Из коридора донеслись отчаянные рыдания. Дверь распахнулась, и в кабинет рывком вдвинулась усатая плюшевая морда, из-за которой выглядывала детская макушка с русым вихром, прихваченным ядовито-розовой заколкой. Следом возник мужчина с отчаянным лицом; он подхватил вопящее существо подмышки, переставил через порог и торопливо закрыл за собой дверь.
- Прошу прощения, - пробормотал он, бочком продвигаясь к столу и протягивая помятые в боях документы. - Ну, перестань же реветь, Женя! Это не больно!
- Вы меня резать будете, да? - прорыдала Женя, выглядывая из-за облезлой игрушечной рыси. На малиновой с мороза физиономии застыла решимость сопротивляться до последнего.
- Ну зачем же так сразу, - опешил Андрей Валерьевич.
- Я знаю, хирурги реееежуууут! - взвыла пациентка.
Андрей Валерьевич тяжело вздохнул.
- Так то обычные хирурги, - твердо произнес он. - А я - волшебный, мне резать никого не надо.
Женя на секунду перестала рыдать и громко шмыгнула носом.
- Врете вы все, - после недолгих раздумий заявила она.
- А если здесь сейчас соловей запоет, поверишь? - спросил он у Жени. Не дожидаясь ответа, он склонился над медицинской картой, пряча лицо, и по кабинету понеслась соловьиная трель. Глаза девочки широко распахнулись, и она взвизгнула от восторга. Андрей Валерьевич перевел дух: коронный номер, как всегда, сработал.
- Ну вы даете! - восхитился Женин отец. - Вроде как даже сиренью запахло... - он мечтательно улыбнулся и спохватился: - У нее шишка на коленке. Болит не сильно, но все-таки...
- Показывайте, - кивнул Андрей Валерьевич. - Так и не потеплело с утра? - спросил он, глядя, как девочку высвобождают из вороха разноцветных рейтузов и колготок.
- Минус тридцать, - с досадой ответил Женин отец, - в садик не пошли, а вот к вам решили все-таки...
- Да, холод собачий. Посмотрим, что тут у нас...
Едва он подступил, как Женька снова наладилась реветь. Пока хирург ощупывал сустав, она только тихо шмыгала, но стоило дотронуться до самой шишки, - и девочка угрожающе всхлипнула.
- Андрей Валерьевич - волшебный хирург, - поспешно напомнил ей отец.
- Дааа?
- Конечно, - кивнул врач, - могу вылечить кого угодно, а больно не будет ни капельки.
Занятый коленкой, он не заметил подозрительный блеск в Женькиных глазах.
- Кого угодно? - вкрадчиво спросила она. Андрей Валерьевич, смущенный сдержанным ликованием в голосе, взглянул ей в лицо, ожидая продолжения. - Всех-всех? И Рыся?
Женя сунула ему под нос плюшевое чудище и улыбнулась так нежно, что Андрей Валерьевич растерянно крякнул. Уже понимая, что влип, он взглянул на игрушку повнимательней. Рысь явно был ветеран и любимец, изрядно замусоленный, с обтрепанными кисточками на ушах и черной пуговицей вместо левого глаза. Непропорционально большая голова едва держалась на тонкой шее, из которой лезли клочья поролона.
- А что с ним? - осторожно спросил хирург.
- Колька взял и испортил, - душераздирающе вздохнула Женя. - Нарочно. Видите, шея какая.
- Какой нехороший мальчик этот Колька, - сказал Андрей Валерьевич и повернул рысь мордой к себе. Лобастая голова беспомощно мотнулась и свалилась на пятнистое плечо. - А почему ты не попросишь маму, чтоб зашила?
- Но она же не врач!
- Резонно...
- А его очень нужно вылечить. Потому что волки боятся рысей.
- Могу их понять, - рассеянно кивнул хирург.
- А это - самая главная рысь. А Колька его нарочно испортил, чтоб не мешал...
Андрей Валерьевич снова принялся ощупывать костлявую коленку. Дело принимало серьезный оборот. Отказаться лечить рысь - уже плохо, но отказаться лечить любимую и главную рысь - несмываемое пятно на репутации.
- Женя, отстань от Андрея Валерьевича, - безнадежно вмешался отец, но девочка лишь коротко взглянула на него и снова повернулась к врачу с трогательной надеждой на невинном личике.
- Вообще-то я не специалист... - попробовал было отбиться тот. Глаза Жени немедленно начали наполняться слезами, и Андрей Валерьевич отступил. - Я посмотрю, что тут можно сделать. Но его придется оставить здесь. Обычный ушиб, - сказал он отцу и выпрямился. - Зайдите послезавтра показаться. Наверное, заигралась и сама не заметила, как ударилась, да, Женя?
Девочка вдруг всполошено покосилась на родителя, потупилась и ковырнула носком линолеум.
- Тааак, - зловеще проговорил отец. - Еще раз полезешь на стройку - гулять с Колькой больше не пойдешь!
- Ах, тот самый подлец Колька?
- Не разлей вода, - вздохнул отец. - И вечно их куда-нибудь несет, не уследишь. Как еще шеи не посворачивали... Кстати, о шеях, - перешел он на шепот. - Извините за... - он кивнул на одиноко сидящего на кушетке Рыся. - Я попозже за ним зайду, хорошо?
Андрей Валерьевич выглянул в коридор, уже раскрыл рот, чтобы крикнуть "следующий", и осекся. Все кресла напротив кабинета были пусты; никто не визжал, не носился, не хныкал. Поликлиника будто вымерла; лишь вдалеке толстая санитарка сонно возила шваброй по полу.
- Нету никого, все по домам сидят, - сказала она, заметив врача. - Мороз, никто ребенка на улицу не потащит.
- Гм, - отреагировал Андрей Валерьевич.
- А кому сильно надо было, те уж с утра пришли, - продолжала санитарка. - Тех уж всех приняли, а теперь по домам все...
Не слушая больше, Андрей Валерьевич нырнул обратно в кабинет, включил чайник и вытащил из ящика стола толстенькую книжку, которую рекламировали на каждом углу. Он бросил в чай ломтик лимона, распечатал пачку печенья и раскрыл книгу, предвкушая редко выпадающее удовольствие. Но бестселлер оказался таким заунывным, что вскоре голова Андрея Валерьевича начала неудержимо клониться к столу. Всхрапнув, он усилием воли выпрямился и потер глаза.
До конца рабочего дня оставался час. Впервые пожалев о своей привычке держать документы в идеальном порядке, Андрей Валерьевич уныло оглядел кабинет, ища, чем бы себя занять. Его взгляд упал на Рыся, лежащего на подоконнике рядом с шарфом и шапкой. Морозные узоры на темном окне казались покрытыми инеем кустами, в которые раненый зверь заполз, пытаясь скрыться от погони. Замусоленная в бесчисленных играх шкура казалась мокрой и слипшейся от пота. Левый, пуговичный глаз рыси глядел черным провалом. В правом, переливчато-зеленом, светилось почти человеческое страдание.
Сочувственно вздохнув, Андрей Валерьевич рассеянно потрепал рысь за ухом и перенес на стол. От игрушки пахло карамельно-молочным детским теплом и немножко - кошками. "Лежи-лежи", - пробормотал хирург, аккуратно раздвинул шов, идущий вдоль горла, и туго натолкал в распоротую шею комковатой серой ваты. Когда голова рыси перестала болтаться при каждом движении, а глаза уже не казались такими несчастными, Андрей Валерьевич раскопал на дне ящика большую иглу и, посвистывая, вставил в нее толстую капроновую нить.
- Ну-с, приступим, - пробормотал он.
За спиной кто-то тихо кашлянул, и Андрей Валерьевич едва не подпрыгнул от неожиданности. Он обернулся. Посреди кабинета стоял человек в серой мохнатой шубе до пят. Андрей Валерьевич побагровел и открыл рот для гневной тирады, но человек предупреждающе поднял руку.
- На вашем месте я бы оставил все так, как есть, - тихо сказал он. - Просто добрый совет.
- Вы вламываетесь в мой кабинет без стука, в верхней одежде, чтобы дать мне совет?! - сипло проговорил Андрей Валерьевич.
- Да, совет, - нагло ухмыльнулся человек, показав на мгновение неестественно острые зубы. - Не трогайте эту драную кошку. Она того не стоит. Подумайте сами - не можете же вы ремонтировать игрушки для каждой малявки? Работать некогда будет!
- Позвольте мне самому разобраться, - надменно ответил Андрей Валерьевич. - Не знаю, какое вам дело до моих занятий, но свои советы можете... - он оборвал себя. - У вас все ко мне? - спросил он тоном закоренелого бюрократа.
- Да, - ощерился человек в шубе. - Я вас предупредил.
- Тогда - вон, - произнес Андрей Валерьевич и величественно указал на дверь.
На следующий день в кабинете запахло кошками. Вонь была настолько сильной, что пациенты откровенно морщили носы. В перерыве Андрей Валерьевич сбегал в магазин и купил освежитель воздуха; в результате в кабинете запахло, как в туалете квартиры, где живет пара задиристых котов в расцвете сил. К тому же на кушетке обнаружились длинные параллельные царапины. Все это было необъяснимо и сильно раздражало, и Андрей Валерьевич пообещал себе выяснить, в чем дело, как только схлынет поток пациентов.
В ожидании Жени хирург прятал облезлого Рыся за шторой. Теперь шея игрушки легко удерживала большую круглую голову, и широкая морда казалась насмешливой и самоуверенной. Признаться, прежний Рысь нравился Андрею Валерьевичу больше.
На этот раз Женька не ревела. Осмотрев коленку, на которой остался лишь бледный синяк, Андрей Валерьевич не без трепета вручил исцеленную игрушку хозяйке. Краем глаза он заметил, что там, где бок Рыся прижимался боком к стеклу, в морозных завитках осталась круглая проталина, но не обратил на это внимания. Реакция Жени занимала его намного больше.
А девочка была просто счастлива. Она звонко расцеловала Рыся в капроновые усы, а потом уставилась на Андрея Валерьевича сияющими застенчивыми глазами.
- Вы его вылечили, - с благоговейным удивлением пробормотала она.
- Конечно, - кивнул Андрей Валерьевич и перемигнулся с отцом.
- Теперь, Рыся, все будет хорошо, а Кольке я тебя больше не дам, - сказала Женя, заглядывая в прозрачный зеленый глаз, и нежно почесала рысь под подбородком.
Крепкое пожатие рук, комок в горле от умиления - довольный собой и миром, Андрей Валерьевич распрощался с Женей и ее отцом, как с лучшими друзьями.
Кошачий запах испарился из кабинета, как только врач закрыл дверь за Рысем и его хозяйкой. Но Андрея Валерьевича это не насторожило, а лишь обрадовало. Не вызвали тревоги и хрупкие от мороза веточки, просыпавшиеся на голову, когда он возвращался домой, - задрав голову, хирург заметил, как мелькнуло в черной кроне рыжее пятно, но кот ли это был, белка или сойка - не разобрал, да и не пытался. А воспоминание о хаме, влезшем в кабинет с дурацкими советами, и вовсе стерлось - Андрей Валерьевич давно научился забывать о мелких неприятностях.
Некое недоброе присутствие он ощутил лишь на следующий день. Остервенелый мороз сменился оттепелью, над городом поплыл пахнущий водой туман, и прохожие казались серыми тенями. Сидя в кабинете, Андрей Валерьевич никак не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Он списывал это на нервы и сошедшую с ума погоду, но совладать с собой не мог. Когда в работе выдавалась пауза, врач подходил к окну. Туман и особая оттепельная тишина, наполненная капелью, превращали сквер у поликлиники в волшебный лес. Мокрые черные ветки кленов за окном тихо покачивались, и иногда в них чудилась гибкая рыжеватая тень. Андрей Валерьевич вздрагивал, но мохнатое кошачье тело тут же оборачивалась сухими листьями и гроздьями семян-крылаток. Сердясь на себя, хирург вызывал следующего пациента.
Возвращаясь домой, Андрей Валерьевич наткнулся на растерзанную в клочья собачонку, лежащую прямо поперек тропинки. От подтаявшего снега воняло кошками и кровью, и в грязную кашу под ногами тихо сыпался с потревоженных ветвей мелкий растительный мусор. Андрей Валерьевич, втянув голову в плечи, неловко потоптался рядом с мохнатым тельцем. Так и не сообразив, что делать, он зачем-то обошел собаку по широкой дуге, набрав полные ботинки мокрого снега, и огляделся, почти готовый увидеть голодную облезлую тварь, сидящую в засаде в заиндевелых кустах. Зябко передергивая плечами, хирург ускорил шаг, чувствуя, как взгляд зеленых глаз сверлит спину, и волоски на шее становятся дыбом. Пот заливал глаза, Андрей Валерьевич то и дело срывался на бег, но знал почему-то: ему ничего не грозит. И эта уверенность пугала его еще больше.
Выбравшись из сквера, он почувствовал себя лучше, и, решив завтра же поговорить с кем-нибудь по поводу прижившейся у поликлиники стаи бродячих собак, выкинул происшествие из головы.
А на следующий день городская газета вышла с аршинным заголовком: "Пять человек стали жертвами рыси-людоеда". Андрей Валерьевич попытался читать прямо у газетного киоска, задел плечом бегущую к остановке девушку, чуть не упал и, едва понимая, что делает, привалился к столбу. Пальцы не гнулись. Он несколько раз уронил газету, прежде чем сумел развернуть ее. На бумаге остались пятна грязи, похожие на отпечатки кошачьих лап, но строчки проступали из-под них с беспощадной ясностью.
Трое детей. Следы на снегу. Пожилая женщина. Парень, который, по-видимому, пытался отбить ее у озверевшего от крови животного. Интервью с очевидцами и охотниками-любителями. Густой красноватый мех, пестрые бакенбарды, жесткие кисточки на ушах. Бесшумно и точно тяжелое гибкое тело обрушивается с дерева на спину. Удар лапы, хруст позвонков, пропитанный кровью лед. Оснований для паники нет, но детей одних на улицу лучше не отпускать. Еще одно интервью: водитель автобуса подвергся нападению, но сумел вывернуться из когтей, убежать и спрятаться в подъезде. Говорит, у рыси выбит левый глаз, кисточки на ушах как будто обкусаны, а клыки - размеров с палец.
Колени хирурга подогнулись. Держась за столб, чтобы не упасть, Андрей Валерьевич с предобморочной отчетливостью вспомнил Женю, пуговицу, заменившую глаз ее любимой игрушки, запах кошек, пропитавший кабинет, проталину на стекле, - и только непрошенный советчик в шубе ни разу не всплыл в его памяти.
Хирург соврал встревоженной его визитом матери, что такие, как у Жени, травмы требуют наблюдения. Он с бессмысленной тщательностью осмотрел здоровую - даже синяка не осталось - девчоночью коленку и уже в коридоре, одеваясь, набрался храбрости заговорить о главном.
- Женечка, а где Рысь? - спросил Андрей Валерьевич как можно ласковее. Женька скривила рот, ее подбородок затрясся.
- Он убежал, - еле слышно прошептала она, и по щекам прокатились две крупные слезинки. - Взял и убежал... - она сдавленно всхлипнула, не в силах больше сдерживаться.
- Посеяла где-то в тот же день, - грустно сказала Женина мама, - и до сих пор никак не успокоится. Даже не знаю, что делать.
- Искали?
- Конечно. Даже объявление дали. Бесполезно, - женщина стянула на груди халат, судорожно вздохнула и перешла на шепот. - Еще и ее лучший друг... может, слышали? Они с Колей все время играли. Часто ссорились, конечно, но Женя по нему скучает, а мы боимся говорить....
- Ты помнишь, где Рысь от тебя сбежал? - снова подступил хирург к девочке. Женя решительно сжала губы и замотала головой. Андрей Валерьевич вздохнул, почесал нос и попросил у Жениной мамы стакан воды. Как только она вышла, он шепнул:
- Я никому скажу. На стройке, да?
Глаза у Жени сделались круглыми. Она молча кивнула и прижала ладонь ко рту, умоляюще глядя на врача.
- Меня и так гулять не пускают, - еле слышно пискнула она.
- Это ничего, - ответил Андрей Валерьевич.
К заброшенной стройке он пришел на закате. На ржавом кране, блестящем от ледяной корки, сидела толстая ворона. Заметив человека, она каркнула, сорвалась с балки и взлетела в сиреневое небо, тяжело взмахивая крыльями. Андрей Валерьевич погрозил ей кулаком, и, оскальзываясь и хватаясь за комья мерзлой глины, спустился в лабиринт недостроенного фундамента.
Под ногами захрустело бетонное крошево, и, чтобы не спугнуть рысь раньше времени, Андрей Валерьевич пошел на цыпочках. Проемы в подвальных стенах были перегорожены решетками из пронизанных оранжевым и синим светом сосулек; сосульки свисали с балок, с цементных потолков, сталагмитами вырастали из земли, превращая бетонные коробки в волшебные хрустальные дворцы. Там, где стены прикрывали землю от ветра, поднимались заиндевелые стебли мертвой полыни, неотличимые от морозного кружева на оконном стекле. Увидев их, Андрей Валерьевич понял, что рысь рядом, и тут же заметил в бурьяне рыжевато-серую спину.
- Кис-кис, - позвал он фальшивым голосом, не слыша самого себя. - Кис-кис, Рыся!
Рысь даже не обернулась - продолжала вылизываться с таким утробным мурчанием, будто в груди под красноватым мехом спрятался маленький моторчик. Она настолько походила на обычную кошку, что на мгновение Андрей Валерьевич решил: ошибся. Но тут рысь подняла лапу и с сухим щелчком выпустила кинжальные когти. От неожиданности и неуместности этого звука Андрей Валерьевич отшатнулся и врезался спиной в ледяную решетку. Сбитые сосульки посыпались с рассыпчатым стуком. Что-то больно врезалось в бедро; хирург сунул руку в карман и ощутил холод металла.
"Ну конечно", - обрадовался Андрей Валерьевич и нажал на курок. За треском ломающегося льда он не услышал выстрела, но увидел, что пуля попала в цель: свинец вырвал из рыжеватой шкуры клок шерсти, который легко повис в воздухе. Потревоженная рысь перестала вылизываться, презрительно взглянула на врача через плечо, и Андрей Валерьевич, обмирая, увидел, что вместо левого глаза у рыси - по-прежнему большая черная пуговица, криво пришитая суровой ниткой.
На ватных ногах он шагнул назад; грохот порушенных сосулек стал оглушительным. Рысь пружинисто оттолкнулась от земли и поплыла на Андрея Валерьевича медленно и неотвратимо.
Андрей Валерьевич задергался, едва не перевернув стул, открыл глаза и осоловело оглядел кабинет, залитый электрическим светом. В дверь продолжали стучать.
- Войдите, - прохрипел он.
- Андрей Валерьич, домой пора! - просунулась в дверь санитарка. - Поздно уже, скоро запрут!
Он рассеянно кивнул и принялся растирать лицо, силясь прийти в себя. Голова, казалось, весила тонну. На щеке ощущалась вмятина, оставленная углом книги. Андрей Валерьевич встал и потянулся; со сна его начало знобить. Он торопливо потянулся за шарфом и наткнулся на тоскливый кошачий взгляд. Андрей Валерьевич отступил, прижимая руку ко рту, чтобы сдержать рвущийся вопль.
Рысь была неподвижна. Ее голова безвольно болталась на выпотрошенной шее; бочкообразное тело, лапы плюшевыми столбиками, условная морда - все выглядело безобидным и жалким.
- Приснится же, - пробормотал Андрей Валерьевич и вытер холодный пот со лба. Попытался рассмеяться, но вместо этого лишь издал придушенный хрип и нервно прокашлялся. Зачем-то понюхал игрушку - но от искусственного меха лишь слегка попахивало синтетикой и холодом. Он задумчиво ковырнул пальцем торчащий из рысьей шеи кусок поролона и пожал плечами. В конце концов, не чинить же игрушки для каждой малявки, которая закатит истерику в кабинете, сказал он себе.
Женя появилась под вечер. На этот раз ее привела мама, улыбчивая, русо-кудрявая, как ее дочь, и, на радость хирургу, совсем не похожая на незаметную тень-статиста из сна. Весь осмотр девочка прыгала, как на иголках, и шарила глазами по кабинету, но молчала. Когда ее упаковали обратно в одежки, Андрей Валерьевич понял, что оттягивать больше нельзя. Отодвинув штору, он попытался взять игрушку, но та не сдвинулась с места. Андрей Валерьевич потянул сильнее и похолодел, услышав тихий треск. Рысь будто прыгнула ему на руки; хирург скосил глаза и увидел на обледеневшем стекле клочья черной и рыжей шерсти. Похоже, игрушка успела примерзнуть к окну, пока дожидалась хозяйки, - сообразив это, Андрей Валерьевич едва не захлопал в ладоши.
К счастью, Женя ничего не заметила. Радостно вскрикнув, она выхватила Рыся из рук врача и нежно прижала к себе. Тяжелая голова мотнулась, упала на плечо девочки, будто Рысь пытался пожаловаться, и тут же нелепо запрокинулась назад. Перестав улыбаться, Женя чуть отстранилась и уставилась на Андрея Валерьевича.
- К сожалению, медицина здесь бессильна, - сказал он, пряча глаза.
- Он что, так и останется мертвым? - дрожащим от слез голосом спросила Женя.
Андрей Валерьевич кивнул; его уши горели, как у первоклассника, пойманного за списыванием.
- Медицина здесь бессильна, - повторил он, чувствуя себя завравшимся идиотом. - Извини.
- Как же теперь... - пробормотала Женя. Андрей Валерьевич невольно поежился: в голосе девочки были не только печаль и разочарование - в нем слышался настоящий страх.
- Скажи спасибо дяде доктору, - сказала мама. - Он все-таки пытался его вылечить. Просто не смог, - она подмигнула Андрею Валерьевичу, и того передернуло.
- Спасибо, - промямлила Женя и вылетела в коридор.
Выпроводив Женину маму, Андрей Валерьевич попросил никого пока не входить, налил себе чаю и схватился за голову. Его не оставляло ощущение, что он упустил что-то безумно важное. Чтобы отвлечься, Андрей Валерьевич раскрыл историю болезни и попытался хоть немного сосредоточиться, но в конце концов с досадой отбросил ручку, высунулся в коридор и, не глядя на пациентов, буркнул: "Следующий".
Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, отрезав Андрея Валерьевича от пропахшего лекарствами тепла. Крошечная зеленая луна, похожая на кусок льда, поливала сугробы яростным светом. Сухой рассыпчатый снег заскрипел под ногами, когда хирург спустился с крыльца на тропинку, напрямик ведущую от поликлиники к ближайшей остановке. За скрипом Андрей Валерьевич едва расслышал голос охранника. Он обернулся и приложил руку к уху.
- Говорю - лучше по улице идите, - повторил охранник. - Я здесь только что стаю бродячих собак видел. Со стороны стройки бежали. Здоровые!
Его перебил дикий, заливистый, торжествующий вой. Звук прокатился над кронами деревьев и разбился об луну на множество голосов, которые тут же просели, пронеслись над сугробами и растворились в морозной темноте. По спине Андрея Валерьевича побежали мурашки.
- Это не собаки, - удивленно сказал охранник. - Ей-богу, собаки так не воют.
Издалека донесся истошный женский визг и оборвался коротким вяканьем. Нахмурившись, охранник шагнул с крыльца.
- Вы слышите? - прошептал он.
Андрей Валерьевич кивнул. Утробное рычание и короткое раздраженное тявканье, казалось, звучали прямо в голове, а потом в морозном воздухе снова разлился многоголосый вой.