Рязани, и в Калуге, его работы входили в кое-какие альбомы, но этого мало для известности. К тому же он почти не пользовался интернетом, не занимался саморекламой и, тем не менее, о нём знали. Не часто, но клиенты у него были. Те из нуворишей, кто попримитивней, бегали за придворными живописцами. Для них подпись на портрете была важнее самого портрета. А тот, кто ценил настоящее искусство и мысль, правдами и неправдами старался попасть к нашему Лёне. Заказавший у него портрет порой обалдевал от предложенной художником трактовки, потому как мог оказаться вдруг Соловьём-разбойником, кентавром с клеймом на крупе, русалкой или Ван Гогом с отрезанным ухом. Его картины завораживали цветом и композицией. А каждый сантиметр полотна, каждый предмет на нём нёс определённую смысловую нагрузку. Разглядывать его картины всё равно, что разгадывать ребусы с двойным или тройным подтекстом. Слушать самого Лёню можно часами, смотреть его картины тоже. И тем не менее он нисколько не задавался:
   - Я крашу, - называл он о процесс создания полотна.
   Пусть будет так. Гений о своём творчестве может говорить, что хочет.
  
   Какие-то 'пиджаки' и 'портфели' навещали историка, точнее - учителя истории местной школы. Один и тот же пиджак бывал у математика. Эти гостили недолго, не более двух часов зараз. Не понимая, за чем конкретно они появляются здесь, справился об этом у своей хозяйки.
   Ольга Семёновна хмыкнула презрительно:
   - Это жучки от науки. За диссертациями для чинуш приезжают.
   - Покупают что ли?
   - Ага, наши им пишут, а те сдают. Чин с учёной степенью во-первых - звучит, а во-вторых - за грамотного сходит.
  
   К Степанычу, доктору нашему, всякие больные со стороны приезжали. Не всех он принимал, только лишь по протекции своих друзей. Никакой звонок 'сверху' не гарантировал, что Степаныч даже просто посмотрит 'блатного'.
   - У кого деньги есть, пускай лечатся в 'Кремлёвке' или в Израиле, - говорил он, - У нас тут без изысков вроде кузюканья пяток и без ананасов на завтрак.
   Странноватый был доктор, зато безнадёжных ставил на ноги. Слышал, что брался лечить даже тех, от кого медики уже отказывались. Самому как-то пришлось обращаться к нему, по пальцам левой ноги раздражение пошло, зудело и чесалось. Доктор осмотрел ногу, затем тщательно вымыл руки, чем напугал меня. Ну, всё думаю, пропал, заразу серьёзную подцепил. Не иначе как от кота, которого гладил недавно. Степаныч, ни слова не говоря, выходит из кабинета, затем возвращается и протягивает мне начатый тюбик с зубной пастой 'Поморин':
   - Помажешь с недельку, и всё пройдёт.
   Предупреждали меня, что у нашего доктора методы лечения чудные, но чтоб до такой степени? Лишай или чего-то там зубной пастой мазать? Пришёл домой, пожаловался хозяйке. А та только плечами пожала:
   - А ты попробуй. От зубной пасты не помрёшь.
   Последовал двойному совету, мазал утром и вечером, и через несколько дней всё прошло. После этого случая Степанычу я безоговорочно поверил.
  
   За всеми перечисленными визитёрами догляд не требовался. Приезжали люди солидные. А вот за гостями нашего музыканта хочешь, не хочешь, а присматривать приходилось. Приезжали на пару-тройку дней целыми компаниями в окружении девиц. Начиналась гулянка до последнего упавшего. На дворе музыканта жарились шашлыки, пили привезённое с собой вино и потом не раз и не два бегали к самогонщице. Обязательно музицировали, парились в бане и купались голышом в реке. Дом музыканта стоял как раз на берегу и прямо с его огорода шли подмостки к воде. Курили и не только табак. Прямо за баней у музыканта росла конопля. О ней меня также предупреждал Матвеев и как в случае с самогонщицей, просил не быть чересчур строгим:
   - Ты пойми, человек он творческий, вдохновение ему где черпать?
   - В этом? В травке? - мне конечно фиолетово, кто и как вдохновение ищет. Но на моём участке? Случись чего, сами же потом гнобить начнут.
   - А хоть и в травке, - Геннадий Александрович, как оказалось весьма толерантен в этом вопросе, - Свинья грязь всегда найдёт. Кому надо землю рыть будет, но достанет. Запретишь лёгкую травку, он себе что потяжелее притащит. Только хуже будет. В общественных местах не курит, детям не предлагает. Да пусть что хочешь вытворяет в границах своего огорода.
   Меня удивляло лишь одно, как соседи мирились с гулянками у Музыканта? Настолько этичны или уважали его? Наверное, и то и другое. Его любили за открытый и мягкий характер. А ещё за творчество и за преданность ему.
  
   О ком ещё интересном рассказать? О! Видел как-то здесь странного старика, высокого, худого. Он приехал на 'Рэнжровере' с детиной-водителем. Старик ни к кому в дом не заходил, не спеша прогулялся до кладбища, немного посидел на лавочке у входа и пошёл назад, даже не заглянув в часовню, что стояла тут же.
   - К кому-то приезжали? - спросил его я, не удержавшись от любопытства.
   - Конкретно нет. Просто захотелось пройтись по-вашему Царёво!
   - Бывали здесь?
   - Случалось, - уклончиво ответил старик, - когда оно ещё Царёво не называлось. Вам известно, молодой человек, что здесь можно встретить Господа. Говорят, он иногда ходит по вашим улицам. Вот только не уточняли какого господа, отца или сына.
   - Это важно, - уточняю, - отец или сын?
   - Разные возможности, разные взгляды на человека и суть вещей. Хотя у меня и к тому, и к другому вопросы имеются.
   Странный старик.
   - Большой грешник, - высказала своё мнение Семёновна, когда я рассказал ей о необычном госте, - Успокоения ищет.
  
   Вот в такой обстановке приходилось жить и работать. И, порой казалось, словно в проходном дворе.
  
   НАЦМЕНЬШИНСТВА
   Хотя мы и не были официально номерным посёлком, где состав жителей строго регламентируется, нацменьшинств в привычном нашем понимании, здесь не было, ни общины, какой-либо группы или просто семьи. И это было чудно. В какой бы городок или селение по-благоустроенней на всём протяжении огромнейшей России не заглянуть, обязательно встретишь либо узбеков с дынями, либо азербайджайнцев с фруктами, чеченов или дагов и обязательно армян. Про евреев даже не заикаюсь. Эти, хоть и вечно тоскуют по Земле Обетованной, которую никогда не видели, давно уже стали частью коренного населения.
   И всё же в Царёве своё нацменшинство имелось, но только одно - Селим. По его словам, он - узбек, паспорт россиянина он давно уже себе справил, а в нём графа 'национальность' лет двадцать как отсутствует. Так что Селим вполне мог быть и таджиком, и казахом, и даже арабом. Не только я, большинство моих соотечественников в таких восточных тонкостях не разбирается. Селим держал небольшую фруктовую палатку. Ну, кому ещё торговать арбузами-виноградом в посёлке? Это его Газель я видел на посту ДПС в свой первый день в Царёво. Селим жил на два дома - в райцентре, откуда возил товар и здесь, снимая комнату у своей же продавщицы Галки Майструк, высокой нескладной женщины лет сорока. К бабке не ходи, они и спали вместе. Это не только моё мнение, весь посёлок говорил. И пусть. Немного счастья одинокой женщине - не преступление. К тому же Селим её не обижал. Не удивлюсь, если у него ещё семья имелась где-нибудь в Ленинабаде, которой он отсылал деньги. Потому как, хоть он и торговал, а особого дохода у него не наблюдалось. Ездил Селим на потрёпанной Газели, переделанной на газ, ходил в одних и тех же замызганных джинсах. Из всего достатка разве что несколько золотых зубов. Из-за них, глядя на Селима мне постоянно вспоминался старый одесский анекдот.
   'Милиционер спрашивает потерпевшего:
   - Почему вы не кричали 'караул', когда вас грабили?
   - Я боялся открыть рот. У меня золотые зубы'
   Конкретно к Селиму у меня претензий не было. Вежлив, улыбчив, возле его торговой палатки всегда чистота. А особенно радовало, что он не тащил к себе земляков. Возможно Матвеев его предупредил, что 'Эй, брат, давай сюда, помогу устроиться' здесь не прокатит. Сельчане к Селиму относились ровно. Никому и в голову не приходило припоминать ему исторические обиды. Поводов не было. Войска Хромого Тимура до этих мест не доходили, узбекского Ига не существовало. Даже местные ВэДэВэшники, в количестве трёх разновозрастных человек, на Ильин день не гоняли его по посёлку, как это принято в других городах, ограничиваясь оброком в виде арбуза. Это показатель. Значит Селим вписался в Царёвский социум.
  
   СЛУЧАЙ С ГРИБНИКОМ
   Понедельник - день тяжёлый. Ну, это для лодырей и пьющих. А так, день как день, а уж если солнечный, да на дворе бабье лето, то совсем неплох.
   Утро начиналось по обычному распорядку и ничего не предвещало приключений. Я успел пройтись по посёлку, посидел за бумагами, сочиняя ежедневный, а заодно и месячный отчёт о проделанной работе. Скажу вам - вот где настоящее творчество. Не отписываться нельзя. А в то, что день за днём в Царёво без происшествий никто не поверит. Пожаловался на отчёты Матвееву, а тот посоветовал:
   - Сочиняй. Типа пошёл туда 'не знаю куда', делал то, 'не знаю, что'. Только разумное. Всё равно не проверят. В отчётности главное, что? Заполненная графа. Что в ней никто задумываться не будет. Вот когда там пусто начинаются вопросы. А оно тебе надо?
   Помаявшись с бумагами до полудня, вернулся домой. Можно было пообедать и в столовой, кстати очень прилично готовят и не дорого, но сегодня у моей хозяйки борщ, а такое пропустить себе дороже. Только успел отобедать, звонит Матвеев:
   - Ты где?
   - Ещё дома, - отвечаю, - обед у меня.
   - Поел?
   - Ну, да.
   - Тогда давай, ноги в руки и дуй в лес, что сразу за консервным заводом. Там грибник ходит. Сходи, проверь. Если заблудился, то направь его в нужном направлении, а если в поселок рваться начнёт, то хватай его и тащи на оперпункт.
   Ничего не понимаю, но принимаю распоряжение начальства к исполнению:
   - Слушаюсь.
   Вроде бы и всё, но Матвеев спохватывается:
   - Да, ты в форме от нашей Нинки-модельерши?
   - Ага, - говорю.
   - Переодевайся в официальную, в которой в район ездишь. Иначе чужой не поймёт, кто перед ним.
   - Хорошо.
   Переодеваюсь в форму, выданную мне ещё в столице. Завидев меня в ней, Семёновна восклицает:
   - О! Кто-то чужой к нам пожаловал?
   Даже замираю от удивления:
   - Откуда знаете?
   - Чего б тебе переодеваться ни с того, ни с сего. Ни президент, никакой другой чин, насколько мне известно сегодня к нам не прибывает. Так кто?
   - Грибник, - от хозяйки лучше не таить, всё равно узнает, а вот обидеться может.
   Ольга Семёновна не удивлена:
   - Давненько к нам грибников не захаживало. Всех Кузьмич распугал. Держи там ухо востро, грибник запросто ряженым может быть.
   - Шпион, - хмыкаю я.
   - Шпион, не шпион, а всякая гадость типа папарацци легко. Только кого им сейчас снимать? - на секунду задумывается Семёновна, - Впрочем им всё равно. Или просто дорожку к нам топчет.
   - А откуда Матвеев узнал, что в лесу кто-то шастает? - уже на пороге спрашиваю всезнающую Семёновну.
   - Так в лесу камер по периметру натыкано. Вот ему и доложили.
   - Камеры?
   - Об этом все наши знают. Не удивляйся, если ни одна из наших девок с тобой в лес не пойдёт, как ни проси.
   От, Семёновна, всё об одном.
   До леса пешком далековато. Потому до консервного завода подъезжаю на мотоцикле. Там у ворот оставляю его, дальше топаю в лес пешком, который начинается сразу за забором. И пяти минут не проходит, как обнаруживаю незнакомого молодого человека. Сапоги, палка, корзинка у него, всё, как и положено грибнику, только уж больно молод для него. Обычно по грибы ходят люди постарше. Прогулка по лесу располагает к молчаливому умиротворению. А этот шустёр, болтлив, напорист. По его словам, он местный, а выбрит явно не китайским 'жиллеттом', и парфюм от него не провинциальный. К тому же корзинка его совсем новая, словно вчера купленная. Выясняю, что здесь делает?
   - Заблудился, - говорит, - Никогда подобного не приключалось. Всегда дорогу обратно находил. А тут задумался, потерял ориентир.
   Спрашиваю откуда шёл. Говорит от Масловки. Показываю куда идти. Тот не спешит возвращаться, любопытствует, что за посёлок рядом? И попить, видите ли ему срочно захотелось, невмоготу, сил нет. Погибнет, если не напьётся. По всему ему дорога теперь в посёлок. Набить бы ему тут морду, вмиг расхотел бы и пить, и есть заодно. А что? Свидетелей нет. Потом хоть обжалуйся до посинения, ничего не докажешь. Предлагаю подвезти его до колодца. Дурилка соглашается. Идём на выход из леса, садимся на мотоцикл, я за руль, парень в люльку. Едем в посёлок. По дороге он крутит головой и рот его не закрывается:
   - А это что? А это? Школа? Ого! Ну и стадионище! А это что?
   Экскурсия заканчивается у оперпункта. Заезжаю во двор, глушу мотор.
   - Сюда-то зачем? - настораживается грибник.
   Помогаю ему выбраться из коляски.
   - Документы проверим. Кто у нас тут шляется по заповедным местам.
   И под локоток его, завожу в дом. Расспрашиваю кто он и что? Отвечает, что зовут его Никитой, фамилия Нечайло (хохлёнок?), работает менеджером в автосалоне. (А, в лесу говорил, что местный!) Решил вдруг сходить за грибами. (Ага! Именно в понедельник!) Сказывали, мол, места здесь грибные. (Кто сказывал? Это мы чуть позже выясним!) И через каждое предложение от него вопрос:
   - Что я нарушил?
   Жду Матвеева, который обещался подойти. Тяну время, делая вид, что проверяю его слова. Для этого включаю ноутбук, одним пальцем щёлкаю по клавиатуре, шевелю губами, морщу лоб. Сельский полицейский, конечно может быть активным интернетовским юзером, но сейчас пусть я буду так себе. Строго сдвигаю брови, уточняю менеджером какого автосалона он является. Тот называет и начинает плести, что работает там недавно.
   - Так, так, - это я как бы ищу в ноутбуке, затем делано поднимаю брови, что должно означать удивление и говорю:
   - Во как. А менеджера с данной фамилией в этом автосалоне нет и никогда не было.
   Бью наугад и попадаю. Господин Нечайло начинает оправдываться, мол только устроился, а списки сотрудников скорее всего ещё не обновили. Он ещё самоуверенен, напорист. Наверное, пока. И я не ошибаюсь.
   Дверь в оперпункт распахивается, на его пороге появляется Матвеев. Мне уже не надо играть удивление перед грибником, глаза мои и без того широко раскрываются при виде Матвеева в форме майора полиции. Взгляд его безумен. Он вбегает и с ходу бьёт по уху грибника. Бьёт грамотно, не кулаком, а ладонью, чтоб не оставлять следов, но сильно, да так, что молодой человек падает вместе со стулом.
   - Он, сука? - ревёт Матвеев, хватает парня за воротник и замахивается снова.
   Перехватываю руку мнимого майора и оттаскиваю его от грибника.
   - Что? Что случилось?
   - Это он! - вновь кричит Матвеев и делает попытку броситься на молодого человека.
   Успеваю перехватить Матвеева. Краем глаза вижу, что грибник съеживается на полу, подтягивая под себя ноги, одновременно руками прикрывая голову. Грамотно, знать уже доставалось, может и не раз.
   - Геннадий Саныч, объясни наконец! - кричу больше для грибника, чем для Матвеева.
   Тот, всё ещё возбуждённый, тычет пальцем в задержанного.
   - Вот этот вот. Он, гад!
   Оттесняю начальника к столу, с силой усаживаю на своё место. Тот немного обмякает, попыток вскочить и опять навалять грибнику вроде бы не делает. Наливаю воды начальнику. Замглавы пьёт, обливаясь, но не замечает этого. Любуюсь им. Как играет, МХАТ, да и только. Он понемногу успокаивается. Грибник, видя, что Матвеев драться больше не собирается, поднимается с пола, поднимает стул, бочком присаживается на него. Взгляд его уже не так дерзок, губы кривятся.
   - В лесу, - начинает Матвеев, и голос его сбивается, - в лесу нашли девочку, Машу Краснову.
   - Краснову? - переспрашиваю я, не совсем понимая, куда тот клонит.
   - Какой-то подонок надругался над ней, - глухо говорит Матвеев, - Наши не могли! Чужой это! Точно!
   - Ей же было двенадцать, - подыгрываю я начальнику
   - Десять, моя Маринка с ней в один класс ходила. Ты кто? - Матвеев поднимается со стула.
   - Я? Я её не видел. Я вообще никого не видел. Вот только господина лейтенанта в лесу встретил, больше никого.
   - Ты кто?! - ярится Матвеев.
   - Я? Я менеджер, - лепечет грибник.
   - Какой ты менеджер! - вновь кричит, брызгая слюнями, мнимый майор, - Ты - педофил!
   Я справа от стола, он обегает слева и вновь бьёт молодого человека по уху. И опять тот летит на пол.
   - Под грибника косишь, гадина, - наклоняется над ним Матвеев, затем оборачивается ко мне, - В соседнем районе два подобных случая были. Два раза дети пошли в лес за ягодами и два трупа.
   - Это не я, не я, - белеет грибник.
   - А кто? Другие у нас не ходят.
   - Я заблудился, я с Масловки пришёл.
   - С Масловки? Кто подтвердить может? От Масловки до нас идти через поле. Нормальный человек в поле грибы не собирает. Там сразу слева лесок. Все грибники туда ходят. А ты специально через поле пошёл к нам.
   - Я заблу... заблудился, - лепечет парень.
   От прежнего напора и наглости не остается и следа.
   - Сейчас криминалисты привезут девочку сюда, ты станешь с ней рядом и будешь родителям её объяснять, как ты тут заблудился...
   На крыльце слышится топот, шум, крики. Дверь в оперпункт с грохотом распахивается, и в комнату вваливаются мужики. Самый здоровый из них с двустволкой. Двое других, поменьше пытаются сдерживать его. Двое мужиков с консервного завода. Откуда третий не знаю, но он точно местный, видел его не раз.
   - Здесь гадёныш? - кричит мужик с ружьём и целит в грибника.
   Всё очень правдоподобно, сам бы поверил, окажись в ситуации этого паренька. Он то не в курсе, что ружьё не заряжено.
   - Михалыч, не надо, - останавливают его дружки, один подбивает ружьё вверх.
   Тут же раздаётся выстрел. Мне становится не по себе. А ну как не успели бы отвести ствол? Заряд дроби точно бы достался грибнику. А так он ушёл в потолок. С него сыпется извёстка, припорашивая всех. В комнате сразу запахло порохом. Матвеев бросается к мужику-мнимому отцу, вместе с другими пытается отнять у того оружие. Не так-то просто, мужик очень здоров.
   - Славка! - кричит Матвеев мне, - Увози грибника, увози отсюда. Иначе его кончат.
   - Куда везти-то его? - я не до конца понимаю его игры.
   - В район вези. Потом с ним разберёмся. Ну!
   Выволакиваю всего в извёстке грибника из домика. Сажаю опять на мотоцикл, в этот раз не в коляску, а за спину и мы мчим по посёлку. Грибник уже не крутит головой и не беспокоит меня вопросами. Мы вылетаем из посёлка, мчим по дороге, махом проскакиваем мимо поста ДПС. Салютую ребятам, мол спешу. Тем всё равно. Из посёлка хоть сто раз.
   Перед выездом на трассу скидываю скорость. Грибник бьёт меня по плечу, кричит, чтоб остановился. Торможу. Послушаем, что скажет. Малый горячо пытается доказать мне, что не делал ничего такого.
   - Ты же сам видел, в лесу никого не было. Это какая-то чудовищная ошибка, случайность.
   Он признается, что никакой он не менеджер, а журналист, зовут его Никита, а вот фамилия Брейкин, а никакой не Нечайло. Редактор дал ему задание разузнать про наш посёлок. Его интересовало, почему это к нам регулярно ездят известные люди.
   - Вы ведь не Рублёвка и не Барвиха.
   После этого журналист начинает умолять отпустить его. Немного ломаюсь и отпускаю. Тот, счастливый, бежит к трассе, до которой метров сто и начинает голосовать проезжающим фурам.
  
   Возвращаюсь обратно. В оперпункте меня поджидает один лишь Матвеев. Мужиков уже нет. Докладываю Матвееву о грибнике, что оказался журналистом.
   - Я так и думал, - ухмыляется Геннадий Александрович, - Грибник из него никакой.
   - А как вы догадались? - недоумеваю я.
   - Ну, во-первых, сегодня понедельник. Какой нормальный горожанин ходит по грибы не в понедельник.
   Возражаю:
   - Он сказался менеджером. У него мог быть плавающий выходной.
   - Ага, - кривится скептично Матвеев, - Неделю отпахав по 12 часов, он в свой выходной, с самого, что ни на есть ранья, вместо того, чтобы как нормальный менеджер мучиться похмельем, едет собирать грибочки. Ты сам-то веришь в это?
   - А во-вторых? - соглашаюсь с первым я.
   - Во-вторых, в корзине его хорошие грибы вперемешку с поганками. Истинный грибник плохой гриб не берёт.
   Надо же, корзина шпиона-журналиста на входе стояла, Матвеев всего лишь взгляд на неё бросил и сразу всё срисовал.
   - Это хорошо, что мы его пугнули, - удовлетворённо говорит он, - Теперь надолго никто не полезет. Не только этот. Он ещё своим друзьям закажет ходить сюда.
   - Не любите журналистов?
   - Ненавижу. Проходил, небось в своей академии, что девяносто процентов разведывательной информации извлекается из газет противника. Значит журналисты кто? Правильно, внештатные шпионы.
   - А с девочкой заготовка? - интересуюсь.
   - По-моему не плохая. А?
   - И мужики с ружьём?
   - Это экспромт. Попросил ребят из драмкружка. Ты ещё не был на их спектаклях? Нет? Рекомендую. Не хуже столичных артистов играют. Вот как сейчас, с лёту, без репетиций. А?
   Соглашаюсь, даже сам поверил.
   - Заодно и развлеклись немного, - весьма довольный своей задумкой, собой и случившимся, говорит Матвеев и уходит.
   Гляжу на пол, усыпанный извёсткой, затем на испорченный потолок.
   - Как после гулянки, развлекались все, а убирать как всегда хозяину, - бурчу, берясь за веник.
   И всё равно настроение приподнятое. Где, как ни в Царёво поучаствуешь в подобном спектакле. Отцу что ли рассказать?
  
   МЕСТНЫЙ АВЕЛЬ
   Надо сказать, тунеядцы-алкоголики-дебоширы и пьяницы хлопот мне не доставляли. Врать не буду, выпивал народ. А что сделать? Кругом люди, с их страстями и нервами. А что лучше по уверению Ольги Семёновны, а также местного эскулапа, чем пара-тройка рюмок в виде профилактики от стресса. Случались и дебоши, простите за неточность - семейные скандалы с рукоприкладством. Это когда одна половинка, заподозрив другую в неверности, кулаком или скалкой доходчиво объясняла семейную политику. Хотя, если честно, я сильно сгущаю краски. Ну, было подобное раза два или три. Так два или три? Раз, два, этот случай не считаем, три! Три подобных случая и всякий раз я опаздывал. Мне оставалось лишь выслушивать взаимные обвинения.
   Не подумайте, что у нас такое сплошь и рядом. Случалось, выпивали, но под заборами никто не валялся. Двух ярчайших представителей племени местных выпивох - стариков Егорыча и дядю Гришу клеймить позором язык не поворачивался. Егорыча, местного охальника, вы уже знаете. Это его дом с резными наличниками и необычным флюгером в виде Пиноккио. О дяде Грише стоит рассказать особо. С виду старик как старик, потрёпанный временем и алкоголем. На шее и левой руке его следы страшного ожога, кожа в сборках и рубцах. Видимо из-за этого дядя Гриша плохо владеет этой рукой. Жил он в домике на окраине с берёзой и рябиной под окнами. Как раз у его ворот заканчивалась асфальтированная дорога. Если Егорычу любовь к спиртному ограничивала его жена, то дядю Гришу я практически не видел трезвым. Но, что удивительно, несмотря на его асоциальный образ жизни, жители Царёва относились к нему с уважением. Не моё дело воспитывать алкоголиков, это прерогатива нашего эскулапа. И тот действительно, случалось, заходил к дяде Грише, но не ради профилактических бесед. Это было видно по глазам и походке доктора, когда он возвращался домой от старика.
   Функциональная ценность для Царёва пьющего дяди Гриши, долгое время для меня оставалась непонятной. Можно было бы напрямую спросить о Григории Викторовиче Каткове, так он проходил по адресным спискам, у Матвеева или того проще, у Семёновны, но мне интересно было разобраться самому. Почему все учтиво здороваются с ним, а бабка Антипова, та, чью козу я искал, при этом ещё и крестится? Почему Люська-продавщица всегда даёт ему бутылку в долг, хотя я не разу не видел, чтобы тот расплачивался за прежние. Почему дорогие иномарки гостей нет-нет, а стояли у его дома. И наконец, за какие 'заслуги' он оказался здесь? В то, что дядя Гриша когда-то имел отношение к органам, я догадался сразу. В первую нашу встречу старик уставил в меня палец и произнёс:
   - О! Младший коллега.
   'Какой коллега?' - удивляюсь, оказывается, про себя. Вслух спрашивать об этом у явно нетрезвого старика абсолютно не хочется. 'А, может, он из бывших участковых? Работал здесь ещё до меня и Кузьмича?'
   - Добро пожаловать в Обитель Неудачников, - улыбка старика, что гримаса горгульи, - Обживайся. Это теперь твой дом, надолго.
   Ну, зачем же так? Я всё ещё надеялся вырваться отсюда. Обидно лучшие годы провести в деревне. Втайне я надеялся, что пройдет год, два-три и там, наверху, позабудут о покатушках на Геликах и я смогу вернуться в столицу. И не за такие грехи люди из ссылок возвращались.
   Уже собираясь уйти и даже сделав пару шагов, старик вдруг оборачивается:
   - Скажи отцу, пусть заедет ко мне, это очень важно для него. В следующее воскресенье. Обязательно передай. Скажи Катков приглашает, из бывшего отдела 'Т'.
   И пошёл. А ты стой и думай, стоит ли беспокоить генерала-отца по просьбе старого алкоголика или нет. И что за отдел 'Т'? Никогда не слышал о таком. Что-то со времён КГБ, очень секретное? Позвонил отцу, сказал и был крайне удивлён, увидев его в следующее воскресенье.
   - Как его найти? - озабоченно спросил батя прямо с порога.
   Ни 'Здравствуй', ни 'Как дела?'. Словно и не родной сын сейчас перед ним, а один и из его подчинённых.
   Предлагаю проводить его. Отец отказывается, тогда объясняю, как проехать. Минут через тридцать отец возвращается, озабоченный ещё больше. Вспомнив, передает мне гостинцы от матери, кое-какие вещи, которые я просил привезти. Взяв алаверды от Семёновны, банку солёных огурцов и банку помидоров, отец уезжает. О как! Даже толком не поинтересовавшись, как тут я.
   - Отец к Гришке что ли приезжал? - разглядывая себя в зеркале, справляется Ольга Семёновна.
   Сегодня она при параде. За ней должны заехать, отвезти в столицу к заказчику мемуаров.
   - Ага, - бурчу, - А кто он такой, этот дядя Гриша, если к нему генералы по первому зову прилетают?
   - Наш местный Авель, - чуть помедлив, отвечает хозяйка.
   Она красит губы. Помадой раз-два, поджимает, затем выпячивает губы - готово.
   - Братоубийца? - хмыкаю я и зарабатываю поучительный хлопок по лбу.
   - Темнота атеистическая. Каина с Авелем спутал. Это Каин Авеля убил, а не наоборот.
   - Дядю Гришу тоже убивали? - начинаю путаться я.
   - В истории России был другой Авель, монах, - начинает объяснять Семёновна и в этот момент с улицы раздаётся автомобильный гудок.
   Это за ней машина пришла. Семёновна подхватывает сумочку, папку с готовыми главами и на ходу советует:
   - Книжек ты об Авеле не найдёшь, даже в нашей библиотеке. А если любопытно, ГУГЛ тебе в помощь.
   Семёновна уходит, а я обращаюсь к Википедии, интересно же. Читаю:
   'Монах Авель, в миру Василий Васильев, родился в Акулово Тульской Губернии'. Совсем недалеко отсюда. Был там, был сям, бросил жену и троих детей, предсказал смерть Екатерины II. Сидел, отпустили, опять сидел. Всё ясно - российский Нострадамус. 'Дядя Гриша тоже? Самому что ли спросить за себя?'
   - Нет, - решаю.
   А то совсем грустно будет и жить неинтересно.
  
   Позднее я всё же пытаю хозяйку о Каткове.
   - Он, что в ФСБ служил?
   - Тогда контора КГБ называлась, не в пример мощнее и серьёзнее была.
   По её словам, дядя Гриша, тогда молодой, служил в особом подразделении, занимавшемся всякими паранормальными явлениями. Отдел 'Т', Катков сам упоминал о нём! Но откуда моя хозяйка знала об этом? Это ж тайна до сих пор за семью печатями. Видимо тень сомнения на моём лице воспринимается Ольгой Семёновной как недоверие к её словам, потому она с жаром добавляет:
   - Чтобы чекисты всякую чертовщину без внимания оставили? Ты спроси Гришку, он Вангу видел. Много у тебя знакомых, что к Ванге ездил? То-то. В одной из поездок по тёмным зонам его молнией шарахнуло, а может ещё чем. Видел след на шее и руку обожжённую?
   Киваю, такое не заметит только слепой.
   - После этого случая он сам прорицать стал, - говорит Семёновна, - У нас это любят, сам знаешь, особенно, когда желают слышать нужное. А на правду обижаются. За эту самую правду и пришлось Гришке пожить-посидеть на Колыме.
   Это я и сам знал из тетрадей Кузьмича.
   - Ну, а потом его в Царёво поселили, к столице поближе и в тоже время с глаз долой. Это ещё до меня было, - сообщила Ольга Семёновна.
  
   Я невольно стал приглядываться к гостям дяди Гриши. Непростые гости, я вам скажу, на крутых машинах, с мигалками, козырными номерами и охраной. Публичные люди, столпы общества ехали за предсказаниями вечно пьяного пенсионера. Были случаи, заставали его трезвым. Тогда один из охранников бежал к самогонщице за первачом.
   - Вы специально так делаете? - спросил я как-то старика, - Типа на место их ставите?
   - Скажем так, спесь с любого сбить полезно, - хмыкает старик, - А, вообще, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Все должны знать.
   - А то, только мне сдаётся это не основное.
   - Догадлив, - снова хмыкает прорицатель, - это хорошо. Выпив, я вижу лучше, словно шоры спадают. Кстати, Нострадамус тоже ночами вином наливался, а затем видения свои записывал. У каждого по-своему это работает, у меня как у Нострадамуса.
  
   ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ ГОСТИ
   Мне всегда казалось, что гости в Царёво всегда большие, в смысле своего положения. Это видно по их дорогим машинам, охранникам и вообще по узнаваемым лицам. Но я и предположить не мог, что в Царёво бывают ну очень большие люди. И слава богу, что нечасто. Мы довольно тихо и благополучно пережили зиму с её шумным Новым годом и длинными каникулами. А в начале весны Матвеев сообщил мне, что к нам приезжает.... Кто не сказал, но многозначительно поднял палец кверху. Первое апреля с неделю как прошло, а я, грешным делом подумал, что шеф продолжает шутить. Что смотреть здесь первым лицам? В Царёво кроме совхоза с небольшим консервным заводом ничего нет, ни уникальных памятников, ни старинной архитектуры, ни мест заповедных. О местном Авеле в лице бывшего кегебешника, а потом зека Григория Каткова в тот момент я не подумал. Неудивительно, что слова шефа об очень высоких гостях я принял за шутку. Но Геннадий Александрович был серьёзен как никогда:
   - Вопрос решённый. А, значит, со следующей недели посёлок переходит на чрезвычайное положение.
   - Это как?
   Для меня это первый подобный случай, и мне было интересно, в чём это выражается.
   - Для тебя обязательное ношение официальной формы. Да вроде бы и всё. К посторонним не лезь, у них полномочий поболее нашего будет. Так, что по части охраны и без нас разберутся. Твоя задача не путаться у них под ногами. Можешь даже просто дома посидеть. Только не бухай, вдруг к тебе какой вопрос будет.
   Короче, проще пареной репы. И на глаза Первому мне не попасть, не судьба. К группе встречающих меня не приписали, к охране тоже. А жаль, бросился бы в ноги:
   - Прости, батюшка, бес попутал с этими покатушками на Гелентвагенах. Не со зла, по глупости, мощь Конторы хотел подчеркнуть. Изволь, отец родной, из ссылки меня вернуть, верой-правдой служить буду...
  
   О том, что приедет либо президент, либо премьер первой сказала мне Катенька, ещё до официального уведомления Матвеевым. Становится любопытно, потому и спрашиваю:
   - Откуда знаешь?
   - Приезжали из санитарной службы Кремля, производили отбор проб воды и воздуха, - сообщает она.
   - Тебя привлекали?
   - Нет.
   - Чего так? - удивляюсь, - Ты же здесь не просто так ходишь, тоже санитарный врач.
   - Местных на пушечный выстрел к анализам не допускают, - в словах Катеньки слышится обида. А то, недоверие всегда ранит, а пренебрежение втройне.
   Затем моя квартирная хозяйка тоже высказала предположение, что приедет кто-то из руководителей государства. При этом, что я ей ничего не говорил, даже о разговоре с Катенькой, сама догадалась. Но как? На мой вопрос она ничего не стала объяснять, эмоционально махнув рукой.
   - Любое стихийное бедствие можно предсказать по определённым признакам.
   - Прямо так и стихийное бедствие?
   - А то. Приезд руководителя страны парализует жизнь любого населённого пункта, где он решает вдруг появиться. Аналогии не видишь?
   Возразить нечего.
   Всё равно любопытно, кто же к нам приезжает? У Матвеева спросить? Может и не ответить, особист всё-таки, режим секретности знает. Или у нашего Авеля поинтересоваться. Справляюсь у него, благо, что идти к нему не нужно, сам встретился мне на улице.
   - А не всё ли равно, кто? В твоей судьбе это мало что изменит, - отвечает старик, - Для тебя важнее будет газ или бензин?
   - Что? - не принимаю его загадок я.
   - Это, правда, что машины сейчас на газе ездить могут? - ни к селу, ни к городу спрашивает старик.
   Гляжу на него - уже принял 'на грудь' наш почётный пенсионер.
   - Точно? - переспрашивает он.
   Не отвечать дальше уже не красиво.
   - Газ дешевле, - говорю, - Некоторые автомобили переоборудуют под газ. У такого автомобиля помимо бензобака стоит газовый баллон.
   - То-то я смотрю, под таратайкой Селима красная хреновина приляпана. Несчастный человек этот Селим.
   Сказал и пошел себе. А ты стой и думай, то ли очередной катрен старик выдал, то ли от скуки язык почесал с прохожим.
  
   За день до приезда больших гостей в посёлке появились крепкие ребята, все как один в одинаковых пальто и костюмах. Они грамотно распределились по посёлку, взяв под наблюдение высоты и перекрёстки. Ко мне они не обращались, и я к ним благоразумно не лез. Вот оно, стихийное бедствие, о котором говорила моя Семёновна. И она была права. С появлением этих ребят рейсовый автобус из района перестал заходить к нам. Поставщики в продуктовый магазин тоже. Раньше то одна, то другая машина с разрисованными рекламой бортами стояла под разгрузкой у его дверей. Даже Селим, что через день мотался за товаром в город и тот стал невыездным. Или я передёргиваю? Просто Газель его сломалась. Он поддомкратил её и, сняв переднее колесо, копался со ступицей. Сам видел, как к нему подошли парни из охраны, проверили документы, разглядывали разобранную ступицу. Селим винился, что сиюминутно не может убрать машину с дороги и клятвенно прикладывая руки к груди, обещал, как можно быстрее закончить ремонт. Возле него оставили одного из охранников, которого сами же часа через два перекинули на другой участок.
   Я ещё подумал, чего это Селим не обратился к нашему Игорю-автомастеру? 'Машину не на чем дотащить до автомастерской? Или денег жалко?'
  
   В мероприятиях по встрече высочайших гостей меня не задействовали, так что я болтался без дела. В данный момент, например, я шёл в магазин за хлебом, Семёновна послала:
   - Дуй скорее, а то потом все улицы перекроют, не пройти. Без хлеба останемся.
   Весна, распутица, привычными тропинками наискосок не проскочить, приходилось топать по асфальту. Погода не ах, сыро, ветер пронизывающий. Куплю хлеба, буду сидеть дома перед телевизором.
   Взяв у Люськи черного и белого, выхожу из магазина. Газель Селима в двадцати метрах, у дороги. А где он сам? Только что крутился рядом. И вдруг как кто толкает меня. 'Запах бензина!' Проходя в магазин мимо Газели, я явно чувствовал его. Не о нём ли говорил Авель? Почему бензин? Селим ездит на газе, это точно. Подхожу ближе к его машине. Кажется, мне или нет, газовый баллон под рамой Газели, чуть светлее, чем раньше? И запах бензина. Точно, ну не мог я ошибаться. К тому же дня два назад я стоял на КПП как раз за Газелью Селима. Он газанул, и из выхлопной трубы чихнуло клубом черного дыма. Я ещё тогда подумал, чего это Селим на бензине, а не на газу ездит. Он же за три копейки зайца в поле на коленях загоняет, а тут вдруг такие траты на бензин? Сломался что ли?
   Подхожу ещё ближе и вижу, что баллон у него точно не с его машины. У прежнего надписи на землю смотрели, у этого точно посередине. Газовый баллон это тебе не батарейка, заряд кончился - поменяли, его на весь срок службы ставят. Оглядываюсь. Отсюда видно, что от посадки, скрывающей наш КПП начала движение кавалькада машин. Гости едут!
   Даже сейчас не смогу объяснить, почему так поступил. Как накрыло: 'Надо убрать Газель с дороги!' Действую на автомате. Накидываю колесо на ступицу, наживляю колесные гайки, нашел только три штуки. И так сойдет, другие искать некогда. Кое-как затягиваю. Залезаю в кабину. Ключей в замке зажигания нет. И не надо. Селим их давно потерял. У него секретный тумблер под панелью. Тоже мне секрет полишинеля. Сам видел пару раз, как тот заводился. Нахожу тумблер, щелкаю им, мотор тут же схватывается. Греть некогда, сразу трогаюсь с места. Бух, под передним правым колесом. Машина клюёт и её забирает вправо. Еле успеваю выправить рулём, чтобы не сползти в кювет. Что это было? Домкрат! Забыл снять машину с него. Трогаясь, Газель упала с него. Машину ещё раз тряхнуло, уже сзади. Это мы переехали всё тот же домкрат задним колесом.
   Газель тянет вправо, приходится прилагать усилия, чтобы удержать её на дороге. Эх, Селим, так и не починил ступицу. Вижу впереди парня из охраны, бежит ко мне наперехват. Машу ему, мол, отвали. А у того инструкция, выхватывает из-под полы автомат и очередью по кабине. Успеваю пригнуться.
   - Дурак, по своим лупишь!
   Сворачиваю от него в проулок. Сзади опять шлепки по кузову. Это снова он палит. Жму газ до упора, подальше от этого придурка с автоматом. Слава богу других не видно. Положат ведь не за понюх табаку. Разбираться потом будут, кто и почему? Мчатся, небось, сейчас со всех ног, спешат блокировать несанкционированную Газель. Хорошо, что проулок короткий, выходит прямо в поле. И я естественно застреваю в весенней грязи. Кажется, злополучное колесо отвалилось, машина кренится вправо. Всё, приехали. Выпрыгиваю из кабины, бегу прочь. Оглядываясь, вижу охранников, что с автоматами бегут за мной, падаю прямо в грязь. Место посуше да почище выбирать некогда - подстрелят ещё.
   В этот момент как шандарахнет! Сначала бух по ушам и сразу словно ваты в них затолкали. Затем жаром обдало. А потом уж остатки Газели вокруг падать стали. Опять повезло всё мимо. Да! Да! Да! В рубашке родился! Но полежать, порадоваться, не дали, налетели, навалились, заломили руки за спину, наручники нацепили и в подлетевшую машину потащили.
   Затем два часа допроса в кабинете Матвеева. Даже умыться-почиститься не дали. Кое-как рукавом лицо вытер, а куртка и брюки так и оставались мокрыми и грязными. Противно и унизительно. Какой к чёрту ты свой, если сидишь сейчас чушок чушком перед двумя допрашивающими. В их глазах это я Газель взорвал. Потому и бесчисленные вопросы от них:
   - Что?
   - Где?
   - Как?
   И
   - Почему?
   А я никак объяснить им не могу, почему меня дёрнуло откатить Газель Селима с пути следования кортежа. Как внятно объяснить, что было на уровне интуиции и ощущений. Слова нашего предсказателя о бензине и газе, чёрный выхлоп из глушителя, исчезновения Селима и всё это донести до недоверчивых следователей. А они вопрос за вопросом, вопрос за вопросом. И это вместо того, чтобы облобызать мои щёки со слезами и словами благодарности: 'Родной ты наш, уберег Большого Папу!' Контора есть Контора, жалости она не ведает. И заступиться за меня здесь некому. Самого Матвеева даже не пустили ко мне. Может его тоже где-нибудь в соседнем кабинете ломают? Запросто, когда такое ЧП. Со стрелочниками всё понятно, их потом назначат, а вот в горячке и непосредственному начальнику могут вломить по самые не балуйся. И где Селим? Его то нашли? Где этот треклятый узбек-таджик, чья Газель оказалась начинённой взрывчаткой?
   Одного допроса мало. Опять машина, путь в столицу. Здесь снова сутки допроса и так, и под полиграфом, и с химией. Вот чёрт! Что говорил, не помню. А легко мог сболтнуть лишнего. Скажем про поллюции, что иногда случались до 22 лет. Ай, стыдоба.
  
   Потом сутки не трогали. Затем и вовсе отпустили. Иди, говорят, ты нам пока не нужен. А до дома подкинуть никто не догадался. В кармане мелочь, что осталась от похода в магазин. Даже на метро с автобусом не хватит. Форму я в камере как мог вычистил, но она мятая, словно её коровы жевали. В таком виде ни один таксист под честное слово не повезёт. Как говорится, сходил за хлебушком. И позвонить не могу, телефон за двое суток разрядился. Попросил дежурного. Тот ломаться не стал, дал аппарат. Хорошо мать оказалась дома. Через причитания её и охи еле достучался, чтобы вызвала такси для меня, добраться до дома. Никакую машину она вызывать она не стала, позвонила отцу. Тот, бросив всё примчался за мной.
   - Славка жив! Цел! Молоток! - возбужденно обнимал он меня.
   Потом уже в машине рассказал, что и как произошло в Царёво. Селим, оказывается, никакой не террорист, но посидеть ему все равно придётся. Покушение на главу государства никто, без наказания не оставят. Селима шантажировали семьёй, что оставалась на родине. Грозили вырезать всех, если тот не подчинится и не взорвёт Газель на пути следования правительственного кортежа.
   - Вообще, - сказал отец, - никого бы они такой организацией теракта не убили. Правительственные машины хорошо защищены. Им был нужен акт ради акта, чтобы напомнить о себе, доказать, что ИГИЛ способен на всё. Ля-ля, фа-фа, Аллах Акбар!
   Оказалось, что мне просто повезло. Селим, спрятался за углом, поджидая появление кортежа машин. А когда выглянул, его Газели на месте не было. А тут ещё выстрелы прогремели.
   - Это по мне лупили, - похвастался я.
   Селим испугался и побежал. А кого ловят? Того, кто убегает. ФСОшники схватили его, а тот в суматохе на кнопку взрывного устройства нажал не специально, нечаянно. Повезло мне, что не раньше. Иначе бы с Селимовской Газелью меня тоже распылило бы.
   - Только матери не говори, - предупредил отец, - Иначе её кондратий хватит. А вообще, сына, сверли дырочку для ордена. Ну, ты дал. За твою чуйку тобой служба охраны президента заинтересовалась. Так, что сдавай дела в Царёво, ссылка твоя закончилась.
   - А чего ты тогда к Авелю нашему приезжал? - любопытствую у него.
   - К кому? - сразу не понимает отец.
   - К Каткову, ещё летом, - напоминаю ему.
   - О ком говоришь-то? - никак не вспоминает отец.
   - О предсказателе нашем.
   - А-а, - вспоминает отец, - тот о граблях предупреждал.
   - О каких граблях? - сразу понимаю я.
   - О тех, на которые наступать не стоит. Надо будет навестить старика, поблагодарить. Поедем за твоими вещами, заскочу к нему.
   - Пятизвёздочной 'конины' ему отвези, только не палёной, рад подарку будет, - со знанием дела советую я отцу.
   - Я ему 'КВ' организую, - обещает тот.
   Он рад, что так всё закончилось. А уж как я рад этому!
  
   СНОВА ДОМА
   Пару дней я отмывался, отсыпался, отъедался. Конечно же дома, где ещё? Благо, что моего возвращения в Царёво срочно никто не требовал. Позвонил Матвееву. Тот довольно бодрым голосом объявил, что совсем не против, если я немного побуду дома.
   - Подлечись, - посоветовал он, - Шандарахнуло тебя не слабо. Скоро тебя не жду, сами управимся. Будем считать, что ты в отпуске.
   - Вы то сами как? - искренне справился я.
   - Как малолетка, поставленная на хор. Спасибо не военное время, а то бы вывели на задний двор босиком и расстреляли. Кто во всём виноват? Начальник объекта. А то, что охрана прохлопала заряженную Газель на пути кортежа, об этом не вспоминали.
   Словно сговорившись с Матвеевым, отец и активно поддержавшая его маманя, погнали меня к медикам.
   - Контузия - это тебе не шутки. Последствия могут быть нехорошими. Прадеда твоего на войне тоже контузило, а с возрастом он глохнуть стал. Славочка (мама), Славка (отец) сходи к докторам, проверься и, если надо - полечись.
   Пришлось лечь в госпиталь на недельку. Там меня тыкали иголками, забирая кровь и подкалывая витаминами. Брали другие анализы, исследовали на всяких больших и малых приборах, разве, что на центрифуге, как космонавта, не крутили. Но это как бы и нельзя после контузии.
   Палата на троих, не люкс, но сойдёт, даже свой телевизор имелся. На улицу не пускают, чтобы грязь в корпус не таскали, да и холодно ещё для прогулок. На клумбах под окном снег в грязных проплешинах, дорожки в лужах. Пешеходы вынуждены перепрыгивать, либо обходить их, чтобы не промочить ноги. А в деревне для такой погоды сапоги существуют. Надел их и никакие лужи, никакая грязь не страшны.
  
   Будни в госпитале однообразны: обходы врачей, анализы, процедуры, приём лекарств, уколы. Из местных развлечений - флирт с медсёстрами, телевизор и книги. Wi-Fi нет. Горе интернет зависимым. Ах, да, есть домино в фойе. Но это для тех, кто понимает толк в этой игре. Медсёстры не моей возрастной группы, по телевизору негатив, бред или сопли, а оставленный кем-то детектив, написан женщиной, которая ни дня не работала в милиции. Умел бы спать как пожарник по двадцать часов в сутки - одно дело, а так скукота скукотой. Здесь, даже по-людски поболтать не с кем. Соседи по палате тоже конторские, разговоров за жизнь с ними не поведёшь. Откровенничать даже среди своих у нас не принято. Мало ли чего. И не поймите неправильно, у нас не 'стучат', у нас сигнализируют. Так, что трепались ни о чём и о вечном, то есть о спорте и о бабах. Еле долежал положенную неделю. Пожалел, что не обследовался у нашего Степаныча. Царёвский эскулап без всяких УЗИ и МРТ объявил бы, что я здоров, а временную тугоухость, вылечил бы хлопком по ушам. Или чем-нибудь в этом роде. Любил наш доктор клин клином вышибать. Посоветовал я тут местной сестричке его рецепт от изжоги, так она глаза от ужаса размером по 75 копеек сделала. А я сам видел, как наш Степаныч водителю фуры, что приезжал на консервный завод и который маялся от изжоги, корочку хлебного припёка дал, предварительно присыпав его сухой марганцовкой. Я рассказал об этом болявой медсестричке, а та расквохталась:
   - Ай-ай, марганцовкой можно желудок сжечь. Как он мог? Ещё доктор называется.
   Не знаю, не знаю. Уже по зиме встретил того шоферюгу, поинтересовался, как его изжога?
   - Как бабка пошептала, полгода уж ничего подобного.
   А его знаменитая кототерапия? У Степаныча при фельдшерском пункте шикарная кошка обитает. Так он всем рекомендует гладить её:
   - Стресс снимает получше антидепрессантов. Все болезни от чего? Правильно, от нервов. Из исключений - стригущий лишай и переломы конечностей. Но это мы лечим на раз.
   Вот какой у нас в Царёве Айболит.
  
   Пока лежал в госпитале, со службой моей вроде как всё определилось:
   - Сам оценил твой подвиг, - не без гордости сообщил отец, когда я вернулся домой, - Ссылка твоя отменяется, выходишь с понедельника в Главное Управление. И мне тут шепнули, что ФСОшники решили к тебе приглядеться. Сто процентов к себе заберут. А тот случай у вас, в Царёво на свой актив запишут. Работа у них, конечно, не такая хлебная, как на земле, но для человека с мозгами перспектива всегда есть. Трамплин оттуда всегда самый наилучший.
   - Главное - домой вернулся, - радовалась маманя, - Домой!
   Она изо всех сил старалась - жаркое, блинчики, супчики.
   - Славочка, хочешь это? А это? Может тебе приготовить что-то другое? Я на рынок (в супермаркет, кондитерскую), тебе принести что-нибудь?
   Я, наверное, неблагодарная свинья, но на третий день её чрезмерная забота стала немного утомлять. Волей-неволей я вспоминал ненавязчивый сервис Семёновны. У неё хоть и без городских деликатесов, но тоже пальчики оближешь. У мамани так не всё получается, пирожки, например. Попросить её свойских пельменей сварганить? Ша! Не стоит. Вдруг попросит помочь ей. Как вспомню ту знаменитую лепку пельменей у Веры Палны, так вздрогну. Целый тазик фарша переработать!
  
   В ближайший выходной была Пасха. Праздновать поехали на дачу, но не к себе, а к коллеге отца, тоже генералу. Чего это моих потащило за город? Самим проветриться и меня проветрить? Генералы, возможно, и приятельствуют, но что б генеральши? Не помню такого. И я-то в их компании каким боком? Если только предположить, что отец накидается с дружком, а мне потом везти родителей обратно, тогда вроде бы понятно. Но обычно, в таких случаях, папан всегда служебную машину вызывал, чтоб самому не сидеть за рулём. Генералы в голову не берут, что водителям тоже выходной положен. Ну, я так я, спорить не стал, всё равно особо делать нечего.
   Поехали. В направлении... не Царёво. Ну, в Подмосковье и без этого достаточно живописных мест. Хотя искать красоты за пять минут до весны, да ещё в пасмурную погоду, верх абсурда. Сколько ни гляди хоть вправо, хоть влево, всюду печать уныния. Снег, что ещё лежит на полях, уже не радует глаз белизной. Он похож на грязные кучи удобрений, забытые с осени. А там, где он сошёл, земля ещё не проснулась, и потому кажется мёртвой. Грачи, что-то выискивающие на свободных пятачках пашни, напоминали могильщиков. Деревья и кустарники тоже кажутся мертвецами. Шеренги мертвецов вдоль дороги и по косогорам. И так на всём пути.
   Дачный посёлок, куда мы добрались ближе к обеду, охранялся. На въезде шлагбаум, будочка с человеком в полувоенной форме. Нас пропустили, сверившись со списком гостей. Что-то напомнило наш КПП в Царёво. Только здесь вместо улыбчивого старлея возрастной охранник из бывших ментов. Посёлок ничего, не из бедных, дома не на шести, а на двадцати шести сотках каждый и среди них ни одного одноэтажного.
  
   Нас уже ждали. Хозяин, плотный, здоровенный мужик в вязаном жакете наподобие тех, что любил Горбачёв в неофициальной обстановке. В хозяйке за версту узнаёшь генеральскую жену по дорогим серёжкам, прическе и манере держаться. Похристосовались без стуканья яйцами и поцелуев больше для проформы. Я удостоился пристального разглядывания принимающей стороны, затем хозяйка сразу увела с собой маман резать салаты. Хозяин потащил отца на задний двор к мангалу, будто с углями для шашлыка одному не управиться. Обо мне вдруг резко забыли. Оглядываюсь вокруг и в стороне, на скамейке в виде качелей, замечаю девушку с книжкой в руках. Так вот ради чего затевалась эта вылазка на природу! Взаимные смотрины. У вас типа товар, у нас типа купец. Предупредить побоялись - вдруг взбрыкну, не поеду. Отчего ж? Конкретно сейчас под венец идти? Нет? Тогда всё в порядке. А новое знакомство с людьми своего круга лишним не бывает.
   Начинаю чувствовать себя глупо. Отцы заняты шашлыком, матери присматриваются друг к другу где-то в доме, а я стою столбом, когда мне прямая дорожка знакомиться, очаровывать и соответственно обнадёживать. Иду смотреть товар. С виду ничего. Ножки чуть худоваты, хуже, когда чересчур полноваты. Но это кому как нравится. Грудь у девицы скорее присутствует, чем отсутствует. Лицо, учитывая, положение её папаши, скорее приятное, чем невзрачное. Косметики не много, и она не портит впечатления. Ну, а немного длинный нос, будем считать признаком породы. Книга в руках специально? Девять из десяти моих ровесников предпочитают интернет бумажным изданиям. Подхожу совсем близко.
   - Христос воскресе!
   Девица поднимает на меня глаза.
   - Воистину воскресе, - голос у генеральской дочки приятный.
   Надо бы троекратно облобызаться. Замечательный обряд, позволяющий целовать чужих женщин вполне легально. Но что-то сдерживает меня. А вот и повод - мы даже незнакомы.
   - Меня зовут Вячеслав, - представляюсь я.
   Кому, как не мне, сделать это первым. Негоже девушке из приличной семьи начинать знакомиться самой. Она с интересом разглядывает меня и неожиданно произносит:
   - Так вот ты какой Вячеслав.
   - Какой? - не совсем понимаю я.
   - Наш простой российский герой, - в голосе её ни грамма ёрничества, хотя слова вроде бы с подковыркой.
   - Уже наслышана? - догадываюсь, что ей известно о моих приключениях в Царёво.
   - Все уши прожужжали. Самого спас!
   'А про то как двое суток после допрашивали тоже говорили?' Скорее всего - нет. Это всегда за кадром подвига. Неприятные воспоминания убивают желание покрасоваться перед девчонкой. Отвечаю скупо:
   - Просто повезло, - и тут же пытаюсь увести разговор в другую сторону, - А как тебя зовут?
   - Вероника, можно Ника, только не Вера. Это совсем другое имя. А что, тебе обо мне ничего не говорили? - делает глаза девушка.
   - Нет, - улыбаюсь.
   - Знать обманом молодца завезли. Что, так плохо?
   - Ты это о чём? - слегка теряюсь я.
   - Не о чём, а о ком, - поправляет девица.
   - Ты о себе что ли? - доходит до меня, - Не комплексуй, всё нормально.
   - Нормально - это уже хорошо. Остальное стерпится, слюбится.
   Теперь уже я с интересом смотрю на неё.
   - Конкретно и откровенно.
   Девчонка нисколько не тушуется.
   - А чего лицемерить? Ты не женат, мне тоже надо замуж. Так звёзды складываются. Мы - идеальная пара - генеральская дочка и генеральский сынок. У нас даже малыш родится с погонами майора.
   - Расчётливо.
   - Надёжно.
   - И тебе всё равно?
   - Мезальянс в моём случае недопустим. Я - заложница семьи, системы, социального положения. Мне по-другому заказано. Пробовала любить - запретили. Человек некоренной нации нежелателен в качестве зятя для моего отца.
   - Это - раз, - начинаю отсчитывать я.
   Не верится, что это единственная причина такого отношения к браку моей новой знакомой.
   - Это всё. Дальнейшая жизнь только по обязательствам. Дочь военного должна стать женой военного и жить по правилам два 'К' - кухен и киндер.
   Поправляю её:
   - Три 'К', ещё и кирхен .
   - В структуре отца бога не жалуют. Так, что остаётся два 'К' кирхен-церковь отпадает.
   - Совсем без надежды на чувства?
   - Боюсь, да. Настоящая любовь ходит не по нашим с тобой дорожкам. Или мы по ним не ходим. В сказки я уже не верю, а учиться на своих ошибках что-то желания нет. Я же не до конца дурочка, чтобы поверить в чувства какого-нибудь смазливого лейтенантика.
   - Я лейтенант.
   - Искьюз моа , к тебе это не относится.
   - В смысле не смазлив?
   - А хочется?
   Язычок у неё, как у нашей Люськи-продавщицы.
   - Значит в любовь не веришь?
   - При чём здесь веришь? Обмануться боюсь. Какое-то время тонуть в комплиментах и нежности, а потом...
   - И что потом?
   - А потом лейтенант быстренько станет капитаном, затем майором и подполковником. У него всё наладится, и я начну делить его с другими женщинами, хорошо, если с приличными. Хотя, надо оставаться честной до конца - разменивать меня он будет с профурсетками.
   - Непременно такой сценарий?
   - Как правило. Это только наивные дурочки верят, что карьеристы способны хранить верность в браке.
   Надо бы что-то ответить, а слов нет. Да, права она, как ни крути. Интересно, это её мысли или кто внушил? Мама? Сенека с высокой причёской? Не похожа. А, может, и сама до этого дошла. Дочь генерала не обязательно - пробка. С такой тяжело и интересно, зато по пустякам и по глупостям доставать не будет.
   - Чего молчишь? - Ника первой нарушает возникшую паузу.
   - Думаю над твоими словами. Ты напоминаешь мне наших мудрецов из Царёва.
   - Царёво, это что?
   - Это Обитель Неудачников.
   - Неудачников? - личико девушки кривится.
   Легкий укол обиды за Царёво. Хотя, что она знает о нём, о его жителях? Снисходительно улыбаюсь:
   - Это удивительное место. На его улочках, говорят, можно встретить Господа.
   - А ты встречал?
   - Не доводилось. Но мне кажется, его плащ уберёг меня от взрыва.
   - Красиво. Присаживайся, - приглашает она к себе на скамейку, - расскажешь мне про своё Царёво. Может, и я когда-нибудь захочу поехать туда за своим счастьем. Давай, не стесняйся. Пусть мамаши успокоятся и перестанут выглядывать в окно. Порадуй их.
   Оглядываюсь на домик. В одном из окон колыхнулась занавеска. Похоже, и в самом деле за нами подглядывают. Хмыкаю и присаживаюсь к девушке на качели.
   - Что за книжка? - спрашиваю.
   Ника закрывает её, показывая обложку.
   - Пелевин, 'Жизнь насекомых', - вслух читаю я название, - Известная вещица.
   - Читал? - удивляется Ника.
   - А то. Я квартировал у настоящей писательницы, - хвастаюсь я, - Моя книжная полка формировалась ею.
   - Вот как? Любопытно.
   - А самой тебе как 'Жизнь насекомых'? - интересуюсь уже я.
   Мне на самом деле небезразлично. Общение с Ольгой Семёновной позволило по-другому взглянуть на литературу. 'Скажи, что ты читаешь и я скажу кто ты', - любила повторять моя Семёновна.
   - Что-то бесперспективно, - высказывает своё мнение девушка.
   Неожиданно радуюсь:
   - И я это заметил. Как надо ненавидеть людей, чтобы писать такое...
  
   Ближе к вечеру расстаёмся довольные друг другом. Родители, кажется, спелись. Ещё днём, сидя за общим столом на веранде, завели разговоры о нашем будущем. Нам с Никой пришлось уходить в дом, чтобы не слышать этого. Там, поверьте, между нами ничего такого не было, телевизор, болтовня, не более. Ника по образованию историк, с ней было интересно. Пусть искорки между нами не проскочило, зато расстались мы друзьями. Всё лучше, чем ничего или напряжение.
   Прощание было долгим с 'посошками' и загадыванием новых встреч. Как я и предполагал, машину пришлось вести мне.
  
   НАПРЯГИ БОЛЬШОГО ГОРОДА
   С понедельника я вышел на новое место службы. Сбылась мечта. '...Идиота', - добавил бы доморощенный юморист. Ха-ха-ха! Идиотов в столицу на престижную работу не приглашают. Главное управление это вам не деревенский оперпункт. А ещё наш Катков-Авель говорил, будто мне всё равно, кто из больших гостей тогда к нам приезжал. Выходит, не всё равно, а тот, кто в состоянии меня из ссылки вернуть. Ошибался Царёвский Нострадамус, опять я в столице. И можно сказать, въехал в город на белом коне. На новом месте, в управлении, на меня смотрели как на везунка. По общему мнению, я просто оказался в нужное время, в нужном месте, чисто случайно предотвратил теракт, да ещё и жив остался. Свезло. К тому же слух о моём переходе в ФСО, имел место. Потому никто из начальников отделов не горел желанием на время взять меня к себе. Оно и понятно, в каждом коллективе свои устоявшиеся отношения, свои маленькие секреты, в которые ни к чему посвящать чужого. Я оказался в подвешенном состоянии, подчинялся лично помощнику одного из замов и использовался в качестве запасного. Кому в данный момент требовалось подкрепление, посылали меня последить, покараулить, отконвоировать. Брали разок на задержание, но и там я был на заднем плане, в прямом смысле, прикрывал тылы. Не сказать, что скучно, неопределённо как-то и оттого на душе маета. Это только сказка скоро сказывается, да не скоро проверка проводится, особенно в Федеральную Службу Охраны, даже если до этого проверен был. А, значит, томиться мне в неизвестности ещё какое-то время.
   На службу без энтузиазма, домой, кстати, тоже. Какое уж тут удовольствие, если на дорогу в один конец больше часа затрачиваешь. Как-то я отвык от этого. У себя в Царёво я быстрей в райцентр попадал. А уж по самому посёлку в любой конец пешочком за десять минут добирался. Настоишься в пробках, поневоле начнёшь сравнивать город с деревней.
   Вот никогда прежде не задумывался об этом. Нужды не было. С первого дня в Царёво меня захлестнула волна новых впечатлений, потом попривык к этому, прижился. Немного однообразный сельский быт нисколько не напрягал. Когда комфортно, не до самокопаний. А вот вернувшись домой, я остро почувствовал эту разницу. В городе, куда ни пойди, всюду толпа, жизненный ритм здесь интенсивней и сами люди жёстче. Кто смел, тот и съел - в основном городской принцип. Взять хотя бы парковки. Стоило годик не побыть дома, как твоё место во дворе оказывается занятым. Отцу забот до этого нет. За ним служебная машина приезжает. Подхватывает папаню у подъезда и вперёд. А мне свою BMW приходится ставить аж на улице и до дома ножками топать. Хотя, чего я ною? В Царёво всюду пешочком передвигался и ничего. То ж в Царёво... Там вообще понятия парковки не существовало. Я свой милицейский Урал ставил во дворе оперпункта или под окнами Семёновны, и никому мой мотоцикл не мешал. А здесь... Стоило на десять месяцев уехать, как твоё парковочное место оказывается занятым. И то, что более пяти лет ты его занимал уже никого не колышет. И, был бы захватчиком моего места какой-нибудь бычара на крутой тачке, пободался бы с ним за кусочек асфальта перед подъездом. Но не скандалить же с тонкой девицей в коробчонке лимонного цвета. Находятся же идиоты, что дарят таким вот машины. Ну, почему идиоты? Папа, например, чтобы дщерь (ух, как идёт ей это определение) не пользовалась общественным транспортом. А девочке, наоборот, в автобусе надо ездить. Глядишь, там, недоделок подобный ей, взгляд положит на неё и познакомиться пожелает. А там свадьба и костями брям-брям, стук-стук.
   - Вячеслав Михайлович, вы - злой! - обязательно сказала бы Машенька Кочетова, подслушав сейчас мои мысли.
   Милая Машенька, это не я - злой, это город меня делает таким. В людской толчее постоянно контактируешь с чужой аурой. И это, видимо, не полезно, ожесточает. О! Новая теория из раздела социальной психологии больших групп. Надо будет обсудить эту тему со Степанычем. Поеду как-нибудь в Царёво, спрошу его.
   Поеду, обязательно поеду. У Семёновны кое-какие мои вещи остались. Бывшая хозяйка звонила маме, справлялась обо мне. Человек. А вот Катенька, Екатерина Андреевна, так и не сподобилась набрать мой номер, поинтересоваться, что со мной и как. Когда приезжали очень большие гости, её не было в Царёво, отдыхала в Египте. По всем срокам вернуться должна. Наши не могли не рассказать ей, как меня в кандалах увозили. Это же деревня, здесь секретов не утаить. А Катенька даже не побеспокоилась. Коль наручники на меня надели, знать враг народа. Предательство или разумная трусость с её стороны? А в принципе, какая разница, всё равно обидно. Потому-то у меня и совесть не кольнула, когда на Пасху знакомился с генеральской дочкой. А вообще, такой вариант для расставаний даже лучше - без соплей, разборок и чувства вины.
  
   По вечерам в глазах рябит от рекламы, витрин, мириад огней большого города. Соскучился я по ним? Наверное, нет. А вот по деликатесам и вкусняшкам всяким - однозначно. В Царёвском магазинчике балыков, хамона отродясь не было. А в городе есть, даже далеко ходить не приходится. В супермаркете у дома всего чего душенька пожелает, в избытке. Заехал как-то туда. Шампанское и конфеты прикупить надо было. В тот день сговорились с Никой в кино сходить. Джентльменский набор на всякий случай, вдруг на чашку чая позовут. Выбрал и то, и другое, денег не жалел. Направляюсь к кассе. А там, возле одной из них свара. Терпеть не могу базарных сцен, хочу пройти на дальнюю кассу как слышу разговор охранников. Тот, что постарше, говорит новичку:
   - Гляди, сейчас концерт будет.
   А вот концерты я люблю. Останавливаюсь и наблюдаю. К скандалившим тётке и мужику, похмельным настолько, что и возраста их не определить, подходит администратор, высокая женщина, уверенная в себе, властная.
   Со стороны наблюдаю за ними. Похмельная пара предъявляет претензии. Они купили здесь окорочка гриль. Начали есть и обнаружили, что не все куриные ножки оказались достаточно прожаренные.
   - Вот, кровь на костях, видишь! - надрывалась тётка, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания, - Сырым мясом народ кормят.
   - Да, сырым! - вторил ей мужик, - Хотят, что б мы сдохли.
   Администратор, даже не препираясь с ними, спокойно вынимает из кармана медицинские перчатки, одевает их. Затем она разглядывает принесённые скандалистами обглоданные кости, отбирает две, на которых действительно имелась запёкшаяся кровь, кладёт их в отдельный пакетик, который взвешивает на контрольных весах. Заглянув в чек, предъявленный алкашами, прикидывает на калькуляторе и приказывает кассирше:
   - Выдай им одиннадцать рублей.
   - Эй! Эй! - завопили оба скандалиста, - Мы платили сто пятьдесят семь.
   - Остальное вы сожрали, - невозмутимо парирует администратор, - И, если будете дальше орать, вызову наряд.
   Красава. Прямо сестра по цеху нашей Люське-продавщице.
  
   Замечаю за собой, что всё сравниваю с Царёвым: людей, их отношения, порядки. Хорошо, что ещё никому не говорил об этом, иначе меня заподозрили бы в тоске по Царёво. Меня? Чтобы я, столичный житель, с кровью матери впитавший гарь и гомон города, вдруг почувствовал тягу к деревне, Ну-да, воздух-вода там чище, продукты без всякой химии. Но там скучновато и нет таких возможностей.
   - Каких? - спрашивает моё второе 'я'.
   Задумываюсь.
   - Всяких, - отвечаю сам себе.
   Возразить нечего, возможностей и развлечений в городе хоть отбавляй. Можно пойти направо, можно налево, можно спуститься под землю или покататься на лифте в небоскрёбе. Можно на улице встретить какую-нибудь знаменитость. Ну, это я конечно, загнул чтоб знаменитость и на улице? А вот если попасть на закрытую вечеринку, тогда - наверняка. Хотя в Царёво вероятность встретить известных людей гораздо выше. Примером тому мой первый день там, на празднике выпускников. Сколько кутюрье с именем и классных моделей там было.
   Зато в городе развлечений побольше. Спорить не стану. Тут тебе кинотеатры, рестораны, клубы на любой вкус. В деревне такого нет, и не будет. Там столько девчонок нет, чтобы всякий раз знакомиться с новой. Разве не для этого клубы и задуманы? А вообще это так, для времяпровождения, ни уму, ни сердцу. Подругу жизни по ресторанам и клубам не ищут, а тупеть и наливаться вином можно и дома в компании, как умников, так и идиотов. А вообще, на мой взгляд, развлекательные центры не так уж и развлекают. На улице, бывает, гораздо забавнее, прямо обхохочешься. Про случай с обглоданными костями вы уже знаете. О том, как незадачливого любовника с четвёртого этажа пожарники снимали, не рассказывал? Ещё та история. Слушайте.
   Приезжаю я как-то к Нике. Мы с ней не встречаемся, уверяю вас, так иногда в кино-клуб ходим, не более. Живёт она в центре, в старом доме сталинской постройки, таком гранитном, с высокими потолками. Заворачиваю к ней во двор, а там толпа зевак и пожарная машина. Расчёт лестницу раздвигает и целит ею в раздетого мужика на четвёртом этаже. Он стоит, вжавшись спиной в стену, аккурат между двух окон. Как раз под их отливами по всему периметру дома проходит выступ в кирпич шириной. И такое лишь на четвёртом этаже. Остальной фасад был, как и подобает нормальному дому, ровным. В чём заключалась высокая идея архитектора организовать выступ именно на уровне этого этажа. Для прогулки кошаков? Если только так. Ни одному нормальному человеку в голову не придёт пройтись по нему от края до края. И, тем не менее, именно на нём-то мужик и стоял. А вечер, я вам скажу, выдался довольно прохладный, только-только черёмуха зацвела, и даже снизу было видно, что раздетый до трусов мужик основательно продрог. От зевак слышу, что это незадачливый любовник, застуканный мужем. Спасаясь от расправы, он вылез на узкий приступок и оттуда никуда не может двинуться. Опять в окно к разъярённому мужу? Фигушки. И дальше по узенькому выступу к пожарной лестнице - ещё страшнее. Высота о-го-го, оступишься, костей не соберёшь. Прижался к стене и ни туда, ни сюда. Пришлось вызывать пожарных и милицию уж заодно, чтобы уберечь его от расправы. Как его стаскивали оттуда, ещё та картина. Закоченевший мужик ни рукой, ни ногой двинуть не мог, его со страховкой спускали. Потом быстренько засунули в милицейский УАЗик и увезли.
  
   Где подобное действо увидишь, как не в городе. А всё почему? Потому, что в деревне высотных домов нет. Не нравится смеяться над любовниками? Сопереживаете, сочувствуете им? Извольте другой случай. О том, как хачик через верёвку прыгал? Не надо? Действительно не стоит, хотя это наверняка и смешно. Вы не замечали - ничто не вызывает большего смеха, чем неуклюжесть или глупость других. Юмористы так не смешат. Кому 'ха-ха', а кому боль и унижение. В последнее время замечаю за собой, что сам меньше смеюсь. Мелочёвка всякая напрягает. У соседей за стеной ремонт начался, сверлят, стучат. Пока я на работе, меня это не донимает. А мать целыми днями дома, настаивает, чтоб сходил к ним, повлиял на строителей. Ходил, просил. Обещали не шуметь. Но ремонт войлочными молотками не делают. Опять надо будет идти. В подъезде стало табачным дымом вонять. Кто-то из соседей повадился курить. Что за люди, балконов им нет? А сегодня выхожу - в лифте лужа. Собачники напрудили, так их и этак, кто же ещё? Бомжи и алкаши у нас не ходят, консьерж на входе. Не сами, собачники налили, естественно, один из их питомцев содержимое мочевого пузыря до кустов не донёс. Хозяин и его четвероногий гадёныш быстренько свинтили, оставив лужу типа уборщице или физическим процессам испарения. Кто-то из очень умных заметил, что жить среди людей замечательно, но как бы при этом обходиться без соседей?
  
   И служба в последнее время тоже не очень-то радовала. Пустота и мелочёвка. В Царёво простым участковым я себя более нужным ощущал. А тут, то болтаюсь без дела, то всякой ерундой занимаюсь. Вчера вот приказ одному из отделов срочно отыскать автоподставщиков, что напугали-развели-обидели знакомую-родственницу-подружку серьёзного чина-депутата-функционера. Так что отставить все дела и срочно достать их хоть из-под земли. А поскольку случилось это в Чертаново, где я имею превеликое удовольствие проживать, меня включили в группу по поимке злодеев-кровопийц. Вот как их ловить? Чертаново, это вам не пара улиц вроде Царёво, это город в городе, а точнее три в одном - Центральное Чертаново, Северное и Южное, с населением в четыреста тысяч человек! Одних только машин тысяч сто. Ищи иголку стоге сена. Впору хоть в Царёво к Каткову-Авелю сгонять, спросить: 'Деда на какой улице засаду устроить?' Может и не сказать старый чёрт. Чего ему до наших проблем. Ваш город, вы в нём и ковыряйтесь.
   Я, конечно, предполагал, что напрягут агентуру, возможно, отправятся к смотрящему района. Если иногда за одним столом сидят, стороны как-нибудь договорятся сдать автоподставщиков. Всё равно не из своих они, залётные. Потерпевшую 'грузили' пиковые. Мне же сказали просто покататься по району, вдруг чего подозрительного замечу. Позабавило наречие 'вдруг'. Почему не 'авось'? Более логично и отображает суть моего задания. Но поскольку человек я служивый, мне по определению положено круглое носить и квадратное катать, я не возражал.
  
   Выхожу из дома. На моём бывшем парковочном месте проблема. Девицу в ядовито-жёлтой машинёнке чересчур близко подпёрли. Она тыркается вперёд-назад, пытаясь выбраться. Можно бы помочь ей, самому сесть за руль, помочь выехать, да ну её в баню, не будет чужие места занимать. Выхожу со двора, сажусь в свою BMW, прогреваю мотор. Куда ехать пока не решил, покачу, куда глаза глядят. Но сначала на заправку - стрелка указателя топлива на нуле. Кстати, в поиск отрядили, а бензина не налили. За свой счёт, как хочешь, так и катайся. Собираюсь трогаться и медлю. Прямо передо мной выезд со двора и оттуда выруливает та девчушка на своей желтой коробчонке. Двигается резко, видимо нанервничалась, выбираясь с парковки. Благоразумнее её пропустить. Но, похоже, я один такой осторожный. Пока девица выворачивала на проезжую часть мимо неё пролетел черный мерс. Слышится легкий удар, визг тормозов. Ага зацепились. Только с моего места хорошо видно, что контакта не было. Что-то вылетело из открытого окна мерседеса и ударилось в машинку девицы. Черный мерседес двести второй кузов, как раз такой был в ориентировке на автоподставщиков. И пассажиры, как их описывали: два плотных кавказца, третий мелкий. Они окружили таратайку девицы, загалдели, руками замахали. Один из них незаметно от хозяйки теранул наждачкой бампер автомобиля девушки, имитируя следы столкновения. Девчонка вылезла из машины белая от страха, за телефон хватается. У неё телефон отобрали, на голос берут, наседают. И после этого спрашивается, почему мы не любим кавказцев? Работать их нет, а вот пошуметь, денег по лёгкому срубить - это они всегда пожалуйста. И наглые при этом, будто дома. Новое Иго на нашу голову.
   Девчонка чуть не плачет. Пора выручать. Вылезаю из машины, иду к ним.
   - Что случилось? - делаю вид, что не заметил автоподставы.
   - Ей, проходи, давай! - грубо гонят меня.
   На мне костюм, не форма, я один, чего б ни шугануть случайного прохожего. Соображаю, что офисный работник, коим кажусь, никогда не встрянет в конфликтную ситуацию на улице. У себя в офисе ещё может возбухнуть, вне - никогда. Себе дороже. А вот если у меня отношения с девушкой, тогда моё поведение выглядит логичным. Пусть будет так.
   - Чего это проходи, - вроде как возмущаюсь я, но не настолько, чтобы сразу лезть в драку, так, чтобы уж не совсем пустым местом выглядеть.
   - Катенька, - обнимаю я девушку, - Что случилось?
   Почему 'Катенька'? Я ведь даже имени её не знаю, вырвалось само. Пусть теперь будет Катенькой.
   Девица словно и не слышит меня, смотрит широко раскрытыми глазищами. Сама худющая, а глаза огромные. Это, наверное, от худобы.
   - Эй! - меня тянут за рукав, - Говоришь, что случилось? Посмотри, что твоя Катя натворила. Мы тут ехали, а она со двора выезжала. Зацепила нас. У нас главная, пропустить нас обязана.
   - Садись в машину, дорогая, - говорю я девушке.
   Заталкиваю её обратно в автомобиль, показываю 'закройся'. А сам иду разбираться. Мне показывают вмятину на машине автоподставщиков, явно несвежую. И при этом напирают, напирают, давят эмоционально.
   - Ремонт денег стоит...
   - Слышь, мы на встречу с серьёзными людьми опаздываем, это тоже денег стоит...
   - Если по правильному разбираться, квартиру продашь. Мерседес стукнули...
   - А если счётчик включить...
   И опять, и опять, и опять. А я, как и положено представителю офисного планктона, мнусь, тушуюсь, пытаюсь оправдаться. Прикидываю, что позвонить своим не удастся. И что толку от этого звонка. Пока примут, пока подскочат.... На полицию тоже надежды мало, ни одного патруля не видно ни в начале, ни в конце улицы. Положение патовое. Их трое, в руках одного из них бита. Меня хватают за отворот:
   - Слышь, ты, деньги на ремонт давай. Я твою маму...
   А вот этого говорить не стоило. Вас так разговаривать в ваших горах учили? Коран сквернословия не одобряет. Переминаюсь с ноги на ногу, лезу в карман за деньгами, при этом чуть скручиваюсь и немного приседаю. Меня отпускают. Вымогатели расслабляются. Для них дело почти сделано. И тут я бью апперкотом ближнего к себе. Не того, кто маму мою поминал, а того, что с битой. Пока он самый опасный. Не каждый умеет бить апперкотом. Удар идёт от бёдер, раскручиваешься, словно спущенная пружина, рука идёт снизу-вверх, расслабленная, чтобы напряжённые мышцы не мешали набрать скорость. Законы кинематики никто не отменял mv квадрат, деленное на два. Физика, помните? Кулак массой вдвое больше и удар вдвое сильнее. А вот, если скорость того же кулака вдвое больше, то и удар мощнее в четыре раза. Или в квадрате? Неважно, главное, чтобы кулак в момент соприкосновения с челюстью стал жёстким. Сложно, зато каков эффект. Нокаут - это раз! Сломанная челюсть - это, скорее всего два! Меня тренировали не напрасно. Попадаю. Зубы противника 'цвак'! Руку ожигает болью. Ничего, до свадьбы заживёт. Главное цель достигнута. Глаза хача стекленеют, и он начинает заваливаться. В бою один против нескольких останавливаться смерти подобно. Постоянно двигаться нужно, а не глазеть, как картинно валятся враги. Пока первый, срубленный мною падает, перехватываю биту из его руки и, продолжая движение, махом снизу, бью ею в промежность того, кто справа от меня. Опять попадаю. Кажется, это тот, что маму мою нехорошо поминал. Сказать киношное 'ничего личного' - соврать. В удар вкладываю всю тысячелетнюю ненависть русского человека к басурманам. Это вам за Иго и всё сопутствующее ему, надругательства, полоны, грабежи. Попал. Ой, как больно сейчас тому. Ой, как больно! Да так, что дыхание у него перехватывает, и он вскрикнуть не может. Полгода ему теперь в раскоряку ходить. Сам виноват, языком не шлёпай, что попало.
   Наслаждаться его мучениями некогда, кручусь на месте, пытаясь с разворота достать битой третьего. Не попадаю. Тот успевает отшатнуться, но не может удержаться на ногах и падает. Удача сегодня на моей стороне. Шагаю к нему и начинаю воспитательную работу по ногам, по рукам, по рёбрам. Я не злой, просто адреналина во мне сейчас тысячекратная норма.
   Мимо, сигналя, проезжает машина. Оттуда мне показывают поднятый большой палец. Это меня останавливает от дальнейшей расправы. Окидываю взглядом поле боя. Ну? Один лежит не шелохнувшись, другой после воспитательной работы предпочёл замереть. У третьего прорезался голос. Он, воя, катается по асфальту, держась за свои драгоценные, отбитые гениталии. Вот теперь самое время сообщить нашим. Достаю телефон, звоню. Обещают подскочить как можно быстрее. Первый из бандитов начинает шевелиться, пытается встать. Тыкаю в него битой, принуждая лежать. Оглядываюсь. Машина с девицей всё ещё здесь. Машу ей, мол, сваливай, уезжай. Та сидит не шелохнувшись, под впечатлением произошедшего. Делаю шаг к ней. Девушка моментально оживает, дёргает ручку скоростей. Её машинка трогается с места и, объехав меня и лежащих на асфальте, быстро скрывается с места происшествия.
   Гляжу на биту в своей руке и хмыкаю. Кого больше испугалась девчонка, меня или автоподставщиков. 'Не слишком я с ними?' - приходит запоздалая мысль. Можно подумать аферисты позволили бы оттаскать себя за ухо или вняли бы словесному порицанию? 'Ай-яй-яй, как нехорошо!' Есть дворовое выражение: 'Борзей пока не побъют'. Доборзелись, поколотили. Как-то так.
   Пока ждал своих, пришлось погонять прохожих. Не битой, конечно. Народ, проходя мимо, останавливался поглазеть. Когда ещё увидишь такое - три небритых нацмена, лежащие на асфальте, и приличного вида молодой человек с битой над ними. Издали покажешь зевакам корочки, махнёшь, 'проходите', люди понятливо уходят. Большинство смотрит с одобрением. Ни одного осуждающего взгляда. Допекли, знать обывателей малые народы. Кстати, никто из прохожих '02' так и не набрал. Наши приехали раньше, чем по улице проехал патрульный УАЗик. Вот так, случись чего 'караул' кричать некому.
   Старший группы принял мой отчёт, сверился с ориентировкой и приказал грузить автоподставщиков. Правильнее сначала бы медикам их показать, но ничего, и в камере это можно сделать. Так даже лучше, а то любят наши эскулапы не к месту права человека вспоминать.
  
   О дальнейшей их судьбе я больше не слышал. Вряд ли их отпустили, да ещё и извинились за моё поведение. Не тот масштаб, чтоб отмазаться. К тому же уважаемого человека обидели. Потрафила Контора депутату. Помощник зама, к которому я был приписан, светился, словно лично изловил и наказал автоподставщиков. Мне депутатского 'спасибо' так и не перепало, затерялось где-то в высших эшелонах управления. А вот 'люлей' за своё махание битой я огрёб. Кто-то заснял мои подвиги на регистратор и выложил на ютюбе. Вот, что значит эпоха видеонаблюдения и свободного интернета. Пока до руководства это дошло, ролик более 50 000 просмотров набрал, кучу лайков и море флуда. Мне, соответственно нагоняй, а техотделу приказ убрать запись из интернета. Второй раз за свои старания огребаю. Ещё пару таких моментов и я вконец уверую в народную мудрость о том, что не делай добра, не получишь и зла. Зато та девчонка с нашего двора теперь первой здоровается и папаша её тоже. Хоть на этом спасибо, оценили, старался не зря. И отец меня похвалил:
   - Ну, ты, Славка, молоток. Опять отличился. Один троих упырей взял. Жёстко правда, а по-другому никак.
   Отец у меня - человек старой закалки, не из новодельных генералов. У него добро обязательно со здоровенными кулаками, а демократия с представлением паспортных данных. А вот в Конторе снова заговорили, что мне-де опять повезло, наткнулся на автоподставщиков, не выезжая со своего двора. Плюсом к этим разговорам вспомнили, что я генеральский сынок, в смысле и с рождением мне подфартило. Можно подумать сами из-под сохи. Время кухаркиных детей кануло в лету. Давно уж чужих в Контору не берут. Эх, скорей бы откомандировали меня в ФСО. Думаю, там у меня будет больше конкретики. Но из службы охраны почему-то не спешили. Неделя сменила другую, и опять, и опять, а воз с проверяльщиками видимо застрял где-то на пути между ведомствами. Иначе подобной медлительности не объяснить. Стал понимать расхожее выражение, что ожидание изводит. Оно и изводило. Это как на светофоре. Вот-вот загорится 'зеленый' и ты дашь по газам, а его всё нет и нет. И чудом сдерживаешься, чтобы не сорваться с места.
   Всё из-за тех же ФСОшников меня ни к одному серьёзному делу не подпускали. Хоть отцу жалуйся. Словно накаркал, взяли на обыск. Прихватили на взятке зам начальника управления по борьбе с коррупцией? Это серьёзно или не очень? Поехали с обыском к нему на квартиру и там обнаружили ДЕВЯТЬ МИЛИАРДОВ в разной валюте! Да в банке средней руки столько в сейфе не бывает. А тут такая сумма на квартире полковника, который по штату обязан бороться с жуликами. И откуда они взялись он, якобы, не знает. Квартира его, а деньги нет. Ветром нанесло, тонну триста весом. Теперь точно знаю, какова масса девяти миллиардов в крупных купюрах и валюте - мне пришлось перетаскивать коробки с деньгами в машину. И впервые физический труд не принес морального удовлетворения. Даже меня, выросшего в семье с достатком, а значит, более циничного, чем основная масса обывателей, и то потрясло количество увиденных мной денег. Наконец я догадался, почему в Царёво меня называли милиционером. В милиции взяток в таких размерах никогда не брали! Чего этому полковнику и ему подобным не хватает? Девять миллиардов дома лежит, а он продолжает хапать! Не понимаю. Что это, боязнь нищеты? Страшная и неодолимая фобия, родом из глубины веков с генами переданная предками-крепостными? Нет? Никто и ни за что не признается в этом. Мы-де не ущербные и не какие-нибудь там. А ещё и козырнут благородным или же оборотистым предком со своего генеалогического древа. Это сейчас модно похвастать происхождением. Верю, верю... А, как же тогда абсолютно плебейское стремление пустить пыль в глаза? У кого что круче - машины, квартиры, тёлки. А почему бы и нет?! За выпячивание достатка напоказ у нас не привлекают. Надумаю жениться, буду искать себе невесту из налоговичек. Они самые скромницы из всей чиновничьей массы, стесняются спрашивать: 'Откуда бабло, на всё, про всё, милай?' Так что гуляй, Рванина. В Москве одних только яхт-клубов сорок пять штук! Сорок пять! По Москве-реке кататься? Двенадцать гольф-клубов! Тоже мне национальный вид спорта. Для кого всё это? Декабристы с народовольцами в гробах переворачиваются. Не говорю уж о революционерах. Напрасно пролитая кровь, реки крови. Никто из них и не думал, что наступит такое время, когда старушка со своей пенсии будет жаться томатного сока себе купить, а толстосумы на золотых гектарах будут шарики пинать. Опять какой-то пир во время чумы. Как только Господь смотрит на это? Или он уже отвернулся от нас?
  
   Ощутив на себе тяжесть уворованных денег, захотелось напиться, по-русски, до одури, до беспамятства. Я уж и бутылку вискаря в алкомаркете взял, как позвонила Ника. Свой человек, составит компанию. Но девушка звонила по другому поводу. Ей срочно требовалась моя помощь:
   - Проблемы с бабулей. Отец в командировке, подъезжай хоть ты. Сможешь?
   - А то.
   Пока ехал к ней, точнее к её бабушке, новый звонок на мобильник. Кто это? Ольга Семёновна, моя хозяйка из Царёва. Слава богу, с ней ничего плохого не случилось, звонила поделиться последними новостями:
   - Ты в курсе, что твоя Катька, так и не вернулась из Египта?.. Оттуда прямиком в Иркутск махнула. Весточку прислала, мол не ждите, вышлите расчёт и трудовую по новому адресу... От Верки, ну Веры Палны... Сам знаешь, точнее не бывает...
   Она ещё немного поохала и дала отбой. Ну, вот и всё. 'Служебный кончен роман, качнув сиреневой веткой...', - зазвучало в голове голосом певицы Штурм, кажется Натальи. Окончен. Чувствовал ведь, что с Катенькой у меня не навсегда. И всё равно на душе горечь. Когда тебя бросают, всегда так. Ты уже не единственный, не лучший, если тебя предпочли другому. Ты уже второй сорт. А вторым сортом ощущать себя обидно.
   Проклиная жуликов, из-за которых сегодня намахался, таская чужие деньги, а заодно и автомобильные пробки, неправильные светофоры и девиц с подаренными правами, я, наконец, добрался до Ники с её бабулей. Та жила отдельно от генеральской семьи в простенькой двушке вполне обычного, не элитного дома.
   В суть возникшей проблемы я вник сразу. Аферисты под видом сантехников, установили Никиной бабушке уникальный по своим свойствам, почти целебный фильтр на питьевую воду. За обычный набор для очистки воды с дополнительным краном, что в магазине сантехники стоит не больше двух тысяч, эти пройдохи потребовали с пенсионерки тридцатку. У той на руках было только пять. Она стала звонить сыну, снохе, но дозвонилась только до Ники. Та примчалась, попробовала прогнать аферистов, но что может обычная девушка против двух нахальных мужиков. Те трясли подписанным старушкой договором, мол всё по закону. Мало того, грозили судом.
   - Был бы отец, он бы разобрался...
   Что отец? Его не хватит на всех одиноких стариков. Кто их защитит? Москва слезам не верит. А вот в Царёво такого по определению не случилось бы. Аферисты там не ходят. Кордон на въезде и участковый не позволяют всякому жулью разгуляться. А в городе, смотрю их пруд пруди. Откуда их столько развелось? Как подобных земля только носит? И ведь не боятся ничего, ни полиции, которой они 'по барабану', ни мук загробных. А ведь, наверняка, для таких вот, что обирают доверчивых стариков, особые котлы в преисподней топятся. Я не полиция, я и не чёрт, чтобы дожидаться, пока эти проходимцы помрут, потому рву их договор и спускаю лжесантехников с лестницы. Бабулю предупреждаю, чтоб впредь дверь никому не открывала.
   - Чуть что, звоните внучке.
   Бабуля хлопотливо предлагает чаю. Отказываюсь. Душа сейчас требует что-то покрепче чая. Это я озвучиваю Нике, когда мы спускаемся во двор.
   - Поедем в клуб? - предлагает она.
   Видеть пьяные, обкуренные физиономии? Боюсь я сейчас в таком настроении, что обязательно захочу кому-нибудь зарядить от всей души. Кажется, город стал напрягать меня.
   - На дачу? - новый вариант от Ники.
   - Поедем, я покажу тебе Царёво, - в свою очередь предлагаю я.
   - Давай, - неожиданно соглашается она.
   - Тогда ты за руль.
  
   Пока ехали, я успел уговорить полбутылки виски. Плевать на церемонии, Ника - умная девочка, всё понимает. Зато напряжение отпускает. Меня тянет на лирику. Я рассказываю девушке о Царёво, его необычных обитателях и местных порядках. Там точно никто миллиардами не ворует и старушкам фильтры на воду за бешеные деньги не ставит.
   Мне кажется, ей это интересно. Заговорившись, я чуть было не пропустил съезд с шоссе в сторону Царёва. Ещё немного и мы будем там. Стемнело, едем при свете фар. Направо-налево ни огонька, лишь впереди светится КПП, что охраняет проезд в посёлок. Подъезжаем, останавливаемся. К машине подходит знакомый старлей. Приветствуя, машу ему с пассажирского места. Старлей приглядывается, узнаёт меня:
   - Михалыч, ты? Вернулся? - улыбается он.
   - Гостью привёз, - в ответ улыбаюсь ему я.
   - Тогда милости просим, - старлей показывает, что мы можем проезжать.
   - Вперёд, - командую я Нике, - Ещё немного и я покажу тебе Царёво.
  
Оценка: 8.52*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"