Многие темные эльфы, что пришли в Рассветную из Скальной Пещеры, имели весьма отдаленное представление о том, что представляет собой война. Несмотря на то, что большинство "молодых" разменяло вторую сотню лет, на "настоящей" войне никто из них не был. Да, они сражались с умертвиями и прочей нечистью в некрополях, защищали земли своих кланов от мутировавших в результате не удачных (или скорее слишком удачных) магических и алхимических опытов зверей и даже изредка нападали на торговые караваны людей, слишком близко проходивших к границе земель темных эльфов. Все они прошли жесткое, а порой и жестокое обучение у своих наставников, но этого оказалось мало. Лишь единицы из них были готовы ко всем тяготам и ужасам войны. Даже уничтожение человеческой деревни не смогло хоть чуть-чуть подготовить молодых темных эльфов к тому, что может быть в ближайшем будущем. Первая битва за Рассветную показала это сенешалям, коменданту, да и самим войнам.
Эльфы были готовы к ранам и потерям - смерть и боль не страшили последователей Тьмы. Однако необходимость подбирать изуродованные тела, искать среди трупов своих сородичей, чтобы, как положено, проводить их в последний путь - едва не сломала волю темных. Тела нападавших просто сваливали в кучи с сжигали, словно мусор. Смрадные клубы дыма заволокли небо над крепостью, закрыли неяркое в это время года солнце, и на душе у каждого эльфа или орка стало ещё тоскливее.
Превозмогая отвращение и ненависть, измождение, боль потерь и голод, из страха перед чумой орки и эльфы снова и снова относить трупы в специально отведенное место. Мирные жители так же оказывали своим защитникам помощь в этом мерзком, но таком необходимом труде. И стар и млад, вышли на улицы, но все равно, рук и сил не хватал. Людей оказалось слишком много для жителей и защитников. Они завалили своими телами крепостные стены, проходы. Ввиду невозможности выйти за ворота, тела, валявшиеся у стен, пришлось уничтожать магам. Тратить драгоценную энергию на это никому не хотелось, но каждый маг осознавал тяжелую необходимость. Тейваз тоже принимала участие в зачистке пространства перед стенами. С непривычки она неверно рассчитывала необходимое количество энергии, и в некоторых местах камень превращался в стекло, а личные запасы магии девушки стремительно таяли.
Ремесленники и мастеровые немедленно занялись починкой стен в тех местах, где это было необходимо. Хотя, было очевидно, что привести их в надлежащее состояние за весьма короткий срок - невозможно. В тоже время, нельзя было оставлять и пробоины, которыми непременно воспользовался бы враг при следующей атаке. В этот момент каждый орк и эльф жалел, что в крепость не допускались представители иных рас - гномы, превосходные каменщики, были бы весьма полезны. Лекари и целители сбивались с ног, помогая раненым. Все время чего-то не хватало: бинтов, корпии, затворяющих кровь отваров и обеззараживающих зелий. Приходилось экономить на всем - на травах, целебных порошках, отварах и зельях, даже на бинтах. Целительскую магию разрешалось использовать только в самых тяжелых случаях. За жизнь каждого воина и мага боролись всеми доступными способами. Даже смертельно раненых старались вытянуть, во что бы то ни стало.
По распоряжению верховного жреца каждый, кто владел, хоть крохами силы обязан был "сливать" часть её в накопители, установленные по всей крепости. При этом, чем выше магический потенциал, тем большую часть энергии предписывалось отдать. Каждые три часа эльфа и полукровки отдавали им свои силы, и все же казалось, что этого мало. Все артефакты были объединены в единую сеть, распределяющую поступающую энергию между защитными артефактами, как стационарными, так и индивидуальными, а так же перенаправляла в хранилища энергии и к магическим орудиям.
Артефакты, собирающие откаты заклинаний и остаточную магическую энергию работали на пределе своих возможностей, артефакторы в срочном порядке изготавливали новые - энергия, необходимая для заклинаний, будучи рассеянной в воздухе могла помешать творить новые, исказить матрицу заклинания, или чрезмерно написать каналы, что могло привести к непредсказуемым последствиям. Кроме того, всегда был риск возникновения "конфликта", когда смешивалась энергия творимых чар и остаточных - последствия такого явления всегда были не самыми приятными. В лучшем случае мог произойти взрыв, лишающий незадачливого мага силы, а в худшем же, последствия таких вот "конфликтных заклинаний" не могли нейтрализовать искуснейшие маги.
Вечером, когда собралось достаточное количество энергии, комендант эльфийской крепости, по совету верховного жреца приказал направить её на укрепление стен. Сырая сила была эффективнее, чем та, которую облекают в форму чар - нельзя разрушить заклинание, которого нет. Под напором магии стены становились крепче, а уже наложенные заклинания намертво "впаивались" в камень. К сожалению, по всему периметру крепостей укрепить стены не представлялось возможным, но самые уязвимые места: ворота, водостоки и водоотводы в обеих крепостях были напитаны магией.
Каждый житель крепости старался внести свой вклад в защиту крепости - женщины и дети помогали в лазаретах, готовили еду для защитников, юноши, ещё не способные сражаться помогали "зачищать" крепость. Прибавилось работы у кузнецов - поправить броню, оружие, выковать наконечники для стрел. Трактирщики открыли свои погреба: бочки с жиром, амфоры с маслом были отправлены на стены. Как показывает опыт людей, кипящее масло, вылитое на голову нападающим, также эффективно, как и заклинание огненной реки. Вино и более крепкие напитки были пожертвованы лазаретам - в полевых условиях, как и в случае строжайшей экономии, алкоголь является не самым худшим обезболивающим или обеззараживающим средством.
С наступлением темноты, когда во вражеском лагере разожгли сигнальные костры, и расставили дозоры, эльфы начали готовиться к вылазке. Тейваз, не принимавшая активного участия в бою, рвалась в бой, но старший брат вместе с комендантом запретили ей выходить из крепости. Кроме того, у девушки не было совершенно никакого опыта управления вирмом, так что ей пришлось довольствоваться ролью стороннего наблюдателя.
Несмотря на то, что людей погибло гораздо больше, чем эльфов и орков, армия противника все равно в десятки раз превосходила численностью количество защитников. Увы, качество не всегда побеждает количество - это понимали все. Именно поэтому воздушных наездников не допускали до сражения Их удел - ночные диверсии. Если наездник вирма погибал, смерть ждала и самого летуна - в момент смерти рвалась психическая связь между ящером и эльфом и летуна ждала смерть от болевого шока. Поскольку наездников было меньше чем "обычных" воинов, их берегли, как могли и свете дня не выпускали на поле боя. Ночью же, вирма было очень трудно заметить в небе, что было весьма удобно для эльфов.
Едва дневное светило скрылось за горизонтом, в храме собрались наездники и все духовенство. Они молили Ночь скрыть свою прекрасную дочь Луну покровом облаков, погасить звезды, чтобы никто не мог увидеть, как из крепости поднимаются в темное небо крылатые твари и несут смерть своим врагам. И богиня услышала их молитвы: нашли на небо тучи, погасли звезды, скрылась Луна и опустилась на мир непроглядная тьма. Только костры разгоняли вокруг себя ночную мглу, но не давали достаточно света. Вознеся хвалу милостивой богине, темные покинули храм. Вирмы были же готовы к вылету, осталось только отдать приказ.
- Несите им огонь и смерть! Отомстите за павших братьев и сестер! - прозвучал громовым раскатом приказ Старшего сенешаля клана Мараната.
Благодаря тьме, укрывшей крепость и земли вокруг неё, ни одни из наблюдательных и сигнальных артефактов, установленных человеческими магами по периметру лагеря, не поднял тревоги. Ни одно следящее заклинание "любопытный глаз" не показало ничего, кроме смутных теней, - силуэтов людей-дозорных. Поэтому маги-наблюдатели махнули рукой на дежурство и отправились спать. Непростительная халатность в военное время, особенно когда противник такой опасный и коварный, как темные эльфы. Дежурные маги тоже не испытывали служебного рвения, уверенные в том, что штурм изрядно потрепал ненавистных орков и эльфов, так же предпочли сон ночному бдению.
Ближе к полуночи, когда лагерь осаждающих затих, полсотни вирмов взмыли в небо. Остроглазые орки и эльфы могли наблюдать, как крылатые ящеры со своими наездниками кружат над вражеским лагерем, выбирают себе цель, готовятся к стремительной атаке. Вот самый крупный вирм заложил крутой вираж, полыхнул столп пламени, и одна из палаток, расположенных в центре лагеря, загорелась, словно стог прошлогодней соломы. Рыжее пламя перекинулось на две соседние палатки, тесно стоящие друг к другу. Вслед за этим ночное небо прорезало ещё сорок девять огненных сполохов.
Из горящих палаток выскакивали полуодетые люди, ржали кони, метались между кострами напуганные дозорные. То и дело огонь освещал снижающихся вирмов, хватающих беззащитных людей, не ожидающих удара сверху, и уносящих их в черное небо. Затем слышался полный боли и ужаса крик и проливались кровавые реки на головы растерянных людей, падали оторванные части тел в пылающие костры. В разных концах лагеря вспыхивали все новые и новые столбы пламени. Горели люди, лошади, взрывались хрупкие артефакты. В воздухе распространился удушливый запах гари, паленого мяса, крови и взорвавшихся артефактов и реагентов. Сколько продолжался этот ужас, никто не мог сказать достоверно, казалось, будто целую вечность.
Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Все исчезло - и кровавые реки, и льющийся с неба огонь, и ужасные твари со своими наездниками. Остались лишь огонь, боль, страх и смерть - вечные спутники войны. До рассвета люди тушили пожары, добивали раненых людей и животных, спасали припасы и проклинали эльфов.
К сожалению осажденных сказать, что врагу был нанесен значительный урон нельзя, но все точно знали, что ещё целые сутки не будет новой атаки. Целые сутки отдыха и возможности укрепить оборону. Все день сенешали Мараната, как и представители других кланов метались по крепости, проверяя посты, раздавая указания, наведываясь на склады и в кузницы, справляясь о состоянии раненых. Ханкил, Анатэма и Тейваз подчиняясь приказу коменданта раз в три часа отдавали часть своей силы накопителям, но собственная энергия так медленно восстанавливалась... К полудню постоянное истощение в купе с нервным напряжением стали сказываться на Тейваз. Её старшие братья держались несколько дольше, но и их силы, как магические, так и физические оказались не бесконечными.
В виду того, что запас магической энергии в крепости оказался не безграничным, артефакторы и маги, специализирующиеся на защите, не сидели, сложа руки. Чтобы оптимизировать расход энергии, приходилось перестраивать защитные артефакты, магическое оружие, а так же перенаправлять потоки энергии в заклинаниях, на основе которых работают все эти устройства. Кроме того, требовалось починить поврежденных циклопов и из подручных средств соорудить индивидуальные атакующие артефакты. Пусть по силе и области поражения они были слабее циклопов, но отлично подходили для боя один на один. Главным преимуществом таких артефактов стала способность отличать "своих" и "чужих".
- Выживу - буду продавать их, открою свое дело, - с восторгом говорил эльф, разработавший такое полезное устройство.
- И как ты его назовешь? - спросила в той же мастерской женщина.
- Не знаю, я как-то не задумывался. Выживу - придумаю название, а если нет - унесу свое изобретение с собой, в земли вечного покоя, - улыбнулся тот.
- Хороший план, рассмеялась эльфа, вытирая руки о фартук.
Когда все дела были сделаны, Тейваз впервые за последние двое суток пришла домой. Кроме Ваби и Макадэ никого не было. Сильберны ждали свою подругу в прихожей. Их желтые глаза были полны тоски и беспокойства. Потрепав их за ушами, эльфа пошла в гостиную. Там, на столе стоял давно остывший обед - тушеное с овощами мясо, булочки, фрукты и травяной отвар (он и горячий не слишком приятный на вкус, а уж холодный просто отвратителен). Скинув прямо посреди комнаты амуницию, она жадно набросилась на еду, не чувствуя вкуса и того, что отвар уже начал прокисать.
Едва Тейваз поставила стакан на стол, на неё нахлынули воспоминания о прошедшей битве. Да, она многого не видела, но слышала взрывы заклятий, крики и стоны раненых и умирающих, орочье рычание. Она снова чувствовала запах крови, смерти, страха. То и дело перед глазами всплывали видения изуродованных тел, лужи крови, отрубленные головы и конечности. Хоть она и жила среди темных эльфов, училась их философии, мышлению, перенимала их жизненную позицию и образ жизни, она не смогла до конца отринуть свою человеческую сущность, забыть принципы гуманизма, которым её учили с детства. Она так и не стала такой же хладнокровной, как и они - темные эльфы, среди которых она жила уже долгое время, по человеческим меркам, разумеется. Безусловно, её чувства и эмоции были притуплены, но не умерли, как ей самой хотелось бы.
Ей было тоскливо и страшно. Она чувствовала себя слабой и одинокой. Так плохо ей не было даже после уничтожения той человеческой деревни, названия которой она так и не узнала. Смерть товарищей и сородичей давила на неё тяжким грузом. Её казалось, что это она, Младший Сенешаль клана Мараната, виновата в том, что их глаза закрылись навеки и не увидят света звёзд.
"Надо было что-то предпринять", - думала она. - " Надо было тщательно проверить напитку щитов...". Конечно, в том совсем не было её вины, ведь у неё не было достаточных знаний и опыта, но проклятое чувство ответственности, стремление сделать все лучше всего, убивали её. Девушка хваталась за голову, стремясь выгнать все мысли, но перед мысленным взором представали лица павших товарищей. Некоторых она знала хуже, с кем-то вместе ходила в дозор, а с некоторыми - пила в одной корчме. Все эти юные лица были полны решимости защитить свой дом, семью и друзей. И каждый из них хотел жить, радоваться звездному небу.
Зарычав, словно раненый зверь, она вскочила с подушки, на которой сидела, опрокинув столик с посудой, швырнула кувшин с остатками отвара в стену.
- Убью! Убью каждого сунувшегося сюда человека, до которого доберусь! - кричала она. - Я отомщу за каждого погибшего эльфа и орка! Ненавижу!