Если встать пораньше, когда все еще спят, и выйти из дома неслышно, неслышно, не звякая ключами и не шаркая подошвами ботинок - а потом аккуратно прикрыть за собой дверь. Если спуститься по лестнице так, чтобы ни одна старая, истертая тысячами ног деревянная ступенька не взвизгнула под твоими шагами. Если спуститься и выйти в раннее холодное утро, едва расцвеченное редкими огнями и светлеющим краем неба, и пойти по занесенной снегом тропинке, стараясь никого не встретить на своем пути.
Потом нужно будет только обогнуть старый кирпичный дом, в котором давно никто не живет и даже стекол в окнах нет ни одного, а крыша провалилась, переломившись посередине. Обогнуть, проводя рукой по холодным закопченным кирпичам, отводя другой рукой ветки, которые целят в лицо.
Найти продолжение заметенной тропинки и идти дальше, с каждым шагом все глубже увязая в снегу. Потом, когда тропинка приведет тебя на берег реки и пунктиром кончится, превратится в ровную белизну с птичьими крестовыми следами - надо ждать, обязательно спиной к нарастающему шуму просыпающегося города. И тогда...
Нет, в облаках не откроется окно и оттуда не спустится золотая лестница, чтобы забрать тебя в Ги-Бразиль. Зато, когда солнце только чуть покажется красной полосой над горизонтом, слева послышатся неторопливые шаги. Это рыбак, он снова идет мимо, в обледеневшем тулупе, с бородой, похожей на клочья серого ночного ветра, зацепившегося за подбородок. Его глаза скользнут по тебе, на мгновение остановившись зрачок в зрачок. Он спросит: "Чего уставился?" - равнодушно, даже не ожидая ответа, и шагнет мимо, показав заплатанную спину и мокрую сеть.
Тогда нужно сказать ему: рыбак, дай мне то, что лежит у тебя в ящике. Дай это мне, рыбак. И он остановится, и будет медленно поворачиваться, а глаза его будут менять цвет, становясь похожими на две полыньи в источенном весеннем льду. В них не нужно смотреть, а смотреть нужно на то, как восходит солнце, и от холодной фигуры напротив начинает подниматься зыбкий пар.
Рыбак поставит свой ящик к ногам, и откроет его, скрипя ледяными зубами. Тогда падай, падай скорее на колени и вдыхай этот туман, который лежит под крышкой. Больше там ничего нет. Но ты уже вспомнишь все, что забыл, когда кончилось детство. Ты заново переживешь эти стертые минуты.
И луч солнечного света на скатерти, когда тебе только что исполнилось восемь.
И руку отца, в которой тонет твоя ладонь.
И плечи которые ты сам обнимал в первый раз, но забыл об этом.
И яблоко на подушке, положенное тебе, спящему, твоей матерью.
И зеленый лист июльским утром, когда все было просто и понятно, и не надо было торопиться.
И день, когда для тебя в первый раз пошел снег.
И стакан холодного молока, роняющий белые капли на твои сандалии.
И мир вокруг тебя, точно калейдоскоп, каждый раз новый и яркий.
И мир вокруг тебя...
Потом рыбак снова повесит свой ящик на плечо и уйдет, не поворачиваясь. Больше его не зови, он теперь не оставляет следов на снегу. Да и незачем звать, солнце уже взошло и нужно идти. Обратно по тропинке мимо деревьев, мимо старого кирпичного дома, вверх по деревянной лестнице, не щелкнув ключом в замке, глядя на все холодными полыньями глаз.