Сергеев Марк Юлиевич : другие произведения.

Олимпиец Ромашечкин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ Марка Сергеева о том, как малое добро приблизило неказистого солдата Красной армии к поистине олимпийским высотам, о смерти и бессмертии, а также о нелегком постижении Пути и Истины...

ОЛИМПИЕЦ РОМАШЕЧКИН

(рассказ)

автор: Марк Сергеев

"...И было средь мужей сих, ратных:

испивший Чашу, возносился!.."

(Феодоринская Береста, перевод с древнегреческого)

   Р
   ота истребителей танков, в которой проходил службу рядовой Ромашечкин по прозвищу "Ромашка", отступала на подготовленный плацдарм в составе своего полка. Ромашка - крохотный, с желтыми, лепестками рассыпанными по круглой голове, торчащими из-под каски волосами, круглым, вздёрнутым носиком и бесчисленными точками-конопушками на румяных щеках, - вместе со всеми вяло месил весеннюю дорожную грязь большущими кирзачами.
   То, что рядовой Ромашечкин полностью оправдывал свою с детства данную ему фамилию, и прозвище, которое тогда же прилипло к нему так, как бывает, на рассвете, в золотом поле, крепко возьмется к пальцам лёгкая ромашковая пыльца, было и его счастьем (все сослуживцы, командиры и даже полковые медсёстры "обожали Ромашку") и несчастьем одновременно.
   Несчастье рядового Ромашечкина состояло в следующем: обожать-то его медсёстры обожали, только вот не любили... Медсёстры почему-то любили всё крепких, кряжистых, или высоких и мужественных обличьем однополчан Ромашечкина, которых в полку служило ох как не мало!
   Медсёстры любили звонкоголосых, зелёных, ускоренных выпусков лейтенантов, и убелённых ранней сединой капитанов...
   А вот Ромашечкина, который хоть и мил, но ни ростом, ни званием, ни лицом, ни голосом не вышел, они не любили.
   Ромашечкина, "Ромашку", обожали...
   И Ромашка, которого словно заговорённого, второй год не брали ни штык, ни пуля, жестоко страдал оттого, что слишком уж быстро медсёстры теряли своих любимых - удачливых его соперников: всех этих кряжистых, высоких, мужественных, зелёных и звонкоголосых...
   Его щедрое, круглое сердце отказывалось от той мысли, что иногда по ночам нашёптывал ему какой-то тёмный голос: когда их, удачливых его соперников, не останется вовсе, медсёстры обязательно обратят свои прекрасные очи на него, Ромашку...
   А на место тех, кто смертью храбрых падал на поле битвы, всегда приходили новые: кряжистые, высокие, более красивые, еще более зелёные и убелённые. И только Ромашка бессменно служил себе Родине, будто бы и не было вокруг войны и смерти...
   Товарищ Курочкин, замполит полка, на частых теперь (и чем дальше отступали, тем более частых) политбеседах регулярно объяснял солдатам, что "отступление наше заранее запланировано согласно высочайших директив Ставки", что "мы заманиваем коричневого зверя в хитро расставленные капканы", что "как никогда ранее, необходимо крепить и множить...".
   И о многом другом говорил товарищ Курочкин: о злейшем враге красноармейца - чесоточной вше, о нестриженых ногтях, под которыми тучами гнездятся союзники фашистского гада, - микробы. Ядовитые микробы эти всегда представлялись Ромашке похожими на маленьких подлых гитлериков со щёточками чёрных усов под острыми носиками, словно на плакате Агитпропа...
   И о разных нехороших, стыдных заболеваниях рассказывал замполит товарищ Курочкин...
   - А причиной таких вот, товарищи, неприятностей, ослабляющих силу и мощь нашей великой и самой могучей в мире Красной Армии, товарищи, абсолютно и безоговорочно служат, так сказать, антисанитария и антигигиена! Вкупе, товарищи, с буржуазным и преступным пережитком прошлого, - так называемой "любовью!" - своим неизменно зловещим, с подвываниями, голосом заканчивал свои просветительские беседы товарищ Курочкин.
   Ромашка вместе со всеми, открыв рот, был готов бесконечно слушать о "гиене", способной расправиться с красноармейцем шустрее, нежели фашистский снайпер-асс, и свято верил в это злобное многоголовое чудовище. Он верил товарищу Курочкину даже тогда, когда тот вяло повествовал о хитроумных капканах, в которые Красная Армия заманивает коричневого фашистского зверя, хотя всем, и самому товарищу Курочкину тоже, давно было ясно, что "самая могучая и непобедимая" на данный момент просто драпает, истекая кровью...
   Ромашка и все его сослуживцы знали, что для товарища Курочкина это такая нелёгкая, смертельно опасная работа - подбадривать себя и красноармейцев; и никто не возмущался. Тем более что никто не хотел товарищу Курочкину, страстному обличителю микробов, "буржуазного пережитка" и хорошему рассказчику, серьёзных неприятностей.
   Вот только не хотелось верить Ромашке в то, что любовь, которая ему так желанна, - буржуазный пережиток. И не хотелось верить Ромашке в то, что "пережиток" этот - всего лишь причина стыдных заболеваний. Ромашка понимал, что товарищу Курочкину просто предписано клеймить позором все то, что мешает красноармейцу быть послушной и непобедимой военной машиной. "А какой же из красноармейца головорез, коли он, разомлев от сантиментов, заместо штыковой атаки в поле ромашки...тьху!.. одуванчик нюхать начнёт!?".
   Такие вот разные по своему качеству мысли одолевали Ромашку, когда он вместе с ротой истребителей танков проходил через покинутое местными жителями село.
  
  
   Разбитые дворы и обезглавленные колодцы, воронки от взрывов и сгоревший остов какого-то автомобиля...
   По центральной, когда-то самой красивой, вероятно, улице села туда-сюда бродила, прихрамывая на раненую ногу, каурая лошадь.
   Она была впряжена в телегу. Маленький колокольчик под дышлом звонко позвякивал, а в телеге, некрасиво развалившись, лежал мёртвый бородатый человек...
   Других мёртвых тел в селе не оказалось...
   Солдаты отворачивались от телеги, строй потерял всю свою стройность из-за того, что лошадь заглядывала каждому из них в глаза в тщетной надежде на то, что её, наконец, избавят от страшного груза, а капитан Дьяченко упрямо вёл солдат сквозь село.
   И только Ромашке вдруг почему-то стало так стыдно, так стыдно, что у него быстро-быстро застукало сердце. Он выбежал из строя, и под изумленными взорами своих сослуживцев и капитана Дьяченко, растерявшегося от такого нахальства, схватил каурую под уздцы.
   В считанные секунды Ромашка увёл телегу с бородачом в пустую соседнюю улицу, распряг лошадь, вытащил убитого из телеги и аккуратно уложил у бревенчатой стены. Затем он зачем-то расправил ладонями полы замявшегося пиджака на мёртвом бородаче, словно бы приготовив того к последней встрече, и ласково потрепал каурую по холке, отпуская её...
   Это было всё, что он мог сейчас сделать для них.
   После этого Ромашка вприпрыжку побежал назад, в строй.
   Капитан Дьяченко не сказал ему ни слова, только глаза опустил.
   И никто, даже сам Ромашка, не понял, что его судьба в это мгновение круто изменилась, и решение о нем уже принято...
  

* * *

   Вечером, когда полк окопался, и истребители танков выдвинулись вперёд, когда было выставлено боевое охранение, и разведчики ускакали в темноту, товарищ Курочкин выступил с речью.
   Стоя рядом с командиром полка, полковником Чёрным, товарищ Курочкин не стал в этот раз рассказывать о "гиене".
   Замполит товарищ Курочкин срывающимся от волнения голосом говорил сегодня о том, что им предстоит встретиться лицом к лицу с "матёрыми фашистскими волками" - передовыми танковыми частями дивизии "Мёртвая Голова", рвущейся окружить и заключить в смертоносный котёл отступающие дивизии Красной Армии.
   Он говорил о том, что именно их полку выпала честь "прикрывать порядки наших войск" до тех пор, пока они не "перестроятся в мощный кулак и не будут готовы нанести ответный сдерживающий удар"... Он говорил о любви "нашего великого отца и учителя" к каждому из тех, кого этот "отец и учитель" приговаривал к геройской смерти на завтрашнем поле боя...
   И не собирался товарищ Курочкин сейчас вспоминать, что любовь - буржуазный пережиток... Замполит товарищ Курочкин очень хорошо говорил о том, какое это великое счастье - "...умереть за нашу самую лучшую в мире Родину, за наших любимых, за матерей и сестер...".
  

* * *

   Всю ночь, до рассвета, Ромашка мерз в окопе и не спал, размышляя о том, как завтра, с первыми лучами весеннего солнца, он вступит в неравный бой с фашистами, и геройски погибнет, остановив своей круглой геройской грудью железные гитлеровские полчища...

* * *

   А под самое утро он, прижав к себе противотанковое ружьё, провалился в сон, и ему почему-то приснилась давешняя лошадь.
   У лошади были теплые, пахнущие спелой малиной губы, и... мягкая женская грудь...
   В одном копыте лошадь сжимала дымящийся котелок с чем-то горячим и вкусным, а вторым теребила Ромашку за плечи...
  -- Ромашка, - горячо зашептала лошадь ему в ухо, - проснись же,
   Ромашка, чёрт ты сонный!..
   Изумлённый таким бесцеремонным поведением спасенной им лошади, рядовой Ромашечкин открыл глаза.
   Рядом с ним, навалившись всем телом, едва умещаясь в окопчике, пребывала сама тётя Таня! Та самая тётя Таня, всеми любимая повариха и развесёлая болтушка, которая по-матерински опекала Ромашку со дня его зачисления в часть.
   В левой руке у тёти Тани был дымящийся котелок с супом из тушёнки, а правой она, видимо давно, тормошила Ромашку за плечо.
   - На-ка вот, пошамай, а то совсем оголодал. - Тётя Таня осторожно передала Ромашке котелок, и когда тот, облизав засапожную ложку, принялся есть, сопя спросонок, уселась на осыпь, немного сбоку, и довольно наблюдала, как Ромашка опустошает котелок...
  

* * *

  
   ...Через сорок минут земля содрогнулась от артиллерийского грохота и лязга танковых колонн...
   Бой закипел.
  

* * *

  
   ...рядовой Ромашечкин, расстреляв все заряды, перекинул на грудь свой пистолет-пулемёт: на поле боя хватало подбитых немецких танков, и из горящих коробок вываливались на рассевшуюся землю маленькие фигурки в чёрных комбинезонах. Ромашка поливал их свинцом до тех пор, пока его пистолет-пулемёт не поперхнулся, прожевав последний патрон. "Всё!" - легко зазвенело в голове у Ромашки, - "Вот и всё!"...
   Он оглянулся по сторонам. Вокруг него бушевало пламя: пылали подбитые танки, сама земля горела под ногами... Не было ни чёткой линии обороны, ни ровных танковых колонн, - не было ничего, что напоминало бы пресловутый "хитроумный капкан" товарища Курочкина... Все и всё смешались в одном кровавом месиве; заградители, еще недавно убивавшие товарищей Ромашки, бегущих от танков, и те вступили в бой, строкоча своими ППШ...
   И вдруг из-за черного низкого дыма вынырнули немецкие танки.
   Ромашка, повернувшись на нечеловеческий крик, призывающий "делать как я", увидал, как слева от него из-под земли поднялся замполит товарищ Курочкин. Припомнив его рассказы, Ромашка даже улыбнулся, больно растянув чёрные сухие губы, но тут же посуровел: у товарища Курочкина правая рука висела окровавленной плетью, а левой он прижимал к груди связку гранат... Ромашка смотрел, как накатывается на товарища Курочкина закопчённая хоботастая громадина в чёрно-белых крестах. Как любитель чистоты и противник любви, абсолютно лояльный гражданин, товарищ Курочкин, исчезает под её брюхом. Как на том месте, где только что были танк и упавший под него замполит, из земли вырастает красный цветок с чёрными клубящимися лепестками...
   И тогда справа и слева, со всех сторон, поднялись и пошли на танки товарищи Ромашки. И вместе с ними пошёл сам Ромашка, рядовой Ромашечкин.
   Справа и слева, один за другим, вспыхивали алые цветы, и вот наступило такое мгновение, когда центром и средоточием этого цветка стал рядовой Ромашечкин, Ромашка...
   В самый последний миг, когда его жёлтые волосы-лепестки поменяли свой цвет и слились с красными лепестками пожирающего его и немецкий танк бутона, Ромашка замер от восторга при мысли о том, как красиво, как героически умерли он и его товарищи...
   А затем...
   ...рядовой Ромашечкин, расстреляв все заряды, перекинул на грудь свой пистолет-пулемёт: на поле боя хватало подбитых немецких танков, и из горящих коробок вываливались на рассевшуюся землю маленькие фигурки в чёрных комбинезонах. Ромашка поливал их свинцом до тех пор, пока его пистолет-пулемёт не поперхнулся, прожевав последний патрон. "Всё!" - легко зазвенело в голове у Ромашки, - "Вот и всё!"...
   Он оглянулся по сторонам. Вокруг него бушевало пламя: пылали подбитые танки, сама земля горела под ногами... Не было ни чёткой линии обороны, ни ровных танковых колонн, - не было ничего, что напоминало бы пресловутый "хитроумный капкан" товарища Курочкина... Все и всё смешались в одном кровавом месиве; заградители, еще недавно убивавшие товарищей Ромашки, бегущих от танков, и те вступили в бой, строкоча своими ППШ...
   Погиб под брюхом немецкого танка товарищ Курочкин.
   И тогда справа и слева, со всех сторон, поднялись и пошли на танки товарищи Ромашки. И вместе с ними пошёл сам Ромашка, рядовой Ромашечкин.
   ...В самый последний миг, когда его жёлтые волосы-лепестки поменяли свой цвет и слились с красными лепестками пожирающего его и немецкий танк бутона, Ромашка замер от восторга при мысли о том, как красиво, как героически...
   "Как же это, братцы!?" - успел подумать Ромашка и...
   ... тогда справа и слева, со всех сторон, поднялись и пошли на танки товарищи Ромашки. И вместе с ними пошёл сам Ромашка, рядовой Ромашечкин.
   ...В самый последний миг, когда его жёлтые волосы-лепестки уже должны были поменять свой цвет и слиться и т.д. и т.п., Ромашка замер от восторга: он понял, что что-то в его героической смерти пошло сикось-накось, что-то не сложилось, что-то откладывается, чему он, признаться, был несказанно теперь рад! Ведь теперь он сможет сколько угодно целиться и как можно лучше подбивать танки! Ведь это именно для того, чтобы подвиг его стал непревзойденным, а газеты-малотиражки всех дивизий прославляли бы его огромными статьями, судьба сохранила его до сих пор! Ромашка, осмелев, поднялся во весь рост, почти впритык подбежал к железному чудовищу, играючись размахнулся, и...умер, навылет пробитый пулемётной очередью...
   "Как же это, братцы!?" - успел подумать Ромашка и...
   Всё повторилось сначала. Сознание рядового Ромашечкина преподнесло ему ещё один сюрприз: на шестом повторе он вдруг обнаружил, что может мгновенно переноситься с места на место, легко уклоняясь от пуль и осколков, отыскивая самые уязвимые места в подставляющихся его безжалостным ударам танках, и что личность его раздвоилась - один рядовой Ромашечкин носиться по полю битвы, неумолимо круша вражескую броню невесть откуда берущимися гранатами, а второй Ромашка в это же самое время, посмеиваясь, наблюдает сам за собой!..
   "Как же это, братцы!?" - успел подумать Ромашка и...
   ...всё повторилось сначала... Ромашечкин научился управлять той нечеловеческой силой, которая почему-то досталась ему: одним движением пальцев, как дирижёр приезжавшего к ним когда-то в деревню хора, которого Ромашка помнил, он останавливал летящие в него снаряды и швырял их обратно, в наползающие колонны танков...
   Он видел все полыхающее поле битвы со всех ракурсов, мгновенно предугадывая всякое перемещение, и даже слышал и понимал, о чем перекрикиваются по радиостанциям командиры немецких танков!..
   Дивизия за дивизией, они катились навстречу тому, чья неукротимая сила разбрасывала их, словно консервные банки...
   И все равно, всякий раз, когда, казалось, разрушительной силе Ромашки ничто не в состоянии противостоять, он умирал...
   В сотый, в тысячный раз, на краю гибели, оглянувшись на того Ромашку, который со стороны наблюдал за его титанической битвой с железными чудовищами, этот Ромашка видел на губах того грустную усмешку: "Ты ничего опять не понял, Ромашка!".
   Ромашечкин перестал метаться. Он обнаружил, что может легко справляться со стальными монстрами и без гранат. Сидя в сторонке, рядом с тем, другим Ромашкой, он просто думал, вот и все. Мысль его была так же разрушительна, как и дело: танковые армии гибли, едва вынырнув из чёрного низкого дыма...
   Мысленно рядовой Ромашечкин мог уничтожать эти самые танковые армии еще на далёких подходах к полю битвы.
   Ему так же покорились небеса: самолёты прикрытия, которых опомнившиеся фрицы слали, армада за армадой, на выручку своим оплошавшим наземным армиям, сыпались на землю как перезрелые яблоки...
   Рядовому Ромашечкину подумалось, что он похож на древнего бога войны, кажется, греческого, имени которого он не знал, а если бы и знал когда-то, то не запомнил бы: у Ромашки была плохая память на имена!
   И только он подумал об этом, как услыхал звонкий смех своего антипода. Он поднялся, в гневе желая наказать злого пересмешника, и...понял, что гораздо, гораздо выше своего мнимого двойника - Ромашки второго. Что макушка подпирает чёрные прокопчённые небеса, а руки, если их вытянуть, убегают далеко за горизонт... Он почувствовал, что щёки его покрыты лёгким светлым волосом: странная, нерусская бородёнка росла у него на щеках! Он понял, что наконец-то красив, как бог, что отныне ни одна медсестра не сможет противиться его божественной любви! Любви?!
   Какой же он дурень, несмотря на свое нынешнее божественное совершенство!
   Он посмотрел на того, второго Ромашку: его двойник кивнул! Любовь! Вот что положит конец его наивному бесконечному героизму и тысячам одинаковых смертей!
   Он простер свои огромные руки и пошёл навстречу немецким армиям, с сердцем, переполненным благой любовью.
   Перепачканные, в крови и копоти, немецкие танкисты, еще сто лет тому назад бывшие его кровными врагами, вылезли из люков.
   Ромашка снизошёл до них, уменьшив свой исполинский рост. "Какие же это враги, - звонко пело его огромное сердце, - они хорошие, добрые ребята!" Немецкие солдаты приблизились. Не звучало ни единого выстрела. Война всё ещё бушевала где-то там, внизу...
   Просветленный Ромашка хлопал немцев по плечам, пожимал им руки. Немцы хохотали, их голубые романские глаза светились каким-то знакомым Ромашке светом...
   И он шагнул вместе с ними за раскрывающийся горизонт. Вот только оглянулся: где же там тот, второй? И никого не увидел за собой. Только тихонько защемило в груди... "Вот и всё, - подумал рядовой Ромашечкин, - вот и всё!"
   И это действительно было всё...
   Они ушли, и их смех закатился за облака...
  

* * *

  
   Легкие тени скользнули над глубоко вгрызшейся в землю пехотой,
   артиллерией, ротой истребителей танков.
   Рассвет выкрасил небеса розовым, теплым цветом...
   Тётя Таня шла по краю окопа с пустым котелком.
   Раз за разом она изумлённо заглядывала внутрь этого самого котелка: она не помнила, кому несла его, и как он оказался пустым... Затем, ответив на шутку какого-то острослова шуткой, она бросила размышлять над этим; вестовые звали к побудке и на марш: беда минула, немецкие танки не появятся! Разведка донесла о далёких раскатах на севере: там всю ночь шла страшная битва... Ставка действительно замышляла их отход в качестве завлекающего манёвра - товарищ замполит Курочкин, оказывается, был прав! На северном плацдарме, в безжалостных жерновах пали тысячи русских и немецких солдат - Главнокомандующий отрапортует о славной победе!..
  

* * *

  
   И полк, снявшись на марш, двинется дальше, на соединение с главными силами Красной Армии, чтобы сражаться ещё долгие пять, а может быть шесть, а то и сотню лет...
   И только рядовой Ромашечкин сегодня не в строю: его имя даже не значится в реестрах.
   Его имя вообще не значится среди живущих на этой Земле!...
  
   ...А котелок, из которого поел рядовой Ромашечкин, неизменно приносил всем его обладателям необъяснимую удачу...
  
  
  

(Конец)

  
  
  
  
  
Оценка: 4.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"