Это было совсем не похоже на Петрова, и поэтому на него оглядывались даже незнакомые люди: попутчики в метро, продавцы цветов на улицах, дети в песочницах. Да что там люди - даже бродячая собака Клава, обитающая в тени третьего подъезда, и та каждый раз приоткрывала один глаз и долго, сочувственно смотрела на грустного Сашу.
Причина грусти у Петрова была одна, но очень веская. Наташа уехала, и уехала надолго.
- Да, любимая? - отозвался Саша, который в это время жизнерадостно хихикал, глядя, как на экране старенького кухонного телевизора разворачивается эпическая битва Годзиллы и Розозавра.
- Где мой гроб? - жалобно спросила Наташа. Петров подавился куском бутерброда, тщательно прожевал хлеб и масло и выключил телевизор.
- Что случилось? - спросил он.
- Да ничего не случилось, - вздохнула его любимая, когда-то мертвая девушка, - просто мне нужно уехать.
- А-а, - понимающе протянул Саша, который на самом деле не понял ничего, - ну, если надо... Твой гроб вон там. Где стол был яств, короче, там гроб стоит. Ты забыла уже?
Петров не шутил, он действительно приспособил старый Наташин гроб под журнальный столик в спальне и аккуратно застелил его клеенкой.
- Петров! - нахмурилась Наташа, но тут же заулыбалась. - Не делай вид, что ты все понял! У тебя при этом лицо такое... такое...
- Одухотворенное? - осведомился Саша.
- Как же! Одухотворить тебя не удалось бы ни одному художнику. В общем, мне нужно уехать примерно на месяц. В полночь. Такой уговор... за то, что я с тобой счастливо живу здесь.
- Понимаю, - вздохнул Петров и заглянул в пустеющую сахарницу, - хорошо, я не буду жечь твою лягушачью шкурку, пока ты не вернешься.
- Ах, ты..! - Наташа прыгнула на него, поэтому весь сахар им пришлось потом собирать с пола.
А теперь она уехала, и Петров грустил.
То есть, он все равно каждое утро привычно брал свой портфель, сшитый из прочной буйволиной кожи, и отправлялся на работу, не забывая почистить ботинки. Но делал это вовсе не так весело, как тогда, когда его провожала рыжеволосая девушка. Петров работал сантехником и портфель ему подарила Наташа, заплатив за него, как подозревал Саша, сумасшедшие деньги. Знакомые часто спрашивали у него, почему он так отличается от других сантехников, на что Саша неизменно отвечал, что он как все: когда приходит на работу, то переодевается в комбинезон и резиновые сапоги, но не должен же он ездить в таком виде в метро.
В портфеле удобно размещались хромированные инструменты, за которыми Петров ухаживал примерно так же, как хирург за набором любимых скальпелей.
- Ты, Санька, - чистюля, - качал головой старик Кондратьич, попыхивая махорочкой в углу бойлерной. - Однако, чистюля правильный. Вот как сейчас помню, моя жена покойная тоже очень любила, когда я с работы чистый домой иду...
Старик пускался в воспоминания, а Саша внимательно слушал, хотя помнил эту историю уже наизусть. Но Кондратьич был хорошим - отчего бы и не послушать?
А сейчас грусть перешла все границы, и это было нехорошо.
Петров сидел в комнате на диване, лениво перелистывая "Детей капитана Гранта", и невидяще таращился на пианино в углу. Клавиши несколько раз робко дрогнули, невидимая рука пробежалась по ним, сыграв первые аккорды "Полонеза" Огиньского.
- Но-но, - буркнул Саша, - распоясались мне тут, когда хозяйка уехала...
Крышка испуганно упала на клавиши, наступила тишина, и только было слышно, как за окном во дворе беззлобно переругиваются старухи-соседки Антонина Васильевна и Клавдия Парфеновна. Петров сидел, слушал и улыбался. И тут вдруг зазвонил телефон. Зеленый аппарат, который всегда молчал, начал неуверенно тренькать и дребезжать, одноврененно издавая что-то вроде задушенного хрипения.
- Да? - спросил Саша в воздух, потом спохватился, что он же не по мобильнику, и в ухе нет гарнитуры, поэтому надо встать и идти. Он в три прыжка добрался до телефона и схватил с рычагов трубку.
- Алле?
- Саня, ты? Это Петро Маслюк тебя беспокоит. Помнишь такого, а, чертяка? - голос в трубке был радостным и очень знакомым, потому что Саша и в самом деле знал собеседника очень хорошо.
- О, Петька! - заорал он в трубку, преодолевая шумы, скрипы и далекий голос, который где-то пел "Скалы, мой приют..." - Как жизнь? Сто лет, сто зим!
- Да, давненько! - орал в ответ доцент кафедры религиоведения Маслюк. - Саня! У меня для тебя развлеченьице есть! Говорят, ты ничего не боишься, правда?
- Боюсь! - орал Петров. - Я щекотки боюсь в некоторых местах! И когда кипяток в душе внезапно включается вместо теплой воды, я тоже боюсь!
- Это ничего! Тут у меня шикарное дельце! Хочешь в доме с привидениями пожить?
- А когда?
- Так на выходные! У тебя же праздники вроде, да? Целых четыре выходных?
"Праздники... - мрачно подумал Саша. - какие там праздники без Наташки-то?"
Но вслух закричал в трубку:
- Да, есть такое дело!
- Ну, тогда, - еще более радостно завопил Маслюк, - собирайся и приезжай вот по такому адресу...
Дальше Петров записал на бумажку набор из улицы, дома, номера автобуса и еще каких-то цифр и аккуратно положил трубку. В жизни появилась какая - никакая, но цель. Он долго рылся в шкафу, разыскивая старый рюкзачок, в который, приятно ощущая себя матерым исследователем паранормальных явлений, запихал куртку, фонарик, диктофон, потрепанный блокнот с карандашом и тонкий плед, тоже подаренный Наташей. Подумал, и сунул в рюкзак булку хлеба. Устыдился, отрезал от булки половину и положил в хлебницу, зато добавил еще пол-батона колбасы и бутылку минералки "Боржоми". Потом рассовал по карманам рюкзака еще несколько мелочей.
Саша Петров был готов к приключениям.
* * *
Дом стоял на самом отшибе окраинной улочки, и выглядел весьма мрачно. Когда Петров, после долгой поездки на тряском автобусе, наконец-то нашел нужный поворот и зашлепал по лужам, разбрызгивая грязь, не просохшую после недавних ливней - на него откуда-то сбоку, едва не сбив с ног, прыгнул кто-то заливисто хохочущий, в мокром плаще и оцарапал колючей бородой.
- Маслюк! - обрадовался Саша. Они долго трясли друг другу руки, хлопали по плечам, наперебой спрашивали: "Ну, как ты? - А ты? - Да нормально, все в порядке! - Вот и славно!" Потом Петро ткнул пальцем в сторону высокого черного особняка, увитого жухлыми побегами хмеля.
- А вот и домик.
- Ого, - восхитился Петров, - прямо как в готических романах. Этот, как его... Дом Эшеров!
- Подымай выше, - ухмыльнулся Маслюк и достал откуда-то из-под плаща истрепанную, дореволюционного издания книгу с остатками позолоты на рубчатом кожаном корешке. - В этот доме двести лет назад изволил проживать известный колдун Иван Телятьев-Загорский. Вот здесь так написано.
- Ишь ты, - Петров достал из кармана фотоаппарат, включил его и попытался сфотографировать Маслюка на фоне черного дома. Странное дело, на жидкокристаллическом экранчике проявился только сам Петро, а позади вихрился клочьями размытый туман.
- Вот... - таинственно прошептал доцент, - и так всегда!
- Опять барахлит, - согласился Саша, - ерунда эта китайская сборка.
Он постучал фотоаппарат об ладонь и сделал еще один снимок. И дом и Маслюк на этот раз оказались там, где им и положено было находиться. Маслюк укоризненно посмотрел на не оправдавший его мистических ожиданий аппарат и продолжил:
- И был этот Телятьев-Загорский, по слухам, потомком самого чернокнижника Брюса...
Саша возвел глаза к небу, но сдержался. Но Петро уже заметил это и нахмурился.
- Ты чего, Саня?
- Как раз вчера по телевизору передачу про Брюса показывали... Говорили, что умер бездетным. А я Кондратьичу сразу сказал - врут. Такой видный мужик - и чтоб детей не было? Ерунда!
- Во-во, - Маслюк продолжил рассказ. Оказалось, что жил Иван Телятьев (для краткости Саша решил про себя отбросить вторую фамилию) нелюдимо, и только частенько из подвалов его мрачного особняка слышались странные вопли и крики на неизвестных языках. Местные жители, понятное дело, дом обходили стороной, чему весьма способствовали и злющие собаки, выдрессированные "известным колдуном" на то, чтобы сразу кидаться, не разбираясь.
- Жил мельник. Жил он, жил и умер... - пробормотал Саша, разглядывая табличку на железной ограде. На табличке было выгравировано: "Памятник старины. Охраняется государством. Реставратор ООО "Дагон"
Маслюк в это время продолжал что-то рассказывать, но Петров его перебил.
- У тебя ключи есть?
- А как же! - Петро полез в карман плаща, но спохватился, вынул руку и спросил:
- А ты что, точно туда пойдешь, Сань? Может того... просто отсюда посмотришь?
- У меня даже плед есть, - сказал Саша, - не на улице же ночевать. Да что там такого, в этом доме?
- В общем, после революции этот дом как-то никому особо по душе не пришелся. Сначала тут коммуну хотели сделать - так жильцы поубивали друг друга. Потом какой-то нарком летнюю дачу хотел обустроить, и пропал, никто его больше не видел. Пытались дом престарелых в особняке открыть - все пациенты либо спились, либо повесились. Ну, то есть не все, но многие...
- Ладно, я с утра тебе звякну, - Петров подхватил рюкзак, перехватил на лету брошенные Маслюком ключи и шагнул на ступени крыльца, - если что, на телефон мне денежку кинь, а то как в прошлый раз получится, когда мы с тобой библиотеку Ивана Грозного искали. Я же тебе говорил, что в тех местах сплошная чертовщина творится, один роуминг по двадцать рублей минута чего стоит!
Маслюк вздрогнул и побледнел, что-то вспомнив.
- Да уж, - сказал он, - не забуду. Саня, а ты как их не испугался, тех привидений?
- Им, оказывается, позвонить надо было, - объяснил, ковыряясь ключом в замке, Петров.
- Кому? - вытаращился на него доцент.
- Ну тем привидениям. Триста лет в подвале сидеть - кого хочешь тоска замучает.
- И ты что... дал?
- Мне жалко, что ли? Только после этого у меня что-то мобильник работает неважно. Назвонили черт-те-куда. С Китежем, например, связь вообще беспредельно дорогая, я так понял. А телефон у меня сейчас постоянно ловит секретные переговоры, и в телефонной книге кто попало... папка "Тамплиеры", Глинская Лена какая-то, Колычевы, Адашевы. Еще какие-то имена странные. Один раз вообще звонил мертвый король, завывал в трубку и требовал снять у него с груди могильную плиту. Мол, тяжко.
Маслюк вытер платком пот со лба.
- Плиту? А ты ему что?
- А я что отвечу, в три часа ночи-то? - Саша пожал плечами. - Он, конечно, мертвый, так и я после работы устал смертельно. Обратитесь, говорю, в МЧС, "девять - один - один" позвоните, они с инструментами приедут. Он потом еще раз, уже утром, перезванивал. Очень благодарил, что-то предлагал, но я трубку повесил, у меня же отгул был. Кто-то из Меровингов, по-моему, да я особо не слушал. Ладно, Петя, я пошел.
- Стой! - спохватился Маслюк. - Диктофон-то, диктофон вот возьми! Оставишь на запись на ночь, он сам автоматически на любой звук включается.
- Хорошо, - Саша сунул устройство в карман и открыл входную дверь.
* * *
Когда Петров, чертыхаясь, сумел все-таки растопить камин, пошуровав в дымоходе и вытащив оттуда огромный кусок окаменевшей сажи, он устроился рядом с огнем в скрипучем кресле и принялся читать старую книгу, взятую с одной из полок. Книга оказалась невыразимо скучной, в ней запутанно рассказывалось о каких-то Великих Древних, которые правили землей до прихода человека. Временами казалось, что текст писали сразу несколько сумасшедших, которые постоянно выдергивали друг у друга перо и чернила. Наконец Саше надоело продираться сквозь дебри латыни, и он захлопнул толстый том.
- "Некрономикон", - прочитал он название, вытисненное на обложке и задумался. Память услужливо подсунула воспоминания о том, как Саша единственный раз в жизни ездил на слет фантастов, который назывался "Роскон". Пили там много, поэтому Петров хмыкнул, глядя на обложку. "Судя по названию, тоже какой-то кон... то есть этот, как его, конвент. Если перевести, то можно как "Мертвокон". Нормальное названьице, ага. Ох и пьют там, наверное, эти Великие Древние! Мертвецки..." Память не нималась, на слова "Великие Древние" она извлекла откуда-то лицо однажды виденного Сашей писателя Головачева. Петров невольно содрогнулся и помотал головой.
- Бр-р-р.
Старые часы в углу гостиной страшно захрипели и пробили один раз, хотя резные железные стрелки показывали девять. За немытым окном темнело. "И ведь не украли же ничего отсюда, и даже когда дом престарелых был, часы не тронули", - размышлял Саша, лениво перелистывая страницы, разрисованные чем-то бурым, подозрительно напоминающим кровь. Рисунки изображали безобразных тварей, способных до смерти напугать любого человека. Вот только Петров на них не смотрел, ему было неинтересно.
Огромная, в два человеческих роста, двустворчатая дверь зала заскрипела, застонала, точно кто-то предсмертно стонал. В скрипе ясно слышалось зловещее "Убирайся-а-а-а-а!" Саша поморщился, встал и пошел к двери, шаря в карманах куртки.
Дверь скрипела, выла и адски стонала - и вдруг забулькала и недоуменно замолчала. Петров подвигал ее взад-вперед, удовлетворенно хмыкнул и сунул масленку в карман.
- "Затихающий вой, полный бессильной злобы, пронесся по замку..." - процитировал он и подбросил в камин еще совок угля.
В это время по особняку и впрямь пронесся затихающий вой. Была ли в нем безумная злоба, Саша так и не понял, потому что как раз соображал, что бы съесть на ужин. Поэтому он машинально прислушался, тут же забыл про вой, и пошел на кухню.
Перед едой Петров всегда мыл руки. Работа сантехника приучила его делать это по нескольку раз в день, так что и сейчас Саша направился прямиком к крану и крутанул медный вентиль. В кране зашипело, он весь затрясся и выплюнул в раковину кровавую струю. На вид кровь была как настоящая. В углах кухни, тускло освещенной пыльной лампочкой, зашевелилась тьма. Она тянула когтистые щупальца в сторону света, и казалось, уже готова была похоронить под собой того, кто потревожил покой старого дома, а потом...
- Ну-у, блин, - протянул Петров раздосадованно, и тьма озадаченно замерла, - вот елки-палки, довели до чего сантехнику! А у меня толкового инструмента с собой нет. Эх, Маслюк, Маслюк, ведь спрашивал же я...
Он присел и долго ковырялся под раковиной, изредка чихая от скопившейся там пыли и сдирая с лица паутину. Тьма выжидающе колебалась по углам. Потом довольный Петров встал, для чего-то постучал по крану и снова открыл его. Унося грязь и ржавчину, потекла обычная чистая вода. Тьма в углах обессиленно пожухла, съежилась и стала напоминать ничем не примечательную кухонную тень, которая отступала к подвалу, стараясь укрыться за толстыми досками. Но в это время взгляд Саши, задумчиво жевавшего колбасу с хлебом, упал на подвальную дверь.
- О как, - удивился он.
В подвале кто-то тихонько завыл от страха и тоски.