Шабанов Лев Викторович : другие произведения.

Каменный Легион 6(16)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исправляю. Греческий текст по максимуму греческий текст не всегда "печатается", где возможно я его заменил. Там где есть "???" - был незаменяемый вариант греческого текста = в принципе, отец Аркадиус, как северянин греческого не разумеет - поэтому не суть важно...
  "КАМЕННЫЙ ЛЕГИОН. КНИГА ВТОРАЯ:ГЛАВА 6 (16)"
  
  КНИГА ВТОРАЯ
  часть шестая (серия шестнадцатая)
  - Все, кто слышит!
  Идёт его святейшество Торквемада!
  Великий инквизитор Испанского королевства!
  Торквемада - не молите его о сострадании.
  Торквемада - не просите его о прощении.
  Торквемада не просите его о милосердии.
  Короче говоря,
  никогда ни о чём его не просите!
  
  голос за кадром.
  Всемирная история М. Брукса. Часть I. Испанская инквизиция.
  
  НЕКОТОРЫЕ ПОЯСНЕНИЯ К ШТАТНЫМ ЧИНАМ В ЦЕРКОВНОЙ ИЕРАРХИИ
  
  1 Синкелы
  
  Канцлеры
  Легаты ----------
  
  contubernalis Советники и канцлеры при особых поручениях аббата, епископа, архиепископа, высших иерархов.
  2 Экономы и Хорепископы (сельские настоятели) Управляющие церковным имуществом, в основном - Пресвитеры.
  3 Екдики
  
  Делегаты Defensus Защитники церковных прав в светских судах, наделены правом особого наблюдения за низшим клиром.
  4 Нотарии
  
  Герменевты
  
  
  Копиисты ---------
  
  Толмачи, переводчики.
  
  Переписчики документов Преседатели Таких Служб Получают Архидьякона, Остальные Дьяконы (т.е. низший клир).
  Они же занимались составлением церковных актов при Примицерии.
  5 Архиварии
  Библиотекарь
  Рубрикаторы
  Миниатюристы ----------------
  Хранители важнейших документов (Дьяконы)
  6 Скевофилаксы Кустодии Наблюдатели за делопроизводством церковных судов и хранители "дел" (Пресвитеры)
  7 Сакелларии
  
  Травник
  Кузнец -------------------
  Хранители сокровищ, смотрители реликвариев (Пресвитеры)
  8 Псалты Певцы
  9 Копиаты или Фоссарии Похоронщики и смотрители кладбищ, склепов, могил, др. захоронений.
  10 Параволаны Братство, заботящееся о больных
  11 Мансионарии Стражи путешествующих клириков.
  
  СОБЕСЕДОВАНИЕ
  
  Собеседование, на которое был вызван соискатель Аркадиус, должно было состояться в главном зале Центральной Церкви Крак де Шабан. Именно там отца Аркадиуса встретил архиепископ здешних мест Червлёнис и проводил его к ожидающему соискателя имперскому князь-епископу из Ла-Пьедад-Апацинган-де-Идальго Беренгару, именно эти двое в конечном счёте и должны были решить вопрос о предоставлении должности главы Белого аббатства на острове О"Карху. Был там так же и третий человек - комиссар инквизиции Маркобрун, инкогнито. Он находился за занавесом и так же (по традиции) делал свои заметки в записную книжку.
  - Итак, соискатель Аркадиус, ты должен ответить на ряд вопросов и подтвердить свои учёные познания достойные высокого места предстоятеля церковных приходов и монастырей архипелага Ыыльзленд с центральной обителью на острове О"Карху, - громко и чётко произнёс князь-епископ Беренгар.
  - Да, я готов, - в смирении склонился Аркадиус, демонстрируя уже почти заросшую тонзуру.
  - Итак, Аркадиус, скажи нам, как ты видишь мир, в котором собираешься править ближайшее время? - снова напыщенно и, чётко переставляя слова, проговорил Беренгар.
  - Гонорий Августодунский говорил, что мир уподоблен скинии святого Завета, а людское царство трактовал так. Церковь - это общество в целом, колонны - епископат и конклав, витражи - магистраты и советы, свод - князья и бароны, крыша - рыцари и соискатели званий, мощёный пол - народ, питающий мир. - Так ответил экзаменуемый.
  - Не слишком ли помпезно и возвеличено ты судишь о маленькой провинции, затерявшейся на маргиналиях карты нашего мира? - спросил архиепископ Червлёнис.
  - Однако Конрад был более краток, - поправился Аркадиус, спохватившись, - Он склонен был утрировать общество следующим образом: Алтарь - Христос. Башни - Папа и епископы, Хоры - клирики и воинствующие монахи, Неф - миряне. Что же касается отдалённости Ыыльзленда, то ведь сказано же в Евангелии о важности и ценности "малых сиих"...
  - Ты пытаешься судить, сын мой? - подняв руку и обрывая ответ, грозно спросил князь-епископ.
  - Что вы, милорд, просто как всякий гуманитарно-воспитанный человек, сначала я пытаюсь выявить позитив, - заявил, оправдываясь, испытуемый. - Ибо, как сказано в апокрифе святого Цузи: "Экзистенциальный кризис приходит во время Великого Поста. Вы предаётесь унынию, мрачности и дискомфорту..."
  - Да-да, помню! - ответил Беренгар, - Там дальше про критические дни и перхоть.
  - Спасибо, брат Беренгар, однако, Ваш гуманизм, Аркадиус, не совсем отражает русло официальной консистории, а значит и может граничить с сатанизмом! - заявил с лукавой улыбкой Червлёнис и погрозил пальцем Аркадиусу.
  - Но ведь и ваши взгляды имеют свои слабые места, - опять попытался завязать диспут Аркадиус, - например...
  - Аркадиус, в конце концов, численность паствы в качественном счёте решают объёмы кормов, - сказал Беренгар, прекращая дискуссию, - Впрочем, мне нравится твоя независимость. Ты прав - если всегда говорить о том, что у тебя лежит на душе, негодяи будут обходить тебя за семь вёрст! Но нельзя и вести себя так, как вёл бы себя человек, у которого toto corpore fecerat linguam (1).
  - Что вы, монсеньор! - воскликнул Аркадиус, - Цель этого диспута и моего дискурса лежит в ином. Я попытаюсь открыть её Вам, господа!
  
  1. Итал-лат., всем телом являлся язык.
  
  Сказав это, Аркадиус немного постоял, ожидая концентрации внимания экзаменаторов, которые от подобной наглости соискателя открыли рты, и продолжил:
  - Когда бы инопланидный звездочтец, обитатель далёких миров Эмпирея и других измерений Божественного Разума, вдруг вознамерился бы, примкнув всеми своими глазами к окулярам некоего хроновизора, рассмотреть наш безумный век во всём его пространственном обличье. То, готов поклясться, сей пытливый небожитель отпрянул бы в ужасе от своего чудесного оптического прибора! Ибо, никогда ещё дотоле нашей Родине, нашей Отчизне, нашему единственному Фатерлянду не выпадало на долю, на судьбу таких зверских испытаний, где чудеса геройства, самопожертвования, милосердия и благолепия так тесно бы не соседствовали с чудовищными пороками, ужасом кровопролития, всеобъемлемостью зла и негодяйства!
  Воцарилась тишина.
  
  - Мы взвесили все суждения по твоей кандидатуре, - продолжил архиепископ, - рассмотрели рекомендации и отчёт мессира Маркобруна и в принципе не видим препятствий для назначения тебя аббатом на О"Карху.
  С этими словами Червлёнис протянул Аркадиусу руку с большим перстнем. Аркадиус пал на колени и поцеловал её. Князь-епископ Беренгар осенил это всё крестным знамением и сообщил:
  - Вашим куратором мы назначаем сеньора Белью, который в незначительных беседах познакомит вас с особенностями епархии Юга и подберёт вам нескольких сопровождающих служек и послушников, для проведения собственной линии среди уже давно сложившейся и обросшей своими традициями группы братьев-монахов, которым может и не понравится новый ретивый настоятель.
  Будто по мановению волшебной палочки в зале появился сеньор Белью - аббат монастыря Святого Дазы, который по совершеннейшей случайности гостил в предместье Крак де Шабан (по личному приглашению комиссара инквизиции Маркобруна). Он был среднего роста. Его голова была практически полностью лысой, не считая тонкой окантовки, от правого - минуя затылок - до левого уха, совершенно седых волос, больше напоминающих не там выросшие усы.
  
  После представления Белью и Аркадиус остались наедине (князь-епископ Беренгар и архиепископ Червлёнис скрылись за пологом церковной занавеси).
  - Ну, и как вы нашли здешнюю епархию? - дежурно спросил куратор Белью.
  Этот вопрос, в принципе не предполагал какого-то развёрнутого ответа, ну не отвечаем же мы на "How do you do?", которое используются северо-западнианцами в качестве приветствия.
  - Мой учитель говорил, жди яда от стоячей воды, - с ходу огорошил аллегорией своего собеседника отец Аркадиус, - Я нашёл здесь мерзость запустения!
  - Что вы имеете в виду, брат мой? - удивлённо спросил Белью.
  - Священники сидя служат, а миряне лёжа молятся! При этом, неторопливо поворачиваясь с боку на бок, - продолжил Аркадиус, - Да и что за молитвы!
  У Белью глаза стали вылезать из своих орбит. Он тут же схватил Аркадиуса за руку и с силой сжал её:
  - Ну, а молитвы-то вам, чем не угодили?
  - Запомните, если вы говорите: "Боже, помилуй мя безгрешнаго!" - завтра же будете в Аду! - отрезал отец Аркадиус, - А те, кто вместо молитвы у светлых икон щёпоти распальцует. Одному образу - кивнул, другому - подморгнул, а третий лик и сам догадается! - нынче же к вечеру необходимо поставить на вид и пригрозить анафемой неизбывной! А то взяли моду - одни колокола поют!
  - Ну... - Белью даже растерялся. "Хорошо бы его поскорее отправить отсюда" - подумал куратор, но вслух сказал, - понимаете, это особенности паствы...
  Однако Аркадиус, видимо компенсируя те треволнения, которые он пережил за период подготовки к собеседованию и самого вступительного испытания, продолжал:
  - Паства? Хм. Что грешно, то и смешно! Что дом - то содом, что двор - то гомор, что улица - то блудница! Макушки стрижены, да усики не тронуты. Как говорится, близко к церкви строимся, да далеко от Бога живём! Вот придёт к вам Архангел Михаил, да и где вы? А вы всё по келейкам... (отец Аркадиус состроил "козью морду") Лежим с боку на бок переворачиваемся! Куда ни заглянь - одни сидидомицы сухопарые!
  За этой беседой Белью, так и не отпуская руки, осторожно, стараясь не привлекать внимания подопечного, постепенно вывел отца Аркадиуса за пределы Центральной Церкви и повёл в монашеское общежитие. Один из монахов, брат Тужуруа, славный своим неуживчивым характером и постоянной склонностью к дрязгам, так и не уловив смысла беседы, но, видя перед собой новичка, тут же сообщил знакомому аббату Святого Дазы:
  - Ну вот, брат Белью, только пива наварили, а ты уже тут как тут - с ведром пришёл!
  На последней фразе брат Тужуруа беспардонно ткнул указательным пальцем в направлении отца Аркадиуса.
  - Это, брат Тужуруа, местный архиварий, но непременно хочет стать кустодием или, на худой конец, библиотекарем - для, так сказать, подъёма по служебной лестнице, - пояснил Белью и рукой пригласил Аркадиуса пройти внутрь.
  - А ведь лишний рот - хуже арбалетного болта под ребром, - не унимался Тужуруа, пропуская визитёров внутрь здания.
  Внутри в обеденной зале сидели ещё несколько человек.
  - Истинно говорю тебе, сын мой, - перекрестил брата Тужуруа Аркадиус, - быть тебе в Раю, где горшки обжигают!
  - Познакомьтесь, братья, - обратился Белью к сидящим монахам, - Наш новый предстоятель Ыыльзленда аббат Аркадиус!
  Аркадиус ещё раз (для проформы) смерил тяжёлым взглядом брата Тужуруа, который тут же впал в ничтожество, и с благожелательной улыбкой повернулся к монахам.
  - До-лги-е лета!.. - попытался затянуть он, но братья его не поддержали. И пожелание повисло в воздухе тяжёлого молчания.
  - Это брат Ксеноманище, знает разные наречия и языки, - представил Белью здорового дородного мужика, большие и холёные руки которого не влезали в карманы и поэтому мизинцы и большие пальцы обеих его рук торчали снаружи.
  Брат Ксеноманище улыбнулся кривозубой улыбкой, и что-то сказал, имитируя иностранную речь.
  Аркадиус напрягся, но так и не смог разгадать ни языка, ни наречия на котором с ним поздоровались.
  - Это брат Ведрополус, лучший мансионарий в нашем районе. Если вы хотите найти себе хорошего сопровождающего, то это, несомненно, лучшая кандидатура.
  Отец Аркадиус взглянул на измученное лицо худого, болезненно бледного человека средних лет, который, кряхтя, поднялся из-за стола, и подумал: "Может быть он лучший потому, что мало ест... Хотя я часто встречал худых и сухопарых людей, которые ели за четверых".
  - А это - брат Малахия, по прозвищу "Сапожник", бывший келарь, потом кузнец, потом травник, потом копиат, а нынче приаббатский фоссарий. Как смотритель за могилами, правда, тоже особого успеха не добился, но зато имеет главную для вас характеристику - совершенно свободен.
  - Locus infernos - нижнее место! - пробурчал брат Малахия и поклонился высоким чинам.
  - А я вот интересуюсь от вас относительно Троицы? - спросил брат Ведрополус нового аббата.
  - Бог-Отец, огонь поядающий, Бог-Сын, огонь приносящий, очищающий им достойных и опаляющий недостойных! И, наконец, Бог-Святой Дух, разделяющий языки пламени между нами и странами нашими! - Аркадиус театрально начал фразу с очень добрых и позитивных нот, но закончил текст сурово, напоминая о бренности и скоротечности жизней, например, брата Ведрополуса.
  - А что же дьявол нечистый? - вырвалось у Ведрополуса, так по привычке - сам он уже говорить с новым аббатом ни о чём не хотел.
  - Я надеюсь, что здесь, - ответил Аркадиус пристально осматривая братьев, - Все чистые... Ибо дьявол, брат мой, - не победа плоти, но высокомерие духа!
  - Мне кажется, что для первого свидания этого достаточно, - прервал эту сцену куратор Белью, - Да и мне, признаться, уже пора. Служба не ждёт...
  - Всё мне позволительно, но не всё полезно. Всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мной! Послание к Коринфянам, глава первая, шесть-двенадцать, - твёрдо продолжил отец Аркадиус, но проводить Белью всё таки пошёл, предварительно бросив братьям на прощание, - Не расходитесь, я скоро вернусь к вам.
  
  - Вам не кажется, что новый праведник слишком уж рьяно взялся за дело? - спросил брат Тужуруа у остальных, как только дверь за Аркадиусом и Белью затворилась.
  - Ох, братья, пришла беда к столу, не побрезгуйте! - сказал брат Малахия, усевшись на скамью и обхватив голову руками.
  - Не всякий гром бьёт, а бьёт так и не про нас! - отмахнулся брат Ксеноманище, - Как говорят Минигоги: "ВzсqёlлjеfтdиvтRвsпGиzзFдуJ".
  - Да нет, а я так думаю, знак это для нас - сам чёрт под старость в монастырь подался... - заявил брат Малахия, не меняя позы, - Вот помянете меня...
  - Да, ну тебя, Малахия, наговоришь! - отмахнулся брат Ксеноманище.
  - А что, наговоришь, вот я - я к нему подошёл, а у него под рясой обувь, какую военные любят! И серой от одежды пахнет, так, что вот вам... - пояснил Малахия "Кузнец" и всплеснул руками.
  - Так. Стоп. - оборвал его брат Ксеноманище, - Не авраамся, не исаакся и не яковься! Дядя мой, Пролог Наизусть, мажордом и герольд дома де Шабан писал мне про него, что человек сей ревностный, но гуманитарно воспитанный!
  - Необходим разговор с князь-епископом, по поводу удаления этой горячей головы куда подальше. Писать будем письмо ему нынче же! За год, конечно, и не такие птицы от нас на севера возвращались! - предложил брат Ведрополус и взялся за ручку секретэра.
  - За год! - ужаснулся брат Малахия и снова схватился за голову.
  - Да, что там! - отмахнулся брат Ксеноманище, - Триста орлов, да пятьдесят соколов, да дерево сухое, лишь вверху золотое...
  - Думаешь, до следующей Пасхи его и отправим? - спросил брат Малахия, и в его глазах загорелась новая надежда.
  - Ну, если постараться, то можно и до нынешней Святой недели справиться! - ответил брат Ведрополус и хитро усмехнулся.
  Тут дверь в обеденную залу отворилась, и снова появился отец Аркадиус.
  - Ну-с, - делово оглядел трапезную вошедший, - что делаем странноприимцы, кого ждём, чего насиживаем?
  - Да, вот думу замысловатую обсуждаем, - ответил, глядя мимо отца Аркадиуса длинный, тонкий, чуть сутулый, да и нос - крючком брат Ведрополус, - что значит такая вот аллегория: кто родился, не крестился, Бога носил, а сам не покаялся...
  "Ага, - догадался Аркадиус, - это они, стервецы, меня на вшивость проверяют".
  - Осёл, что Христа в Египет возил, а после внучка его, так же осля, что Христа в Ерусалим на Вербное воскресение привезла! - ответил отец Аркадиус.
  - А вот ещё вопросец, для вас, - не унимался Ведрополус, - Сколько на небе святых во плоти?
  - Илия, Енох и Матерь Божья, - не смутился новый аббат.
  - А вот говорят так же, гроб де плывёт, а в нём кто-то орёт?
  - Пророк Иона! - ответил Аркадиус и демонстративно уселся на лавке напротив "экзаменаторов".
  - А, четверо одно яйцо снесли?
  - Матфей, Лука, Марк и Иоанн - Евангелие написали.
  - Один раз родился, да два раза умер?
  - Лазарь.
  - Не родился, а умер. Сделал так, что весь мир за него до сих пор плачет, потому, как не просто в жёны взял ту, что была без матери или ещё и отец её был из мужа, а за то, что познал её?
  - Адам.
  Тут брат Ведрополус вскочил и, кривляясь, заголосил:
  - А если взойду я на гой-гой-гой, ударю я в безелюль-люль-люль, в цывильвиль-виль-виль, в пелелель-лель-лель - утешу графа на горе, кесаря на престоле, Папу поприветствую за речкой, крестьянина благословлю в поле, монаха - в келье, купца - в дороге, дитя - в колыбели.
  - Звонарь со звонницы! - ответил Аркадиус и для приличия похлопал в ладоши. Кто-кто, а брат Ведрополус ему понравился. Стало понятно, почему этот слабый телом человек был незаменим в дороге - скорее всего человек этот обладал талантами затейника, разговорника и весельчака, умел делать долгий путь нескучным!
  Монахи молча взирали на этот поединок эрудитов, а после брат Ксеноманище призвал всех к молитве. Монахи встали лицом в направлении церкви и заголосили:
  - Веруем, что существует Единый Бог, Творец мира, извлекший его из ничего своим Словом, Рождённым прежде веков.
  Умильное лицо отца Аркадиуса изменилось, но монахи продолжали:
  - Веруем, что Слово сие есть Сын Божий, спустившийся по наитию Бога-Духа Святого в утробу Девы Марии, воплотившейся и рождённый Ею, что Слово - это Господь наш Иисус Христос!
  
  1.ПРИМЕЧАНИЕ: (???-знаки на самом деле греческие слова, но их почему-то не видит программа) Братия читает Символ Веры Тертуллиана. Поэтому, появляются нестыковки, а именно: ?? ??? ?????? ??? ?????? или латинский вариант "e substatiae Patris" (?????????? = una substantia, unus substantiae - у Тертуллиана).
  
  Отец Аркадиус топнул ногой и заорал, перекрывая хор голосов монахов.
  - Это что за Арианская ересь? Что значит Логос? В Нике был принят другой Символ... Почему у вас нет мысли о субординации?
  - Но мы же вас про Троицу спрашивали, вы должны были понять, что мы принципиально против употребления Никейского Символа Веры, - пояснил брат Малахия, - ибо там получается, что Отец и Сын - братья и сущностью, то есть, третьей ипостасью, владеют оба в одинаковой степени.
  - И всё-таки, есть необходимость подвергнуть некоторым переосмыслениям, - отец Аркадиус ткнулся в непонятный ему греческий текст Символа Веры и, отняв глаза, продолжил, - Необходимо использовать общее понятие, после чего, так сказать, соединить разъятые члены! Видите ли, в натуре, спор о "филиокве" ещё тысячу лет назад от явления Господа, завершился применением производных частей, то есть, через подмену предмета расследования, так сказать, что, исходя из произвольного использования непроизводных частей...
  Отец Аркадиус замялся, подыскивая ещё какие-нибудь подходящие сентенции, но выручил старый монах, брат Ведрополис, который закивал головой в знак согласия и сказал:
  - ? ??????????????? ?????? ??? ??????????? - довольно об изложенной вере, в которой все мы согласились не без исследования, пойдёмте далее... здесь у нас в странноприимном доме есть отдельный коттедж, в нём всё, что можно пожелать, включая бассейн и выход в город!
  
  СУББОТА - СНОВА НА НОГАХ
  
  Помпезная процессия, возглавляемая тремя депутатами, двинулась по главной улице города. Вслед за депутатами вышагивал новоявленный настоятель Аркадиус в сопровождении светской власти в лице графа Лайона де Шабана и кавалера Рыжкони, рыцаря В-Тапках-На-Подушку; за ними двигались братья обители: келарь аббатства, генерал ордена цизмейлийских затворников, братья травники, почтеннейший брат библиотекарь с тремя служками, один из которых нёс на красной подушечке хорошо обработанный, но всё ещё сильно пахнущий череп прежнего аббата, за которым тихой смиренной поступью, шёл хор мальчиков, воспевая торжественное восшествие нового патрона.
  За ними же шли иконо- знамёно- и хоругве- носцы в количестве двух десятков человек по шести в первом ряду и по семи во втором и третьем, а после них пронесли кресты, балдахины, корпильницы, шандалы, свечи, факелы и светильники.
  У Центрального Собора Епископов Ерусалимских и Митрополитов Кесарийских процессию встречал Архиепископ Трухляндский с пресвитерами церквей: Якова Праведника, Сенеки, Юлиана, Наркисса и сопресвитерами церквей: Товия, Иуды Суффрагана, Каптона, Ермона Ставленника и Макария Благого; с ними же concilia ex universis ecclesiis (Соборы составленные из всех церквей) в количестве семи посланников от северных епископов, пяти посланников от восточных, пятнадцати посланников от южных и юго-западных монастырских союзов и одного папского легата.
  Процессии встретились во внешнем дворе Собора у башни Christus imperat и обменялись депутатами:
  - Kai uoOu aigl?enta lipeV, cai ?nvsiu eouiwu Nncta di?ambrosihu, thu on JemiV exouomhnai (1), - - поклонились перед отцом Аркадиусом двое депутатов со стороны concilium"а.
  Служки быстро отдали де Шабану и дону Рыжкони по большой восковой свече и те, приняв пламя, опустились коленоприкланенные. Тут же подошли двое икононосцев над их головами возникли иконы: "Святой Мартин, милостиво разрезающий дорогой камзол за ради спасения нищего попрошайки" и "Святого Георгия Победоносца, раздающего бедным всё имущество и имение своё в пику палачам и императору Диоклетиану, которые зависли над ним в сгущающихся грозовых тучах".
  Отец Аркадиус кротко склонился и, незаметно поймав одного из служек за ухо, прошипел сквозь зубы:
  - Пономаря мне! Где брат Ксеноманище? Найдите его! И срочно...
  Депутаты же, не дожидаясь ответа, продолжили:
  - EiV uoOu aiglhenta Jeograja ceolea bayaV, Kallea poikilleiV ierwuuma, kai meta potmou ZwosojoiV logioiV keladwu JeojantoraV umuonV (1).
  
  1 и 1. Вообще-то отец Аркадиус, как истый северянин, греческого не разумеет (как и эти шрифты). Но для тех, кому это интересно:
  (1)Ты ум лучезарный оставил и дольнего мира познанье, чтоб Божьего Мрака достичь, о котором запретно поведать.
  (1) Богоглаголивых уст утолив Светом Разума жажду, Божьих имен красоту ты восславил, и даже по смерти Жизни поешь вдохновенные гимны в своих сочинениях.
  
  Отец Аркадиус сосредоточенно ждал пономаря и слушал, как на той стороне двора проходила церемония с его депутатами. Те тоже выкрикивали какие-то греческие фразы и тоже не дожидались ответа, хотя и делали паузы для слов оппонентов.
  (В какое-то время Аркадиусу неожиданно пришла в голову крамольная мысль: "А понимают ли вообще депутаты друг друга?" - Ведь вполне возможным было и то, что все здесь бездумно следовали определенному ритуалу и никого не интересовал сам смысл всего происходящего.)
  Затем кто-то басовито принялся перечислять каталог епископов Ерусалимских, именами которых и должны были благословлять нового настоятеля:
  "Иаков Праведник, Симеон Божий, Иуст I или Иуда, Захарий Ерусалимский, Товия Скипетроносец, Вениамин Благий, Иоанн Продолжатель, Матфий Последователь, Филипп Провидец, Сенека Строитель, Иуст II, Левий Старец, Ефрем Наставник, Иосиф Мудрый, Иуда Суффраган, Марк Мистик, Кассиан Церковник, Публий Затворник, Максим Миродарец, Юлиан Исповедник, Гай I, Симах Библиотекарь, Гай II, Юлиан Троеборец, Каптон Разумный, Максим II, Антонин Антисамоса, Валент Судья, Досихиан Уравнитель, Наркисс Всепросветленный, Александр Соборный, Мазабон Галлиен, Именей Враг Ереси, Завда Монтанаборец, Ермон Ставленник, Макарий Благий..."
  Отец Аркадиус был взволнован до слёз умиленья, его одолевал религиозный экстаз. Но силу чувствам давать было нельзя, и он держался из последних сил, стараясь думать о ПредВечном.
  Правда, многие, уже знакомые монахи, говорили потом, что смиренная поза новоиспеченного настоятеля всё более и более приобретала штрихообраз статуи самолюбования и гордыни. (Лукавцы, шептуны и злословцы!)
  "...И не забывай буллу папы Каллиста о трёх смертных грехах - отпадении от веры, смертоубийстве и прелюбодеянии! Прелюбодеяние после соответствующего покаяния, не может служить препятствием для возвращения в материнское лоно Церкви. Помни также и об антиепископе Новациане, который говорил о преступности послаблений к падшим, ибо они скверна, но и не применяй попусту и заповедь всепрощения. Так же знай, что еретики не имеют благодати Святого Духа и поэтому не могут другим удалять её ни в A , ни в W, а, значит, еретическое крещение объявляется недействительным; но и заповедь Киприанова о недопущении перекрещивания нарушаться не должна! Помни, кроме того, заповеди, притчи и видения святые. Чти эти обычаи и старцев. За сим благословляю тебя на крестный путь по монастырской дороге к Церкви Святого Иакова Праведника. Господин князь-епископ, прошу вас, передать сей крест новорожденному проводить его".
  Тут же появился князь-епископ Беренгар с довольно большим деревянным крестом и от всей своей широкой души водрузил его на плечи Аркадиусу со словами:
  - Помни, сын мой и брат возлюбленный, Бог не по силам креста не даёт! Возьми мой крест и неси его до конца этой дороги, ибо свой - нести тебе всю жизнь!
  Отец Аркадиус принял крест и последовал вокруг храма к монастырской дороге. Де Шабан и дон Рыжкони поднялись и двинулись за ним.
  
  Слева от процессии, идущей по Монастырской дороге, располагался городской Университет. Окруженный декоративной кустарниковой стеной, он утопал в вечнозеленой роще; само здание было видно лишь отчасти, но что больше всего поразило движущихся в процессии, так это полное отсутствие любопытных зевак на обочинах и в округе. Хотя один единственный человек всё же нашелся - грустный и потерянный он сидел на дороге и чертил пальцем в пыли по линиям трещин мостовой.
  Процессия остановилась.
  - Что делает здесь этот схоларус? - несколько напыщенно и слегка раздраженно спросил новоиспеченный аббат Аркадиус у растерянного депутата.
  Тот незамедлительно бросился к сидящему - узнать, в чём дело.
  Схоларус встал и, поклонившись, начал свою речь:
  - Меня зовут Диатом, монсеньер, я студент местного Университета, вот уже несколько дней я нахожусь в поисках моего доброго друга Gene Sys"а.
  (Он так и сообщил Жене-Зиса).
  Плутливое лицо, короткая стрижка, модные у южан оптические линзы, засаленная рубашка... - всё это вызвало приступ недоверия у отца Аркадиуса, и он решил поскорее избавиться от незнакомца. Поэтому святой отец сдвинул брови и внимательно осмотрел свой праздничный кортеж, затем он повернулся к де Шабану и нарочито строго вполголоса спросил:
  - Лайон, у вас в списках не значится некий Джин Зис? Как его там?
  Де Шабан в свою очередь обернулся к дону Рыжкони и задал тот же вопрос:
  - Скажите, Даймонд, нет ли у нас в составе жены человека по имени Синз?
  - Зин...- задумчиво произнёс В-Тапках-На-Подушку,- что-то не припоминаю.
  Де Шабан обернулся к новоаббату и, пожав плечами, развёл руки:
  - Может быть, это кто-то из прислуги...
  - Так-так, - понимающе, сказал отец Аркадиус и, просветленно махнул депутату.
  Тот, в свою очередь, обернулся к студенту и ответил:
  - Мне кажется, что вас ввели в заблуждение, любезный, - мы не имеем при себе никого, кто был бы вам нужен, правда ваш родственный друг может быть в числе слуг; и чтобы это проверить, вы можете проследовать за хоругвями в кампус странноприимного дома при монастыре Центральной Церкви Крак де Шабан возле обители Святого Якова Праведника.
  Молодой человек ещё раз учтиво поклонился и с некоторой растерянностью пристроился в хвост колонны сразу за семью иконами:
  Святого Себастьяна, насылающего чуму на наступающего всевозможного неприятеля;
  Святого Актиния, посылающего огонь на ноги ходоков, идущих с жалобой на епископа местного монастыря к царедворцам;
  Святого Евтория, одаривающего водянкой сутягу-купца I гильдии, за корыстие, сребролюбие и жестокосердие в отношении к калечным ветеранам;
  Святого Геннуса, вкладывающего подагру в тело старой сводни, владелицы дома под красными фонарями;
  Святого Жильдаса, диспутирующего с просвещенным паломником и доводящего своего vis-a-vis до умопомрачения, раздвоения личности, полного сумасшествия и старческого маразма;
  Святого Витуса, откидывающего коленца на Петров день перед сподвижниками первого ополчения folksturm"а;
  Иоанна Крестителя, шутящего о бороде со своим палачом при большом стечении горожан-безбожников и служителей хора.
  Пока схоларус плёлся в хвосте процессии, он решил всенеприменнейше забрать с собой и своих дружков из Университетской рощи. Забежав туда, он быстро разъяснил им суть дела и, пристраивая народ на поиск Gene Sys"а в хвосте процессуальной колонны, явился родоначальником студенческой традиции, отразившейся во фразе: "Упасть на хвост".
  
  Меж тем служки обители были немало удивлены, увидев массу новых лиц на банкете, но, объясняя всё это странностями нового аббата и его вполне естественное желание приобрести полезные знакомства, решили смолчать и, затерявшись в неожиданно возникшей толпе, спокойно принялись веселиться за казенный счёт.
  В самый разгар трапезы отец Аркадиус (в достаточном подпитии) неожиданно для всех вдруг вспомнил о несчастном схоларусе и на вопрос нового аббата, нашёл ли тот то, что искал, студент ехидно ответил:
  - Да, сударь!
  - И что же, где он? - почти безразлично спросил Аркадиус, жуя длинную вяленную рыбью полоску (брюшко было жирное и хорошо шло с луком).
  - Здесь! - сказал студент и вынул Писание.
  Над столами повисла тишина, и аббат Аркадиус попросил у схоларуса немедленных разъяснений касательно столь дерзкого его поведения (параллельно отец Аркадиус переглянулся с отцом инквизитором Маркобруном и папским легатом Иринарием).
  - Пожалуйста,- поклонился студент и, открыв третью книгу Ездры, шестую главу, начал читать с тридцать восьмого стиха:
  "et dixi: o Domine, loquens locutus es ab initio creaturae in primo die dicens: fiat caelum et terra, et tuum verbum opus perfecit... - ... sexto autem die imperasti terrae, ut crearet coram te iumenta et bestias et reptilia, et super his Adam, quem constituisti ducem super omnibus factis quae fecisti, et ex eo educimur nos omnes quem elegisti" (1)
  
  1. Студент читает из книги пророка следующий эпизод: "И сказал я: Господи! Ты от начала творения говорил; в первый день сказал: "да будет небо и земля", и слово Твое было совершившимся делом. Тогда носился Дух, и тьма облегала вокруг и молчание: звука человеческого голоса ещё не было. Тогда повелел Ты из сокровищниц Твоих выйти обильному свету, чтобы явилось дело Твое. Во второй день сотворил Ты дух тверди и повелел ему отделить и произвести разделение между водами, чтобы некоторая часть их поднялась вверх, а прочая осталась внизу. В третий день Ты повелел водам собраться на седьмой части земли, а шесть частей осушил, чтобы они служили пред Тобою к обсеменению и обработанию. Слово Твое исходило, и тотчас являлось дело; вдруг явилось безмерное множество плодов и многоразличные приятности для вкуса, цветы в виде своём неизменные, с запахом, несказанно благоуханным: все это совершено было в третий день. В четвёртый день Ты повелел быть сиянию солнца, свету луны, расположению звёзд и повелел, чтобы они служили имеющему быть созданным человеку. В пятый день Ты сказал седьмой части, в которой была собрана вода, чтобы она произвела животных, летающих и рыб, что и сделалось. Вода немая и бездушная, по мановению Божию, произвела животных, чтобы все роды возвещали дивные дела Твои. Тогда Ты сохранил двух животных: одно называлось бегемотом, а другое левиафаном. И Ты отделил их друг от друга, потому что седьмая часть, где была собрана вода, не могла принять их вместе. Бегемоту Ты дал одну часть из земли, осушенной в третий день, да обитает в ней, в которой тысячи гор. Левиафану дал седьмую часть водяную, и сохранил его, чтобы он был пищею тем, кому Ты хочешь, и когда хочешь. В шестый же день повелел Ты земле произвести пред Тобою скотов, зверей и пресмыкающихся; а после них Ты сотворил Адама, которого поставил властелином над всеми Твоими тварями и от которого происходим все мы и народ, который Ты избрал.
  
  Отец Аркадиус отёрся салфеткой и, подумав: "Cлава Богу, что не по-гречески", сказал:
  - Ну, и что? Мы все это читали, мы всё это знаем... Это, вообще, мой я бы так выразился... самый, что ни на есть... э... самый любимый мой кусок из этой вещи. Что такое?
  - Это и есть истинный Genesis, искомый мной, - поклонился схоларус.
  Отец Аркадиус, понял всю мелкую сущность и ничтожность глупой игры слов и злобно взглянул на библиотекаря своей обители:
  - Вам не кажется, друзья мои, что над нами посмеялись? - вопросил он и потянулся за колокольчиком, чтобы вызвать караул, - Генезис, генезис.
  В огромном праздничном холе сразу воцарилась тишина, а брат библиотекарь понимающе опустил глаза и уткнулся в свою тарелку с винегретом.
  - Нет, монсеньёр, - тихо сказал схоларус, - Посмеялись не над вами, а над нами. Вчера вечером был арестован профессор Амбрэ, великий географ, прекрасный риторик и патриот каких мало.
  - А я читал его "Всемирную Географическую Картину", - заорал де Шабан, - Вы знаете, господа, крайне интересное и очень увлекательное произведение! Особенно про племя одноногих, которые используют свою гигантскую ногу, в качестве зонта от дождя или солнечных лучей, и народ, который рождается и живёт безбровыми с вывернутыми назад ногами!
  - А зачем им такие ноги? - поинтересовался оказавшийся рядом брат Малахия.
  - Они живут в пустынях и вот так, перебирая ногами, движутся по барханам, не утопая в песке, - пояснил Лайон и показал руками движения ног представителей странного племени, - Очень удобно.
  - Главное, логично, - отец инквизитор тут же взял это на заметку и переглянулся с папским легатом.
  - Я несколько не понимаю... - начал легат Иринарий, привстав, но был прерван.
  - Я обвиняю вас в мракобесии! - крикнул через стол схоларус, - Вы против прогресса! Вы ретроград! Мы требуем, немедленно освободить нашего преподавателя!
  - Да как вы смеете! - выплеснул ответ вместе с вином отец инквизитор.
  - Да, я смею! Мало вам было глумления над нашей обителью во время процессов по поводу круглой Земли! Когда у того же Ездры, в той же Третьей книге и в той же главе сказано, ego sic argumentur: "initium terreni orbis, et antequam starent exitus saeculi, et antequam spirarent conventiones ventorum" - Круглая, понимаете, круглая...!
  Стол справа от нового аббата, где с одной стороны сидели представители Синего братства, а с другой - братства Зелёного, тут же поделился на две партии и начался диспут. Первые кричали, что земля зиждется на гиганском планетарном объекте, а вторые говорили о коте, который располагается на соме, которого держат три слона, которые стоят на одной черепахе, которую несёт гигантский небесный бык, который...
  ...Отец Аркадиус в это время состроил кислую мину и подозвал к себе брата библиотекаря.
  - Ну, что ж, назорейский уклонист, - начал с места в карьер новый епископ,- так то служишь делу своему, Керинф одноглазый! Ты что же специально меня дураком на людях выставить решил?
  Брат библиотекарь попытался было оправдаться, но Аркадиус принялся повышать голос:
  - На горох, невежа! Николаист обожравшийся жертвенного мяса! Это была твоя главная ошибка - ошибка, ведущая гностика на костёр!
  Отец Аркадиус вдруг неожиданно где-то внутри себя понял, что ему доставляет очень большое удовольствие отчитывать перепуганного библиотекаря, в лице которого он видел всех библиотекарей мира, этих пособников крысам! Пока одни из них решали, стоит ли выдавать ту или иную книгу для прочтения или печати, крысы в это же время пожирали бесценные фолианты, навсегда закрывая доступ к этой категории знаний, пусть даже и ошибочной или по чьему-то мнению ненужной! Вот тебе за закрытые фонды! Вот - за "красные" номера! Вот за ограниченный доступ!.. - отец Аркадиус толи войдя в раж, то ли с пьяно вдруг понял, что на этом диспуте займёт место на одной скамье со студентами.
  - Но ваше преподобье! - взмолился библиотекарь.
  - Молчать! Психик и пневматик в одном лице! Монтан сквернословный...
  - Так ведь...
  - Я сказал молчать Ирод-алог! Адонцианин недоделанный! Манихей двуязычный! Моралист чёртов! Адвокат дьяволов!
  - Ваше преподобие! Простите великодушно! Наложите любую епитимью - я отработаю! Что ж вы так, - молил о пощаде напуганный брат библиотекарь.
  - Горе, горе тебе, Ариан! - новоаббат театрально взмахнул десницей.
  - Ваше преподобие, - на глазах старика выступили слёзы.
  - Нет, Несторианин, - Аркадиус всверлился взглядом в брата библиотекаря, - ты проклят в веках!..
  - Ваше преподобие, но...
  - Молчи, павликанин! - Аркадиус с силой ударил по столу и спокойно, но жёстко сказал, - Давно на подозрении ты у меня ...Так что, смотри у меня (Аркадиус постучал пальцем по столу) В последний раз!
  - Ваше... - старый библиотекарь рухнул в ноги епископу и зарыдал.
  Неприступный отец Аркадиус только поводил бровями и ожидал эффектного финала. Однако, не принимавший участия в диспуте, дон Рыжкони успел-таки пробиться сквозь орущую толпу и выудить из под ног рыдающего старика. Финал оказался смазанным.
  - Ай-яй-яй, - сказал кавалер В-тапках, укоризненно покачав головой, и увёл брата библиотекаря на воздух.
  Мысленно отец Аркадиус встал и показал этой парочке задницу, но реально он мог только слегка высунуть кончик языка, да показать под столом кукиш.
  В это же время окончился и сам диспут: оба предводителя (схоларус и отец инквизитор), уткнув правые руки в грудь оппоненту, обернулись к аббату Аркадиусу с одной и той же фразой:
  - На костёр, монсеньёр!
  Аркадиус повернул голову и многозначительно закивал:
  - Да, господин studentus, вы имеете полное право получить звание docentus (1), а вы, господин Маркобрун, - обратился он уже инквизитору, - Вы же человек передовых взглядов - рассмотрите завтра же дело почтенного профессора, а эти (он ткнул пальцем мимо столов куда-то в стену), глядишь, в следующий раз будут скрывать своё невежество каким-нибудь другим более безопасным для окружающих способом, не саботируя мероприятий и не пугая попусту людей.
  - И верните конфискованные книги! - вставил студент-доцент своё условие, передовая Аркадиусу список на пергаменте.
  Аббата это вновь задело за живое.
  
  1. Игра слов, studentus - усердный (в учебе) и docentus - обучающий (т.е. имеющий право на собственную точку зрения). В вульгарной латыни, "Доцент" - "Трепло".
  
  - Да, - сказал он, принимая пергамент и зачитал, - "Успение двенадцати Апостолов" (рукопись), "Послание Варнавы" (рукопись, греч.), "Творение Климента Римского", - Между прочим, моя любимая книга! - "Послание Св. Игнатия Богоносца" (восемь свитков. рукопись. греч.), "Послание к Филиппийцам Поликарпа Смирнского", "Пастырь" Ерма (рукопись), "Метод" Папия Черпольского - все до единой вернуть!
  - Нет!- заорал отец-инквизитор, напугав расслабившегося Аркадиуса, - Нет! На это я пойтить не могу! Это апокрифы, но худо не то, что они переврали Евангелие Божие! Они устроили лжесвидетельства и подтасовки!
  - Вы плебей! Сноб! Книгоненавистник и библиофоб! - ткнул в инквизитора де Шабан, - Да, как вы смеете в присутствии образованнейших людей своего времени попирать грязью книги!
  - Это злые книги! - зарычал легат Иринарий.
  - Нет злых книг! - парировал де Шабан, - Есть злые люди, в руки которых попадают не те книги и не то знание!
  - Что? - казалось, легат Иринарий сейчас лопнет от злости, - Да я тебя, щенок...
  - Папаша, - хлопнул отца инквизитора по плечу В-тапках-на-подушку, - если вы не закончите эти препирательства, я вас отсюда удалю охлаждаться в реку!
  Инквизитор Маркобрун внимательно взглянул в сторону дона Рыжкони. Поймав странный и пристальный взгляд, дон Рыжкони дежурно сунул руку в один из кармашков и извлёк на свет некий предмет:
  - Колечко! Нашлось! - с искренней радостью протянул в сторону отца-инквизитора руку с находкой В-тапках-на-подушку, - Память маменькина!
  Маркобрун одобрительно кивнул, но всё-таки открыл свой блокнотик и внёс туда какую-то запись.
  Легат Иринарий, видя столь сдержанную реакцию комиссара инквизиции, гордо поднял голову и вышел, распихивая попадавшихся по дороге подвыпивших служек, и распинывая, оказавшуюся под ногами, разлиную утварь.
  - И учтите, над этим Университетом я лично возьму патронаж, - заорал во след уже неопасному легату Аркадиус, принимая позу Цезаря и Сарданапала одновременно.
  - Больно ретивый у нас ставленник де Шабана, - сказал аббат Белью архиепископу Червлёнису, - Пусть уже поскорее едет в свой предел и там аббатствует, глаголом сжигая скверну и даря Слово Божие!
  
  Впрочем, надо быть справедливыми. Уже на следующий день управление внутренней безопасности при консистории получило двадцать одну жалобу на не в меру ревнительного нового отца Аркадиуса и просьбы от представителей церковной общины как можно скорее отправить нового предстоятеля с миссией на остров О"Карху.
  Надо так же сказать, что за эти два-три дня Аркадиусу удалось страшно похорошеть и окончательно самоутвердиться за счёт низших исполнительных чинов церковной иерархии. Именно они в кратчайшие сроки распространили уйму слухов и анекдотцев про нового аббата Ыыльзленда. То про то, как преподобный Аркадиус устыдил помещика Целкина и заставил раздать милостынёй всё его поместье в пригороде. То про то, как Аркадиус и Рыжкони остановили дождь. То про недюжинную силу священника, оправдавшего грехопадение десяти тысяч пчёл, не выполнивших годового плана поставок мёда в князь-епископские закрома.
  Именно поэтому на вызов куратора Белью, архиепископа Червлёниса и князь-епископа Беренгара отец Аркадиус явился с опозданием, но в сопровождении комиссара Маркобруна. Он внимательно выслушал все претензии, прихихикивая, и даже пытаясь острить на непозволительные в данном собрании темы. Наконец, Маркобрун лично заверил высокое собрание, что отец Аркадиус "больше не будет" и в самое ближайшее время намерен занять место предыдущего аббата О"Карху. На чём и порешили.
  Выходя из зала собрания, Аркадиус не удержался и задал комиссару долго мучавший его вопрос:
  - Скажите, комиссар, я давно вас хотел спросить, а что стало с прежним настоятелем этой отдалённой, но думаю, что вполне райской обители?
  Маркобрун сухо ответил:
  - Он покончил с собой!
  Отец Аркадиус остановился, но комиссар его похлопал по плечу и, сославшись на какую-то срочность, ушёл.
  
  На самом деле комиссар Маркобрун спешил на то же самое собрание, с которого только что проводил святого отца. Было необходимо обсудить ситуацию, которую отец Аркадиус так неразумно покол. Действительно, приходы этих мест жили по принципу: "На наш век старушек хватит". Да и главной паствой здесь были вдовы, старухи и инвалиды (профессиональных прицерковных нищих в расчёт не берём - это скорее нижний порог церковной иерархии, а не прихожане). Было за что выговаривать отцу Аркадиусу, но и было за что ругать местных администраторов и иерархов.
  Однако Маркобрун сначала попросил всех присутствующих дать личные отзывы для своего протеже. Когда отзывы на Аркадиуса (естественно, положительные) были получены и тщательно спрятаны в полах комиссарской сутаны, Маркобрун достал свою записную книжку и сделал короткое сообщение:
  
  "Итак, господа, я собрал вас всех, как вы понимаете далеко не случайно. Дело которое я вёл и в котором вы также приняли участие... хм, я бы сказал, стали фигурантами... завершено. Ну, а теперь, как говорится - опасность вне нас! И я позволю себе ввести вас, мягко выражаясь, в курс.
  История наша началась ещё в Телепикусе, в зале инквизиторского суда тамошнего князь-епископа Вольга, где судили одного молоденького монашека из местного монастыря, он был толстым, чёрным и похотливым малым; ему было предъявлено три обвинения: он был уличен в ереси так, как смог обстоятельно доказать теорему святости Иуды предателя. Далее ему ставилось в вину совращение и введение во грех одной девушки из Карнаса, дочери знатного нобиля, к которой он был куплен в качестве домашнего репетитора по богословию. И, наконец, он обвинялся в лжесвидетельстве, ибо отрицал и первое, и второе... однако благодаря усилиям адвоката Стопкинса, наш монашек спасся от костра, но ему всё ещё грозила кастрация и анафема. Уж не знаю, как, но ему удалось не просто бежать, но и в корне изменить свою внешность. По крайней мере, я его далеко не сразу узнал. Первая экспедиция "следопытов" ни к чему не привела, поэтому дело из управления Кабертрокса передали в Ивдессу. Там то им заинтересовался я. Я просто подумал, если ушёл "он", то у нас есть "она". Даму эту держали под крепким замком, и я попросил, чтобы специальное звено взялось за её транспортировку на материк и передвигалось бы с пленницей по женским монастырям и пересылкам. Всё, что мне оставалось, это предоставить решение дела Божьему суду и всецело подчиниться Божьей воле.
  Недалеко отсюда, в монастыре Брассон моя мышеловка захлопнулась! Даму, а звали её, Лилианна, выкрали (дело было громкое, наверняка вы все читали) и отвезли в Крак де Шабан, а в роли похитителей выступили несколько де Шабанов, Рыжкони и, конечно же, мой протеже - Аркадиус. Да, да, Аркадиус из Телепикуса осуждённый на пытки и всё такое" - закончил свой доклад Маркобрун.
  Заседатели смотрели на докладчика широко раскрытыми глазами и не менее широко открытым ртом.
  - Вы, конечно, господа, спросите меня, почему я никак не реагирую на столь глумливое и отвратительное поведение моего подзащитного? - продолжил свой монолог комиссар инквизиции, - Всё очень просто. Приказ Дофина в связи с будущей военной компанией отслеживать - подчёркиваю, отслеживать - подобного рода людей, брать на карандаш и иметь в виду. А папа Трэндол дополнительно попросил по возможности изолировать этих людей от больших стечений народа. Поэтому я и попросил для нашего беглеца доходное место подальше от большой земли.
  - И что нам делать с ним дальше? - спросил архиепископ.
  - Проводить максимально достойно, - ответил Маркобрун, - Он должен выступить с проповедью, вы должны обменяться с ним адресами, обняться, распрощаться и не чинить никаких препятствий ни ему, ни слугам его. Кстати, выбор слуг я настоятельно и ответственно рекомендую вам провести лично.
  Этими словами Маркобрун и закончил собрание.
  
  А КУДА ЖЕ ИСЧЕЗ АНДИ ДРЭГОН?
  
  Дом ветеранов ля Птиц продолжал жить своею размеренной жизнью. Часть его постояльцев выписалась и отбыла по назначению, другая часть, напротив, недавно прибыла и обживала свои номера. Сквайр же Анди Дрэгон, называющий себя Рыцарем Ударяющим-молотом-в-слиянии, как помнится, совсем недавно уговоривший канцеляр-хозяйку выписать ему взаправдешный рыцарский диплом, щеголял по скверу дома ветеранов в вязаном берете с настоящим высоким павлиньим пером, бряцая медалью Сутулого и шахматной подвязкой (случайно найденной Дрэгоном у здешних вечно невменяемых алхимиков Шлёпы и Пришлёпка).
  Конечно, для того, чтобы быть инвалидом, нужно чем-нибудь болеть или иметь какие-то ограниченные возможности - иначе выписка, повестка, фронт и, как следствие, опять - передовая. Поэтому Дрэгон обезопасил себя сразу с нескольких направлений. Он стал завзятым другом семьи ля Птиц - это первое. Он залез в душу и разузнал всё, что касается льгот и отсрочек для ветеранов или тех, кто за таковых себя выдаёт - это второе. Он не поленился и отследил куда Кол-Шток и Купбэрд "Шкаф" прячутся во время приезда местных компликаторов и вербовщиков - это третье. И, наконец, Дрэгон совершенно честно за указанный период самолично проболел следующими заболеваниями: простудой (правда, недолго), дизентерией (правда, диагноз не подтвердился), а так же ушибом большого и указательного пальца посредством жёсткого касания металлической части молотка, при попытке вбивания круглого гвоздя в квадратную дыру уже имевшуюся в стене комнаты над дрэгоновским ложем.
  Естественно, лучше всего ему удавалась болезнь "зелёных ног" - этот метод он выучил ещё в военном госпитале! Когда в бытность свою пациентом его зловредные соседи измазали ему ноги какой-то зелёной дрянью. Однако вместо позора и разоблачения, Дрэгон тогда получил продление амбулаторной карты и перевод в другую палату! Поэтому, как только Дрэгон чувствовал на себе странные взгляды соседей или медперсонала, он тут же красил свои ноги отборной зелёнкой, которую выменивал на шлёпинский спирт у других клиентов этого поистине большого дома.
  Появился у Дрэгона и приятель - Гарри Дюа. В принципе, трезво оценивая своё социальное положение, Дрэгон считал, что не умеет жить. Даже со своим рыцарским дипломом и гарантированным от имперского правительства пенсионом, Дрэгон был не доволен. Вот, к примеру, Гарри Дюа не имел таких денег, но при этом не стеснялся того, что очень хотел деньги иметь. Не знаю, как у кого, но в Столице и на Острове говорят так: "Голь на выдумки хитра".
  Поэтому Гарри, как человек некогда околостоличный, запасся двумя или тремя подорожными документами для разъезда по соседним областям, и за счёт этих подорожных гастролей основал свой маленький бизнес, воплощая денежные надежды в звенящие металлические кружочки разных достоинств. Приедет, бывало, он в селение, по виду довольно богатое и, на всякий случай, достаточно отдалённое и от дома ветеранов, и от большого тракта. Расспросит у встречных-поперечных, где живёт староста. Прибудет к старшине, вероятно, не имеющем никакого понятия ни о почтовых, ни о подорожных бумагах. Объявит, что он чиновник, присланный из Столицы по особо важному делу. Староста, понятно повелит священнику открыть церковь и созвать мирскую сходку.
  Как только все собирались, Гарри начинал важно и громко читать свою подорожную: "По указу Его Императорского Величества..." При этих словах он обычно выпивал маленькую рюмку (во здравие Императорской особы), после совершал крестное знамение верхней губы и читал дальше. За ним молился и крестился весь народ, да слушал чего от них чиновнику именем Императора надобно.
  Примерно минуты через три-четыре, Дюа доходил до слов: "...выдавать ему столько-то почтовых лошадей за указные прогоны, а где оных нет, то брать из обывательских..." Тут Гарри пояснял, что у него, как раз "землетрясение в кармане" и, что именно прогонов, то есть денег, и нет. А потому и требовал от обывателей определённую сумму, которую назначал по своему усмотрению, что называется на глаз. Получив же такую подать, он отписывал в амбарной книге на имя Ивдесского комиссара, что нарушений в администрации поселения комиссия не выявила. После чего по обоюдному согласию, "инспектор" отправлялся далее: либо в дом ветеранов (в запой), либо в другое селение (для повторения сделки).
  Последние несколько выездов Дрэгон также ездил с Дюа, более того, дважды он играл областного столоначальника. Хотя лучшей ролью для себя он посчитал роль старшего инспектора по этическому надзору за беспорядками. Конечно, для столь малонаселённой области, бывали и осложнения. Последнее время гастролёры наведывались во всё более дальние, а, значит, безденежные места, где поживиться особенно было не чем. Поэтому брали продуктами или меняли на станции лошадей. Так старый доходяга Каламбус попал под чистку и был заменён почтовым Буркой, потом тот - пегим Мальчиком, затем каким-то першероном (из списанных ветеранов), потом вороным конём из отбраковки, которого Дрэгон в итоге и оставил при себе.
  Однако в скорости по домам ветеранов стали рассылать установки от шерифа, в которых описывались два афериста вымогающие деньги у крестьян. Хотя Гарри Дюа и уверял, что "дело чистое", Дрэгон без особого труда узнал в словесных портретах и себя и своего подельника. Ещё (или из-за всех этих аферных треволнений?) Дрэгона в последнее время стали мучить самые настоящие кошмарные сны. Традиционные мотивы таких снов, пожалуй, известны всем совершеннолетним людям, перечислим наиболее типичные из них: падение, полёт, преследование хищниками или врагами, появление в публичных местах голым или в нелепой одежде.
  В один прекрасный день Гарри Дюа не вернулся. И кошмары Дрэгона заметно потяжелели. Во сне он переживал состояние спешки или потерянности в неорганизованной толпе, сражался безоружным или с негодным вооружением, обращался в изматывающее бегство в никуда. Так же нельзя забывать и о снах с вырастанием до неопределённо больших размеров или уменьшением до неопределённо малых. В этом же ряду просто необходимо упомянуть: сны с выпадением зубов, кровоточивостью дёсен, огромными прободениями в теле, отваливающимися носами и другими членами...
  Так что особенной безмятежностью жизнь отставного ветерана не отличалась. Была правда одна светлая сторона!
  Однажды в дом ветеранов Ля Птиц прибыл известный прозаик, классик современности и просто хороший человек Дитрих фон Шнайдер. Конечно, стоит ли говорить, что в честь приезда Ди был устроен прекрасный обед (из трёх блюд) и фуршет со спиртным, плавно перетекший в ужин. Не стоит также говорить и о том, что сам Ди Шнайдер категорически отказался от предоставленной ему отдельной кельи и принял приглашение своего давнего друга Анди Дрэгона переночевать в его комнате.
  
  Пока Дрэгон стелил кровати и сервировал бутылкой аперитива стол, Ди жадно набросился на неупорядоченные архивы газет, стопками наваленные в разных углах, на стульях и в столе, поясняя другу, что давно не "питался" газетными подборками. Тогда деликатный Дрэгон разлил аперитив по бокалам и полуприлёг на свой топчан.
  
  Ди, который тайно (что называется, "в стол") работал над разоблачительным памфлетом "Народ против", с жадностью принялся просматривать газетные полосы в поисках материала:
  "Имперский подсадной" (еженедельник):
  "...Испортила она, Дарьица, меня, (газета была надорвана и статья начиналась не сначала) меня, учинила скопцом; и по пирам и по беседам она, Дарьица, везде похваляется, что она так нарочно сделала. И я от тое порчи вконец погиб и женишки отстал". В подтверждение своих слов пострадавший "слался... на драгунов и всяких чинов людей повально на все, на мала и на велика".
  "Ведомости"
  "При опросе обнаружилось множество интересных фактов, из которых мнение околицы сплетало Дарьице репутацию ведуньи. Так, настоятель Анемподист показал, что когда у Дарьицы было покрадено платье, то она по следам заподозрила своего односельчанина крестьянина Евтифея, по адресу которого похвалялась: "И сделаю де его такого чёрна, как в избе чёрен потолок, и согнется так, как серп согнулся". И после де той Дарьициной похвалки тот Евтюшка заболел вскоре, и три годы ходе сох, и ссохши умер".
  "Ведомости" (другой номер)
  "Тот же настоятель в эксклюзивном интервью нашей газете сообщил ещё, что со слов своих прихожан, что когда Гарвасий, "приехав от венчания, пошёл с невестою в клеть по лестнице, и та де Дарьица зажгла лучину, и тот де луч подкинула под Гарвасия и под его невесту под лестницу, а подкиня стала на тот луч, поднем фост, сцать" (полную версию беседы читайте в нашем субботнем приложении). Милиты Кейсик и Аргент показали, что во время возвращения Гарвасия из-под венца, Дарьица обращалась к отцу Гарвасиевому со словами: "Попамятуете-де меня", и после того "тот Гарвасий стал испорчен и скопцом учинён". В другом случае Дарьица похвалялась на Лукьяна из Бриндукия: "Съем де тебя Лукьяна так же, как и Гарвасия-дурака". А по свидетельству другого очевидца, она в этом случае сказала: "Гарва у меня корчится, а и Лукьяну корчиться от меня также!"
  "Тангейтский инвалид" (информационный вестник)
  "Как сообщил отец-инквизитор Суам, позже выяснилось, что обвиняемая пригрозила одному из местных фермеров: "Дам де тебе, Гапон!" Другому же сказала: "Пришед ко двору жену и детей своих не узнаешь". Похваляясь на братьев шерифа, которые подати собирали, она произнесла: "Оборочу де я их вверх носом и будут де они у меня в четырёх углах". И под тое де ночь после ея слов братья слегли и, полежавши немного, померли все как один". По-видимому, и муж Дарьицы - Улий знал о её колдовстве. Так, он "похвалялся на Гаврасова тестя, на Орентия, что де зять твой Гаврик с женою своею сам спать не спит и тебе также с женою своею не спать". По удостоверению одного крестьянина, Улий говорил о своей жене, что "нет де такой знатницы, что жена его Дарьица не знает; и на собаку де плюнет, и собака де станет молчать и не станет лаять".
  "Vox populi = Глас народа" (столичная независимая газета)
  "Наш специальный корреспондент сообщает: "Об искусстве Дарьицы знала также и её дочка Антонилла, которая сказала на улице: "Как де матка моя от Гавронова челобитья пропадёт, и ему де, Гаврасию, не воскреснуть". Что касается порчи над Гаврасием, то, по свидетельству окольных людей, в колдовстве с Дарьицею участвовала пономариха Жервеза, которая вместе с Дарьицею по следам новобрачных "клала огонь", "лучом катала", и "зажегши луч почали на тот луч срь". Небезынтересно ещё показание мещанина Олимпиада, сообщившего, что он, выпивши браги, "повалился на улице, и Ульёва жена Дарьица пришед и поднявши юбку накрыла ему Олимпиаду собой глаза, и с тех де мест, что ему увидены были - у него глаза болят, и стал хиловат - в правом боку колит".
  "Сердитый обыватель" (квартальная газета)
  "Правосудие восторжествовало! Стольник Теодор Закроуднский заявил, что он женил двух своих дворовых людей "и тех людей его обоих на свадьбах перепортили, совокупление у них с женами отняли". Находясь в пьяном виде, эту порчу признал делом своих рук некий Олимпиад. Услышав "про его такое воровство", стольник Закроуднский "велел его посадить на цепь, и руки и ноги велел сковать в железо". Тогда Олимпиад выразил желание излечить испорченных, лишь бы дали ему для этой цели водки и чесноку. Когда водка и чеснок были доставлены, то Олимпиад дал испорченным "по три зуба чесноку и велел им пить и есть. Пострадавшие, велие питие учинив, до того исцелели, что жён поперепутав, с грехом пополам, похмелием апосля маялись". Что же произошло дальше? - задаётся вопросом наш корреспондент, находясь в комиссариате инквизиции, - А дальше и была подана означенным выше стольником челобитная на Олимпиада, потому что "его (т.е., Олимпиада), по собственному признанию, воровство стало знатно, что он дворовых детей плохому учил, портил, хотя в конце-концов и излечил".
  
  "Обратная сторона Луны - сфера глубокого оральноневротического перигея. Мы находимся в центре развивающихся событий - Перигей низвергает великого Гермеса, поднимает его и снова низвергает, а теперь... ах, какой дриблинг! Всё, это - победа! Но нет! Гермес находит в себе силы, чтобы подняться и порвать Перигею... Ну, это уже не спортивное поведение!"
  Вот опять.
  Дрэгон резко проснулся и сел на свой диван. Раз снится кошмар, значит, жди или инспекции, или "выписного" обхода. Нужно срочно красить ноги! Дрэгон затеплил лампадку и увидел тихо дремлющего над стопкой газет Ди Шнайдера.
  - Вы уже спите? - спросил Дрэгон у Ди и этим разбудил его.
  - Н-нет, задремал над подшивкой, - как бы оправдываясь, сказал Ди и поднялся, - Сейчас, умоюсь и буду ложиться...
  Ди Шнайдер потянулся, быстро умылся и запрыгнул в расстеленную кровать. Кровать была жёстче, чем дома, но гораздо мягче, чем в гостинице.
  - Удобно? - поинтересовался Дрэгон.
  - Да, благодарю вас, - отозвался Ди, задул свечу и закрыл глаза.
  - Да, - раздалось вдруг в наступившей темноте, - Я тут как-то совсем замотался и даже не спросил вас, мой Ди, какими судьбами вы тут оказались?
  - Я получил амнистию, приказом Его Высочества, - проваливаясь в сон, ответил Ди Шнайдер, - Теперь же еду к своему другу Лайону де Шабану. Он пригласил меня к себе в Ыыльзленд...
  - Куда? - не понял Дрэгон, - Где это?
  - Это островной архипелаг на юго-востоке Империи, - вяло прокомментировал вопрос Ди и снова закрыл глаза.
  - У! - раздалось со стороны Дрэгона, - Это хорошо. А я, знаете ли, тут застрял. Хозяин во мне души не чает, хозяйка тоже довольна. Кормят неразнообразно, но зато сытно! Так что вот...
  - Рад за вас, друг мой, - ответил Ди, нащупывая тонкую грань сна и реальности, - Спокойной ночи!
  - Да, да, Ди, спокойной ночи, - с готовностью отозвался Дрэгон, - Я просто хотел сказать вам, что мы все, включая вас, меня, того же де Шабана, живём в очень интересное время! И это уникально...
  (Ди Шнайдер глубоко вздохнул, но глаза решил не открывать. В конце концов, они не виделись довольно долго. Его друг имел право, что-то донести, о чём-то поведать, поделиться сокровенными мыслями, поговорить...)
  - ... и я считаю, что нашему поколению несказанно повезло! В этой связи...
  (Сон стоял у самых ворот сознания, но мерно гундящий, почти без эмоций и ничего не выражающий голос продолжал что-то говорить и не давал сну войти в эти двери)
  - Я абсолютно согласен с вами, мой дорогой Дрэгон, но, прошу меня простить - я очень утомился и устал. Дорога, сами понимаете! Да, ещё, как вы помните, я жаворонок по натуре... Знаете, тот, кто рано ложится и поздно встаёт. Прошу, вас, давайте спать!
  - Да! - согласился Дрэгон, - Да-да! Мой дорогой, Ди! Безусловно, вы правы и я бессовестно узурпировал вашим временем и вниманием...
  - Ничего, ничего, - облегчённо вздохнул Ди и, не открывая глаз, поудобней устроился на кровати.
  - Я только хотел уточнить ещё одно сделанное мной открытие. Понимаете, наша жизнь во многом зависит от элементарной случайности...
  Ди Шнайдер засунул голову под подушку, однако, как назло, сознание продолжало слышать мыслеизвержения Дрэгона.
  "Чёрт меня дёрнул принять его приглашение, - думал Ди, - Надо было оставаться в главном корпусе и ложиться спать в специальном номере для гостей!"
  - ...и тут, мой друг, как будто бы в подтверждении всех моих размышлений...
  "Размышлизмов! - мысленно проорал Ди Шнайдер, - Конечно, ему-то что? Лежит тут на боку и размышляет (Ди высвободил голову из-под подушки. Светало), - Бездельник! Мне завтра надо проехать огромное по льетерским меркам расстояние, а он будет спать до обеда"
  - ...таким образом, я понял! Особенности языка племён, населяющих северную оконечность Тангейта - это вечно заложенная носоглотка! Понимаете! Элементарный насморк создал целое наречие. Люди, живущие на сквозном ветру, в вечной сырости, по соседству с холодным океаном говорят в нос. А говорить они просто обязаны, ведь каждый приморский тангеец несколько раз в жизни должен выйти к морю и прочитать отдельную вису! Вот так: Мымымыте мемя са аксен", но аны кафарят дак! Вы поняли, насколько важным станет моё открытие в недалёком будущем?
  - Безусловно, - сказал Ди и сел на койку.
  Утро расширяло границы, конюхи громко переговаривались, расчищая конюшни, им вторили какие-то бабы... Короче, надо было вставать.
  - Что с вами? - спросил удивлённый Дрэгон.
  - Увы, - вздохнул Ди Шнайдер, - Надо вставать, одеваться и ехать дальше.
  - Перед отъездом разбудите меня, я хочу вас проводить, - сказал Дрэгон и, отвернувшись к стене, заснул.
  Ди Шнайдер встал, оделся и вышел.
  Когда Дрэгон проснулся, было уже за полдень. Он лениво потянулся и стал ожидать звонка колокольчика, приглашающего постояльцев к обеду.
  Позже, в вечерних сумерках, рыцарь Ударяющий-молотом-в-слиянии достал зелёнку и широкими мазками по-настоящему крупного художника измарал свои нижние конечности. На следующий день, как и чуял Анди, произошёл обход, ему (в который уже раз) продлили амбулаторную карту. Он снова был признан инвалидом, снова был поставлен на довольствие и пенсион (правда, в последний раз). Но - всё равно = Жизнь налаживалась...
  
  Короче, всё снова было бы хорошо, если бы в последние две недели в дом ветеранов на реабилитацию ни прибыли двое странного вида рыцарей из ордена Зелёного братства. Дрэгон не знал, что его знаменитая "Болезнь зелёных ног", крайне интересует обоих. Тем более Дрэгону было невдомёк, что эти самые два адепта Зелёного братства задержались в доме ветеранов исключительно ради того, чтобы посмотреть на зелёные ноги Анди, так как один из них, комтур Гринис, вполне резонно заметил, что это может быть "Знак свыше!"
  Его коллега, Фисташкинс, не спорил, но, правда, и не разделял этой уверенности. Однако, надо отметить, что субординация в братстве была жёсткой, и ни одному младшему члену братства никогда бы не пришло в голову оспаривать мысли или решения старших. Так что оба Зелёных брата терпеливо ждали от Дрэгона рецидива зелёных ног.
  
  Как только это случилось, оба брата тут же написали своему восточному командору, и менее чем за три дня письмо, проделав громадную идеологическую работу, привело в дом ветеранов Шефа неофитов Подмёткинса и Инспектора по делам вовлечения Голеникса. Цель, поставленная перед ними магистром, была вполне очевидна и недвусмысленна: посмотреть на зелёные ноги и склонить рыцаря Дрэгона к вступлению в ряды Зелёного братства.
  
  После получения месячного пенсиона, утро Дрэгона начиналось с обычного приготовления завтрака. Именно, поэтому он старался всё делать тихо и никому без особой надобности дверей не открывать. Однако в этот раз в двери молотили так, будто прибыли особые новости или "свои" люди, знающие повадки Дрэгона (чёрт бы этих "своих" побрал!). В любом случае Дрэгону пришлось открывать.
  - Ба! - проорал незнакомец в зелёном плаще, - это же Дрэгон! Посмотрите, друзья, это же знаменитый Анди Дрэгон, известный нам всем, как Ударяющий-молотом-в-слиянии!
  После этих слов орущий человек кинулся на Дрэгона, захватил его в свои объятия и принялся целовать, приговаривая: "Живой! Братцы, посмотрите - Живой!"
  - Простите, - растерялся Дрэгон, но нашёл в себе силы вырваться из цепких объятий, и уже было, поспешил быстрым движением руки оттолкнуть непрошенного визитёра за дверь, после чего придавить дверь всем телом и ударить по щеколде засова, но гости быстро оттеснили его в сторону и бесцеремонно прошли внутрь.
  - Однако! Однако! - заговорил один из "зелёных", - Действительно, Гринис, это впечатляет!
  Дрэгон проследил направление взгляда говорящего и понял, что гостей, всех, как одного, интересуют его зелёные ноги!
  - Господа, простите, - начал медленно говорить Анди, параллельно соображая, как внятно объяснить "зелень" ног и в то же время выпроводить гостей, не нанося им какой-либо обиды.
  - Зови нас, мои зелёные братья! - обратился к Дрэгону первый из четвёрки вошедших, - Я - Голеникс, он - Подмёткинс, а это - комтур Гринис и его ассистент - Фисташкинс.
  - Мне очень приятно, - ответил Дрэгон, ища взглядом тряпицу или полотенце, чтобы прикрыть зелёнку, - Чем я, собственно, могу вам помочь, мои зелёные братья?
  - Глядя на твои ноги, - начал Подмёткинс, - мы решили предложить тебе одно весьма доходное место...
  - Ты станешь зелёным братом, - продолжил Голеникс, - и сможешь влиять на судьбы политического мира Империи!
  - Ты сможешь жить, не считая доходов, - подхватил Гринис.
  - И каждый раз чувствовать за своей спиной спокойное и мощное дыхание Зелёного братства, всегда готового придти на помощь своим неофитам! - закончил Фисташкинс.
  - И я тоже, господа, очень рад, что вы нашли в себе силы и время для посещения бедного рыцаря, - начал оправдываться Дрэгон, но оказалось, что гости ещё не кончили своё выступление.
  - Знаешь ли ты, зеленеющий неофит, - продолжил Подмёткинс, - Наступают последние дни!
  - Скоро Солнце покроется тучами, и разверзнутся над миром земным хляби небесные! - отрепетировано трагичным голосом подхватил Голеникс.
  - И дождь будет идти уже не сорок, но пятьдесят дней! - сообщил Гринис.
  И тут в возникшей тишине, тихим голосом, почти шёпотом, Фисташкинс спросил:
  - Желаешь ли ты, наш зеленеющий неофит, обрести спасение на Великом Ковчеге, который спустится с Небес и забёрёт только тех людей, у которых есть специальный зелёный пропуск и соответствующий пароль?
  Дрэгон стоял молча, с выпученными глазами и широко открытым ртом.
  - Тогда бери свой дорожный мешок и ступай с нами! - указал Голеникс, не дожидаясь ответа.
  По большому счёту Анди Дрэгон уже подумывал о том, чтобы покинуть дом ветеранов. Ему обрыдли бесконечно "народные" романы Анна ля Птица с идеальными злодеями и идеализированными героями. Он тоже изрядно надоел (это чувствовалось) хозяевам, а ему соответственно надоели эти бесконечные пьянки со всевозможным отрепьем, которое съезжалось сюда с доброй половины Империи... Все имеющиеся на руках Дрэгона мандаты и отсрочки также истекли, а пенсион был скуден и, увы, завершён. По большому счёту, давно пора было покинуть этот дом и пойти харчеваться в другое место - так что визит зелёных братьев был Дрэгону скорее на руку.
  - А на какое же число назначен новый Потоп? - дежурно спросил Дрэгон, начиная торговлю за хлеб насущный.
  - Это ты узнаешь от Великого Зелёного магистра! - ответил Подмёткинс.
  - Хорошо! - сообщил Дрэгон о своём решении визитёрам.
  Как только ему вручили зелёный мешочек с "суточными" (деньгами на всю дорогу до домена Зелёного братства), рыцарь Ударяющий-молотом-в-слиянии начал собирать вещи.
  
  ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ - ПРЕДЕЛЬНЫЙ ВОСТОЧНЫЙ ПОРТ
  
  Когда леди Лилианна вошла в Аркадус-холл, она поневоле остолбенела - посреди этого самого холла, украшенного множеством лент и венков, у письменного стола полу- на коленях, полу- на карачках, положив больные головы в кресла, полусидели Аркадиус и Лайон де Шабан. При этом в свободной руке каждого были бокалы, и в них зыбкой рябью переливалось вино - руки наблюдаемых слегка потряхивались, а в непросветлённых глазах отразилось раскаяние.
  - Простите меня, святой отец!
  - И вы меня простите, несгибаемый граф!
  - Нет, святой отец, простите меня!
  - Что вы, граф! После вас...
  - Секундочку, - повысил голос Лайон, - Вы, святой отец, сейчас не волнуйтесь...
  - А собственно, с чего вы взяли, что я волнуюсь... ик-мой граф?
  - Хорошо. Тогда "простите меня", святой отец!
  - Да нет же, граф, это вы меня простите!
  - Послушайте, дорогой Аркадиус, давайте сейчас тихо во всём разберёмся...
  - И я говорю тихо... спокойно...
  - Замечательно! Святой отец?
  - Да, сын мой?
  - Скажите мне, тихо и спокойно, кто из нас двоих, я сейчас подчёркиваю, двоих из нас...
  - Кто?
  - Кто из нас святой отец?
  - Не понимаю, на что вы сейчас намекаете, но в принципе - это я!
  - Итак. Вы абсолютно точно уверены?
  - "стественно!
  - Прекрасно! Тогда простите меня, святой отец!
  - А вы - меня, граф!
  - Может быть, мне кто-нибудь, объяснит, - прервала идиллию всепрощения леди Лилианна, - что здесь происходит?
  Вместо ответа, пара на ковре обратилась к вошедшей дружным воплем:
  - Простите меня, госпожа Лилианна!
  Отец Аркадиус поставил мимо невысоких кресел бокал и двинулся (как бычок, шатаясь на ходу) навстречу своей Лилианне. Однако, пройдя границу ковров и оказавшись на скользком мраморе, его руки разъехались, и он уткнулся носом в морду одной из подаренных де Шабану собак. Собака подняла свою морду, тяжело вздохнула и отвернулась.
  - Боже мой, - воскликнула Лилианна, - Зачем же вы, граф, так его напоили? У него же через два часа проповедь в Соборе у городской Ратуши.
  - Ну, Лили!.. - попытался что-то произнести Аркадиус, но так и не смог.
  Де Шабан с силой облокотился о кресла и усилием воли придал своему телу вертикальное положение (сказался опыт подобных мероприятий в условиях военных действий):
  - Смею вас заверить, дорогая сеньора Ллианна, - если бы де Шабан не держался рукой за письменный стол, создалось бы впечатление, что он рапортует о происходящем, находясь на праздничной дистанции, то есть в шести метрах от реципиента, и в полёте, - Всё идёт согласно вновь утверждённому графику, через два часа мы обязательно посетим Собор и послушаем нашего капеллана, в смысле аббата... В общем, я уверен, что всё будет нормалёк!
  - Вы в этом так уверены, господа? - упавшим голосом спросила Лилианна.
  - Да! - хором ответили оба.
  При этом непросветлённый Аркадиус привёл веский, с его точки зрения, аргумент:
  - Мы всего лишь с графом... После вчерашнего... Продегустировали новое причастное вино из монастыря Трёх Затворников.
  - Прекрасно, - констатировала Лилианна, - ну-с, и как вино?
  - Если честно - не очень... - ответил Аркадиус, - Голова болит.
  После этого Лилианна кивнула сама себе и позвонила в звонок, вызывая двух слуг (дородных монахов из аббатского общежития всё того же святого Дазы). Они схватили отца Аркадиуса и понесли к бассейну.
  - Господа! Братья мои! Позвольте! - всё ещё сохраняя своё достоинство, отец Аркадиус пытался что-то сказать, но слуги, совершенно бесцеремонно, взяв его за руки за ноги, раскачали и бросили в воду.
  На мгновенье в холле стало тише, потом появилось лицо отца Аркадиуса, потом в его глазах засветился разум, потом он обратился к де Шабану:
  - Мой друг, ни дважды, но семижды семьдесят семь раз подумайте, прежде чем жениться. Запомните, де Шабан, мою последнюю просьбу...
  Один из монахов-слуг, опустившись на колено, принялся окунать отца Аркадиуса туда-сюда, граф де Шабан, сообразив, что с отцом Аркадиусом что-то происходит, уже нашёл взглядом свой разящий меч и даже двинулся за ним, но был перехвачен Максименом, который, вбежав в зал, тут же принялся собирать вещи Лайона, и громко говорить:
  - Vot вы gde! Ваша aunt тёту"shka умирает!
  - Что? - изумился де Шабан, - Опять! Нет, ну, сколько можно демонстративно умирать по праздникам?!.
  - Ne medlite, metr, в этот раз, пo"жалуй, torch"но.
  Лайон поклонился присутствующим, и его вывели.
  
  На улице города было довольно людно, вокруг висели афиши, приглашающие на проповедь в Собор. Кругом царила праздничная суматоха: мясники, булочники, кондитеры, их жёны, их дети не работали. Они, нарядные и модные, шныряли взад и вперёд, поминутно то сталкиваясь, то извиняясь, то принимая извинения.
  Де Шабан и Максимен с трудом протискивались сквозь толпы праздношатающегося люда и где-то в районе трактира "У Андрэ и Дюши" к носу нос столкнулись с кавалером Рыжкони.
  - О! - крикнул В-тапках-на-подушку и принялся работать локтями, чтобы добраться к своим.
  - Простите меня, Даймонд, - воскликнул де Шабан и обнял Рыжкони.
  - Ну, о чём речь! - ответил Рыжкони, - Конечно, прощаю!
  В следующий момент В-тапках-на-подушку был вытеснен толпой куда-то на улицу "Бессеребряников".
  - To happiness, metr, - сказал Максимен, - К счастью, мы избавились ot etogo типа!
  
  Миновав ещё два квартала тяжело и достойно, де Шабан и Максимен оказались у трёхэтажного госпитального гостиного двора, где для членов огромного клана де Шабан всегда были забронированы несколько номеров (в качестве арендной платы и для интимных целей). В одном из номеров и пребывала умирающая тётя Дэниза.
  Быстро преодолев три лестничных пролёта, Лайон и Максимен попали в коридор, затем в апартаменты, затем в спальню, где в окружении двух сестёр милосердия и своей приживалки ла Риссо находилась тётушка.
  На этот раз для умирания тётя Дэниза выбрала Красный павильон, сама она лежала на красном диване, её приживалка в безутешной позе сидела в красном кресле, сёстры топтались по красному ковру, столик, оконные рамы, двери и утварь были представлены эксклюзивной коллекцией из красного дерева. На столике лежали сдобные булочки, поэма "О падении Полянского замка", Псалтырь и прогоревшая ароматическая палочка (впрочем, там лежал ещё большой пук целых ароматических палочек от фирмы "PRIMA").
  - А, это ты? - умирающим голосом произнесла тётушка, - Конечно, пьём и веселимся, а я тут уже приготовляюсь предстать перед Самим! Ты ведь и не поторопишься... Конечно, может я уже померла - так и проблем нету! (Судя по тону, стилистике, общей беглости текста - было видно - обращение тщательно спланировано, продумано и выучено наизусть) Я вся прямо извелась, испереживалась, а он... Конечно, кто я? Так. Всего лишь любящая этого эгоиста тётя! Между прочим, сестра твоей матери! И вообще!..
  - Простите меня тётя, ла Риссо, сёстры, - начал де Шабан , - Видите ли, тётушка, я был у отца Аркадиуса, всем известного своей святой жизнью и религиозной непримиримостью, ради причастия... На носу Пасха, а мы отплываем на остров...
  - Бог простит, - ответили, поклонившись, сёстры, к ним присоединилась и приживалка.
  - Конечно, - закивала тётушка (голос её стал менее умирающим), возжигая ароматическую палочку, - Ему надо ехать... Он уезжает... Конечно, где я и где остров... Рассказал бы хоть, как сам, как наследство, а то приехал ни с того ни с сего. Поскандалить - поскандалили, а поговорить толком не успели...
  - Остров небольшой. Аббатство, несколько деревень, замок с надворными постройками, пристань и при ней городок-не-городок, но так... Для острова потянет.
  - А я ведь по миру пойду скоро с этим невозможным хозяйством! - сказала тётушка уже голосом не умирающей клиентки хосписа, а помещицы мелкой руки, вся жизнь которой, как известно, борьба.
  - Мы уже и имение на продажу выставили, - плаксивым голосом сказала ла Риссо.
  - Не беспокойтесь, милая, я думаю, у графа Лайона де Шабана найдётся маленький райский уголок и для нас с тобою, - успокоила её тетушка, не то чтобы задавая вопрос, но и, практически констатируя, его риторическую сущность.
  - Понимаю, - ответил на этот постановочный номер Лайон, - Всё понимаю, но в данный момент... Мой долг сказать вам это. Замок - не осмотрен, сёла - не объезжены, аббатство без аббата, дебет с кредитом не приняты. Так что, как только...
  - K tomy же, мы toropim"ся в Ратушу, там abbot отец Arcadius будет читать проповедь! - заключил Максимен.
  - Ничего, - отмахнулась тетушка теперь уже голосом покупателя, который выбирает с кем поторговаться и насколько уступить, - Я думаю, что мы своей маленькой кампанией устроимся как-нибудь... А дела что? Ты ведь прекрасно знаешь, что я с моим опытом вполне успешно заменю тебе эконома!
  Лайон помялся, но ситуация выходила из-под контроля:
  - Видите ли, тётя, - ответил де Шабан, - В связи с вашим тяжёлым положением в этой ситуации я могу ответить вам только одно - категорическое НЕТ.
  - Как? - встрепенулись сёстры и приживалка.
  - K tomy же, мы toropim"ся в Rатuшu, taм отец Arcadius будет читать проповедь. - невозмутимо заключил Максимен.
  - Да, именно, НЕТ! - подтвердил де Шабан, - После всего, что вы сделали для меня за эти годы, я не могу найти в себе силы продолжать наши отношения в столь близких и доверительных делах. Я снова собираю коллекцию гитар, я снова работаю над созданием библиотеки, я вынужден был отправить письма друзьям с просьбой прислать мне черновики и копии моих стихов... Наконец, я только пару дней назад смог восстановить все свои документы!
  - Я рада за тебя! - с огоньком поддержала пламенный спич Лайона тётя Дэниза.
  - Замечательно, - кивнул Лайон, - И теперь вы хотите по новой всё это уничтожить?
  - Но я же больной человек, а на больных не обижаются! - резонно отклонила претензии тётушка.
  - Если вы больной человек, то вот и живите в больнице! - закончил де Шабан и отправился вон из апартаментов к зданию городской Ратуши.
  
  С другой стороны городского квартала к Ратуше двигалась крытая повозка с телом отца Аркадиуса (его глаза источали слёзы, а ошуя сжимала утешительный приз - мочёное райское яблочко).
  - Жизнь - дерьмо, - думал отец Аркадиус, поправляя на голове полотенце с весёлыми танцующими человечками, - И яблоко - тьфу! - ничего кислее в своей жизни не ел! А всё началось в шесть утра! Какой-то болван разбил окно в доме напротив. Потом припёрся уже пьяный (или ещё пьяный?) громкоголосый плотник, который до девяти утра, что-то пилил, прибивал и самое неприятное - пел. Где-то около девяти принесли чуть тёплый завтрак, потом появился де Шабан, хотя ему-то что не спалось? Ах, да! Графа разбудили собаки и он вышел с ними на прогулку... Кстати, они так у меня и остались... Потом. Потом - вино. Потом... ох, Лилианна и эти ужасные слуги с бассейном. Ах, как бы не Прощёное воскресенье, всех бы на горох и каждому по епитимье! (Зачем они мне светят в лицо?)
  - Эй, человек! - позвал отец Аркадиус, - Немедленно погасите фонарь - он мне мешает!
  - Эт не фонарь, Ваше Преосвященство, - отозвался слуга на козлах, - Это Солнце!
  
  Тем временем в переполненное здание Собора продолжали стекаться любопытные со всей округи. Про нового святого отца слышали многие, теперь им захотелось его увидеть. Самые разные люди, разных мест, разных возрастов, понятно - полов, прибыли сюда, чтобы получить Всепрощение за грехи. По этому поводу шла большая рекламная компания, а многие монахи уже стали продавать индульгенции, разрешающие не соблюдать поста в течении суток, двух дней, недели, месяца по выбору, от начала или перед Пасхой, продавались Четьи Минеи, сборники проповедей и духовной поэзии, были и специальные "предпостные" блюда: оладушки "Длани Аркадиуса", творожники "Аркадиус" (выполненные в форме человечка), высокие кулебяки "Три дня в чреве кита с отцом Аркадиусом", сложные гарниры из фруктов "Arcadias"s Surprise". Конечно же, крепкие настойки "Граф де Шабан Љ1" и "Граф де Шабан Љ5" в ассортименте (1). Свечи, разной длины, толщины, цветовой гаммы.
  Благородные и не очень матроны ставили свечи за здравие и за упокой; школяры ублажали своего местного покровителя святого Дазу, знатные и не очень отцы семейств сбрасывались на тематическую мессу "О Граде Божьем".
  
  1.ПРИМЕЧАНИЕ:Старинные спиртные настойки на тонизирующих травах, принятые в графстве с IX в., Љ1= 43-45%, а Љ5= 56-60% спиртовой плотности на бутылку. При потреблении "Графа Љ5" рекомендуется прикрывать глаза - чтобы их не выело спиртовыми парами.
  
  Де Шабан и Максимен купили по три свечи и направили их по направлениям: к Распятию, к Богородице и к Святителю Победоносному Георгию. После этого они принялись искать удобное место для лучшего восприятия проповеди - однако сидячие места были давно заняты, в проходах места так же не было, пришлось устроиться в колоннах у хоровой капеллы, рядом с балконом.
  Хор запел "Величит душа моя Господа!", на кафедральном балконе появился отец Аркадиус.
  Чинно выпив большое гусиное яйцо, он, вместо привычного "Братья и Сестры!", сказал:
  - Дамы и господа! (потом опомнился и добавил) Простите меня!
  - Бог простит! - хором отозвался зал и притих.
  Около де Шабана стояли две старушки. Одна из них, перекрестившись, сообщила:
  - Глянь, какой бедненький. Лица нету, вид измученный. Видать, изморил себя бедный в молитвах за нас!
  Тем временем святой отец, выпив второе яйцо, важно и грозно повёл бровями на зал, и, прокашлявшись, начал:
  - Один старик, умирая, завещал своему сыну, чтобы он не забывал нищих. Вот на Светлый день собрался он в церковь и взял с собой красных яиц христосоваться с нищей братией, хоть и крепко забранилась на него мать, - а была она злая и к бедным немилостивая. Церемониал церемониалом, но в церкви недостало ему одного яйца: без подарка остался один пусть и самый срамной, но обделённый нищий. Тогда позвал его парень на дом к себе разговеться.
  Как увидала мать нищего (весь в гнойных ранах!), больно осерчала: "Лучше, - говорит, - у пса разговеться, нежели с таким срамным стариком!" И стала она отказываться с ними за одним столом находиться. Не захотела ни в какую с ними христосоваться, отвернулась и давай корить сына: "Чтоб тебе с ним подавиться! Нашёл с кем разгавливаться... и еда-то на ум не пойдёт!" - "Кушай одна, матушка! Коли с нами не хочешь", - сказал парень и усадил нищего за стол; и сам сел, и все слуги сели, и разговелись вместе.
  Вот сын со стариком разговелись и пошли отдохнуть. И видит сын: на старике одежонка плохинькая, а крест как жар горит. "Давай,- говорит старец, - крестами меняться; будь ты мне брат крестовый!" - "Нет, брат! - отвечает парень, - Коли я захочу - так куплю себе эдакой крест, а тебе такой красивый вовсе негде взять будет". Однако старик уговорил парня поменяться и позвал его к себе в гости во вторник на Святой неделе.
  "А путь ко мне прост, - говорит, - вон, ступай по той дорожке; скажи только: благослови, Господи! - так и дойдешь до меня".
  Вот в Светлый Вторник вышел парень на тропинку, сказал: "Благослови, Господи!" - и пустился в путь-дорогу. Прошёл немного - и слышит детские голоса: "Христов братец, скажи об нас Христу - долго ли нам мучиться?"
  Прошёл ещё немного и видит: девицы-красавицы из колодца в колодец воду переливают. "Христов братец, - говорят они ему, - спроси про нас у Христа - долго ли нам мучиться?"
  Ещё идёт, смотрит - бегает человек за пичужкою и никак не может поймать её. "Парень, - говорит ему тот человек, - ты едешь до Господа Бога; спроси про меня, грешного, долго ль мне мучиться?"
  Дальше по дороге встретилась ему в поле изба, а в избе бегает человек из угла в угол и кричит: "Ох, тесно! Ох, тесно! Задавит! Задавит!"
  "Сядь на лавку, - говорит ему парень, - и не будет тесно".
  "Не могу - отвечает несчастный, - целый век так бегаю. Ты едешь до Господа Бога; Христов братец, спроси про меня, долго ли мне ещё мучиться?"
  Подходит наш герой к синему морю; стоит в воде человек по самые уста и кричит: "Ох, пить хочу! Ох, пить хочу!" - "Что кричишь? - спрашивает наш паренёк, - Раскрой уста - вода и сама набежит в рот". - "Нет, - отвечает, - вода мне не дастся, она прочь бежит. Ты вот идёшь до Господа Бога; помяни Ему про меня, горегрешного"
  
  Идёт он дальше - и видит тын, а под тем тыном виднеются старики; всех илом занесло! И говорят они: "Христов братец, воспроси про нас Христа - долго ли нам мучиться?" Идёт всё дальше и дальше, и вот усмотрел того самого старца, с которым вместе он разговлялся на Пасху Пресветлую.
  Старец у него спрашивает: "Не видал ли чего по дороге?" Парень рассказал ему всё, как было. "Ну, узнал ли ты меня?" - говорит старец, - и только тут узнал юноша, что это и был сам Господь Иисус Христос.
  "За что ж, Господи, младенцы мучатся?" - "Их мать во чреве прокляла, им в Рай и пройти нельзя!" - "А девицы?" - "Они молоком торговали, в молоко воду мешали; теперь весь век будут они переливать воду!" - "А бедняга, что гоняет пичужку?" - "То гоняется он за своим грехом: другой бегает из угла в угол - за то, что не обогревал и не покоил странников; и через него многие зимой перемёрзли; третий же, что стоит в воде по самые уста, а напиться не может - муку несёт за то, что сам не напоил ни жаждущих влаги, ни жаждущих знаний, хотя всё жизнь учителем назывался" "А старики?" - "Как жили они на белом свете, так говорили: только бы на этом свете хорошо пожить, а на том всё равно - хоть тын нами подпирай! Вот они весь век и будут стоять под тыном".
  Потом повёл Христос паренька по Раю и сказал, что тут и ему место уготовано (мужичок мой и выходить оттудова не захотел!). А после повёл его к Аду, и сидит в Аду мать нашего героя: он и стал просить Христа: "Помилуй её, Господи!"
  Повелел ему Христос свить наперёд веревку из крапивы. Парень свил верёвку, да видно, уж Господь так дал! Приносит ко Христу.
  "Ну, - говорит Он, - ты вил эту веревку тридцать лет, довольно потрудился за свою мать - вытаскивай её из Ада". Сын кинул верёвку к матери, а та сидит в смоле кипучей. Веревка не горит - так Бог дал! Сын совсем было вытащил свою мать, уж за голову её схватил, да она как крикнет на него: "Ах ты, борзой кобель, совсем было удавил меня пока вытащил!" - верёвка оборвалась, и полетела грешница опять в смолу кипучую. "Не хотела она, - сказал Христос, - и тут воздержать своего сердца жестокого: пусть же сидит в Аду веки вечные!" Взмолился тогда сын о материнской судьбе и сказал ему Христос: "коли тебе дорога родительница твоя, то вложи свой палец в геенну огненную". Парень ничтоже сумняшеся всунул перст свой в кипучую смолу - и палец в то же мгновенье отпал от руки. "Вот твой палец, возьми его с собою и ступай с миром домой" - сказал Христос и отпустил гостя.
  Воротился наш человек домой, и показалось ему, что был он в Раю всего три часа, а пробыл там тридцать три года. Рассказал он обо всём матери, вынул свой отвалившийся палец и только приставил к прежнему месту - как он тотчас прирос, будто век не отпадал. Тут мать и покаялась: "Сын мой возлюбленный! Прости меня, грешную; твоё похождение дороже моего рождения станется!" И как покаялась - простилось ей.
  Вот и мы с вами поговорим сегодня о Всепрощении! Но задумайтесь, над тем, можно ли дать прощение человеку, совершающему насилие? Можно ли дать всепрощение человеку, главным занятием которого является причинение другим людям зла? Способны ли вы прощать человека, который, прикрываясь вами, решает свои сугубо личные проблемы? Можем ли мы, в принципе, говорить о каком-то прощении своим врагам?
  Отец Аркадиус скрестил руки на груди и сделал намеренную, давно отрепетированную паузу. Затем он поднял десницу и погрозил пальцем всем и одновременно каждому.
  В зале послышались первые тревожные всхлипывания слабонервных слушателей. В то же время из зала, из толпы выскочила маленькая девочка с пышным букетом оранжерейных цветов. Весело и громко топая по ступенькам кафедры, она стала медленно и верно подниматься вверх.
  Все замерли.
  Смущённый отец Аркадиус смахнул скупую слезинку и протянул руки навстречу поднимающемуся чаду.
  Не доходя нескольких ступенек до святого отца, ребёнок возложил букет к статуе какого-то святого, и громко затопала обратно.
  От такой неожиданной сцены народ зааплодировал, но овация была погашена в самом начале громким покашливанием с кафедры.
  Все снова затихли.
  - Вспомним детство! - громко воскликнул Аркадиус, и волна жалости к самому себе охватила его и понесла:
  - Я вижу, - сказал он, простирая обе руки куда-то вперёд, - ребёнка! Маленького маленького мальчика! Он плачет...
  (с несколькими знатными матронами, находящимися в первых рядах, случилась истерика, их приживалки тут же принялись знаками подзывать слуг и выводить бедных женщин на воздух) Пользуясь торжественностью момента, Аркадиус высоко поднял расставленные вперёд руки и заорал:
  - Покайтесь, твердолобые! Ибо твёрдость ваша размягчает вам мозг, а не сердце! Покайтесь и вы, жестокосердные! Ибо сердце жестокое не способно любить не только малых сих, но и господина вашего! Покайтесь, властьпредержащие, ибо власть ваша именем Божьим не дана была, но лишь прикрылась Им от народа! Покайтесь, богатые, ибо вам достаток и радости принесли страдания бедных! Покайтесь, бедные, ибо ваша бедность для многих искушение достатка! Покайтесь, нищие, ибо, жалея себя, не желаете искать себе доли иной! Покайтесь, ищущие, ибо в поисках своих не находите веры! Покайтесь, праведные, чтобы презреть грешных! Покайтесь, грешные, чтобы хоть так приблизить себя к праведным! И простив обиды ваши друг другу, почувствуйте, как в души ваши тёплым елеем вливается Милосердие Божие!
  В противном случае, гореть вам в Геенне огненной на века-вечные времена!
  Зал был в смятении - к иконам потянулся новый поток свечей (побольше и подороже), служки зашныряли в толпе, чтобы выпроводить на свежий воздух обморочных посетителей, толпа с удовольствием пропускала всех, давая возможность её членам продвинуться поближе к чудесному проповеднику. В зале появились сакелларии со специальными подносиками для жертвований и, подобно горячим ножам принялись прорезать толпу прихожан вдоль и поперёк. Вслед за ними в толпу пошли продавцы валерианы и мандрагоры, а также нюхательных солей...
  - Ловко, ай, как ловко! - сказал князь-епископ Папскому легату, - эдак за одну такую проповедь Собор себе годовой доход обеспечит!
  - Да, - согласился легат, - отец Аркадиус - настоящий мастер слова. Наверное, продумывал речь и входил в образ часа четыре! Профессиональный актёр.
  - Да, больше! - поддержал легата архиепископ, - Вы только посмотрите на его несчастный вид! Такое впечатление, что перед нами самый несчастный человек на земле... Это знаете, когда вам Смерть дала отсрочку на неделю и все семь дней шёл нескончаемый проливной дождь.
  
  - С вашего разрешения, я продолжу! - сообщил отец Аркадиус с кафедры, и зал снова умолк.
  
  В это время, прослышав о столь странном праведнике, проповедующим в Соборе не хуже чем на Пасху, к Ратуше стали стекаться профессиональные нищие. Это были самые разнообразные люди, вся работа которых заключалась в умении вызвать к себе жалость и сострадание окружающих. Их тщательно пропылённые лохмотья источали флюиды святого нищенства, на запах которых отзывались скрюченные и высохшие руки, культи и раздавленные ноги, и, конечно, невидящие глаза пусть и с алчным оттенком в потускневших зрачках - Короче, все эти части тела безошибочно тащили своих хозяев к Собору.
  
  - Пусть каждый из вас, - Аркадиус обвёл присутствующих немигающими глазами голодного Василиска, - просто подумает, а достоин ли он получить Всепрощение? И честно скажет, что НЕТ!
  Зал единовременно опустил головы и зарыдал.
  - Ну, ладно! - впервые с начала проповеди отец Аркадиус улыбнулся (ну, знаете, такой отеческой всепонимающей и немного снисходительной улыбкой), - Господь милостив! Теперь же прочтём трижды "Отче наш" и я приступлю к отпущению грехов, ибо как сказал пророк: Все мы в руках Господних и... (тут, совершенно неожиданно отец Аркадиус почувствовал надвигающийся из глубины приступ икоты и быстро махнул рукой хору).
  Хор затянул "От-че-на-ше-жи-еси-на-Небе-си-да-святи-", а святой отец, повернувшись к залу спиной, принялся гасить икоту стаканом причастного вина, после чего двинулся вперёд и вниз, прямо в самую гущу народа.
  Там он начал раздавать прощения и оставлять свои автографы на Минеях и Псалтырях.
  Толпа давила со всех сторон, толпа мешала сосредоточиться, толпа заставляла улыбаться и желать различные пожелания про самочувствия, успехи и упокой. При этом каждый считал своим долгом приложиться к руке святого отца, многие лезли обнять святого отца, некоторые престарелые дамы стремились не только обнять, но и облобызаться! - Единственное, что утешало, так это пусть медленное, но всё-таки неотвратимое приближение выхода.
  
  Профессиональные слепые, хромые, безрукие, безногие, разбитые паралитики и склеротики окончательно вытеснили бедных стареньких бабулек на периферию. А на крыльце храма торжественно водрузили носилки, в которых лежал с совершенно измученным видом главный калека в законе. Он был преисполнен ожидания явления святого отца и подготовленной к щедрому подаянию публики, следующей за святошей. Бабульки сначала посопротивлялись столь бесцеремонному вторжению на паперть, но потом, повозмущавшись (всё-таки, уже не Рождество, ещё не Пасха), не нашли более ничего разумного, как только отступить к самым воротам Ратуши - авось и здесь чего-нибудь, да обломится...
  
  Шаг за шагом приближался выход из душного здания, шаг за шагом. Отец Аркадиус продолжал творить всепрощения и двигаться на свободу.
  Вдруг перед глазами святого отца вырос человек с лисьим лицом и дерзкими, хитрыми, смотрящими куда-то в сторону глазами. Аркадиус решил, что это купчишка-спекулянт средней руки и, дабы поскорее отделаться от очередного назойливого прихожанина, дал себя обнять и облобызать руку.
  - Простите меня, отец мой! - как-то искренне сказал прихожанин.
  - Бог простит, - дежурно ответил отец Аркадиус, но прихожанин не отпускал его:
  - Нет, святой отец, мне надобно именно ваше прощение.
  - Хорошо, сын мой, - вынужден был остановиться Аркадиус, - В чём состоит грех твой, намеренный он или нет?
  - Намеренный, - сказал прихожанин и как-то трогательно, по-детски сообщил, - Я обокрал служителя церкви...
  Утомлённый этой бесконечной церемонией, отец Аркадиус понял, что раздражён, но взял себя в руки и, смиренно улыбаясь, произнёс:
  - Ну, много ли можно взять у монаха! Полно, сын мой, утешься и ступай с миром. Я прощаю тебя и Господь, да будет милостив на поприще твоём к тебе и в дальнейшем...
  Несказанно обрадованный и просветлевший человек тут же растворился в толпе, а его место уже заняли три старухи. Облобызав Аркадиуса, они тоже просили простить их, ибо согрешили в сердце своём, возжелав слугу трактирщика, членов его семьи, всех слуг и даже животных его надворного хозяйства.
  Простив и их, Аркадиус сделал ещё два шага и, наконец достиг пределов ворот - там даже был виден В-тапках-на-подушку, который отчитывал одного из стражников-мансионариев за жевание в карауле.
  - Что это такое? - ругался дон Рыжкони.
  - "Длани Аркадиуса" - туповато ответил караульный.
  - Дай сюда! - прикрикнул Рыжкони, отобрал кулёк "дланей", пригрозил караулу гаупт-вахтой и тут же принялся за первый оладушек.
  Тут взгляд Даймонда Рыжкони встретился с уставшим и разбитым взором отца Аркадиуса.
  - Здорово, Аркадиус! - крикнул он и дружески протянул свободную от кулька руку в толпу.
  Аркадиус воспринял это, как святое избавление. Рука Рыжкони цепко ухватила его за сутану и вытянула на свет Божий, - Мне не надобно ни твоё прощение, ни твоё спасибо. Дай мне на пиво и занимайся своими делами...
  - Аа, - хотел сообщить что-то отец Аркадиус.
  - Нет, ну, если ты дашь мне ещё и на вино, - продолжил свою мысль Рыжкони, - То я тебя и домой доставлю.
  "Шельмец! - подумал Аркадиус, - Дам ему на вино и пускай прёт меня до дома на любой телеге..."
  Однако мешочка с монетами на поясе не было ("Ну, да! Не сошёл же я с ума, чтобы в такой давке носить мешочек на поясе! Лилианна наверняка сняла его с моего пояса ещё утром"). Аркадиус расстегнул несколько пуговичек на груди и полез за пазуху, где обычно хранил небольшой портмоне. ("Странно, но портмоне я, кажется, брал с собой, придётся при всех задирать полы сутаны и шарить в заднем кармане панталон"). Делая обманное движение руками, и как бы поправляя длинные чёрные полы своей одежды, святой отец осознал, что и в заднем кармане панталон так же ничего нет!
  - Видать не судьба, Даймонд, - развёл руками Аркадиус, - Бог подаст!
  Рыжкони в сердцах махнул рукой и двинулся прочь.
  "Всё равно - удачно, - подумал отец Аркадиус, - Не всё коту Масленица, наступает и Великий поствень!"
  С этими мыслями отец Аркадиус повернулся к воротам в Собор и осенил крестным знамением паству готовую хлынуть наружу, затем он повернулся одесную себя и повторил церемонию крестного знамения, после он ещё раз повернулся и перекрестил ошуюю себя, далее стал искать глазами леди Лилианну.
  Леди Лилианна не заставила себя долго ждать. Она подошла к отцу Аркадиусу и сказала, что повозка скоро будет. Отец Аркадиус укоряюще попенял Лилианне по поводу кошелька для карманных трат и улыбнулся.
  - Какой кошелёк? - озабоченно переспросила Лилианна.
  - Так ведь как же, душа моя?.. - Аркадиус почувствовал смутное беспокойство в области солнечного сплетения, в голове тоже что-то заболело, да и в глазах как-то неожиданно стало смеркаться.
  - Что? - спросила Лилианна, глядя на Аркадиуса, её озабоченность возросла.
  "Обокрали! - подумал Аркадиус, потом тихо сказал Лилианне, - Граф Лайон де Шабан отдал все свои деньги, которые остались после отправки кузена Ди, чтобы тот зафрахтовал для нас судно! Эти несколько дней мы должны были прожить на деньги графа..."
  - Ну, так может быть, мы сможем на время одолжить пару суверенов или империал другой у господина Рыжкони? - спросила леди Лилианна.
  - Не смешите меня! - ответил на это Аркадиус, - откуда у Даймонда Рыжкони могут взяться деньги!?.
  
  - Милый, сиятельный и духовноосветлённый господин! - вдруг кто-то снизу дёрнул полы сутаны святого отца.
  Отец Аркадиус взглянул вниз и увидел странного уродливого и невообразимо толстого нищего лежавшего на носилках, но потрясло Аркадиуса даже не лоснящиеся отвисшие брыли, а другое - с его аббатских туфель, точнее с их длинных носков начисто исчезли два огромных изумруда!
  - Ворьё! - воскликнул святой отец и с размаху пнул ужасного лежащего на носилках нищего.
  Тот ойкнул и подскочил, Аркадиус пнул его ещё раз:
  - Ворьё! Обокрали! - проорал святой отец и почувствовал приступ тошноты.
  Нищий, совершенно недавно разбитый параличом, стал немедленно подниматься, потом схватил свои носилки и кинулся прочь.
  - Чудо! - выдохнула изумлённая толпа, глядя, как взбесившийся отец Аркадиус кинулся мутузить толпу нищих выстроившихся на, у и вдоль паперти.
  - Мошенники! Ворьё! - орал он, отбирая костыли, повязки, протезы.
  Профессиональные нищие тут же обретали кто что: одни прозревали, у других, откуда-то изнутри выпадая, появлялись руки или ноги, а то и всё сразу.
  - Чудо! Чудо! - неслось над неупорядоченной толпой прихожан.
  
  - Нет, мой архиепископ, вы как всегда были правы, - сказал, глядя на это, папский легат брат Иринарий, - Столь сильная фигура здесь и сейчас в мирном далёком городке нам не нужна. Трижды прав брат Маркобрун, говоря об его изоляции!
  - Да! - ответил архиепископ Червлёнис, - Поэтому я уже распорядился дать самую зелёную улицу отъезду де Шабана-младшего и его banditas (1). Ни одна таможня никаких препятствий чинить не будет!
  - Кроме того, пошлите со святым отцом двух-трёх своих соглядатаев, чтобы не упускали из виду эту далеко не бесполезную фигуру, как сказал нам комиссар Маркобрун! - уточнил и снова упомянул об этом брат Иринарий.
  - Хорошо, я пошлю нескольких человек, мы уже подобрали в сопровождение новому аббату братьев Ведрополуса, Малахию и Тужуруа - они все достаточно грамотны и здесь совершенно без места.
  
  1. ПРИМЕЧАНИЕ: напоминаем, то есть, вооружённых людей, сопровождающих знатную особу. Arrier-band - ополчение; Bannier - знаменосец; Band - боевая группа.
  
  "Исцеление" нищих калек закончилось приступом тошноты на трёх расслабленных безногих и двух слепых, которые так же обрели себе и глаза, и конечности. А отец Аркадиус, в свою очередь, позеленел, проклял гусыню, которая посмела снести несвежие яйца, и рухнул.
   1997
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"