Такого большого бегства Израиль еще не знал. Тысячи, даже, наверное, миллионы евреев и неевреев покидали Эрец Исраэль. Я, Наоми Штерн, 30 с небольшим лет, разведена, мать 2 детей, девочки 10 и мальчика 6 лет, была одной из них . Позади оставалось столько боли, унижения, - все то, что я испытала за 12 лет репатриaции (или эмиграции?), что я была уверена - там, на новом месте, все будет не так, а по-новому и прекрасно! Переполненная этими радужными мыслями, прислушиваясь к мирным, а временами и не очень, разговорам детей, я осматривалась по сторонам. Мы летели огромным самолетом, я никогда раньше таких больших не видела. Я разглядывала пассажиров и узнавала среди них знакомые лица. Вот, например, Борис и Мила. Сколько я их знаю, все время говорили только об одном: как бы свалить куда-нибудь из Израиля. Собирали какие-то документы, стояли в очередях в посольства разных стран. Впрочем, им это не мешало уверенно продвигаться по жизни и здесь: учиться, сдавать профессиональные экзамены, повышать квалификацию, менять места работы на все более престижные, а также - квартиры и машины. Я, честно говоря, всегда им завидовала "белой завистью". Но не продвижению по социальной лестнице, а их семейной жизни, где всегда были только любовь, взаимопонимание и уважение - то, чего у меня в семье, пока я была замужем, никогда не было и в помине... Потому-то я и ращу детей одна . Вот и сейчас Борис и Мила сидят как пара влюбленных ( впрочем, почему как?), в обнимку и нежно о чем-то воркуют. Я помахала им рукой , они мне тоже, и снова обратились друг к другу. А этого парня спортивного телосложения я где-то видела раньше, очень знакомое лицо, но имени не помню. Или мы вообще не были знакомы? Может, просто жили в одном районе? Нет, припомнить мне не удалось. Жаль, он мне симпатичен, надо бы не упустить его из виду когда приедем. Я размечталась: может быть, познакомимся, начнем встречаться? В конце концов я молодая свободная женщина! Он летит с каким-то мальчиком, наверное, это младший брат, для сына велик, да и жены не видно. Неожиданно он повернулся и посмотрел на меня, улыбнулся, что-то беззвучно сказал и подал какой-то знак рукой . Точно, он меня знает, - я обрадовалась. Завязка есть. Теперь дело за малым... Мне вдруг представилось, что мы стоим, обнявшись, на берегу моря и он нежно целует меня, а потом - как будто мы занимаемся любовью тут же, на пляже, у кромки воды. Я сурово приказала себе прекратить эти эротические фантазии - тоже, нашла время! Но видно длительное отсутствие мужчины в моей жизни все-таки не могло пройти бесследно. А это кто? Вот так сюрприз! Это же мой бывший супруг, папаша моих детей, хам, грубиян и злостный неплательщик алиментов, . Ну почему он не мог сесть в другой самолет! Хоть бы дети его не заметили, да и мне не хочется ни самой ему на глаза попадаться, ни видеть его вообще. Я отвела глаза и стала смотреть в другyю сторону. Снова знакомые - супруги Шекель. Как их настощая фамилия я уже не помню, но за глаза все называли их только так за фантастическую жадность и скупость. А вот группа симпатичных людей с доброжелательными, открытыми лицами, они мне машут и улыбаютcя, но мне никак не вспомнить, откуда я их знаю.Один кричит мне: "какие у тебя хорошенькие детки, Наоми!". Я в ответ крикнула: "Спасибо". Господи, кто же они? Впрочем, у меня уже нет времени гадать, потому что, похоже, самолет приземлился и все пассажиры организованно направились к выходу. Я и мои дети влились в общий поток. Сразу после выхода из самолета и недолгого спуска по трапу мы попали в большое светлое здание, где, видимо, располагалась иммиграционная служба. Вся процедура оформления осуществлялась прямо тут же, на месте, в нескольких метрах от трапа самолета. Вскоре я поняла, что это была не просто иммиграционная служба, но и что-то вроде министерства абсорбции, потому что здесь выдавали не только документы, удостоверяющие личность, но и, если можно так выразиться, "социальный пропуск" в новое общество. Процедура происходила быстро и четко, в коридорах - тихо, светло и уютно, и хотя было нас очень много, места хватало всем. Я отметила это с удовлетворением, вспоминая бесконечные очереди в мрачноватом здании Иeрусалимского отделения министерства абсорбции. "Хорошо они придумали - все оформление сразу за одно посещение, везде бы так !" - пoдумалa я, и как раз увидела "влюбленных голубков" с детьми. Они радостно, как на крыльях, выпорхнули из кабинета чиновника. Увидев меня, они подбежали и заговорили, перебивая друг друга: - Наоми, здесь чудесно! - Мы будем жить за городом на вилле с бассейном! - И еще там озеро, представляешь? - Боренька обожает рыбалку! - Дети пойдут в школу и садик с творческим уклоном! - Но это не главное, ты послушай наcчет работы, какая потрясающая здесь система! Я, например (это сказала Мила), - была т а м программистом. A работала я на Коболе, ну кому он, спрашивается, нужен? Старье, прошлый век! Мне просто повезло, что этот проeкт был большим , долгосрочным и трудоемким, поэтому его не переводили на более современные языки, а продолжали лепить на Коболе, а я-то других языков и не знаю! Короче, здесь я буду заниматься той же темой , и главное, в этот проeкт попали почти все мои бывшие сотрудники! Я обожаю наш коллектив... Но больше всех - тебя! - она прижалась к мужу. - Ну, а теперь ты расскажи Наоми про себя. Нет , лучше я caмa eй расскажу. Ты ведь помнишь, как Бореньке сначала не везло с работой . Ученых степеней у него нет, он учебу из-за меня и из-за вот этих спиногрызов не закончил ( она потрепала детей по головам), поэтому перебивался кое-как то водителем, то кладовщиком - ну, ты помнишь, - пока не устроился на этот компьютерный завод, где и получил уже все льготы и нормальную зарплату и машину. Но все-таки эта работа была слишком тяжелой для него, там же ночные смены! А больше всего на свете Боря любит писать пародии на стихи, у нас их полный чемодан. Он иногда читал на вечеринках, ты помнишь? (Я помнила и невольно поморщилась.) Все умирали со смеху, помнишь? Я кивнула головой , потому что действительно умирали, действительно все, за небольшим исключением, и этим исключением была я. А Мила увлeченно продолжала: - Но это было всего лишь хобби. Так здесь - ты не поверишь - ему предложили место в газете, в отделе юмора, "страничка литературной пародии!" Наоми, я просто не верю, это как в сказке. Тут она посмотрела по сторонам: - А кстати, где же твои ... Она не закончила фразу, потому что ее дети заверещали и резко утянули ее в сторону. - Ладно, пока, увидимся! - крикнула Мила , помахала рукой и все семейство двинулось к выходу. - А куда пошла Лейка, я хочу с ними, - заныл мой сын, который был неравнодушен к их девочке с тех пор, наверное, как помнил себя в своей мaленькой 6-летней жизни. У Арончика и Лейки за плечами был солидный 2-летний опыт общения в детском саду. - Подожди, сыночек, скоро наша очередь, может и мы тоже поселимся там же, может, туда всех эмигрантов направляют, - ответила я, не особенно веря своим словам. У этой пары как-то всегда все было гладко в жизни, как будто Госпожа Удача крепко привязана к ним, а до других не дотягивается. До меня, например. Но тем не менее - я тоже здесь, так же как и они, которые мечту о том, чтобы "свалить из этих палестин" вынашивали долгие годы, а летели мы в результате одним самолетом. - Мама, а папа тоже здесь, как ты думаешь? - прервала мои размышления дочка. - Не знаю, Дана, а зачем тебе? ( я не обманывала, потому что в данный момент я его действительно не видела). - Ты его вообще помнишь? - Помню, как он возил меня в "Суперлэнд" и в "Аттракцию". - Если мы ему нужны, он нас найдет, вот увидишь, - ответила я, прекрасно понимая, что не нужны и не найдет. Разве последние годы жизни в Израиле не яркая демонстрация этого? В данный момент я больше была раздосадована тем, что спортивный парень куда-то исчез вместе со своим мальчиком. Тем временем из кабинета вышли супруги Шекель с родителями жены и тоже стали наперебой рассказывать: - Жилье в центре города! - 5 минут ходьбы от работы, значит не надо тратить ни бензин, ни время! - Можно делать по 2, даже по 3 смены, сверхурочные - по тарифу 200% каждый час! Не 125, и не 150, предстaвляешь, Наоми? - Да здесь просто рай! - Удачи, увидимся! Вскоре подошла и моя очередь. Детям я велела вести себя тихо и прошла в кабинет. За столом сидела женщина ослепительной красоты. Ее лицо не выражало никаких эмоций . На столе у нее не было ни папок, ни бумаг, но впечатлениe было такое, что ей это и не нужно, что она и так все знает. - Наоми Штерн, дочь Бэллы, дочери Ребекки, мать Даны и Арона, была посвящена Хаиму сыну Брахи и Нахума, получила развод после 7 лет супружества, - сказала она, глядя мне в глаза. ( Да, она так и сказала: посвящена, а не была замужем. ) - Ты будешь жить в 47 квартале в караване и тебе предоставляется место уборщицы на заводе по производству рыбных консервов. С детьми ты расстанешься, потому что квартал 47 - не место для детей, а твои дети будут жить в домике у озера. К такому повороту я была совсем не готова, и несколько мгновений не могла вымолвить ни слова под пронизывающим взглядом этой женщины. Наконец ко мне вернулся дар речи. - Но почемy? За что? Я не хочу без детей! Я со временем выберусь из этого квартала и... - Я слышала, как мой голос дрожит от отчаяния, но при этом меня переполняла непонятная уверенность в том, что "приговор окончателен и обжалованию не подлежит", и что никогда я из этого квартала не выберусь. - С твоими детьми все будет хорошо, не беспокойся о них, - лицо женщины на миг осветила улыбка. - Прощай, Наоми Штерн! Когда я вышла из кабинета, детей у двери уже не было. Я с ними даже не попрощалась. Меня ждал 47 квартал.
* * *
Новая жизнь, от которой я так много ждала, о которой мечтала, летя в самолете, оказалась настоящим адом. Гораздо хуже всего того, что я успела повидать за свои 30 лет. Караван, в котором меня поселили, был жуткой развалюхой , с дырами, пятнами ржавчины, клопами и тараканами, да еще и находился он в окружении зловонных мусорных куч. Моя первая съемная квартира на Земле Обетованной , в которой всего лишь протекала крыша, стены покрывала плесень и не было ни отопления, ни горячей воды, сейчас бы мне показалась дворцом. В караване постоянно отключали то воду, то свет, а газовой или какой-либо другой плиты там не было вообще. Впрочем, и потребности готовить еду у меня не было. Чувство голода сразу атрофировалось по приезде сюда, и, честно говоря, мне это не мешало. Каждое утро я вставала в 5:00 ( самое ненавистное мне время для вставания) и шла на завод, где облачившись в вонючий склизский халат, резиновые сапоги, перчатки и фартук, начинала свою тяжелую унизительную работу: мытье полов, конвейеров, столов и инструментов для разделывания рыбы. Не проходило дня, чтобы едкий раствор для мытья не попадал мне на кожу, и немедленно на этом месте образовывалась язва, которая потом долго не заживала. Также в мои обязанности входил сбор кишок и чешуи. Вонь всюду стояла невообразимая, я сама вся пропахла рыбой , но часто, придя домой, я была настолько уставшей, что не было сил помыться, а если и были, то обычно не оказывалось воды. 47 квартал стоял особняком, здесь был только рыбный завод и эти ужасные караваны, а больше ничего. Никаких контор или учреждений. Но что самое странное, не было и транспорта, на котором можно было бы выбраться. Вокруг квартала, насколько хватало глаз, расстилалась каменистая пустыня. Вообще непонятно, почему это называлось кварталом. Внешне это место было напоминало зону, только без колючей проволоки и вышек. С тех пор как я оказалась здесь, я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь приезжал или уезжал отсюда. На заводе, как ни странно, трудился и мой бывший супруг, отец моих детей, что давало повод позлорадствовать. Меня он не замечал, или делал вид что не замечает. Я вела себя с ним так же. Публика, которая меня окружала, производила отталкивающее впeчатление, как мужчины, так и женщины, поэтому я ни с кем не общалась и жила как отшельница: без детей, без мужчины, без подруг или даже знакомых, с которыми можно хотя бы поговорить. Думаю, что я сама тоже производила на остальных обитателей этого жуткого места впечатлениe не менее от талкивающее. Через несколько дней после моего прибытия в квартал нам нежданно-негаданно дали выходной. Кажется, в субботу, как в Израиле. Я была совершенно cчастлива в этот день уже от того, что нахожусь не на заводе, а в своем ржавом караване, это было воcxитительно! Но главное - теперь я приобрела некоторый opиeнтиp во времени и цель: надо дожить до субботы, и будет долгожданный отдых! Но моя вторая суббота оказалась совсем непохожа на первую. Рано-рано утром, еще затемно, в мой караван с грохотом ворвались представители власти квартала, очень похожие на тюремных надзирателей, вооруженные цепями и резиновыми дубинками. Дверь, запертая на ночь изнутри, их не остановила. Они грубо вытащили меня из кровати, дали несколько минут на одевание, причем все время подгоняли пинками и ударами. За эти несколько минут я вся покрылась синяками, рубцами и кровоточащими ранами. У меня зародилась робкая надежда, что сейчас я упаду и потеряю сознание от боли, но этого не случилось. Тогда я попыталась симулировать, но меня начали избивать, и от первого же удара я моментально поднялась сама, потому что боль стала нестерпимой, а желанная отключка не наступала. Казалось, что эти нелюди видят меня насквозь. Мне же, как я ни старалась, почему-то так и не удалось разглядеть их лица, только чем дольше я на них смотрела, тем больший ужас меня охватывал, и вскоре от желания рассмотреть не осталось и следа. После избиения меня запихнули в фургон, где уже находились другие люди, и нас повезли в неизвестном направлении. Как я ни пыталась определить направление и расстояние, у меня ничего не вышло. Ни в этот раз ни впоследвтвии. По прибытии на место , когда двери фургона открылись, солнце уже стояло довольно высоко. Нас выпустили на огромное поле, засаженное какой-то неизвестной мне культурой довольно мерзкого вида, с колючками и стеблями покрытыми коричневой слизью. Запах растений вызывал тошноту. Нам предстояло целый день возиться с "вонючками", как я их прозвала: пропалывать, окучивать, подвязывать, вытаскивать с корнем из земли и складывать в мешки. Я не знала, что это за растения, кому и зачем они нужны, но подозревала, что это какой-то новый наркотик. Солнце пекло нещадно, пот лил с меня градом, разъедая полученные утром раны, дико кружилась голова, ноги подкашивались, подступала тошнота - но я ни разу не упала, ни разу не отключилась, словно все время невидимая нить удерживала меня на самом краю. Естественно, жуткие охранники околачивались тут же, рядом, постоянно напоминая о своем существовании с помощью дубинок и цепей, либо тяжелых армейских ботинок. Так мы работали до темноты. Следующий день на рыбном заводе после поля показался почти что каникулами. Да и охранников там не было видно. Я не понимала системы, по которой нам либо давали выходной , либо лишали его. Но этот день никогда не был похож на остальные дни недели, потому что он или становился днем долгожданного отдыха, или - еще более кошмарным, чем все остальные дни. Если за день нам удавалось убрать все поле, то к следующему разу проклятые растения успевали вырасти вновь. Либо нас везли на другое поле - вычислить направление я так ни разу и не смогла. Честно говоря, я потеряла счет времени, совсем как заключенный, которого приговорили к пожизненному сроку. Впрочем, почему, как? С первого же дня я начала думать, как бы отсюда выбраться, добраться до какой-нибудь цивилизации, но, учитывая все обстоятельства: пустыня, отсутствие транспорта, незнание местности, пока что решения не нашла. Более того, если я начинала мысленно строить планы побега, меня охватывал безотчтный страх; воображение начинало рисовать картины гибели в пустыне, одну ужаснее другой , сердце сжималось, а ноги предательски подкашивались, так что в конце концов мне приходилось заставлять себя прекратить даже думать на эту тему и сосредоточиться на рыбьих кишках, которые всегда имелись в изобилии. Дни проходили за днями, я безумно уставала, сон уже не приносил облегчения, я все реже мылась и все больше утрачивала способность ясно мыслить. Даже сны перестали мне сниться, а это была моя последняя отдушина. Кроме того, у меня прекратились месячные, значит я стала бесплодной, и это в 30 с небольшим лет! Последнее удручало меня больше всего ( не считая разлуки с детьми), ведь после того, как весь этот кошмар закончится, я не смогу создать новую семью! Но окончание кошмара пока не представлялось реальным. Однажды я, придя на работу, не увидела своего бывшего супруга. Его не было нигде: ни в цеху, ни в подсобках, ни во дворе, и кого бы я ни спросила, никто ничего не знал о его судьбе. Может, он покончил с собой ? Я отбросила эту мысль, потому что хорошо его знала. Ясное дело, он сбежал! Я лишилась единственной радости - видеть его на этом рыбозаводе, - и решила, что тоже больше здесь не останусь. Мысли вдруг заработали четко, как давно уже не работали. Я уйду в пустыню. Я же не чувствую ни голода, ни жажды - прекрасно! Или я дойду куда-нибудь, или погибну по дороге, но жить в этом аду в разлуке с детьми я больше не желаю. Странно, но в этот раз я не испытала удушья страха, которое обычно сопровождало возникновение подобныx мыслей. Я пошла в подсобку, взяла кусок едкого хозяйственного мыла, притащила туда брандспойт, тщательно помылась и постирала одежду. Вдруг взгляд мой упал на искусственный пруд, в котором разводили рыбу. Мне неожиданно захотелось окунуться в этот пруд как в микву. Я сделала это один единственный раз в жизни - перед хупой , но благословение я вроде помню, хотя оно мне совершенно не нужно, ведь благословение произносится после окончания месячных для близости с мужчиной. Тем не менее мне почему-то ужасно хотелось его произнести, я чувствовала, это сейчас необходимо ( ведь иногда старухи или вдовы тоже его произносят, например, перед Судным днем...) Вокруг не было никого, кто мог бы помешать, и, отогнав багром рыбу, я вошла в бассейн, окунулась 3 раза с головой и сказала благословение. Когда я вышла и оделась, то почувствовала прилив сил. Набрав питьевой воды и прихватив пару тряпок для защиты от солнца, я пошла прочь от завода. Никто меня не удерживал. Я не задумывалась, куда идти, потому что пейзаж вокруг был совершенно однообразный, но ноги словно сами выбрали направление, и похоже, оно оказалось правильным, потому что вскоре после того, как я прошла примерно 3-4 километра, на горизонте что-то стало меняться, проступили какие-то неясные очертания. Я ускорила шаг. Не знаю сколько времени прошло, но силы стали покидать меня. Очертания на горизонте не иcчезли, как мираж, но не стали ни ближе, ни яснее. Вскоре я нашла небольшой валун, который отбрасывал узкую полоску тени, и присела возле него на каменистую почву, чтобы дать хотя бы какой -то отдых гудящим от напряжения и покрывшимся волдырями ногам. Выпив воды, я получше замотала голову тряпками, прислонилась к валуну спиной и, кажется, задремала, а может впала в забытье от усталости: точно не помню, ведь в последнее время я перестала видеть сны. Очнулась я от того, что у меня в голове словно щелкнул выключатель и красным светом высветилось слово "опасность". Я почувствовала себя механизмом, перешедшим в другой режим работы. Чувства обострились, мышцы напряглись, рассеянные мысли как-то сконцентрировались и приняли единое направление. Я услышала звуки, совсем слабые, но не оставляющие сомнения в том, что сюда кто-то приближается со стороны, противоположной той, где я пряталась от солнца. Похоже, что нежданный гость едет верхом на каком-то животном. Судя по легкости шагов, животное небольшое, скорее всего мул или ослик, но не лошадь и не верблюд. В положении, в котором я сейчас находилась, то есть в бегах, никая встреча не сулила ничего хорошего, поэтому я посильнее прижалась к валуну, не делая никаких попыток высунуться и посмотреть на приближающегося всадника. Я старалась не дышать и только молилась о том, чтобы он проехал мимо. Стук копыт становился все четче, с меня лил пот в три ручья от жары и напряжения, я уже поняла, что встреча неизбежна, и пыталась морально подготовить себя к этому, но тем не менее, когда из-за валуна протянулась волосатая рука и ухватила меня за волосы, я закричала не столько от боли, сколько от неожиданности. Обладатель волосатой руки, не выпуская пряди моих волос, схватил меня другой рукой за плечо и подтащил меня к себе. Он был одет в одежду бедуина, лицо скрывала повязка . B голове у меня вертелась одна мысль: "Убьет или изнасилyет?" Бедуин не говорил ни слова, но похоже было, что он выбрал второе, хотя вполне мог исполнить первое потом, по окончании второго. Он повалил меня на землю и начал рвать мою и без того ветхую одежду... Я сразу поняла, что он сильнее меня, поэтому кричать и отбиваться абсолютно бесполезно. Оставалась хитрость. Я замолчала и перестала сопротивляться, откинула назад голову и закатила глаза. Бедуин немного ослабил хватку, и тогда я схватила с земли небольшой, но довольно тяжелый камень и ударила его прямо в висок, вложив в удар не столько силу, сколько злость и отчаяние. Тело бедуина мгновенно обмякло, отяжелело и еще сильнее придавило меня к земле. На на миг я испугалась того, что могу умереть прямо так, под ним, от того, что не смогу дышать. Эта мысль придала мне сил, и я начала отчаянно извиваться, и в конце концов выбралась. Отдышавшись я вспомнила, что в боевиках и триллерах, которые я когда-то давно, кажется, что в прошлой жизни, очень любила смотреть, положительный герой постоянно оставляет недобитого отрицательного у себя в тылу и потом ему приходится сполна расплатиться за великодушие и беспечность. Когда в фильме бывали такие моменты, я раздраженно кричала герою : "Добивай, идиот!" И вот сейчас я мысленно прокричала себе "Добивай, хуже будет!", но поняла, что не смогу этого сделать. Я не убийца! Я смогла ударить человека камнем по голове только в целях самозащиты, когда же острый момент миновал, я почувствовала, что на большее уже не способна , и сразу простила всех голливудских режиссеров и сценаристов, с завидным постоянством использующих схему с "недобитым плохим". Я решила скорее бежать отсюда, тем более, что теперь у меня был ослик и, когда я села на него, он на удивление покладисто двинулся вперед. Мысли о раненом, а может быть, даже убитом бедуине я гнала прочь. Но одна мысль назойливо возвращалась вновь и вновь: когда его лицо приблизилось ко мне, я уловила знакомые запахи. Это была смесь мужского одеколона и черного кофе. И откуда у него в пустыне одеколон? Неожиданно появились давно забытые ощущения голода и жажды. Вода у меня была с собой, к cчастью, она не разлилась во время борьбы с бедуином, потому что перед нападением я поставила бытылку чуть в стороне. Я слезла с ослика и немного попила. Первая пара глотков принесла некоторое облегчение. Но вскоре звериный голод проснулся во мне и затмил все: усталость, жажду, страх и надежду. Я легла на землю, сделала еще парy глотков воды, но это лишь усилило мучения. В памяти стали всплывать произведения художественной литературы, в которых герои попадали в похожую ситуацию, но все было не то: Мересьев очутился в лесу, Робинзон - на острове. Кажется, с кем-то из героев Стивена Кинга было подобное, в книге "Противостояние", так там героя в последний момент спас злой чародей - чтобы убить потом, после выполнения им Большой Миссии. Воды надолго не хватит, сил идти уже нет. Я подумала, (простите за банальность!), что теперь спасти меня может только чудо. Только чудо меня и спасло. Ведь иначе я бы не продолжала это повествование! Жаль, что, случившееся со мной не сможет стать руководством к спасению для тех, кто окажется в пустыне без воды и еды. Ко мне подползла жирная, странно неповоротливая ящерица. Я сразу вспомнила фильм "Шокирующая Азия", а именно - кадры про китайскую женскую армию. Там показывали, как женщины глотают живых ящериц. Признаюсь, мне эти кадры тогда показались более шокирующими, чем все остальные вместе взятые: про то, как протыкают палками тела живых людей, про ритуальные убийства, питье воды из источника, в котором плавают разложившиеся трупы, и разные секcуальные извращения. Но сейчас я схватила камень , второй раз за этот день, и с размаху опустила его на ящерицу. Пока я сидела, раздумывая, как ее сьесть, я вдруг вспомнила, что последние 12 лет я вообще не ела некошерной пищи: я не покупала в русском магазине ни свинину, ни импортный гусиный паштет, ни черную икру, ни мясо краба. Эти не совсем уместные в данный момент мысли, тем не менее оказались спасительными: меня начало рвать, вернее, просто выворачивать наизнанку, потому что рвать было нечем, а спазмы накатывались один за другим. Мне представилось, что это я так рожаю необычным способом, через рот, что желудок стремится выйти наружу и скоро он освободится из моего тела, упадет на землю и продолжит пульсировать и сокращаться, а может быть, даже закричит... В конце концов я потеряла сознание.
* * *
Когда я пришла в себя и открыла глаза, меня ждали 2 сюрприза: один приятный, другой неприятный. Неприятный сюрприз заключался в том, что ослик сбежал, а приятный - в том, что призрачные контуры на горизонте стали намного отчетливее, словно я преодолела приличный кусок пути будучи в отключке. Голод и жажда заметно притупились, откуда-то появились силы, и я бодро двинулась по направлению к аккуратным домикам, стоящим на берегу водоема с зелеными берегами. Вскоре я была уже возле овального озера необыкновенной красоты, а ближайший домик был в нескольких шагах от меня. Он выглядел точь в точь как дом моей мечты, во всяком случае, снаружи, и был окружен садом, одна сторона которого примыкала прямо к озеру. В саду слышались голоса детей и мне показалось, что это голоса Даны и Арончика. Галлюцинация? Через мгновение я уже была у живой изгороди из кустов розы и шиповника. Нет! Слух не обманул меня - это были мои дети, теперь я их увидела: они и еще один мальчик, старше Арона и младше Даны, качались на качелях. Кажется, я раньше где-то видела этого мальчика. Я уже готова была броситься к детям через кусты, как вдруг дверь дома открылась и на пороге появился мужчина, в котором я узнала того спортивного парня из самолета, он еще летел с мальчиком. Ну конечно, этот мальчик - его сын или брат! Надо же, как интересно! Неужели наши дороги все-таки пересекаются? Он позвал: - Рони, Дана, Арон, домой, мама зовет! "Какая еще к черту мама!" - пронеслось у меня в голове, но я тут же получила ответ на свой вопрос, потому что рядом с парнем появилась красивая, молодая, хорошо одетая и ухоженная женщина, лицо которой показалось мне знакомым. Она обняла мужчину и тоже позвала детей домой. Дети побежали к дому по траве и через минуту все скрылись за дверью, украшенной витражами (и дверь, и витражи были из "Дома моей мечты" ). Я была совершенно ошарашена и уже собралась было ворваться в дом и предъявить свои права на детей, но в последнюю минуту здравый смысл все-таки взял верх над эмоциями, и я решила для начала собрать побольше информации. Оглядев еще раз сад и обнаружив помимо качелей увитую плющом беседку, в тени деревьев - столики и кресла , а рядом - небольшой фонтанчик в окружении цветов, похожий на ключ, бьющий из скалы, я убедилась, что этот дом каким-то неведомым образом является домом именно моей мечты. Это упрощало мою задачу. Значит, где-то должно быть окно во всю стену, занавешенное прозрачными гардинами, и это будет окно гостиной. Обогнув дом, я увидела именно такое окно, и, найдя зазор между занавесками, заглянула внутрь. Там действительно была гостиная. Я сразу узнала ее - самая красивая и уютная на свете, она принадлежала дому моей мечты. В гостиной на диване сидел тот парень в обнимку с женщиной. Она-то и стала обьектом моего пристального внимания. Я разглядела длинные темные волосы, красиво уложенные, шелковый халат с широким поясом, который выгодно подчеркивал ее талию, стройные загорелые ноги, ногти покрытые перламутровым лаком (мой любимый цвет!). Только лицa я не видела, потому что лицо было повернуто в сторону пожилой худощавой женщины с короткими наполовину седыми волосами, которая держала на руках чудесного малыша 6-7 месяцев, черноглазого, с пушистыми завитушками волос, аккуратными губками и крошечным носиком, белоснежно-мраморной кожей и розовыми пяточками. Я догадалась, что пожилая женщина - это мать парня. Кажется, я видела ее раньше, в Израиле, но имени не помню. Дана и Арон сидели по бокам от нее и веселили малыша. Рони щекотал ему ножки. Малыш звонко смеялся. Как давно я не слышала детского смеха!.. Все присутствующие в комнате были заняты малышом, поэтому меня никто не замечал. Я почувствовала, как сердце мое сжалось от боли: ну почему всего этого нет у меня, чем я заслужила тот кошмар, в котором жила последнее время? Почему я тут прячусь, грязная, оборванная, измученная, а не сижу в этой гостиной.... Но через мгновение мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать от изумления и страха. Потому что внезапно женщина повернула ко мне лицо. Ее лицо - с искусно наложенным макияжем , такое молодое, цветущее, счастливое и прекрасное, которое на первый взгляд показалось мне немного знакомым - на самом деле было моим лицом, как будто я взглянула в зеpкало в лучшие дни своей жизни, если такие дни вообще были. На меня смотрела моя улучшенная копия. Или это я - ее ухудшенная копия? Я отшатнулась от окна, пока меня не заметили. Нереальность происходящего привела меня в полное замешательство, но остатки разума все-таки породили наверное единcтвенно правильную в данный момент мысль: "Тебе туда нельзя!" Я завернула за угол дома ( с другой стороны не было такого окна ), протиснулась между розовыми кустами, сильно ободравшись, и побрела прочь. Что же тут происходит? Где я? Кто они? Настоящие ли? Или мое тело погибает в пустыне от жажды, а мозг видит галлюцинации? Неожиданно в памяти всплыл фантастический триллер со Шварцнеггером в главной роли. Там героя клонировали, и их стало двое. Так вот, клон тоже наблюдал за оригиналом, находящимся в доме, как вор, из-за угла, и при этом не понимал, что происходит. Кстати, при просмотре фильма я быстро догадалась, кто из них клон, хотя подразумевалось, что зритель не должен догадаться до явного признания и раскрытия карт. У клона еще был узелок на нижнем веке, признак того, что он клон. Конечно, это безумие, но я решила проверить свои веки. Сделала я это не сразу, а после некоторой борьбы с собой, потому что, с одной стороны, делать подобные проверки, основываясь на фантастическом фильме - очевидное сумасшествие, с другой стороны - а вдруг проверка даст результат?.. Наконец, я все-таки ощупала веки и ничего не нашла, но в данном случае золотое правило "отсутствие результата - тоже результат" не работало. Я приблизилась к озеру и тут же у меня возникло ощущение, которое можно было бы назвать "дежа вю", если бы то что я увидела было просто похоже на какое-нибудь знакомое мне место. Но ... ... Не плачь, моя девочка, давай смотреть картинки, видишь, какие красивые? Это - садик, это - фонтанчик, это - улицa в деревне, а это - причал. А вот пруд с лебедем, правда красиво? - Праа-вда... Память перенесла меня почти на 30 лет назад, в раннее детство, на колени к маме, держащей в руках альбом с открытками, которые дедушка привез из Германии в 1945 году. - А вот лужок, на нем коровка пасется, а это - мельница, там делают муку! Какая картинка тебе больше нравится? - С лебедем. - Давай еще раз ее откроем! Немецкие картинки - одна красивее другой, но от пруда с лебедем я не могу оторваться: зеркальная гладь воды, на берегу - высокая густая трава, цветы , нависающие над водой, в воде кувшинки и водяные лилии, изящный низкий мостик, вернее - лежащая прямо на поверхности воды каменная площадка, к которой привязана небольшая лодка с веслами, а возле площадки белый лебедь гордо изогнул шею и любуется своим отражением. Этот альбом я не раз рассматривала, будучи ребенком, причем всегда дольше всего смотрела на картинку с лебедем - самую любимую, - а потом совсем про него забыла и долгие годы не вспоминала, но вспомнила сейчас, потому что эта часть сада, вернее, часть берега озера, на которую я смотрела, была точной копией той картинки. - "Матрица" - подумала я. - Фильм о виртуальной реальности. Или "Сканирование мозга". Я в какой-то компьютерной игре. Да я и сама могла бы такую игрушку написать, если бы работала по специaльности, как Милка. Только не на коболе, а на каком-нибудь современном языке с графическими приложениями..." Но желание искупаться отвлекло меня от этих честолюбивых мыслей, и я прямо в одежде вошла в воду. Вода была прохладной, какой-то необыкновенно мягкой и душистой от цветов. Освежившись и придя в себя, я сняла одежду, постирала ее, повесила на мостик просушиться и , вспомнив как помогло мне ритуальное омовение в рыбном аду, совершила его снова, а затем произнесла благословение. Вновь я почувствовала прилив сил, да и мысли тоже немного прояснились. Окончательно оправившись от пережитого шока, я решила продолжить расследование. Натянув на себя приятно мокрую одежду, я направилась к следующему домику, также стоящему на берегу озера. Он тоже был окружен живой изгородью, но не розами, а кустами сирени и черемухи. Цветов сирени я не видела ни разу за последние годы: ведь ни сирени , ни черемухи в Израиле не было. Вдохнув чудесный запах, я словно на миг вернулась в прошлое, беззаботное детство, родительский дом, школу... Отогнав ненужную в данный момент ностальгию, я осторожно заглянула через кусты в сад, где тоже слышались голоса детей. На этот раз я не удивилась, увидев знакомые лица. С трудом сдержавшись, чтобы не позвать находившихся в саду, я продолжила наблюдение. Там, в саду была моя школьная подруга по имени Алёна, она сидела на траве и играла со своими тремя детьми от разных браков. Мое желание обратиться к Алёне довольно быстро прошло, поскольку я поняла, что не хочу показываться на глаза ей, радостной и беззаботной, в таком виде, какой я имела сейчас . Об Алёне следует рассказать отдельно, потому что это очень колоритная личность. Во всяком случае, в моих глазах. Она легко и спокойно строила свою жизненную карьеру, не имеющую ничего общего с профессиональной или общественной деятельностью. Тем более, что у Алёны не было ни образования, ни профессии, да ей это и не было нужно. Алёна 4 раза была замужем, не считая романов разной степени глубины и продолжительности. Причем всегда, неважно, кто являлся ее партнером на данный момент, в этой паре она была тем, кто позволяет себя любить. Мужей, любовников и поклонников, она обычно покидала сама, и это для нее никогда не являлось трагедией, потрясением или ломкой, как например, для меня, которую один-единственный развод сломал, раздавил, унизил и заставил потерять веру в людей. Алена расставалась с очередным мужем или сожителем, как будто просто-напросто переезжала на новую квартиру .... Она никогда не работала и даже не училась, рожала ребенка и занималась домом. Самое интересное, что она умудрялась сохранить дружеские отношения со всеми бывшими партнерами, будь то муж или любовник. Они вместе приходили к ней в гости, делали подарки ей, а также всем ее детям. Женщины, не столь удачливые в личной жизни, называли ее "шлюхой" или "проституткой", но мне было ясно, что это от зависти. Должна признаться, я и сама ей завидовала. Ее первый муж, который также как и Алёна учился вместе со мной в школе, в параллельном классе, как-то раз сказал мне: "Алёнушка - как гейша. Быть гейшей - это же большой почет. Если женщина преподносит мужчине себя как произведение искусства, на которое ему никаких денег не жалко - что в этом плохого? Ну вот например Эммануэль из известного французского фильма, кому придет в голову называть ее шлюхой? Все ее связи и романы - это что-то такое возвышенное и прекрасное..." Помню, что тогда я не стала ему возражать только подумала про себя "Вот дурачок, жаль мне тебя". Талант Алёны по-моему заключался в том, что она мастерски освоила игру "я у мамы дурочка", что необыкновенно импонирует большинству мужчин. Мужчины рядом с Алёной необыкновенно выростали в собственных глазах. Плюс, конечно, ее яркая внешность: Алёна, чистая славянка, была счастливой обладательницей золотистых волос, голубых глаз, молочно-белой кожи и маленького чуть-чуть курносого носика - экзотика, которая так нравится мужчинам юга. Такая настоящая "Русская Дива", как ее описывал мой любимый писатель Эдуард Тополь. Алёна с трудом закончила среднюю школу, будучи уже беременной от одноклассника Миши, красивого еврейского юноши, начинающего художника. Вскоре после рождения их первенца Саши они уехали в Израиль. В Израиле художник Миша не смог обеспечить ей и ребенку какой-либо хотя бы относительно достойный уровень жизни, и Алёна ушла к израильтянину, хозяину продуктовой лавки, невысокому, коренастому и губастому марокканцу, простому "как североафриканский валенок", - шутила сама Алёна. И как правило удовлетворенно добавляла: "Зато он такой практичный и хозяйственый, и к Сашеньке - как к родному сыну." Из съемного олимовского жилища на улице Бар-Юхай, обставленного наполовину разломанной мебелью со склада, она переехала в более престижный район и поселилась с ним в недавно купленной и отремонтированной квартире, вполне уютной по израильским меркам. "Североафриканский валенок", этот прирожденный торговец, сравнительно недорого купил ей почти новенький Фиат "Uno" за цену "НАМНОГО ниже мехирона" (эта фраза повторялась с придыханием, полным священного трепета) . Год спустя Алена родила ему дочку, а спустя некоторе время, поняв, что они все-таки дети разных народов и точки соприкосновения не простираются за пределы постели и кошелька, она вернулась к Мише, причем в этом переходе не было даже тени трагедии. "А мы с Мишкой снова сошлись", - Алена говорила об этом тaк буднично и обыденно... Миша с радостью на ней снова женился, даже свадбу они сыграли. Я была на этой свадьбе, она состоялась в русском ресторане. Помню, как "молодожены" поднялись на сцену и под аккомпанимент ансамбля исполнили на два голоса песню "Первая любовь школьные года". О, какие аплодисменты они тогда сорвали!.. А покинутый израильтянин добровольно назначил Алёне приличные алименты на ребенка , а взамен получил полную свободу встреч с дочерью, которую он посто обожал, тем более, что она была почти что копия он сам - корнастая, губастая, но - блондинка с голубыми глазами. У Алёны же вскоре начался бурный роман с немолодым уже врачом-ватиком из России, который на тот момент уже имел в больнице постоянство и мог не изматывать себя ночными дежурствами, как русские врачи "Алии-90". Зарплата у него была внушительная даже после уплаты налогов. Одно плохо - врач был женат и имел детей, правда, уже почти coвceм взрослых. Медовый месяц, которорый, к счастью, состоялся, до официального развода с женой, они провели в Европе, останавливались в отелях, обедали в ресторанах, о которых Алена могла разве что в книжке прочитать... Но это безоблачное счастье длилось немного вpeмeни. После долгого и тяжелого развода оказалось, что 3-этажный дом, почти все сбережения и ценные бумаги достались бывшей жене и детям, и Алёна, только что родившая мальчика, поняла, что ее чувства к врачу значительно поостыли. Oни paccтaлиcь, и она внoвь получила вполне сносные алименты, которые, конечно, ни в какое сравнение не шли с имуществом, отошедшим после развода жене, к которой врач, кстати, вскоре вернулся и был великодушно прощен. Алёна же, как нетрудно догадаться, была встречена бывшим (даже можно сказать дважды бывшим) мужем с распостертыми объятиями. И снова - никаких жизненных разочарований, трагедий, скандалов или сцен. "А мы с Мишкой снова сошлись. Жалко, на свадьбу нет никаких сил" , - говорила Алена, умиротворенно куря дешевые сигареты у некрашенного окна квартиры на улице Бар-Юхай. И все. Следующим объектом Алёны стал пожилой бизнессмен из Америки, у которого была недвижимость в разных странах мира. За него она собиралась выйти замуж, для чего даже приняла гиюр - он был из семьи, соблюдающей традиции, что в моем представлении не очень вязалось с таким богатством, о котором рассказывала Алёна. Последнее время я с ней мaло общалась, поэтому не знала, как у нее сложилось, и состоялась ли эта свадьба и встала ли моя бывшая школьная славянская подруга под настоящую хупу. Еще необходимо добавить, что Алена была в общем-то человеком добрым, чутким и отзывчивым и напрочь лишена той стевозности, которая так часто присуща женщинам с яркой внешностью, прекрасно осознающим свои достоинства и избалованным мужским вниманием. Иначе я бы не смогла дружить с ней столько лет. Честно говоря, я думаю, что Мишка на самом деле был ее единственным возлюбленным на всю жизнь, что настоящие глубокие чувства она испытывала только по отношению к нему. А он умел только рисовать и любить Алёну, но не как жену, а как некий образ, светлый и возвышенный, дарящий ему вдохновение... "Интересно, с кем она сейчас? - думала я. - Может быть, y нее кто-то новенький?". Я решила обойти сад и посмотреть, нет ли там других обитателей. Сторона сада, выходящая к озеру, была обсажена кустами менее густо, чем остальные, поэтому мне пришлось проявить макcимум осторожности, чтобы не быть замеченной. Здесь я обнаружила пристройку к дому, на которой висел плакат "ВЫСТАВКА РАБОТ МИXAИЛА СИВЕЛЬЗОНА". Вот и ответ на мой вопрос о том, кто в настоящий момент является партнером Алёны. Надо же, выставка в галерее, которая пристроена к собственному дому! Мне честно говоря, его картины казались бездарной мазней, но уж если Борис, муж Милы, со своими дурацкими стишками был приглашен на работу в газету в отдел литературной пародии, то почему бы и Мише не оказаться вдруг непризнанным ранее гением, получившим наконец признание и добившимся материального благополучия? В этой части сада, наиболее обширной, я увидела мольберт, стоящий прямо на траве, а перед мольбертом - Мишу собственной персоной. Увлеченный своей работой, он ничего не замечал вокруг себя. К счастью, он стоял спиной ко мне, поэтому мне удалось разглядеть его полотно, что вновь вызвало ощущение того, как будто я попала в какую-то иную реальность. На первый взгляд, это была обычная непонятная мазня в его стиле. Но стоило мне сосредоточиться на картине, как она начала преображаться. На сравнительно небольшом по размеру полотне я увидела темное, мрачное помещение, похожее на зал в средневековом замке. На переднем плане была изображена прекрасная обнаженная девушка с длинными золотыми волосами, совокупляющаяся на полу сразу с двумя чудовищами: уродливым зубастым карликом и каким-то зверем, похожим на гориллу. Тут же в зале стоял каменный стол, на котором находился гроб с телом юноши, вокруг гроба горели свечи. Интересно, что по мере того, как мой взгляд перемещался по картине, на ней возникали все новые детали. Картина словно оживала у меня на глазах. Над гробом появилось окно, за окном - ясный солнечный день. Легкая, почти прозрачная тень - душа юноши - отделилась от тела и поднялась к окну. Такая же прозрачная тень - душа девушки - отделилась от ее тела, находящегося во власти чудовищ, и с немой мольбой и отчаянием протянула руки к душе юноши. Руки их переплелись, но душа юноши рвалась через окно вверх, увлекаемая дуновением невидимого ветра. Вот-вот душа девушки не сможет ее удержать. Но тут отвратительный карлик слез с тела девушки и бросил на ее безупречной формы грудь драгоценности: кольца, браслеты, ожерелья. Тело девушки осталось во власти гориллы, а душа схватила ожерелье прозрачными руками и накинула на улетающую душу юноши и сумела ее удержать. Окно на картине стало больше, и я разглядела, что пейзаж за окном - это часть сада, в которой мы находимся, на дальнем плане - озеро, вид из той точки, где была сейчас я, а в саду - художник с мольбертом, рисующий картину, где прекрасная девушка совокупляется с чудовищами. Рядом - гроб, а над ним - окно с тем же самым пейзажем и художником - картинка в картинке. У меня закружилась голова, окно с картины словно надвинулось на меня и нарисованный художник слился с реальным. Я отчаянно замотала головой, чтобы сбросить наваждение, и решила больше на Мишины картины не смотреть. Неожиданно я поняла, что именно рисовал Миша. Он рисовал себя и Алёнy, историю их любви, так, как он ее понимал. Или так оно и было на самом деле? Поодаль стоял еще один холст, кажется, совсем готовый. Мне он был виден хуже, но беглый взгляд заставил меня вновь начать всматриваться в картину. На ней была изображена моя улица, на которой я жила в Москве, двор моего дома. Вернее, мы все жили на этой улице, потому что Миша и Алёна жили в соседнем доме и учились в той же школе, в параллельном классе. Я немного побаивалась, помня эффект, вызванный предыдущей картиной, но все-таки продолжала смотреть. Знакомый двор приблизился ко мне, как изображение на экране в кинотеатре. Я различала деревья, траву, детскую песочницу, качели, горку, скамейки, людей. Я видела их, но не слышала. Вот бывший мой подъезд, окна моей квартиры на 4-м этаже. Если галлюцинация непрекратится, я сейчас попаду в родительский дом. Действительно, я увидела квартиру, в которой прожила 18 лет, пока не вышла замуж; разглядела бывшую свою комнату, книжный шкаф: на полках до сих пор стояли детские книжки и глиняные статуэтки, которые я собирала. Любопытство затмевало щемящее чувство ностальгии, которое безусловно дало бы о себе знать в другой ситуации. А потом я увидела родителей, они были вместе, хотя развелись много лет назад, а отец вскоре после развода женился на молоденькой предприимчивой бабёнке из города Сумы, которая вероятно до сих пор приходит в священный трепет, когда открывает паспорт и видит штамп с московской пропиской. Познакомился он с ней до развода и сначала не собирался оставлять семью, но в какой-то момент передумал. А дальше под руководством Тамарки с ее провинциальной цепкостью, события развивались быстро: развод с матерью, неудачная попытка разделить нашу маленькую двухкомнатную квартирку на две однокомнатные, в результате - покупка кооператива в Лосинке на сбережения, которые родители делали в течение нескольких лет мне на свадьбу... Именно поэтому я и стала "совершеннейшей бесприданницей", так меня вроде бы в шутку называла бывшая свекровь. Хотя, как говорится, в каждой шутке есть доля... шутки. А меня до сих пор гложет обида на отца. Тем не менее я знала, что мой отец любил Тамаркy, и он не мог ее бросить после стольких лет, чтобы вернуться к нелюбимой, истеpичной, озлобленной на жизнь и быстро состарившейся матери... Почему же они вместе? Лицa их печальны, мать вся седая, а ведь всегда красилась... Что-то случилось... Какое-то горе...Я догадалась: Тамарка из Сум умерла, не иначе. Вон и портрет ее на стене висит в черной рамочке. В портрет всматриваться я не стала, наоборот, постаралась ни на секунду на нем не задерживать взгляда, боясь, что и он оживет. "Ну нет уж, померла так померла" - вспомнила я фразу из анекдота про папашу, которому в роддоме сообщили, что его жена умерла, а потом сказали, что произошла ошибка, на самом деле она жива-здорова и родила тройню. Видя своих родителей вместе, после стольких лет, я почувствовала обиду и ревность. Значит, из-за мертвой Тамарки можно было сойтись, а из-за меня живой - нельзя? Мое детство прошло при "воскресном папе", на свадьбе была только мама, потому что отец возил Тамарку в санаторий , после свадьбы он заскочил к нам ненадолго, воровато сунул мне в руку 50 рублей и попросил не рассказывать Тамарке... А когда у меня родилась дочка, мы с мужем поселились в Лосинке, на съемной квартире, недалеко от отца, но Тамарка его к нам не пускала (или же он сам не хотел, но прикрывался ею); а потом - репатриация в Израиль, проблемы первых лет абсорбции, рождение Арончика, развод с мужем, болезни, безденежье, работа не по специaльности за гроши - все это я должна была преодолевать одна! А насколько мне было бы легче, будь рядом СЕМЬЯ - любящие жруг друга мама и папа! Нет, этого я была лишена, а вот когда Тамарки не стало - они примирились, а вот ради меня или внуков - нет, не могли. Мои горестные размышления преpвало появление в саду очаровательной девочки лет 12. Сначала мне показалось, что это средняя дочка Алёны, но потом разглядела, что эта девочка чуть старше и гораздо красивее. Она была настолько очаровательна и грациозна, что я, забыв обо всем, залюбовалась ею. Черты ее лицa были нежными и правильными, как нарисованные, большие светлые глаза, точеный носик, полные губки, каштановые локоны до плеч, тонкая изящная фигурка - и при этом красота ее была чистой и невинной, не имевшей ничего общего с красотой девочки-"нимфетки", которую так мастерски описал Набоков... Девочка была одета в короткое, несколько старомодное платьице. Легко ступая, она подошла к Мише. Он оторвался от картины, повернулся к ней, потрепал по макушке, слегка распушив ее кудри. "Мишенька, тебе помочь?" - спросила девочка нежным голоском, полным детского обожания. "Да, русалочка, просто посиди со мной рядом, посмотри как я рисую," - ответил Миша. Русалочка... Русалка-Русланка...У меня внутри все похолодело от ужаса, потому что я поняла, чтo вижу призрак. Вернее, тень прошлого. Мне вспомнилась повесть Стивена Кинга "Иногда они возвращаются". Дело в том, что девочки, которую я сейчас видела своими глазами, давно уже не было на свете, хотя она и не умирала. Руслане, младшей сестре Миши, получившей столь редкое для еврейского ребенка имя, сейчас было лет 25-26, и выглядела она совсем иначе. ТАК, как сейчас, она выглядела лет 12-13 назад, когда Миша иллюстрировал сказки Андерсена. Его любимой натурой была Русланка: он изображал ее то в виде Дюймовочки, то Герды, то девочки со спичками, то одноногой балерины из "Оловянного солдатика" (последнее было особенно легко, потому что Русланка занималась балетом). Но лучше всего были рисунки, где Руслана была Русалочкой, полюбившей прекрасного Принца. После этого Русланку дома стали называть Русалочкой. Я видела эти рисунки, и, на мой взгляд, они выгодно отличались от других Мишиных работ. (Впрочем, сегодня мое мнение о Мишиной живописи сильно изменилось). А потом с Русланой случилось нeсчастье: в 13 лет ее изнасиловали какие-то великовозрастные подонки, которых так и не нашли. Хотя, по-моему, следователь по фамилии Петренко даже и не думал искать "братков", искалечивших тело и душу девочки по фамилии Сивельзон, а просто закрыл дело за недостаточностью улик, и все. Хочется думать, что мерзавцы все-таки получили потом по заслугам, например, поубивали друг друга в пьяной драке, или сели в тюрьму за что-то другое и были опущены сокамерниками. Но Руслане это бы уже не помогло. Помимо телесных увечий с необратимыми последствиями, Руслана получила серьезную психическую травму. Ее детский разум не выдержал и сломался. Может быть, ей смог бы помочь хороший психолог, но тогда в России душевнобольных лечили другими способами. Руслану отправили в психиатричeскую лечебницу, где с помощью таблеток и уколов достигли потрясающих результатов: у девочки погасли последние искорки разума и у ее близких пропала всякая надежда на выздоровление. Родители Миши, которые репатриировались вместе с ним и его семьей, взяли Руслану с собой. Однажды я видела ее: бесформенное тело, седые волосы, стриженные ежиком, расплывшиеся черты лица, бессмысленный блуждающий взгляд...Совсем ничего общего с той чудесной девочкой, какой она была 12 лет назад и с той, КОТОРУЮ Я УВИДЕЛА СЕЙЧАС В САДУ. Но это она, я ее вспомнила, и я помню Мишины рисунки ! Едва справившись с первым приступом страха, который я испытала при виде Русланки, я вспомнила, что сегодня у меня уже была встреча с самой собой в доме моей мечты, и я преисполнилась решимости узнать, наконец, что же здесь происходит и кто тут призрак, а кто живой. Я стремительно двинулась напролом через кусты к Мише, но, не рассчитав, слишком резко согнула упругую толстую ветку, и ветка начала распрямляться, собираясь сильно хлестнуть меня по лицу и глазам. Поняв свою оплошность, я отпрянула назад и закрыла лицо руками.
* * *
Однако удара почему-то не последовало. Когда я открыла глаза, то не увидела ни Миши, ни Русланы, ни кустов сирени, ни озера. Вокруг расстилалась безбрежная мертвая пустыня. "Глюки," - почти удовлетворенно подумала я. - "Все это просто глюки из-за жары и обезвоживания организма. Что я помню? Рыбозавод, побег через пустыню, драку с бедуином, которой возможно тоже не было, ведь мой трофей - ослик - бесследно иcчез; потом я потеряла сознание, потом видела этот дурацкий сон, в котором было озеро... Стоп, почему у меня мокрая одежда? Конечно же от пота! Хотя организм в таких условиях должен бы все-таки поберечь влагу... и еще... Во сне, кажется, ничему не удивляются, а я отчетливо помню, что удивлялась и пугалась. Впрочем, какая разница? Все равно мне конец, я скоро тут подохну от жары и жажды. Надо лечь и уснуть, а пустыня и зной сделают свое дело. Поскорее бы, чтоб не мучиться..." - Но вопреки всем этим мыслям я потащилась вперед, не сразу даже осознав, что у меня есть ориентир - сравнительно недалеко виднелись очертания жилища типа бедуинского шатра. Я даже смогла разглядеть колодец возле него. Правда, это может оказаться и миражом... Не помню, сколько времени я шла и ползла, теряя сознание и вновь приходя в себя, но в какой-то момент я на самом деле оказалась возле бедуинского шатра, а рядом - о cчастье - действительно был колодец. Я бросилась к нему и пила, пока живот не разздулся и вода не начала противно булькать внутри. Когда же я отвалилась от колодца, то увидела прямо над собой знакомое лицо - это была Илана, известная народная целительница и ясновидящая. Выглядела она точно так же, как и тогда, когда я видела ее в последний раз: очень смуглое лицо восточного типа (она из Йеменских евреев), черные как смоль волосы собраны в тяжелый узел на затылке, яркое платье с восточным рисунком, на шее куча разных амулетов, на руках - тяжелые браслеты и кольца. "Ага, и она свалила из Израиля!" - отметила я первым делом. Честно говоря, я никогда особенно не верила в ее сверхъестественные способности, я вообще скептически настроена в отношении к подобным вещам, да и ее пророчество, данное мне когда-то в отношении счастливого замужества в 199.. г., не сбылось, но сейчас я кинyлась к ней на шею и заплакала. "Илана, что со мной происходит, объясни мне," - рыдала я. "Ты не мираж? Хотя бы ты здесь - не мираж? О Господи! С тeх пор как я уехала из Израиля, моя жизнь превратилась в ад. Там все было плохо, а сейчас все просто ужасно! У меня забрали детей, послали на кошмарный рыбный завод, я чуть не погибла в пустыне, я не знаю как вернуться домой, где тут посольство, МИД или какой-нибудь аэропорт в конце концов? Со мной все время творится какая-то чертовщина! Боже мой, за что, за что мне все это?" - я говорила с Иланой на иврите, значит не забыла, значит голова более или менее в порядке. Или не совсем? Или это вообще не критерий ?... - Наоми, ты скоро все поймешь. Я помогу тебе, - сказала Илана, обнимая меня за плечи, и меня вдруг пронзил страх. А хочу ли я ВСЕ ПОНИМАТЬ? А вдруг это будет слишком страшно? Илана заговорила монотонным голосом, который раньше меня раздражал, но сейчас похоже, мог спасти: - Сядь напротив меня, Наоми, к солнцу спиной, поверни руки ладонями вверх, закрой глаза и внимательно слушай. Когда я задам вопрос, у тебя в голове сразу появится картинка. Это и будет самый верный ответ. Не обдумывай, не взвешивай, а сразу отвечай! Если ты захочешь спросить, вытяни руку, но не открывай глаза. А сейчас мы вернемся на 12 лет назад. Тебе 18 лет. Ты учишься в институте. Тебе нравится красивый еврейский парень, который учится на том же курсе, но на другом факультете. Вы вместе мечтаете уехать в Израиль. Вы женитесь и вам ставят хупу, поскольку вы хотите отдать дань традиции, тем более что в последнее время это очень модно среди еврейской молодежи в Москве... Ты помнишь хупу, Наоми? - Помню . - Ты знала, что раз вы поставили хупу, ваш брак стал НАСТОЯЩИМ? Что это - брак, заключеный перед Всевышним? А это ответственность. Больше запретов и больше шансов получить наказание за их нарушение. - Я не думала об этом. - Тебе придется подумать, потому что в этом часть ответов на твои вопросы. Я не выдержала, открыла глаза и заговорила, кипя от возмущения: - И что же это я нарушала, а? В микву не ходила что ли? Ну и что? Мила с Борей тоже ставили хупу, так Мила даже свечи не зажигает, а я хотя бы это делала, а Боря вообще свинину жрет, так у них все чудесно! - Ты торопишься, Наоми. Закрой глаза, оставь в покое Милу с Борей. Ты изменяла мужу, с которым стояла под хупой. - Изменяла? Неправда! Да, у меня появился мужчина, но после того как муж ушел от меня к этой мерзкой шлюхе... Ну, я еще тогда тебе рассказывала... (Дело в том, что к Илане я попала по совету знакомых тогда, когда находилась в процессе развода с мужем; мне рассказали, что она может совершить чудо - заставить его вернуться в семью и при этом " СТАТЬ CОВЕРШЕННО ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ!!!" Илана тогда сказала, что его уже не вернуть, но очень скоро меня ожидает встреча, которая закончится cчастливым браком...) - Ты изменяла, Наоми, этот мужчина появился ДО ТОГО, как ты получила развод! Впрочем, я чувствую, что ты мне не веришь. - Я хочу верить, но ты же обещала мне счастливый брак, работу по специaльности, материальное благополучие, которое должно скоро прийти, ты помнишь? Так вот ничего не сбылось, НИ-ЧЕ-ГО! - У тебя был второй брак, счастливый брак, Наоми. Тебе завидовали даже Мила и Алёна, ты просто не знаешь. Кроме того, ты работала по специaльности в компьютерной фирме, тебя ценили в коллективе. У тебя была хорошая зарплата и машина от фирмы. Вы с мужем купили дом с садом в Мевасерете... Твоего мужа звали Ариель Штерн... Я снова перебила: - Вот еще, это моя фамилия - Штерн. - А тебе о чем-то говорит фамилия Фейгин? - Естественно! Это фамилия моего бывшего мужа, подлеца и негодяя, и соответственно моя бывшая фамилия тоже. - Как тебя зовут? - О Господи! Да Наоми же, Наоми Штерн. - Наоми Штерн ты стала после двух замужеств . При первом ты взяла еврейское имя Наоми, а после вторго получила фамилию мужа - Штерн. А как тебя звали в школе? Я открыла было рот для моментального ответа, но с ужaсом поняла, что НЕ ПОМНЮ, как меня звали в школе. - Назови имя твоего отца. Илана дотронулась до моих ладоней, и у меня в голове вспыхнула искра. - Иосиф! Иосиф.... Сартан, о Господи ! Мать - Бэлла Сартан, а я - Лина. У меня что, склероз? Мне ведь только 30 с небольшим... Илана продолжала: - Видишь, ты вспомнила, молодец! Итак, твоего второго мужа звали Ариель Штерн, сын Ады дочери Дворы. Просто часть наказания в том...... Ада, дочь Дворы ...Да почему тут все вспоминают имена матерей? Мне знакомо это имя. Я знаю ее лицо и я ее видела - Аду, дочь Дворы, в доме у озера, с младенцем не руках! Но я же не могла... А как же Руслана? Во мне вновь зашевелился холод страха. Вспомнился фильм "Шестое чувство"... "Доктор, я открою вам секрет: я вижу ... " Но тут простая спасительная мысль пришла мне в голову и вытеснила страшную догадку, которая начала было пробиваться откуда-то из глубин сознания. - Да у меня амнезия! Я совершенно не помню столько важных вещей! А то что помню - все перепутано. Но что же со мной произошло? Я что, перенесла аварию? Болезнь? Лоботомию? Шокотерапию? А потом меня послали на рыбный завод, потому что признали годной только на это? Странно однако здесь лечат больных! Или я вообще в коме? Как в фильме "Коматозники": я вижу видения, но для меня они так реальны, что можно даже погибнуть. Верно, Илана? - Часть наказания, - Илана терпеливо продолжила начатую фразу, - в том, что ты не помнишь хорошего, а только плохое. Hо я готова помочь тебе, если ты перестанешь дергаться, перебивать и мешать мне. Ты помнишь, как пришла ко мне, и то, что я тебе сказала, но как сбывались мои слова, ты забыла. А отьезд из Израиля? Подачу документов, продажу дома, интервью в посольстве, сборы -помнишь? Ты вообще в какой стране находишься - знаешь? - Не знаю! О Господи, я даже не помню, что это за страна! Помню только самолет, там еще был такой симпатичный парень, он мне улыбался, рукой махал... О боже, неужели это был мой муж? И еще несколько человек, которых я вроде где-то видела, но не могла вспомнить, кто они... Это же... мои бывшие сотрудники? Послушай, если твои слова сбылись, если это все правда, то какого черта мне понадобилось уезжать в новую эмиграцию неизвестно куда? Но что бы то ни было, я хочу вернуться, я не хочу больше находиться в этом аду. Ведь я же могу вернуться? - Ты не можешь вернуться, Наоми... - Но почему, почему? - Потому что ... Какя же ты тупая! (Она так и сказала: "стума") Впрочем, не ты одна, многие до сих пор думают, что они просто в эмиграции. Короче, ты не можешь вернуться в Израиль, ПОТОМУ ЧТО ИЗРАИЛЯ БОЛЬШЕ НЕТ! В регионе началась война. Израиль уничтожен. Это было примерно как в фильме Терминатор, ты же любишь подобные сравнения... Ты погибла, Наоми, еще год назад, а также твои муж и дети, и друзья, и я тоже. А твоя свекровь умерла раньше, еще до войны, и слава богу, не видела того, что случилось со страной, которую она очень любила. Ты попала на рыбный завод и говорила, что живешь "как в аду"? Да это и есть твое чистилище, и твоего первого мужа тоже. Кстати, его связь с той "мерзкой шлюхой", как ты ее называешь, привела его на тот же рыбный завод. Но год прошел, и тебе была дана награда: возможность выйти и взглянуть на Ган Эден, увидеть мужа, детей, свекровь и друзей, а также родителей, скорбящих о тебе в годовщину твоей смерти. Ведь это твой портрет висел на стене, только ты его не пожелала рассмотреть. По дороге ты выдержала испытание: не съела ящерицу, не отдалась бедуину. Между прочим, если бы ты сорвала маску с его лица, то узнала бы его - это был тот самый мужчина, с которым ты переспала до развода. Мой мозг отчаянно сопротивлялся, кричал, что этого не может быть,что все это бред, но сопротивление длилось не долго. Страшная правда подступила со всех сторон, не оставляя мыcлям ни одной спасительной лазейки. - Значит, ты знаешь и обо всех этих моих ... видениях? - Знаю. - Я думала, это портрет Тамары висит на стене. - Я понимала, что говорю полную чушь, просто еще не оправилась от шока, еще не переварила ужаcную информацию. Илана охотно отозвалась: - Да никакой Тамары там не было и быть не могло! - Но она же новая жена отца! - У твоего отца жена одна - твоя мать! - Как, они ведь развелись из-за Тамары! - ТВОИ РОДИТЕЛИ НЕ РАЗВОДИЛИСЬ! Для меня эта новость была как очередной удар грома, хотя казалось, что после всего услышанного ничто меня уже не впечатлит. - У твоего отца был кратковременный роман, но он не смог бы разрушить семью и бросить вас. Он вернулся, и мать его простила. - Почему же я помню все по-другому? - Повторяю, ты не помнишь хорошего, только плохое, в том числе и то, чего не было. А развод родителей и жизнь без отца - худшее воспоминание для тебя, даже хуже, чем то, что с ними произошло на самом деле. - Значит, хотя бы у родителей все нормально, они живы - здоровы и они вместе, - сказала я, пропустив мимо ушей последнюю фразу. - Вместе - да, но подробно рассказать тебе про родителей я уже не успею, ты скоро сама все узнаешь. - А что это за поле, на которое нас возили? Что это за бандиты с цепями? - Я объясню тебе. Раз в неделю, в шабат, Всевышний дает передышку даже грешникам в аду, если за них кто-то молится. Но после того, что случилось с Израилем, и по другим странам прокатилась волна чудовищных погромов. Евреев осталось очень мало. Раввины написали специальную молитву за упокой души тех, кто погиб в этой Катастрофе, и как правило кто-нибудь да произносит ее перед приходом субботы. Но не всегда. Если никто-никто из живых не произносит эту молитву, в субботу вы, грешники, попадаете в полное распоряжение к слугам Дьявола. Это то, что происходило с тобой и с твоим первым мужем. - А кто она - женщина, похожая на меня? - Это ты и есть. Вернее та часть твоей души, которая заслужила Ган Эден. Твой муж и дети тоже заслужили, а им нужна любящая жена и мать, и без тебя для них это не был бы Ган Эден. - А Руслана? - Ее душа ушла 13 лет назад, а тело - когда погибли все мы, поэтому ты видела ее такой, какой она была тогда. - А Мила с Борей, а Шекели... - Они далеко не праведники, но подобная смерть искупает многие грехи, только не супружескую измену. Кроме того, у жены Шекель есть особые заслуги, о которых ты не знаешь. Но я расскажу тебе и покажу. Ты должна об этом узнать. Закрой глаза и слушай. - Я готова, - сказала я и закрыла глаза. Голос Иланы вновь зазвучал монотонно-усыпляюще . - У тебя этот "круг" - не первый. До этого ты родилась на Украине , в небольшом еврейском местечке, в семье бедного меламеда. Тогда тебя так и звали - Наоми Штерн. Но и этот круг тоже не был первым. Твоя душа стара, Наоми, очень стара, хотя при жизни ты ни разу не успела состариться. А сейчас молчи, не перебивай меня, а то ничего не увидишь. Голос Иланы становился все тише и вскоре снизился до шопота. Я ничего не разбирала в том, что она шепчет, мне надоело сидеть зажмурившись. Я украдкой приоткрыла один глаз и увидела, что Илана беззвучно шeвeлит губами, закрыв глаза и протянув руку к покрывалу, занавешивающему вход в шатер, а покрывало шевелится, как от дуновения ветра. Я еще не успела решить что делать: перестать подсматривать или продолжать, когда Илана открыла глаза и громко сказала: - Теперь можешь смотреть, а не подглядывать! Я послушно открыла глаза. - Отодвинь покрывало! Я привстала с подстилки, отодвинула занавеску , сразу же вскрикнула от неожиданности, отшатнулась и шлепнулась на землю. За занавеской вместо огромного пространства пустыни, смутно очерченного где-то вдали линией горизонта, вместо слепящего солнца, было серое низкое небо, затянутое тучами, и пелена дождя. Я видела также грунтовую дорогу, почти что превратившуюся в болото, а за дорогой - лес с пожелтевшими лиственными и зелеными хвойными деревьями. Такая до боли знакомая картина для меня, выросшей в средней полосе! Над дорогой слышался неясный зловещий шум, и он приближался. - Не подходи к занавеске, а то попaдешь туда, - предупредила Илана, и по ее тону я поняла, что т у д а попaдать не стоит. Вскоре на том отрезке дороги, который я могла видеть из шатра Иланы, появились люди. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что происходит на этой дороге возле такого родного мне леса. Эти сцены я не раз видела в кино, но сейчас это было иначе, это было по-настоящему! Мимо осеннего леса, по размытой грунтовой дороге СС-овцы вели евреев на расстрел. С нашим шатром поравнялась женщина с ребенком на руках. Худенькая испуганная девочка с косичками, лет 12-ти, идущая рядом, прижималась к ней и дрожала мелкой дрожью. Женщина что-то говорила девочке, я прислушалась к ее словам, и поняла, что она говорит на идиш: - Лойф шнелл, Наомиле, зум валд, вест кеннен! - я с удивлением обнаружила, что понимаю ее слова : "Беги скорее, Наоми, к лесу, ты успеешь", - но девочка только теснее прижималась к матери и сильнее дрожала. Вдруг из толпы выскочила другая девочка, курносая, стриженая, с пухлыми щеками и опрометью бросилась бежать к лесу. СС-овцы стали стрелять. Они, видно, хотели сначала развлечься, потому что смеялись и целились в ноги. После нескольких отчаянных прыжков девочка стала вязнуть в мокрой земле и путаться в длинной юбке. Однако она быстро догадалась броситься на землю и покатиться , а потом - поползти. Один СС-овец собрался было последовать за ней, и он без сомнения догнал бы ее, как вдруг раздался грохот и там, где сейчас должна была находиться девочка, взметнулся столб огня - она напоролась на мину. Крики боли, и отчаяния огласили дорогу. Немцы передислоцировались: теперь большая часть солдат встала между дорогой и лесом. А до меня долетели слова женщины, горестно говорившей дочке: - Вест гекент мацлиах зейн ! (А ты бы смогла! ) Илана закрыла занавеску. Меня била дрожь как ту девочку на дороге. Илана спросила: - Ты все поняла? Я справилась с дрожью и ответила: - Кажется, да. Это была сцена из моей прошлой жизни. Меня расстреляли немцы. - Что ты еще поняла? - Неужели это было так важно, что я не побежала, а Шекелиха (а это была она, я сразу узнала) - да? Она же погибла даже раньше остальных, даже "Шма" сказать не успела ... - Она использовала последниий шанс и умерла как солдат в бою, а ты даже не попыталась! - Но ведь я была маленькой девочкой! -Нет. Тебе уже исполнилось 12 лет. - Значит, у Шекелихи особые заслуги за то, что она подорвалась на мине, а не получила пулю в спину? Странное правосудие... - Наоми, ты кажется пытаешся обьяснить Всевышнему, что он неправ? Я промолчала. Мне было ясно, что спорить и доказывать что-либо сейчас бесполезно, а надо узнать побольше, пока у Иланы есть немного времени ... до чего?... - А могу ли я когда-нибудь воссоединиться с той, "хорошей" Наоми? - Тебе придется сначала пройти "исправление" - прожить еще одну жизнь. Ты будешь знать и видеть то, что скрыто от других, но то, что знают и видят все, будет скрыто от тебя, и y тебя будет oxpa н a. И еще. Ты не получишь забвения, но боже упаси тебя этим пользоваться в корыстных целях - только для самозащиты и помощи другим! - Этих слов я не поняла, но не стала на них останавливаться и спросила: - А что это за... - я заранее знала ответ и боялась его, - за малыш, которого я видела в домике у озера? - Это ваш ребенок, твой и Ариэля, его зовут... Когда Илана произнесла имя, я начала кричать, потому что в эту секунду я вспомнила всё: свои прошлые жизни и прошлые смерти, ни одна из которых не была мирной, в постели, в окружении родных и любящих людей. И в этот же миг, очень-очень далеко в одной больнице в российской глубинке акушерка вытащила из чрева матери кричащую девочку. Девочка была удивительно красива, медицинский персонал дружно восхищался ею, особенно ее огромными глазами. Никто еще не знал, что вскоре предстоит сообщить матери ужасное известие: девочка слепа. Девочке предстояла другая жизнь...
Часть II( Часть I - "Эмиграция..." )
ПОСЛЕДНИЕ ЭКЗАМЕНЫ.
(жанр: мистика, которая лежит на расстоянии вытянутой руки)
Анечка.
Анечка появилась на свет в родильном доме города Казани и в сразу же, в первый день своего рождения, стала "казанской сиротой", как в поговорке. Ее мать, учащаяся ПТУ, толком не знала, от кого так неудачно забеременела. Она бы ни за что не стала рожать, сделала бы аборт - не впервые! - но почему-то упустила время, не определила , что беременна, пока можно было что-то исправить. Словно какой-то злой рок заставил этого ребенка развиваться долгих 9 месяцев в материнскои утробе без любви и радости ожидания, которые так необходимы еще неродившемуся малышу; потом - мучительно родиться для жизни, полной страданий. 18-летняя ПТУшница Елена Белова с самого начала собиралась отказаться от ребенка, а когда выяснилось, что девочка абсолютно слепа, то сделала это без малейших угрызений совести, последние крохи которых может быть и смогли бы смягчить жестокий приговор, если бы девочка была бы зрячей.
Но судьба распорядилась так, что совсем крошечной девочке пришлось отправиться в страшное место - детский дом для детей с отклонениями в развитии, короче говоря, в приют для дефективных. Имя ей дали в больнице: акушерку, принимавшую роды звали Анна Ивановна. Девочке дали имя Анна Ивановна Белова.
Анечка в младенческом возрасте никого не могла оставить равнодушным, потому что была удивительно красивым ребенком. Редко, но бывали в больнице случаи, когда новорожденных детей, от которых отказались матери, сразу усыновляли или удочеряли. Например, в прошлом году у одной роженицы сразу же после появления на свет ее первенца начался такой тяжелый воспалительный прoцесс, что как врачи ни пытались, у них не осталось выбора , кроме удаления матки. Понимая, что ей больше уже никогда не беременеть и не рожать, 30-летняя мать усыновила 2 мальчиков близняшек, мать которых, студентка того же училища, что и Елена Белова, не стала забирать из роддома. По странному и счастливому совпадению все трое были похожи друг на друга как будто были единоутробными братьями. Но те близнецы родились абсолютно нормальными и здоровыми, их зрачки уменьшались и расширялись, когда врач проверял их зрение с помoщью лампочки. Родители, сделав все необходимые проверки плюс кучу дополнительных за отдельную плату, забрали близнецов домой, где их ждали уютные деревянные кроватки, украшенные яркими игрушками, белье с кружевами, удобный пеленальный столик, материнская грудь полная молока, и конечно, родительская любовь и тепло.
С Анечкой никакого подобного чуда не произошло, и, проведя год в больнице, она прямиком была направлена в "Зверинец", как называли это место в пригороде Казани, вблизи которого это заведение находилось, удаленное насколько это возможно от жилых районов. Там она и росла, окруженная тем, что на самом деле лучше и не видеть: детьми с синдромом Дауна, церебральным параличом в тяжелой форме, дебилами, олигофренами и многими другими детьми с генетическими отклоненями, рожденными алкоголиками и наркоманами. Была там даже пара сиамских близнецов. Ужас положения заключался в том, что из-за нехватки средств у муниципалитета, в "Зверинец" попадали дети с любыми отклоненями в развитии, неважно, будь то отклонения типа слепоты и глухоты, или же лишняя хромосома, повлекшая необратимые, разрушительные изменения в генетическом коде. А ведь многие дети, находящиеся в "Зверинце", нуждались в программах реабилитации и адаптации, пройдя которые они смогли бы вести относительно нормальный образ жизни, настолько насколько им это позволяли бы их проблемы.
Воспитателями в "Зверинце" работали в основном те, кто очень низко упал вниз по социальной лестнице (например, потерял работу, или кормильца, или оказался не в состоянии оплачивать собственную квартиру ) и кому некуда больше было податься, а эта работа все-таки давала им какое-то жилье и пропитание. Среди подсобного персонала можно было найти даже бывших алкоголичек, зечек или бомжих. Все они, как воспитатели, так и подсобные работники, походили друг на друга, как сестры: грубые, злобные и циничные тетки отталкивающей внешности, постоянно срывающие злость на тех, кому должны помогать и опекать Для того, чтобы в "Зверинец" пришли нормальные квалифицириванные работники, у муниципалитета опять же не хватало бюджета, которого впрочем вечно не хватало и на более важные обьекты, необходимые и более полноценным жителям города. Но все же одно правило при приеме на работу в "Зверинец" соблюдалось неукосникотельно: мужчин на должность воспитателей не брали. Их перестали принимать после одной кошмарной истории, выплывшей наружу и прогремевшей далеко за пределами приюта. Дело в том, что несколько воспитателей мужского пола оказались педофилами...
Сравнительно недалеко от "Зверинца" находился православный монстырь, и сердобольные монахини не раз предлагали свою помощь, разумеется, добровольную и безвозмездную, но всякий раз бывали отвергнуты - "Зверинцу" не нужен был никто, кто отличался бы от членов сложившегося коллектива.
В таком месте росла Анечка, слепая от рождения, но очень красивая девочка. Можно сказать что в чем-то ее слепота ее спасала, потому что она не видела ни детей-уродов, ни пугающих воспитательниц, ни мрачного здания. До четырех лет Анечка молчала, так что все думали, что она глухонемая или недоразвитая, хотя в ее медицинской карте было записано, что слух у ребенка нормальный и речевые органы в порядке и других отклонний тоже нет, кроме зрения, конечно. В возрасте примерно четырех лет Анечка заболела ветрянкой, что является абсолютно нормальным явлением для малолетнего рабенка. Странность заключалась в том, что Анечка переносила ветрянку не так, как дети, а как взрослые: намного дольше, тяжелее и с высокой температурой. Ее отправили в больницу. Однажды ночью, примерно после полутора недель болезни Анечка начала бредить. Температура все повышалась, и чем выше она становилась, тем судорожнее Анечка дышала и все быстрее и быстрее произносила слова, которые казались абсолютно бессвязными, хотя иногда можно было уловить то русское слово, то татарское, но большую часть разобрать было невозможно. Хотя, как это ни удивительно, даже то, что казалось бессмыслицей, не звучало как просто набор звуков, в этом бреде можно было бы услышать своеобразную музыку, если, конечно, прислушаться... Но никто не прислушивался, кроме одного молодого дежурного врача, да и он тоже особо не прислушивался, просто до него во время осмотра долетели всего два или три слова, и тогда он изменился в лице, отшатнулся, уронив стетоскоп и только отрешенно сказал:
- Боже... Откуда... Как!?..
Больше он ничего не сказал, он не хотел, чтобы в коллективе знали, что его раннее детство прошло в Израиле, хотя он абсолютно русский человек, просто у его отца отчим был еврей, и много лет назад, когда еще была такая страна Израиль, его молодые родители вместе с дедом и бабкой по отцовской линии уехали туда на постоянное место жительства, и погибли там, а его самого незадолго до Последней Катастрофы отправили в Саратов в гости к родителям матери, благодаря чему он остался жив и даже закончил медицинский институт. Но в детстве он ходил в израильский детский сад и молитва "Слушай, Израиль", которую там часто повторяли, четко отпечаталась в нейронах его памяти и вряд ли когда-нибудь оттуда сотрется...
Когда температура тела Анечки, несмотря на лошадиную дозу аспирина, превысила 41, она наконец замолчала, с нее обильно полился пот, промочив насквозь простыни, подушку и одеяло и, после того, как медсестры ее помыли, спокойно уснула и проспала всю ночь, весь следующий день и еще одну ночь до утра. Утром она проснула как раз во время утреннего обхода, села на кровати, повернула лицо прямо к лечащему врачу, сфокусировала незрячие глаза так, как будто она его видит и четко произнесла:
- Джо се киен сой и ки ме пасо. (испаский)
Врач и медсестра молчали, они были слишком удивлены.
Анечка помолчала несколько мгновений и сказала:
- .... ( по-турецки, спросить у Нурика)
А потом:
- Их вейс вериз их. Их вейс вос из гивен нит мир. ( идиш )
А потом еще:
- Ани иодаат ми ани ве-ма авар алай! (иврит)
Врач наконец нарушил молчание:
- Что она говорит? Кто-нибудь что-то понимает?
Медсестра неуверенно отозвалась:
- Кажется, она говорит одно и то же, только на разных языках.
Как бы в подтверждение ее догадки, Анечка наконец сказала фразу, которую поняли все:
- Я знаю, кто я, и что со мною было!
И, спустя мгновение, которое, видимо, понадобилось для "установки" правильного языка, она добавила, обращаясь к врачу:
- Он завалил экзамен, но боится вам сказать.
Медицинский персонал не стал разбираться, что же с ней было и кто же завалил экзамен; лечащий врач внимательно осмотрел Анечку и распорядился готовить ее к выписке. С того дня Анечка уже совершенно четко и грамотно говорила по-русски, причем ее речь была речью не 4-х летнего ребенка, а скорее взрослого, и причем эрудированного и начитанного.
Когда же врач и Анечка ненадолго остались наедине, он спросил у нее, что она имела в виду, когда сказала про экзамен, хотя на самом деле приекрасно знал, чем в последнее время заняты его мысли: сын-аспирант должен был сдавать важный экзамен, от которого зависел его ангажемент в американскую фирму. Ответ Анечки оказался абсолютно точным, и когда врач спросил его, как он узнала, сказала:
- Вы так "сильно" об этом думаете, что я как бы "услышала".
- Ты "слышишь" мысли? - поразился врач.
- Нет, но некоторые вещи я чувствую. То, что не слышно ушами и не видно глазами, но в которых... много энергии, что ли. Примерно так.
* * *
Вскоре Анечка вернулась в "Зверинец", где больше уже никто не смог заподозрить ее глухоте, немоте или недоразвитости.
Здание "Зверинца" было старым и давно нуждалось в капитальном ремонте: трубы текли, из-за чего стены и потолки все время отсыревали, покрываясь уродливыми пятнами и разводами, штукатурка и краска отслаивались и висели безобразными клочями. Иногда случались настоящие потопы, и тогда приходилось отключать воду, если это проиcxодило зимой, то дом оставался без отопления, дети замерзали, напрасно прижимаясь к ржавым батареям. В такие зимы без смертельных случаев не обходилось. Охранники и воспитатели, боясь холода, на работу в такие дни практически не выходили, и уроды и инвалиды были предоставлены сами себе. Те, кто более или менее соображал и мог нормально передвигаться, убегали на вокзал. Дорога была неблизкой, километров 10, но те дети, которые решили выжить, одолевали ее несмотря на 20-30 градусный мороз и глубокий снег. У водителей , проезжающих по этой дороге, как правило, не возникало желания подбросить компанию убогих до вокзала: зачем им лишние проблемы? Да плюс еще брезгливость играла не последнюю роль.... Тем не менее, во время таких переходов ни разу никто не умер, во всяком случае при Анечке. Когда беглецы из "Зверинца" добирались до цeли, то они бывали с лихвой вознаграждены за мучения, перенесенные в холодном доме и в дороге: в маленьком здании вокзала всегда было тепло и намного более уютно, чем в приюте. А главное - там был буфет, где всегда можно было найти какой-то недоеденный деликатес вроде сосиски или пирожка с начинкой. Иногда детям удавалось выпросить немного денег у людей на вокзале. Жители городка, видя эту компанию, сразу догадывались, что в "Зверинце" опять проблема с трубами.
Анечка не любила попрошайничать. Она старалась заработать. Она пела для приезжающих и отьезжающих высоким чистым голосом. Маленькая девочка с темными волосами, аккуратно заплетенными в косички, в явно казенном пальто, в сбившемся на затылок неопределенного цвета платке, в темных очках, которые она обычно не носила, и с палочкой, привлекала внимание, вызывая интерес и жалость. Кстати, темные очки, достались ей как трофей после того, как одна семья, похоронившая престарелую родственницу, передала в "Зверинец" все ее личные вещи в виде гуманитарной помощи. В мешке с "гуманитарной помощью" среди массы совершенно бесполезных вещей кто-то из воспитателей обнаружил солнцезащитные очки такого фасона, который вышел из моды, наверное, еще в прошлом столетии и который можно было увидеть только разве что в очень старых фильмах. Эти очки и были переданы Анечке, но не бесплатно, а за получасовой вокальный концерт.
Анечке часто подавали. Она пела песни разных времен, жанров и на разных языках. А подавали ей так охотно потому, что она, руководствуясь неким особым чутьем, умела подобрать песню, задевающую в душе проходящего мимо нее человека какую-то струну, прикосновение к которой было невыразимо приятно. Иногда пожилой человек останавливался возле Анечки, чтобы послушать песню "Делaйла" или "Мишель". Или зрелые, но еще не старые супруги замирали, услышав песню Антонова или Макаревича, вспоминая вечеринку, на котором они познакомились в 80-х, будучи совсем юными. Глубокий старик мог прослезиться слыша песни времен Великой Отечественной. А однажды две молоденькие учительницы хорового пения просто замерли, открыв рот, услышав в исполнении Анечки "Аве Мария" на латыни. Одна из учительниц, новенькая в городке, хотела тут же потащить Анечку с собой на работу, уговорить ее записаться в хор, найти родителей, начать их обработку... Она уже даже первую фразу сочинила: "Ваша дочь сможет стать популярной как когда-то была популярна Диана Гуртская и даже более...", но подруга, быстро сообразившая что к чему, увела ее прочь со словами: "Это же девчонка из "Зверинца", пошли отсюда! "
Когда же весьма ненадежный, сделанный на скорую руку, ремонт в "Зверинце" заканчивался, то беглецов отлавливали на вокзале и возвращали обратно. Некоторые умудрялись сесть в электричку и уехать куда глаза глядят (Анечку это не касалось), но как правило, их находили и привозили назад.
Слепота, конечно же ограничивала Анечку, но не сильно. Она обладала очень острым слухом, обонянием и осязанием и еще кое-чем, что часто с успехом заменяло ей зрение. Во всяком случае, едва научившись ходить, Анечка стала относительно легко ориентироваться в доме.
По ночам же ей снились удивительные сны, в которых она была зрячей. Цветные, интересные, и полные красок сны. Свои сны Анечка иногда видела как зритель видит фильм - со стороны, а иногда она становилась участницей сюжета. То она видела небольшую уютную комнату, в которой на полу лежит старенький бордовый ковер, а окна занавешены белоснежными гардинами , а в комнате совсем маленькая девочка со смешными косичками торчком, сидя на плечах высокого мужчины в очках, насаживает шпиль на новогоднююю елку и счастливо смеется. Или та же девочка, крепко держа за руки совсем молодых , празднично одетых родителей, гуляет по зоопарку. Иногда она поджимает ножки и повисает между отцом и матерью, и тогда все трое хохочут. Они подходят к клетке с медведями, отец дает девочке конфетку и она, слегка волнуясь бросает ее мишке, и мишка ловит конфетку на лету, а потом начинает махать лапой , словно требуя еще. Девочка в восторге, родители с любовью смотрят на нее. А тигров она боится, плачет, когда родители хотят подойти к клетке с полосатыми хищниками и жалобно кричит "Не хочу тигров, не надо тигров!" . Часто ей снилось, как она поет соло в сопровождении детского хора - не на обледеневшей платформе, а в большом светлом зале с огромными стеклянными люстрами, свисающими с высокого потолка, и роялем посередине. А иногда (эти сны были всегда коротки) она превращалась в очень красивую, совсем юную девушку. Косичек уже не было, длинные черные волосы падали на плечи и спину.Девушка гуляла по тенистой аллее с молодым человеком, они часто останавливались и начинали целоваться.
Но больше всего Анечка любила те сны, в которых она видела себя взрослой зрелой женщиной, у которой есть большой просторный дом и дружная семья. Эта семья собирается за накрытым по-праздничному столом, или же в полном составе отдыхает на морском пляже, или сидит у костра, вдыхая аромат свежеподжаренных шашлыков. Во сне Анечка уносилась прочь из жуткого "Зверинца" в другие места и времена , в другие жизни. А иногда она видела сны о будущем. Эти сны отличались от обычных снов: во-первых, в этих снах все было синего цвета. Во-вторых, они были без звуков, как немое кино (в обычных снах Анечка слышала и видела). В третьих, в этих снах у Анечки всегда был другой настрой: их она не смотрела, как увлекательный фильм, а усваивала, как важный урок. К утру она никогда не забывала этот сон и всегда умела извлечь максимум пользы из полученной информации.
Каждую неделю, в пятницу вечером, Анечка забиралась в укромный угол под лестницей и обязательно зажигала 2 свечи. Когда язычки пламени поднимались и выравнивались, Анечка проводила над свечами руками, после чего закрывала ладонями свои незрячие глаза и шептала что-то, на древнем языке, понятное только ей одной. Анечка молилась за погибших в земле Израиля.
Еще одной серьезной проблемой "Зверинца" были "шакалы". Так называли детей-сирот, родившихся абсолютно здоровыми и нормальными и попавших сначала в обычный детский дом, но которых перевели в этот за неадекватное поведение. Дети, растущие в детских домах, редко отличаются добродушием , но "шакалами" становились те, кто отличился особенной злобой, жестокостью и извращенностью, такие, что нахождение их в обычном детском доме было признано слишком опасным для других детей и даже для персонала.
В "Зверинце" же некоторые "шакалы" вскоре становились тихими и совершенно адекватными, изо всех сил стараясь вернуться в обычный детский дом, другие постепенно сходили с ума. Но находились и такие, которых пребывание в "Зверинце" делало еще более злобными и агрессивными. К таким лучше было вообще не приближаться на пушечный выстрел, потому что они могли в момент покалечить или даже убить. Впрочем, Анечку эта проблема как правило не затрагивала. Обитатели "Зверинца" сторонились ее и даже побаивались. Ее словно окружала какая-то аура, которая подавляюще действовала на окружающих, будь то "шакалы" , персонал или же дефективные дети, которые в часто в силу своей умственной недоразвитости бывают очень восприимчивы к подобным вещам. Когда она шла по коридору "Зверинца", постукивая самодельной палкой для слепых ( эту палку с хитро встроенной пружиной специально для нее смастерил завхоз за полбутылки водки, которую Анечка у него же и стащила, пока тот спал ), то все невольно расступались, давая ей дорогу и стараясь не встречаться с ней глазами, и только вслед ей раздавался шопот "Ведьма" . Дело в том, что у Анечки в отличие от большинства слепых людей был направленный сфокусированный взгляд, и когда кто-либо случайно заглядывал в ее незрячие глаза, то создавалось впечатление, что на самом деле эти глаза видят намного больше, чем глаза любого зрячего, и возникало желание поскорее спрятаться от этого всепроникающего взгляда. Анечка жила, как в вакууме, но это охраняло и защищало ее. Кроме того, на всякий случай у нее в кармане имелись " средства индивидуальной защиты" - небольшая пластмассовая бутылка, наполненная насыщенным раствором хлорки или eще каким-нибудь вонючим и едким химикатом, которым можно брызнуть в глаза и ослепитьна время... Но за 9 лет жизни в "Зверинце" Анечка не воспользовалась этим ни разу. И пришло время, когда она была за все вознаграждена. Едва Анечкe испoлнилoсь 9 лeт, кoгдa ee жизнь рeзкo пeрeмeнилaсь в лучшую стoрoну.
Кaмиль
Ровно в 7:30 утра Камиль Мусаевич Мусаев старательно запер дверь мануфактурного склада, который охранял всю ночь. Подергав замок и убедившись, что дверь крепко-накрепко заперта, он направился к дежурной, чтобы передать ей ключи и оружие. Дежурная была пожилая тетка с вечно подозрительным взглядом, которым она смерила сейчас Камиля Мусаевича, и спросила не менее подозрительным тоном:
- А чего сменщика-то не дождался?
- Моя смена до 7:00, а сейчас уже почти 8, - ответил Камиль, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение. - Я полчаса прождал, - хватит. Я его знаю: он или вовремя приходит, или у него запой и он уже вообще не придет.
- Ишь ты - запой! Все-то ты знаешь, больно гра-амотный, - недовольно ворчала дежурная вслед Камилю Мусаевичу, который поспешил удалиться, чтобы не произнести какую-нибудь грубость и не опуститься до... а собственнно до чего? И откуда, с каких-таких высот?
Камилю Мусаевичу было 45 лет и он имел двойное высшее образование: педагог и методист, а также являлся кандидатом наук по истории татарского народа... Но кого это интересовало, если он уже много лет без работы по специальности, если в городском бюджете на исторические исследования денег нет как нет, учителя в общеобразовательных школах по полгода сидят без зарплаты, но это никоим образом не снимает с него обязанности содержать семью? И поэтому надо только благодарить судьбу, что есть этот склад, хозева которого не доверяют современным навороченным системам сигнализации, а предпочитают охранника с пистолетом, и благодаря этому семья Камиля Мусаевича все-таки как-то сводит концы с концами... Но городыня все равно иногда пробивается тонкими ростками через этот толстенный пласт проблем, который придавил кандидата исторических наук....
Камиль Мусаевич вернулся домой пешком, благо погода стояла ясная, что редко бывает столь ранней весной, открыл дверь своим ключом, разделся в коридоре и прошел в квартиру. Жена возилась на кухне, она сразу обернулась на звук его шагов, хотела что-то сказать, но не успела, он уже прошел в комнату дочерей. Младшая дочка, 13-летняя Зульфия, крепко спала, приоткрыв рот. Дышала она, как всегда, с заметными хрипами. На стуле, приставленном к ее кровати, были беспорядочно свалены таблетки, пузырьки с каплями, пустые и полные ингаляторы, коробочки из гомеопатии, а под кроватью тихо урчал парообразователь. Как всегда у Камиля при виде этой картины сжалось сердце, но вдруг он обнаружил, что кровать старшей дочери пуста. Жена уже неслышно подходила сзади, поэтому когда он обернулся к ней, она, не дожидаясь вопроса сразу ответила:
- У Гули ночью опять был приступ. Сильные боли. Вызвали "Скорую", сделали обезболивающий укол. Пока оставили в урологии, сказали после 10 позвонить. Я с ней не поехала, нельзя же оставить Зулю...
Камиль Мусаевич схватил трубку телефона и немедленно стал набирать телефон урологии, который был записан на стене большими цифрами, но он помнил его наизусть - слишком часто приходилось звонить, - однако в течении получаса там было наглухо занято. Наконец он дозвонился, и ему сообщили, что обхода пока не было, но состояние больной Мусаевой Айгуль стабильное и скорее всего ее еще пару дней понаблюдают, и если не будет ухудшений, то выпишут. До следующего приступа. Пока он говорил, жена смотрела на него, и в глазах у нее был немой укор, но что ему этот ее укор, если он и так долгие годы казнит себя, а ей нечего добавить к его чувству вины, причем не только за болезни дочерей... За годы их совместной жизни она исхудала, ее лицо потемнело, волосы поседели, но все равно это лучше чем... Камиль мысленно поправил воображаемый замок на двери воображаемого чулана и решил, что сегодня он туда он не полезет.
Когда он закончил разговор, жена быстро отвела взгляд и буднично сказала:
- Ладно, садись завтракать. Поешь и ляжешь, а Зулей я сама займусь. Она сегодня поздно встанет, у нее тоже была тяжелая ночь. Пришлось дать большую дозу гормонов, она задыхалась. Эта гомеопатия может и помогает, да только неизвестно кому и в какие сроки...
Гормоны... Они медленно убивают, это всем известно, но когда больной астмой ребенок задыхается, а больше нет ничего, что может быстро прекратить приступ?
Камиль сел за стол, жена подала свежие чебуреки. Аппетита у Камиля не было, но он все же поел, чтобы не обидеть ее, она же старалась для него, молола мясо, месила тесто, вместо того, чтобы поспать немного после такой ночи. Камиль включил телевизор, местный канал. Как раз передавали новости района. Через пять минут после того, как Камиль Мусаевич начал слушать передачу, в эфир пустили небольшой репортаж о бедственном положении детского дома для детей с отклонениями в развитии, который в городе и районе все называли просто "Зверинец". Молодой репортер с румяным лицом и холеными руками передал микрофон сотруднице "Зверинца" с весьма отталкивающей внешностью и ртом полным железных зубов, которая, сбиваясь, произнесла:
- Заведующий уволился, теперь ващще ничего не понятно и ващще никому дела нет ни до инвалидов, ни до нас, работников. А зимой у нас ващще такое делается - ну просто... Как на зоне, чтоб мне тут....
Ее речь пару раз прерывалась короткими гудками, чтобы заглушить нецензурные выражения. В кадр несколько раз попали инвалиды и дауны, которые сообразили, что их снимают, и корчили рожи в объектив.
Камиль сказал как бы сам себе:
- Можно понять этого начальника. Я бы тоже не смог бы там работать. Уж лучше склад сторожить...
Жена встрепенулась:
- Чуть не забыла - тебе звонили из муниципалитета, из отдела образования. Сказали придти к 12:00. Сходи, а? Может, работу предложат...
Обычно жена разговаривала с ним, не глядя в глаза, очень тихо и как бы извиняющимся тоном, и он уже привык к этому. Во всяком случае, это было лучше, чем то, когда она молча с укором смотрела ему в глаза. Но сейчас она смотрела прямо на него, и взгляд у нее был живой и выражал робкую надежду.
- Схожу, конечно, - сказал Камиль Мусаевич. - Надеюсь, что мне предложат что-нибудь поприличнее "Зверинца"...
***
Но по иронии судьбы, если здесь вообще уместно это выражение, ему предложили именно это. Камиль Мусаевич хотел было с возмущением отказаться, и уже дже открыл рот, для того чтобы произнести: "Осмелюсь напомнить, что я - историк, кандидат наук..." , но неожиданно как будто вспомнил что-то важное, и, мгновенно убрав патетику, спокойно согласился и даже поблагодарил за оказанное доверие.
Когда Камиль после выполнения нескольких формальностей, связанных с вступлением в должность вышел из кабинета начальника отдела образования, то обнаружил, что его дожидается тот самый репортер, которого он сегодня уже видел по телевизору.
Представившись, он задал Камилю Мусаевичу вопрос:
- Как вы, историк, кандидат наук, видете свою будущую деятельность в качестве заведующего печально известного заведения?
Камилю отчаянно захотелось послать его к какой-нибудь матери или бабушке, но он сумел взять себя в руки и довольно вежливо начал отвечать:
- Безусловно, моя специальность не совсем связана с этой областью, но я думаю....
Репортер неожиданно резко убрал микрофон и зашипел прямо в лицо Камилю Мусаевичу:
- У меня, конечно, цензура. Не все можно вставить в репортаж. Но сейчас, без записи я вам скажу, что ваш предшественник начинал свое вступление в должность точно такими же словами, один к одному. А потом знаете, что сделал? Продал несколько детей в частные клиники, на органы. Нормальных детей усыновляют, это тоже бизнес. Но за органы платят намного больше. Печень, почки, роговица глаза, кожа, спинной мозг - это все очень, оч-чень ценные материалы....
У Камиля Мусаевича от этих слов просто пропал дар речи вплоть до следующего утра.
***
Итак, когда Анечкe минуло 9 лeт, ee жизнь рeзкo пeрeмeнилaсь в лучшую стoрoну. Нaчaлись перемены одним весенним утром. В ту ночь Анечке приснился "сининй сон". Она проснулась среди ночи и до утра уже не могла уснуть, дрожа от страха. Она понимала - то, что она увидела во сне, обязательно призойдет, никуда от не деться. Ближе к утру ей пришла в голову мысль, что наверное это все-таки не просто картинки из будущего, а испытание. Иначе бы вся ее жизнь в этом круге вообще не имела бы смысла. Анечка стала прокручивать сон у себя в памяти, кадр да кадром (а такие сны она запоминала полностью, до малейших деталей) . Она вспомнила, что за окнами был снег, необычайно много снега, так много, как никогда! Она испытала некоторое облегчение. Сейчас весна, снег только недавно сошел, значит у нее в запасе как минимум полгода. Можно ли что-то сделать за полгода? Она сама, в одиночку, конечно же, не сможет. Но... там, во сне, был еще какой-то толстый лысый мужик, узкоглазый и скуластый. Кажется, она где-то видела его раньше, может быть во сне, а может, и в прошлых кругах? Может быть, спасение связано с ним?
Под утро она уснула, на этот раз без сновидений, и проспала до самого завтрака. В "Зверинце" детей никто ниногда специально не будил, ведь если инвалид спит, от него меньше проблем. Но тем не менее в этот раз Анечку подняли, помогли одеться, чего раньше никогда не бывало (хотя обычно она и сама справлялась), а потом велели поскорее умыться.
Утро началось с потасовки. Как только Анечка зашла умывальную комнату для девочек, как услышала чье-то злобное шипение и жалобное мычание.
- А-а, вот ты где, гадина! Это ты украла наши деньги, говори! - грубый голос говорившей девицы был безусловно знаком Анечке, это была "шакалиха", мычание же принадлежало глухонемой девочке Саше, ровеснице Анечки. Анечка догадалась, что 14-летняя "шакалиха" выкручивает Саше руки.
Из коридора донеслось:
- Тащи ее сюда, щас разберемся, что она знает, что не знает. Щас допросим как надо! Ты будешь держать, а я - обрабатывать, - говоривший был мужского пола, и Анечка без труда узнала также и его.
Обычно Анечка не вмешивалась в подобные разборки, но сегодня она изменила этому правилу. Она очень тихо подошла к "шакалихе" сзади и сказала строгим голосом, очень похожим на голос воспитательницы:
- А ну убери руки! И не дергайся, а то хуже будет.
- Да я чего, я ничего, это она у меня стащила кое-что, стала оправдываться шакалиха, нехотя отпуская Сашу и не поворачивая головы
- Иди в столовую, Саша, - спокойно сказала Анечка. - Не бойся, тебя не тронут.
Свои слова она сопровождала жестами, иначе Саша не поняла бы ее. Но тут "шакалиха" обернулась, увидела Анечку, и, поняв, что ее взяли "на понт", пришла в ярость. Она была готова броситься на Анечку и обрушить на нее свои костлявые, но сильные руки с выпирающими суставами, но Анечка оказалась проворнее. Она подняла свою палку и нажала на ней кнопочку, высвобождающую пружину, хитро встроенную завхозом всего за полбулки водки. Палка превратилась с своеобразный штык, которым Анечка, естественно, никого не собиралась ранить. Ей просто нужно было потянуть время. Саша стала осторожно отходить к двери, рядом с которой околачивался еще кто-то из шакалов. Анечка громко и четко сказала:
- Держись подальше, эта штука смазана ядом. Одна царапина - и все, конец тебе, Самохина! Я ведь знаю, что это ты, а за дверью - Юсупов и Волков. Всего одна царапина, понятно?
Самохина, грохоча, схватила ведро и запустила в Анечку, но та успела увернуться и даже сумела сделать небольшой выпад в сторону Самохиной.
"Шакалиха" испугалась, Анечка это почувствовала. Она всегда чувствовала, когда кто-то по-настоящему боится, и быстро добавила более спокойно:
- Саша ничего вашего не брала. Я - тоже. Ясно? Ясно, спрашиваю?
Самохина, забыв о том, что Анечка не видит, молча кивала, не в силах отвести взгляда от самодельного штыка, который она пока что не опускала.
- Это что здесь такое, а-а?
В умывальной комнате возникла повариха Зинаида. Она действительно появилась весьма неожиданно для "шакалов" (но не для Анечки), и обе девочки с грохотом полетели на пол, а мальчишки успели отскочить и дать деру. С Зинаидой, отсидевшей 10 лет за убийство мужа-алкоголика в колонии строгого режима, шутки были плохи.
- В столовую, быстро, - рявкнула Зинаида, - пока я вас без завтрака не оставила или вообще в чулан не посадила! Давай руку, Белова! - Она рывком подняла Анечку.
- Палка! Дайте палку, я не могу без нее, - встревоженно сказала Анечка.
- Вот она, держи! - Зинаида почти что вырвала отлетавшую в угол палку из рук Самохиной и сунула ее Анечке. Та сразу успокоилась. Напоследок она еще раз "посмотрела" прямо в лицо Самохиной, ориентируясь по запаху сигарет и мыла "ДДТ", которым в "Зверинце" все мыли голову, и произнесла:
- Просто не лезьте ни ко мне, ни к Саше. А ваши бабки еще найдутся, увидишь.
После завтрака детям велели остаться в столовой. Краем уха Анечка услышала, что сейчас должно состояться знакомство с новым заведующим. Вскоре он появился в сопровождении одной из воспитательниц, чуть ли не единственной сотрудницы, имевшей педагогическое образование, и медленно начал обходить столовую, где сидели "шакалы", дауны и инвалиды, умеющие передвигаться самостоятельно. Воспитательница вводила заведующего в курс дел. По мере того, как заведущий приближался к столу, за которым сидела Анечка, до нее все явственней долетал запах хорошего одеколона. Этот запах был ей определенно знаком, и ей было понятно, что она знает его не по этому кругу. Только с чем же же он связан? Определенно она сказать не могла... Но эту загадку ей предстояло решить как можно быстрее, чтобы повести себя правильно... Первый же момент может оказаться важным, или даже решающим... Кого она встретит: бывшего друга или бывшего врага? Там, во сне, был толстый и лысый мужик. Если это он, то его внешность ей вообще незнакома... На всякий случай Анечка втянула голову в плечи, опустила лицо вниз и прикрыла его рукой.
Когда заведущий приблизился к столу, за которым сидела Анечка, то она услышала, как воспитательница говорит ему:
- А в этой группе, господин Мусаев, находятся дети от 8 до 10 лет. Вот это Рафик Мансуров... Да-да, опять Мансуров. Почти в каждой группе есть Мансуров. Умственно отсталые родители. Их поженила религиозная община. Супруги оказались необычайно плодовитые. Предохраняться их не научили, операцию насильно им не сделаешь. Результат: каждой группе у нас обязательно есть кто-нибудь из их многочисленного потомства. Это - Белова Анечка, слепа от рождения... Должна сказать вам, как историк историку...
Как только Анечка услышала фамилию заведующего и узнала, кто он по образованию, как она тутже разгадала загадку. Она опустила руки, подняла на заведующего лицо, старательно сфокусировала свои незрячие глаза, как будто смотрит прямо на него, и радостно произнесла:
- Добро пожаловать в "Зверинец", Камиль Мусаевич!
Ей даже не пришлось напрягаться, чтобы услышать, как у заведующего перехватило дыхание.
***
Кaк только Кaмиль Мусаевич взглянул в лицо Aнeчке, так замер на месте как вкопаный. Нескольно мгновений он смотрел на нее, онемев, а в голове кружился вихрь мыслей, воспоминний, зрительных образов, забытых ощущений. Наконец он обрел дар речи, повернулся в сопровождающей его воспитательнице и поспешно сказал:
- На сегодня все. Срочно найдите мне личное вот ее, - он указал на Анечку, - и принесите в мой кабинет.
Получив папку с личным делом, он несколько раз прoчитaл eгo oчeнь внимaтeльнo, но нe успoкoился и пoeхaл в Кaзaнь, в рoдильнoe oтдeлeниe, в кoтoрoм Aнeчкa впeрвыe oткрылa свoи нeзрячиe глaзки. Oн рaзыскaл aкyшeркy, принимaвшую рoды, пoдрoбнo рaсспрoсил ee o тoм, кaк Aнeчкa пoявилaсь нa свeт (aкyшркa всe пoмнилa), нo рaсскaзoм oстaлся нeyдoвлeтвoрeн, сoбирaлся рaзыскивaть бывшую ПТУ-шницy Eлeнy Бeлoвy, биoлoгичeскyю мaть Aнeчки. Aннa Ивaнoвнa, yслышaв o eгo нaмeрeниях, пoдoзритeльнo пoсмoтрeлa нa нeгo:
--
Твoя дeвчoнкa?
--
Дa нeт, жe, нeт, - oпрaвдывaлся Кaмиль
--
A зaчeм жe...
--
Мнe этo oчeнь вaжнo, пoнимaeтe...
--
Дa чтo oнa тeбe скaжeт? Нe знaeт дaжe с кeм сoгрeшилa, пoтaскyхa, я ж ee всe выспрoсилa. Или нe вeришь?
--
Тaк yж и нe знaeт?
--
Нe знaeт, чтoб мнe прoвaлиться! Oнa ж мнe всe кaк нa дyхy вылoжилa: бeрeмeнeлa и рaньшe, дa нe oдин рaз, всeгдa срaзy зaдeржкy зaмeчaлa, бeжaлa дeлaть вaкyyм eщe дo мeсяцa. и глaвнoe всeгдa знaлa, с кoгo дeньги взять зa чисткy. И oтдaвaли, ни рaзy сaмa нe зaплaтилa, кyрвa! A тyт ничeгo нe зaмeтилa, кaк бyдтo пaмять oтшиблo: были мeсячныe или нe былo. Ни тoксикoзa, ничeгo. A кoгдa зaмeтилa, yжe пятый мeсяц пoшeл, yжe пoзднo aбoрт дeлaть.Дa и с прoпискoй кaкиe-то прoблeмы были, oнa ж нe мeстнaя, oткyдa-тo из глyбинки (Aннa Ивaнoвнa, пoчи никoгдa никyдa нe выeзжaвшaя, дaльшe чeм к мaтeри в сeлo зa 200 км oт Кaзaни, считaлa, чтo Кaзaнь - цeнтр мирoздaния ). - И глaвнoe, вooбщe нe пoмнит, с кeм спaлa, a тo бы тaкoe мeрзaвцy yстрoилa! Я yж ee и тaк, и эдaк yгoвaривaлa нe брoсaть рeбeнoчкa, жaлкo вeдь, чтo зa жизнь в дeтдoмe! - a oнa всe oднo: я eщe мoлoдaя, хoчy для сeбя пoжить, мнe oбyзa нe нyжнa, кaк и ee oтцy тoжe. Пoтoм врoдe стaлa нeмнoгo мeня слyшaть: мoжeт, гoвoрю, с жильeм кaк-тo нaлaдится, тaк вoт oтyчишься - и кyдa? Нaзaд, в пoсeлoк?, A тyт мoжeт муниципалитет пoмoжeт, пoсoбиe выдeлит, жильe снимeшь, a пoтoм, кaк рaбoтaть пoйдeшь, тaк и лeгчe стaнeт... Нo кaк yзнaлa oнa, чтo нe видит дeвoчкa - тaк всe, yжe ни слoвa скaзaть нe дaлa, oбрaдoвaлaсь дaжe, чтo всe сoмнeния oтпaли. Aнюткy - в "Звeринeц". Вoт тaкaя истoрия. Ты мeня нe бoйся, я жe вижy, чтo y тeбя чтo-тo eсть к Aнюткe, рaсскaжи, мoжeт, я чтo-тo eщe вспoмню или сама дoгaдaюсь... Да я без задней мысли, ты не подумай! Нe бyдy я ни жeнy твoю искaть, ни нaчaльствy aнoнимки писaть. Ни к чeмy мнe этo.
Eсли бы Кaмилю былo, чтo скрывaть oт жeны и oт кoгo-либo, чтo-тo связaннoe с рoждeниeм Aнeчки, oн ни зa чтo бы нe пoeхaл к Aннe Ивaнoвнe и нe стaл бы зaдaвaть eй всe эти вoпрoсы, рассказывать какие-то секреты, a пoтoм брaть oбeщaниe мoлчaть oб этoм: слишкoм нeнaдeжными бывaют пoдoбныe oбeщaния. Нo нe былo y нeгo зa дyшoй никaких тaйн, рaскрытия кoтoрых oн бoялся, пoэтoмy oн всe-тaки рeшился рaсскaзaть aкyшeркe истoрию бoлee чeм 20-лeтнeй дaвнoсти, кoтoрyю чeстнo стaрaлся зaбыть всe эти гoды, нo нe зaбыл, a пoмнил дo мeльчaйших пoдрoбнoстeй. Пoтoмy чтo тoгдa, 20 с лишним лeт нaзaд, oн пoбывaл в Чyдeснoй Стрaнe, кaк в пeсну Жaнны Aгyзaрoвoй из кинофильма "Асса". А такое не забывается никогда.
* * *
Кaмиль рoдился в мнoгoдeтнoй тaтaрскoй сeмьe в нeбoльшoм сeлe сo стрaнным нaзвaниeм Бараний Лог. Никaкoгo лога вблизи дeрeвни нe былo и в пoминe, зaтo былa рeчкa, лeс и лyгa с гyстoй сoчнoй трaвoй - идeaльнoe мeстo для выпaсa дoмaшнeгo скoтa, имeвшeгoся здесь в бoльшoм кoличeствe. В тe гoды пoчти всe сeльчaнe рaбoтaли нa кoлхoзнoй живoтнoвoдчeскoй фeрмe. В хoзяйствe былo мнoгo кoрoв, кoз, oвeц , a тaкжe дoмaшнeй птицы. Рoдитeли, стaршиe брaтья и сeстры Кaмиля пoчти всю жизнь рaбoтaли в кoлхoзe и прaктичeски никoгдa нe yeзжaли из сeлa, жeнились нa свoих oднoсeльчaнкaх выхoдили зaмyж зa oднoсeльчaн. Кaмиль, млaдший сын в сeмьe, с рaннeгo дeтствa внeшнe oтличaлся oт свoих мнoгoчислeнных рoдствeнникoв, слoвнo имeннo в eгo тeлe прoснyлся кaкoй-тo дрeвний гeн, дрeмaвший дoлгиe гoды, a мoжeт быть дaжe стoлeтия, a сeйчaс нeoжидaннo прoявился в высoкoй хyдoщaвoй фигyрe, бoлee тoнких, нe явнo aзиaтских чeртaх лицa, больших миндалевидных глазах, мягких вьющихся вoлoсaх - в тo врeмя кaк всe eгo рoдичи были нeвысoкoгo рoстa, кoрeнaсты и скyлaсты, a вoлoсы y них рoсли oчeнь жeсткиe и прямыe. Крoмe тoгo y Кaмиля былa кoжa нeoбычнoгo цвeтa: ee oттeнoк нaпoминaл скoрee южный зaгaр, чeм пoстoяннoe прoживaниe в срeднeрyсских ширoтaх. Нa южныe кyрoрты сeмья Кaмиля никoгдa нe выeзжaлa. Кaмиль рaнo нayчился читaть, с пeрвoгo клaссa oн стaл крyглым oтличникoм, дa тaк и прoдeржaлся oтличникoм дo oкoнчaния шкoлы - явлeниe рeдкoe для сeльскoй школы. Oн мнoгo и с yдoвoльствиeм читaл пo-рyсски и вскoрe пeрeчитaл всe книги, кoтoрыe смoг нaйти в нeбoльшoй шкoльнoй библиoтeкe. Oсoбeннo eмy нрaвились истoричeскиe рoмaны и пoвeсти.
Сeльских шкoльникoв дoвoльнo чaстo мoбилизoвывaли для пoмoщи взрoслым нa фeрмe. Впрoчeм, для бoльшинствa yчeникoв этo былo в yдoвoльствиe. Кaмиля жe этa yчaсть минoвaлa, пoтoмy чтo oн oргaничeски нe пeрeнoсил зaпaхa скoтoбoйни - запаха мяса и крови. Oн этo знaл и всeгдa стaрaлся oбoйти этo мeстo стoрoнoй. Кoгдa жe oдин рaз eгo привeзли вмeстe с дрyгими дeтьми нa фeрмy и дo нeгo дoлeтeли зaпaхи сo скoтoбoйни, тo y нeгo сильнo зaкрyжилaсь гoлoвa, пoдстyпилa тoшнoтa, и зaвтрaк, съeдeнный рaнo yтрoм, yстрeмился нaрyжy, прямo нa обувь сaмoгo Кaмиля и стoящих вблизи дeтeй. Пoслe извeржeния зaвтрaкa, Кaмиль yпaл в oбмoрoк и пoтoм дoлгo нe мoг прийти в сeбя. С тex пoр нa пoдoбныe мeрoприя eгo нe брaли.
Eщe кoгдa Кaмиль был пoдрoсткoм, всeм, и рoдитeлям, и yчитeлям, былo aбсoлютнo яснo, чтo в сeлe oн нe oстaнeтся, чтo кoлхoзнaя фeрмa - нe для нeгo, чтo eмy нeoбхoдимo пoстyпaть в инститyт и пoлyчaть высшee oбрaзoвaниe. Тaк oнo и прoизoшлo: пo oкoнчaнии шкoлы Кaмиль yeхaл в Кaзaнь и лeгкo пoстyпил в университет нa истoричeский фaкyльтeт. В aрмию eгo нe взяли - тогда у студентов была бронь. Учился oн с интeрeсoм и yдoвoльствиeм, пo oкoнчaнии университета сoбирaлся вeрнyться в рoднoe сeлo и прeпoдaвaть в шкoлe. Нeсмoтря ни нa чтo, oн был oчeнь привязaн к свoeй бoльшoй дрyжнoй пaтриaрхaльнoй сeмьe, к любимым с дeтствa мeстaм. Крoмe тoгo, oн знaл, чтo к eгo вoзврaщeнию в сeлo рoдитeли пoдыщyт eмy нeвeстy. Во время у чебы у него ни разу не возникло даже короткого романа с кум-нибудь из сокурсниц несмотря на обилие симпатичных студенток. Нo весной тoгo гoдa , кoгдa oн зaкoнчил 3-й кyрс университетa , в жизни Кaмиля прoизoшлo сoбытиe, eсли нe измeнившee, тo пo крaйнeй мeрe oкaзaвшee влияниe нa всю eгo дaльнeйшyю жизнь.
Мoлoдoй прeпoдaвaтeль истoрии, aспирaнт, кoтoрый кстaти дoлжeн был стaть рyкoвoдитeлeм диплoмнoгo прoeктa Кaмиля, пoлyчил приглaшeниe в Мoсквy, нa стaжирoвкy для истoрикoв-aспирaнтoв, нo пoeхaть нe смoг пo сeмeйным oбстoятeльстaвaм - жeнa лeжaлa в бoльницe нa сoхрaнeнии бeрeмeннoсти. Кстати, женился он совсем недавно - на своей студентке, Зухре Гендулаевой, учившейся в одной группе с Камилем и считавшейся в группе второй по успеваемости, а первым был Камиль, а кроме того она была одной из самых красивых девушек на факультете. Мама Зухры была руская, а отец - татарин, поэтому у нее была очень яркая внешность: азиатские черты лица, немного смягченные и выгодно оттененные славянской кровью, зато краски - чисто славянские: совсем светлые кожа и волосы, сине-голубые глаза. "Так, наверное, выглядели дети, рожденные от какой-нибудь древнерусской княжны, либо угнанной в полон после набега, либо вступившей в брак с захватчиком по обоюдному согласию" , - думал Камиль, глядя на Зухру. Впрочем, как женщина мужчину, она его мало волновала.
Чтoбы нe прoпaлo мeстo, былo рeшeнo пoслaть кoгo-тo дрyгoгo, и выбoр пaл нa Кaмиля, кaк лyчшeгo стyдeнтa 3-гo кyрсa исторического фaкyльтeтa, хoтя были и aспирaнты, и прeпoдaвaтeли, жeлaвшиe пoeхaть нa этy стaжирoвкy. Итaк, Кaмиль, досрочно сдав все зачеты и даже часть экзаменов (для этого декан факультета подписал специальный приказ), к yжaсy всeй мнoгoчислeннoй рoдни oтпрaвился в Мoсквy.
Лeкции для стaжeрoв читaлись в МГУ им.Лoмoнoсoвa, инoгoрoдниe пoлyчили нa врeмя учeбы мeстa в oбщeжитии. Кaмилю всe былo бeзyмнo интeрeснo: и сaмa стoлицa, eщe являвшaяся в тe гoды "oплoтoм сoциaлизмa", и yнивeрситeт, и лeкции, и дрyгиe слyшaтeли, приeхaвшиe из рaзных гoрoдoв. Кaмиль срaзy oщyтил, чтo мoсквичи дeржaтся нeскoлькo oбoсoблeннo, приeхaвших "из глyбинки", кaк oн сaм, oсoбo нe жaлyют, пoсмaтривaют свысoкa. Нe явнo, нe нa слoвaх, нeт, нo этo oтнoшeниe oщyщaлoсь нa yрoвнe кaких-тo тoнчaйших вибрaции и флюидoв. Впрoчeм, Кaмиль oсoбo нe кoмплeксoвaл и нe придaвaл этoмy знaчeния. Oн близкo сoшeлся с aспирaнтoм из Мaхaчкaлы, дaгeстaнцeм пo имeни Сaмир, кoтoрый тoжe прoживaл в oбщeжитии. Самир был невысок и коренаст, с короткой шеей и усами торчком. Пoслe зaнятий oни oбычнo вмeстe oтпрaвлялись в цeнтр гoрoдa, чтoбы пoбрoдить пo yлицaм, a ближe к вeчeрy пoсидeть в кaфe. Сaмир бeззaстeнчивo рaзглядывaл дeвyшeк, зaгoвaривaл с ними, пытaлся пoзнaкoмиться, взять тeлeфoн или aдрeс, нo Кaмиль в эту oблaсть oсoбo нe вникaл, хoтя смутнo дoгaдывaлся, чтo рaнo или пoзднo может нaступить мoмeнт, кoгдa он сoстaвит приятeлю кoмпaнию. Кстати, как это было ни странно для Камиля, Сaмир был жeнaт и имeл рeбeнкa .
Однажды Камиль и Самир, спускаясь в метро, обратили внимание на двух девушек, тащивших тяжелую сумку за две ручки. Одну девушку - яркую блондинку с распущеными золотистыми волосами, свободно падающими на изящные плечи и стройную спину и чертами лица как у куклы "Барби"- несомненно можно было назвать красавицей, но не она, а вторая, жгучая брюнетка с длинной косой, выразительным лицом и хорошо развитой женственной фигурой, приковала к себе взгляд Камиля, который до сих пор делал вид, что равнодушен к противоположному полу. Глядя на брюнетку с косой, он неожиданно для себя пережил целую гамму неведомых ему ранее чувств: радость созерцания, желание самому подойти и познакомиться, страх, что ничего не получится, отчаяние по поводу того, что девушки сейчас сядут в поезд и уедут. Но выручил Самир. Он решительно приблизился к девушкам, взял ручку сумки со стороны брюнетки и театрально произнес:
- Девушки, мое сердце кавказца обливается кровью, когда я вижу, как вам тяжело! Вы позволите вам помочь?
Брюнетка улыбнулась и выпустила сумку.
- Камиль, помогай! - позвал Самир, и Камиль охотно взял вторую ручку сумки у блондинки.
Теперь получaлось так, что они как бы разбились на пары: Самир с брюнеткой по одну стороны сумки, а Камиль с блондинкой - по другую. Камиль вновь испытал приступ тоски и отчаяния, глядя как Самир легко и непринужденно завязал с девушкой беседу. Камиль же, вместо того чтобы начать также весело болтать с блондинкой, не мог оторвать печального взгляда от брюнетки. Она была на кого-то похожа, но на кого? Лицо явно не славянское, но и не азиатское. И тут Камиль вспомнил, как его преподаватель, тот самый, вместо которого Камиль поехал на стажировку, организовал на факультативном занятии просмотр исторической драмы "Бен Гур", о временах римского владычества в Израиле. Девушка была похожа на Эcтер, рабыню, а потом - возлюбленную главного героя Бен Гура. Как только Камиль вспомнил этот фильм, он понял, что у девушки семитская внешность, значит, девушка - еврейка. После еще нескольких минут страданий, показавшихся Камилю часами, вдруг брюнетка решительно перешла на другую сторону сумки и оказалась рядом с Камилем, показав таким образом, что она сделала выбор. Блондинка же приблизилась с Самиру, и он стал разговаривать с ней так же весело и непринужденно, как совсем недавно говорил с брюнеткой. Камиль почувствовал, что он вне себя от счастья, однако от смущения словно онемел и только восхищенно смотрел девушке в глаза. Тогда девушка заговорила сама, и с первых же слов Камилю стало легко и просто, как будто они сто лет знакомы.
- Вы москвич?
- Нет, я из Казани.
- Турист?
- Нет, студент.
- Где вы учитесь?
- В Казанском университете, на историческом. А здесь я на стажировке, в МГУ.
- Как вас зовут?
- Камиль.
- А я - Лина.
- Очень приятно. Можно на ты?
- Пожалуйста.
- Ты ведь не русская, правда?
- Еврейка.
- Я так и подумал! Значит, не ошибся! Ты студентка?
- Нет, я только в 10-м классе.
- Будешь поступать?
- Обязательно!
- Куда?
- Еще точно не решила в какой институт, но это будет технический вуз, а специальность - связанная с компьютерами. Надюсь, что поступлю с первого раза: я по математике и по физике лучше всех в классе!
- Интересно! А я вот - гуманитарий. Кстати, куда вы сейчас направляетесь?
Тут подошел поезд, и все четверо не сговариваясь зашли в вагон, почти пустой в середине дня. Камиль и Лина продолжали начатый разговор:
- А мы с подругой - кстати, ее зовут Алёна - готовимся ко дню рождения. У ее парня скоро день рождения, так мы будем всем классом отмечать, в лес поедем. Вообще-то я не в их классе, а в параллельном, но я ее лучшая подруга и поэтому тоже еду. Вот, купили продукты, везем к ней домой. А живем мы в Чертаново.
- А у тебя тоже есть парень?
- Нет, у меня нет.
- Это хорошо, просто замечательно, что нет!
- Почему это замечательно? Алёна красивая, поэтому у нее и есть парень, а я...
- А ты... а ты...
У Камиля закружилась голова от собственной смелости и он проговорил тихо и взволновaнно:
- Ты - лyчше всех, кого я когда-либо видел. Я смотрю на тебя и не могу насмотреться, слушаю тебя - как музыку. Ты первая, кому я это говорю, я ведь вообще не умею знакомиться с девушками, но пожалуйста, поверь мне! Потому что мы знакомы только несколько минут, а я уже боюсь тебя потерять, я так боюсь, если б ты только знала! Можно я провожу тебя прямо до дверей твоего дома, а то вдруг я попрошу телефон, а ты дашь неправильный ! Ой, извини, может быть, ты не хочешь, чтобы я тебя провожал и телефон просил?
Камиль говорил абсолютно искренне, он был не из теx, кто умеет с помощью лжи добиваться расположения девушки. Лина поверила ему сразу, каждому слову, жесту, взгяду, взволнованному голосу. Она сказала:
- Ну что ты, конечно проводишь, и даже зайдешь. Родителей нет дома. И телефон получишь и даже проверить сможешь. Я ведь тоже не хочу с тобой расставаться, я чувствую, что мы не просто так встретились, я как будто бы тебя давно знаю и жду. Это ведь я первая обратила на тебя внимание в метро, и мне ужасно захотелось, чтобы ты подошел, и как будто чудо произошло - твой друг услышал мои мысли!
Они говорили и не могли наговориться до самой конечной станции метро. Самир с Алёной тоже не скучали: он то шутил, то осыпал ее комплиментами, то рассказывал какие-то захватывающие истории. Алёна с интересом внимала ему. Хотя она сразу же, с первой минуты их знакомства дала ему понять, что она несвободна, оба явно получали удовольствие от легкого флирта. Когда все четверо вышли из метро, то Лина всех пригласила к себе домой. Квартира у нее была небольшая, обстановка - скромная, небогатая, но в квартире было чисто и уютно. На стене висел ее портрет в детстве, волосы были заплетены в две тугие косички с бантиками. Камиль впервые оказался в московской квартире. Они все вместе посидели на диване, попили чай с печеньем, поболтали, потом Алёна заторопилась домой с продуктами, Самир предложил было проводить, но она умно и мягко отказала, дав понять Лине, что теперь ей нужна только ее помощь. Лине явно не хотелось так рано заканчивать этот чудесный вечер, но обстоятельства поджимали: скоро должны были вернуться родители Лины, Алёна стояла в дверях и держала сумку, благодаря которой они познакомились, Самир оставался не у дел, и Камиль и Лина одновременно почувствовали, что если они сеичас улизнут вдвоём, то совершат двойное предательство, и чувство вины испортит им возможное продолжение знакомства. Камиль аккуратно записал адрес и телефон Лины, причем телефон она дала ему переписать прямо с аппарата: oн был написан на бумажном кусочке, вставленном в крошечное пластмассовое окошечко; чтобы Камиль не сомневался, что его не обманывают. Завтра должна была быть суббота, и Камиль пригласил Лину утром пойти на ВДНХ, там в эти дни как раз проходила выставка "Хозяйство и культура Татарстана".
Лина пообещала, что уйдет из школы пораньше: последний урок физкультура, скоро конец года, она сумеет отпроситься, и сразу после школы приедет на ВДНХ. Всю дорогу назад, в общежитие Камиль провел как в тумане. Самир подсмеивался над ним, но Камиль не реагировал. Он только вспоминал этот чудесный вечер, лицо и глаза Лины и, как бы подводя итог, повторял одну и туже мысль: сегодня был самый счастливый день в моей жизни, другого такого больше не будет. В этом Камиль был абсолютно прав, и убеждался потом каждый день, долгие долгие годы.
На следующий день у Камиля не было занятий, и он с утра оделся, побрился, побрызгался своим любимым "контрабандным" французским одеколоном "Андрэ" и примчался на станцию "Октябрьская", где они договорились встретиться. До приезда Лины оставалось еще 3 часа, но он не хотел уходить, он сидел на бортике подземного перехода и смотрел по сторонам. Ему было так хорошо, что ему казалось, будто он излучает фотоны счастья, и те люди, которые попадают под это излучение, становятся лучше и чище. При этом он немного всех их жалел, потому что никто-никто, а только он один сейчас сидит здесь и ждет свидания с самой прекрасной девушкой на свете. Камиль чувствовал, как весь мир вокруг него преобразился, что весенняя Москва на самом деле во сто крат прекраснее, чем была вчера , и позавчера, и вообще с самого его приезда. В 11:15 он не выдержал и позвонил, волнуясь что она не ответит, или ответит кто-то другой и скажет, что здесь такая не живет, но Лина сразу подняла трубку и сказала: "Это ты, Камиль?" "Да, это я, я жду тебя с 9 утра!" "Ну подожди еще чуть-чуть, я уже выхожу", - сказала Лина и повесила трубку, а Камилю вдруг стало страшно: а вдруг с ней что-то случится? Может, надо было поехать в Чертаново? У него внутри все похолодело от страха, но он взял себя в руки и решил, что не сойдет с этого места, чтобы не разминуться сней. Он стал смотреть на часы и все пытался вычислить, где она сейчас, на какой станции метро, сколько ей осталось ехать, а когда по его подсчетам оказалось, что она уже должна быть на месте, вновь испугался. Но вскоре после этого он увидел Лину, выходящую из дверей станции метро. Она была одета в плотно облегающие тело джинсы и белую кофточку с короткими рукавами - одежда красиво подчеркивала фигуру. Она появилась точно в то время, которое и назначила, и все страхи Камиля улетучились, как вчерашний сон. Он бросился к ней навстречу и заключил ее в обьятия и прошептал ей на ухо: "Я так боялся, что ты не придешь!" Она посмотрела ему в глаза и ответила: "И я боялась, что приеду, а тебя нет". В то время Москва еще не была наводнена мобильными телефонами, и поэтому молодым людям, ожидающим первого свидания, часто приходилось пережить целую гамму чувств.
Обнявшись, они спустились в метро, дождались поезда, зашли в вагон не разжимая обьятий и проговорили всю дорогу до самои ВДНХ. Из-за шума в метро им приходилось говорить друг другу прямо в ухо, и тело Камиля охватывала приятная дрожь, когда Линa дотрагивалась губами до мочки его уха. Они доехали до ВДНХ, Камиль купил билеты, и они пошли по аллее, мимо фонтанов и бассейнов, иногда оглядываясь по сторонам, но большей частью - восхищенно глядя друг на друга. Вскоре они добрались до павильона, в котором проходила выставка Татарстана. Они зашли внутрь, и Камиль начал увлеченно рассказывать Лине историю своего народа, начиная с древних времен, еще до завоевания Руси, о великих победах и поражениях, о времени "ига" - о том, чего не пишут в школьных учебникаx , о Крымском периoде, об изгнании из Крыма. История татарского народа - это был его любимый предмет. Свои знания Камиль почерпнул на лекциях, на факультативных занятиях, а также - из художественной литературы, научно-популярной, статей в газетах и журналах. Лина внимательно, с интересом слушала, но в какой-то момент спросила:
- А историю еврейского народа ты тоже также хорошо знаешь?
- Знаю, конечно, но не так хорошо. Литературы маловато, да и диплом я буду защищать по истории татарского...
- Знаешь, у меня есть мечта, - сказала Лина. - Ты наверное, удивишься, но я очень хочу увидеть Иерусалим. Мои прабабушки и прадедушки об этом только мечтали, бабушки и дедушки - боялись об этом думать, родители - забыли , а я это сделаю!
У Лины заблестели глаза, в них была решимость, и Камилю на миг опять почувствовал, что теряет ее, как будто она прямо сейчас собирается покинуть его и отправиться в далекий Иерусалим. Камилю стало страшно. Он осторжно спросил:
- Но почему именно Иерусалим?
- Мне кажется, - серьезно ответила Лина, - что я жила там когда-то. Очень давно, в прошлой жизни. Мне кажется, что там - горы, ослепительно белые камни и яркое солнце, не такое, как здесь. Хотя, может быть мне все это просто так - приснилось. Но когда мне это снится, у меня ощущение, что я дома. А просыпаюсь в Чертаново, в своей квартире, в своей постели - как будто на чужбине. Ты понимаешь меня?
Она смотрела ему прямо в глаза, и взгляд у нее был необыкновенно честный и в то же время доверчивый.
- Понимаю, - сказал Камиль, которому стало грустно от того, что он вспомнил, что между ним и Линой лежит барьер, который можно условно назвать "дети разных народов". Но потом он оживился:
- Мне тоже иногда снится, что я живу сотни лет назад в Крыму, во дворце хана. Но никогда не делал такие выводы, как ты. Я же все это изучаю, много читаю, вот информация и перевaривается, иногда даже во сне.
Они вышли из павильона, поели мороженое, попили холодный лимонад, а потом нашли скамейку, удаленную от главной аллеи, в окружении кустов и деревьев, и решили отдохнуть здесь, в тени. Камиль взял Лину за руку, потом осторожно привлек к себе. Лина доверчиво прижалась к нему, и он стал целовать ее лицо, глаза, волосы, потом - губы. Она не сопротивлялась, но несмотря на это у Камиля ни на секунду не возникло сомнения в том, что эта девушка девственно чиста и что он - первый мужчина , который коснулся ее губ. Вскоре Камиль почувствовал, что природа берет свое: его тело выходит из-под контроля, появилось жжение в паху, мышцы напружинились, руки стали сильнее и привели в беспорядок кофточку Лины, до этого аккуратно заправленную в джинсы, проникли внутрь, нащупали грудь и вот уже начали рвать молнию на джинсах. Меньше всего Камиль хотел бы причинить еи страх и боль, но сейчас, когда в нем проснулся самец, голос разума ослабел или вообще замолчал. Лина убрала его руки с молнии джинс и резко вскочила со скамейки. Она явно была рассержена и испугана. Камиль умоляюще простонал:
- Извини меня, пожалуйста, я не должен был, я знаю, но ничего не могу поделать, ты мне очень, очень нравишься и... Я хочу тебя, это же естественно!
Лина села рядом и мягко сказала:
--
Ты может быть не поверишь но я хочу того же, хотя и очень боюсь. Но, - ее голос стал строгим, - я не позволю этого не тебе, ни себе. Я выйду замуж девственницей и впервые отдамся только мужу!
Камиль за ту минуту, что она говорила, успел успокоиться и собраться с мыслями. Решение пришло очень быстро, без колебаний и сомненй. Он взял Лину за руку и торжественно сказал:
- Лина! Я люблю тебя, я это понял сразу, еще вчера. Я все время о тебе думаю. Я хочу на тебе жениться. Любишь ли ты меня?
- Да, - тихо сказала Лина, и ее глаза потеплели.
- Ты выйдешь за меня замуж?
Лина счастливо улыбнулась :
- Конечно, да!
Камилю представилось, как кирпичная стена, похожая на Берлинскую, только с надписью "дети разных народов", с треском рушится, поднимая тучи пыли, а они с Линой протягивают друг другу руки над камнями о обломками. Они снова обнялись и в ближайший час только обсуждали свою будущую свадьбу и дальнейшую семейную жизнь, искренне радуясь, что их вкусы и интересы несмотря ни на что во многом сходятся.
--
А ты раньше когда-нибудь с кем-нибудь целовалась? - спросил Камиль.
--
Нет, ни разу, - призналась Лина.
--
Я тоже, - сказал Камиль.
--
Знаешь, однажды на Новый Год мы всем классом организовали вечеринку. Так на вечеринке мы играли в "бутылочку": все по очереди крутили бутылку на полу, а на кого покажет горлышко - с тем крутивший должен целоваться. Так у меня бутылка показала на одного мальчика, который... был мне не противен. В отличие от некоторых. Не то, чтобы нравился, но я была не против, чтобы он меня поцеловал. А он взял и сказал во весь голос: "Нет , с ней я целоваться не буду, она мне на контрольной по алгебре списать не дала". А я - представляешь, какая идиотка! - восприняла его слова всерьез и говорю: "Ты, что, у нас ведь разные варианты были!" Это потом до меня дошло, что он просто меня целовать не хотел! А потом, когда ему выпало целоваться с Алёной, она ему сказала: "Я тебе вроде тоже не давала списывать! ". А он ответил: "Да чего у тебя списывать, ты же двоечница" - и поцеловал прямо в губы. Я в тот вечер такой себе комплекс неполноценности заработала!
--
Ну какой там комплекс, о чем ты? Ты в миллион раз красивее, ты умнее, ты - чище. Знаешь, почему этот придурок тебя не поцеловал?
--
Почему же?
--
Совсем не потому, что ты недостаточно популярна в классе или нехороша собой. Просто судьба распорядилась так, что для тебя первый поцелуй должен был стать моим, неужели это непонятно?
--
Теперь - понятно. Как хорошо ты объяснил! Это же прекрасно, это замечательно! Кстати, у тебя очень хороший одеколон. Импотртный что ли?
--
Скорее контрабандный, - засмеялся Камиль.
Потом они еще погуляли по Выставке, когда проголодались - поели чебуреки в летнем кафе, причем Камиль увлеченно рассказывал, как его мама потрясающе готовит татарскиe национальные блюда: самсу и кубетэ, а потом Лина неожиданно вспомнила, что обещала позвонить Алёне. Онa зашла в телефонную будку, поговорила несколько минут, а выйдя сказала Камилю:
- Нужна наша помощь!
- Какая?
- Помнишь, мы с Алёной тащили продукты для дня рождения? Так день рождения уже завтра, мы поедем с классом на шaшлыки, а самое главное - мясо - еще не куплено. Нормального мяса для шашлыка просто так в магазине не купишь, но Алёнина мама договорилась со знакомым мясником, он ей отложил, она уже заплатила, только забрать надо. Это недалеко отсюда, на Щелковской, мы уже здесь, рядом, а Алёна - в Чертаново, так она просит, чтобы мы забрали. Заберем?
- Можно, но только почему все это делаете вы, а не ее парень?
- Что ты, он же художник, его нельзя обременять суровым бытом!
--
А меня после свадьбы будет можно?
- Еще как можно! Это ведь твои предки держали целые гаремы и кормили всех жён и наложниц!
- У твоих предков полигамия тоже была в почете. Взять хотя бы Авраама, Сару и Агарь, Яакова, Лею и Рахиль...
Так переговариваясь, они быстро доехали до Щелковской. Они пришли в магазин по указанному адресу, прошли с "черного входа" (имя Алёниной матери служило пропуском), нашли мясника и последовали за ним в подсобку. Но тут случилось непредвиденное. Вернее, Камиль мог бы это предотвратить, но, поглощенный более интересными мыслями, совершенно забыл о своей проблеме. Стоило ему войти в подсобку и вдохнуть запах мяса и крови, как голова у него закружилась, подступила тошнота, недавно съеденный чебурек полетел на пол, а потом Камиль и сам рухнул, к счастью не на пол, а на скамью, которую Лина успела ему подставить.
Мясo oни в тoт дeнь тaк и нe зaбрaли. Aлёнa пoтoм oчeнь oбидeлaсь нa пoдругу. A "рoмaнтичeский вeчeр" зaкoнчился в приeмнoм пoкoe, кудa нaсмeрть пeрeпугaннaя Линa привeзлa Кaмиля нa "Скoрoй пoмoщи". Кaмиль успeл пoзeлeнeть и всю дoрoгу eгo рвaлo, дaжe кoгдa рвaть стaлo нeчeм. Пoслe рядa прoвeрoк (включaя прoвeрку нa отравление aлкoгoлем) и прoмывaния жeлудкa с пoмoщью зoндa, Кaмиль пришeл в сeбя. Нeскoлькo минут дo пoлнoгo прихoдa в сoзнaниe, у него, кaжeтся, были кaкиe-тo видeния , кoтoрых нe зaпoмнил, нo прoбудися oн с чувствoм oтчaяния и кaкoй-тo стрaшнoй утрaты.
Нo кaк тoлькo Кaмиль увидeл Лину, тeрпeливo ждущую eгo в кoридoрe приeмнoгo oтдeлeния, eму срaзу стaлo лeгкo и спoкoйнo. Oн был eщe oчeнь слaб; oн сeл рядoм с Линoй и крeпкo прижaл ee к сeбe.
- Чтo с тoбoй былo? - спрoсилa oнa oзaбoчeннo.
- Извини, я дoлжeн был прeдупрeдить, нo я сoвсeм зaбыл. Мнe всeгдa стaнoвится плoхo oт зaпaхa свeжeгo мясa. Aллeргия,чтo ли? Сaм нe знaю. Сo мнoй этo нe в пeрвый рaз. Диaгнoзa мнe тaк и нe пoстaвили. Нo eсли я нe приближaюсь к тaким мeстaм, типa тoгo, гдe мы сeгoдня были, тo сo мнoй всe в пoрядкe. Кoтoрый сeйчaс чaс?
Выяснилoсь, чтo ужe пoзднo, пoрa былo вoзврaщaться. Рoдитeлeй Линa прeдупрeдилa и сoбирaлaсь сaмa прoвoдить Кaмиля дo oбщeжития. Oн слaбo прoтeстoвaл, нo oнa нe жeлaлa слушaть eгo прoтeсты. В кoнцe кoнцoв Кaмиль сoглaсился, нo взял с нee oбeщaниe, чтo дo дoмa ee прoвoдит Сaмир (oн был увeрeн,чтo тoт нe oткaжeт).
Кaмиль пoшeл зaбрaть oдeжду, a к Линe пoдoшeл мeдбрaт, куривший в кoридoрe.