... И вот сижу я за бруствером, сжимаю в руках эту железку проклятую, весь горб мне уже намозолившую до тошноты: а тут в окоп прыгает Батя, наш полковник. Натурально, братцы, как есть сам - и без адьютанта, без этой крысы штабной, которая от окопного духа рыло воротит. Комбез на нем не пойми какой, весь в кровище и земле перепачканный, погонов нет. Правильно - какие тут погоны, когда снайперы повсюду, только блесни хоть одним кантом, тут же в лоб из рельсы и получишь. На ногах у Бати сапоги прыжковые, берет под ремень засунут, кобура расстегнута, нет в ней ничего. Зато в руках АПП 30А, целеуказатель пашет на полной, прицельная планка сдвинута до предела, счетчик зарядов на нуле почти. И ствол дымится, хоть яйца на нем жарь. Здоровая дура, пятнадцать килограммов, между прочим, а он ее как соломинку крутит. Ну Батя же, он любого из нас кулаком перебьет пополам, не то что штрафника какого-нибудь, которые только и годятся чтоб их в атмосферу без капсул бросать целыми пачками. Наклоняется полковник ко мне и блажит сквозь всю мешанину в шлеме - крики по нашему и не нашему, мат-перемат, стрельбу: мол, где главный? Я ему в ответ ору - нет тут главного, я самый старший по званию остался, вся третья штрафная рота десанта вон лежит, на дне, как пирог слоеный пополам с врагами, а у меня только трое осталось; номера четвертый, двенадцатый и двадцать шестой, да и тот ранен в руку, хотя рельсу и удержит пока что. Добро, - говорит Батя и зубами блестит на лице своем копченом, - славно дралась ваша рота, всем своим мертвым прощение и вечную славу заработала, а раненым - опять же прощение и медали. И тебе, капрал, не меньше ордена светит, только нужно еще один марш-бросок сделать с твоими тремя оставшимися номерами. Вот здесь, - и пальцем тычет в треснувший экран своего навигатора карманного, - здесь у них коммуникатор, миля до него не больше. С воздуха подавить его нечем, понимаешь, накрылось два фрегата, куски по всей зоне раскидало, а десантура из "Ганнибала" и "Святой Жанны" прибудет не раньше чем через пару часов, они и так жопу рвут в клочья на всех парах. Так что давай, брат-солдат, давай. Надо. Если не подавить эту хреновину, БДК не то что приземлиться не смогут, их еще в стратосфере разметелят на сопли и слезы!
И чешем мы по ходам сообщения, на спины, руки и головы мертвым со всего маху прыгаем, где уж тут выбирать, куда ногу ставить. У четвертого, как он есть самый здоровый, на спине ранец с тактическим зарядом, двенадцатый оба ствола на себе прет, а мы с двадцать шестым впереди скачем. Перед глазами все кувыркается, только и знаешь, что по навигатору путь отслеживать, да в наушниках свист чужой от нашего рыка матерного отфильтровывать, не задумываясь. А дальше что было... вы от меня рассказа героического не ждите, я только и успел заряд активировать, потому что четвертого на самом подходе пополам порвало выстрелом из "Мамонта", а про двенадцатого даже и не знаю, не до того было, вроде прикрывал даже с левого фланга, хотя понятно - какой спрос с живого штрафника, ему бы голову спасти. Тут мне и прилетело в грудь, а потом полыхнуло все и дальше - темнота и тишина. Наверно, наши из "Ганнибала" вытащили, они своих не бросают никогда, даже при Клото-13 не бросили, когда все драпали так, что пыль столбом стояла. Вы уж, господин доктор, постарайтесь, чтобы у меня ничего не отпилили зря, мне ж еще воевать во славу Содружества, куда я без рук-ног? Что? Не воевать мне больше? Это как так, господин доктор, я ж вот вроде целый совсем и всё на месте у меня. Господин доктор... не доктор? Да ладно вам, я же вижу, что весь в белом, так в санбатах одевают персонал, вы со мной не шутите. Кто?... Какой Павел? Ключник Павел? Апо... Это что ж получается... значит, всё? Отвоевал, солдат. Понятно. Понятно. Да нет я спокоен, всякое бывало. Хотя вот так - в первый раз. И как там у вас? По желанию? Ясно. Разрешите выполнять? Никак нет, господин ключник, не могу пока отвыкнуть от субординации, десять лет воюю без передыху. В какую дверь мне? Самому выбирать? Жаль. Лучше бы приказали. Ладно, пойду вон туда, похожа на мою домашнюю... ну, в детской, когда я еще ребенком был, никакой войны не было тогда, даже и не верится, господин апостол. Ну, здравия желаю, нечего тут долго прощаться. Как это: Отче наш, иже еси...
...Спи, сынок. Плохой сон приснился? Ничего, это пройдет. Слышишь, все тихо вокруг, все спят... И медвежонок твой уснул, видишь? Вот сейчас поцелую и пройдет всё плохое. Спи.