Фрэнк, бездумно откинувшись в кресле кабинета, был спокоен, как никогда. Но беззвучные экраны лишний раз позволяли ему убедиться, что все идет по его плану. В лабораториях царила деловая атмосфера. Было видно, что все причастные к долгожданному событию были пронизаны несомненной уверенностью в его благополучном исходе.
Внимание академической элиты, собравшейся в этот момент в экспериментальном центре, было целиком увлечено его клонированной копией. В неподвижном теле не было не только признаков пульса, не проявлялось даже присутствие характерных полей. Температура тела ничем не отличалась от окружающей.
Масса приборов, следящих за внутренним состоянием клона, фиксировала гробовое молчание, а инфракрасные датчики - пустоту. Даже цвет кожи бесценного, но явно бездыханного пациента не оставлял места мыслям о чем-либо живом. Должно быть, собравшаяся аудитория не придавала всему этому существенного значения. Взгляд каждого, и это невозможно утаить, был наполнен восторгом от увиденного.
Несомненно, это было произведение искусства, прикрытое легкой набедренной повязкой. И это было их коллективное творение. Да и возраст представленной копии был на 10 лет моложе оригинала. Это было весьма ощутимо и невольно приводило присутствующих к размышлениям, а быть может и к фантазиям, о своем месте в приходящем новом мире.
Распахнутые руки напоминали распятие. Глаза закрыты и голова запрокинута. Лишь один странный прибор указывал на устойчивую работу весьма слабого приемника в головном мозге копии, бескровно застывшей, как восковая фигура. Но именно этот прибор и позволял всей смертной элите ощущать даже свой пульс, который может оборваться, случись что-либо с этими странными для непросвещенных показаниями.
Не поднимаясь из кресла, Фрэнк перебирал в голове свою коллекцию старинного оружия. Как только выбор остановился на револьвере, вездесущий КиберПом появился перед ним с инкрустированным футляром. Раскрыв его крышку, и положив футляр на столик, Помощник исчез так же тихо, как и появился.
Легкое прикосновение пальцев к холодной стали, внезапно вернуло память Фрэнка в давно забытое, но сладостное состояние, в которое приводило его когда-то слияние кисти с оружейной рукоятью. Целый поток воспоминаний вернул ему и вороненый ствол, всегда позволявший обреченной жертве, встретившейся взглядом с ним, умереть красиво и легко, даже не унизив себя испугом. Все это было в далеко затерявшемся прошлом.
В футляре был один лишь патрон. Это было необыкновенное ювелирное изделие, само по себе достойное истинного ценителя. И каждому оружию в его коллекции прилагалось свое. Утопленная в гильзе пуля магически притягивала к себе внимание. Царственно сверкая огранкой изумительного цветного бриллианта, она могла бы оживить и украсить любую смертную жизнь. Но сейчас она восторга разбудить не могла и рождала в нем только сомнение.
Последние годы он часто возвращался мыслями к этой старой, как сама жизнь, игре. Что еще в те забытые времена могло помочь вселить в тебя небывалую уверенность и подтвердить другим твою яркую исключительность. И он был благодарен судьбе, что дала ему когда-то шанс, сохранив его. Вот и сейчас, вспомнив молодые годы и ту бесшабашную "русскую рулетку", Фрэнк все ожившие волнения вместе с патроном вогнал в барабан и азартно крутанул его. Ведь на этот раз не вращение барабана, а сама смерть должна была опровергнуть все известные законы вместе с теорией вероятности, подтвердив, что даже случай не способен остановить его жизнь.
Однако, дождавшись остановки, но, так и не сумев избавиться от каких-то сомнений, он развернул револьвер на себя и заглянул в темную глубь ствола, всегда однообразно решающего чужие судьбы. Словно только там еще могло быть нечто, не входящее в его планы. Так ничего и не обнаружив, но предусмотрев, казалось, все, он уступил место глаза виску и со спокойной душой нажал спусковой крючок. В его руках все и всегда было послушно. Как и любой его "исполнитель", револьвер был безотказным оружием, и выстрел не заставил ждать.
Центр подавила тишина. Академическая элита, затаив дыхание, следила за тем самым странным прибором, который должен был подтвердить возврат Души клона. Конечно же, все предыдущие эксперименты не создавали в них подобного напряжения, позволяя, относится к испытуемым, как к обычным лабораторным мышам. Но сейчас все обстояло иначе.
Хотя осветительные приборы в зале были погашены, света экранов вполне оказалось достаточным, чтобы видеть и понимать все. Пока только опытный глаз, впитывающий информацию с экранов, позволял понять, что "время возврата" должно начаться с минуты на минуту. Это была кульминация. В какой-то момент, окинув взглядом окружающих, можно было подумать, что пуля ворвалась в их висок.
Но вот все встревоженные взгляды, оторванные от приборов, оказались брошенными на купол, венчающий громадный потолок. Он уже напоминал участок неба, в который, казалось, устремились все Звезды Вселенной. Словно разбуженный искрящийся улей, ворвавшийся извне, стал наполнять купол, грозя поглотить собою все. Это были резвящиеся цифры, светящиеся всеми цветами радуги. Бешеным вихрем, играючи, проходя сквозь невидимые фильтры, они каким-то образом сортировались и заполняли собой стоящую под куполом прозрачную, словно кристалл, пирамиду, в которой находился бесценный клон. Они все рвались к нему, как к своему убежищу, будто боялись опоздать. В лишенной логики суете, они беспрепятственно проникали сквозь бездыханное неподвижное тело вовнутрь и успокаивались там, лишь находя, предназначенное каждой свое собственное место. Какой перст или интуиция вела их, должно быть и господу было невдомёк.
Сейчас, как никогда, этот клон напоминал распятие, а появившееся свечение, заполняющее его своей энергией, придавало ему чарующий оттенок. Тело все еще оставалось безжизненным, но оно уже рождало некое тепло, выражающееся на дисплеях в игре цветовой гаммы, походящей на робкие язычки пламени.
Вдруг показания какого-то прибора оказались брошенными на громадный экран, фиксируя в запрокинутой голове "распятия" массовое свечение. Многие тысячи маленьких звездочек вспыхивали и гасли в этой совершенно невзрачной черепной коробке. И каждая их них в момент вспышки, едва родившись, пыталась найти и восстановить, наполняя собственной энергией, свою же, уже завязанную кем-то ранее, живую взаимосвязь с остальными. Казалось, само Время было замешано в этом замкнутом единоличном пространстве.
Все это походило на неустанную работу бесчисленного множества таинственных пауков, жадно разбрасывающих свои пространственные энергетические сети, определяющие их сферы влияния в этой пробуждающейся маленькой вселенной.
Эти чудно извивающиеся и искрящиеся нити, невольно напоминающие миниатюрные энергетические тоннели, наполняли собой межзвездное пространство настолько плотно, что за ними терялись планеты и сами звезды. Все обретало вид хаотичного клубка, который, уплотняясь, покрывал собой, как туманом, эти внутренние оживающие галактики. И только несколько дюжин зародившихся светил сияли уверенно и неизменно, замыкая на себя всю эту мерцающую паутину, как будто от них, как от Солнц, зависела судьба окружающих звезд и планет. А сами светила были охвачены некими защитными полями, не позволяющими никаким внешним силам повлиять на их уникальную своей неповторимостью волю.
Пока все действительно шло по плану. Один из компьютеров отмечал четкое соответствие намеченного и реального. Несколько других управляли дублирующими полями, исключающими вмешательство Космоса, и сверяли естественные с какими-то исходными эталонами, дожидаясь момента их взаимного погашения. Этого долгожданного момента с нетерпением ждали все. Все же и понимали, что отправная Печать Вселенной, коей отмечен был их Хозяин, должна остаться безукоризненной. Секунды стремительно бежали в обратном направлении, и с появлением нуля сердце клона вздрогнуло, а ожившее тело уверенно и глубоко вздохнуло.
"Распятие" открыло глаза, одно лишь их выражение, даже без компьютерных подтверждений, не оставило ни у кого сомнений, что в пирамиду вернулась Душа ее истинного Хозяина. Конечно же, это был стопроцентный Фрэнк. Но с этого момента уже безусловно-Бессмертный. И в затаившемся зале, как многоголосое эхо, пронесся гулом академический выдох присутствующей массы безнадежно смертных.