Хома Брут, поеживаясь, вошел в церковь. Как обычно, дверь за ним тут же захлопнулась, и было слышно, как козаки снаружи закрепляют тяжелый засов, добродушно переругиваясь сиплыми от табака голосами.
- Эхма! - вздохнул философски Брут. - И верно говорят люди, что за бедой долго ходить не нужно, в одночасье сама прибежит. Угораздил же меня нечистый вляпаться в это все! А ведь мог бы сейчас лежать, да потягивать люльку, точно пан... Ну да нечего делать, пора и за работу. Ведьма сама себя не ликвидирует. Не в первый раз.
Он деловито засучил рукава, порылся в походной сумке и вытащил большой, неровно обколотый с одного края кусок мела. Повертел его в худых пальцах и улыбнулся, вспомнив, как негодовал его товарищ, ритор Горобець, когда продул этот мел в карты.
- Я тебе вот что скажу, Хома! - раскрасневшись, басил ритор, опрокинув кружку горелки и развалившись за колченогим столом в придорожной корчме. - Второго такого мела нет и не было! Я ж этот мел у самого наивеличайшего математикуса Декарта, сиречь Ренатуса Картезия, выпросил! В этом невзрачнейшем куске сокрыта великая сила!
- Знаем мы, как ты выпросил, - хмыкнул богослов Халява, еще один приятель Хомы Брута и Тиберия Горобца. - Поди до сих пор этот самый Картезий вспоминает тебя и приговаривает: "Да чтоб ему лихоманка в бок вступила, этому бурсаку!" Или как там у них, окаянных схизматиков, принято.
- Много ты понимаешь! - вскинулся Горобець. - Все честь по чести было!
Он махнул рукой и пробурчал заметно тише:
- Кто ж виноват, что слабоват этот Декарт ихний оказался до винца? Задурил мне голову своими умствованиями, да так, что я, верите ли, панове, чуть рассудка не лишился.
- Э, то невелика беда! - подытожил Брут под общий хохот и стук глиняных кружек.
Вспомнив веселые деньки и гадая, где сейчас товарищи его бурсацких лет, Хома вздохнул тяжело. Порывшись в ящике у крылоса, он стал расставлять повсюду длинные толстые свечи. От свечных огоньков в церкви стало как-то веселее, темнота расползлась по углам и притаилась там, настороженно подрагивая.
- Ну вот, дело другое, - удовлетворенно сказал Брут. - Так. Теперь самое неприятное.
Он задумчиво посмотрел на гроб с лежащей в нем дочкой сотника.
- Хотя... Да что тут сделаешь? Ну лежит, и пускай лежит. Все равно ведь, когда придет время, начнет тут устраивать половецкие пляски, хоть ты ее сыромятными ремнями вяжи. С одной стороны, оно и понятно - ну какая еще радость у покойника? Потом ведь закопают с концами, так хоть перед этим как следует поскакать. Как говорится: кто не скачет, тот живой... Тьфу! - философ хотел было сплюнуть, устыдившись своих мыслей, но тут же устыдился еще больше, подумав, что плевать в церкви совсем нехорошо. Торопливо перекрестился, прошептал "Отче наш" и успокоился.
Пора было чертить круг.
Кряхтя и пачкая колени в пыли, Хома Брут обвел аналой с Псалтырем толстой меловой чертой. Подумал, и добавил еще одну - на всякий случай. "Двойная сплошная, так надежнее будет", - удовлетворенно подумал он. Чертя на деревянном полу, Хома не на шутку увлекся. Он вспомнил бурсу и, неожиданно для себя самого, изобразил чуть поодаль "классики".
- А ловко! - потирая измазанные мелом ладони, ухмыльнулся Брут. - Теперь бы еще битку, и было бы тут, как говорится, панское веселье!
В кармане нашлась и битка - увесистый пятак, который Хома бросил на дощатый пол. Он было совсем уже хотел прыгнуть в первый квадрат, но вдруг опомнился.
- Да что это я? Вот наваждение! Скоро же полночь. Нет, давай-ка, брат Хома, в круг... Нечего тебе здесь веселиться. Вот сделаешь все, получишь свою тысячу червонных, да и давай скорее ходу отсюда в ближайший шинок! Там и повеселишься.
Войдя в меловой круг, Хома Брут встал к аналою и начал заунывным голосом читать, неторопливо переворачивая громко шелестящие страницы.
Когда настала полночь, Брут сразу это понял. Дубовый гроб противно заскрипел, и усопшая панночка поднялась из него, кокетливо поправляя венок на своих длинных волосах. Философ с особенным чувством прочитал очередную строку из псалма и заинтересованно уставился на труп. Труп не выглядел особенно довольным.
Брут помалкивал. Дочка сотника начала обходить меловой круг мелкими шагами и шептать посиневшими губами страшные заклинания. Внезапно она запнулась на полуслове и изумленно приподняла красиво очерченные брови.
- Классики? Здесь? Да, козак, умеешь ты удивить. Но это тебя все равно не спасет! - торопливо добавила она.
Брут невозмутимо читал Псалтырь, искоса наблюдая, как мертвая панночка самозабвенно прыгает на одной ножке по нарисованным квадратам. Время от времени слышался стук и звон битка, а ведьма выкрикивала:
- Простая!
- Хромая!
- А теперь слепая!
- Княжеская!
- И королевская!
"Ничего так, прыгучая", - одобрительно покачал головой бывший бурсак. Наконец, ведьма успокоилась и снова обошла меловой круг, пытаясь отыскать внутри Хому.
- Не вижу, - тоскливо провыла она. - Но ничего... ничего... сейчас!
Она сотворила руками какой-то сложный жест и выкрикнула:
- Призовите ко мне Вия!
Когда эхо от крика отметалось под ветхими сводами церкви и перестали колебаться огоньки свечей, ведьма прислушалась и досадливо зашипела.
- Призовите Вия! - снова крикнула она. Кто-то лохматый и черный вышагнул из теней и угодливо согнулся в поклоне.
- Так это, госпожа... - проскрипела нечисть. - Как же его призвать, когда сегодня суббота? Сами понимаете, госпожа, Вий к этому делу очень трепетно относится...
- Молчать! - рявкнула панночка, клацая удлинившимися клыками. - Да хоть понедельник! Что еще за суеверия? Пусть все бросает и является! Ясно? Хотя нет... лучше очень вежливо, а то еще обидится. Тогда нам всем лучше будет самим закопаться. Понял?
- Слушаюс-с... - лохматый исчез.
Прошло примерно полчаса. И Хома Брут, и панночка - оба откровенно скучали. Ведьма уже успела полетать в своем гробе под потолком церкви, но после того как шумно приложилась головой к выступающей перекладине, разозлилась и приземлила гроб, проломив несколько половиц. Теперь она лежала в нем на боку, подперев голову рукой и высунув босые ноги, и шевелила изящными пальчиками. Хома машинально читал, перелистывая страницы. От свечей шло душное тепло, очень чесались ноги в смазных сапогах, но философ стоически терпел.
Внезапно что-то грянуло в запертую дверь церкви. Засов переломился, как спичка, брызнули острые щепки, одна из которых едва не воткнулась Хоме в глаз. Остатки двери с грохотом упали внутрь. На пороге клубилась дымная, тяжелая мгла.
В этой тьме что-то мелькнуло, затем дым расступился, и появилась целая толпа разномастной нечисти. Ну и рожи! ей-же-ей, кабы увидел эти рожи старый рассказчик Рудый Панько с хутора близ Диканьки, еще долго бы плевался потом, крутя головой в соломенном капелюхе. Были здесь и твари, похожие на пауков-переростков; и какие-то шипастые, щелкающие клешнями; и покрытые слизью, с шевелящимися мерзкими щупальцами. Все они почтительно толпились вокруг кого-то невысокого, скрытого от взгляда Хомы за всей этой непотребной компанией.
- Ага! - с дикой радостью закричала ведьма и в один момент выпрыгнула из гроба, точно гигантский кузнечик. - Они привели Вия!
- И совершенно незачем так кричать, милая барышня, - проскрипел старческий голос. - По-вашему, что - если кричать громче, чем зазывалы на Пражской ярмарке, сразу всем станет легче? Таки нет!
Нечисть с уважением расступилась, и Брут наконец-то смог приглядеться получше. Среди страхолюдного сборища, опираясь на палочку, стоял совершенно обычный сухонький старичок. Был он обряжен в длинный темный кафтан старомодного покроя, аккуратно выбрит, с длинным горбатым носом, напоминавшим печально висящий клюв самой необыкновенной птицы. На облысевшей голове старичка каким-то чудом держалась ветхая ермолка.
- И что? Я вас спрашиваю - и что? Врываются, какие-то, не к ночи будь сказано, шмоки, отрывают старого больного меня от сна и тащат куда-то, не слушая никого. Вы как хотите, но это таки хуцпа, какой еще поискать. Такого не позволял себе даже господарь Влад, хотя был тот еще метумтам. Что стряслось такого, что не могло подождать, милая дама? Зачем вы меня впутали в эту мешугу?
- Не могу найти этого козака! - пожаловалась ведьма, изящным жестом обводя пространство церкви. Вий похлопал себя по карманам кафтана и досадливо всплеснул руками.
- А, рэматэс ин пятэс! Никакой памяти не осталось, вся ушла на таких вот шлемазелов! Кто-нибудь, подайте мне очки. Ну-с, что тут у нас?
Хома похолодел. Нацепив треснувшие очки с мутными стеклами, Вий будто преобразился - взгляд его прояснился, и он, прищурившись, обвел глазами церковь.
- Ага... Теперь лично мне все очень понятно, как говорила моя мамеле, когда я воровал у нее из-под носа блинчики. И что-таки вы хотите со всем этим делать? Вот вам церковь, вот козак, а вот его сумка... кстати, что это?
Кряхтя, Вий нагнулся и узловатой рукой подобрал вывалившуюся из сумки потрепанную книгу. Увидев это, Брут чуть не крякнул от досады.
- Так-так... Вот это прямо гройсе глик, что я вам скажу. Мне одному жутко интересно, что же такого делает одинокий бурсак глухой ночью в местечковой церкви с учебником геометрии за авторством Ивашки Елизарьева? Как-то это прямо подозрительно.
- Да библиотечная она! - не выдержал Хома и рявкнул в полный голос. Все замерли. Вий просеменил, постукивая тросточкой, к самому кругу и близоруко вгляделся в лицо философа, придерживая ладонью свои неимоверно длинные седые ресницы.
- А-а... Так вот вы какой, пан бурсак Хома Брут, - проскрипел он.
- Где! Где бурсак!? - завопила ведьма, и гроб со свистом описал круг под потолком.
- Ой-вэй! - поморщился Вий. - Успокойтесь уже, усадите ваш приятный тохес в эту деревянную коробку и не мешайте старшим. А это что?
Он заметил меловой круг и укоризненно покачал головой.
- Таки вы хотите сказать, что это круг? Может быть - нет, я даже не настаиваю, но может быть вы-таки даже скажете мне, что это чертеж? Евклид залился бы горькими слезами с этого круга, а Картезий просто сжег бы свою "Геометрию" дотла, чтобы не позориться, зная, что спустя всего пару лет всякие цилэйгеры будут чертить вот такие вот круги...
- Как умел, так и начертил... Вообще-то, я торопился! - буркнул Хома. Вий иронически пожал острыми плечами.
- Вам никто не говорил, молодой юноша, что торопливость полезна только при ловле докучливых насекомых? Азохен вэй! Когда я смотрю на это несчастье, которое вы-таки называете кругом, мне хочется вырвать остатки седых волос и навсегда забыть все, что я знал о геометрии. Послушайте, как вас там - Хома, верно? Бросьте это ваше бормотание и давайте уже поговорим, как умные люди. Вот скажите, что лично вы знаете о площади круга?
- Да уж знаю! - запальчиво отозвался Брут, захлопнув Псалтырь.
- Неужели? И что, может быть случилось такое невыносимое счастье, о котором я даже и не мечтаю, и вы даже можете эту площадь вычислить? Или это слишком сложно, учитывая, что такую фигуру, которую куриной лапой изобразили вы, нельзя назвать кругом?
- Я хочу его крови! - жутко прошипела ведьма, но Вий отмахнулся от нее, не глядя.
- Я вас умоляю, девушка, не мешайте со своей кровожадностью! Идите и укусите какого-нибудь пьяного, вон их сколько таскается по переулкам!
- Ах так? Ну и ладно! - панночка надула губы и с размаху, демонстративно сложив руки на груди, бухнулась обратно в гроб. Поерзала там, устраиваясь поудобнее и надвинула сверху крышку.
- Грубияны... - глухо раздалось оттуда.
- В классики играй! - огрызнулся Хома в ответ. Потом он устало уселся прямо на пол и посмотрел на Вия.
- А вы, простите, кем будете?
- Кем был, - поправил его старичок. - Позвольте представиться - Соломон Вий, бывший профессор университета Саламанка, еще при короле Альфонсе. Потом, конечно, невежество возобладало, м-да...
- А как же... сейчас? - оторопело спросил Брут. - Зачем вот это вот все?
- А... - Вий усмехнулся печально. - При жизни я обладал зоркостью в отношении всяческих мелочей, которые не бросаются в глаза обычным людям... и нелюдям. И после смерти мне тоже нет покоя. Сами видите, эксперт везде в почете.
Он протер очки огромным платком и строго посмотрел на философа.
- Итак. Теперь, когда мы-таки разобрались со всей этой гефилте фиш, предлагаю вернуться к нашему обсуждению касательно круга.
- А давайте! - согласился Брут. - До утра времени еще полно.
...
- Ну, что, друг Хома? - хлопнул бурсака по плечу старый козак Явтух Ковтун. - Одарил тебя наш сотник звонкими червонными?
- Не без этого, пан Явтух, не без этого, - довольно отвечал ему Брут, поглаживая рукой кошель.
- Видно, ты и в самом деле человек святой жизни, как о тебе говорили, - покачав головой, промолвил еще один сивоусый козак, по прозванию Дорош. - Такую напасть одолел, и не убоялся нечистой силы!
- Э! да ведь тут, панове, главное иметь разумение, - важно ответил Хома. Про себя он подумал: "И без геометрии, будь она неладна, тоже не обошлось. Но зато теперь, разбуди ты меня посреди самой глухой ночи, хоть после ведра горелки и спроси площадь круга - вмиг вычислю и усом не поведу!"
- Так не пойти ли нам в шинок? - осведомился Явтух, сдвинув шапку на затылок.
- Отчего бы и не пойти в шинок троим ясновельможным панам? - с полным знанием дела согласился с ним Хома Брут.