- Никак утро уже, Пётр Иваныч, - сиплым от недосыпа шёпотом проговорил молодой парень, устало приваливаясь к отсыревшей за короткую августовскую ночь стенке окопа.
- И то верно, Стёпа, утро, - стоящий рядом с парнем крепыш, с тускло поблёскивающими в предрассветном сумраке унтер-офицерскими нашивками на погонах, потянулся всем телом и, стремясь разогнать накатившую дрёму, полез в карман за кисетом, - считай, кончилась пока наша служба. Сейчас, как солнышко покажется, он нас артиллерией потчевать начнёт, а после глядишь и нам, пехоте, черёд придёт кости размять.
Пётр глубоко затянулся, привычным движением пряча ловко скрученную цигарку в кулак, и на минуту прислушавшись к перекрывшему птичий пересвист глухому рокоту, продолжил.
- По левому флангу кладёт, где первого Финляндского позиции, да редко так, с промежутками. Сам, небось, одним глазом ещё спит, вражина, - унтер снова затянулся, - а утречко славное начинается... Такое не в окопе с винтовкой, а с зазнобой под яблоней встречать в пору. Верно, я говорю, Стёпка?
- Верно, то оно верно, Пётр Иваныч, - отозвался тот,- да только ведь не дойти до них пока война эта не закончится, а ей же проклятущей конца-краю не видать. Вот Вы как думаете, долго нам ещё на свет Божий из окопов глядеть?
- Долго ли, нет ли, Стёпа, на наш век хватит, а вообще, я так понимаю, что вряд ли. Сам рассуди это раньше, когда дед мой в семьдесят восьмом с турком воевал, штыком да сабелькой обходились. Сейчас же вокруг посмотри, поезда для войны приспособили, аэропланы вот тоже. Нет, таким манером воевать, долго не получится.
- Ходят слухи, - подхватил Степан, - оружейник наш, русский, Фёдоров, кажись, его фамилие, такую винтовку придумал, что патроны целыми пачками зараз выстреливает. Только говорят, Государь, когда винтовку ту смотрел, дюже недоволен, остался, не дело, сказал, такую уйму патронов расходовать. Я вот всё думаю, не приврал ли кто, а?
- Про винтовку, я думаю так, правду говорят, - Пётр, потушив докуренную цигарку, выбросил окурок за бруствер, - а то, что Их Императорское Величество, патронов пожалел, о том, поди, и верно брешут люди, что же Он своей армии враг получается. Да и хватает их вроде патронов-то, чай не первый год воюем, ... приспособились.
Одинокий снаряд, прочертивший блеклое рассветное небо гулко бухнул где-то за позициями, оставив после себя оглушающий уши звон.
- Всё, Степан, айда в блиндаж, пересидим пока германец нас гостинцами балует, на кой ляд нам такие гостинцы....
***
Отзвуки привычной трели растворились в опустевших коридорах.
Пётр Иванович Самойлов, оторвав взгляд от багровеющей за окном кромки, поднимающегося над крышами солнца, привычно перевёл его на стоящие вразнобой шеренги.
- Здравствуйте, дети, присаживайтесь. Сегодня мы с Вами продолжим изучение Первой Мировой войны, но прежде чем начать, давайте вспомним, что послужило причиной её начала...
***
Иваныч, сидя на нарах в просторном блиндаже, занимался привычным и излюбленным делом - точил штык от своей винтовки, стоящей сейчас в углу, в общей пирамиде. Из двух десятков человек, деливших с ним блиндаж, кто-то завтракал, аккуратно зачерпывая из жестянок разогретые на протопленной, чтобы прогнать утреннюю свежесть, железной печке, консервы. Большинство дремало, вполуха прислушиваясь к буханию снарядов над головой, и не обращая внимания на струйки земли, иногда сочащиеся свозь уложенные в три наката брёвна. Пятеро солдат, не найдя себе занятия по душе, собрались вокруг Степана, послушать одну из историй, рассказывать которые тот, как давно знали его товарищи был большой мастер.
- Скажи-ка, Стёпа, - Пётр попробовал ногтем остроту штыка и довольный результатом своего труда, положил его рядом с собой на нары,- где ты так байки сказывать наловчился. Глянешь на тебя, наш рязанский мужик, рази, что бородой ещё не оброс, а говорить чего начнёшь, как по писанному чешешь.
- Так ведь по писанному и учился, - откликнулся Степан, - у нас, когда в селе школу-то открыли, учителя прислали, как полагается. Приехал он к нам, молодой ещё, вот как я сейчас, худой только и высокий, сутулится даже и чемоданов привёз целую уйму. Дядька Иван, который его на станцию встречать ездил, говорил, что шибко те чемоданы тяжёлые. Мы всем селом гадали, зачем ему вещей столько, а оказалось в чемоданах тех не вещи были, а книги. Тётка Матрёна, которая у него убираться ходила, сказывала, они у него по всей квартире стопками разложены были. Мужики наши потом даже полку специальную для книг этих сделали. Называется полка та как-то мудрёно, по-иностранному, я уж и запамятовал.
Вот он то, учитель наш, Алексей Петрович его, кстати, звать меня читать и приохотил. Я почти все книжки, какие у него были, прочитал, кабы не война, уже закончил бы, наверное. Отец, помню, спервоначалу серчал даже, пока Алексей Петрович, однажды, в гости к нам не пришёл. О чём они толковали, не знаю, я на речку бегал, рыбу удить, да только батя после того случая вместо того чтобы серчать, хвалить начал.
- А вроде перестало грохать-то, - вмешался один из сидящих рядом со Степаном парней.
- И правда, перестало, - прислушался на секунду унтер, - ну, значится, пойдём-ка, хлопцы, поглядим, чего без нас на белом свете делается.
Оживившиеся солдаты быстро, но без лишней суеты, разобрав из пирамиды винтовки и висящие здесь же, на вбитых в стену колышках, подсумки с патронами, по одному выходили из блиндажа, занимая в траншее каждый своё, привычное место. Солнце, успевшее, за время артиллерийской перестрелки, подняться довольно высоко над горизонтом, несмотря на близкую осень, по-летнему щедро пригревало перепаханную снарядами, изувеченную землю.
Пётр Иванович, стоя с взятой наизготовку винтовкой, ловил цепким взглядом малейшее движение в окопах противника. Метрах в ста от него, чадил, догорая, разбитый прямым попаданием блиндаж. Спустя несколько минут ожидания то здесь, то там замелькали, едва различимые в путанице проволочных заграждений воронённые стволы и над полем разнёсся треск первого в наступившем дне ружейного залпа. Пули, взмётывая фонтанчики земли, с визгом зарывались в бруствер, несколько с хрустом вгрызлись в доски траншейной обшивки.
- Товсь! - унтер прильнул щекой к прикладу, перехватывая винтовку так, чтобы удобней было целиться. - Пли!
Ответный залп, в свою очередь, взрыл неприятельский бруствер.
- Товсь! ... Пли! ... Товсь! ...
Вот где-то слева, пока сдержано, вполсилы зарокотал пулемёт... второй, ... третий...
Темп боя нарастал, вскоре утробно заухали миномёты.
- Сейчас в атаку попрёт! - прокричал, едва слышно в грохоте боя, раскрасневшийся Степан.
Маленькие серые фигурки, трудно различимые в затянувшей всё пороховой гари, не заставили себя долго ждать. Одна цепь, вторая, третья... Они бежали к русским позициям, постепенно увеличиваясь в размерах. Пулемёты загрохотали во всю мощь, поливая набегающие шеренги смертоносным, свинцовым ливнем. Когда осталось пробежать почти половину изрядно поредевшие цепи смешались, залегли и откатились назад. А потом появились снова... и снова... и снова. Едкий пот, заливая глаза, мешал целиться, отвлекал и Иваныч, поглощённый боем, перестал их считать.
Когда появившийся в очередной раз противник сумел приблизиться настолько, что стали различимы раззявленные в крике рты, по цепи разнеслось отрывистое: "Примкнуть штыки!". И тело, разгорячённое боем, само, помимо воли, подтянувшись на руках вытолкнулось вверх и вперёд на бруствер и дальше... вперёд, вперёд... стрелять навскидку, почти не целясь... колоть... крушить прикладом... стрелять... упасть, вжаться в землю... и назад, назад...
Солнце давно успело перевалить за полдень, когда бой, наконец, выдохся. Слитный грохот распался на отдельные залпы, выстрелы и, постепенно, стих совсем. Через время наблюдатель доложил, что противник просит разрешения собрать раненых и убитых.
Пока искали раненых, перевязывали, переносили к госпитальным палаткам, считали потери, приехала полковая кухня. Обедать расположились в траншее, неподалёку от знакомого блиндажа. Ели молча, сосредоточенно черпая из котелков остывающие щи. Пообедали, закурили. К отдыхающим солдатам подошёл запылённый поручик, с перевязанной носовым платком рукой, устало опустился на патронный ящик, обвёл взглядом сидящих перед ним людей.
- Ну, что, братцы, повоевали мы, хватит. Приказано нашей роте сегодня, с наступлением ночи передать позиции свежим силам, а самим отойти в тыл для отдыха и пополнения.
- Наше дело маленькое, вашродие, - Иваныч затянувшись, глянул на клонящееся к закату солнце, - раз приказано, отдохнём.
***
Пётр Иванович, щёлкнув выключателем, растянулся на прохладных простынях и закрыл глаза. Впереди его ждал выходной.