Когда Захар Васильевич Просветов в первый раз увидел грациозника, он подумал, что допился до чертиков.
Так и сказал сам себе, стоя на кухне и глядя на свою кружку - фаянсовую, с розочками - из которой с тихим хлюпаньем кто-то тянул сладкий чай.
- Допился, - сокрушенно сказал Захар Васильевич и покачал головой. - Допился ты, Захарка.
А потом пожал плечами и сам себя обругал беззлобно. Какое там "допился", что за ерунда? Пить водку Захар Просветов бросил еще лет двадцать назад, еще когда работал токарем-лекальщиком. Там нужен верный глаз, без этого никак. С тех пор, кроме чая разных сортов, он не брал в рот ничего жидкого. Даже к обычной воде Просветов относился с подозрением, предпочитая при любой возможности заварить в огромном пузатом чайнике английского фарфора крепчайший, черный как деготь настой ассама. "В воду рыбы гадят, а заварка без крепости -помои", - бормотал себе под нос Захар Васильевич, любовно ополаскивая чайник кипятком. Когда была жива жена, она, бывало, ворчала на Захара за его чудачество. Но теперь Просветов уже давно жил бобылем, а потому чай заваривал исключительно для себя. Так, чтобы в кружке не было видно дна.
И теперь этот самый чай, сдобренный тростниковым сахаром, кто-то выхлюпал до донышка. Прямо у хозяина на глазах.
- Да что ж это творится-то? - возмутился Просветов. Мужик он был не злой, хотя в случае чего даже в пожилые годы мог приложить уличного хулигана в ухо так, чтобы тот - брык, и с копыт. Но сейчас прикладывать вроде как бы и некого было.
Или все-таки...?
Захар Васильевич всмотрелся пристальнее. За тумбочкой, на которой стояла здоровенная литровая чашка, кто-то возился, тоненько пофыркивая. Затаив дыхание, Захар вытянул жилистую шею, прищурился и от неожиданности громко сглотнул, дернув щетинистым кадыком. За тумбочкой притихли, а потом оттуда несмело выглянуло... что-то.
Это была толстая зверушка, покрытая короткой пушистой шерстью бело-розового цвета. Настороженно торчащие вверх уши заканчивались кисточками, а длинные усы топорщились во все стороны. Зверушка, глядя на Просветова круглыми золотистыми глазами, вытянула длинный хоботок в розовой щетинке, и забулькала в чашке, допивая последние капли чая.
- Разъедрить твою в кочедык, - печально сказал старый токарь. - Настаивал для себя, настаивал... Сахарку не пожалел. А ты!
Зверушка, чуть осмелев, высунулась из-за тумбочки почти вся и почесала за ухом короткой толстой лапой с мягкими подушечками. Вся она была похожа на забавную помесь маленького бегемота с кошкой. Глядя на нее, Просветов вдруг почувствовал, что прострел, мучивший его третий день, прошел без следа. Не поверив сам себе, он осторожно наклонился и подобрал с пола упавшую газету, до которой вчера и дотянуться-то не могу - так скрутило.
Поясница не болела. Да и вообще - как-то стало радостно, будто в молодости, когда рабочая неделя позади, а впереди мотоцикл, удочки, быстрая езда по вечерним проселкам, а потом - ночное озерцо, рыбалка и костерок, около которого собрались старые захаровы друганы, чтобы потравить байки и распить чего бог послал.
Зверушка довольно фыркнула и потопала мимо Захара Васильевича в комнату, смешно повиливая нашлепкой короткого хвоста на толстой заднице. Просветов вдруг встревожился.
- Эй, ты там смотри, сторожко чтобы! У меня ж там Мурзик дрыхнет, он чужих не любит.
Сибирский кот Мурзик, безраздельно царивший в доме Просветова уже шестой год, был из породы котов бойцовых и неустрашимых. Гостей Мурзик почти не терпел, а соседских котов гонял так, что клочья летали по улице, точно тополиный пух в жару.
Старик еще не успел ничего сообразить, как Мурзик показался в дверях комнаты. Бесстрашная мохнатая зверушка потопала прямо к нему.
- Ой, японский бог, чего счас будет-то... - крякнул Просветов.
Но ничего не было.
Мурзик, гроза людей и котов, мирно обнюхал неведомого гостя, а потом потерся боком об бело-розовую шерсть и мяукнул - вполне дружелюбно.
- Так это что ж получается? - громко удивился Захар Васильевич. - Это ты его, значит, сам впустил?
Мурзик мяукнул с утвердительной интонацией, а потом завалился в прихожей, подставив хозяину брюхо и закрыл глаза, громко мурча.
- Чудеса, - констатировал Просветов, опять легко нагнулся, почесал теплое брюхо и пошел в комнату, шаркая войлочными тапками по линолеуму.
Зверушка сидела на подоконнике и разглядывала фикус в горшке. Старик зажмурился и потряс головой. Нет, точно не привиделось - фикус прямо на глазах тянулся вверх.
- Ты это... смотри только, чтобы он тут не разросся совсем! - шикнул хозяин, а потом вздохнул:
- Таня-то моя его любила шибко, пока жива была. Ухаживала. И я тоже стараюсь, хоть грабки-то у меня корявые, не женские, - и Захар Васильевич показал шерстистому созданию свои заскорузлые, разбитые работой ладони, с которых мозоли не сошли даже после пенсии.
Бело-розовый пискнул что-то радостное, и спрыгнул с подоконника, хлопнувшись четырьмя толстыми лапами. А потом - вот только Просветов моргнул - и зверушка исчезла. Была - и нету, как сдуло.
- Вот такая вот загогулина, - растерянно сказал старый токарь.
На душе было легко, весело и чисто, прямо как после короткого, но бурного дождя летом, который смывает всякое дрянное и оставляет после себя яркое небо.
Просветов еще немного поразмыслил, стянул с поясницы пуховый платок козьей шерсти, которым подвязывался от прострела, и зашаркал к двери. Выйдя на лестничную клетку, он поднялся этажом выше и позвонил в дверь, обшитую деревянными планками, со щегольски начищенной медяшкой, на которой был вычеканен номер квартиры - 37.
- Тимофеевна, вот ты мне скажи - спятил я, ли чо ли? - с таким вопросом, пожав плечами, он шагнул в прихожую к соседке.
Дарья Тимофеевна Стахеева, бывший директор библиотеки поселка Красный Перегон, ответила не сразу. Сначала она опустила со лба на переносицу очки в тонкой металлической оправе, а потом придирчиво изучила лицо Просветова.
- Да что ты меня изучаешь, как в музее? - буркнул он.
- Сам же спросил - спятил или нет? Да вроде нет, все тот же, хоть и ума шибко тоже не прибавилось, - отозвалась Дарья Тимофеевна. - заходи уже, не стой столбом.
- Тут такое дело...
* * *
- Значит, говоришь, сначала чай у тебя выдула эта животина, а потом еще и фикус вытянула?
- Сам бы не поверил, если бы кто рассказал, Тимофеевна! Так ведь плохим зрением не страдаю, это ты у нас окуляры носишь... Да и белой горячки вроде тоже нету. И даже таблетки не пью, только чайком пробавляюсь.
- Повезло тебе, Захар, - вздохнула Дарья Тимофеевна и подперла щеку кулаком, продолжая помешивать ложечкой в стакане. - Это ведь грациозник к тебе пришел. Теперь поселится, только не спугни смотри.
- Граци... чего? - не понял Просветов. - Это кто еще такой-то?
- Грациозник. Они редко кому дают себя увидеть.
- Что за звери такие? Даже не читал про них.
- Еще бы! - рассмеялась Стахеева. - О них в научных книжках не пишут, а ты, поди, такие только и читаешь.
Захар Васильевич смутился. И правда, фантастику всякую он не уважал, потому что - чего зря придумывать? В жизни, вон, чудес хватает, одно только что чай выпило до дна, а потом исчезло.
- Да ладно, тебе лишь бы позубоскалить! - рассердился он.
- Смех продлевает жизнь, - наставительно заметила бывшая библиотекарша. - Не сердись, Васильич.
Оказалось, что грациозники - звери очень скрытные и таинственные. И живут только там, где всегда порядок, а еще у хозяев хорошее настроение, никто ни с кем не ссорится и не ругается. Если кто-то плачет от горя или обиды, грациозник болеет и даже может умереть, такой нежный зверь.
- А с кем мне ругаться-то? - вздохнул Просветов. - Я и раньше-то со своей никогда не ругался. Так только, иногда цыкнем друг на друга. А сейчас - что мне, на Мурзика кулаком стучать? И плакать не с чего, отплакал я свое. Теперь каждый день радуюсь всякой мелочи.
- Вот поэтому грациозник к тебе и пришел. Они чуть что - и сразу исчезают, если что не по ним. А еще кошек любят.
- Да это я уже понял, - покивал головой Захар Васильевич, - и котейки, похоже, от них тоже балдеют.
- Чуют потому что.
- И что, от них польза-то есть?
Дарья Тимофеевна снова подняла очки на лоб и внимательно посмотрела в глаза Просветову.
- Васильич, - проникновенно сказала она, - я иногда думаю: ты правда дурачок, или прикидываешься?
Старый токарь хотел было снова рассердиться, но понял, что проще признать себя дураком.
- Да чего уж там, - сокрушенно махнул он рукой. - Дурак, как в картах, только "погонов" на плечи не хватает. Знаешь, Тимофеевна, у меня ведь даже прострел прошел, когда я на этого... грациозника просто посмотрел.
- И неудивительно. Пока он у тебя живет, болеть вообще не будешь.
- Ну? Эх, вот бы мне такого зверя по молодости, чтобы с утра похмелья не было... - лукаво рассмеялся Просветов в ответ на возмущенный взгляд Дарьи Тимофеевны. - Да ладно, Даш, ну шучу я. Сам понимаю - зверушка нежная, всякого грубого не терпит.
- Ты ей имбирное печенье покупай, - авторитетно посоветовала Стахеева, - вот такое, как у меня. Тогда вообще не оттащишь.
- Разоренье сплошное для пенсии, - снова вздохнул Захар Васильевич.
- Ну уж конечно! Как будто я не знаю, что ты своего Мурзика кормишь, как в ресторане.
- Так это кот, я ж его вот таким мелким в кармане пальто домой притащил... Мы в ответе за тех, кого притащили!
- Ишь, философ на пенсии, - хмыкнула Стахеева. - Вот и грациознику печенюшки не пожалей.
- Да уж придется. Как говорится, солдат ребенка не обидит. А токарь-лекальщик - тем более.
Захар Васильевич задумался и вдруг спросил:
- Слушай, Тимофеевна... А ты откуда так много про них знаешь-то? Если в книгах такое не пишут?
- Разные книги бывают, - задумчиво ответила Дарья Тимофеевна и опустила руку с печеньем под стол. Оттуда послышался негромкий хруст. Просветов приподнял скатерть и уставился на грациозника, аккуратно обгрызавшего имбирное печенье, не оставляя ни крошки. Тот был рыжий и синеглазый.
* * *
Ночью, впервые за несколько лет, Захар Васильевич Просветов спал крепко и видел хороший сон. Он улыбался и дышал глубоко и ровно, выпростав из-под одеяла руку и положив ладонь на бок кота Мурзика, растянувшегося рядом на кровати.
А на кухонной тумбочке медленно пустела оставленная на ночь чашка крепкого сладкого чая.