Стояла южная осень. Над Лодом поднялся огненный шар солнца. Его нежные оранжевые лучи окрасили ещё не пыльные улицы и шершавые камни, из которых были сложены стены домов. Был праздник Суккóт, и город опустел почти уже с самого утра. Очень рано, ещё до восхода солнца все ушли в Ерушалайм.
Было тихо и покойно. Сара спала. Солнечный лучик уже несколько минут крался по подушке к её щеке. Ей - семнадцать, но она была ещё не замужем. Отец очень любил её и не торопил. Подходящей пары всё не случалось. Да и время свадеб в этом году только что прошло. Пышные волосы Сары разлохмаченной копной были рассыпаны по подушке.
Они жили вдвоём. Прошло уже несколько лет, как мать Сары пропала. Шимон её искал. Вся община принимала участие в поисках. Но всё безрезультатно. Возможно, кто-то что-то и знал, но... Ему не говорили. Шимон души не чаял в дочери, и всё своё время, не связанное со службой Богу, он посвящал ей. Он был раввин. Он служил в бейт-кнесете (по-гречески - синагоге) и одновременно преподавал каббалу в духовной академии великого ребе Элиазара Бен Гиркана.
...Шимон бежал со всех ног к дому.
С утра он молился. Он любил это время суток, когда восточная часть неба светлеет, а звёзды тают прямо на глазах. Он считал это время самым подходящим для молитвы. Когда ещё все спали, он тихо забирался на крышу бейт-кнесета и читал Тору. Так он встречал рассвет. Первые лучи озаряли лазоревый купол над горизонтом. Вторые лучи появлявшегося солнца освещали его бритую голову с длинными пейсами. На его нестаром лице появлялась улыбка. Больше всего в жизни Шимон любил Бога и Сару.
... Шимон бежал со всех ног. Две минуты назад он увидел уже входивший в город отряд римлян. Латы на сильных торсах бликами играли на солнце. Лес пик колыхался над шлемами с красными перьями. Впереди отряда ехали трое всадников, один из которых держал штандарт с золотым орлом. ...Мысль пронзила лишь одна - Сара! Несмотря на годы, ноги Шимона летели через ступени. Выскочив на улицу, он крикнул первому встречному:
- Тревога! Враги!
На бегу, он умудрялся наносить удары в двери, что встречались ему на пути. Из дверей выходили люди и тут же скрывались за ними, чтобы через мгновения выбежать с родными, с семьями. Где-то за спиной Шимона заплакали дети, раздавались приглушённые крики. Вскоре он ворвался в свой дом, стоявший на окраине города, кинулся к Саре:
- Римляне! Быстро вставай!
Через минуту они бежали прочь по дороге из Лода. Сзади, там, где солнце над горизонтом уже было высоко, раздавались крики. Солдаты Цестия Гала убивали евреев. А в городе их оставалось всего около пяти десятков, практически невооружённых людей. Началась бойня. Извилистая дорога между ещё зеленеющих холмов вела из города. Минут через десять, когда домов не было уже видно, в небе показался поднимающийся дым. Потом - второй, третий. В воздухе запахло гарью. Солдаты подожгли город.
Шимон и Сара бежали, не останавливаясь. Смоковницы встречались всё реже, холмы становились всё более пологими и высушенными и меняли окраску на охристую. Раввин и его дочь давно уже свернули с дороги. Передвигаться по дороге было небезопасно. Бежать стало сложнее. Всё чаще был виден песок, - начиналась пустыня. Страх гнал дальше и дальше. Они слышали, как далеко сзади то справа, то слева раздавались предсмертные крики таких же, как они горожан, пытавшихся спастись бегством. У Шимона и Сары было некоторое преимущество во времени!
Однако, усталость настигала, подобно короткому мечу. Шимону было уже пятьдесят. Они были вынуждены перейти на шаг. Дыхание сбивалось. Становилось всё жарче. Спустя час вокруг двоих людей во все стороны горизонта раскинулись пески. Это начиналась пустыня! Трава и глина остались позади. Соприкосновение сандалий раввина и нежных босых подошв девушки с песчаной землёй заметно замедляло их побег. Движение превратилось в нелёгкий труд. Солнце быстро взбиралось на свой олимп, приобретая, при этом, угрожающую ярость. На ярко синем небе не было ни облачка. Песчинки песка раскалялись и жадно обнимали голые пятки, стремительно и горячо обтекали пальцы ног.
- Сара, остановись! - отец, не спеша, присел на песок, развязал сандалии и протянул их дочери.
- Надень!
- Нет, не надо... Я смогу...
- Надень.
Они снова двинулись в путь. Кожа на ступнях за пятьдесят лет грубеет... Становилось жарко. Белый хитон раввина на спине и груди взмок. Дышать было всё тяжелее. Он взглянул на дочь. Она тоже начала уставать, взлохмаченные после сна волосы усугубляли её внешний вид. Рот и губы становились всё суше. Отцу было жалко её. Но главное - кажется, оторвались!
Шимон знал куда идти. Во-первых, он ориентировался по солнцу. Он знал, что не так далеко от города были пещеры. Там надёжно можно было укрыться и от зноя, и от преследователей. Во-вторых, рабби Шимон был очень известный в Самарии учёный каббалист и мистик. Он просто знал, что именно в этом направлении их ждало спасение.
Прошло часа два. Усталость гроздьями висела на их членах.
- Подожди! Отдохнём! - сказал отец.
Сара тут же повалилась на коленки:
- Ой, я устала. Нам долго ещё идти?
- Лучше идти, чем лежать. На, поешь! - он протянул ей ладонь, в которой лежал кусочек мацы и пара долек кураги.
- Как ты успел?
Он с нежностью посмотрел на девочку. Для него она будет девочкой всегда! Он тоже тяжело сел на горячий песок. Ноги пониже щиколоток гудели. Поясница ныла. Сара сидела, медленно хрустела мацой, жевала курагу и смотрела на миллиард песчинок, раскинувшихся вокруг неё. От яркого солнца она как бы впала в прострацию. Усталость и ей давала о себе знать.
- Знаешь, - медленно произнесла она - зря, наверное, ты мне дал поесть, теперь очень хочется пить!
- Пей! - отец вынул из-за пазухи флягу и протянул ей.
- Ой! Ты... Ты - волшебник! Ты - мой волшебник!
- Твой-твой! - улыбнулся он.
Сара жадно прильнула к горлышку, поднимая его всё выше.
- Э-э, ты только всё не пей! Нам ещё идти.
- Долго?
- Нет.
Шимон сделал глоток, и они двинулись в путь. Ветра не было. Воздух густел и нагревался. Тяжёлая и тёплая взвесь парила над белой охрой песка. От горячего воздуха в горле першило. Невысокие барханы раскинулись мёртвыми волнами песочного моря. Словно лёгкой зыбью они были покрыты крохотными террасками песка. Лазурный горизонт был чист, ожидаемых, известных раввину гор со спасительными пещерами не было видно. А они давно уже должны были добраться до пещер. Это серьёзно беспокоило раввина. Где-то он ошибся, и они шли в неправильном направлении. От этой мысли ещё сильнее, чем от жары прошибал пот. Бритая голова раскалялась, - праотцы всегда правы в своих заповедях - носи кипу! Его кипа, которую он обронил на лестнице бейт-кнесета, уже наверняка сгорела вместе с храмом в огне, принесенном римлянами.
- Отец, долго ещё идти?
Девочка уже изнемогала. При этом, она шла рядом и поддерживала под руку отца. Ей в его больших сандалиях, конечно же, идти было неудобно. Её молодые, но не готовые к подобным испытаниям мышцы тоже сильно устали. Шимон посмотрел на её лицо. Глаза впали, кожа посерела, губы пересохли.
- Отдохнём!
Сара тут же упала ничком. Под лицо она успела подставить рукав ризы. Риза прилипла к мокрому от пота телу. Ни сосками, ни животом она уже не чувствовала обжигавшего песка. Шимон поднёс к её сухим губам фляжку, и Сара, не шевелясь, глотала последнюю влагу. Последние капли она слизывала побелевшим языком:
- Спасибо! А ты?
- И я, - прошептал отец, засовывая за пазуху пустой сосуд. Он тоже прилёг на песок. Сил не было. Огненный шар висел в огненно-синем зените. Надо было идти, но он не знал куда. Он не мог вернуться в точку отсчёта своей ошибки. Шимон прикрыл горячие веки. Наверное, если бы он был сейчас один, он бы не смог найти в себе сил, бороться дальше. Он бы покорно предал себя в руки Бога. Он думал только о Саре.
Перед глазами плыла тёмно-сиреневая радуга. По ней цепью всполохов бежало подобие ярких электрических зарядов. Треснувшие в уголках губы шепотом неслышно стали двигаться.
"Десять сефирот без ничего - закрой уста свои и не говори, и... сердце своё и не размышляй... Десять сефирот без ничего: первая - Дух Бога Живаго - благословенно и благославляемо Имя Его, Вечноживого! Голос, Ветер и Слово - это и есть Дух Святой. Вторая: ветер от Духа. Он начертал и высек им двадцать две буквы основания, ...но един дух от них.
Третья: вода из ветра. Он начертал и придал форму хаосу, воздуху, песку и глине.
Итак: вода от Духа. Амен!"
Шимон приподнял веки. Огонь солнца полыхнул в глаза. Боль ворвалась и стихла, когда веки снова упали, как занавес.
"Из хаоса создаётся реальность. Он сделал Своё отсутствие Своим присутствием... Жар сотворён из Огня, холод - из Воды, свежесть, насыщенная влагой - из Ветра-Духа, устанавливающего равновесие... Амен!*"
Отец открыл глаза. Глубокой синевой был полон купол неба. Он встал на колени. Сара лежала, не двинувшись, также как и до его обморока. И вдруг Шимон не увидел, не почувствовал, но понял чёрную угрозу - доли мгновения - и незаметное движение песка возле погружённой в него ладони девушки. Ладонь раввина подобно молнии скользнула, рассекая песчинки. Ещё один миг и чёрное пятно показалось бы из песка. Сара подняла голову. На высоко поднятой руке Шимон держал змею. Чёрной лентой в синем небе она бешено извивалась.
- Мáвэт! (смерть) - тихо сказал раввин и далеко отбросил змею. В дюжине шагов её тело упало и осталось недвижимо лежать чёрной лентой. - Сара, вставай, милая! Там вода!
И он указал направление рукой. Сара встала и пошла. Она знала, - если отец говорит "там вода", значит, так оно и есть. Ибо никогда не было иначе.
Прошло ещё некоторое время. Сара шла впереди, гонимая жаждой и надеждой. Шимон, еле передвигая ноги, плёлся позади. Голова и плечи уже не чувствовали палящего жара, зато какой-то раскалённый штырь через глотку проник под рёбра и с каждым шагом бился о сердце раввина. В обоих висках глухо стучали цимбалы. Сквозь солёную пелену потоков пота, щурясь, он увидел, как Сара сняла его сандалии и побежала вперёд. Треснувшими губами он попытался улыбнуться, воздавая хвалу Адонаю.
Не чуя обжигающего песка, Сара бежала к небольшому водоёму. На бегу она, сильно ослабевшая, споткнулась и упала прямо в воду. Не вставая, она стала жадно втягивать в себя прохладную влагу. Конечно, она не способна была обратить внимание на то, что вода в этом совсем мелком озерце была прохладной. Будто озерцо появилось здесь не более получаса назад!
Она пила! Выпрямившиеся локоны мокрых волос свисали прямо в воду. Риза на груди была приятно мокрой. С подбородка падали крупные капли. Губы свежели и приобретали цвет. Голова кружилась.
В это мгновение раскалённый штырь вонзился в правое предсердие раввина.
Сара не могла напиться. Казалось, всё тело, подобно губке, впитывало влагу, возвращавшую девушку к жизни. Руки по локоть были погружены в прохладную свежесть. Девушка пришла в себя, когда желудок её был переполнен... Отец! Она не без труда оторвалась от мокрого песка, вырвалась из воды и побежала к отцу. Его тело неподвижно лежало на раскалённом песке в полусотни шагов. Рванув вперёд к нему, она вернулась, зачерпнула ладонями воду и, проливая её почти полностью, побежала к отцу.
Шимон лежал на боку, голова его была запрокинута навзничь. Голубые глаза, не мигая, смотрели в небо. Зрачки были сужены, жизнь оставила их. Оставила навсегда. Последние капли, донесённые Сарой, стекали с её ладоней в горячий песок и пропадали в нём, растворяясь среди песчинок и становясь воздухом.
Словно окаменев, она сидела много времени. Волосы давно высохли. И без того усталые ноги теперь затекли. Она смотрела на отца, а в голове возникала картина из детства. Мать купает её в корыте, а одетый в белые одежды, улыбающийся счастливый отец поливает её из кувшина.
Труп остывал очень медленно под лучами палящего солнца. Но когда оно оказалось над самой кромкой западной части горизонта, он стал быстро холодеть. Не меняя позы, Сара улыбалась в пространство быстро надвигавшихся сумерек. Она не видела, как медленно, но безвозвратно таяло в воздухе озерцо с так и не нагревшейся водой.