Семкова Мария Петровна. 7. Интерпретация эпоса об Урал-Батыре

Интерпретация башкирского эпоса об Урал-Батыре

Чтобы проанализировать подробнее становление отношений Анимы и Анимуса в психике мужчины, будет уместно проанализировать башкирский эпос "Урал-Батыр": о брате-герое и брате-подлеце. Эпос описывает становление маскулинности в традиционной патриархальной культуре. Поэтому отношения мужского Анимуса описаны в нем подробнее и тоньше, чем в предыдущих источниках.

"Скелет" сюжета и комментарии к нему

Глава 1. Вне времени и пространства

Часть 1. Конфликтное отношение к смерти

У прародителей Янбирде и Янбикэ, живущих в месте, где не ступала нога человека, есть два сына - старший Шульген и младший Урал-Батыр. Коллективная, да и индивидуальная психика в эпосе резко свое ядро с более архачного бисексуального парного (которое в мифах и сказках олицетворяет полярная пара брата и сестры) на более зрелое и потенциально конфликтное парное мужское (олицетворяемое в архаике парой героически-божественных близнецов, а позже - хорошим и плохим братом). Ядро "брат-сестра" характерно для самого младенческого варианта психики, где различия не познаются, а развитие брата и сестры, если они живут вместе, и не начинается. Обратим внимание на то, что пара-брат сестра в начале эпоса не фигурирует вообще: это значит, что эпос посвящен становлению зрелой мужской психике. Ее проблемы - совладание с враждебностью, поляризация и осознавание этого конфликта. В самом ярком варианте пара близнецов имеет отношение к шизоидно-параноидному расщеплению психики (по М. Кляйн): даже сейчас эти явления встречаются достаточно часто, а во времена создания эпоса были, возможно, своего рода нормой, и разрешение такого расщепления давалось с огромным трудом и потерями. Пока мы не можем сказать, что Урал-Батыр олицетворяет Эго-кмплекс, а Шульген - Тень: ведь оба персонажа живут при свете дня и имеют отношение к сознанию. В диспозиции мы имеем четверицу: отец, мать, два сына: маскулинность явно перевешивает, и мы увидим в дальнейшем массу проблем в отношениях к феминности - как собственной, так и феминности женщин.

Урал-Батыр намерен победить смерть. К началу отец рассказал ему о роднике вечной жизни. Шульген, ослушавшись родителей, выпил крови из ракушек и не согласился с тем, что смерть надо победить.

Вот и конфликт - по крайней мере, его внешний вид. Предмет конфликта - отношение к смерти. Стороны - братья: знающий о смети и другой, что согласен с нею или как-то желает воспользоваться ее преимуществами. Есть часть Эго, которая боится смерти - есть и та, которой чужая смерть необходима. Одна часть Эго действует под влиянием страха и сострадания, вторая агрессивна и непокорна.

Конфликт запустил отец, избрав именно младшего, Урал-Батыра и раскрыв ему тайну (такая передача не вполне нормальна в патриархальных обществах, только если это не минорат); Шульген, отверженный или проигнорированный отцом, с такой патриархальностью не согласен; кровь, которую он выпил, связывает его с матерью, нашел свое решение и как-то приспособился к смерти. Родная мать в этом эпосе пассивна, и мы можем считать, что Шульген причастен влияниям амбивалентной Великой Матери, жизни в смерти и смерти в жизни - ведь раковина является прекрасным материнским символом. Это только раковины, наполненные кровью - лишенный единства символ - а живой человеческой женственности в эпосе пока нет. Без женщины невозможно создать отношения со смертностью и собственной смертью.

Мы пока не знаем, какого результата хочет достигнуть Шульген, но Урал-Батыр собирается очень наивно упразднить смеэть - и останется верен этому решению до самого конца.

Вместе с братьями конфликт затронул и животных - значит, Тень проявляется в животной форме и касается прежде всего инстинктов. Итак, конфликт проявился и назрел. И мы видим новую четверицу - расщепленные области сознания, олицетворенные образами братьев, и куда менее дифференцированную животную, но тоже расщепленную Тень.

Глава 2. Время, путь и опасности

коллективного сознания

Часть 2. Проявление феминности и начало пути

Янбирде поймал лебедушку по имени Хумай, дочь Самрау. Она говорит, что ее отец правит в той стране, где нет болезней, и что у нее есть сестра. Шульген хотел убить ее, Урал заступился.

Впервые появляется архетипическое содержание, Анима. Она - фантазия, идея, так как предстает перед героями в обличии птицы. Отношение к ней тоже конфликтно - Шульген, кажется, склонен видеть в ней просто охотничью добычу и проявить свою вновь обретенную силу в убийстве - или он причастен другой, болеержесткой, недифференцированной феминности (раковины, наполненные кровью, могут изображать автономные комплексы), а воздушная женственность ему или враждебна, или он хочет убить ее, чтобы снять различия, чтобы уподобить ее известной феминности-смерти.

Мать героев ни здесь, ни далее роли не играет, и мы предполагаем, что речь пойдет только о становлении маскулинности, которая на этом уровне приравнивается к Эго. Феминность здесь целиком в сфере ментальных содержаний, фантазий и воображения. Она строится на связи мать-дочь, довольно незрело. Но это компенсация, пусть и нестойкая, патриархальности отца и его сыновей. Кроме того, даже в этой незрелой женственности назревают изменения и рост - девушка-лебедь смогла покинуть мать и встретиться с земными мужчинами. Мы видим, что и старый патриархальный принцип, и юная Анима равно способны к мимолетному контакту, а вот незрелое и расщепленное мужское Эго к встрече еще не готово.

Обратим внимание, что и этот конфликт вызвал отец, поймав лебедушку: если его образ отражает привычный, устаревший и не всегда знающий, что делать со сверхъестественным интегрирующий символ коллективного сознания, то у него есть одно важное свойство - он заставляет сделать выбор. Мы видим, что без участия персонажа, воплощающего интеграцию коллективной психики, то на уровне психики обновленной поляризация не начинается или происходит очень медленно и неэффективно.

Лебедь превратила три пера из своего крыла в трех лебедей и полетела домой.

Феминный символ в этом эпосе - троица, динамичная и незавершенная. Видимо, это не четверица, так как лебеди из перьев - обыкновенные. Архетипическое содержание само управляет созданием своего символа. были способны увидеть это чудо; сознание мужчины сейчас функционирует отменно и способно принять связь с миром коллективного бессознательного.

Янбирде велел сыновьям идти вслед за лебедями и найти живой родник. Если они повстречают смерть, то должны принести ее голову отцу.

Может быть, старый отец боится смерти и не имеет сил для встречи с нею. Подобно трем ожившим лебединым перьям, мужчины в этом эпизоде стали триадой: ядро - это отец, а сыновья - его вспомогательные функции. Интересно, что представления отца о смерти изменились: в самом начале он говорил не о ней, а об источнике вечной жизни (одной из самых совершенных форм Самости), теперь же он думает о смерти, персонифицированной - но не знает точно, кто это. Сначала в его мире, мире прародителей, смерти не существовало. Кстати, пара прародителей с очень похожими именами и могла воплощать уже устаревший образ ядра психики "брат-сестра"; цель этого пассивного ядра - породить детей, а потом уйти из повествования.э Прародители не живут в ткущем времени и не умирают, а просто исчезают. Но в "Урал-Батыре" назревает поляризация: отец вступает в контакт с сыновьями, понуждая их к выбору и странствиям, а мать просто исчезает из повествования.

Часть 3. Появление структуры психики и символов ее интеграции

Раздирающий конфликт и угроза расщепления психики

На распутье под деревом некий старец рассказал братьям о стране счастья (слева), которой правит Самрау и о стране горя (справа), которой правит Катила. По жребию Уралу выпал путь в страну счастья, а Шульгену - в страну горя. По желанию Шульгена братья поменялись жребиями.

Фигура отца все еще нужна юному мужскому Эго, но это уже не родной отец, а мифический Старец, воплощение архетипа Духа и в большей степени Самости, что подчеркивается деревом, отражающим рост, процессы в теле, статичность, связь земли и неба. Когда прилетала лебедушка, в мир ворвалось небесное - и тут же исчезло; теперь же, с появлением дерева, мир обрел вертикаль - высоту ветвей, глубину корней и поверхность земли.

Там, где психика структурируется, где появляются направления, там же предельно нарастает острота того конфликта, которым был начал путь. Душа чувствует, что ее разрывает надвое.

Направления, в которых расположены страны, указывают и на правильность выбора, и на отношение страны горя к обычной реальности. Детский мир счастья вне времени, мир женственности, а справа, в области сознания - обыкновенный мир страданий, что нуждается во власти. Кроме того, пока братья шли, для них было одно направление - вперед и то, что осталось позади. После рассказа Старца оказалось, что есть правое и левое, добро и зло. Так мир в странствии братьев обрел полную структуру.

Доброму и желающему райского состояния на земле Уралу куда больше бы подошла страна счастья. Для Шульгена, познавшего смерть, нормален путь в страну страданий и власти. Здесь мы видим, что маскулиннное, опять не без отцовского влияния, поляризовано: Урал-Батыр оказывается идеальным человеком в идеальной стране, а Шульген - образом обычного человеческого сознания в обычной реальности; мы можем заподозрить, что он зачарован властью и может добиться этой власти потому, что умеет убивать. Тот аспект мужской психики, что связан с насилием, угнетением и убийством (а это были важные и даже достойные социальные навыки) уже созрел, но пока не действует. Идеал Я с его идеальной средой тоже остается, но его легко упустить из сознания - каждый из нас, как Шульген, может смиоиться со страданиями и властью, считать такой мир единственно правильным и, разочаровываясь в идеалах, стараться их разрушить за то, что в нашем мире они неэффективны.

Может показаться, что, если братья расходятся, а те аспекты Эго, которые они символизируют, становятся отщепленными частичными Эго. Но их взаимные влияния сохраняются, изоляции не наступает - это не абсолютно хороший и абсолютно плохой объекты из теории М. Кляйн.

Формирование этих объектов только начинается после того, как братья выбрали разные пути. У той агрессивной и эгоцентричной части, которая символизируется в образе Шульгена, теперь появляется страх смерти (или, по крайней мере, дискомфорт), который до сих пор снедал ту часть, что символизирована в образе Урала. Либо это своего рода психологическая пуповина, все еще связывающая братьев (сам страх смерти становится таким связующим звеном междудвумя областями сознания - протестующей и игнорирующей). Либо дело обстоит хуже: Урал, образ идеального Я, не должен быть ни боящимся, ни в чем-то слабым: такой идеал разочаровывает, не может спасать и в итоге вызывает гнев; тогда его убивают. Значит, мягкость и страх Урал-Батыра проецируется на Шульгена. Тогда Урал-Батыр потерял бы человеческий облик. Просьба Шульгена поменяться жребиями, проявление обыкновенной человеческой трусости, не допускает такого расщепления, и это хорошо. Его просьба - очень частое в сказках такое амбивалентное зло, которое в итоге приводит к добру. Пока Шульген активнее брата и чаще делает свой выбор - это зрело и человечно он выглядит даже симпатично - так же, как интриган Яго, которому зритель сочувствует в то время, пока Отелло находится где-то у себя и одержим своей любовью; Урал-батыр же смиренно следует указаниям отцовских фигур - это не личность, а идеал (или мальчик в процессе инициации). Идеальная личность смиренна и одержима, и Урал-Батыр - не исключение; брат-интриган посылает его в обыкновенную реальность человеческой жизни (черты которой лишь несколько заострены в эпосе), и Тогда Уралу придется принимать решения и действовать так, что его чистая совесть, быть может, покроется грубой корочкой. Вот так, благодаря низости и трусости, преодолевается опасность шизоидно-параноидного расщепления.

Интересно, что Урал согласен все-таки идти туда, где плохо. Он отказался от пути, где заведомо можно быстро найти родник вечной жизни. Видимо, смерть для этого аспекта Эго важнее, чем возможное бессмертие. Правда, и сейчас мы не знаем, был ли Урал снова покорен, на сей раз старшему брату - еще одной отцовской фигуре, - или же впервые принял собственное решение - из великодушия или ради богатырского честолюбия (герой эпоса, как и герой сказки, не рефлексирует - только действует; рефлексии начинаются позже, в рыцарских романах).

Часть 4. Расщепление мужского Эго и отвержение феминного

Новое отношение Урала к смерти и бессмертию (выбор не бессмертия, а смерти как противника) подтверждается его диалогом со старухой, которая упрашивала его не ходить в страну Катилы; со старухой Урал не согласился. Шульген пока исчезает из повествования.

Здесь Урал смирения не проявляет. По Р. Грейвсу, полный образ любой важной богини - это триада: девушка-матрона-старуха. Наш герой отказывает старухе. Собственная феминность героев такого сорта представлена материнскими влияниями, старушечьими, испуганными, видящими везде опасность и ущерб, ценящими только продолжение жизни и неизменность. Молодой мужчина должен отказаться именно от этого, чтобы его сепарация от матери (в данном случае, от ее архетипа) произошла. Но встреченная им старуха - богиня; обычно советы Бабы-Яги весьма полезны, а Урал богиню ни о чем не спрашивал и таким образом отверг. Это мужская и юношеская гордыня. Богиня в обличие Старухи может быть совершенно незаметной и при этом коварной и мстительной. Посмотрим, к чему приведет в дальнейшем этот неудачный диалог. Вероятнее всего, просто к удачной сепарации героя от феминных влияний. Но кто тогда будет для него героическим зеркалом и мудрым советчиком?

А временное выпадение Шульгена из повествования свидетельствует о том, что психологическое содержание, воплощаемое образом злого и трусливого старшего, движется к теневой стороне психики и этот образ станет воплощением личной Тени - или, вероятнее, что это частичное Я отщеплено и спрятано. Так бывает, когда мы чувствуем себя обновленными и хорошими, когда побеждаем свои слабости - и вот, наши нехорошие качества становятся автоматизмами, которых мы не замечаем; так формируется личная тень. Может быть, эмпирическое, обыкновенное Я развивается незаметно в своей среде, покуда мы заняты формированием идеала. Поскольку Урал-Батыр - это коллективная идеальная модель Эго-комплекса, то и Шульген имеет отношение к коллективному образу Тени, на сей раз в человеческом облике. Сложность в том, что в область Тени отодвигаются многие самые обыкновенные личные чувства - и даже страх смерти. Поэтому интерпретация про окончательное расщепление коллективной Эго-комплекса может быть верной, если учитывать, что естественные не очень доблестные особенности чувств уходят туда.

Неплохо, что Шульген выбрал счастливую страну. В царстве Катилы, если б не шкурный страх, помешавший злому брату попасть туда, он мог бы обрести власть, стать успешным убийцей, упрочить границы страны, сделав их непроницаемыми (вспомним о связи Шульгена с раковинами, что плотно закрываются и содержат в себе кровь). Такой аспект психики мог бы создать очень замкнутый и жестокий автономный комплекс - или действовать так, как Теневая Самость охраняет незрелое ядро Я - отсекая любые возможности развития и связей

Разделение Эго и формирование личной тени в данном эпосе - это ситуация, обратная той, что обычно описывается волшебной сказкой - когда герой встречает персонажа, олицетворяющего Тень, и этот персонаж становится его помощником. Важно и то, что совет Старца под деревом мог привести к полной поляризации добра и зла и к изоляции их друг от друга. Давно стоит вопрос - всегда ли Самость служит развитию и не ошибается ли она? Возникает подозрение, что Старец, сидящий под деревом, ошибся - по-своему он был прав, отличил добро от зла: но он как модель Самости был слишком архаичен и примитивен. Предложенный им вариант позволил бы создать психику, нацеленную только на выживание - сохранять неприкосновенным доброе, бояться злого - это шизоидный вариант развития, подходящий для жизни в условиях постоянной травмы. Эта модель психичкой не подходит не только нашим современникам, но даже создателям "Урал-Батыра".

Часть 5. Встреча с консолидатором Тени

Наконец Урал встречает толпу голых людей, которые рассказывают ему, что часть собранных здесь девушек будет утоплена для принесения в жертву воронам; юноши же, кроме тех, которого дочь Катилы выберет для себя, и тех, кого оставят воинами во дворце, тоже будут принесены в жертву.

Юное и особенно женское в психике служит ресурсом для подпитки некоего центра, осуществляющего власть. Мы не знаем, для чего нужны вороны, служат ли они Катиле - если да, то юная феминность поглощается и теряет свой образ; если нет, то юная женственность - просто отбросы. Юная мужественность - это ресурс для защиты интегрирующего центра этой области психики. Назовем его Злодеем-Консолидатором; таких много, их образы сейчас в моде - вспомним Саурона и Волдеморта...). Юноши-воины - своего рода граница вокруг центра. Теневая Самость (согласно Д. Калшеду) выступает как центр психики, воспринимает как меньший центр ее инфантильное ядро, и ей нужны жесткие границы, чтобы исключить и развитие, и любые контакты. Поскольку юноши живут в царстве Катилы, это значит, что Теневая Самость действует не сама, а использует для своих задач как раз опасные для нее развивающиеся области психики. Злодей-Консолидатор пуще всего боится индивидуальности - вот почему жители его царства голые: ничего, что имело бы отношение к Персоне, им не положено. Может быть, поэтому скармливают девушек воронам: у Катилы есть дочь, и она должна оставаться единственной - Теневая Самость понимает только единственное; все, кроме единственного - враждебно и должно быть уничтожено.

Убийство юношей в царстве Катилы - это "перевертыш" привычного нам сказочного сюжета о том, как дочь царя, символизирующая Аниму, убивает женихов, чем-то ей не угодивших; в таких сказках связь Анимы с могущественным маскулинным духом - это тайна. В этой сказке задача дочери падишаха - оставить в живых одного, а то, что она дочь главного злодея - явный для всех факт.

Царство Катилы - это Тень того коллективного сознания, героем в котором является Урал. В нем есть единый очень сильный центр - и назревает смена символа интеграции на парный, подчиненный, правда, единичному - поскольку дочь падишаха хочет выйти замуж. Из последующих отношений Урала с женщинами станет понятным, что обновленный центр психики так и не сможет быть символизирован образом брачной пары.

Интересно - царство Катилы подобно "Внутреннему миру травмы", описанному Д. Калшедом: здесь есть один жестокий центр, непроницаемые границы и никакого движения времени. Теперь у нас два символа Самости - Старец под деревом и Катила (символизирующий Теневую Самость). Э. Сэмюэлс задавался вопросом - а может ли Самость быть дефектной? Судя по этому эпосу, может: старец под деревом дал такой совет, сто, послушайся его браться, Катила усилился бы, и мир психики остался бы по-прежнему расщепленным. Да и старик сидит слишком близко к границе привычного сознания - это не совсем символ, а, скорее, аллегория - их часто используют в психотерапевтических техниках, воображая Мудрого Старца и ожидая его столь же мудрых советов. Если мы подозрительны, нам может прийти в голову, что Старец под деревом мало знает о Катиле и по невежеству служит ему; строит такую структуру мира, чтобы царство Катилы не теряло влияния.

Стоит заметить, что в этой жестокой области психики царит другой принцип роста и развития - связь "отец-дочь, не обязательно инцестуозная. Урал-Батыр вырос в не совсем сбалансированной родительско-сыновней четверице: это жизнь вне времени, сохранение и возрастание сил, тесные связи и иерархия. Ему знакома связь "отец-сын" - в ней возможен рост, передача опыта и инициация. Встречал он и связь "мать-дочь" - как раз тогда, когда и для него самого, и для девушки-лебедя важнее всего стала сепарация. В царстве Катилы связь "отец-дочь", вероятно, не инцестуозна: она выбирает себе юношей, но не становится их женой; такие отношения могут продолжаться вечно, а уничтожение молодежи гарантирует, что ни роста, ни развития, ни каких-либо изменений изнутри не будет. Поэтому-то и нужен герой, пришедший извне. Нам знакома эта ситуация по мифу о Тезее. Жена критского царя Миноса изменила ему с быком Посейдона и родила Минотавра (его заключили в Лабиринт, он и есть главное тайное зло на Крите). Сын Миноса Андрогей был убит на охоте - вероятно, не без согласия на то царя Афин Эгея. С тех пор Минотавру стали жертвовать на съедение афинских юношей и девушек - но ни они сами, ни их царь, ни афиняне даже не пытались сопротивляться. Так и жил царь Минос со своей дочерью Ариадной - вне времени, в вечном трауре, стыдясь существования Минотавра и не смея нарушить скорбь, чтобы не предать памяти Андрогея. Это могло продолжаться вечно, пока на Крит не прибыл афинский царевич Тесей, тайный сын самого Посейдона...

Дочь падишаха выбрала Урала. Он отказал ей, предпочтя единоборство с ее отцом.

Здесь сходство с мифом о Тезее заканчивается (вспомним, что его спасла Ариадна, посвященная Афродите). Дочь же Катилы не представляет собою ничего - у нее даже нет имени. Это значит, что в лице падишаха Катилы мы имеем дело с довольно уродливым андрогинным символом интеграции этого автономного комплекса - асексуальным, одновременно старым и юным, мужским и женским. Выбери Урал-Батыр эту царевну - и она оказалась бы ложной невестой, ее не спасти, да и его тоже. Дочь Катилы очень похожа на тех невест, которые больше любят Горных Троллей и прочих монстров, что держат их в плену. Выбор Урал-Батыра оказался правильным для этой области психики, для этого мира - мужское Я выбирает разрешение маскулинных проблем и выбирает не Аниму, а Анимуса, своего противника. Изначально в мире "Урал-Батыра" феминность слишком слаба и покорна. Маскулинность может научить, вывести на путь, ошибаться.

Сам падишах Катила появился в ответ на такую дерзость Урал-Батыра в сопровождении четырех наглых егетов, которые вызвали героя на бой. Маскулинный символ - четверица (егеты), статичный и завершенный; при этом у него есть центр (сам Катила), так что у него есть и сознание, и воля. И эта четверица находится во власти единицы, падишаха. Падишах является завершенным символом интеграции - правда, он находится в теневой области психики. Пятерка, иначе пентада олицетворяет человека или божество во всей его полноте - так что Катила претендует на то, что его царство и есть единственный целостный мир (единственная возможная модель психики). Тень стала целостной раньше, чем Эго-комплекс - потому что целостность Эго-комплекса иллюзорна, она возникла из-за расщепления парной структуры, символизированной образами двух братьев.

Кстати, такие интересные числовые символы целостности появляются в эпосе не впервые. Лебедушка - это центр, а ее перья - триада; символ можно считать и триадой, и тетрадой, он довольно гибок. То же самое происходит с падишахом Катилой и его воинами. И герою надо решить задачу - выбрать одного персонажа, центр воли триады или тетрады. Кроме того, лебедушка с тремя перьями и падишах с четырьмя телохранителями отличаются от привычных нам тетрад, триад и пентад: в них только один центр, все остальные элементы одинаковы и играют вспомогательную роль. Значит, психологический мир "Урал-Батыра" и отравлен влиянием Консолидатора Тени: он настаивает, что должно существовать только единичное, - и выводит на поверхность не столько проблему индивидуации (это более позднее психологическое приобретение), а необходимость становления единичного, целостного, гибкого и стабильного Эго-комплекса, модели идеального Я.

Урал не принимает вызова от четырех егетов и требует противника сильнее.

В данном случае это не гордыня, а хорошее знание себя, верное решение загадки, свойство зрелого Эго. Ему нужно сокрушить не ресурсы Консолидатора Тени (воинов падишаха) - они неисчерпаемы, а его самого, владыку.

Катила, вопреки желанию дочери, требует, чтобы Урал сразился с быком. Урал-Батыр погнул его рога; оттого, что бык сильно упирался, его копыта стали раздвоенными. Урал-Батыр приказал, чтобы бык остался таким навсегда и отныне слушался человека.

Это состязание быком похоже на укрощение Гераклом Критского быка. Мы видим, что у теневого центра интеграции есть огромный запас психической энергии. кПри слабом Эго проявление столь мощных витальных сил может привести к дезинтеграции. В задачи Эго-комплекса входило не только укрощение, но и приручение этой энергии - что успешно удалось Уралу. С этим опасным запасом следует считаться, но не убивать, и работая с архаичными расстройствами психики, и сражаясь с мифическими чудовищами - Геракл был не столь практичен и не смог трансформировать ни одного из чудовищ, кроме Немейского Льва, которого все равно пришлось убить. Урал-Батыр оказался мудрее - он не разбазаривал животную силу этого царства, а поставил ее на службу человечеству. Так он стал культурным героем.

В этом была разгадана еще одна загадка Катилы: его мир держится не властью и смертью, а скованной мощью инстинктов. Наш клиент может заблуждаться, считая сильными не свои потребности, а сковывающие их защитные механизмы. Инстинктов можно бояться - вероятно, падишах сам опасается своего быка.

Мы все еще не знаем, почему дочь Катилы протестовала против сражениея с быком - жаль ей было смельчака Урала - или же она боялась, что с убийством быка царство ее отца лишится и сил, и страхов.

Следом в бой вступили четыре егета, все четверо сразу. Перед боем они договорились так: если погибнет Урал, то его тело надо отдать его льву (спутнику, которого Урал обрел в путешествии), если он будет еще жив, то его надо забросить в живой родник; если будет побежден егет, то его тело надо бросить под ноги Катиле.

Куда бросить тело - это указание на тип символа Самости, животворящего или деструктивного. Для егета поражение и смерть не различаются, а интегрирующим смыслом является власть Катилы. Для Урала разница между смертью и поражением есть. Умирая, такое Эго станет ресурсом либидо; если оно не погибнет, то окажется способным к возрождении. Зачем бросать его в родник живой воды - осквернить источник, не знавший смерти, трупом, - или воскресить Урал-Батыра (если так, то у егетов появляется собственная воля, и они хотят нового владыку). Если бросить тело ручному льву, в сказках тот может спасти героя; в этом же поединке лев, наверное, растерзает и съест труп - и тогда очеловеченная животная сила вновь станет неразумной и дикой, и ее можно будет поработить.

Урал бросил одного егета(того, что говорил с ним) под ноги Катилы, остальных ударил оземь. Пошатнулись горы, и ветры развеяли Катилу.

Главная функция (его символизировал егет, ведущий переговоры) была выделена и идентифицирована с центром интеграции (Катилой). Гибель остальных функций уничтожила и этот центр, оказавшийся ненадежным. Дело в том, что Консолидатор Тени не понимает самой идеи отношений. Его способ строить связи - симбиоз, построенный на власти и ужасе. У его "партнеров" нет ни индивидуальности, ни жизненных сил, это его инструменты, гибнущие вместе с ним. Поэтому наш Кащей так привязан к своей игле, а Волдеморт - к крестражам. Консолидатор Тени пуст, если появляется Я. Поэтому в сказках герои так часто вынуждены воровать и уничтожать предметы, в которых заключена жизненная сила злодея. Нам до сих кажется, что мы крадем что-то, хотя мы всего лишь освобождаем скованную прежде, да и не нами, энергию жизни.

Часть 6. Традиционный псевдофинал

Старые люди женили Урала на дочери Катилы. Вскоре он снова ушел странствовать.

Урал все еще покорен старикам и не впадает в гордыню; в дальнейшем, но не сейчас, это сослужит ему добрую службу. Традиционная свадьба с дочерью побежденного - не иерогамия, не результат индивидуации - а всего лишь решение коллективного сознания, и поэтому в дальнейшем не имеет значения. Проблема оказалась куда серьезнее: победа над Катилой - это еще не финал: психологически разрушение автономного комплекса только вновь оживило ту область устаревшего коллективного сознания, которой он и был порожден. Урал-Батыр оказался в стране стариков, и его брак совершается по стариковским правилам: доверию, любви и молодости в нем места нет. Если Урал-Батыр примет этот брак всерьез, он или погибнет, или станет таким же тираном, как и покойный Катила. Очень важный аспект отношений с Анимой кажется выпавшим (потому что дочь Катилы ничего не значит как человек, это просто средство связи или расходный материал - вспомним, сколько девушек было убито и съедено воронами), но он будет проявлен в будущих приключениях Урал-Батыра. В то же время наш богатырь пока что покорен, не стремится к власти и реформам - да и при всем желании ему не справиться в одиночку с традициями стариков. Если положение в социуме не имеет надежд на будущее, если в нем неподвижно время, то душа всегда может коснуться глубины коллективного бессознательного - и сгинуть там или принести назад, к людям, нечто обновленное, обновляющее и невероятно ценное.

Глава 3. Странствия в бессознательном

Сейчас Урал-Батыр проникает в куда более сложные и важные области. До сих пор Я решает проблемы власти, связанные с недостаточно осознанными аспектами коллективного сознания. Дальше Я (в образе Урал-Батыра) попадет в мир содержаний коллективного бессознательного, имеющих уже не человеческую, а стихийную природу.

Часть 7. Обретение связи с Анимусом

Урал-Батыр встретил в лесу змея, который не мог ни выплюнуть, ни заглотить оленя - мешали огромные оленьи рога.

Событие на границе леса свидетельствует о выходе героя за пределы коллективного сознания. Как и в европейских сказаниях, олень послужил как бы проводником, промежуточным звеном ради встречи с другим, важнейшим содержанием. Непривычно для нас, что олень не бежит от преследователя, а уже пойман и застрял. Видя застрявшего оленя, мы можем предположить, что психика встретилась с некоей неразрешимой проблемой, с очень странным содержанием, и не может ни интроецировать некое содержание, ни вытеснить его. В сказках олень обычно бежит, скрываясь из поля зрения героя, герой вынужден следовать за ним и попадает прямиком туда, где его ждут приключения. Олень имеет значение беглого духа, пугливого проводника - но сейчас он неподвижен, и герой попал в ситуацию неопределенности, не знает, куда идти, ведь его прежнее приключение ушло в прошлое и не принесло практически никакого результата Может быть, это мысли о смерти, от которых Урал не может отказаться и не может представить смерть себе - тем более, что погибнут в этом противостоянии оба, и олень, и змей. Подобные состояния слияния описаны Н. Шварц-Залантом как слияние, которое переживается очень тягостно и тревожно - нельзя ни разделиться, ни вступить в контакт.

Но кто же тогда змей? Тот, кто может поймать оленя и частично справиться с духовным содержанием - возможно, это образ Анимуса, но пока очень далекий от человеческой части психики. В любом случае, в этом эпизоде змей куда важнее оленя. Посмотрим, какие психологические способности скрыты в его образе Он может догнать оленя - значит, он достаточно агрессивен и действует целенаправленно. Но, поскольку он подавился - он жаден, чересчур стремится в бой и к тому же недальновиден. Возможно, таковы пока не замеченные текневые черты самого Урала, но, вероятнее, это общие теневые признаки маскулинности того времени.Если змей выступает как теневая форма Анимуса героя (чаще в привычных сказках олень ведет к встрече с принцессой, воплощающей Аниму), то он отвечает за понимание и осознавание, за интеграцию "беглых" содержаний бессознательного. Это лучше удается Аниме. Но в данном эпосе Анима изначально слаба, дефектна и живет в симбиозе со злодеями - и Уралу придется принимать помощь Анимуса, который пока недостаточно эффективен.

Змей назвался Заркумом, сыном дива Кахкахи, и выдал тайну отца - у того, дескать, есть волшебная палка, с помощью которой можно стать невидимым и неуязвимым.

Дэвы имеют отношение к духовным содержаниям, еще недостаточно дифференцированным, насыщенным аффектами, особенно ревностью и завистью (типа современных политических страстей); дэвы могут быть мусульманами или язычниками - первые идеально честны, вторые вероломны.

Заркум действительно похож и на образ мужского Анимуса, поскольку он соблазняет Урала властью, невиданной в его мире, и в любой момент может оказаться его противником. Кроме того, он назвал свое имя и стал в какой-то мере другом Урала. В этом змеином образе велико влияние самого обманчивого и неожиданного из посредникоа - архетипа Духа. Он царский сын, проводник ко двору своего отца, посредник - все это знакомо Урал-Батыру, особенно линия передачи власти и развитие по пути отец-сын - так что новый знакомец ему чем-то близок. Как и полагается змею и дэву Заркум соблазняет, предлагает по-настоящему действенное средство от страха смерти, создает у Урала определенное желание. Обличие змея - указание на коварство и амбивалентностиь этого содержания.

Волшебная палка, предложенная им - предмет весьма странный и противоречивый. Ведь жезл, символ власти. для того и носят, чтобы он был виден и указывал на статус владельца. Неуязвимость может быть связана с прежним конфликтом, которые разрешает Урал: он хочет быть невидимым для смерти и в то же время хочет видеть в ней противника. Это как если бы Гарри Поттер взял себе и Мантию-невидимку, и Старшую палочку. Со свойствами этой странной палки придется разбираться, иначе она превратится во что-то типа волшебной дубинки сказочных мужиков, которая может поколотить царя - это не весьма героичное использование такого предмета. Не хотелось бы думать, что Заркум столь низок (хотя он и змеиной приземленной породы)

Урал-Батыр сломал рога оленя.

Героем сделан выбор, во-первых, в пользу более хищного и опасного персонажа - и можно предполагать идентификацию с разумной, жестокой и хитрой силой. Во-вторых, он идет на поводу у готового решения, да еще принадлежащего не ему - идти за палкой. Бежать за освобожденным оленем было бы слишком неопределенно. Если в начале выбор, кого из двоих спасать, еще был, то после речей Заркума выбирать стало нечего - олень со своей стороны не мог ничего предложить - да и вся прелесть погони за оленем - в молчании, тумане и неопределенности.

Часть 8. Новое пространство

Заркум проглотил оленя, стал красивым егетом и повел Урала ко двору своего отца.

Видимо, олень и змей - противоположные животные свойства одного и того же содердания - беглого и хтонического аспектов Духа. В этом эпосе хтоническое пока гне выходило на первый план, а вот все пернатое, летучее то и дело ускользало. Да и олень отрастил слишком большие рога, которые могу быть символом очень усложненного бессознательного агрессивного мышления. Да и выбор змея странен: проще было бы проглотить безрогую важенку - а это значит, что в этом эпосе маскулинность интегрирует не феминные содержания, а только другие мужские, и коллизия мужской Анимы замешается коллизией Анимуса. После того, как олень был успешно проглочен, земная и убегающая природы мужского Анимуса были уравновешены, и Заркум обрел человеческий облик. Урал-Батыр опять успешно и просто справился со сложной задачей, обломав рога - отказавшись от сложного, животного мышления в пользу понятного ему человеческого - так он еще раз утвердил мужское человеческое Я, что пошло на пользу и Заркуму. Змей превратился в егета, воина, по сути своей близкого Уралу. Мы не знаем, каково царство отца Заркума - отражение ли коллективного сознания, более гуманное, чем царство Катилы - или же настоящий мир коллективного бессознательного.

Глава 4 Коллективное бессознательное

Часть 9. Опасные знания в мире Заркума. Предательство или инициация?

Заркум ушел вперед предупредить отца.

Свойства беглого оленя и уползающего змея никуда не деваются. Заркум то ли не понял, что испытание, связанное с рогами, все еще не кончилость, то ли, вольно или невольно, подвергает Урала инициации.

Урал подслушал разговор стражей. Они спорили, кому съесть Урала и отрастить себе еще одну голову. Одиннадцатиголовый хочет себе полный набор голов, дюжину, чтобы стать визирем.

Мы видим, что образ ветвистых рогов все еще действует, в этом мире знают слишком много опасных тайн - одиннадцать голов стража очень похожи на отростки оленьих рогов - этот интриган практичен и мыслит достаточно сложно. Он хочет голову Урала - или любую другую (может быть, Заркум ушел, испугавшись, что потеряет свою?). Заркум оставляет Уралу свободу действий, его поведение крайне неопределенно.

Страж хочет целостности и близости к владыке. Мы видим, что это царство пока ничем не лучше царства Катилы - здесь даже слуга может потенциально занять место визиря. Это тоталитарная область психики, где не признают групп, уничтожают индивидуальность, а право на жизнь/власть имеет лишь единичный, уникальный правитель - всем остальным суждено стать диффузной массой - как двенадцати головам будущего визиря.

Объединение в группы с точки зрения индивидуального Я выглядит столь страшно. Бессознательное одинокого героя весьма тоталитарно. Однако змей-страж стремится именно к завершенности - так он понимает индивидуальность (в понятиях своего царства). С психологической точки зрения мы видим, что герою грозит одержимость Анимусом, находящимся под сильнейшим влиянием Теневой Самости.

Девятиголовый змей знает, что падишах не будет есть своего сына, и что Урал-Батыру известна тайна падишаха. Этот змей принимает обличие прекрасной девушки, чтобы очаровать героя. Урал распознает эти чары, и девятиголовый вступает с ним в бой в своем змеином облике.

Этот сюжетный ход - инверсия известного сюжета о спасении принцессы из-под власти злого духа. Здесь женщина - это снова фальшивка, рабочий инструмент мужского персонажа, нечто типа ловчей сети. Значит, Я мужчины, чьим символом является странствующий одинокий герой, не видит самостоятельности проблемы Анимы. Для него истина об Аниме заключается в том, что она - инструмент могущественных маскулинных влияний, препятствие на пути.

Урал ударил змея, девять голов его упали наземь, раскололись. Из восьми появились восемь батыров. Из девятой головы посыпались ключи.

Ключи имеют отношение к познанию и контролю. Эти знание и власть то ли не будут нужны герою, то ли они не соответствуют его задаче, и если б он ими воспользовался, то они бы его завели не туда. Эпос не проясняет значение этих ключей - может быть, для того времени было важнее отвергать опасное знание, особенно исходящее из автономных комплексов (ключ может запирать что-то вроде ужасной комнаты Синей Бороды). Выбор сделан в пользу понятного - боя и победы. Восемь плененных батыров представляют собою состояние одержимости мужским Анимусом, групповое - когда Я мужчины становится только функцией для продвижения какой-либо доктрины. Восемь батыров со временем могут стать и символом целостности - но, похоже, опять не совсем полноценным, потому что индивидуальностей у них нет.

Батыры советуют Уралу достать золотой ключ из сердца дракона и отворить дворец тайн.

Может быть, Урал был прав, не взяв ключей - за ними крылись свои, не человеческие, а змеиные содержания. Золотой ключ символизирует именно то целенаправленное мышление, которое нужно герою в этой ситуации. Голова дракона, его мысли - обманчивы. А вот кровь и ключ из драконьего сердца часто даруют мудрость и связаны с пониманием тайного, лслбенно в области чувств. Вспомним, как Зигфрид узнал о коварстве и предательстве своего воспитателя и друга Регина, всего лишь слизнув кровь сердца дракона с обожженного пальца.

Часть 10. Появление Анимы и отказ от нее

Во дворце тайн на троне сидит побледневшая красавица. За другой дверью стоит палка, украшенная жемчугами и хрусталем. Батыры посоветовали взять палку.

Бледность героини - указание на то, что Анима героя (или всего мира "Урал-Батыра") больна, она томится в изоляции и находится между жизнью и смертью - она существует как хорошо запечатанный автономный комплекс. Анима не может даже стать помощницей героя смиренно следует указаниям побежденных врагов, Мы видим, что, несмотря на некоторые подвижки к женственности и свободе, царство дэвов (предположительно коллективное бессознательное) практически ничем не отличается от царства Катилы (плохо осознанной области коллективного сознания, своего рода автономного комплекса).

Важно, что девушка и обещанная Заркумом волшебная палка находятся в разных помещениях - как если бы герою предстояло выбирать между отношениями с Анимой и получением чудесного фаллоса. Было бы естественнее, если бы девушка была хранительницей этого сокровища (такую интеграцию мы увидим позже, в отрывке о дочери Солнца и ее чудесном мече). Мужское и женское в такой психике крайне расщеплены, и женское не воспринимается ни как злое, ни как важное и необходимое. Иллюзорно цельное мужское идеальное Эго, символизированное образом Урала, не принимая Анимы, избегает отношений с нею. Видимо, его заботы о благе народа - это рационализация страха смерти, желание продолжить себя таким образом (стать матерью-отцом для своих людей). Страх же смерти усиливается, когда Эго выпадает из значимых для него связей.

Часть 11. Идентификация со смертью

Из третьей двери появляется белый змей, сам Кахкахи. Урал обездвижил его и сказал, что готов удушить смерть и всех, кто будет на ее стороне. Возможно, убийство и помогает смягчить ужас перед смертью. Но мы видим, что Урал теперь хочет причинять смерть, идентифицирован с нею (то же самое произошло и с Роландом, героем "Темной Башни" С. Кинга, когда он стал стрелком и по ошибке убил мать). Опасности своего стиля жизни Урал-Батыр не увидит до самой своей кончины.

Часть 11. Не совсем победа

Урал велел, чтобы Кахкахи издал указ о казни змей и освобождении людей. Побежденный Кахкахи, утративший палку, согласился.

С персонажами, которые вызывают одержимость, приходится обращаться очень жестко, уничтожая. Но освобождена опять социальная составляющая психики, так как Урал не довел дело до конца, оставив в живых ядро этой одержащей части - Кахкахи и Заркума. Следует ожидать, что после этого деструктивные бессознательные силы консолидируются еще больше. Зло остается в мире, а Урал-Батыр не становится умнее, несмотря на все знания царства Кахкахи - он как бы упраздняет коллективное бессознательное и уподобляет его тем идеалам справедливого общества, которые так и оставались неизменными, несмотря на весь его опыт.

Народ был освобожден и по инициативе Урала выбрал себе правителя из самых достойных. Урал оставил и их после свадьбы на девушке из дворца, на которой настояли люди.

Эта девушка не имеет никакого отношения к дэвам, она была рабыней Кахкахи и дочерью вождя спасенного народа. Женитьба означает не интеграцию, а конец важного эпизода и наведение связей с народом в целом, пока чисто формальных.

Глава 5. Приключения Шульгена

До сих пор казалось, что мужской Эго-комплекс целостен, потому что Урал путешествовал один. Вызывало подозрение, что он не заводит ни друзей, ни помощников, избегая каких-либо близких связей. Однако дальше речь пойдет о приключениях его брата Шульгена. И окажется, что Эго-комплекс не целен, а по-прежнему остается глубочайшим образом расщепленным - и становится понятна изоляция Урала.

Далее эпос обращается к приключениям Шульгена. Нет, он не пропал без вести, хроника его деяний известна, следовательно, речь идет не о Тени (хотя образ Шульгена содержит массу теневых черт), а отщепленном частичном Эго, как и в образе Урала.

Часть 12. Земной рай

В стране счастья Шульген увидел множество непуганых и мирно уживающихся птиц, рыб и зверей. Он решил сначала узнать тайну дворца, а на обратном пути как следует поохотиться.

Что ж, решение вполне человеческое - если ничего нельзя потрогать, то скоро становится очень скучно. Умение убивать добычу - гордость Шульгена (как и любого мужчины тех областей и того времени), но он еще не охотился. Просто созерцание волшебной станы его не устраивает. С. Кинг в романе "Талисман" считает такую активность, во-первых, современным свойством, и, во-вторых, следствием недостатка воображения: главный злодей этой книги собирается превратить райских мир Долин сначала в курорт для богатых, а потом в сырьевую базу и место добычи рабов.

Итак, Шульгену скучно, и он собрался поразвлечься и показать себя.

Вскоре ему встретился Заркум и позвал в путь, обещая подарки и сколько угодно живой воды.

Стоит лишь сделать запрос, и соответствующая часто коллективной психики услышит и проявится. В данном случае это теневая часть Анимуса, отвечающая за очень примитивную форму воображения - фантазийное исполнение желаний. Кроме того, Заркум угадал в мечтаниях старшего брата, что вечно остается в тени, и огромную нарциссическую составляющую: Шульгена встретили с почтением крылатые кони и огромные дивы. Если перед Уралом Заркум появился в ситуации предельной неопределенности (и это Урал пришел туда, где Заркум сражался с оленем), то причиной его появления перед Шульгеном стало глупое, разрушительное и коварное решение последнего - важно, что Заркум пришел к нему сам. Без приключений Заркума с Шульгеном змей так и остался бы наполовину подавившимся, а старший брат развлекался бы вечной охотой, пока не перестрелял бы всех или пока бы ему это не надоело. У Шульгена, в отличие от Урала, нет определенной цели (ну разве что спастись от угрозы страданий, спрятаться), его решения чисто реактивны. В таком состоянии тоже легко принять как бы свое решение, предложенное готовым. Эгоистичный Шульген даже не догадывается, что за исполнение его желаний придется платить, и Заркум делает так, чтобы он и не узнал о необходимости платить и в дальнейшем.

Часть 13. Решение о краже

Хозяин этого царства Азрака и его гость Кахкахи вместе с советниками решали, как выкрасть у Самрау-птицы чудесного коня Акбузата, чтобы справиться с неким ребенком. От крика его при рождении дивы попадали с неба, а когда он явился за живой водой, родник обмелел наполовину.

Интересно, что страной счастья правят те же дэвы, что и страной горя, и сила их здесь больше, так тут сам падишах. Это, получается, одна и та же страна - та, где теневая сторона психики консолидируется раньше, чем сознательная. Полное удовлетворение потребностей и вечный мир - это младенческая потребность, при определенных условиях она становится опасной: если служит местом бегства и изоляции, если захлопывается дверь в реальность. А страна горя с ее тоталитарным режимом - это обратная сторона рая , тоже младенчески бездумная и лишенная ответственности.

В работе Д. Калшеда "Внутренний мир травмы" клиенты говорят и о запугивающих фигурах, не выпускающих в жизнь, и об очень благосклонных учителях, предоставляющих травмированному ребенку ресурс любви и знания о психике. Как соотносятся добрые и злые формы Самости, клиенты обычно не задумываются. Может быть, это одна и та же архетипическая фигура в разных "настроениях"? Г. - Х. - Андерсен, сам глубоко травмированный, гораздо проницательнее таких клиентов, наших современников: он знает, что добрая старушка в чудесном розовом саду может навсегда усыпить память Герды; он видит, что на свой лад Снежная Королева любит Кая и учит его - чтобы он понял, насколько неизменная Вечность важнее быстротекущей жизни; эти опасные героини "Снежной Королевы" детям не врут - каждая на свой лад хочет сделать ребенка совершенством, таким же, как она сама.

Подобная ситуация очень жестко описана С. Лемом в романе "Футурологический конгресс": видимость изобилия - это иллюзия, а под нею скрыты бараки-стойла, холод и ужасная пища.

В привычных нам сказках и литературных произведениях тайны открываются в стране зла. В "Урал-Батыре" царство Катилы, самое злое и примитивное, было и страной невежества. Знание в эпосе открывается в стране, которая хотя бы условно считается доброй. Здесь создатели "Урал-Батыра" куда мудрее нас: обеспокоенность выживанием позволяет знать только то, что позволит избежать смерти, думать мы начинаем тогда, когда осмеливаемся на борьбу; сейчас же, в обществе потребления, не принято искать от добра добра и спрашивать, не кроется ли за райской беззаботностью какая-то опасность (сейчас такими мирами, пдобными раю, чаще всего просто пользуются - даже в некоторых психотерапевтических техниках, просто приходя туда за так называемыми ресурсами снова и снова).

Кто тот герой, о котором говорят повелители, мы не знаем. Это не солярный герой, так как солнце - это Самрау. Речь идет о божественном младенце; возможно, о той части дневного сознания, которая почитается губительной для бессознательного, и которую нужно компенсировать. О таком содержании, за силу которого приходится заплатить и прежней формой духовности, аффективно заряженной, и свободным течением либидо. Основная эмоция, связанная с этим содержанием - сильный страх.

Важно, что злые падишахи упоминали волшебного (разумного) коня, Солнце и некоего божественного младенца - и на сей раз снова обошлись без феминности. Вероятно, персонажи, воплощающие Теневую Самость чувствуют непрочность своей страны и хотят хоть как-то избавить ее от развития и роста. Почему-то реальные свойства динамического, текучего, изменчивого мира понимаются нами до сих пор куда хуже, чем всякого рода статичные, якобы вечные и неизменные символы. Им нужны животные силы, управление инстинктами и ни много ни мало они хотят влиять на обновление символа Самости. Им надо использовать старый символ так, чтобы нового больше не было. Владыки знают имя коня, но о младенце им известно мало: Теневая Самость обычно игнорирует, изолирует инфантильные содержания или заставляет их оцепенеть.

Часть 14. Прежняя циничная позиция по отношению к феминности и к жизни

Азрака рассказывает: попытки поймать коня оказались неудачными, и семеро егетов остались на небе в виде Большой Медведицы. Но самому Азраке удалось похитить дочь Самрау и Луны по имени Хумай - для того, чтобы конь прилетел к ней и попался. Акбузат избег этой ловушки и не вернулся.

Здесь ситуация показана с точки зрения коллективного бессознательного: на чрезмерное усиление Я или даже Теневой самости оно тут же реагирует.

Если признать коня, как это принято в классическом варианте, символом либидо и инстинктов, этого мало. Конь Акбузат имеет имя, он разумен и имеет собственную волю и способность к выбору; скорее, он символизирует желание. Хоть и в иной форме, чем родник живой воды, неисчерпаемый и непричастный злу, мудрый конь имеет отношение к благой символике Самости. Интересно, что падишахи, связанные с процессами консолидации Тени и с созданием автономных комплексов, считают Акбузата личностью (чаще волшебного коня считает имуществом какой-нибудь Иванушка, воплощение привычного нам Эго), а не средством - возможно, Консолидатор Тени переоценивает жизненные силы, движение и развитие, но это не обязательно: такие персонажи обычно очень хорошо оценивают реальность психики. Два темных падишаха ведут мирный и конструктивный диалог - это значит, что расщепление в психике после расставания Шульгена и и Урала и особенно после побед последнего достигло кульминации и теперь осознается.

Самрау-птица - символ солярный, связан с дневной стороной Солнца, с дневной и светлой стороной расщепленного здесь символа Самости.

Жаль, что дочь Самрау не считается достойным приобретением - ведь она, являясь дочерью и Солнца, и Луны, связывает между собой и дневное, аполлоническое сознание, и трансовые состоянии Я, за которые "отвечает" Луна.

Но проблематика Анимы до сих пор отвергалась, и здесь женщина важна не сама по себе, а как приманка для коня. Отношение к различиям матери и дочери тоже не совсем ясно - похитили обеих, чтобы не было ничего подобного тому, что сделала Деметра в поисках Персефоны? или просто потому, что мать и дочь - одно и то же, просто женщина?

Пока единственное, чего достигли злые падишахи - полностью лишили феминный аспект психики жизненных сил и желания - но и сами потеряли и жизненность, и мудрость, и способность к связям внутри психики, а все эти возможности принадлежали чудесному коню Анкбузату. Как и положено злодеям, они совершими амбивалентное важное действие - и теперь благодаря им мы знаем, что феминность в мире этого эпоса существует, она не просто случайно появляется; мы видим и способ ее организации - отношения матери и дочери (так что такая феминность еще очень инфантильна). И, как обычно, умные падишахи сделали глупость - недооценили хитрость коня и даже не подумали, что лебедушка Хумай может позвать на помощь богатыря.

Азрака предложил найти такого егета, которого Хумай полюбит и сама подарит ему коня.

Кое-что о чарах, связанный с Луной и влюбленностью, владыкам страны счастья известно. Однако они хотят перевернуть обычную сказочную ситуацию с ног на голову и соблазнить Аниму, тогда как обычно в чудесную женщину влюбляется все-таки мужчина. Кроме того, они, зная о неопытности Хумай, считают ее дурочкой, а она куда хитрее, чем им кажется. Азрака думает о чужих чувствах весьма инфантильно (как мыслила бы наивная принцессочка, зацикленная на любви - так что он сам находится под влиянием очень инфантильной Анимы, и совершенно не понимает этого). Наивность удобна в стране счастья, и поэтому Азрака и не сомневается, что мудрый конь обязательно достанется возлюбленному дочери Самрау просто так. Так может мыслить ребенок, ожидая подарка от любящей матери.

В этой стране детства вполне уместно нарциссическое всемогущество падишаха - он наивен сам, настолько горд, что не видит влияний униженной им Анимы, лишен сексуальности (она была утрачена вместе с волшебным конем), а мышление его содержит по крайней мере один из феноменов Пиаже, характерный для дошкольников - Азрака уверен, что Хумай будет чувствовать и вести себя именно так, как он для нее придуман (нормального представления о границах в такой психике еще нет).

Но даже на такую примитивную любовь никто из стана Азраки не способен (вспомним, что конь, с образом кторого связывается мужская сексуальность, так и не вернулся - хорошо, что хоть Азрака помнит о таком значении силы коня). Влюбленности будет мешать и насилие, совершенное над чудесной девушкой.

Владыки страны счастья зашли гораздо дальше, чем привычный нам злодей, крадущий девушек (типа Кащея Бессмертного, Синей Бороды или Огненного Змия сербских песен): эти злодеи на свой лад хотят любви и преданности, пусть это и заканчивается убийством. А вот владыкам страны счастья требуется не женская составляющая психики, не отношения с нею, а лишь та часть либидо и предположительно маскулинных способов действия, которые зависят от плененной Анимы - они хотят отобрать коня и вернуть свою иллюзорную мужскую целостность, освободиться от женских влияний.

Подобный способ обращения с женщинами и женственностью характерен и для Урал-Батыра, который женится для приобретения статуса по чужой указке и сразу оставляет своих жен. Так что Урал, этот маскулинный идеал, любить и вызывать любовь не способен - и, к счастью не подходит как жиголо для Хумай.

Так развивающийся только по маскулинным образцам мужской Эго-комплекс выводит феминные аспекты психики из игры, предварительно ограбив их и лишив сил.

Заркум предложил использовать Шульгена для соблазнения Хумай, второй дочери Самрау.

Это решение амбивалентно. Его хорошая для Эго сторона заключена вот в чем: хотя бы его отщепленная более человечная и доступная соблазнам часть (возможно, теперь это воплощение Тени, поскольку Урал и Шульген потеряли друг друга из виду) вступит в контакт с женским аспектом психики. Плохая сторона этого решения состоит в том, что влияния Заркума останутся незаметными, и Шульгена будут использовать как наживку для Хумай, а Хумай - как способ приобретения чудесного коня. Заркум, подавая важные идеи, остается образом двусмысленного Духа в коллективном бессознательном. Как тот, кто овладевает маскулинным Эго и позволяет ему прекратить любое познание и защищает от необходимости делать выбор, он становится и образом Анимуса мужчины.

Кстати в этом эпизоде мы видим различие между проявлениями мужского Анимуса и Теневой Самости - их обычно очень трудно разграничить. Заркум, воплощение Анимуса (для Шульгена и Урала, для обоих аспектов мужского Я) сам способен принимать решения и учитывать, что из себя представляет его протеже; Заркум далеко не наивен и не полагает, что Шульген будет не только действовать, но и думать, и чувствовать по указке сверху. Анимус, соблазнитель, не нуждается в таком заблуждении, у него есть своя система тайных и явных соблазнов. А вот Азрака, одно из воплощений расщепленной Теневой Самости, мыслит как дошкольник (см. выше) - в русской литературе есть очень редкое указание на это различие. В романе Ф. М. Достоевского "Бесы" Федька Каторжный говорит о Петруше Верховенском (Петруша претендует на роль не только символа Таеневой Самости в романе, а на овладение всеми ее функциями): "Петр Степанович - астролом и все божии пданиды узнал, а и он критике подвержен...Петру Степановичу ... очинно легко жить на свете, потому что он человека сам представит себе, да с таким и живет" . Да вот только за выход из заданного образа бунтовшика непременно убьют - потому что всемогущество окажется не абсолютным, а это не только унизительно для опасного интригана, но и грозит ему психологическим уничтожением.

Часть 15. Простак Шульген

Шульгену представили дворцовых девушек. Ему особенно понравилась Айхылу, похищенная дочь Самрау. Заркум предложил ее в жены Шульгену, выдав за свою собственную сестру и приказав ей молчать об этой лжи.

Шульген "прошел отборочное испытание". Он чувственный, ему нравится высокое положение невесты, и поэтому его можно использовать для соблазнения Хумай.

Ситуация с "сестрой" Заркума выглядит несколько более зрелой, чем похищение Хумай ради волшебного коня. Это классический мотив чудесной женщины под властью злого духа - как в сказке "Царевна-лягушка". Злой дух владеет женщиной и, оставаясь невидимым, овладевает и героем. Отличие от сказок такого типа в том, и это более архаичное отличие, что ложная сестра будет служить связью для Заркума и Шульгена.

Здесь истинная природа амбивалентного мужского Анимуса и Анимы не разгадана, и мы видим результат, которого уже не найдешь в волшебной сказке: одержимость мужчины Анимусом возрастает. опасность еще и в том, что женщина - не сестра Заркума. Нормальных отношений мужчин, скрепленных женитьбой на сестре, здесь нет. Подобные щуточные сказки есть у эскимосов: Ворон выдает за свою сестру куклу из застывших экскрементов; Волк женится на ней, и на его ложе "сестра Ворона" тает. Такие отношения между мужчиной и его Анимусом предполагают, что человеческое Я будет одержимо, одурачено и выставлено в позорном свете; при этом привязанность к Анимусу/одержимость им будет только возрастать: одураченный захочет выяснить отношения и мстить, но будет обманут снова. В этом эпизоде Заркум обретает древние черты трикстера. Это сблрмами существования архетипа Духа и даже Самости. Поскольку стандартный символ Самости Самрау-Солнце имеет отношение толъко к сознанию, далек и пассивен, а олицетворяющая Теневую Самость пара персонажей пусть и понятна, но весьма неразумна, то мы видим, что в столь архаичной и расщепленной мужской психике возрастают влияния Анимуса. Расщепление подчеркивается еще и тем, что Урал (образ идеального Я, героического Эго-комплекса) и Шульген (Я, какое оно в реальности, с чертами Тени) давно расстались и больше не вступали ни в какие контакты.

Падишах Азрака отправил Заркума и Шульгена в страну Самрау сватать Хумай за Шульгена.

Те связи, к которым способен Заркум - это власть и манипуляции, а не любовь. Он способен иметь дело с мужчинами, но не с женщинами. Видимо, ему предстоит иметь дело с Самрау. То, что Шульген уже женат, только добавляет ему веса - он может быть представлен как родственники Заркума. Интресно, что чаще обычная жена помогает обрести волшебную супругу или отвергнуть ложную невесту - для нас, живущих в моногамной культуре, это не совсем привычно. Норма же в отношениях с Анимой - как раз две жены: коллективная феминность мужчин (Анима) и реальная женщина, жена или подруга. В моногамных отношениях проекции Анимы мужчины часто попадают не по адресу и "достаются" реальной женщине, хочет она того или нет.

Глава 6. Истинная Анима и ее ложный жених

Часть 16. Воссоединение братьев - пока на уровне ревности и зависти

По пути Заркум разжигает ревность и зависть Шульгена, рассказывая о похищении волшебной палки у Кахкахи. Шульген и радуется этому, и завидует. Вместе с Заркумом они приходят к мысли о том, что булатный меч Хумай даст Шульгену больше, чем волшебная палка. Заркум тем временем лелеет мечты об убийстве Урала и похищении палки, чтобы стать непобедимым.

Чувства героев героического эпоса упоминаются несколько чаще, чем чувства героев сказок, но все же редко. Чувства Шульгена, следовательно, очень важны. Они конфликтны, а его бессознательные мысли приписываются Заркуму, и тогда он играет роль Тени. От Заркума здесь зависят представления о первенстве и конкуренции, о том, что сильные становятся противниками. Это содержания мужского теневого Анимуса. Действия Заркума, как всегда, амбивалентны - он еще и напоминает братьям, что они - пара, в какой-то мере восстановить их связь. Змей напоминает и о том, что теперь иерархия в этой паре братьев изменилась.

Часть 17. Феминность как фантазия.

Шульген и Заркум пришли ко дворцу, перед которым было множество белых птиц. Они спросили о том, как им найти красавицу Хумай.

Множество птиц - атрибут того, что мы вслед за героями попадаем в область неземных, сакральных, солнечных и лунных содержаний - в отличие от приземленного, холодного и опасного духовного мира змей и охваченного аффектами мира дэвов. Хорошо, что птиц много - обычно так изображают недифференцированные содержания, это так - но зато и не влияет навязчивая тяга Консолидатора Тени делать все единичным.

Теперь действие вышло на иной, более высокий уровень, где архетипические содержания представлены в более чистом виде. И этим мы обязаны отщепленному, негероическому, одержимому фрагменту мужского Эго-комплекса.

Птицы разлетелись, и одна из них ответила, что Хумай нет дома. После этого птицы сбросили оперение и превратились в красивых девушек. Шульген пришел в восторг, и его внимание привлекла одна, самая прекрасная.

Именно чувственному аспекту Я выпадает честь отличить "ядро", центр Анимы от ее недифференцированных содержаний. Мы видим, что цельность содержаний Анимы можно удержать лишь силой воображения (пока путникам отвечает птица). В человеческом виде Анима распадается, отвлекая чувственными впечатлениями, Шульген, однако, уже достаточно взрослый, чтобы увлечься только одной из девушек и испытать к ней не только эротические, но и восторженные чувства.

Шульген и Заркум были приглашены во дворец и усажены на почетные места. Потом дворец заволокло дымом, земля раскололась надвое, а гости Хумай потеряли сознание. Они очнулись в глубокой яме.

Потеря сознания не требует дополнительных комментариев - это любимый из эффектов Анимы. Поскольку дворец был закрыт дымом, мы предполагаем, что или Анима ложная, или обман - вся эта ситуация со сватовством. Земля раскалывается - значит, знакомство с анимой никак не помогает расщеплению в мужской части психики. Даже женственность в мире этого эпоса стремится отщепиться от мужского. Это не вытеснение, а именно исчезновение - кажется, что вытесненным оказывается как раз обыкновенное усиленное Анимусом мужское сознание. Может быть, появление лжеца во дворце Хумай Заркума и не имело значения, и не он в этом виноват. Заркум и Шульген оказались в глубокой яме (в бессознательном). Это значит, что Анимус мужчины образовал автономный комплекс, и это чревато одержимостью.

Часть 18. Истинный облик Заркума и испытание Шульгена

Когда Заркум превратился в змея, Хумай велела затопить яму ледяной водой, и он плавал, превратившись в страхе в водяную крысу.

В царствах горя и счастья Заркум сохранял человеческий облик - там приземленность и хитрость были нормой, условием выживания. А фантазии Анимы раскрыли его истинный хтонический облик. В итоге он теряет змеиную красоту и становится просто мокрой, но умной, изобретательной и выносливой крысой - вряд ли его превратила Хумай - нет, он сам проявил свио способности трикстера. Это прекрасная возможность для Шульгена - понять, кто был его напарник, и избавиться от его ложных влияний. Итак, хумай предлагает жениху (пусть и не прямо) сложное и достойное задание.

Ледяная вода, если рассматривать ее как образ аффекта, может быть связана с сильным страхом. Эти влияния Анимы нацелены на то, чтобы уничтожить содержания лживого Анимуса мужчины или расторгнуть связь мужского Эго с Анимусом - можно это предположить по тому, что Заркум занят только выживанием, и Хумай его игнорирует. Испытание страхом предназначено для Эго, и только после этого Хумай соизволила обратиться лично к Шульгену.

Хумай велела ему вспомнить о ее страхе, когда он собирался ее зарезать, пока она была лебедью. Испытание нужно для того, чтобы родилась душа Шульгена, способная любить.

До сих пор Шульген умел только потреблять. Гипотеза о страхе оказалась верной, и любовь должна родиться пока из обычной способности к эмпатии и ответственности за свои действия, поскольку Хумай требует от Шульгена, чтобы он вспомнил о страхе, причиненном ей. Поскольку речь идет о созревании души в воде как в утробе, пусть холодной, то это может означать весьма глубокую регрессию данного фрагмента Эго.

С этого момента Заркума уже нельзя считать полноценным образом мужского Анимуса - это тот его аспект, что является носителем негативных проекций - с появлением полноценной Анимы он превратился в Тень и стал клубком отщепленного страха и слепой жажды выжить.

Глава 7. Интеграция

Следующий отрывок будет очень похож на сновидение, в нем будет не так много понятных связей. Видимо, здесь мы имеем дело с появлением бессознательного материала, не замутненного традиционными способами создания эпоса. Или же с иллюзорным исполнением желаний.

Часть 19. Истинный жених

Вдруг ниоткуда появился Урал.

Видимо, появление Урала означает следующее: поскольку часть расщепленного Эго-комплекса, которую Г. Гантрип назвал бы либидинозной, регрессировала, провалившись в бессознательное, и поскольку "утроба" бессознательного холодна, наполнена ужасом и не дает возможностей для развития, то на место регрессировавшего должен стать другой аспект расщепленного Эго-комплекса, псевдовзрослый и лишенный собственных потребностей. Произошла катастрофа, но движение обоих братьев, отправившихся противоположными путями, наконец, завершились в одной точке. Оба фрагмента Эго-комплекса развивались, по-своему и те половины психического пространства, в которой побывал каждый из них - это действительно аспекты одной и той же психики. Шульгена и Урала нельзя заменить друг на друга, а вот царства горя и царства счастья, хоть и заменяемы.

Урал-Батыр не узнал Хумай; она его узнала, ведьон был ее спасителем.

Проблемы Анимы не занимают этот аспект расщепленного маскулинного Эго-комплекса. В виде водяной крысы исчез - хуже: исчез и Шульген вместе со всеми своими желаниями.Урал - действие, Хумай - мечта. Эпос, в отличие от волшебной сказки ставит проблему, а как Аниме, которая только фантазия, и особенно Эго-комплексу, который только воля, заметить друг друга.

Хумай спрашивает Урала о целях его пути. Он рассказывает о своих поисках и о своих отношениях со смертью. Пройденный им мир мрачен, и его ответ звучит как ответ одержимого. Хумай рассказывает Уралу о роднике с живой водой.

Отношения с Анимой не являются целью такого одностороннего развития мужской психики , которое отображено путешествием Урала. Однако именно под влиянием Анимы цель этого путешествия преобразуется, и оно должно вести теперь к вечной жизни, а не к смерти. Смерть, кстати, так и не появилась - все отрицательные герои и царства не погибли, а просто исчезли из повествования.

Дальше сказание становится более связным и уже не походит на сон. Возможно, механизм взаимосвязи между отщепленными частями Эго был не понят, как в других сказках, когда братья договариваются, когда узнают о том, что одному из них грозит беда. Дело в том, что функции того содержания, что воплощены в образе Шульгена, весьма противоречивы: это и не совсем Тень, так как Шульген мало зависит от Урала, и не Персона - это отщепленный фрагмент, очень похожий на обыкновенного человека и поэтому неугодный создателям эпоса. Этот фрагмент претендует на иллюзию целостности, на то, что только он и есть настоящий человек (как и то содержание, что воплощено образом Урала); взаимозависимость отрицается обоими содержаниями - отсюда и расщепления в царствах коллективного сознания/бессознательного.

Следовательно, конфликт - реальность или идеал?" достиг предельной остроты и близок к границе сознания. Урал воплощает ту "идеологию" Эго, согласно которой оно автономно и воспринимает любые попытки консолидации как опасность утратить свободу. Шульген - тот способ существования Эго, при котором оно попадает (не вступает осознанно) в отношения захваченности или одержимости Анимусом и Анимой. То, чего боится Урал, воплощает Шульген, но проблема автономности Эго так и не разрешается.

Придется одинокому Уралу учиться выстраивать отношения.

Но интеграция психики все еще не полна и, наверное, никогда не завершится - завершения на уровне идеальной и индивидуальной ской психики человеку не дано.

Глава 8. Путь к Самости

Часть 20. Знания и власть - прерогатива Анимы.

Хумай обещает рассказать, где родник живой воды, но ставит условие: разыскать и привезти некую птицу.

Исполнение условия необходимо для того, чтобы выстроить отношения героя и его Анимы. Поскольку просьба состоит в том, чтобы вернуть птицу, можно предположить, что Анима тоже расщеплена, дефицитарна, и что недостающая часть связана с деятельностью воображения, с легкостью душевных движений.

Урал согласен совершить такой подвиг, он не спрашивает, что это за птица.

Может быть, в этом все еще проявилось его характерное смирение - ведь чудесная птица имеет отношение к Хумай, а не к нему. Или ему безразлично, что делать, если он получит обещанные знания о роднике живой воды - тогда он мыслит слишком инструментально.

Хумай обещает подарить ему крылатого коня (тулпара) и булатный меч, которого боятся дэвы. Такова награда за его бескорыстие и сострадание - возвращение инстинктивной силы, животной мудрости и способности к различению. Хумай действует иначе, чем с Шульгеном (вспомним, у него был отторгнут страх, и это его опустошило); теперь такие примитивные приемы не нужны, и не надо избавляться от страха: Урал-Батыр будет пугать врагов не сам, а управляя внушаюшим ужас скакуном - и поэтому сам бояться не будет.

Хумай, однако же, умолчала о том, что Шульген у нее в плену.

Она не обещала освободить его - может быть, это своего рода кастрация: отсекается худшая часть мужчины, и тем освобождается место для отношений с невестой. Тень теряется, и приходит Анима - это вариант, обратный классическому юнгианскому - когда отношения с Анимой становятся возможны лишь после успешной интеграции теневых содержаний. Видимо, способность к любви не так близко связана с успешным исполнением просьб Анимы, как это нам кажется по опыту изучения волшебных сказок- в них достаточно освободить или укротить Аниму либо найти то, что ей необходимо.

Часть 21. Восстановление целостности Анимы.

После долгих странствий Урал нашел озеро с серебряными берегами и дном. Вода его была неподвижна, как лед, а ветер не колыхал цветов на берегу. Он увидел чудесную птицу, околдовал ее с помощью палки и привез к Хумай. Птица оказалась сестрой Хумай по имени Айхылу, которая спасалась от дэвов после гибели мужа.

Серебро дна и берегов озера могут свидетельствовать о лунных влияниях; Хумай же более тесно связана со своим солнечным отцом Самрау. Такое озеро связано с субъективно остановившимся временем. В образе Айхылу мы имеем часть Анимы, которая была отщеплена и контейнирована когда-товследствие травмы. Пока можно предположить, что в образе Хумай воплотилась власть и мудрость деятельного воображения Анимы, а в образе Айхылу, согласно ее птичьей и лунной природе - пассивное фантазирование.

Целостность Анимы восстановлена, и, поскольку ее образ парный, может быть познана и потенциальная конфликтность ее содержаний - в данном случае держащей в плену и плененной, низведенной до средства раздобыть некие ресурсы, связанные с властью.

Кроме того, Айхылу позволил освободиться и ее брак с Шульгеном - она обрела имя и родство, вышла из безвестности. Это дает творческой части Анимы некоторую свободу. Может быть, пока мужское Я находится под властью одной части Анимы, другой ее аспект тешится крайне отдаленными от реальности фантазиями.

Поскольку сестры воссоединились, то можно ждать и скорого воссоединения братьев Урал--Батыра и Шульгена.

Часть 22. Начало восстановления андрогинной Самости

Хумай рассказала Уралу, что она и была спасенной им лебедью и повела его к отцу Самрау. Самрау отправил Айхылу отдыхать к матери-Луне.

Вроде бы речь здесь идет об интеграции психики под эгидой светлого, маскулинного, солярного символа Самости. Отсылка Айхылу дает знать о том, что этот символ не так прост, как кажется: он парный, включает в себя и лунную, трансовую, бессознательную составляющую, которая используется для восстановления травмированных аспектов психики, в данном случае коллективной. Можно предположить, раз в окружении Урала остались только персонажи, символизирующие аполлоническую, дневную сторону сознания, что у этого героического Я возникнут явные проблемы во взаимоотношениях с бессознательным.

Часть 23. Начало восстановления мужского Я.

Урал открылся Хумай в любви, и только после этого она выпустила из темницы Шульгена. Братья встретились, но Шульген не рассказал брату об Азраке и Заркуме.

Интересно, как этот эпос трактует разницу между одержимостью Анимой и отношениями с нею - когда началась любовь, Анима освободила и плененную часть мужского Эго и ту часть, которая добровольно ей служила. Значит, любовь разрешает противостояние служения женственному и страха перед нею/использования ее. Казалось бы, Эго-комплекс теперь целостен.

Но что же мы видели до сих пор? Не слишком ли идеален такой исход? Два отчужденных фрагмента Эго, один ближе к Персоне или идеалу Я (Урал-Батыр), второй - к Тени (Шульген). Видимо, свойства Персоны и Тени в них яснее определяются сейчас, после того, как эти прежде отчужденные фрагменты вступили в контакт, пусть и поверхностный.

Что мы видим теперь? Эти братья - пара. Но каждый из этой пары, особенно Шульген, не имеет личной истории, их отношения навязаны им, в странствиях Урал выполнял чужие задания, а Шульген был одержим. Это не интеграция, а лишь быстрое соблюдение формальностей (вроде женитьб Шульгена и Урала на не нужных им женщинах), подобное тому, как некоторые клиенты "принимают" свои теневые аспекты - для того, чтобы якобы "принять" и спокойно забыть о них. Интересно и то, что мир зловредных влияний Анимуса остается скрытым, в то время как нормативом признается разрешение проблемы Анимы.

Возможно, этот норматив был актуален во время исследований самого К. Г. Юнга и его первых учеников. Менее заметные негативные духовные влияния редко давали знать о себе в сказках.

Глава 9. Мужской Анимус и Теневая Самость препятствуют интеграции психики.

Мы ничего не знаем о Заркуме и Азраке, о том, где они и в каком состоянии - это очень важно и опасно!!!. Когда Я гордится своей мужественностью, влияния Анимуса и связанные с ними расщепления, сделанные Теневой Самостью, сбегают, исчезают из поля зрения. Гордыня нового взрослого мужчины такова, что ниже его достоинства признавать опасности мужского Анимуса - поэтому его так часто приравнивают всего лишь к Тени.

Вероятно, раз уж Анима однозначно добра, а Эго-комплекс все еще внутренне противоречив, то могущественным маскулинным содержаниям придется превратиться в зло, чтобы скомпенсировать это и избежать розовой фальши.

Часть 24. Гнев, зависть и наивность братьев.

Шульген до сих пор бешено завидует Уралу. Он хочет убить его и овладеть конем-тулпаром, булатным мечом и Хумай.

Вот теперь-то, после мнимого воссоединения, конкуренция разных, чуждых аспектов Эго с разными мировоззрениями проявит себя в полной мере. Конкурировать будет менее нормативный и более проблематичный и нежелательный фрагмент - за то, чтобы воспользоваться ресурсами коллективной психики и стать Я в полной мере.

Зависть Шульгена вполне нарциссична, а вот гнев его законен. Почему нарциссическое всемогущество доступно Уралу, если тот просто человек? Принадлежат ли реликвии ему - ведь прежде их хозяйкой была Хумай? Зависть Шульгена указывает на инфляцию и гордыню Урала.

Урал пытается развеселить Шульгена и напоминает ему, что тот - и сам батыр, и что его возможности почти безграничны.

Удивительная наивность! Здесь Урал не замечает никаких скрытых злых желаний брата и говорит ему только о том, что должно. Его поведение напоминает действия Персоны, а также, если выйти за пределы юнгианской терминологии, ложного или "центрального" Я, которое не принимает во внимания чувства, особенно отрицательные. Так Шульген оказывается отверженным во второй раз.

Кстати, по сюжету эпоса, именно Шульген вступал в содержательные контакты и с дэвами, и с Хумай - хотя дэвы используют его, а он пытался использовать чудесных сестер-птиц. Тогда его зависть имеет оправдания. Точно так же мы можем предположить, что либидинозное Эго может завидовать центральному за его "успех" и живучесть, и поэтому докучает ему капризными или садистическими желаниями.

Важно и то, насколько эмоционально туп и наивен стал Урал-Батыр: он уверен, что, благодаря его утешениям, Шульген станет добрым. Мышление Урала похоже на глупый план одного из дэвов; девушка влюбится в батыра, подставное лицо, и сама отдаст ему коня. Кроме того, он не понимает разницы между тем, кто служит добровольно, и подставным лицом. В мышлении Урала проявился тот же феномен Пиаже, что и у дэва. Так что влияния Теневой Самости налицо.

Часть 25. Вновь проявляется незаметный дефект Анимы

Хумай насторожилась, она видит нечто скрытое в отношениях братьев.

Поскольку ни один из отщепленных фрагментов мужского Эго не способен к открытому проявлению чувств и не разбирается в отношениях (зато хорошо себе представляет, какими они должны быть с точки зрения социума или семьи), то эти разбираться в истинных чувствах мужчин приходится женщине, на которую проецируются содержания Анимы. Проблема брака в эпосе еще и в том, что невеста - образ Анимы, а вот жена - это женщина, которая обязана собирать на себя, понимать и переводить для мужа его неясные или неподобающие эмоции. В таком положении и оказалась Хумай. Возможно, она слишком мало знает или не владеет языком мужчин, чтобы быть услышанной, или слишком боится, что, скажи она правду, мужчины потеряют лицо, а их отношения ухудшатся. Состояние солнечной царевны в браке с Уралом очень похоже на пребывание ее сестры в серебряном озере и на изоляцию бледной девушки в подземелье; точно так же братья теряли из виду своих жен после традиционного брака. Так что влияния и Теневой Самости, и жестких патриархальных традиций налицо - но в эйфории после деяний Урал-Батыра этого не видят. Вдобавок Хумай снова не имеет связи с сестрой - той, что отвечает за ночную, лунную, более тонкую форму сознания. Ее сестра Айхылу по воле отца живет отдельно от Шульгена - и формально этот батыр-неудачник - более мужественный мужчина, чем его брат; именно поэтому ему чего-то не хватает (может быть, влияний властного маскулинного персонажа).

Часть 26. Вмешательство мужского Анимуса и ответное коварство Анимы

Шульген предложил Уралу "поискать славы" - это иносказание: на самом он хочет свергнуть Самрау и якобы вдвоем с братом править чудесной страной. Урал-Батыр честно отверг это предложение и в ответ посоветовал идти сражаться с дэвами.

Шульгену важны не сражения, а власть. Его состояние парадоксально: он и более мужчина (поскольку был близок с Заркумом), и менее мужчина (потому что разлучен с женой по воле ее отца), чем Урал. Шульгену куда понятнее перипетии власти и подчинения. Этот алчный и властный аспект Эго заинтересован в том, чтобы стать единственным центром интеграции психики и в том, чтобы реабилитировать себя как мужчину - ведь он, в отличие от благополучного Урала, познал трусость и позор. Да, обычный человек Шульген вправе видеть несправедливость в своем положении.

Благородному Уралу важнее борьба со злыми духами, и никаких подтекстов он не признает. Кроме того, борьба с дэвами, пусть рискованная, его не ужасает - он защищен чудесными мечом и конем, а также волшебной палкой. Следовательно этот центральный и идеализированный аспект Эго-комплекса нуждается в том, чтобы уничтожить, устранить те духовные содержания, которые хаотичны, двусмысленны стихийны и зависят от страстей и аффектов, а также плохо соблюдают условия договоров.

Шульген тайком от Урала признался в любви Хумай. Она предложила ему выйти на состязание, укротить чудесного коня Акбузата и снять с его седла булатный меч. Только тогда она станет его женой.

Мы не знаем, что на уме у Хумай - честное это состязание или же его исход предрешен. Скорее всего, она знает о том, что Шульген не справится с заданием и что он не любит ее. Но по видимости состязание выглядит честным. Анима двулична, ее влияния двусмысленны - так же, как и предложение нечестного мужчины (царство дэвов все еще влияет на мир героев - ведь Шульген попытался реализовать выдумку падишаха дэвов; без согласия падишаха это слишком отдает гордыней).

Сейчас под воздействием Анимы конкуренция обоих аспектов мужского Эго-комплекса либо Эго-комплекса и Тени предельно обостряется. Интересно, что Уралу она этого испытания не предлагала - так что Шульген опять первый в том, чтобы запустить традиционный сюжетный ход. Именно завистливые потребности отщепленного аспекта Эго, а не осознанные "желания" (вернее, долженствования) центрального Эго запускают процесс интеграции Анимы.

Хумай позвала коня-тулпара Акбузата. Он велел ей положиться на его выбор: ему нужен батыр, который забросит в небо камень весом семьдесят батманов.

Хумай не полагается на свой собственный выбор - как и многие другие принцессы европейских сказок. Вспомним, что требовательной принцессе загадки часто диктует мужчина - дух, злой царь, дракон. М.-Л. фон Франц объясняет это влияниями Анимуса Анимы. Так или иначе, а состязание происходит по-настоящему между мужчинами, а невеста становится призом для одного из них. Пережиток ли это патриархальности или объективная закономерность? В обоих случаях чудесной невестой движет расчет и чувство долга, верность слову, а не чувства - традиционно признаваемые мужскими качества. И здесь героям предстоит состязаться с маскулинным персонажем, который имеет отношение к Аниме - но не владеет ею насильно, а принадлежит ей. Крылатый конь с огненным мечом у седла - символ сильной страсти, вдохновенной легкости и ясного разума. Только силы достаточно лишь для того, что бы просто поднять камень. Подбросить такой огромный камень - значит, быть не только сильным, но и вдохновенным; талантливым, родственным по духу чудесному коню. Отчасти это женственные свойства. Так же и в европейской сказке о горном духе - принцесса должна быть верной слову, как мужчина, а герой - по-женски хитрым, чтобы отгадать загадки и, что важнее, раскрыть ее тайную связь с горным королем. Значит, герой и героиня на какое-то время должны принять свойства противоположного пола.

Шульген старался и месяц, и год, но так и не смог поднять камня. Мысль о бесполезности силы, лишенной вдохновения, подтверждается.

Часть 27. Поражение Теневой Самости

Тогда Хумай вызвала на состязание Урала. Рассерженный позором брата, он поддал кулаком по камню, легко забросил его в небо и поймал, когда тот упал вниз. После этого он бросил камень в сторону дворца падишаха дэвов Азраки.

Обратим внимание на то, что отнюдь не любовь к Хумай, а уязвленная фамильная честь облегчила ему совершение подвига. Во-первых, это очень похоже на отношения центрального Эго и либидинозного Эго: последнее считается позорным секретом, и его приходится скрывать. Если сокрытие невозможно, то это вызывает ярость. Во-вторых, речь в эпосе все же не идет о полноценных отношениях Я мужчины и его Анимы, поскольку именно отношения между мужчинами затронуты в этом эпизоде и потому, что был сделан вызов очень сильному противнику, тоже мужчине (теневому аспекту Духа либо деструктивной Самости). Вероятно, речь идет не только о конкурентных путях индивидуации мужчины, но, соответственно, и о конкуренции разных символов Самости - позитивного парного (Самрау и его жена-Луна) и деструктивного - тирана Азраки. Возможно, что героический эпос как жанр рассматривает как раз конкуренцию или замену одного символа Самости другим, более благоприятным для развития целостной психики.

Глава 10. Интеграция коллективной психики

Конь Акбузат склонил голову перед Уралом, а падишах Самрау признал Урала своим зятем и назначил его батыром, защитником страны.

Да, гипотеза о том, что Анима нужна не для отношений с нею, а как повод для консолидации маскулинных аспектов психики, оправдалась - в этом эпизоде отношения с Самрау важнее, чем с его дочерью.

Страдающего от зависти Шульгена решили женить на Айхылу, для чего отец призвал ее обратно к себе.

Вроде бы все благополучно, под эгидой целиком позитивного символа Самости сформирована четверица. Однако, поскольку символ Самости только позитивен, все опасное остается вне сферы внимания. Более сбалансированной кажется типичная четверица архаичных и волшебных сказок, когда герой-человек и волшебный персонаж женятся на сестрах друг друга - в таком случае женственность уже достаточно осознанна и человечна. В "Урал-батыре" описана явная диспропорция: человеческое Я только мужское, а целостная Анима имеет птичью и солярно-лунарную, но не человеческую форму.

Часть 28. Новая травма перед исцелением

Во время свадьбы Урала и Хумай в небе вспыхнуло пламя, и наземь упала опаленная Айхылу.

Самыке страшные травмы Теневая Самость приберегает напоследок, к тому моменту, когда излечение уже близко.. Следовательно, сильнейший аффект, связанный с теневой стороной психики, и не заставил себя ждать. Теневая часть Анимы не нужна маскулинности, солярному сознанию и той части Анимы, которая согласна терпеть эти условия. Различия зла и тени не в чести у эпоса; герои эпоса творят добро, преследуют зло и очень подозрительно и стыдливо относятся к моральной двусмысленности.

Айхылу тяжко ранена, но именно раненый исцеляет. Вот теперь, благодаря ее падению, интеграция завершена. Правда, Солнце-Самрау пока все еще одинок, и вся власть принадлежит ему.

Айхылу рассказала, что камень, брошенный Уралом, упал, и земля в стране Азраки раскололась, а к небу взметнулся столб пламени. Самрау обрадовался ущербу, нанесенному Азраке. Конфликт оказался еще серьезнее: он обусловлен не противостоянием в индивидуальной психике, но ответом деструктивной Самости на сделанный сознанием вызов. Это пока малодифференцированный аффект, но травмированный прежде аспект Анимы чувствителен к новым травмам, тем более, столь мощным. Именно Айхылу, символ этого травмированного аспекта - единственная способна понять, откуда и почему появилось жуткое пламя.

Шульген понял, кто его жена, и рассказал Самрау, что их с Айхылу уже поженил Азрака, потом заточил Шульгена в подземелье, но ему удалось бежать. Айхылу и Самрау поверили ему.

Ложь не замечается, поскольку рассказ Шульгена хорошо соответствует тому, как понимается мир с точки зрения столь поляризованной символики Самости - в этой картине мира двусмысленность, амбивалентность невозможны, есть только свет и зло.

После этого Айхылу навсегда исчезает из повествования, и не говорится даже о ее смерти. Поскольку она была тесно связана со своей матерью Луной, чей тусклый свет необходим для достижения трансовых состояний и для познания внутрипсихической реальности, исчезновение Айхылу означает потерю способности сознания контактировать с бессознательным. Сознание создателей и слушателей эпоса этого не замечает. Теперь бессознательное будет злой и малодифференцированной областью.

Глава 11. Встреча мужских Анимы и Анимуса

Часть 29. Открытие мужского Анимуса.

Хумай и на сей раз промолчала, но у нее возникли сомнения. Она отправилась в подземелье, чтобы поговорить с Заркумом.

Видимо, никто, кроме Хумай, воплощения мужской Анимы не имеет представления о том, что подземелье существует. Только Хумай способна к переговорам со злом, и теперь ее образ амбивалентен, но не аморален. Анима берет на себя все контакты с бессознательным - вспомним и падение Айхылу с неба. Видимо, светлым архетипическим персонажам тоже приходится делать выбор: или травма и гибель , или амбивалентность. Итак, предстоит контакт Анимы и Анимуса в мужской психике.

Шульген испугался, что Заркум выдаст его и решил овладеть волшебной палкой, затопить царство Самрау водой, а самому сесть на Акбузата и увезти Хумай к Азраке. Он заявил, что хочет воевать с Азракой, и Урал отдал ему палку.

Шульген собирается сделать то же самое, что с ним сделала Хумай - залить все водой. Он хорошо обучается, обладает прекрасной памятью, очень практичен в том, что касается волшебства, и теперь может не только пугаться (если считать воду символом грандиозного психотического страха), но и наводить ужас - он наконец стал похож и на Эаркума, и на падишахов, повелителей дэвов; Заркум в виде крысы может порадовать его, подпитать нарциссизм. Это, кстати, сейчас модная тенденция - такая форма инфляции, когда нарциссическое Эго стремится стать Теневой Самостью (вспомним Дарта Вейдера, Ганнибала Лектера, Лорда Волдеморта). Может быть, такое желание возникает у Эго как раз тогда, когда архетипические персонажи осознают свою моральную амбивалентность и начинают ею пользоваться так, как это делали бы люди?

Теперь аппетиты Шульгена, бывшего труса, неудачника и завистника значительно выросли. Видимо, вот теперь образ Шульгена стал собственно образом Тени. Урал остается, как и прежде, полностью лишенным проницательности - и причиной этого, скорее всего, является дефицит контакта с Анимой: ведь Урал не в курсе, куда и для чего собралась Хумай. Про Заркума он, похоже, забыл совершенно, и честь открытия мужского Анимуса (того, что его можно сделать видимым) мы можем приписать Аниме, а не мужскому Эго.

Урал-Батыр, к сожалению, так и не научился иметь дело с двоедушными персонажами - все потому, что он должен быть добрым и благородным героем, защитником слабых и безобидных. Злых можно просто убивать, но амбивалентных или лживых нужно ведь перед этим еще и разоблачать. Этого без помощи Хумай Урал делать не умеет. Но и Хумай почему-то молчит. Видимо, чрезмерная позитивность отца и мужа не позволяет этой женщине доверять им. Да и любит ли кого-то конкретного Солнце-Самрау? Способен ли к отношениям с женой сам Урал, чьи чувства посвящены "всем его людям"?

Часть 30. Анима в плену у Анимуса.

Шульген, никем не замеченный, залил подземелье водой. Заркум обернулся рыбой и схватил Хумай. В тот же миг Солнце на небе затмилось.

Существует множество сказок о невесте, плененной злым духом. Благодаря этому эпизоду эпоса мы можем предположить, что такое восприятие удобно в патриархальных культурах, в мужских сообществах - где женщины используются как связующее звено, а отношения между мужчинами гораздо более значимы.

Теперь, когда мы увидели поляризацию символов Самости в образах солнечного падишаха Самрау и темного Азраки, можно не удивляться тому, что тонкие нюансы исчезают. Теперь Луна - не супруга Самрау (она, кстати, так и не появлялась в повествовании). Не появлялась так же, как и мать Урала и Шульгена - и мы вправе сделать предположение о том, что именно при дефицитарности материнского аспекта психика мужчины встает перед выбором: развивать ли отношения с Анимой либо подпасть под влияние Анимуса. Мужчине нужно стать собой. Если этому не содействовала мать в раннем возрасте, то как? Путем идентификации с маскулинными образцами и за счет преодоления этих образцов.

Мужчина становится не Я, а только мужчиной, идентифицируясь с Персоной, а если это не удается, то подпадая под маскулинные культуральные (духовные) влияния, за которые и отвечает архетип Анимуса мужчины. Может быть, именно из-за отсутствия материнского имаго и Анима в такой психике расщеплена, и одна ее часть травмирована. Можно предположить еще и то, что сосуществование Анимы и Анимуса в такой гипермаскулинной психике невозможно, Анима попадает в зависимость от Анимуса.

Конь Акбузат прыгнул в воду наперерез Заркуму. Заркум выпустил Хумай, Солнце снова воссияло, а вода сошла.

Спасать Хумай приходится не Уралу, а коню, изначально другу Хумай. В очередной раз мы видим, что пока настоящих отношений между мужчинами и женщинами так и не возникло -конь считает своим настоящим хозяином не Урала, которому покорился по приказу своей хозяйки. Может быть, Урал действует правильно, сохраняя пассивность (хоть он и действует так по неведению): процессы, касающиеся отношений Анимы и Анимуса, их собственных отношений, превосходят возможности парадоксально слабого, хоть и героического, но до сих пор расщепленного Эго. Урал не меняется во время всей этой эпопеи, не обретает настоящих помощников - и это хорошо соответствует образу центрального Эго, которое под действием страха быстро становится взрослым на вид, но за счет потери способности к развитию.

Глава 12. Продолжение интеграции в индивидуальном сознании

Часть 31. Необходимость прояснения конфликта

Хумай, не утешая Урала, рассказала ему о предательстве брата.

Она, после столь рискованного спуска и поединка с мужским Анимусом, наконец обрела язык, подходящий для рассказа о типичных проблемах мужчин: вражде, силе, чести, зависти и конкуренции. На этом ее роль в сюжете почти закончена. Анима является всего лишь посредником между различными частичными мужскими Эго или мужским Эго-комплексом и его Тенью.

Шульген бежал к Азраке. Началась многолетняя война Урала и дэвов.

Поляризация индивидуальной психики совершена, как и коллективной. С этого момента начинается классический сюжет о противостоянии добра и зла.

Глава 13. Интеграция коллективного сознания

Часть 32. Эскалация конфликта и появление четвериц

Дэвов, змей и драконов, под эгидой Азраки, возглавляют Шульген, Заркум и Кахкахи.

Это не совсем четверица - скорее, триада, близкая земле и воздуху, стихийная, подвижная, почти бесчеловечная.

Через несколько лет к Уралу прискакали восемь всадников: три его сына и сын Шульгена с четырьмя друзьями. Урал повел их в бой на Шульгена.

Вот это готовая четверица, и один из ее элементов - теневой (сын Шульгена). Четверо друзей свидетельствуют о том, что такая психика способно к отношениям - в отличие от того одинокого частичного Эго, которое до сих пор было представлено в образе Урала.

Часть 33. Потеря иллюзорного всемогущества

Урал начал бой с Шульгеном - чудесная палка против волшебного булатного меча. Палку удалось перерубить - загремел гром, море превратилось в озеро, а дэвы, оказавшись на суше, потеряли силы.

Можно предположить, что меч символизирует мудрость, способность к анализу и уничтожению препятствий с помощью мышления. Палка - символ более архаичный, имеет значение фаллической мощи и власти над аффектами: не контроля над ними, но все большего и большего их нагнетания. Потеря столь чудесных предметов, символизирующих нарциссическое всемогущество, в моде и сейчас - так магия уходит из мира "Властелина Колец", Гарри Поттер отказывается от Воскрешающего Камня и Старшей Палочки; "Темные Начала" Ф. Пуллмена оканчиваются запретом на использование Чудесного Ножа, прорезающего двери между мирами - все это заканчивается разлуками навеки. Значит, к зрелости ведет отказ от всесилия и умение горевать.

Часть 34. Возвращение в социум

Хакмар, сын Шульгена и Айхылу, собрался убить отца, но Урал удержал его руку. Шульген был представлен на общенародный суд.

Здесь психика выходит из пространства коллективного бессознательного и возвращается в социум. То, что касается Я, Персоны и Тени, должно быть разрешено в сфере социальных отношений - во избежание инфляции.

Шульген во что бы то ни стало хотел остаться в живых - он заявил, что хочет умыться в воде озера, что осталось от моря, и обещал личную преданность Уралу. Урал потребовал от него восстановления разрушенного во время многолетней войны. Шульген настаивает на том, чтобы остаться вместе с Уралом. Урал поучает его о том, что "победить злою силой нельзя". Урал куда-то отослал Шульгена. Куда - не говорится.

Нравоучения Урала не попадают в тон: это не прощение и не отвержение. Оба подхода к искуплению, деяниями - Урала и переживанием - Шульгена, важны и конструктивны, и они должны действовать одновременно, но эпос признает правильным только искупление действием. Неучтенная, непризнанная эмоциональность, связанная с образом Шульгена, и уже ставшая причиной многих проблем, снова игнорируется.

Глава 14. Примирение со смертью

Далее следует важнейший эпизод, связанный с живой водой, целью пути Урала и основной темой его подвигов. Пока рядом был его брат, причастившийся кровью и нуждающийся в смерти [других], открывать родник было опасно. Сейчас покорный Урал-Батыр впервые в жизни обрел свободу и может решить, как поступать с живой водой.

"Теперь, когда дэвы обратились в скалы", Урал предложил всему народу испить из родника живой воды.

Прежние психические содержания "выпали в осадок" и перестали влиять на обыденную жизнь, перестали действовать, и теперь всю сознательную сферу психики можно объявить доброй и вечной. Принцип жизни психики - изменчивость и способность умирать. Безопасность видится как стабильность райского младенческого состояния. Но этого не понимает Урал, статичный образ "центрального" Я, которое и в реальной психической жизни стремится быть неизменным.

Древний старик, который испил из этого источника, велит не пить живой воды - потому, что это обернется вечной старостью. Старик объявляет бессмертным добро. Тогда Урал опрыскивает живой водой всю землю, и появился современный ландшафт - леса и луга.

Потеря способности к обновлению - состояние мучительное. Тогда взамен вечности, чтобы избегнуть страха смерти, нужно создать миф о вечности и неизменности мира, в котором каждая жизнь будет иметь смысл. Прежде было известно, каково зло; после победы кажется, что зло не так сильно и что оно преходяще. Теперь появляется добро как идея, оно и объявляется вечным и неизменным. Символ коллективного сознания, как и прежде образ Самрау, не включает в себя никакого зла. Поскольку зло игнорируется, то оно должно рано или поздно дать знать о себе.

Страх смерти весьма сложно компенсировать с помощью представлений о вечности и осмысленности доброго мира, в котором сама смерть и, соответственно, жизнь отдельного человека пусть и нужна, но теряет значение.

Возникновение современного ландшафта в эпосе мы можем считать изображением того, что теперь психика образовала нужные внутренние связи и теперь заинтересована в контактах с реальностью. Творя реальность, Урал-батыр выполняет функции демиурга и с этого момента не может считаться образом только Эго-комплекса. Возможно, это новый, очеловеченный, образ Самости - тем более, что Самрау и Азрака, прежние полярные символы Теневой и Благой Самости, уже исчезли из повествования.

Поскольку эпос - древний жанр, то для него цель развития психики - возможно, становление Эго и коллективного сознания, а не исследование коллективного бессознательного и символов Самости. Для эпоса предельно возможный символ Самости/Эго - это человек, который всемогущим быть не может или не хочет, отказываясь от него. Собственно, это не Самость в полном смысле, а микст - образ, несущий влияния и Самости, и Эго-комплекса.

Тогда настоящий символ Самости, неотрефлексированной, в предельно абстрактном виде - это родник живой воды. Интересно, что Урал перестанет быть всемогущим и всепобеждающим - только после соприкосновения с настоящим, природным архетипом Самости (родником живой воды). Героическое Эго, в отличие от нарциссического, способно принять свои ограничения.

Пока нет способности принять свои ограничения, пока нет целостного Эго, но уже есть потребность познать архетипические влияния -тогда Самость будет познаваться в предельно поляризованных образах; такие персонажи находятся в непримиримом конфликте или существуют независимо друг от друга. Таковы Самрау, солнечный падишах, свет сознания, и Азрака, демон, владыка и центр того чуждого пространства психики, которое вскоре станет бессознательным. [Самрау и Азраку можно было бы считать образами абсолютно хорошего и абсолютно плохого объектов по М. Клейн. Если так, то в психике, которая так и находится в шизоидно-параноидной позиции и символика Самости будет расщеплена; тогда деяния героя нужны для того, чтобы изжить это расщепление. В этом эпосе все намерения Урала направлены на то, чтобы воссоздать абсолютно хороший объект, райский мир младенчества. Но, чего бы он ни хотел, в результате возникает самая обычная реальность.]

Глава 15. Появление персонификации Смерти

Шульген решил, что теперь станет убивать людей по одному; собрал уцелевших дэвов и змей на дне уцелевшего озера. Дэвы стали вырывать сердца людей, удалившихся от дома к озеру, а змеи жалили людей среди камней.

Теневая сторона психики весьма обширна и консолидируется вновь, а устранить ее из психики окончательно не удастся никому и никогда. Поскольку она действует тайно, значит, бессознательное как таковое сформировалось, и сознание теперь уже, чем было прежде. Такова цена за появление понятия добра и за возникновение коллективных норм морали.

Следует обратить внимание на то, что люди погибают, отойдя от жилищ. Убийцы остаются скрытыми. Очевидно, что безопасной остается только та часть психики, что имеет отношение к коллективным сознательным представлениям, а то, что вне этого, пограничная зона, не имеет средств для того, чтобы познать ее и поэтому делается опасной.

Что ж, Шульген сделал свой выбор и стал персонификацией Смерти, к чему его и влекло с самого начала.

Глава 16. Примитивная поляризация типа "Свое и Чужое"

Часть 35. Появление зрелой четверицы.

Узнав об этом, Урал с тремя сыновьями и сын Шульгена снова отправились на войну.

В ответ на теневую консолидацию, довольно примитивную, так как все недифференцированные силы сосредоточились вокруг единственного главного теневого аспекта, сознательная сторона психики также интегрировалась по типу четверицы, включающей один теневой элемент. Поскольку с сыновьями братьев нет их друзей, можно предположить, что способность к поддержанию межличностных связей почему-то потеряла значение. Значит, борьба описывается не реалистично: на стороне Шульгена - диффузная масса неумерших существ вне времени; Урал-Батыр - центр хорошо структурированного символа, включающего в себя идею времени, отцовства и сыновства. Преимушество, на наш взгляд, на стороне Урал-Батыра и его союзников.

Часть 36. Взаимная аннигиляция психических сил

Урал-Батыр выпил вражеское озеро до дна - вместе с дэвами. Дэвы съели его сердце и печень.

Четверица больше не имеет значения, действует только один главный персонаж. Следовательно, никакой опоры на недавно отдифференцированные психические функции нет, действует только воля, и это психологически неверно. Шульген исчез из повествования, и это значит, что конфликт двух содержаний Эго-комплекса теперь якобы исчерпан.

Фактически Урал ведет себя так же, как и Шульген, но с точностью до наоборот: вместо того, чтобы подпасть под их влияние, Урал их проглатывает. Это значит, что Эго инкорпорирует чуждые ему содержания, да еще сразу все. Наивное Эго считает, что таким образом оно уничтожило нежелательные содержания, но произошло обратное - именно эти содержания овладели Эго, и оно постепенно лишается способности к осознаванию, перестает быть Эго.

Грустно, но образ Урал-Батыра вернулся к образу младенческого всемогущества 9не только нарциссического, но и орального), и был уничтожен. Кажется, что авторам эпоса оказалось не под силу решить вопрос о том, как победить зло с помощью абсолютного добра, и они сделали так, что и абсолютное добро, и зло как силы, переделывающие мир, перестали существовать.

Глава 17. Переструктурирование психики

Часть 37. Исчезновение символов и структур Теневой Самости.

Умирая, Урал предупредил, что дэвы всегда будут водиться в водоемах.

Следовательно, бессознательное неисчерпаемо. На этом этапе развития коллективной психики оно считается вредоносным. Кроме того, это действительно бессознательное, а не теневая, но неплохо осознаваемая сторона психики, как во времена падишаха Азраки. Теперь бессознательное потеряло способность строить символы и создавать сложные коалиции, стало непознаваемо - и поэтому остался только один путь контакта бессознательных содержаний с осознанной частью психики - инкорпорация, нечто вроде отравления, когда демоны-содержания бессознательного незаметно попадают внутрь.

Получается, что в результате обособления Эго-комплекса бессознательное проигрывает, теряет свои символы; также изменяются и способы контакта бессознательного и сознания: внешне становятся менее агрессивными, но остаются столь же вредоносными. И сознание, и бессознательное становятся чересчур обыденными.

Часть 37. Осуждение гордыни.

Урал покаялся в том, что действовал всегда в одиночку, возгордился своей силой и понадеялся только на свой разум.

Это и было причиной его смерти. Четверо молодых батыров присутствовали только как его свита. Итак, цена за индивидуальность - смерть; встреча с нею, к чему так стремился Урал, состоялась.

Часть 38. Формирование мифической памяти и представления о вечности

Хумай, навсегда надев оперение, схоронила Урала в горИ. На Уральский хребет прилетели лебеди, бык Катилы привел свое стадо, а Акбузат привел коней. Тело Урала истлело, земля засветилась, и на его месте возникло золото. Потом Хумай улетела и стала матерью всех лебедей. С тех пор на лебедей не охотятся.

Покойный Урал-Батыр стал камнем. Его дела завершены, и его образ теперь существует как память. Видимо, теперь символ новой интеграции психики завершен, и он чисто мужской, а не парный. Может быть, он имеет отношение только к осознанному. Но он живой и пока отлично функционирует.

Прежний символ интеграции еще не осознанных аспектов психики, относящихся к сознанию, был четверицей с преобладанием женского, но с дефицитарным материнским аспектом - это Самрау с женой и дочерьми, фактически триада. Он компенсировал самый первый символ интеграции человеческой психики: это тоже была четверицей с дефицитарным материнским аспектом, но с преобладанием маскулинного - Шульген, Урал, их отец и практически отсутствующая мать. Это такая же троица, как и теневая коалиция Кахкахи, Заркума и Азраки. Покуда человеческая триада распадалась, теневая, в компенсацию, консолидировалась.

Когда к ней присоединился Шульген, эта триада стала завершенным символом Тени, не личной, но архетипической.

Анима героя после того, как он стал собственным неизменным символом, улетела, приняв птичий облик. Она становится, как и прежде, духовным содержанием, одним из солярных символов - вспомним Шунды-Мумы удмуртов: это лебедь, она предшествует Солнцу, указывая ему дорогу.

Глава 18 Ресурсы исчерпаны

Часть 39 Прежняя структура устаревает, миф забывается

Через много-много лет исчезла вся питьевая вода, кроме озерной, демонической. Люди обратились за помощью к сыновьям Урала и сыну Шульгена, и старший сын Урала, Идель, решил идти отвоевывать воду у Шульгена. Хумай говорит, что воевать бесполезно, ибо вода озер все равно останется непригодной для питья.

Итак, Шульген остался жив. Поскольку речи о нем не было очень долго, мы можем предположить, что это то из теневых содержаний, которое больше не может быть выражено в символе. Поэтому оно таинственно и опасно, как не поддающееся познанию. На этом уровне развития психики теневые содержания не могут быть ресурсом. Кстати, мы не знаем о причинах исчезновения воды. Возможно, теперь символ интеграции, гора, где похоронен Урал, устарел, и остался связанным только с низкодифференцированными пластами психики - растительными и животными. Может быть, из-за этого и возникли проблемы с тенью. Мудрая мысль принадлежит матери героя. Видимо, она имеет значение как Анима его отца.

Часть 40 Старый миф и новая иерархия увековечены в ландшафте

В отчаянии Идель рассек булатным мечом гору, на которой стоял (это был Иремель), и из нее потек ручей. Ручей был тут же остановлен черной горой Яман-тау, возникшей из тела Азраки. Идель рассек и ее, и тогда ручей стал полноводным потоком реки, названной по имени богатыря, Идель. Видимо, именно недооценка проблемы Тени и стала причиной старости интегрирующего символа. Рассечение горы волшебным мечом может означать, что символ все же может служить ресурсом, но для этого он должен быть познан с помощью разума. Именно тогда, когда это происходит, дает о себе знать и важнейший теневой символ, который тоже следует познать, иначе он станет помехой - и черная гора остановит течение ручья. Только обе скалы, добрая и злая, могут стать берегами по-настоящему полноводной реки. Вот теперь в символ интеграции успешно интегрировано и зло.

Остальные три брата, Яик, Хакмар и Нугуш, нашли реки для себя, прорубив русла в горах. И теперь, познанный, символ Самости стал четверицей. Он усложнен и завершен, содержит в себе и предельно статичный образ (гора) и предельно динамичный - четыре реки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

С точки зрения отношений к мужскому и женскому проблемы эпоса "Урал-Батыр" - это конфликты сразу нескольких установок:

Мужское Эго избирает более архаичный путь - отвергать все феминное и в крайнем случае использовать его только как ресурс или функцию, обслуживающую целиком маскулинную психику. Тогда Анима будет служить лишь для того, чтобы строить вертикаль власти и горизонтальные связи между мужчинами: тот, кто ею овладеет, получит доступ к маскулинным силовым ресурсам (чудесная палка, конь и меч). Первоначально, в своем первом браке, Урал поступает именно так. В этом случае есть опасность одержимости Анимусом - как мужского Я, так и Анимы - вспомним, что сначала Заркум желает использовать Шульгена как наживку для того. чтобы овладеть Хумай. А Хумай нужно использовать для того, чтобы присвоить ее коня и меч. Сказки со сходным смыслом существуют издревле, они жестоки до отвращения: например, о групповом изнасиловании и расчленении женщины, спасавшейся на кокосовой пальме; пальма, забрызганная спермой, была оплодотворена и стала плодоносить (Амазония; цит. по Указателю Ю. Е. Березкина).

Или мысль о том, как трудно принять феминное - и женщин, и свою . Но пока не ради того, чтобы строить отношения с женщиной и с собственной феминностью (это проблема не эпоса, а волшебной сказки), но с ее помощью вступить в связь с более могущественными маскулинными персонажами - так совершается брак Урала и Хумай, когда он делается зятем Самрау и защитником его земли. Это очень многочисленный класс волшебных и архаичных сказок, в которых герой женится на сестре более сильного или чудесного персонажа ("Женитьба на сестре Солнца" - шаманское сказание индейцев, "Ворон Воронович" и др.). Промежуточное положение занимают сказки, например, ненецкие, в которых друзья или бывшие враги женятся на сестрах друг друга.

В эпосе не разрешена проблема того, как конструируется целостный образ Анимы - ведь сестра солнечной царевны не смогла выжить.

Проблемы формирования мужской психики и образов маскулинности проявлены очень подробно, некоторые образы уникальны - например, опасность для Я оказатьсяяс Анимусом, конфликт Анимы и Анимуса мужчины, тонкие различия влияний Теневой Самости и мужского Анимуса.

Оставить комментарий © Copyright Семкова Мария Петровна (mari_sem76@mail.ru) Размещен: 11/02/2016, изменен: 11/02/2016. 118k. Статистика. Эссе: Анима_и Анимус_в_одной_и_той_же_психике Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Здесь влияния Анимуса в мужской психике выявляются очень детально

Семкова Мария Петровна : другие произведения.

7. Интерпретация эпоса об Урал-Батыре