"Ненавижу людей", - думала кондуктор Элечка, замерев на липком и жарком сидении у окошка. Она ощущала, как в бедро ей впивается жесткая кромка дешевого делового чемоданчика, а прямо на траектории ее взгляда было яркое, тщательно оштукатуренное лицо, непонятно чье. Во-первых, в сумасшедшем современном мире мужчины и женщины частенько менялись внешностью и ролями. А во-вторых, в маршруточной мешанине рук, ног и задниц нельзя было разобрать их принадлежность. Люди были повсюду. А еще они были вонючими, страшно, ужасно вонючими, и с этим ничего нельзя было поделать.
"Боже мой", - думала Элечка, глядя в окно, для чего пришлось сильно вывернуть шею. - "Боже мой, ведь многие по-прежнему вылизывают друг друга ночами, даже купаются - и так пахнут..."
- Девушка, давайте познакомимся! - Помятый, опустившийся тип сильноалкогольной наружности, отчаявшись вскорости выйти на свободу, развернулся к ней. - Вас как зовут?
- Как красиво, - восхитился тип. - Элечка, лапонька, а меня Алешей. Алексей Дмитриве... ие.. вич. Нет, я не то имел в виду.
Пробка стояла, как будто никто еще не придумал бензин.
- Да-да, - не слушая, отозвалась Элечка. Ей хотелось холодного молока с мороженым и вытянуть ноги. Главное не протянуть, от такой-то жизни... У кошек, говорят, девять жизней, так это ж вообще с тоски подохнуть...
- Как у вас уютно, - продолжал тип. - Занавесочки такие... - Он пощелкал пальцами, прямо перед носом у какой-то кислой старушенции. Та даже не вздрогнула. - С узорами, е-мое. Сервис, товарищи, таксскать.
Тамбовский волк тебе товарищ, подумала Элечка.
- А чего иконки-то нету? А, девушка?
Она пожала плечами. Чем вот тебе сердце на веревочке не угодило? Толстое, бархатное, сочное. Нам нравится.
- Вот братан, брат у меня дальнобойщик, у него там все, стриптих целый...
- Триптих, - поправила Элечка.
- Ну да, да.
Мудада.
- А чего вы потолок-то не покрасите, не помоете? А, гляньте-ка? Хозяйским, таксскать, глазом?
Элечка машинально взлянула вверх и впервые увидела цепочку грязных, словно бы прикопченных пятен, которая тянулась по потолку от ее форточки к креслу водителя.
И тут пробка за окном стронулась и поехала, все быстрее и быстрее.
- Обязательно помоем! - на весь салон прощебетала Элечка, залезая с ногами на сидение. - Всенепременно, Алексей Дмитрич! В отстой встанем, и сразу!
Водитель, за которым она следила боковым зрением, еле заметно поморщился. Элечка победно улыбнулась пассажирам, и те поспешили отвернуться.
Маршрутное такси въехало на стоянку, мотор стих, и в пустом салоне установилась напряженная тишина.
- Значитца, хулига-аним, - сладко начала Элечка. У нее даже щеки заныли от сладости собственного голоса. - Как нехорошо-то, Славик. Ай-яй-яй.
Водитель Слава помалкивал. Он давно знал свою кондукторшу. Такая была ее порода, кровная привычка - в охотку позлиться, в целом чувствуя себя в безопасности. Без адреналина, смешанного с эндорфином, без азарта, без скандала, хотя бы одного в неделю, она начинала скучать, чахнуть и сохнуть, и тогда он вовсе не знал, что с ней делать.
Кроме того, он, кажется, и впрямь проштрафился.
- Я те сколько раз говорила - не лазь в форточку! Ходи в дверь, как нормальные люди! А ты, значитца, пяточками, с удовольствием, а? На земле обернуться лень, а? Меж зеркалами да кверх ногами куда как славно, а, Славик? Дома-то жена не позволит оттянуться, а? А тут - мой-намывай, Элечка, хошь руками, хошь языком? Я кондуктор, а не стиральная машина! Я тя спрашиваю, кондуктор я или нет?!
Войдя в раж, она одним прыжком вскочила к лобовому стеклу и хлестнула по безвинному сердцу, которое неистово затрепыхалось.
- Какая ж ты адская гончая, Славик? Собака ты злая, - нараспев тянула Элечка, сощурившись и наблюдая, как постепенно загораются в зрачках водителя красные огоньки. - Пес ты смердящий...
- Ы-ыть, - гулко произнес водитель. Но Элечку было уже не остановить.
- Гад ты, и шутки твои гадские!
Наконец доведя себя до нужной точки, точки шипения, она вцепилась в водительское ухо длинными, мгновенно заострившимися ногтями. Этого Слава уже не снес. Тихо заворчав, он протянул крепкую, сильную, покрытую черной шерстью руку, взял Элечку за шкирку и отодрал от себя. Элечка болталась, как кулек с ерундой, и недовольно таращилась.
- Ты, Эля, во мне зверя-то не буди, - кашлянув, строго сказал Слава. - Нам еще два круга сегодня.
- Как в аду? - мрачно сострила Элечка. Боевой задор схлынул, и снова захотелось молока. - Я молока хочу.
- Щас купим. - Водитель вздохнул, посадил ее на подушку и примирительно почесал за ухом. - Жить-то как-то надо, сестра. Эх, ты... котенок...