Мост был совсем другой, чем тот,который воспроизводила память. Тот,из памяти,был одноярусный, через который следовали все по очереди. Наступало время прохода поезда и железнодорожная охрана сгоняла с моста всех пешеходов и водителей кобыльего транспорта. Дальше закрывали калитки на обоих концах моста, чтоб спешащие пешеходы не пытались проскочить , и поезд медленно и величаво следовал через реку. Теперь же мост был двухярусным,по верхнему теперь ехали машины странного и непривычного вида ,а по бокам было местечко и для него ,идущего на своих двоих,и таких же. А поезд шел, сотрясая мост ,ярусом ниже. И даже было такое впечатление, что посредине моста был подъемный участок. Ну,наверное,чтоб пароходы проходили. Василий Ильич в мостах разбирался не здорово,но научился чувствовать в механизмах то, для чего они сделаны. Было довольно жарко,но ветерок эту жару смягчал.
О том,что было в то время,из которого он как-то выскользнул, напоминало немногое. Его одежка,на которую так косились прохожие, как-то сохранившиеся здания на подъеме к мосту,где было сейчас что-то вроде автошколы и бронеколпак охраны моста. Да,тот самый,его сверху хорошо было видно. Шестигранный, зеленый,справа от моста. Уцелел-таки!
Его левого соседа немцы подорвали связками гранат, сорвав с фундамента. Что сталось с пареньком,что сидел там с Максимом,не хотелось и думать. Видал Василий Ильич такую картину на расстрелянном деникинском бронепоезде. Пулеметную башенку снарядом сорвало и сидящий внутри офицер оказался в двух местах. Что было выше пояса- под откосом,что ниже- в броневагоне. Хоть и офицер,а смерть такая,что врагам желать не хочется.
Василий Ильич выбрал момент и перебежал через проезжую часть на другую сторону .С трудом удалось разминуться с ярко-красной машиной,похожей на морскую рыбу палтуса-такая она была приплюснутая. Водитель ее, отчего-то сидящий не слева, а справа , в сердцах выкрикнул : "Лох педальный!" и поехал дальше. Что это означало,так и осталось непонятным.
Да,так и есть. Левого бронеколпака уже нет. Вместо него какая-то бетонная будочка. Видимо,потомки не стали мучиться и оставили уцелевший бронеколпак, а подорванный заменили вот этим . Надо вернуться опять. На сей раз Василий Ильич был расчетливее и эпитетов не удостоился. Или шофферы попались повоспитаннее.
Река вроде размерами сильно не изменилась,хотя очертания островов были другие.Но речные острова -они песок,что вода приносит. Сегодня его много,оттого и остров больше,завтра меньше,а потом вообще на другом месте этот песок ляжет. Но правее моста из воды торчали остатки старых каменных быков. Неужели мост,по которому он идет- это уже совсем новый, а от привычного остались только вот эти быки, торчащие из воды как пеньки зубов у старика во рту ?
Вроде как нет, его мост был именно тут. Или он ошибается,потому что ориентиры уже другие?
"Темна вода во облацех",как говорил отец Макарий, когда его спрашивали, долго ли еще продлится война с немцами. Та,первая война, на которую Василий Ильич не попал по молодости, хотя она так затянулась, что его отец опасался, что дойдет призыв и до Васи. Брат Анисим уже с войны не вернется, и если забреют Василия, то кому на земле работать? Оставшимся трем девкам ? Потому Илья Макарович и пугался,когда доходили разные слухи, что призывной возраст понизят, что будут дополнительные наборы и прочее из того , что народная фантазия придумает.
Впрочем, второму сыну Ильи Макаровича война таки досталась, и даже особенная, про которую слухи заранее не доходили.
Сын Ильи Макаровича улыбнулся воспоминаниям и , опершись на парапет, поглядел снова на остатки моста в воде. На одном из быков уже успело вырасти деревце. Вода по сравнению с прежними временами была зеленее и кое-где на ней плавали прямо-таки полосы чего-то похожего на водоросли. Пароходов и барж сейчас было не видно. Была пара лодок, из которых их владельцы пытались поймать рыбу на удочку. Одна совсем под крюковским берегом, вторая подальше,как раз неподалеку возле быков.
Василий Ильич стоял, глядел на воду и песок берегов и как-то внутренне успокаивался. Паника, возникшая в душе,когда он понял,что случилось с ним попадание в совсем незнакомое время уже улетучилась. За паникой тогда наступило оцепенение, во время которого он брел, как автомат, к своему дому и не нашел его.
Отошел частично от шока он, наверное, через час , и снова побрел дальше, чувствуя себя, как тот мертвец из пушкинского стихотворения, которого какая-то сеть притащила сюда. Как это случилось? Для чего?
Чтоб заменить один взрыв души от расстрела на другой, уже от того, что ты разорван, как помянутый контрик, на две части и этим частям уже вряд ли соединиться?
Мир вокруг рухнул на его голову, потому голова теперь почти что не соображала. Просто хозяин ее брел вдоль улицы Республиканской и непроизвольно отмечал- этого не было. Таких машин не было совсем. А вот этот грузовик хоть немного,но похож на ЗИСы и ГАЗики. Таких домов в Кременчуге прямо невозможно представить. В Харькове такой ГОСПРОМовский был,но не здесь. Мандарины летом? Нет, это мне кажется. Здесь были дом,где жил мастер цеха Шелудько. Вот тут жила Маринка, на которую начал заглядываться его старший. Только это не тот дом, потому что из таких блестящих белых досок тогда дома не строили. Что написано на этой вывеске? Совсем на иностранном, понять ничего нельзя.
Спросил у прохожего, что это за заводские трубы.
-- Сталелитейный завод. Рамы они для вагонного завода делают и бухают по-черному, кто до работы, кто после.
Не было при нем такого завода, а что такое "бухАть"? Тоже такого слова не было. "БУхать"-такое слово было. От всего этого голова пухла, как живот после переедания. Если немного поголодаешь,то потом можно и двойную порцию съесть.А будешь недоедать годами-так потом в животе начинает все усыхать за ненадобностью, тогда и лишняя ложка становится излишком.
А когда в тебя столько всего и сразу- ни голова, ни живот не выдержат. Кишки обычно начинают не варить, и голова сейчас не варит. Она как бы есть, но при этом как мотор на холостом ходу работает. Одна надежда, что голова когда-то справится и не будет с ним , как с Мыколой, который до Иисуса дочитался и стал тихим, но безопасным.
Церковь у кладбища стала совсем другой,хотя здание приходской школы не изменилось. Старые могилы тоже. Вот дом - совсем как прежде,только крыша не черепичная. Как же этот материал называется: террофазерит, вот как! Экое богатое слово выдал , может, не буду таким,как как Мыкола?
Ноги уже с трудом шли,потом Василий Ильич присел на скамеечку возле входа в дом. Но лучше бы шел дальше. Потому что молодка с волосами цвета красного дерева (это ж явно крашеные) так на него собаку спустила,что ой-ой-ой. Хорошо,что спустила фигурально,а не по правде. Собака там тоже была и грозно рычала. Наверное,судя по мощному рыку,с теленка величиной. Василий Ильич прошел дельше и пристроился на металлической скамейке явно для общественного транспорта. Потому что висела сверху табличка расписания автобусов. В ней он ничего не понял, да и сильно потерлась она , чтоб легко понять можно было. Но раз это остановка автобусов,то значит он тоже может посидеть на ней,ожидая автобуса. И никто его не сгонит и бомжарой не обзовет и как еще там дальше эта фря выкрикивала. Кто такой этот 'Бомжара'? А, не важно. Значит, такой, что ей не нравится.
Такие считали в его молодое время, что они-это чистая публика, а все прочие пусть идут подальше.
Хотя...Одежда у него действительно того, грязная. В поход ополченцы пошли кто в чем был, то есть кто в рабочем, кто в каком затрапезе. А что еще надо надевать на поиски немецкого десанта? Если десантников этих, может, придется лезть искать в самые хащи или болота? Парашютистам гулять свободно нельзя, потому они прятаться должны.
Да и , когда стреляют по тебе,начинаешь земле кланяться, да на себя ее собирать. Ну,не брать же на это выходной костюм и белую сорочку? А вышло совсем не так. Хотя начало обнадеживало.
От воспоминаний остро заныло под левой лопаткой, потому Василий Ильич перевел взгляд на левый берег на встающий над рекою Кременчуг.
Сразу за желтой полосой берегового песка шла зеленая трава, а дальше-слева огромная стоянка лодок. А за ними высились многоэтажные дома.Вот этот,самый левый- восьми,нет, девятиэтажный! И какой длинный! А дальше еще такие,и рядом с ними поменьше,пятиэтажные. И явно из кирипича,но почему-то очень белого цвета. Такого цвета кирпича ему не приходилось видеть. Подумав, Василий Ильич решил,что это потому,что здесь из этого кирпича строят более высокие дома,значит,этот белый кирпич должен быть прочнее привычного ему красного и желтого. Но эти ж дома явно на Занасыпи! И пожалуй,уровень берега выше! И правильно, эти занасыпные кварталы частенько заливало в половодье. Наверное,в этом завтра уже нет проблем с жильем- воон сколько домов! И это только на Занасыпи,а видны они и дальше,и сзади тоже остались такие.
А правее-не то завод,не то порт- больно большие там краны видны.
Но куда идет он? С правого берега,ставшего его берегом смерти и воскрешения -на левый? А кто его там ждет? Кто он такой для этих жителей будущего? Кажется,что-то лишнее,как застрявший в теле с войны осколок или пуля.Он есть, но он не нужен. Вырвали бы, но ладно уж, пусть торчит...
И на душе было также неспокойно. Словно бы его душу разорвало, как того офицерика ,что вспомнился- часть души лежит в том самом противотанковом рву, а другая-вот здесь, смотрит на белые стены средь зеленой листвы.
И стоит ли идти вообще? Может, проще вот так - через перила и в зеленоватую днепровскую воду? Она далеко- словно с горы вниз смотришь. Наверное, долетишь и разобьешься о воду. Да,вода в реке-она такая. Войдешь в нее ,прыгнув ногами вперед, как солдат по стойке 'смирно'- и хорошо. А упадешь не так, плашмя- ой, какой твердой становишься, словно не на воду упал, а на булыжную мостовую. Ну да ладно- хоть разобьешься, хоть утонешь- сове все едино.
А зеленая вода аж манит к себе, словно это не вода, а какая-то колдунья с приманчивым зельем- подойди, шагни, приблизься...
Это прямо наваждение какое-то, мара! Ну да, середина дня явно, мара полуденная! Так и недолго с жизнью расстаться. А кто тому рад будет- разве что днепровские рыбы.
Василий Ильич оторвался от перил и пошел вперед, на левый берег. В ногах чувствовалась какая-то предательская слабость, непохожая на обычную усталость. Такая вот слабость иногда случалась, когда страшно было. Так бы и подломились ноги под таким впечатлением. Но прошел десяток шагов, еще и слабость ушла. Словно бы она осталась сзади, на правом берегу, в Крюкове и за ним.
И все же - камо грядеши? То есть-куда? Может, не просто в Кременчуг, а к знакомым и родичам-вдруг кто-то из них жив? В Крюкове что-то сплошь не сохранились дома, где жили знакомые. Ну да-приходская школа,интендантский склад у самого моста и десяток небольших домов. И , как на грех, в них он никого не знал. Даже вокзал-не тот. Старый крюковский вокзал был деревянным.
Этот же- какой-то не такой и цвета какого-то неестественно синего.
Кто ж может остаться в Кременчуге из родичей? Дядька Назар? Племянница Маринка?
А где жили Катя и ее муж Егор?
Катя с мужем жили на Ленина. Дядько Назар - на Докторской. Нет, это он ошибся,улица была уже в Советскую переименована. А как сейчас называется она? Переименовали же Карла Либкнехта в честь какого-то Ивана Приходько. А кто этот Приходько-вспомнить не удалось. Может, он жил уже после Василия Ильича?
На какой же улице жила Маринка? На Большой Мещанской, а как же потом эту улицу называли? Новое название улицы не всплывало в памяти, хоть ты тресни. Ага, рядом был штамповочный завод,на котором Маринка и работала в ОТК. Хотела пойти учиться в Харьков , но до войны так и не успела.
А вот то что за новости-то? Мост теперь уже не туда выходит, не на улицу Харчевую (ой, то есть Шевченко), а на другую, левее старого места. Но на какую же улицу? Вроде как должна быть Пролетарская. Гм, а остался ли на старом месте базар? Скоро станет ясно.
Справа под мостом остался заболоченный луг, огороженный колючей проволокой, за ним железнодорожные пути (наверное, те , что выводят на мост). Сквозь густые ветки стали видны новые дома ,начинавшие улицу- два пятиэтажных, дальше-девятиэтажный, а вот почти под мостом притаились два двухэтажника. И все из того самого белого кирпича.
А вот слева,через улицу, точнее через вьезд на мост, ничего не было. Только какой-то торговый павильон.Присмотревшись к нему, Василий Ильич обнаружил, что это не торговый павильон, а явно место, где машины себе бензин заливают в баки. Дальше- еще павильончики поменьше и стена зелени. Но ведь там же что -то другое было ?
Да,было. Только отчего-то в голову лезет давно уже сгоревшая паровая мельница Любаровского, и ничего другого не вспоминается.
' Фу ты , ну ты, ножки гнуты'-как высказывался Иван Коноваленко, когда какая-то девушка с ним танцевать не хотела.
Ага ,вот и наконец знакомый дом- Сахарные казармы. В них тоже пришлось некоторое время провести.Когда-то давно, а кстати, какой сейчас год-то ? Явно не сорок второй.
Казармы выглядели как-то непривычно.Еще бы- это был уже жилой дом. И даже, наверное, часть здания не сохранилась.Но Василий Ильич ни зуб, ни что другое на это не поставил.
Но вот с Пролетарской улицей он не ошибся- табличка говорила именно о ней. И пересекала ее улица Артема. Василий Ильич попытался вспомнить, как эта улица называлась в его времена,но это никак не получалось.
Куда же теперь идти сразу? Ленинская, Советская, Большая Мещанская. Если он не путает, то
два последних адреса относительно близки. А вот к Кате надо поворачивать направо, то есть в противоположную от двух других сторону. Значит, за базаром пройти вперед и поворачивать направо. Первые две улицы пересечь было несложно, ибо машины туда сворачивали нечасто, потому кое-как получилось. Квартал , пройденный затем, весь состоял из торговых павильонов. А за улицей базар продолжался. Вроде как это было уже знакомое место, только глазу зацепиться было не за что. Все новое- торговые здания относительно недавней постройке и кольцо пятиэтажек из того самого белого кирпича. Нет, вот этот дома вроде как четырехэтажный. А н нет, обсчитался, это не этот о четырех этажах, а воон тот.
По улице шел практически непрерывный поток автомобилей. А на краях дороги ждала просто тьма-тьмущая народу.И , как только светофор показал нужный знак (э, у нас они тоже были),все прямо кинулись через дорогу. Василия Ильича аж потащил поток народу. Поворачивающий слева автомобиль чуть не вьехал в бегущих, за что пара горластых теток охарактеризовали водителя не хуже , чем пьяные грузчики. Ну, бывали раньше бабы из уркаганского мира, которые могли так материться, что не хуже мужиков выходило. А эти ж прямо - обычные бабы... Вот, приобрели же такую привычку! Может, и мальчишки так же выражаются? И действительно- стоят у киоска два паренька, у которых в речи приличных слов только два- 'ты' да 'я' .
Ах, потомки, потомки! Ладно, не станет он ворчать, как замшелый дед на призьбе, в молодости которого даже навоз пах ядренее, чем сейчас. Куда теперь- прямо , наверное. До улицы Ленина вроде должно совсем недалеко быть.
Справа торговые павильоны. Слева пара таких самых дома из белого кирпича. В одном из них аж три аптеки. Рядом магазин 'Шериф'.Что же это за название? Крутится оно где-то и никак не находится. Следующий дом, пожалуй, мог быть в его молодости. Всего двухэтажный и привычных очертаний. Но в нем помещался аптечный склад! Экое скопление торговцев касторкой и ,как его, ага-ипекакуаной! Скажешь такое слово, а остальные подумают, что это так их обозвали и морду бить захотят. Вроде как раньше так много и близко не собирались одинаковых магазинов, даже в минувшую пору частного капитала.
Следующий дом слева -двухэтажный, наполовину жилой, наполовину занятый магазинчиками.Что в них продается- непонятно. Но дом этот запомнился еще с его времени. Как все-таки немного осталось домов его времени ! Словно 'все сметено могучим ураганом'. А за ним- какой-то небольшой по площади,но четырехэтажный дом. Прямо пассаж какой-то. Этот явно новенький, как недавно чеканенная копейка.
А что с этой стороны? Обычные такие дома белого кирпича, каких уже много видел. Из них что-полгорода построено? И в разрывах между ними- тоже пассажи, но меньшего размера.
Но вот и улица Ленина. Ее открывают два красивых дома этажей в пять, но прямо таки украшающих улицу, приятно смотреть на них. Новые дома белого кирпича- выглядят как голые стены дома, еще не беленые, не крашенные, не оклеенные обои-просто стенки и все. А тут совсем другое дело.Хотя с этажами -пожалуй ,они не одинаковые. Есть часть в четыре этажа, есть в пять.
За уголом -вывеска 'Дом кофе'. Его не хочется-пробовал и никак не нравилось. Ни с сахаром, ни с молоком. Лучше чай. Это он повернул направо на улицу Ленина, и осталось совсем недалеко. Вроде бы. На другой стороне улицы- библиотека, переговорный пункт. А о чем там переговариваются? Наверное, телефонная станция, раз на окнах намалевано что-то вроде телефонной трубки.
А нужного дома нет! Вместо него какой-то серый дом с очень длинными балконами!
Вот следующий дом узнаю, был он тут. Стоп! Может, он обмишулился и дом, где жили родичи не здесь, а чуть дальше. Тогда надо пройти еще. В предвоенные годы были рассказы про то, что некоторые дома в Москве передвигали, если он чем-то мешал при новом строительстве. Может, эта мода дошла и сюда?
Ну вот, уже лучше, с этой стороны начинается 125 квартирный дом, это он помнит, хотя при нем дом был, кажется, не такой украшенный. А вот тут форменное безобразие. Дом окрашен какой-то некачественной краской, которая светлее прежней. Поэтому , когда верхний слой стал слезать, наружу глянула старая краска, из-за разницы в цвете и яркости резко бросающаяся в глаза. Как ,прости господи, голое ... тело в прореху.
Василий Ильич прошел по улице еще два квартала и улица кончилась, уткнувшись в Дворец Культуры с какими-то интересными картинками на фасаде. Он их поизучал, хотя понял, что это явно какие-то партизаны. Изображали их, правда, в не очень понятном виде, но кое-как осознать удалось. Но художники-они такие. Приходилось ему видеть разные труды на выставках в городе.
Дай им волю, они намалюют так, что родная мать не узнает, и скажут : 'Я так вижу!' А что цвет лица у человека на портрете, как у подгнившего трупа и один глаз выше другого- их не колышет. Очки надевать надо,коль так видит!
А вот теперь привет от нового времени- двухэтажное здание на фасаде несет дату 1947 год.
Приехали! И оно явно старое и резко выбивается из общего вида. Может, это старое здание, тогда пятиэтажки белого кирпича- это еще позже, а вот девятиэтажные - еще позже? Тогда сколько прошло времени после последнего августа в его жизни?
Неужели пятьдесят? То, что годы прошли-это он уже понял, еще на том, правом берегу смерти.
А вот сколько точно- еще нет, но их как-то подозрительно много.
Но что хуже всего- не было дома , где жили Катя и Егор. Совсем. Ни на этой стороне, ни на той, ни в отходящих улицах. Все.
На его памяти все эти улицы были застроены пусть не очень высокими домами, но каменными домами. Вот тут был 'Колизей'. О него осталась доска на фасаде : 'Здесь стоял...' Более-менее старым остался только один квартал , между Ленина, Шевченко и следующей улицей, которая была названа в честь какого-то Гагарина. У Василия Ильича почему-то возникла ассоциация с князьями, но он себя оборвал. Не все Галаганы из дворян, не все Романовы царского рода.
Но , заходя на другие улицы в поисках нужного дома, он не то заблудился, не то перепутал. Все же дом на Большой Мещанской оказался не в той стороне, где он рассчитывал. Вернее, идти надо было в другую сторону. А с домом было сложнее-на его месте стоял другой маленький дом, хозяева которого сказали, что их дом построили уже после войны их дед и бабка. А прежнего дома и прежних хозяев они не знают и даже не слышали о них.
Ему захотелось спросить про то, когда же окончилась война, но он отчего-то удержался. Он и так выглядел не здорово хорошо,а тут еще признается в том,что не знает известного всем. Что о нем подумают?
Походил еще вокруг. И немного порадовался: казармы Брянского полка стоят на старом месте и целы.Сразу стало как-то легче. А вот Штамповочного завода уже нет. На месте его какое-то производственное здание, а вот что там делают...В здание было встроено какое-то заведение под названием 'паб 'Орех',но что оно такое, этот или это 'паб'? Большая Мещанская называлась Чапаева. Вот теперь и вспоминать не надо, увидел сам.
Нашлась водяная колонка, из которой он попил воды (какая же благодать-то), помыл руки и лицо. Вытереть было нечем,но они высохли быстро. И удалось кое-чего поесть. Он поднял прозрачный пакет, а затем собрал в него фруктов. Росла возле дома жерделя, а плоды с нее падали на землю уже за забором. И дом сильно заброшенный, вряд ли кто-то там живет.А еще встретились пара деревьев с шелковицей. И черные ягоды прибавились к жерделе, а потом все в пакете он помыл у колонки.
Вот теперь уже можно брести по улице Чапаева, есть фрукты и пытаться узнать знакомые здания. Ах да,не проскочить бы мимо Советской.
Старых зданий было немного. Два в районе махорочной фабрики. Еще два на углу с улицей 29 сентября- бывший костел и двухэтажное старое здание на другой стороне улицы.В кослеле сейчас была православная церковь, оттого его украсили православным крестом на небольшом куполе. А вот эти скульптуры святых-они на нем были раньше? Кто знает, в памяти они не задержались.
Улица как-то сузилась, зажатая какими-то производственными корпусами, а дальше были уже маленькие дома, хозяйские. Хотя вот там, впереди, есть и побольше, а вот этот явно свежепостроенный. Жердели и шелковица закончились. Жалко, маловато их было. А вот на тротуаре лежат пара яблок,упавших с веток. И они пойдут, а вон впереди и колонка есть. Василий Ильич, повидав гражданскую войну и послевоенный разгул эпидемий, с гигиеной дружил.
А было тогда ой-ой-ой. Запомнилась одна газета двадцать первого года.Шел март, и 'Городские известия' напечатали такое вот сообщение : ' Улицы и дворы города представляют собой помойную яму, на тротуарах и дорогах горы замерзшего мусора. В то же время как эпидемии косят людей вокруг десятками..." Дальше было сказано, что необходимо в пятидневный срок навести в городе порядок и разгрести эти рассадники заразы. Уклоняющимся-концентрационный лагерь. Не будешь добровольно свой двор чистить, будешь в принудительном порядке дрова колоть для мельниц вместе с воришками и безбилетными пассажирами.
Концлагерь располагался в здании той самой мельницы Любаровского. Потом его закрыли. Кажется, в двадцать третьем. Или в следующем году? Остался один лишь ДОПР, построенный еще при царе. Он должен быть где-то тут возле берега, неподалеку. Если, конечно, не стоит на его месте пара зданий белого кирпича.
Но вот и угол с Советской. А куда теперь? Кажется, направо. Раньше и было бы направо, но ,поглядев на город не своего времени, Василий Ильич уже не был уверен, что помнит все верно.
Дома здесь были самые разные: явно старые одноэтажные и совсем новые в один или два этажа, судя по всему,построенные совсем недавно. А вот это фактически не дом, а что-то похожее на большой гараж или конюшню . Жилой дом-то сохранился на участке,но если большую часть участка занимает вот это строение,напоминающее их заводской гараж с четырьмя въездами, то как тут жить? Где сараи для разных надобностей? Где садик и огород? Наверное, это какой-то ремонтный центр для машин. Вон,сколько их ездит по улицам, даже на тротуаре страшно, когда вихрем мимо тебя проносится машина, из окон которой доносится странная музыка и странные слова песен. Хоть до нее и несколько метров, но ...
Вот здесь должен и быть домик дядьки Назара.И похоже,это он.Хотя его когда-то обложили керамической плиткой и забор кирпичный поставили. Но здание такое,как он помнит, и сильно отличается от других домов,что на этой улице. Ставни окон на улицу распахнуты, значит , дома кто-то есть. Калитка провисла на петлях, да и покрасить все не мешало бы. Левее калитки электрический звонок, сверху прикрытый от дождя прозрачной крышечкой. Раньше таких звонков не было в своих домах, гости стучали либо в ставню,либо в калитку. Если хозяина на дворе видно было, то окликали. Электрические звонки тоже были, но в многоквартирных домах. Были и механические- у кого как. Когда в одной большой квартире жило много людей, под звонком вешали табличку- Иваненко столько раз звонить , Кацнельсону- столько-то... Бывало , и путали. Не все ж еще грамотные были,потому и прочесть могли, что один раз звонить надо было не их родичу, а совсем другому человеку. Но обычно соседи,по ошибке вызванные к двери, не отказывали в том, чтоб позвать того, кто надобен.
Василий Ильич собрался с силами, вздохнул и протянул руку к кнопке.
Что интересно, звонок не зазвенел, не зажужжал, а выдал птичью трель. Ну, если честно, не совсем похоже, но почти что. Неплохо сделали. Будь Вася в детстве не таким любителем ловли птиц, мог бы и перепутать. Ладно уж, это все же не для подманивания птицы,тогда бы точно не сработало, а чтоб позвать -этого хватит.
Дверь домика открылась, и оттуда вышла женщина в длинном халате, когда-то бывшем голубым. Волосы светлые, недлинные. Лицо бледное, изможденное, отчего возраст гость так и определить не смог. Кто же это?
--Вам кого нужно?
--Доброго дня! А Бойко здесь живут?
Слов вроде как и немного, но говорить никак не получалось, словно через силу. Василий Ильич с женским полом никогда робок не бывал, а вот тут язык действовал , как будто в его приводе шестеренки зубья постирали. Тьфу ты, и придет же такая глупая мысль, человек же не машина.
--Можно сказать,что живут, а можно сказать, что и нет.
Женщина это сказала без всяких эмоций, ровным голосом, который после таких слов прямо -таки напрашивался на определение 'безжизненный'. И что бы это значило? Сердце пропустило удар, когда возникла в голове одна из причин, когда б такие слова были справедливыми.
--А вам кого из них нужно?
--Назара Алексеевича я знал, и жену его тетю...
Голова что-то не могла вспомнить, как же ее завали. Вот ведь, дырявую голову он заимел! Легко вспоминается, какие она вкусные блюда готовила, как она пела, внешне даже вспомнить легко, а память , тьфу ее, никак не может вспомнить, как звали!
А, еле-еле выдавилось!
--...Гапу, и дочек их Софийку и Оксанку, то есть Оксану. Но я их давно не видел, так что , может, кого-то уже и нет из них...
--Это правда, давно вы их не видели, очень давно. А откуда вы их знаете?
Что же сказать? Прямо так и бухнуть, как оно есть или что-то придумать? А что она подумает-не сошел ли этот дядечка с ума-разума? И что здесь с такими сошедшими делают : как бывшего краскома Головко в сумасшедший дом на Шведской Могиле запирают или что-то еще?
Но соврать не смог и сказал правду. Стоял и ждал чего-то такого: насмешки, ругательства, сомнений в разумности...Но того , что сказала женщина -ожидать не мог.
--Значит, вы тот самый дедушкин племянник Вася, что в Крюкове жил и с правого берега не вернулся. Бабушка мне про вас говорила, а мама нет...Но ей в войну было пять лет, она могла не запомнить. Заходите в дом , побеседуем, как мертвый с мертвой...Будет совсем по Лукиановски.
Вот-те раз, а вот те два. Неужели она тоже того, на божественном подвинулась, есть же евангелие от Луки и в Символе веры такая часть : 'Чаю воскрешения мертвых'...Потому и не удивилась. Но Василий Ильич шагнул в калитку. Не первый раз приходилось шагать , не думая о последствиях.
Ну, хотелось бы и подумать, только времени не давали. И первый раз это было в девятнадцатом, когда подошел он к эшелону на станции, а его внутрь затащили и сказали, что теперь он пойдет воевать за светлое будущее всех трудящихся Украины под знаменами атамана Григорьева. Юный Василь был и не против, но только не так- втащили и сказали. А потом стали требовать, чтоб он выпил стакан самогона, чтоб посмотреть, он вольный козак или жидовской прихвостень. А тут паровоз тронул с места, проехал чуток и остановился. А потом так рванул, что мало кто устоял на ногах. Вот этим Василь и воспользовался, вскочив с пола и выпрыгнув в открытую дверь теплушки. Пока там подымались и вставали - и поезд был уже далеко, и Василь никак остановиться не мог, удирая куда подальше.
Гость разулся и зашел внутрь, стесняясь своих грязных ног. Да, столько шел, всю пыль дорожную на них собрал. А пыли летом в городе до сих пор хватало. Хотя зелени стало побольше.
Хозяйка пригласила присесть на диван в светлице, чем снова доставила некоторые моральные муки. Штаны-то тоже не самые чистые, поэтому Василий Ильич сел, как аршин проглотивший. Чтоб меньше дивана касаться.
Хозяйка присела у стола, положила руки на скатерть и продолжила разговор:
--Их никого уже в живых нет. Дедушка Назар с фронта не вернулся. А где он погиб-мы и не знаем. Призывали его тут, в Кременчуге, и вроде бы в часть, что здесь в городе была, потому что он разок ухитрился домой заскочить, бабушку и маму повидать. А дальше -ничего не знаем. Уже потом пришла бумага, что пропал без вести. Бабушка ходила с другими женщинами к лагерю военнопленных, что на Песчаной горе был. Они все хотели найти своих мужей и братьев, некоторые и находили. Только не все и не надолго. Знакомая бабушкина из Малой Кохновки туда пришла и докричалась до своего Ивана. Он ее попросил кожушок принести, потому что ночи в октябре холодные. Она принесла, только Ивана уже не было. А другие пленные сказали, что не ищите мужа вашего, а лучше панихиду закажите в церкви. Еще бы -кормили их горелой пшеницей из элеватора , да и той по жменечке. Кого голод убил, кого тиф, а кого охрана. Потом, когда город освободили, бабушка туда тоже ходила, когда рвы с покойниками вскрывали. Вся Песчаная гора была в ямах. Тут-уже скелеты, тут уже недавние, даже в лицо узнать можно было.
Василий Ильич мельком подумал, что им во рву повезло. Сразу и без мучений. А гореть в тифу-это куда хуже. Сам это испытал и часть лихорадочного бреда в памяти осталась. Голодная же смерть-это недели две мук. Или даже дольше.
--Бабушка умерла в семьдесят восьмом-сердце схватило . Все говорили, что смерть легкая-не мучилась. С маминой сестрой Соней я ни разу и не виделась. Муж ее военный был, всю жизнь по стране ездили, пока не остановились на Урале. Да так сюда и не собрались. Письма писали, а потом и они приходить перестали. Мама умерла в девяносто втором. А я все до сих пор умираю и умираю...
Голос был действительно безжизненный, как в плохом телефоне.И зябко становилось от него.
--Вы удивляетесь, когда про такое слышите. А я уже к этому привыкла. У меня ведь рак нашли, сначала одной груди,потом другой. Вырезали обе. А потом нашли и метастазы. Это когда опухоль в другое место проползает. Бывает -далеко, бывает- и не очень. Муж мой, Валерий, уже после первой операции ушел к другой. А детей у меня нет. Сначала думали,что все успеется, а пока молодые-погулять надо. Потом и получаться не получалось. А опухоли пошли-какие уж тут дети. Когда же метастазы появились,их лечить надо было специальными лекарствами. По схеме какой-то,четыре лекарства, из них только на одно у меня денег бы хватило. А его одно принимать смысла нет,потому что оно работает не одно, а вкупе. Умирать мне тогда не хотелось, стала я искать разные другие выходы. Был такой метод- подсолнечное масло с водкой. Попробовала его пить, только меня от этого тошнило хуже , чем после облучения. Бросила. Были еще методы, но в них только одно хорошее -они мне по карману . А потом я поняла, что не вылечусь. И решила-будь что будет. В онкодиспансер ходить перестала, от обезболивающих отказалась. Они, наверное, решили, что я умерла. И не так уж не правы. Вот так и ...собственно, это жизнью назвать сложно, хотя и можно.
Так что меня почти все забыли. Кроме пенсионного фонда и соседей.
В обыкновенную поликлинику я не хожу, потому что...В общем, это не важно, есть я или нет меня.
Как-то неудобно было такое слушать. Но не врет она, приходилось Василию Ильичу слышать голоса людей,что чуяли свою смерть и она действительно вскоре приходила на звук их безжизненного голоса, что шелестит, как старая бумага под пальцами.Тут он даже удивился своей мысли-сказал, словно в книгу написал. И от второй мысли сжалось сердце-что он тоже мертвый. Может, он -только тень какая-то, которую видят только те, кто сам умирает? Вообще нет, его же другие тоже видели, и эта молодка, что со скамейки согнала, и тот шоффер...Раз они его ругали, значит, хорошо видят? Тогда не тень и не душа , что летает над перекрестками дорог, хотя...
Далее Василий Ильич был отведен в ванную,где от души помылся. Когда аж блестишь от чистоты, тогда уже такие мысли в голову не идут. С одеждой было чуть сложнее.Оставшаяся мужская одежда подходила только частично. Штаны налезли хорошо, а вот обе рубашки трещали в плечах.А то,что была на нем в Крюкове и вернулась из прошлого,плохо перенесла бои под городом. Даже если она при стирке не будет рваться дальше, надевать ее можно только на грязную работу. Криницу, скажем, чистить.Или уголь сгружать.
После еды (родственница постоянно извинялась,что еда не на мужчину, а она сама почти что и не ест, только на обед супчику похлебает, а так чай с хлебом, и все, больше душа не принимает), Василий Ильич ощутил непреодолимое желание спать. Прямо как на войне, когда несколько дней спать не дают, а потом из боя выйдешь и уже можно. Или когда добровольцев бросили на ликвидацию последствий наводнения.Тогда тоже так умаялись, что и до дома сил не нашлось, все повалились спать.
Перед засыпанием мелькнуло в голове что-то про сходство смерти и сна, но не было сил и про это думать. Судьба его во сне на прежнее место не вернула, потому проснулся он в семь утра,словно бы по гудку, хотя сейчас они явно не звучат. Видимо, у всех нынче часы есть, придут сами и вовремя.
Чувствовал себя Василий Ильич утром бодро, словно вчера был обыкновенный день, может, даже и не рабочий, а выходной .Пока умывался,подумал,что надо бы и пойти подзаработать чуток. Вот возьмут ли его на постоянную работу-сказать сложно,ибо документов у него никаких нет.А можно ли здесь чем-то временным заняться, вагоны там разгружать или баржи.
Оксанина дочка сказала за чаем,что сейчас много частников,которые берут людей без документов и всего на работу. Правда, могут и ничего не заплатить.По нынешнему это называлось 'кинуть'. Неподалеку,на Революции Пятого Года,живет такой мужичок,что строительством занимается, он часто людей набирает.Но нужна ли ему рабочая сила сейчас,она не ведает.
Василий Ильич расспросил,где это и собрался. В вчерашний прозрачный пакет сложил свою вернувшуюся из рва одежду,чтоб в нее переодеться на работе. Рубашку,что была тесна,пришлось носить нараспашку. Некрасиво это для мужика,но куда тут денешься. Да и теперешние не брезгуют ходить в много раз рваных синих штанах и высунув живот наружу. Авось стерпят.
Улица была знакомой,правда раньше она называлась Веселой.Когда-то при царском режиме ,здесь были и публичные дома,отчего ее так и назвали. Позднее,улица малость подправила свою благопристойность,там и серьезные люди селиться стали и фабрики построились. Да,здесь и трамвай раньше ходил, при том же царизме,судя по рассказам. Сейчас от всего этого не осталось следа. Дома явно не старые, трамвая нет и рельс от него тоже. Правда, оставались ли рельсы в его время,Василий Ильич не смог вспомнить.
Подрядчик по имени Руслан стоял возле недостроенного углового двухэтажного дома и ругал кого-то, кто был наверху.
Кто-то лениво отругивался от него сверху, чем и дал Василию Ильичу возможность понять,что этот вот недомерок с пузом, как у буржуя на плакатах , именно подрядчик. Еще Руслан был небрит третий день, носил непрозрачные для чужого взгляда очки , а штаны с него едва не сваливались. Василий Ильич подумал, что вне разрухи так стыдно ходить, но одернул себя, ибо одет он тоже не совсем по размеру, а побриться сегодня не удалось. .Давно у родственницы мужчин дома не было, потому и нечем щетину убрать.
Когда Руслан отвлекся от ругани с неизвестным наверху, Василий Ильич и предложил себя в качестве каменщика или плотника. Плотник, если начистоту, из него был так себе, но вдруг подрядчику сейчас не нужны каменщики, зато плотники-позарез?
Руслан подумал и сказал, что нужны. Сейчас надо полчаса подождать, подойдет 'Газель' и работа будет. Расчет после работы. Но больше чем как пятьдесят копеек за кирпич он не даст.
Василий Ильич счел это приличными деньгами и согласился. Только как может подойти сюда и что это за газель-он не понял, но решил не уточнять, чтобы не приняли за совсем нездешнего. Отошел в тенек и сел на стоящий там на попа ящик. Газель оказалась автомобилем серого цвета со сдвижной дверью сбоку. Дверь эта лязгала , как винтовочный затвор и вызывала беспокойство- а не разрежет ли она случайно попавшего под нее как гильотина? Но Руслан и еще один парень ею благополучно и непринужденно пользовались.
Машины в этом времени стали еще хуже. 'Газель' вытрясла из него все кости. Может, виноват были и водитель, и дорога.Но Василий Ильич несколько раз едва не пробил головой крышу, да и толчков послабее хватало, когда он аж отрывался от сидения. Когда приехали, спина заболела, как у старика на непогоду. А куда и как ехали- не до того было, все перебили ощущения от основной точки опоры. От толчков и ударов отдохнулось только раз, когда подсаживались еще двое работников. Они сели за Василием Ильичом, но пока они мимо него пробирались- винный дух от них был такой, что аж глаза заслезились. Матерь божья Остробрамская, как же они вчера набрались? Или уже с утра добавили? Нет, вчерашнее, если судить по запаху.
Руслан оставил здесь Василия Ильича, этих двух похмельных, перемежая речь ругательствами, пояснил,что делать надо, где что брать, вскочил в 'козель' (такое впечатление создалось от машины) и рванул с места.
Ну что- начатая стена есть, угол выведен, кирпич лежит, песок есть, вода тоже. Цемент- да, есть. Цемент сейчас в мешках из какой-то плотной бумаги, а не в деревянных бочках . Эх, вот только не подумал он, что день жаркий, так и голову напечет. Ага вот в углу лежит газета, на которой кто-то раньше что-то ел. Сейчас лишнее стрясти- и будет из нее шапка.
Работа была знакомой и помогала отвлекаться от тяжелых дум- для чего он здесь, это какая-то кара небес, что он воскрес или, наоборот, награда за что-то ? А за что? Жил он, в общем, как все вокруг него. Нельзя сказать, то был он святым или особо грешным, если вспомнить слова отца Макария. Особо не за что стыдиться, а гордиться-ну разве что тем, что не остался тогда у григорьевцев, а сбежал. Ну и потом не пристал к разным атаманам, которых тогда хватало и идейных и безыдейных, и с юмором, и без юмора, да и без головы тоже.
А потом тяжело было многим пояснять, что пошел в отряд атамана Орла не потому, что тому атаману сочувствовал, а просто потому, что хлопцы Орла тогда воевали с деникинцами и раньше других вошли в родные Великие Криницы . А почему Орел стал воевать с деникинцами - а ктож его знал, а сейчас еще менее понятно...
Не все и добровольцами к какой-то силе прибивались. Мобилизациями не брезговали и атаманы. И пленных в строй ставили. Когда после политработы,когда просто так- жить хочешь? Ну вот и служи, коль хочешь жить. И служили. В Киеве , по подсчетам Миши Вейнбаума , власть менялась одиннадцать раз. Но Мишу поправляли,что не одиннадцать, а четырнадцать. В Одессе-не меньше.
Были и люди, которых помотало по разным армиям. Сам Василий Ильич без этого обошелся, ибо служил все время на красной стороне. Но вот попал бы тогда к Григорьеву-а чтобы с ним тогда было? А , кстати, какой тогда месяц девятнадцатого был? Тогда Григорьев красным был или уже сизым, как его нос от самогона? Вроде как апрель. Тогда Григорьев был еще красным комбригом, так что и Василь снова бы к красным попал. А через пару месяцев , глядишь, и прибили бы за то, что не забыл, что красным назвался. Не все могут тут же забывать, кем вчера назывался. Сам Никифор Григорьев это хорошо умел. Оттого ему много давалось и много спросилось, когда с махновцами решил договариваться. Говорили, говорили с ним гуляйпольские, а потом достали из карманов заранее подготовленные револьверы и кончился атаман Григорьев, как самогон у него в стакане.
Василий Ильич вспоминал, а руки не забывали, что делать надо.
К Григорьеву Василь не попал, а через две недели проезжал через станцию другой отряд, в котором служил брат отца Роман. Ехали они на Киев , а на станции Николаевское у них пополнение случилось. Молоденький такой хлопчик, Василём звали. Пристроился к дяде и поехал посмотреть на мир вокруг. Мама плакала, но торбочку в дорогу сложила. Отец бы его не пустил, но в тот день дома его не было. Сестренки Василя крестили и желали, чтоб он вернулся живым и не покалеченным... А он спешил на станцию и боялся, что поезд уедет без него.
Поезд не уехал и большевики без него не обошлись, как пелось в песне Демьяна Бедного. И на мир он насмотрелся- кого перед ним только не было. Поляки, петлюровцы, деникинцы, белозеленые, грузины, махновцы, атаманы Холодного Яра. Даже гуцульскую морскую пехоту повидал, хоть звучит это дико, как летающий бронепоезд. Ну вот придумали же петлюровцы такую вот у себя часть и одели почти как матросов, только штаны-не морские клеши,а галифе черного цвета, ну и кокарда петлюровская. Чего это им приспичило морскую пехоту формировать из тех, кто море только во сне и книжках видел, да и когда до ближайшего моря было пятьсот верст ,а то и более -непонятно.
У красных морской пехоты хватало, как оптом ,так и в розницу. Даже была целая дивизия. В ней служил его друг Корней Латышев, Дело было в двадцатом году на Азовском море , они обороняли Мариуполь и еще против генерала Улагая воевали,когда тот высадился на Кубани. Василий Ильич тогда был довольно далеко оттуда,то на польском фронте, то под Очаковом. Но моряки были и там-чаще всего на бронепоездах,но бывали и в пехоте. Еще он видел под Киевом какую-то тяжелую пушку, почти половину расчета которой составляли матросы-балтийцы. Серьезная была система, один снаряд весил два с половиной пуда. А такой нужно было зарядить в орудия два раза за минуту. Балтиец не удержался и сказал изумленному Василю,что это еще ничего,такие морские орудия вообще шесть раз в минуту стрелять могут. А Василий Ильич тогда подумал,что у той пушки матросы должны быть силачами,как в цирке,про который рассказывал отец.Он сам видел, как цирковой силач стоял на руках и ногах,но не раком,а наоборот,чтоб лицо кверху было.На грудь ему клали каменную плиту, которую двое здоровых дядек били кузнечными молотами,пока она не развалилась. Железный был человек.
Время шло к середине дня, Василий Ильич начал уставать. Но дело двигалось.Выходило, конечно, не так, как у специалистов-каменщиков, но ровно. Дом культуры вроде крюковского имени Котлова ему строить доверять пока рано, но какую-нибудь будку или сарай в саду за клубом-вполне. Василий Ильич оглянулся на соседей, что клали пристройку к дому. А тем весело было.Сидят в тенечке, прихлебывают пиво из большой стеклянной банке и что-то обсуждают. Работа-ну какая там работа... Ряд они начали, потом утомились и стали подкрепляться.
Не любил Василий Ильич пьяниц,потому плюнул и занялся делом дальше.
Пришло время обеда,он поел хлеба с огурчиками,вздохнул,потому как не наелся,запил водичкой и посидел отдохнул -вместо третьего блюда. Соседи успели еще раз сходить за пивом и сейчас дремали. Вот ледащие-то... Надо дальше работать. Но тут вышло вот что- следующий мешок цемента оказался подмоченным. Когда-то забыли его убрать-и вот,пожалуйста.И подмокло здорово, ибо как Василий Ильич не пытался расковырять схватившийся цемент- а никак! Теперь садиться надо и ждать прораба или подрядчика-как там лучше назвать этого Руслана. Может,подъедет, подвезет или найдет где-то здесь в кладовочке. Но Руслан не появлялся,оттого Василий Ильич сполоснул корыто, вымыл руки и сел в тенек. Есть хотелось, и снова хотелось курить,хотя он бросил курить еще зимой сорок первого,после того,как сильно простудился и никак не мог отойти от кашля. Сколько ж времени прошло, как он не курит- шестьдесят или семьдесят лет ? Страшно подумать даже. Вчера родственница говорила, сколько, но бедная голова Василия Ильича с трудом все переваривала, что свалилось на него. По прежнему опыту -то он знал,что пройдет время и все станет на место, но пока 'Бой в Крыму -все в дыму, ничего не видно'. И ведь заразная махорка-сколько не курит, а все равно хочется! Скажи кому- не поверят! И сам не верит, что все это с ним происходит, а не лежит он во рву и перед тем, как захлебнуться кровью, грезит о чем-то. Бывшем, не бывшем-какая разница !
Как это принять-то , что он не то живет, не то не живет,не то смотрит на мир своими глазами,не то глядит на него как через стекло ящика для рыб,какие он видал в богатых домах у 'бывших'. Рыбы там жили красивые и глядели на него сквозь стекло ящика. Ну да, он -то был не похож на владельцев и рыбы, наверное, удивлялись.Вот и сейчас его очередь быть этой рыбой-смотрит и не верит тому, что видит...
...Время шло, проснулся один из 'тружеников', который рыжий, и загребая ногами, пошел к воротам. Ага, за подкреплением ! Ребята подкрепились и завели песню. И под 'Несе Галя воду,коромысло гнется...' Василий Ильич задремал. Приснилось ему то, что он в тринадцатом году поехал с отцом на ярмарку в Умань, только вот что странно-они ничего не продавали, а все ходили вдоль горшечного товара, трогали, приценивались, но не покупали.Все на них удивлялись, пока городовой, видя такое непотребство, подошел к нему и похлопал Василя по плечу. Похлопал, а потом затряс за него же.
Василий Ильич аж проснулся. Это был второй 'лишенец'. Ему надо было огонька. Василий Ильич еле понял это спросонья,ответил, что нечем прикурить. 'Лишенец' ушел к своему пиву. И сон на этом прервался и снова не приходил. Было часа четыре пополудни, Руслана еще не было,а есть хотелось. Василий Ильич напился воды до отвала-а как еще голод заглушить ? Вот так и заглушил.
Сна больше не было,оттого Василий Ильич сидел и вспоминал,пока не вернулся Руслан.
Наниматель быстро навел порядок. Два 'лишенца' получили целую очередь ругательств, а когда попытались огрызнуться-еще и пинка . Денег им не досталось совсем, но, если честно, то и не за что. За день они уложили восемнадцать кирпичей, устали, стали поправлять здоровье и незаметно увлеклись,забыв про дело. Василий Ильич же поразил Руслана качеством работы прямо до потери словарного запаса, ибо подрядчик выдавил из себя только : ' Ну ваааще ты , мужик, дал...'
Руслан пожалел, что рано кончился цемент, и сказал, что надо было у этих 'ушлепков' отобрать, но тут же оборвал мысль-Василий Ильич 'лишенцам' ведь не начальник. Подрядчик отсчитал целую кучу денег с изображением князя Ярослава Мудрого и сказал, что завтра и послезавтра у него для Василия Ильича работы нет, этот дом пока не очень к спеху, но вот через два дня ему надо будет поднапрячься и быстро доделать магазин в Кохновке. Вот тогда пусть и приходит с утра, как и сегодня. Хорошему работнику Руслан всегда рад.
Жутко скачущая по ухабам 'козель' вернула Василия Ильича обратно на Советскую. Денег вроде было много, но он решил сам ничего не покупать, а сходить в магазин вместе с Надеждой, она-то лучше знает, чего больше надо и что почем. Ему лично нужно только чем бриться. Мысли о куреве Василий Ильич усердно давил и таки загнал поглубже. Поэтому он стал отмывать себя после работы, а родственница тем временем пошла в магазин. Когда она пришла, тогда и поели.
Как выяснилось, теперешние бреются каким-то очень ужатым вариантом безопасных бритв, только материл -не металл, а нечто вроде целлулоида, но потверже на ощупь. Утром будет видно, что лучше бреет.
Хотя завтра работы у этого подрядчика не будет, Василий Ильич расспросил Надю, где еще можно подработать. Она точно не знала, но вроде слышала, что можно подработать на оптовых складах. Там множество магазинов, киосков и при них складов, поэтому там все время нужны люди,чтоб принять или выдать товар.... Может, там и что-то найдется. Правда, это было очень далеко. Поэтому решили,что Надежда отведет Василия Ильича на остановку, а дальше он уж сам доберется, воспользовавшись тем, что язык доводит до Киева. А обратно- уже будет видно, пешим ходом или опять на транспорте.
Вечером он долго не мог заснуть. Что-то все время мешало- вот , вроде глаза сами слипаются,а все нет сна никак.
Промучившись в бесплотных попытках, Василий Ильич снова предался воспоминаниям, решив, что сон как-нибудь придет, если он должен быть.
А пока шли воспоминания о лете девятнадцатого. Тогда он был в 'пожарной команде'.Так в шутку в дивизии называли пулеметную команду, вооруженную Льюисами, которая и должна была служить наподобие пожарных, 'залив' огнем намечающийся прорыв врага. Ну и а атаке тоже приходилось бывать, усиливая ее острие . Дядю с племянником тогда разлучили, и стал Василь тем, кто потом назывался второй номер пулемета. Какая у него была основная задача ? Поскольку с механизмами он раньше дела почти не имел, а Льюис простотой конструкции не отличался, то взваливал Василь 'самовар' на плечо и нес, куда нужно,благо сил хватало .Так было на походе, в бою же первую скрипку играл Иван Фомич, а Василь ему помогал. Иван Фомич был из питерских рабочих, с завода Лесснера, потому устройство пулемета ему сложным не казалось. Это Василю сначала всякие там малые и большие отверстия, тяги и винты казались темным лесом, в котором он никогда не разберется и блукать всегда будет. Но шло время, и руки все увереннее выполняли нужную работу. Иван Фомич считал, что оба пулеметчика должны смочь друг друга во всем заменять, и командир его в этом поддерживал. А когда оба в наличии,то каждый занимает то место, где у него лучше получается. Потом Василь и нес почти пудовую тяжесть пулемета. Первое время он ворчал на удобство переноски и тяжесть, но потом и сам втянулся и кое-что повидал. И счел английскую машинку вполне достойной. Французский Шош клинило чуть ли не на каждом магазине, да и выглядел он каким-то, так скажем, причудливым. Видал Василь еще и немецкий ручной пулемет с лентою, так он был еще тяжелее. Льюис оказывался лучше всех других. Хотя не помешало бы ему быть чуть полегче , да и градус сложности устройства снизить.
...Обмундирование выдали австрийское. Не то сами австрияки побросали,не то гетмана Скоропадского вояки .Но, правда , дали не всё. Мундир и штаны австрийские, а вот шинели не досталось, потому носил домашнюю свитку, да и обувка была тоже своя. А фуражка осталась от царской армии, Василь только к ней звездочку прикрепил. Впрочем, однообразно одевались только свежие части, пришедшие из резерва. А те, что уже долго воюют, обмундирование и снаряжение имели страшно пестрое- кто какое достал. Воюет полк против галичан- значит, на части бойцов появляется австрийская форма. Встретились в мае с Серожупанной дивизией- в наших рядах серого цвета прибавилось. Ну и так далее. Интендантство не всегда справлялось, потому так и жили-что добыл, то и носишь. С патронами тоже сложности были, ибо одновременно использовались винтовки и пулеметы многих систем. Под трехлинейный патрон ручных пулеметов Василь тогда не встречал. Максимы и кольты под него были, а вот таких -нет. Потому лежала еще одна задача на Василе- глядеть зорко по сторонам, не лежит ли где-то в вблизи английская винтовка или такой же Льюис возле убитых или брошенный. Иногда такое счастье было, но бывало, и не везло. Пришлось как-то отражать атаку конницы петлюровцев,имея к пулемету только один диск. Тогда этого хватило, потому военная жизнь Василия закончилась под Кременчугом , а не под Коростенем и на двадцать лет раньше.
Регулярно будучи в поисках патронов, Василь и разбираться в них стал. Первое время он еще мог притащить по ошибке более пузатый французский патрон, но потом уже нет. Хотя был в его практике интересный случай. Лежал под хутором Веселым убитый из Запорожского корпуса петлюровцев. Винтовка у него русская драгунская, то есть нужных патронов быть не должно. И только из добросовестности Василь стал проверять подсумки. В правом- трехлинейные патроны в обоймах (жалко), а в левом- английские россыпью! В мешке за плечами-еще россыпь английских! Да радость то какая прямо на ровном месте, а то опять запас их к концу подходит.
Но для чего эти патроны запорожцу в русской винтовке? Потом , конечно, он узнал, что некоторые винтовки позволяли стрелять чужими патронами, но вообще такой фокус был чреват разными неудобствами, иногда опасными для жизни. Потому , коль есть у тебя русская винтовка, то и стреляй патронами от нее. Иногда можно было и английский либо австрийский патрон в нее засунуть и со своими глазами остаться, но не всем так везло.
Еще Василю досталось австрийское оружие - пистолет Стеер и австрийский же штык. Как сказал Фомич- на всякий случай. Штык , пока он служил в Украинской советской дивизии , таких случаев не имел, Василь им для хозяйственных дел пользовался. Да и честно говоря, тогда он не очень представлял, как это -взять и ударить ножом кого-то. Потом научился. А вот пистолет и тогда использовать довелось. Заряжался он, как винтовка, обоймой сверху. Еще такое было у маузера, а другие пистолеты заряжались снизу. Увесистая машинка была, но надежная. Впрочем, другие военные пистолеты весом не сильно отличались, только браунинги были полегче. Но, чтоб попасть точно из браунинга, особенно испанского, должно быть сильно везучим.
Наверное, эсэры, когда из таких браунингов покушения устраивали, стреляли чуть ли не в упор.
И то Столыпин, получив браунинговскую пулю в печень, прежде чем осесть, благословил царя . От стееровской пули , полагал Василий Ильич, сановник бы вообще не устоял на ногах. Был у него опыт , что бывает, когда попадаешь из Стеера противнику в грудь или живот. Ни один петлюровец не устоял, и ни один не выжил.
Много чего вспомнилось, пока глаза не закрылись сами и сон не пришел.
На следующий день Василий Ильич поехал на оптовые склады. Ох, и далеко это оказалось! Но город на этом не закончился, было видно, что еще и дальше идут дома. Как выяснилось, город дошел до Большой Кохновки, ее перешел и двинулся дальше. Автобус доехал до бывшего трамвайного кольца, медленно вполз на Песчаную гору, перевалил через нее... Здесь был раньше Варшавский снарядный завод, потом закрывшийся...Потом на его месте построили беконную фабрику. Здесь были артиллерийские склады... Здесь были казармы караульного батальона, а здесь зенитной батареи... А здесь вообще ничего не было. Тут- огороды. В той стороне должны были начать строить авторемонтный завод.
Под горой стоял большой памятник с множеством металлических фигур. Надо будет спросить у Нади, кому он поставлен. С другой стороны огромный дом, весь облицованный красивой плиткой, ныне частично обвалившейся. А сразу за памятником большой клуб с колоннами, тоже, кстати, изрядно обшарпанный. Дальше шли дома из белого кирпича, уже знакомые ему. По подсказке добрых людей он вышел перед подъемом на мост и пошел направо. Там в каких-то бывших складах были устроены небольшие магазинчики и склады при них. Были и киоски, и будочки. Вокруг ходили кучи народа, приценивавшиеся и покупавшие. Как потом выяснилось, все эти склады, магазины и киоски торговали как бы по оптовым ценам, хоть ты и покупаешь там не оптовые партии, но выходила покупка дешевле. Насколько - Василий Ильич не знал. Но народ ходил толпами и потихоньку брал. Хотя были и такие, что приезжали на машинах и купленным заваливали их багажники.
Все это было очень интересно и зрелищно, но к кому бы не обращался Василий Ильич из владельцев, никто его не брал. А здешние грузчики еще и явно намекали, что им здесь конкуренты не нужны. Тут Василию Ильичу вспомнился термин его времени- 'штрейкбрехеры'. Теперь получается, это он именно такой? Потерпев ряд неудач, вслед за людьми Василий Ильич перешел железнодорожное полотно. А там, за рельсами, был филиал этого места. Потолкавшись среди складов и киосков, Василий Ильич нашел работу. Разгружал муку, потом какие-то резко пахнущие порошки и еще что-то. Потом подождал , когда приедет машина с грузом, и с ней поработал. Устал не менее, чем вчера, хотя заработок был поменьше. Хотя кроме денег ему дали с собой макаронов .
Причем каких-то интересных- оранжевого цвета и страшно длинных, вершков по семь длиной. В его время такого не было. Макароны были, лапша , рожки тоже. А вот таких длиннючих не встречалось. Василий Ильич к ним относился несколько равнодушно, ему больше нравились каши или тушеная картошка.Но можно и макарон. Вот Корней Латышев их любил до самозабвения. Им на флоте их давали после угольной погрузки. После такого адища, как угольная погрузка, и наведения порядка после нее- очень кстати поесть макаронов,чтоб потерянные силы набрать. Корней рассказывал, что в пятнадцатом году, когда после такой погрузки на ужин дали кашу, а не макароны, матросы восстали. И правильно -погрузишь на корабль пару тонн угля на душу, потом отскребешь корабль от угольной пыли, потом себя отскребешь от угольной пыли, что только в задницу не набилась- злости будет на троих. Можно и офицеру куском угля по голове заделать, если он виноват. А матросы, по наблюдениям Василия Ильича, были такими- друг за дружку всегда горой. Кто-то позвал бить офицеров-пошли бить. Уже потом разберутся, зачем это надо было. Насчет кабака-тоже самое. А, принявши в кабаке горячительного, подраться -это как с добрым утром. Тому же Корнею пару зубов выбили в таких приключениях, а за что он там бился- сказать не может. Один раз зуб выбили братки с 'Синопа', другой раз- балаклавские греки.
Что он с ними поделил или не поделил - осталось покрытым мраком неизвестности и алкоголя. Как все-так и он. А зубы-это так. Сегодня тебе, а завтра ты сам. Потом Корнея перевели на миноносец 'Керчь', вот там стало полегче. Корабль ходил на нефти, потому погрузкой нефти занимались трюмные и не вручную, а насосом. А его, как минера, туда не привлекали.
Потом же Корней даже не афишировал, что с 'Керчи'. Память о миноносце и его удалой команде была всякая. Если затопление кораблей в Новороссийске можно было считать и подвигом, а можно и нет. С одной стороне не дали немцам захватить 'Свободную Россию' и 'Фидониси', утопив их минами. Часть кораблей ушли по ультиматуму немцев в Севастополь, а потом достались белым. Ушедший туда линкор 'Воля' потом по самому Василию Ильичу в Очакове стрелял и не один раз. Когда полутонные снаряды грохаются даже неподалеку-ой, как все внутри содрогается. Если бы деникинские мореманы еще и попадали-так вообще было бы кисло и солоно. С другой стороны, их 'Керчь' против немцев и турок сходила только раз и никого не утопила. А вот своих кораблей утопила аж два.
Но это еще ничего. Но вот был в восемнадцатом история с офицерами Варнавинского полка. Полк был на Кавказском фронте и в начале года его перевозили из Трапезунда обратно. К тому времени, как полк прибыл в Новороссийск, шла уже гражданская война на Кубани. Вот полку кубанские большевики и предложили повоевать с контрой. Солдаты согласились, согласился и командир, после чего полк выступил на север. С одним только офицером ,потому что остальные не захотели. Их посадили под арест, но местные большевики ничего с ними не делали. А вот братки с 'Керчи' решили, что зачем им кормить офицериков и ждать , когда они в спину ударят. Явились на пароход, где в трюме под арестом офицеры заседали , забрали с собой, на своем корабле отошли в бухту и всех их расстреляли. Расстрелянным привязали к ногам колосники и посбрасывали в воду. Офицеры ушли в глубину. Но кто-то из матросов оплошал с привязыванием балласта, и трупы стали всплывать. Город впал в ужас и трепет. Люди даже рыбу есть не хотели-вдруг она вчера подпоручиком питалась. Морякам обещали за самоуправство их судить, но потом стало не до того.
Прошло совсем недолго и в оставленный красными Новороссийск вошли белые войска. И началось убийство всех матросов, что остались в городе или тех, кого приняли за матроса. Кого сразу рубили, кого живьем зарыли в землю, кого еще как...
Василий Ильич, когда ему Корней про то рассказал, спросил тогда- а зачем? Сидели бы офицеры себе в трюме, как в тюрьме или в нормальной тюрьме, они ведь против красных не воевали?
Корней грустно улыбнулся и махнул рукой. Василий Ильич это понял как то, что друг и сам не знает, отчего так вышло. Но сказать, что он или его братки зря так сделали, он еще не готов.
А сам Василий Ильич готов ли сказать,что когда ему пришлось самому расстреливать-прав ли был он? Того офицера под Григорьевкой, махновцев под Горьким Логом, петлюровского старшину под Коростенем, тех трех дезертиров? Махновцев- тут можно счесть, что прав. Больно кровавый след был после их визита в губернию . После того,как увидел он убитую батькиными хлопцами учительницу, то не дрогнула бы рука и всех остальных махновцев отправить к святому Петру на суд скорый и справедливый . А убийц учительницы- еще и в неполном виде.Кое-что у этих гадов зря выросло. Офицер- может быть ,тоже. Он смерти не боялся и грозил им,что если бы его взяла ,так совсем бы не колебался, стрелять в них или нет.
Остальные? А черт его знает. Не часто он о них думал, немного о них знал-как тут что-то сказать?
Может, то,что с ним произошло -именно из-за того?
Василий Ильич разнервничался и оттого проехал дальше, чем нужно. Пришлось спрашивать, как ему добраться до Надиного дома. Оказалось,что не очень-то и далеко, но если б не показали, так бы и и заблудился.
После ужина они с Надей пошли к соседям смотреть то, с чем Василий Ильич доселе не сталкивался. Он про себя окрестил это 'домашним кино', а здесь это называли телевидением.
У Нади когда-то тоже был такой аппарат, но испортился. Поэтому она пару раз в неделю ходила в гости смотреть интересную ей часть домашнего кино и обсуждать ее с соседкой Михайловной.
Аппарат представлял собой облицованный с боков чем-то вроде фанеры ящик, а впереди у него было глухое окошко ииз стекла мутно-серого цвета. Когда его включищь, он получал откуда-то из Киева переданные оттуда (наверное, по радио) фильмы и спектакли. Кроме них, еще были новости и что-то вроде коротких фильмов на какую-то тему.
Когда показывали кино, то на этом стекле возникало изображение, как и в кинотеатре на экране или стене. Естественно, на большом экране все выглядело лучше, но следовало признать, что лучше сидеть дома и смотреть там же, чем вставать и идти в кинотеатр. В кинотеатре, конечно, можно было и в буфете чего-то перехватить, и кого-то встретить из хороших знакомых, но Василий Ильич рассудил, что можно и дома приготовить вкусное или хмельное и потребить за просмотром. Да и тех же знакомых пригласить и за рюмочкой посмотреть вместе с ним.Так что в принципе Василий Ильич новшеством был доволен, особенно тем, что сейчас все кино были цветными и со звуком. Сильно мешало только регулярная перебивка просмотра рекламными вставками, когда зрителя уговаривали пить пиво и принимать лекарство от какой-то там простаты. Что это за гадость -простата, Василий Ильич не знал, но спросить постеснялся.
Поскольку сначала в этот день посмотрели передачу про диких животных, то он был даже в восторге, поскольку сняли фильм очень интересно. Тигров -то он видел, но только в зоопарке или цирке. И очень интересно было посмотреть, как тигры вдали от людей ловят себе добычу, едят и ухаживают друг за другом, чтоб произвести на свет тигренят. Как они это засняли, Василий Ильич не знал, но решил, что наверное, каким-то очень мощным биноклем воспользовались. Ему как-то приходилось глянуть в морской оптический прицел и тогда он ощутил, как будто бы у него глаза стали совсем другими и все стали видеть на несколько верст. Наверное и тут взяли что-то такое же мощное.
Телевизор Василием Ильичом воспринялся как своего рода радио, смешанное с кино, поэтому не необычным. После фильма про тигров начался тот фильм, который смотрели Надя и Михайловна.
Они называли это сериалом, потому что оказался он не одним, а составленным из множества серий, которые шли по полчаса, но почти каждый день. Во времена Василия Ильича тоже встречались фильмы в двух сериях, а теперь уже и в сотню серий. Это, конечно, необычно, но не настолько уж непонятно.
Сам сериал Василию Ильичу не понравился. Рассказывалось там про какую-то мексиканку Долорес, что жила где-то в диком месте и после того, как ее бросил муж, сильно страдала от этого. К ней начал подбивать клинья другой парень, но она все страдала по бросившему ее мужу. Обе серии, что видел сегодня Василий Ильич, и состояли из рассказов этой Долорес, как она любит бросившего ее Рауля сначала самой себе перед зеркалом, когда она прихорашивалась, чтоб пойти и сказать молодому охотнику Ромеро, что она любит своего ушедшего от нее мужа Рауля (теми же словами , но с большими ужимками), а потом Долорес пошла в гости к соседке Грасуэле, которой повторила свои слова о любви к Раулью и то, что Ромеро хороший, но она все же замужем за Раулем...
Узнав, что это сто семьдесят вторая серия, Василий Ильич аж оторопел. Это сколько дней сплошного завывания и кривляния о том, кто кого любит?Надя и Семеновна же утирали слезы и еще с полчаса после конца последней серии обсуждали героев.
Василию Ильичу из героев лучше отнесся к Ромеро, потому что он произнес всего десяток слов, ибо все время, раскрыв рот, слушал Долорес, как она разливалась соловьем. Бедняга. Василий Ильич хотел посоветовать бы парню не сидеть и слушать эту бесконечную трепотню, а подойти поближе и сделать с Долорес, что парню положено делать с женским полом. Глядишь бы и дело пошло на лад, и Долорес , наконец, заткнулась. Но Василий Ильич давно знал, что героям кино не посоветуешь.Как их сняли, так они и будут делать. Хотя он помнил, как в зале кричали героям, чтоб те что-то сделали или не сделали. Проходило время, и зрители понимали свою ошибку.
Это в театре можно или в цирке крикнуть артисту, чтоб перестал заикаться или боролся по правилам. И он даже так сделает.
Хотя все же два перерыва на простату за полчаса фильма-это все же многовато. Сделали бы лучше, как раньше пускали киножурнал перед фильмом. Вот и сначала был бы рассказ, как это страшно,когда ты вспотел, а потом уже кино. Те же, кому не интересно про пиво или дешевый кредит в банке, могли бы, пока про это говорят, чаю похлебать.
Кстати, в нынешнем времени чай стали пить в виде пакетиков. Вообще ничего так, удобно.Только Надя говорит, что чай туда идет самый плохой, точнее чайная пыль. Да нет, это она морковного чая не пробовала или пустого, который чаем только называется. А это вполне приличный.
Перед сном Василий Ильич поразмышлял и пришел к выводу, что он еще как-то держится и особенно не чудит. Да и его пока никто слабоумным и ничего не знающим не назвал. Наверное, потому что помалкивает больше. Все вокруг переменилось, полностью став с ног на голову, а его мозги стоят пока как положено, низом книзу, а верхом кверху.
Хоть и все вокруг другое, только отчасти знакомое. Даже речь на улицах совсем другая, да и улицы совсем другие. И Днепра нет! На складе, когда он ждал приезда машины, молодой парень-продавец рассказывал, что почти весь Днепр ниже Киева-это не река, а слабо проточные озера. Река он только кое-где. Василий Ильич очень удивился,но промолчал, а на следующее утро спросил у Нади. Та подтвердила . Вслед за Днепрогэсом, закрывшим днепровские пороги искусственным озером, построили еще ряд плотин, и их водохранилища теперь сплошной цепью выстроились от Киева до Каховки. Есть и такое , называемое Кременчугским. Оно, кстати, затопило город Новогеоргиевск. А вместо него построили город Светловодск чуть в стороне.
Вот тут Василий Ильич ощутил себя не так хорошо и счел, что с выводом, что держится, явно поторопился. Если б он родился в Новогеоргиевске, то вышло бы ,что родился в подводном царстве и теперь от него ничего не осталось, даже места рождения! Надя в этот момент у плиты была занята и не видела, как Василий Ильич с трудом удержался на ногах. Потому и продолжила, что иногда, в сухое лето, уровень воды падает и из под воды появляется то, что еще осталось на дне. Кажется , ей говорили, что Новогеоргиевская больница так является на белый свет. Василий Ильич ощутил себя, как Гришка Кутерьма, хорошо, что ненадолго, ибо все же это сравнение было неправильным. Он -то город не предавал, да и родился не в Новоогеоргиевске. Бывал там раза три, то проездом, то по какому-то делу...
________________________________________________________________________________________
Так и текла его жизнь. Ходил на заработки и получалось. Не всякий день, но регулярно. По дому множество дел переделал, починив все, что смог. Телевизор- не решился. Помогал и соседям Надиным, ибо не у всех дома мужчина имелся, чтоб руку приложить .
Как-то они пошли на улицу Бутырина, где жила женщина в доме под снос. Хотя с чего тот дом сносить-он кирпичный и не собирается падать, подремонтировать бы его , так и простоит еще одно столетие. Но вот собрались, людей выселили, а эта женщина осталась в доме одна. Водопровод у нее отключили, ибо зачем он в домах под снос? Электричество тоже отрубили и с той же целью. А как женщине жилье освещать или себе супчик приготовитьь - а никак. Дом под снос, никого там нет и ее тоже нет. Поэтому когда она ходить решилась по кабинетам начальства, то никто ей не помог. Записали, сказали, что решат.Тому уже год миновал, а они все решают.
А жить -то как-то надо. Вот Василий Ильич и сложил ей из старого кирпича во дворе очаг, чтоб удобнее было готовить , а Надя кое-какие вещи передала. Бедные люди легче последним куском поделятся, чем богатые тем, чего у них до чертовой матери. Может, оттого они и богатыми становятся, что за копейку удавиться готовы, вот эта копейка и липнет к их рукам?
Вспоминал он много, и людей и событий. Но останавливал себя, когда вспоминал жену и детей-настолько это было болезненно, что аж заходилось сердце. Так оно стало реагировать, когда разными способами попробовали проверить, прописаны ли они в городе. И никого не нашлось. Из знакомых нашлось несколько людей с похожими фамилиями и именами, но они оказались однофамильцами , а тех людей, что хотел найти Василий Ильич, не знали. Ну да, это объяснимо, перед войной в городе жило за восемьдесят тысяч человек, а может, и все девяносто тысяч, а при освобождении осталось только шестнадцать. Не все,конечно, погибли, кто-то уехал, а потом и вернулся, но все же большую часть выросшего в три раза города составляли те, кто приехал в него уже после войны и их потомки. Это было понятно, но сердце так неприятно отдавало в левую лопатку, что он старался не думать об этом, а если даже само приходило на ум, то усилием воли отключался от этого.
И еще Василий Ильич словно впитывал сведения об этом мире,в котором жил. Читал газеты, слушал, расспрашивал Надю, других людей.
И сказанное как бы откладывалось в нем, как откладывается песок на речное дно, чтоб в один прекрасный или не очень момент образовался остров. Или мель. Так вот и у него сложилось впечатление об окружающем, и не сильно лестное.То,что вернулся капитализм, он догадался быстро. Но вернувшийся строй имел какое-то очень знакомое лицо, которое вспомнилось далеко не сразу. Все же Василий Ильич, как ни старался поднять свою образованность, вуза не закончил, а то, что самообразованием добирал, имело много пробелов.Но все же догадался, что украинские паны , как ни старались, а всегда получалась у них Речь Посполита. Такая, как перед тем, как ее чуть не смел 'Кровавый потоп'. Такая у них была планида, как у пьяницы Гурьяна , который всегда, как напивался, засыпал в своем огороде- придет, хоть и на бровях, и ляжет на налёжанное место под плетнем. Разница выходила очень маленькая и только за счет брака при исполнении.
А, значит, это тоже будет ненадолго. Когда Речь Посполиту воспроизводили на Украине в восемнадцатом и девятнадцатом, энтузиастов смело через неполных три года-начисто. Польская попытка вернуться в прошлую вакханалию закончилась в тридцать девятом, через пару десятков лет. Тоже полным стиранием , как мела со школьной доски. Сейчас у украинской попытки номер три идет двадцать второй год. Значит, скоро будет как в тридцать девятом- 'нема пана, нема ляха на всей Украине'.
Прочим, впрочем, тоже здорово достанется, и тем, кто виноват, и тем , кто не при чем. Стирание с лица земли польской модели проходит всегда кроваво, и еще долго выжившие вспоминают о минувшем с содроганием. Он это видел дважды, а в первом случае поучаствовал лично. Мог бы и во втором, но его не призвали тогда, ибо работал на железной дороге. Может, это и к лучшему, может , и нет. Судьба все равно пришла к нему через два года без одного месяца.
А для чего сейчас все это возвращение из небытия и взгляд на будущее? Это кара за какие-то прегрешения или, наоборот, награда за что-то? Не припоминал Василий Ильич за собой ни великих подвигов, ни великих злодейств. Видимо, какая-то случайная ласка судьбы, как выигрыш в лотерею. Или проскрипция, но не потому что за что-то, а так : попал в некий список и всё. И никто не стал разбираться, ты там по делу или нет.
Что же касается людей, что жили сейчас, то Василий Ильич не хотел быть им судьей. Много в них, современных , ему не нравилось, особенно то, что они не имели понятия о своем прошлом, но- пусть каждый сам делает, что делает и отвечает за содеянное. А он сам ... наверное, это еще не все и он тоже ответит. Вот за что- если б знать...
Время шло, наступила осень , пришла и закончилась зима, зазеленела весенняя красота.
Летом же все чаще стала приходить мысль, что скоро все закончится. Поэтому Васлий Ильич постарался закончиться все, что делал по дому, чтоб не осталось ничего недоведенного. Когда же наступит его срок, он не знал, но догадывался.
Утром девятого августа глаза открылись сами. Даже будильник не понадобился .
Позавтракав и попрощавшись с Надей, он вышел из дома и пошел по улице в сторону университета. Было еще рано, только полседьмого,потому народу встречалось немного.
Ноги сами вывели к Днепру, и он поглядел на речную воду, на встающее солнце, на мост над днепровскою водою. Мост между временами. Можно было поехать и на маршрутке, но он все равно успеет. До заката времени достаточно.
Василий Ильич прошел к Дворцу Культуры, мимолетно усмехнувшись тому, как изменилось это место- был лагерь исправительных работ, а стал дворец , и теперь потомки жуликов могут ходить сюда и слушать музыку и не знать, что их прадед сидел тут за кражу госпитального белья. Был у о в его цеху такой вот Ваня, отсидевший тут за кражу четыре месяца. После чего клепка в голове у него стала на место, Ваня воровать перестал и даже грамоте выучился. Жизнь заставила-начальник лагеря арестантов домой отпускал, но по письменному заявлению. А поскольку Ваня был неграмтотный, то просил другого сидельца писать, и с ним за помощь хлебом делиться приходилось. Вот и дошло до Вани, что и воровать не хорошо, и неграмотным быть не лучше.
Василий Ильич поднялся на мост и отчего-то перешел на левую его сторону. Поток транспорта в Крюков был немаленький, но он уже вполне квалифицированно перебежал дорогу, и никто его не обозвал. Что уж там, невелика сложность...
На мосту в левую щеку ударил довольно свежий ветер. Да и вообще было прохладно с утра. Солнце еще не успело прогреть все , это будет попозже, а пока весьма свежо и бодряще. Даже можно пожалеть , что нет на себе пиджака или курточки.Но это ненадолго, жара скоро заставит пожалеть, что вообще рубашку одел. Вниз по реке(или это уже не река ?) проплыл довольно крупный катер. Василий Ильич попытался разглядеть, работают ли в речном порту краны, но не смог разобрать. Может, им еще рано погрузку начинать?
Спускаясь на крюковский берег, он поискал глазами тот самый уцелевший бронеколпак. А его и не было!Может, не туда глядит? Нет, вот место колпака, на отходящей от моста в сторону насыпи, только вместо него стоит уже новый, серебристого цвета и с окошками на каждой грани. Да, и этого знакомца уже не стало.
Да, это тоже знак. Что же , когда знаешь, что надо делать, становится легче, ибо не надо сомневаться и беспокоиться о том, что выбрать. И сердце тверже становится, и сил прибавляется.
Василий Ильич шагал по улице Республиканской в сторону Деевской горы. Ноги не чувствовали усталости, хотя за спиной оставались уже многие кварталы. Идти было еще далеко, но он был готов пройти всю эту дорогу , до давно уже засыпанного противотанкового рва.
Ему нужно именно туда и он дойдет.
А что ждет его дальше? А какая, собственно, разница? Жизнь человеческая -дорога, и смерть-тоже дорога, последняя или нет, но какая в том тоже разница?