Минуло почти двадцать лет с тех пор, как пламя атомной войны опалило весь мир. Небольшая деревенская община в лесах Иркутской области живет, не зная бед. Этот край словно и не коснулось дыхание мировой войны, тут нет чудищ - порождений новой постъядерной эпохи, местность не "фонит". Одним словом - тихий райский уголок. Люди живут, как и сотню лет назад, придерживаясь своих территорий, а что дальше - один бог ведает. Слухи, сплетни, страшные сказки. В один из весенних дней торговый караван отправляется к ж/д ветке, соединяющей Транссиб с небольшим городком. Но вместо дрезины торговцев к условленному месту прибывают враги...
ПРОЛОГ
К железнодорожной насыпи подкатили к полудню, когда солнце вскарабкалось в зенит, и начинало припекать по-настоящему, по-летнему. Уставшие лошади лениво топтались на обочине грунтовки, щипали первую жиденькую травку. Мужчины неспешно сгружали с телег тяжелые мешки, лились разговоры, звенел женский смех.
- Красотища-то какая! - раскинул руки Ромка, шумно вдыхая весенний воздух. Михей повел головой, разглядывая полуденную картину. На солнечном бочке гривы грелась ящерка. Мохнатый шмель загудел над ухом и потянул на сухой пригорок. На опушке под тонкоствольными березками белели первые подснежники. Здесь, на припеке Михея разморило. Захотелось завалиться на сухую траву, прикорнуть после полутора суток пути.
Позади осталось почти полсотни километров по лесным ухабам и весенней хляби. Но сейчас хотя бы дорога стала сносной. А вот раньше... Михей вспомнил, как еще пацаненком ездил с батей на торги. Лошади тянули телеги по разбитой грунтовке, вязли в межсезонье в топкой жиже, уматывались за одну поездку в обе стороны так, что потом пару дней отдыхали в стойлах. То и дело приходилось чистить дорогу от вальняка, выталкивать норовившие засесть в грязи повозки. А весной реки вспухали от талой воды и выходили из берегов, перемывая дорогу. Деревенские помучились несколько лет и не выдержали, - собрались всем миром, и дорогу подлатали. Навозили с сухих грив возле болот песка, нагребли вдоль железнодорожных путей щебня. Завалили ямы и колдобины, наладили бревенчатые мосты через Черманчет и Пенчет, насыпали дамбу на перекате Поймы. И регулярно, раз в месяц катались теперь к "железке" с товаром.
Все, что было до Светопреставления, Михей помнил плохо. Да, жили они когда-то в Тайшете, маленький Мишка ходил в детский сад и наслаждался беззаботной жизнью. Чуть ли не каждые выходные они с родителями гоняли к бабке, в Иванов мыс. Оказались они в деревне и в тот жуткий день, когда "ахнуло" так, что дрогнула земля, и на западе вспух за лесом огромный гриб. Крестились старухи, невидящим взглядом смотрели на горизонт мужчины, плакали женщины и дети. Позже разузнали, что случилась Большая война, и многие крупные города сравняли с землей. В трехстах с лишним километрах на западе лежал Красноярск, и мужики потом болтали, что вмазали тогда по городу на Енисее ядерными бомбами так, что выжгли все подчистую. По слухам, здорово досталось и Иркутску - одни трепались, что прорвало плотину и залило полгорода, другие твердили, что потравили все "химией". Вспоминали и про Москву, но толком никто ничего не знал. Почти сразу же перестала работать сотовая связь, а в радиоэфире поселились извечные помехи, через которые не удавалось пробиться никаким радиостанциям.
- Что же со столицей-то стало? - задавались вопросом жители деревни, когда высохли слезы и страсти немного улеглись. - Выжил ли кто?
- И по Белокаменной, наверное, вдарили, - говорили мужики посмышленее, не верившее в то, что в третьей мировой Москва смогла устоять против ракет врагов. - По ней-то в первую очередь и лупили.
- Уж по Москве-то перво-наперво приложились, - убеждал мальчишек сосед дядя Митя. - Такой городище был, бывал я там в молодости. Здания - во, метро - глубоченное, а людей - тьма-тьмущая, не продохнуть. Вряд ли уцелели. То ли дело - мы. Кому на такую глухомань охота ракеты тратить - стариков что ли с волками губить? Свезло нам, ребята.
Тайшет опустел двадцать лет назад, после Светопреставления. И хотя его и не бомбили, но местные охотники-ходоки, забравшиеся туда спустя пару месяцев после войны, нашли там одни трупы. А потом и сами долго болели. Никто не знал - отчего, но отныне южнее Нижней Заимки начиналась "дурная земля". Рассказы ходоков-охотников обрастали сплетнями, многократно перевирались, и уже трудно было из потока болтовни выудить правду.
Михей в сплетни не верил - ведь дальше Нижней поймы из деревенских никто никогда не забирался. "Врут они все", - убеждал он себя, страстно мечтая когда-нибудь отправиться в дальнее путешествие и разузнать, - как же там живется, на "большой земле". Прозвище маленькому Мише приштопали товарищи, да так оно и прижилось. А потом не стало батьки, и Михею, которому стукнуло четырнадцать, пришлось брать хозяйство в свои руки. Поплакала мать и смирилась, углядев в сыне единственную надежду и отраду. И Мишка рос и мужал, хотя и прослыл на деревне отчаянным задирой и острословом, на чей неуемный характер жаловались многие. Но друзья-мальчишки его ценили, а с Ромычем Михей сдружился так, что водой не разлить.
На торги уезжали почти на трое суток. Минувшая ночь выдалась теплая. Бабы смеялись, пекли картошку в золе, разворачивали кули с пирогами. Мужики доставали из-под тюков запрятанные глубоко бидоны с брагой, густо солили луковицы, ломали домашние лепешки. До полуночи лились разговоры, а потом люди засыпали под треск костра и уханье неясыти на болоте. Фыркали кони, жадно глотая прохладную воду из канавы на обочине. Михей засыпал, глядя в бархатно-черное небо, на россыпь звезд да ломоть медной луны. Убаюканный тихой песней костра, он думал о чем-то прекрасном.
Где-то страшная война пожгла полмира, переломала судьбы, поела тысячи жизней в одночасье. А здесь, в лесах Иркутщины, в стороне от крупных городов жизнь текла размеренно, будто и не было конца света. Словно отгородился их крохотный мирок незримой стеной от остального мира, и жил как раньше. "Дай-то бог", - бормотала Ромкина бабка у старой иконы и размашисто крестилась. И невидимый всевышний, которому молилась старуха, будто внимал ее мольбам. И жизнь в маленькой деревушке текла спокойно и размеренно, и люди не ведали бед.
Набежали тощие облачка, и по насыпи поползли рваные тени. Ветерок взъерошил Ромкины волосы, зашелестел прошлогодней листвой. Михей снял с телеги последний тюк, оперся на оглоблю. Дрезина задерживалась - такое часто случалось, и караванщики привыкли. Товарищ забрался на повозку, и, подогнув ноги, принялся хлебать прохладную воду из старой армейской фляги.
Странный звук долетел из-за рощи, будто оттуда ехало нечто огромное. Что-то грузное двигалось по путям со стороны Кедрового.
- Похоже, состав идет, - сказал дядя Никита, почесывая бороду.
- Глупостей не говори, - отозвалась тетя Римма. - Какой еще состав? Откуда ему тут взяться?
- Да знать бы, - покачал головой Николай, крепкой сбитый мужичонка, глядя в то место, где железнодорожное полотно исчезало за поворотом.
- А ведь и правда на поезд похоже, - согласился кто-то из мужиков. Повисло безмолвие - все стояли, глядя на пути, и чего-то ждали.
Невидимый состав приближался. Наконец, из-за деревьев неспешно выползла огромная туша локомотива, выдохнув темные клубы дыма. С макушки маневрового на оторопевших караванщиков глядел ствол пулемета. За "головой" состава угадывалась длинная вереница вагонов.
- Это еще что за невидаль? - пробасил дядя Коля, осторожно потянул из-за спины ружье. Только сейчас Михей разглядел за орудием громадного пулеметчика, огороженного стальными листами. Верзила зашевелился, и состав принялся сбавлять ход, тормозить.
Михей заворожено смотрел, как орудие поворачивается в их сторону. Дядя Коля перехватил поудобнее двустволку, но стрелок опередил. В воздухе хрястнуло, и Михей увидел, как пулеметная очередь состригла сухой чернобыльник на пригорке. А потом с ужасом заметил, как дядя Коля выронил ружье и повалился на землю. Сухая трава под упавшим телом обагрилась.
- Да что же это делается! - жалобно заголосила тетя Римма. Огромный ствол повернулся, глянул на оцепеневшую толпу черным зрачком дула. А потом из нутра одного из вагонов кто-то рявкнул командным голосом, и на пути сыпанули люди в "зеленке" с автоматами в руках.
- Ружья на землю! - зычно грянуло над насыпью. Солдаты действовали невероятно быстро. Михей видел, как незнакомцы с оружием хватали кричащих баб за волосы и роняли на землю, как испуганно и послушно становились на колени мужики, но тех тоже били ногами и валили лицом вниз. Где-то стонала женщина, хрипел у самых путей дядя Никита.
- Неарон, загоняй это стадо в вагон. Работяги нам пригодятся, - услышал парень властный голос. В нем чувствовалась сталь, ему хотелось повиноваться. Но только не Михею.
- Твари! - скривился Михей и повернул голову, желая взглянуть в глаза невидимому командиру нелюдей. Но тотчас к нему подлетели двое солдатиков с автоматами наперевес. Короткий выверенный удар - и он повалился на землю, а под ребрами вспыхнула боль. Следующий удар пришелся на затылок, и оказался куда сильнее предыдущего.