Селезнева Мария Львовна : другие произведения.

Цветок Преисподней

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Казалось, она прибыла из далекой теплой страны, поэтому ей всегда было холодно здесь, даже летом. Но, в отличие от жителей теплых стран, кожа ее была как снег, глаза - как небо, волосы - как золото, густые и мягкие, не обесцвеченные жестоким солнцем, как волосы южан. Это потом уже он узнал, что солнца на ее земле вообще не было...

  Казалось, она прибыла из далекой теплой страны, поэтому ей всегда было холодно здесь, даже летом. Но, в отличие от жителей теплых стран, кожа ее была как снег, глаза - как небо, волосы - как золото, густые и мягкие, не обесцвеченные жестоким солнцем, как волосы южан. Это потом уже он узнал, что солнца на ее земле вообще не было.
  
  Ей не нравились платья из шерсти и фартуки из льна, не нравились башмаки - дешевые деревянные и дорогие кожаные. Он думал, что она привыкла носить шелка и бархат, поэтому грубая шерсть натирает нежную кожу. Уже потом он узнал, что никакая ткань не касалась ее тела, кроме младенческих пеленок, когда она была бессловесным дитем, и золота с жемчугом, когда стала вырастать в женщину.
  
  У девушки были тонкие и нежные, белее алебастра руки, никогда не знавшие ни веретена, ни иглы. Она стирала их до крови за домашней работой, и со временем кожа потемнела и загрубела, стала шершавой и жесткой. Но ни разу - ни когда перематывала тряпкой окровавленные ладони, ни когда гладила его по лицу уже изменившейся, огрубелой рукой - ни слова жалобы не сорвалось с ее губ. Она была выше этого. Царевна.
  
  Избалованное дитя, обласканное, одаренное любовью сверх меры, она не была приспособлена к суровой и монотонной жизни жены ремесленника, но изо всех сил пыталась приспособиться. Ей душно было в двухэтажном деревянном доме, где на полу была навалена солома, а приставная лестница на второй этаж обдирала руки. Но она беспрекословно вставала затемно и готовила мужу еду в подвешенном над очагом котле.
  
  Наверное, у нее были когда-то золотые гребни, украшенные самоцветами, а он подарил ей деревянный, с кривыми зубьями, который больше рвал, чем расчесывал ее мягкие светлые волосы, но она никогда даже не пикнула.
  
  У нее, вероятно, болела спина от долгого сидения за прялкой - он видел, как его супруга ерзает на лавке, потирая низ позвоночника и порываясь встать, но никогда не вставала, пока не спрядет всю кудель, прикрепленную к лопаске.
  
  Казалось, ей мало места в доме, который ему самому виделся достаточно большим, чтобы не только жить с удобством, но и вызвать зависть товарищей по цеху. Но она никогда не сделала попытки убежать.
  
  Она вышла за него в пятнадцать лет - уже не девственница, еще не шлюха. Девичество было утрачено с кем-то и когда-то, с кем - она не говорила, но чистота души не ушла вместе с чистотой тела. А он и не знал раньше, что такое возможно.
  
  Он думал, что делает ей одолжение, выступая благодетелем для непонятно откуда взявшейся на пустынной дороге девушки, думал, что спасает этим браком от досужих сплетен и худшей доли... кого? Дочь разорившегося купца? Графиню? Принцессу? Он думал, что в его доме она, нищая или, скорее, обнищавшая, получит кров и еду, постель и одежду. Уже потом он узнал, что она могла получить это в любой миг - у нее в руках была власть над людьми, но она не держала, у нее под ногами лежал весь мир, но она не видела.
  
  Она смотрела только на него - всегда, все десять лет их совместной жизни - только на него. Чистая и доверчивая девочка, серьезная, задумчивая девушка, суровая, молчаливая женщина. Она прятала какую-то тайну, и он не знал, но смутно догадывался, что у "бедной сироты" есть заступники на этом свете... или на том. За ее левым плечом ревела Преисподняя, плевалась огненными струями, а он не слышал.
  
  Она не умела шить и прясть, стирать и готовить, она умела только любить, и это умение как-то само потянуло за собой все остальные. К ней не цеплялась ни одна болезнь, и она день и ночь выхаживала его, больного чумой, унесшей жизни их детей. Он до сих пор не может забыть, что прогнал ее, как только начал поправляться, будто за гибель ни в чем не повинных малюток ответственность несла она. А ведь именно ее пальцы выцеживали гной, залечивали страшные язвы на его лице и теле, чтобы не дать ему превратиться в вонючий кусок мяса, и ни одного, даже самого маленького пятнышка не появилось на ее тогда уже потемневших руках.
  
  Как бы то ни было, три удара тяжелой палаческой плети перебили ей позвоночник не хуже, чем какой-нибудь другой женщине. Глядя на предыдущую жизнь с высоты теперешнего своего опыта, он понимал, что, возможно, и хорошо. Лучшего выхода для нее он не видел.
  
  Раньше ему казалось, что девочка, воспитанная дьяволами, переймет у названых родителей ненависть к роду людскому и любовь ко злу, но ей в наследство досталась только непреклонная воля. У нее было румяное, чистое и доверчивое лицо, когда он вел ее под венец, и бледное, с морщинами в уголках губ и глаз, когда они расставались. Теперь эти морщины будут разглаживать другие руки - те, что сжимали когда-то меч, разбитый о щит архистратига Михаила. И теперь же, когда над головой довлеют черно-красные небеса и ее последняя милость, ему кажется, что легче было бы остаться в Аду, чем возвращаться к жизни ее пожеланием.
  
  Измученная его ревностью и подозрительностью, изгнанная им из дома, обвиненная в гибели детей, отданная на растерзание Инквизиции - о, ему хорошо было известно, что от церковного суда она не уйдет, - его бывшая супруга все же упросила названого отца, имя которого он и шепотом произнести боялся, помиловать одну из бесчисленных душ, ожидающих судного дня в Геенне, и вернуть ей вместе с телом - жизнь.
  
  Он уходил, чтобы проснуться в своей кровати в утро, непохожее на сотни других, он уходил, потому что свидеться с ней ему все равно не дадут, да и дороги у них теперь разные. Его стараниями...
  
  Он уходил и думал, почему она не помнит зла, почему прощает его, почему отпускает, хотя могла бы терзать века и века до Судного дня - и ему некуда было бы деться, и это было бы справедливо.
   Но она была выше суда и выше справедливости. Она предоставила судить другим. А ей, уже не царевне - царице - не пристало.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"