Иван вышел из дому и прислушался. Было тихо, только где-то вдалеке звучала музыка и щёлкали соловьи. Жена и дети уже уснули, только мать ещё возилась по хозяйству - окно, выходившее в сад, светилось жёлтым, выхватывая из темноты стволы старых яблонь и мечущуюся между ними жирную ночную бабочку.
Ивану не спалось. Хорошо, подумал он, что удалось, наконец, выбраться в деревню. Сколько лет собирались к матери, и всё никак. А тут младший хоть бабушку повидает. Да и вообще... Отдохнуть, сменить обстановку - оно всегда хорошо.
- Хорошо! - повторил Иван и, вынимая из пачки сигарету, медленно пошёл по дорожке, ведущей в огород. Мимо высоких цветов, которые закрылись на ночь, мимо покосившегося сарая. Сколько детских воспоминаний с этим сараем связано, боже мой. Удивительно - эти воспоминания сохранили свою яркость, а то, что случилось вроде как совсем недавно, уже стёрлось, остались только общие контуры.
В небе прожектором сияла полная луна. Иван прошёл за сарай, стараясь не обжечь голые ноги крапивой, и в ярком лунном свете вдруг увидел на грядках две светлые женские фигуры. Наклонившись и округлив зады, неизвестные деловито копошились в помидорных кустиках.
- Эй! - крикнул Иван, - что происходит?
Женщины вспорхнули, как большие птицы, и бросились к забору, топча грядки. Намереваясь перехватить воровок с той стороны забора, Иван кинулся к калитке. Ему это удалось - одна женщина успела перебраться, но не убежала, помогала другой.
Воровки оказались двумя молодыми девушками - лет двадцати на глаз, по-деревенски крепкими, волосы заплетены в косы. Одеты они были в простые летние платья одинакового фасона, но с разным рисунком на ткани - какие-то мелкие цветочки по белому. Сёстры, предположил Иван.
Девушки стояли теперь, опустив глаза, и молчали. Одна из них держала в руках, прижимая к груди, ворованные помидоры, которые сильно пахли особой помидорной свежестью.
- Ну и что это было? Вам не стыдно? - задал сакраментальный вопрос Иван.
Девушки продолжали упорно молчать. Та, что с помидорами, глядела на Ивана исподлобья. А другая вдруг закрыла лицо руками и негромко завыла.
Из-за забора в проулок тут же вывернула пожилая женщина в платочке на голове и двухлитровой банкой молока в руках. Будто ждала сигнала.
- Батюшки! - воскликнула она. - Что, что случилось, Настенька? Почему ты плачешь?
- Ма-а-а-а-ам! - позвала мать та, что с помидорами, - а Настюха платье порвала, гляди...
- Как? Что такое? - женщина в платочке втиснулась между девушек и уставилась на Ивана круглыми бессмысленными глазками. - Платье? Кто это? Мужчина, что вам надо?
- Ваши дочери? - спросил Иван строго.
- Это? Так это доченьки мои! - горделиво ответила женщина. - А вот ты кто такой?
- Помидоры воруют ваши доченьки, - сказал Иван. - Выхожу в огород, а они по грядкам шарят. Полюбуйтесь!
Настюха снова взвыла, но теперь, ободренная присутствием матери, куда громче.
- Настасья, не плачь! - строго сказала женщина. - А ты, Ленка, чего стоишь? Успокоила бы сестру, лахудра! Отдай ему помидоры, пусть подавится ими!
Девушка шагнула к Ивану и протянула ему помидоры.
- Довёл девку, - укоризненно проворчала женщина в платочке. - Мужик называется... И откуда ж ты взялся-то... Наши-то не такие... Наши другие!
- Ма-а-ам?
- Чего тебе, Ленка?
- А я же не виновата! Это всё Настюха...
- Дома поговорим, - женщина зло поглядела на Ивана. - Пойдемте!
- Я не понял, - растерялся Иван. - Что значит пойдем? Это всё, что ли?! Хоть бы извинились...
- Чего-о? - взвизгнула женщина. - Ты кто такой, а? Вы поглядите на него!
- Не кричите на меня...
- Да пошёл ты на... - взвилась пожилая. - Извиняться перед тобой! Ходишь тут в трусах, девкам платья рвёшь!
- Это шорты, - давно Иван не чувствовал себя так глупо.
- Ма-а-ам!
- Это что тут за крики? - вдруг послышался мужской голос.
- Катерина Васильевна, вы? - новый персонаж имел на голове полицейскую фуражку.
- Ма-а-ам!
- Ленка, ты? - удивился полисмен Коля. - Настя, и ты тут? Ого, а это кто с вами?
- Да вот, Коленька, - горестно сказала женщина в платке, сделав несчастное лицо, - привязался вот к девкам моим, ничего не пойму. У Настеньки платье порвано, плачет...
- Та-а-ак, - полицейский поправил фуражку и пошёл на Ивана, - Лейтенант Касаткин. А вы кто такой будете, гражданин? На каком основании к девушкам пристаёте?
- Я? Да я не пристаю... - пробормотал Иван. - Я в огород вышел, а они...
- Вы кто, я спрашиваю? - напирал Коленька. - Имя, фамилия, отчество? Отвечайте на вопрос. Что вы здесь делаете? Почему в трусах?
- Из города приехал, наверное, - с горечью сказала Катерина Васильевна, поправляя узел платка под подбородком. - Нажрутся там у себя и ходят голышом...
- Я Иван, - назвался Иван. Он упёрся спиной в забор, и отступать было некуда, - сын Надежды Красновой.
- Мать позоришь, - прошипел Коленька, нависая над Иваном и хватая его за грудки.
- Э-э-э-э! - послышался грубый рёв. Полицейский отпустил Ивана и обернулся.
- Ма-а-а-ам!
- Э-э-э!! Настьк! - снова заревел кто-то. Настенька перестала плакать и спряталась за мать.
- Явился... - тихо сказала Катерина Васильевна с досадой.
- Оп-па! - человек, пошатываясь, приблизился к компании. Он был огромен, страшен и, скорее всего, пьян. - А я тебя везде ищу, Настьк! Где она, думаю? А ты вот где! А-а-а, и ты, мент, тута...
- Привет, Петро, - полицейский первым протянул руку.
Петро не заметил этой руки и подкатился, приглядываясь на ходу, к Ивану.
- А ты кто, чмо?
- Красновых, говорит... - подсказал Коля.
- Чего? Каких Красновых?
- Да каких ещё, - проворчала Катерина Васильевна, - тех самых. Они у нас одни.
- А... Не понял, в трусах-то почему? - разглядел наконец Петро. - Ты чего в трусах рассекаешь, петух?
- К доченькам моим привязался, - тут же пожаловалась Васильевна. - Обидел... Гляди, платье Настеньке порвал...
- Убью!!! - взревел больным слоном Петро и ударил Ивана в лицо.
Иван медленно сполз по забору в траву. Когда ему удалось разлепить один глаз, он увидел удаляющиеся спины. Лейтенант Коля держал под руку Лену и что-то, похохатывая, шептал девушке в ухо, сдвинув на затылок свою огромную фуражку.