Аннотация: Эта история произошла во времена самого мирного государства - Советского Союза в самой миролюбивой советской армии стоящей на страже социализма в Чехословакии.
Мало того, что узбек Керимдуллаев был "дед", он был к тому же стар и в свои двадцать семь выглядел аксакалом среди солдат. Дожить до такого почтенного возраста помог горный воздух, дышать которым Хамрабек регулярно уезжал из Ташкента в призывные месяцы. В это время он только один раз задержался в пределах досягаемости военкомата по уважительной причине - на своей свадьбе. Так уж получилось, что в медовый месяц долгожитель уклонился от супружеских обязанностей по причине выполнения обязанностей воинских в советской армии.
А сейчас Хамрабек Керимдуллаев собирался в наряд на кухню. Его темное от загара восточное лицо, и так-то не богатое эмоциями, было особенно отрешенным, потому что старшим наряда назначили прапорщика Пилименько.
Почему-то мы с первого взгляда не полюбили прапора Пилименько, может быть за визгливый командный голос, придававший его мелкой фигуре сходство с Гитлером, может за то, что он бывший танкист. Но вначале, Гитлера мы не любили больше. Раздражала привычка Пилименько поднимать моральный дух личного состава, построив его на очень свежем воздухе без шинелей. Намеки из строя, что, мол, не май-месяц, Пилименько игнорировал и продолжал воспитание на наглядных примерах из реальной половой жизни.
То, что он был танкистом в срочную, Пилименько сдуру признался сам, сравнив как-то порядок в танковых войсках с авиационным бардаком. И сразу же получил кличку "Мазута" вместо общепринятой "Пельмень". Стоило в кино, а смотрели мы три раза в неделю, какому-нибудь захудалому танку, как клопу, выползти из уголка экрана, тут же в темноте раздавался крик охламона Крапивченко: "Вася, танки!". После фильма "На войне, как на войне" солдат Крапивченко охрип, а прапорщик Василь Пилименько зарекся ходить на военно-патриотические сеансы.
Пилименько, пришел в казарму в момент, когда те, кому с ним не повезло, переодевались в подменку (подменка - рабочая одежда для хозработ). Керимдуллаев, перекладывая документы и сигареты из одних карманов в другие, выронил письма и фотографию. Пилименько тут же зацапал ее и стал, похохатывая разглядывать, пока Керимдуллаеву не удалось выхватить.
- И чё ты даже посмотреть не даёшь? Такую бабу не от меня беречь надо, а от того, кто сейчас с ней вместе считает дни, оставшиеся до твоего дембеля. - мелко засмеялся Мазута и присовокупил такое, что и День Военно-морского флота в календаре покраснел бы.
Всегда спокойный и доброжелательный Хамра промолчал, он даже не взглянул на прапорщика, а, наклонившись, стал собирать письма. Только по замедленным движениям рук и можно было догадаться, о его усилиях сдержать дикую ненависть. Собрав конверты, Керимдуллаев также медленно унес их в каптерку, в чемодан.
Пилименько, наконец, построил озлобленный наряд и увел на кухню.
Когда мы вернулись с вертолетной стоянки и в курилке у казармы вытянули гудящие ноги, дежурный по эскадрилье, по кличке "Москвич", рассказал про последний цинизм Мазуты и неожиданно слабую реакцию Хамрабека.
- Я бы на месте Махры ему морду набил и пусть на губу садят, - он подумал и добавил, - но дисбат тоже исключать нельзя... А-а-а, все равно набил бы!
Смелость Москвича оценили в курилке с восхищением, а то, что папа у него генерал в Москве, знали очень немногие.
В столовую идти не очень хотелось. Не зря древние греки говорили: "...ужин отдай врагу". Это они про наш ужин, хотя сегодня-то на раздаче свои.
Блюда, действительно, в этот день немного отличались тем, что на столах полка среди вареного сала попалось немного мяса, и пюре из сушеной картошки было слегка погуще. Но не Мазуте за это мы были благодарны.
Зато на завтрак был неожиданный десерт от Пилименьки. Это с чувством злорадного удовлетворения мы увидели его исполосованную рожу, местами залепленную лейкопластырем. Даже бреясь топором, невозможно так порезаться. До синяков и до хромоты.
Быстро позавтракав, я вышел из столовой и за углом, у входа в кухню, подсел на скамейку к Хамрабеку, безмятежно курившему перед началом своей грязной работы.
- Хамра, только не говори, что ты тут ни при чем.
- Это не я его.
- Хамра!!!
Он достал еще сигарету, прикурил от бычка и, наконец, сказал:
- ...Помнишь, тогда в увольнении я колготки и духи жене покупал.
Я не помнил, но молча кивнул.
- Так этими духами я вчера чуть-чуть капнул на колготки...
- И?
- ... растянул их как следует, и положил в карман кителя Мазуты, он снял его из-за жары. Мы кончили чистить картошку около двух ночи, и пошли в казарму, а Мазута домой, с капроновой бомбой в кармане. Повар сейчас рассказал, как он лейкопластырем из аптечки обклеивал Мазуту, и как тот объяснял, что упал в кустах. Но спал-то Мазута в подсобке, значит Люська опять победила! Ты не дойдешь до лётной столовой узнать как она?
Бесшабашная жена Мазуты Люська работала официанткой, время от времени дралась с мужем, и после каждой победы лётчики за завтраком встречали ее аплодисментами.
- Успокойся, она только что попалась нам по дороге - как всегда выглядит блестяще, строй даже выполнил не отданную команду "равнение налево" и как на параде загрохотал сапогами.