Эту считалку знали все в Тилмире. Она прозвучала первый раз в детских играх - сама собой, в какой-то не самый прекрасный для деревни и потому крепко забытый день.
Да, в лесу, темном и вязком лесу к Холоду от Тилмира, давным-давно обитал страх. Туда не ходили за ягодами и хворостом, там не охотились, не рубили деревьев - лишь птичьи выродки селились в том лесу, и то неподалеку от опушки. Чудовище из чащобы никогда не высовывалось, его никто в глаза не видел, из живых, конечно. А так-то оно пожрало три отряда охотников, не поперхнувшись. Не буди лихо, - приговаривали в деревне, высыпая золу за порог, - пусть себе спит.
Первые капли дождя падают в дорожную пыль, как маленькие камешки. Ветра еще нет, и небо темное и низкое. Успеется ли дойти до поселка?
Не успела: хлынуло так, что и зонт - широкий, полотняный, с пропиткой, с заплаткой, еще отцом положенной, - едва спасал. Волосы, пожалуй, сухими останутся. Все не тем презрением муж обольет, как в дом войти. А то страшно...
Она думает об этом, напевая свое любимое "Золотая полоса по зеленому холму...", не боясь, что кто-то услышит: вон как дробит вода по зонту!
А это кто из-за пелены дождя виднеется впереди - мальчишка? Не местный, своих, поселковых сорванцов Найхенна - Наэнни-сестричка - знает поименно. Худенький он, а волосы пепельные до плеч - как у девчонки... Промокнет, простудится, разве хорошо?
- Эй! - позовет Наэнни, испугается, что сквозь дождь не слышно, опустит зонт, поманит. - Иди сюда! Под зонт!
Подойдет, настороженный, небось готовый задираться - не сразу зашагнет под надежные крылья зонта, постоит под тяжелыми каплями, вглядываясь в лицо.
- Проводить вас, госпожа моя? - спросит церемонно.
Она едва смешок удержит, роняя с плеч годы... да сколько их, тех лет.
- Проводи. Чтобы волки не съели.
Свистнет протяжно, корзину отнимет нести - тяжелая, но ему по силам, хотя статью не вышел.
- Не волки - тут... рыбы хищные, может, доплывут!
- А ты сам откуда... доплыл? - улыбнется Найхенна.
Паренек бросит взгляд искоса.
- Издалека.
Помолчит и добавит:
- Посмотреть захотелось. Как вы тут. У вас, тут, говорят - страх...
Найхенна вздрогнет.
Сыро, зябко, ледяные брызги по щиколоткам щекочут. Как тут не вздрогнуть.
- Меня Наэнни зовут, - невпопад говорит она.
- А меня... меня зовут Эйты, а кратко - Эй, - подмигнет парень. И усмехнется лукаво. - У тебя от воды - кудряшки.
Она будет смотреть растерянно, не зная, что сказать. Покажется, что этот - мальчишка, узкокостный, на голову ниже - старше нее. Почему? Всегда она была будто бы старше внутри... не то что - детей: и родителей, и друзей, и мужа...
- А так-то я из Сумруда, - сказал Эй через пару минут молчания под барабаны дождя. - К жаркому туману от Тилмира, в трех днях пешего пути по реке. Слышала о таком?
- Да, есть такой городишко, - подтвердила Наэнни. - Скуповаты они там, говорят наши! А еще там столбы на вратах: огромные, бесполезные, зря много леса потрачено. И лики на них страшные.
- Видно, сама ты там не была, - вздохнул парень. - Красивое место! Река там такая прозрачная, и видно вдалеке море... Гора вся в цветных лесах, по ней ползут белейшие туманы... Есть чудесные обрывистые склоны, с кучами мягкого песка под ними... Архивариус у них там - замечательная женщина, местная легенда, я жил у нее, пока гостил в Сумруде. Насмотрелся на их обычаи. В столбах тех дремлют могучие стражи. Детвора свистульки из раковин делает, а Абеллер Оса - крылья, чтобы прыгать с горы и кататься на ветрах. Веселое дело! Я-то думал - ты сама из Сумруда.
- С чего это? - удивилась Наэнни.
- Да зонт у тебя - хорошей ткани зонт. Мы бы уж потонули с тобой без него, а так почти летим! - смеется. - Из чего заплата у тебя - из того крылья в Сумруде делают!
- Папа ставил заплаты из старья, мама научила пропитывать ткань, она всех в Тилмире научила. Она-то была не отсюда... - Наэнни глянула на спутника. - Но папа говорил - она из-за моря.
А Эй смотрел на нее грустно. И вдруг сказал:
- Мне жаль, что твои родители ушли насовсем, Наэнни. Как же тебе их недостает!
Найхенна хотела отшутиться, но горло перехватило.
- Может, она и из-за моря... - заторопился Эй. - Мало ли где водится такое полотно! Давай я лучше расскажу тебе историю про Бэтси Клауд и ее мужа?
- Папа помешался, - проговорила Наэнни тихо. - Он после смерти мамы все разговаривал на реке с эльфами.
Дождь уносил все звуки, но Эй, видно, читал по губам. Он аж подпрыгнул:
- Это как?
- Чушь, да? Тут нет эльфов, конечно... Но папа верил, что вода донесет его слова до эльфов воды, а те передадут своим старшим братьям, эльфам времени. Я не знаю, откуда он слова-то такие взял! И что придут эльфы и спасут нас от страха.
- Ну это ерунда, - растерялся Эй.
- Я и говорю. Полный бред. Чушь. Он же помешался.
- Да нет. Эльфы-то.. ну, допустим... Но никто вас не спасет - не хмурься! - никто из посторонних. Без помощи людей людей не спасти же. Вы храбрее на... эльфов.
Увидев, что она собирается возразить, он замахал руками - насколько это было можно под зонтом.
- Давай лучше про Бэтси Клауд? С чего начать, чтобы тебе было понятно дальше... Там, в Сумруде, есть такой обычай - если у кого получились дети, те двое сразу называются семьей. Мужем и женой. Все люди знают: эти женаты. Не наоборот - сначала обручаться и жениться, потом заводить мелочь... завести детей там вообще получается только у тех, кто вправду любит друг друга, на всю жизнь.
Наэнни прыснула:
- Ох и нравы там должны быть, в этом Сумруде!
- Ну, пока гостил, я не видел, чтобы молодежь безобразничала на улицах! - скромно отметил Эй. - Ты опять меня перебила!
И в тот час, что оставался до жилья, он рассказывал ей удивительную историю, много историй - о Бэтси Клауд, ее пропадущем муже и тринадцати шляпках, о волшебной свистульке архивариуса и столбах стражей, о гонках на ветру и о том, почему Абеллера прозвали Осой.
- А я вон живу... - невпопад сказала Наэнни. - Видно уже.
- А у тебя погостить нельзя, Наэнни? - спросил Эй.
- Нет, - твердо сказала она. - Мой муж не любит гостей.
- Замужем ты? А сердце напросвет искрится, пустотой под солнце, которого нет. Я же вижу...
- Глупости говоришь, - нахмурилась Наэнни. - Не надо этого.
Потом, у первых домов уронила строго:
- Счастливого пути.
И ушла, вместе со своим замечательным зонтом. Замечтальным!
Впрочем, воды Эй на самом деле не боялся. Ни капельки.
"Видишь, Скорлупка, не так все плохо, как могло бы. Вполне нормальные люди тут живут. Смеются, поют, под зонт пускают. А ты переживал! - оставшись один, сказал дождю эльф времени-и-воды, эльф, которых не существует, подросток-уже-за-сто. Ну это, конечно, только кажется, что дождю... - С чего начать? Как думаешь?"
"А давай оставим ее себе, - игриво отозвался невидимый драккар, - она мне понравилась! И тебе."
"Хулиганить нехорошо. Люди не поймут."
Покачиваясь на волнах, драккар изгибает чешуйчатую шею и прикрывает прозрачно-голубые глаза в предвкушении веселья.
Хотя до веселья, он знает, еще далеко. Или долго? Какая разница, в конце концов!
Эй не ленится обойти кругом и войти в Тилмир с противоположного конца - он знает людей и их невероятную способность к дурной молве. Не хотелось бы навредить той милой девушке.
К тому моменту, как он входит в деревню, проглядывает бледное, неуверенное солнце и ее обитатели выходят на улицу, в сырую грязь. Дела сами собой не сделаются, верно?
На него косятся недоверчиво, подозрительно, словно готовы шарахнуться в сторону или швырнуть камень при любом резком жесте или громком звуке. Эй преодолевает желание хлопнуть в ладоши и завопить "Кыш!!!". Вместо этого он пытается узнать у женщины в цветастой косынке, где трактир, и она хмуро отвечает:
- Нету, давно нету. К нам чужие не ездят. У нас это, дикие звери водятся.
- Я из Сумруда, - поясняет эльф.
- Слышала, - скупо роняет женщина. Но собеседник такой юный, такое у него светлое лицо, сама наивность... она задумывается о чем-то и замирает, опершись на плетень, а потом ворчливо советует, сама себе удивляясь:
- Если есть пара монет, дойди до дома с синими стенами. Большая семья. Они ничего не боятся. Совсем страх потеряли...
- Спасибо, сударыня, - улыбается Эй.
Уже поднявшись на крыльцо дома, она поняла, что не спросила у Эй... Эя, зачем он пришел в Тилмир, и не пояснила, как надо себя вести. Он ведь знал о чудовище из чащобы. Но там, в чудесном Сумруде, должны были ему все сказать? Или нет? Ах, Сумруд... Сказки, услышанные от попутчика, засели в сердце. Видно, в том самом пустом месте, о котором он говорил. Мужа дома не оказалось, и некому было выругать ее за долгое отсутствие, за промокшую одежду, за грязь на ногах. За то, что никак не понесет дитя. Выругать, отвлечь...
Потому, верно, Наэнни и пошла на чердак - там стоял сундук ее мамы. Был в нем мешок с лоскутами. Мама делала из них кукол. Их потом Наэнни раздала детям, когда вторая партия охотников сгинула, и многие остались без отцов...
Стараясь не чихать и не шуметь, она растянула горловину мешка и вытащила лоскуты. Яркие, ярче, чем вышивка свекрови, легкие, легче, чем лепестки мыльнянки... Раньше она не видела, не смогла бы увидеть, частью чего они являлись. Она ожидала увидеть птичьи крылья, перья... Но это было когда-то просто полотнищем, с узкими длинными кармашками под какие-то вставки, а потом надорвалось в дюжине мест... или было порезано чем-то... и пошло на лоскуты. Как на этом можно кататься на ветрах? Мама каталась, наверняка.
Наэнни вздохнула. Кто бы из ныне живущих в Тилмире стал говорить с ней о прошлом, когда все знают: говорить о прошлом - значит будить страх?
Она встряхнулась и пошла вниз. Следовало высушить покрывало - муж оставил окно открытым во время дождя, и вот... Карришу наплевать на такие мелочи. Он вернется лишь к ужину.
Договорившись с синим домом о ночлеге, Эй отправляется в лес на разведку. В чащу пока не суется. Войны не было уже сотни лет, а последнюю эпидемию темной заразы и люди не помнят, но эльфы ничего не забывают. И как вести себя с опасностью - знает каждый.
- А из нашего окна плесень прошлого видна... А из вашего окошка только завтра гниль немножко... - бормочет он, сосредоточенно разглядывая чуть привядшую листву. Со стороны это выглядит как беспечная прогулка. Короткая, легкая прогулка, с которой он возвращается, едва ли не запинаясь о землю. Ощущение, будто кто-то вручную всыпал ему в грудь свинцовой дроби. Да, в одиночку он никак не справится. Ну, наверняка нетрудно найти какого-нибудь запальчивого юнца, такой из одного упрямства составит Эю компанию в битве против страха-из-чащи. Или зрелого мужа, терпение которого на исходе... В общем, хорошую, шуструю приманку с колокольчиком. По которой будет ясно, в каких пределах и как действует демон... на Эя-то то он не полезет, даже если заметит...
О, не Наэнни ли там, во дворе?
Она расправляла складки на покрывале, вывешенном на бельевой веревке, - а тут этот вносящий смуту паренек по имени то ли Эй, то ли Эйты идет мимо двора, разглядывая все.
- Наэнни, привет!
- Уходи, - торопливо ответила она. - И не шуми, не то навлечешь беду на нас обоих!
- Тут не принято издавать громкие звуки? Ну вот. Значит, не споешь мне песенку? Ты так красиво под дождем напевала!
Наэнни вспыхнула до кончиков ушей и, издав сдавленное "Нет", спряталась за волглую тряпицу. Ну конечно, она никогда не пела на людях! Как Эй расслышал хоть что-то сквозь тот вселенский дождь?!
Шаги его были совершенно бесшумными: когда она решилась выглянуть, за забором уже никого не оказалось.
А за вечерней едой муж сообщил ей мрачно:
- На той улице поселился чужак. По слухам, на несколько дней. Непонятно, чего ему надо.
- Как пришел, так и уйдет, нечего ему тут, - нашла подходящий ответ Наэнни.
Звучит грустновато, думает она про себя.
Расстилая супружескую постель, она вздрагивает - неожиданно пришедшая мысль поражает ее, как удар молнии. Если мама была из Сумруда. Если оттуда. А тамошние жители, как сказал Эй, не могут завести ребенка с нелюбимыми... Но между нею и Карришем никогда не было той теплой радости, что всегда жила в доме ее родителей. Так неужели никогда... Неужели ей нельзя и надеяться на счастье качать свою дочь или сына... Пресветлая, вразуми!
То ли из страха, то ли из упрямства она следующим утром снова поднимается на чердак и достает последние кусочки маминых крыльев. Чтобы сделать из них новую, славную куклу. Пусть пока ее и некому дарить.
Эй машет рукой на свои принципы - и принципы испуганно разлетаются в разные стороны, шурша перышками и перепонками. Проще говоря, он разрешает себе использовать текущее в его теле волшебство, потому что этого потока и целиком не хватило бы для задуманного. Так что обитатели Тилмира очень-очень быстро привыкают к присутствию Эя - буквально за ночь. Им кажется совершенно нормальным, что он собирает хворост - на безопасных опушках, конечно, - и помогает на огородах, и носит воду, и выполняет прочую нехитрую работу... Это не означает приязнь - большинство жителей попросту им не интересуется. Есть парнишка, и ладно, а нет - а кого нет?..
"Скорлупка, он соткал такую паутину ужаса - лет пятнадцать диаметр, не меньше! - делился впечатлениями Эй, неторопливо пропалывая хозяйскую грядку. Стороннему наблюдателю казалось бы, что паренек бормочет себе под нос какую-то песенку. - Их спрашиваешь: а страх давно пришел? Никто вспомнить не может. И как детьми были - не помнят. Пелена, как есть пелена. Бледные все, медленные, голоса никто не возвысит. Хоть в ссоре, хоть в веселье. Хотя какое тут веселье. Он же отъедает все эмоции - и перегоняет в страх. Дети играют шепотом. Тебя ничего не удивляет?"
Драккар притворно закатывает глаза.
"Покажи демону фокус, - говорит он. - Где эта пташка, поющая даже в паутине?"
"Будь повежливее, Скорлупка. Ее зовут Наэнни. И нет никакого смысла ей рисковать."
"Даже та-ак?"
На это эльф не отвечает.
Во второй раз Эй уже примерно знал, что искать. И все равно передернулся, когда наткнулся - лицом к лицу, пусть те, за кем он сейчас наблюдал сквозь время, при всем желании не могли бы его увидеть. Три встречи-невстречи. Горечь, злоба, отвращение обуревают его; опавшие листья вихрем крутятся вокруг, не касаясь кожи.
Поздняя осень. Девушка, даже скорее подросток. Одежда в беспорядке, в лице ни кровинки, губы обметаны темным, круги под глазами. Все оглядывается, хотя никто за ней не гонится. В руках у девушки сверток, из которого доносятся слабые стонущие звуки. Сверток остается в кустах. Девушка уходит, обхватив себя руками, вцепившись пальцами, как будто это помогает ей не упасть. Сверток вскоре затихает.
И где-то в глубине чащи раскрывается, как глаз, черное озеро.
А это зима. И бессмысленно покачиваясь, бредет дородная женщина, по-животному покорно, с пустым взглядом. От кустика к кустику. Толкнули - иди, дурная, не напасешься на тебя! Вот и идет. Все дальше, дальше в чащобу...
И от черного озера расползается туман без цвета и запаха.
А вот уже весна. И двое крепких мужчин с полными злобы лицами. Идут поодаль друг от друга, настороженно озираясь. Потом, словно услышав некий сигнал, сходятся. Краткая борьба, блеск ножей. Неподвижное окровавленное тело. Неглубокая могила. Плевок сверху.
И кое-кто, порядком проголодавшийся, обретает плоть.
...Эй садится на какое-то бревнышко. Смотрит вверх. Там тихое, высокое, чуть позолотой тронутое голубое небо. Дождя как не бывало. Очищающего, теплого дождя.
- Люди, - говорит Эй тихо. - Эй, люди...
Чтобы это исправить, это надо сперва пережить. Не хочется, но надо. Хочется же... да бежать со всех ног из этого мирного леска, пока за тобой не из чащи пришел тот, кого здесь прикормили. Хочется забыться на ореховой палубе Скорлупки, жуя галеты, перешучиваясь с драккаром и с каким-нибудь случайным спутником.
И навестить Наэнни.
Она занимается каким-то рукоделием на крылечке, возится с цветными лоскутками. Но когда он без спроса открывает калитку, она ахает, вскакивает и роняет все с коленей:
- Ты что опять здесь! На нас подумают нехорошее!
- Не успеют, - машет рукой Эй. Щурит глазищи - льдистые, с тоненькой черной каемкой. - Я глупые вопросы пришел тебе спросить!
На самом деле Наэнни тоже хочет с ним перемолвиться. Она подбирает лоскутки, набирается храбрости. Она уже побеседовала со свекровью - та, пожевав сухими губами, подтвердила, что ее мать до свадьбы жила в Сумруде.
- Лучше я. Лучше я спрошу...
- Что?
- Про... любовь, - она выговаривает это и снова краснеет.
- Конечно-конечно! Только знаешь присловье "Третий раз встретишь того же эльфа - не воротишься"?
- Я не эльф, - совсем теряется Наэнни. - Я живая, настоящая...
И замолкает на вдохе.
- А я вот - да. Но тоже вроде... живой... живее, кхм, многих.
- Эй!
Она ошеломленно смотрит на него, забыв все свои страхи.
- Хочешь, расскажу, как влюбляются эльфы? - тем временем говорит Эй. - Вы рисуете сердце вот так, - он чертит на земле палочкой, - а мы рисуем кружок. Просто кружок. Потому что представляем сердце как пустой хрустальный шарик. И пока в нем не появится огонек, эльф совершенно свободен. Но когда он находит свою избранницу, и чувство его взаимно, для них останавливается время. Правда останавливается. Они могут не спать, не есть, если не хотят. Бродят себе вдвоем, разговаривают обо всем на свете и остальной мир для них почти не существует. Довольно долго, пока уединение не надоест. И любой эльф, присмотревшись, видит - есть или нет эта искра в груди. Неважно, на кого он смотрит.
- А у меня - нет? Значит, я не смогу... - Наэнни обрывает себя на полуслове. Нашла с кем обсуждать семейные дела! С эльфом, о добрые небеса!
Кажется, Эй понимает ее метания. Он спрыгивает с перил и раскидывает руки в стороны - и несколько цветов в ее палисаднике тянутся вверх и распускаются одновременно.
- А эльф, полюбивший человека, - это может оказаться очень грустная сказка, - сообщает он. - Так и себя недолго потерять.
Наэнни долго молчит. А потом спрашивает, и голос у нее тонкий и хрупкий:
- Так ты пришел, потому что папа тебя позвал?
- Не знаю... потянуло просто, - эльф дергает плечом.
Девушка молчит. А потом говорит, очень тихо, почти шепотом:
- Почему ты так долго не приходил?!
- Разве это долго?.. - непонимающе отвечает Эй.
А Наэнни сделала два шага вперед, уткнулась в него и разревелась.
"Если хотите видеть самого бессмысленного эльфа в Тилмире, то он я", думает Эй, и молча гладит Наэнни по голове. А когда та более или менее успокаивается и, смутившись, отстраняется, он просто пересаживает разговор на другую ветку.
- Кстати о неожиданных вопросах. Мы-то с тобой уже знакомы, а все остальные тут нелюдимы. Да. Кто в селе самый высокомерный и самый морщинистый?
- Сестра матери моего мужа.
Эй моргает.
- Что?
Девушка невольно улыбается.
- Тетка Грай.
- А где она живет?
- Я объясню тебе, как пройти. Но зачем?
Эльф значительно шевелит бровями.
- Я взыскую древней мудрости! Тебе я задавал глупые вопросы, а ей понесу умные!
- Вот спасибочки! - щурится Наэнни.
Эй думает: "Ах, какая приманка бы получилась!", - и сразу прогоняет от себя эту мысль.
Ему остро хотелось, чтобы история завершилась в ближайшие полчаса. Если под маской пожилой женщины скрывается умелый кукловод, все станет намного проще...
Дом тетки Грай на соседней улице ничем не выделялся в ряду других. Эй ожидал, что будет что-нибудь такое, вроде стаи ворон, или одноглазого пугала, или, на худой конец, едва уловимого холодка той пустоты и тишины, что бывает в центре бури. Во дворе не было собаки. Он прошел к крыльцу, стукнул дверным кольцом.
На кончиках его пальцев заиграли колючие искорки, пока никому, кроме него, не заметные.
Дверь растворилась беззвучно, и темная фигура из полумрака прошипела ему в лицо:
- Нахааальссство... Сссовсем ссстрах позабыли?
- Ну почему же... - насмешливо сказал эльф.
Неслышный звон времени начал сгущаться, чтобы ударить безвременной грозой, но тут фигура выступила на свет и сварливо добавила:
- А половником получить не боитесь, юноша? А?
Эй посмотрел в загорелое, морщинистое лицо и понял, что слегка погорячился.
- Ну заходи, что ли, - сказала тетка Грай.
Они вели разговор на небольшой, чистенькой веранде.
- Значит, ты охотник на нежить? - переспросила тетка.
Эльф кивнул, и она мелко захихикала, отчего кресло-качалка зверски заскрипело.
- Парень, да ты с дуба рухнул!
- А вот и нет, - уязвленно сказал Эй. - Я приплыл!
- Вид-то у тебя, когда на пороге стоял, был истинно зверский, - продолжала издеваться старуха.
- Я предполагал, что демон - это вы, - буркнул Эй.
Это повергло тетку Грай в сущий припадок. И только когда эльф, встряхнув ладонями, обрызгал ее водичкой, она прокашлялась и пришла в себя.
- Значит, это я учинила такую беду над нашим поселком?
- Мой друг, маг и волшебник из людей Драконьего королевства, называл это "мрачным одеялом". Ничего смешного! И говорил, что чаще всего источник гнетущей ауры - это люди. Жители тех же мест, один или несколько. Они попросту продлевают свою жизнь за счет жизненной силы, силы эмоций своих соседей. Многие проделывают подобные штуки случайно, но "облако мрака" требует большого мастерства, большого опыта и обдуманного злого намерения. Я думал - это вы. Я был неправ. Сожалею.
- Так что тебе надо-то, горе-умелец? И я что-то не заметила, ты воду откуда взял?
- А я эльф! И ищу хорошую компанию для охоты, - просиял Эй.
И пустил по веранде радугу, переливаться в бриллиантовых капельках.
Пауза затянулась. Тетка поскрипывала креслом, раскачиваясь туда-сюда, на ней лежал разноцветный отсвет. Наконец она нехотя вымолвила:
- Никто не пойдет. Погинули первые и вторые охотники... Потом в прошлом году шестеро наших парней отправились, чтобы убить страх-из-чащи. И мы похоронили их головы, только головы. С окоченевшими гримасами. Нашлись на опушке поутру. На том у нас храбрецы и покончились. Никто с тобой не пойдет, мальчик. Не похож ты на героя.
- Это радует, - сказал Эй.
Больше сказать было нечего.
Он мог бы справиться и в одиночку. Наверное. Или бросить эту затею. Но что знает один демон - знают все. На изнанке мира, где они обитают, информация разносится, словно запах. И если оставить Тилмир как есть, очень скоро вместо одного "страха-из-чащи" получится целый клубок, а там и до новой эпидемии недалеко. Если же эльф придет за демоном в одиночестве, тот легко учует его и попросту сбежит - нырнет в свой лаз, и поминай как звали.
А кроме всего этого... люди учинили это безобразие в своей земле, люди и должны участвовать в уборке. Иначе земля отвернется от них, не признавая ни добрыми гостями, ни тем паче хозяевами...
- Эльф, а эльф, - позвала вдруг тетка Грай. - А сделай меня молодой?
Эй вздохнул. Всегда одно и то же.
- Я могу. Но меньше десяти дней ты будешь молодой, а потом в несколько часов сгоришь обратно и умрешь. Сделать?
Тетка Грай молчала. Молчало и ее кресло.
Потом вздохнула. Махнула морщинистой рукой.
- Я о том годе виноград посадила... не ела пока. Обойдусь.
- Без винограда? - невинно спросил Эй.
- Без молодости, дурень! Ступай уже, пока половником не получил!
Когда за калиткой снова замаячил Эй, Найхенна никак не могла понять - плакать ей или смеяться. Впрочем, сегодня она уже поплакала. Хорошенького понемножку.
Кроме того, она все-таки немного сердилась.
- Кыш отсюда! А то соседи скажут - приваживаю тебя! Муж рассердится, побьет!
Но эльф только слегка поморщился под градом упреков. Выглядел он, правду сказать, и без того дурно.
- Я навел чары, - обыденно сообщил он. - Соседи твои меня не видят. Мне нужна помощь.
Неизвестно откуда она знает, что он не лжет. Всплескивает руками, но он не дает ей произнести ни слова.
- Да. И я хочу рассказать тебе сказку.
...Ну эльф. Ну и что? Мальчишка. И она чувствует себя девчонкой, когда спрашивает в ответ:
- Пить хочешь?
И вот он сидит на ее кухне, на табуретке, болтая босыми ногами.
Молоко в стоящей перед ним кружке крутилось пенистым водоворотом, не думая утихать.
- Я приплыл на ореховой скорлупке, - сказал Эй. - Так зовется мой корабль, он остался там, где смыкается река и море. Кто-то небрежный ел орехи на берегу эльфов времени и стряхнул скорлупу в воду. Этот кто-то сидел на причале, болтая ногами, да, вот так вот, и ни о чем особо не думал. А скорлупка болталась по волнам, бившимся о берег, и понемногу росла. Сначала - до ладошки. Потом - до лодочки. А потом ветер занес в нее семечко с эльфова берега, крохотное крылатое семечко из сосновой шишки. Оно немедля пустило корни - и распрямилась красотка-сосна, как струна, раскинула лохматые лапы и мачтой закачалась на морском ветру, поскрипывая. Скорлупка же к тому времени подросла до славного корабля с высокими бортами и длинной изогнутой шеей в мелких чешуйках. И робко корабль ткнулся в причал - где все еще сидел кто-то, кого обычно звали Эй, а в трудную минуту Эйты. И он встал, отряхнулся от ленивого времени, как пес, и поднялся на борт Ореховой Скорлупки, храброго юного драккара.
- Хорошая сказка! - улыбнулась Наэнни. - Я тоже всегда сказки рассказываю... рассказывала. Ребятам. У нас же бегать запрещено, и шуметь. А сказки что - они тихие... Ладно. Ты говорил - тебе нужна помощь? Что такое?
- Людей надо выручать... - ответил Эй.
- Кого выручать?!
- Да вас всех, - вздохнув, объяснил он. - Всю тоску вашу разгонять. Все страхи. Насмотрелся я, аж тошнит. Вы же всей деревней бежите, с визгом и топотом, хоть и молча, хоть и бесшумно. Дети ваши... на голове стоять боятся. Смешно бы было. Но нет - страх-из-чащи. Такой, что и мне уже страшно!.. Хотя больше тошнит.
Эй передернул плечами и залпом допил молоко.
От того, что он произнес все это вслух, она начала дрожать. Но разбитое яйцо обратно в скорлупу не засунешь. Значит, время говорить?
- Так вот, - сказал эльф. - Скорлупка, мой драккар, согласился со мной в одном. Никто из ныне живущих в Тилмире, кроме тебя, не способен преодолеть свой страх.
Она попыталась улыбнуться.
- Я?! Разве что ты меня заколдуешь!
- Чтобы ты знала, вам, людям, чтобы выстоять против наших хваленых эльфийских чар, не нужны ни великий ум, ни богатство, ни сила. Довольно того, что вы зовете храбростью. Такой храбрости нет ни у кого из эльфов. Чары есть, ловкость, что угодно - а вашего огня нет. Наэнни, мне нужно, чтобы ты была храброй. Для себя и для меня.
- У меня той храбрости - как у зайца! - думала пошутить, но голос дрогнул.
- Хотя ты последняя, кем я хотел бы рисковать, - добавил Эй.
- Почему? - удивилась Наэнни.
- Не скажу. Потом скажу. И да. Я обещаю тебя беречь. Но ты все равно можешь умереть.
"Даже раньше своего маленького человеческого срока."
"Замолчи, Скорлупка. Без тебя плохо."
Наэнни оглянулась по сторонам. Ее кухня. Блестящий бок медного чайника. Пестрые прихватки. Паучок по имени Сеть, живущий в углу над буфетом. Всегда боялась, что муж это заметит... Она представила себе Карриша, когда он вечером заходит в кухню, и каждый раз невольная гримаса отвращения пробегает по его лицу...
- Но что я могу сделать? - спросила она.
И поняла, что согласилась.
- Возьми угольков в посудине какой-нибудь, - выдохнув, сказал Эй.
...В последний момент она прячет за пазуху новую куклу. Это по-детски, но ей кажется, будто от куклы идет мамино тепло, и Наэнни чуточку приободряется.
Призрачные тени молодых деревьев намного толще и чернее, чем должны при таком тусклом, неверном освещении, и падают под причудливыми углами. В зарослях то и дело проступают просветы - словно это лишь небольшая рощица в бескрайней степи, которой лес был давным-давно. Время не любит, когда его принуждают, оно пружинит и дрожит везде, где раскинул сторожевую паутину маленький демон. Но по сравнению с Сонной долиной в земле эльфов времени это все равно что детская песочница...
- Тут ведь как, - рассказывал Эй, - демон тянет силу с изнанки мира через что-то вроде корня, как через трубу. Прорасти корень может не в любом месте, только там, где есть особые условия. Если эту связь с изнанкой порвать, демон становится уязвим и терпит поражение. Но ты ж понимаешь, вырвать корень куда как непросто. Каждый раз для этого нужно разное... в общем, на месте сообразим...
Он перепрыгивал потоки чужого времени, невидимыми ручейками струившиеся по лесу, и переносил через них Наэнни. Сперва та была словно каменная статуя, потом стала успокаиваться. И эльф едва не пропустил момент, когда она полностью расслабилась. Спутник из людей был нужен не только для того, чтобы в высших сферах все было уравновешено и сбалансировано. Без приманки демон просто не высунулся бы из своей норы. А на этой приманке еще и был "колокольчик".
- Речка-речка быстрая, понесла мои листья, пришел месяц холода... - замурлыкала под нос Наэнни. Она шла рядом, размахивая руками и вертя головой, раскрасневшаяся, без единой тени опаски на лице. Все страхи ее исчезли, даже и природная осторожность. Значит, началась область леса, которую демон считает своей личной территорией, логово его неподалеку. Здесь он не будет запугивать жертву: испуг порождает и внимательность, и осторожность, а то и безумные атаки. Облегчение же, когда спадает привычное давление темной ауры, делает жертву беззаботной. Как от легкого хмеля.
Теперь-то засевший в чаще демон точно заметил гостью. А вот эльфы прячутся в узорах времени куда более умело, более, хм, изысканно, плюс все эти перламутровые отблески...
"Эй, кэп, не зазнавайся!" - донесся до него мысленный голос Скорлупки. Похоже, из них троих лишь драккар и не попал под воздействие.
Эльф тряхнул головой и огляделся. Почва стала болотистой, а кроны деревьев почти сомкнулись где-то вверху, так что солнечный свет едва достигал нижних ветвей. И еще через несколько минут, показавшихся часами, Эй остановил Наэнни. Петь девушка уже перестала - к этому времени ложная эйфория оставила ее.
На дальней стороне поляны, покрытой мертвой ржавой травой, лежало небольшое черное озерцо, подобное окну на изнанку мира... что было близко к истине.
- А вот он и корень, - озвучил очевидное эльф. - Но где же сам...
Что-то призрачное, не имеющее четких очертаний, пронеслось над поляной. Мимоходом, словно не заметив, оно уронило Наэнни наземь - и ударило в грудь Эя. У того вырвалось невнятное восклицание, все вокруг замельтешило, в воздухе повис тоненький, словно комариный, звон - и поляна опустела.
Наэнни поднялась. Глянула на упавший горшочек, из которого высыпались потухшие угли. Соображалось как-то дурно. Но она понимала, что где-то, невесть где, идет сражение. А ей... остается найти корень, верно? И выполоть демона, словно сорняк...
Она подняла горшочек, в котором еще тлела пара искр, и осторожно пошла к черному озеру. Это - та труба на изнанку мира? В озере и вправду была не вода - темный, ледяной дым. Наэнни сжала зубы и опрокинула горшочек над ним. Выжечь эту заразу!..
Ничего не произошло.
Девушка растерянно оглянулась - и вдруг с изумлением увидела в просвете между деревьями конопатую тетку Раморту, пропавшую без вести с десяток лет назад. Та была дурновата, не хватало толики ума, но всегда жалела всех, кто был меньше нее, радовалась нехитрым разговорам, бормотала: "Най, на, бери леденечик...". Пусть леденца никакого и в помине не было, Наэнни всегда благодарила... Дядька, обязанный смотреть за Рамортой по осиротелости ее, терпеть племянницу не мог. Винил ее во всех бедах, называл тупицей, тушей... А потом, поговаривали, стал бояться, что она ночью придет да задушит его.
А потом Раморта пропала - решили, ушла в лес да потерялась. Поискали, не нашли...
Но та стояла, мыча что-то себе под нос, отупело глядя на какое-то дерево.
Найхенна, бросив горшочек, побежала к ней... но почти сразу ощутила вязкую дурноту, и тело перестало слушаться. Еще шаг - попросту остановится сердце, лопнет...
Она с трудом расслышала теткины слова.
- Не нужна я никому, - мычала Раморта под нос, покачиваясь. - Никому, никому...
Не до убогих сейчас, верно ведь? Не слушать ее, просто не слушать...
Чтобы шевельнуться, Наэнни понадобилось усилие, рвущее жилы. Она втянула воздух сквозь зубы и бросилась вперед. Ничего, не лопнуло сердце... Схватила тетку за рукав, потащила прочь, приговаривая: "Нужна, нужна, всем нужна, мне нужна, идем скорей..." Та вырвала руку. Неожиданно разумно, цепко взглянула в глаза - и, слабо мерцая, растворилась в воздухе. Ничего не понимая, Наэнни оглянулась было на поляну - но яростные выкрики и звуки борьбы послышались дальше за деревьями. Она пошла туда - сперва осторожно, потом убыстряя шаг, потому что голоса были знакомые.
Там дрались двое - она узнала: Бав и Дайшир, здоровенные близнецы, которым злодейка-судьба отмерила разные доли. Дайширу, что был на минуту младше, все удавалось - с ножом и женщинами он управлялся одинаково ладно, был хорош и в плясовом кругу, и в работе, да еще ему везло в игре в кости. Брат был сильнее, молчаливее, обидчивее, а азарт его был тяжелым, как наковальня. Потом Бав вгорячах проиграл Дайширу корову, молодую, рыжую, с белым пятном на боку... и через пару дней сказал, что младший уехал в город пытать нового счастья. А сам как-то враз обратился бирюком да горьким пьяницей...