Шатуров Максим Сергеевич : другие произведения.

Вечный ребёнок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания о друге

   У каждого времени года есть свой запах, свой неповторимый аромат, который ни с чем не спутаешь.
   Он появляется не по календарю. Далеко нет. Но когда он приходит, вспыхивает в воздухе неожиданно, наполняя мир своим букетом. И ты втягиваешь ноздрями тугой воздух, смакуешь его и понимаешь - вот оно, пришло, настало время.
   Этот аромат невозможно описать. Он самодостаточен и полон. Он нефальсифицируемый. Он есть, и всё.
   Зато сила этого запаха у каждого времени года своя.
   И если весна подобна юной девушке, брызнувшей на себя капельку тонких духов - и аромат едва уловим - ты знаешь, он здесь, но он вплетён в миллионы струй молодого ветра, и от этого только ещё более манящ - то осень...
   Осень напоминает несколько вульгарную барышню, плеснувшую на себя полфлакона резкой парфюмерии. Её запах врывается в ноздри, щекочет их, напрягает, и даёт тебе понять, что всё, осень вступила в права. Он бьет по обонянию, и в сознании будто бы отчерчивается граница - всё, что бы там ни было, лето умерло окончательно и бесповоротно. Теперь осень правит бал. Свой бал, декорированный холодным огнём умирающей листвы, бал бегущих прочь перелётных птиц, бал дождей и синяков-тучь.
   И по окончании этого расточительного действа нам останутся лишь голые скелеты деревьев, укрытые погребальным саваном снега...
   Сегодня утром я почувствовал запах духов осени.
   Вышел во двор, вдохнул полной грудью... И понял, что лето умерло.
   Ни холодное дыхание Севера, ни тугие нити дождя, ни пролитые на лес краски - ничто не давало повода провести черту. Не хватало самого важного - не хватало запаха, который бы подтвердил приход барышни - осени. И вот теперь она здесь...
   И сразу нахлынули воспоминания...
  
   41-а маршрут. Жёлтый ПАЗик болтает на камнях горной дороги.
   В городе, там, у моря, в воздухе висит водяная пелена. Сыро. Никуда не скрыться от этой сырости. Зато здесь, в мире скал и лесов, в краю ручьёв и водопадов с неба льёт настоящий, по-человечески сильный дождь.
   Вершины гор оштукатурены извёсткой снега. А у подножий капли дождя лупят по жестяной крыше автобуса - Бумс! - Бумс! - Бумс!
   - А ты скалу на участке видел? - спрашивает бабушка.
   - Нет... А что за скала?
   - Около дома скала, а в ней пещера... А пещеру с родником не видел?
   - Нет...
   Я сижу на крышке моторного отсека ПАЗа. Мы едем на дачу. На только что купленную дачу. Практически в первый раз.
   Только пыль стоит над нами,
   Да клубится под ногами... - принимаюсь напевать я песню с новой кассеты, которая так и крутится на языке.
   - Давай-давай, парень - подхватывает кто-то из пассажиров.
   Но я смущённо умолкаю. Не умею петь. Забылся...
   А автобус подпрыгивает на кочках посыпанной щебнем дороги. Заложило уши - мы стремительно снижаемся по серпантину от села Шромы к реке Гумиста.
   Поворот. Ещё поворот...
   Напротив меня сидят бабушкина подруга тётя Валя и мой друг Сашка. По Сашкиному лицу видно, что он не в особом восторге от того, что я уговорил его ехать с нами смотреть новую дачу.
   Автобус тем временем прошуршал покрышками по бетонным плитам моста, резко повернул на пяточке развилки и после вопроса водителя: "Каманы кто выходит?" - тяжело урча двигателем, полез в гору.
   Картина за окном не воодушевляет.
   Небо, словно огромным отёком, закрыто фиолетово-чёрными тучами, из которых на землю летят ледяные капли. Лес с обеих сторон от дороги, по большей части гол, промозгл и неприветлив. Коричневые краски мёртвой листвы и мокрых ветвей не оставляют и намёка на ярко-зелёное великолепие этих мест, какое я наблюдал летом, принимая участие в поездках для выбора участка. По дороге, между камешками гравия, журчит холодный ручеёк. А в воздухе висит запах тлеющей растительности. Скоро и здесь всё укутает снег. Снег, который столь редок на побережье. Тот снег, о котором сухумская пацанва только мечтает.
   А автобус взбирается всё выше и выше. Подпрыгивает на кочках. При каждом прыжке запаска, лежащая под задним сиденьем, громко стукается об пол.
   Меня так и пробирает пересесть на это сидение, но бабушка, помня о тяжёлом колесе, мотыляющемся на том конце автобуса, протестует против этой идеи.
   Выше, выше... Вот они, укутанные снегом вершины...
   Но нет. Не доехали...
   - Развилка! - голос водителя оборвал мысли.
   Гармошкой сложилась жёлтая дверь. Накинули дождевики. Выходим.
   Оглядываюсь кругом.
   Передо мною железная будка остановки. Кажется, будто бы она сделана из тента от грузовика.
   Сразу за ней - склон, и поле на нём.
   Направо, налево и прямо - разветвление дороги, по которой мы приехали.
   Слева за струями дождя видна группа домов. Лай собак. Дымок из труб... Всё так необычно...
   Автобус, кряхтя, поехал прямо. И тут открылось просто потрясающее зрелище. Прямо, там, за водяным занавесом, возвышается могучая гора с огромной раной-пещерой в боку.
   Справа от неё растёт не менее великолепная круча, обрывающаяся вниз нереальной отвесной стеной.
   А между этими горами, там, в ущелье, несётся грохочущий мутный поток реки. Тот поток, что, словно песчинки, ворочает валуны, смывает дома и мосты, обрушивает скалы...
   - Куда нам? - спрашиваю у бабушки. Но та уже подхватила свою сумку, и засеменила лево вниз по камням грунтовки.
   Путь до дома занял больше часа. Люди мы новые - ещё не знаем, что можно пройти за 10 минут по тропинке, вихляющей полем.
   Поворот, поворот... Сквозь полог леса над головою пробиваются капли дождя. Вот уже и мокрые руки мёрзнут... Сашка всё мрачнее и мрачнее.
   Ферма. Лай собак и сизый, терпкий дымок из трубы, стелящийся по земле до дороги.
   Поворот. Развилка...
   - Стойте! Я дальше не помню, куда идти... - на лице бабушки растерянность.
   На лице Сашки выражение апофеоза разочарования. Конечно, какая тут пещера? Какой тут родник? Тут дождь поливает ледяными струями землю. Тут под сапогами струятся ручейки, а по обочинам хлюпает непролазная грязь. Тут сыро и холодно.
   Постояли с минутку.
   - Кажется, прямо - нерешительно произносит бабушка.
   Пошли.
   Поворот. Поворот...
   О! Правильно! Сюда!
   Поворачиваем на ответвление дороги. Спускаемся по крутой прямой...
   - Бабуль. Мне кажется, пошли бы налево - быстрее пришли бы - указываю на примыкающую к нашему маршруту дорогу, явно ведущую от крайней развилки. Бабушка в ответ пожимает плечами. Главное - пришли!
   - Ох, какой тут воздух! Какой воздух! Кристально чистый! - восхищается бабушка.
   Я осматриваюсь вокруг. Ничего кристального. Лишь струи холодного дождя. До небес. Выражение "до горизонта" тут не подходит. Кругом горы. Могучие бока гор, укутанные лесом.
   Почему-то идём не к калитке, а к перелазу. Видно, бабушка решила похвастаться гостям участком.
   Преодолеваем перелаз. Идём по саду.
   Слева от нас журчит ручей. Настоящий ручей, берущий начало из родника у фермы, набирающий силу по пути, протягивающий своё каменное русло по участку и срывающийся там, в стороне реки, террасами водопадов.
   Справа - всё заросло ольхой и ежевикой.
   Прямо... Прямо раскинулся громадный сад. А вдали метрах в 100, виднеется ольховая роща. Да, прямо на участке.
   Идём. Бабушка знакомит нас с приобретением.
   - Вон, справа, смотрите, скала. - И, впрямь, часть участка резко уходит вверх, обнажая под зарослями колючек белую кость скалы. А в скале зияет чёрное пятно пещерки.
   Обходим скалу справа. По ступенькам, выдолбленным в земле, подымаемся на полянку у крыльца.
   - Слева - курятник. Туалет - справа - комментирует бабушка обстановку.
   А прямо перед нами стоит дом. Добротный каменный дом. На прошлой неделе бабушка завершила сделку по его покупке. Вложила все сбережения. Влезла в долги. Наверное, вовремя. Ибо спустя недолгие 2-3 года Сбербанк заморозит все вклады. Хотя... Хотя ещё совсем немного времени спустя заморозки вкладов снаряды сровняют этот дом с землёй... Но это потом...
   А сейчас мы протопали к дому. Бабушка хвалится: "Вот тут у нас один этаж. А тут - два!" - дом стоит на склоне, и с одной стороны у него два этажа.
   - Вот сливы - продолжает вести экскурсию новая хозяйка - А вот орех. Инжир. Груши... - перечисляет она - Виноград. Тут 5 сортов его!
   Зашли в дом. В доме прибрано, но видно, что давно в нём не было людей. Пахнет сыростью. Повсюду пыль.
   Подошёл к железной печке в углу гостиной. Рядом лежат покрытые пылью дрова.
   Отворил заслонку. Сунул в жерло пару поленьев. Взял лежащую тут же таблетку сухого спирта...
   Дров мало. Бабушка достала откуда-то топор: "Ребята, сходите, нарубите дровишек!"
   Вновь накинули дождевики. Во дворе, около останков от бывшего сарая, лежит гора брёвен.
   - Тук! Тук! Тук! - застучал топор. Пока что я рубить толком не умею, но скоро научусь и полюблю это занятие. А пока мне, мелкому пацану, это просто интересно.
   Принесли сырые дрова в дом. Уложили под печь.
   В доме уже тепло. Хорошо.
   Достали консервы. "Завтрак туриста", килька в томатном соусе, сайра. Как раз то, что обожаю, но в городе этим, почему-то меня не кормят. Говорят, что свежее мясо полезнее. А на даче, выходит, полезнее тушёнка?
   Обсохли.
   -Пошли к роднику за водой! - подаёт идею бабушка. - Тут есть замечательная пещера, из которой вытекает родник. Он образует озеро, а потом срывается водопадом!
   Хоть сто раз уже слышали об этой пещере, Сашка, сразу видно, оживился.
   Бодро натягиваем дождевики, выходим через маленькую калитку и ныряем под полог зелёных самшитовых зарослей.
   В лесу пахнет прением, грибами... Самшит укрыт одеялом мха, зелёные бороды которого свисают до самой земли. У корней деревьев дыбятся валуны, тоже укрытые мхом. Капли дождя стучат по коренастым кронам: "Тук! Тук! Тук!" - да мелкая, жесткая, словно пластмассовая листва блестит, умытая дождём.
   Дорогу преграждает глубокое русло ручья.
   Бабушка в растерянности. Она, явно, не помнит, куда идти.
   - Ну, он же показывал! Где-то здесь!
   По дну русла несётся мутный дождевой поток. Переправляться через него никто не горит желанием.
   - Да тут где-то! Хозяин показывал! - продолжает заверять нас бабушка, но я понимаю, что она забыла дорогу.
   - Может, вон там? - показываю на грот в стене оврага.
   - Да нет! Какой там?! - уже раздражённо отвечает бабушка. - Тут фигня собачья, а там такая красота была!
   Молча, возвращаемся обратно. Идём за водой к другому роднику. Он у перелаза.
   Вода по желобу бежит тоненькой струйкою. Капля за каплей, набираем полный алюминиевый чайник. Поднимаю. Тяжёл... Знал бы я, что через какой-то год буду с лёгкостью носить по 2 десятилитровых ведра одновременно!
   Вернулись в дом.
   Попили чай.
   - Елена Ефимовна - захныкал Сашка - Мне домой пора!
   - Саш, так автобус только вечером будет!
   - А я на попутке!
   - Саш, завтра все вместе поедем!
   - Елена Ефимовна! Я родителей не предупредил! Мама волноваться будет!
   - Так мы же при маме твоей говорили, что с ночёвкой едем!
   Но Сашке, явно, совершенно не хочется и дальше оставаться в этом мире дождя.
   И вот мы снова натягиваем дождевики, и бредём по дороге к остановке.
   Со стороны Ахалшени едет грузовик.
   - До города?
   - Угу.
   - До города не довезу - там ГАИ. В Шромах на автобус пересажу.
   Сашка запрыгивает в кузов, и оливковый ЗИЛ скрывается за поворотом.
   Странно, времена были настолько спокойные, что можно было вот так, с лёгкой душою, отправить одного ребёнка на попутке... Как быстро потом всё изменилось...
   А Сашка больше на дачу к нам не приезжал. Все мои друзья побывали там по многу раз. Для них это было, как праздник, как очередное незабываемое приключение.
   Там мы строили шалаши, жили в лесу, находили заброшенные поселения, ловили такую рыбу, о какой в городе и мечтать нельзя было, собирали грибы, ягоды, орехи, выслеживали зверьё, купались в водопадах, искали редкие камни и обследовали пещеры - ну о чём ещё может мечтать мальчишка?!
   Сашку много раз звали в компанию. Но он больше ни разу не захотел вернуться в тот край, который по первой показался столь негостеприимным.
   А сутра выпал снег.
   Я открыл глаза, и увидел, что за окном всё белым-бело.
   Вышел во двор. От чавкавшей вчера грязи не осталось и следа. Только пушистый белый снег. Снег, да бездонное сине небо. Воздух, морозный, чистый и прозрачный, словно бриллиант, ворвался в лёгкие, заставил кружиться голову.
   Позавтракали.
   - Ну что, познакомились с дачей - на первый раз хватит - начала собираться бабушка.
   Уезжать не хотелось. Снег был для меня чудом, сказкой, столь редко врывавшейся в жизнь там, у моря...
   Но автобус ходил редко. Решили ехать на утреннем.
   Погасили печь.
   Заперли дверь.
   Пора.
   Поворот, ещё поворот...
   Вон, за полем, рукой подать, параллельным курсом по горе лежит дорога из Ахалшени. Осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного...
   Но между голых ветвей замелькал жёлтый бок ПАЗика. Нам идти ещё метров триста, а он уже распахнул свои двери-гармошки пассажирам на остановке... Не успели...
   Сели в будке. Морозец бодрит.
   Прождали хоть какой-то машины минут тридцать. Но дорога оставалась пуста.
   Ну, нет, так нет. Встали, пошли. Благо, налегке.
   Автобус от Каман досюда пыхтел минут тридцать. Это сколько идти-то?!
   Ну да ладно. Топаем. Снег похрустывает под ногами. Кругом - сказка! Такое я видел до этого только на картинках, ну и, пожалуй, во время зимней поездки на озеро Рица.
   Хрум-хрум-хрум...
   Мы спускаемся всё ниже и ниже.
   Вдруг замечаю, что снег перестал хрустеть. Потом превратился в холодную кашицу под ногами. Ещё полчаса ходу, и мы уж бредём под пологом из голых ветвей, умытых холодным дождём. А вокруг витает запах осени...
  
   Апрель. Солнце заливает улицы Сухуми. Я иду со школы.
   - Макс, пошли на рыбалку! - окликает Астамур. Он стоит в синих штанах-трениках, поношенной, но чистой футболке и шлёпанцах на голую ногу.
   - Блин, Астик... Не могу... Я, это, на дачу должен. Бабушка и дедушка уехали, а хлеб не купили...
   - На дачу?
   - Ну, мы, это, купили осенью. За Шромами...
   - О, классненько! Помочь что нужно?
   - Ну не знаю...
   Астамур был бойким парнишкой, любившим похулиганить. Он учился в параллельном классе, а жил в одном дворе со мною.
   Моя бабушка, преподававшая Астамуру математику, считала его хулиганом и неуправляемым учеником. Но я с ним очень дружил.
   С ним было интересно. В отличие от шпаны, он не курил, не резался в карты, не понтовался. Зато, благодаря тому, что много времени проводил в деревне, знал, как оседлать лошадь, как поймать руками усача в ручье... Да и вообще знал, как найти приключения на мягкое место.
   Вместе с ним мы устроили "школу кун-фу". Насмотревшись фильмов с участием Брюса Ли, накупили на рынке переснимков, но которых были изображены приёмы из различных единоборств, стойки и ката, и принялись бегать в парк, где на скрытой от посторонних глаз поляне пытались повторить нарисованное.
   И вот мы с Астамуром стоим возле моего дома, и обсуждаем проблемы жизни в деревне. Астик рассказывает, что стоило бы купить из инструмента, как лучше обрабатывать землю, как заготовить дрова... А время-то капает...
   Спохватился я тогда, когда 41-а автобус уже отчаливал в свой дневной маршрут от остановки у рынка.
   Приуныл...
   - Слушай, ты чё это расстроился? - пытается подбодрить Астик.
   - Да, блин, бабушка ждать будет. И дедуля...
   - Ну, ты пешком от Шром рубани!
   - Да там далеко - бросил я "взрослый" аргумент, но сам ощутил, как глаза мои загорелись... Вот только попутчика бы... Одному идти скучно будет.
   Астамур, словно прочтя мои мысли, подхватил: "А давай вместе пойдём! Твои не против будут, если я в гости наведаюсь?!"
   - Да нет. Только рады. Бабушка с тобою алгебру повторит - пошутил я.
   - Чур, меня! - рассмеялся Астик - Я сам её учить буду, как цалдой пользоваться, как тохать! Только у родителей отпрошусь...
   Через полчаса мы уже едем в автобусе 41 маршрута. Того маршрута, который не доходит до Развилки 7 километров.
   У меня за спиной рюкзак. "Малышок" - типа "Туриста", только маленький - меньше вещмешка. Хотя, много ли надо 9-летнему пацану?
   - Астик, я дорогу не знаю. Не помню.
   - Да не дрейфь! Мы сейчас по пути разберёмся.
   Развилка у Каман. Куда идти? По нижней, или верхней дороге? Вроде бы, автобус ездил по верхней.
   Ступили не верхнюю.
   Под ногами клубится белая известковая пыль. Щебенка дороги шуршит. Солнечные лучи пробиваются сквозь ещё пока нежно-зелёный полог.
   Вот из-под ног выскользнула изумрудная ящерка, и скрылась в травке у обочины.
   Вот шорох по кустам - какой-то зверь при нашем приближении ломанулся в лесную чащобу, сталкивая лапами вниз по склону десятки мелких камешков.
   Ага, а вот и камнедробилка. Значит, верно идём.
   Астик достал из кармана нож, вспорхнул птицею на склон, и вернулся, неся в руках две свежесрезанные палки из лещины. Одну протянул мне: "Опирайся, легче идти будет. Тут щебёнка нас сейчас утомит"
   Идём. А у Астика глаза горят: "Какие ништяк места! Вот бабушка твоя умно сделала, что тут дом купила! Какие ништяк места!"
   - Ещё приедешь со мною?
   - Это от твоей бабушки зависит! - хитро хихикнул Астамур - Мне тётя сказала, что если опять тройки в четверти будут, вообще гулять перестанет пускать. А у меня по математике тройка. И я вообще эту математику не понимаю!
   - Зато у тебя по физкультуре твёрдая пятёрка! И по трудам!
   - Да это, как раз, мало кого волнует. - Разводит руками друг.
   Вот и полог леса расступился. Справа и слева раскинулись кукурузные поля. Справа за полем - лес. Слева - ущелье. А за ним, на горе, в отрыве ото всей цивилизации, большой белый дом.
   - Интересно, как они там живут - махнул рукой мой попутчик в сторону строения.
   - Не знаю. Может, у них вертолёт свой есть?
   Развилка дороги. Я опять в нерешительности.
   Астик, видя это, подкидывает монетку.
   - Орёл, или решка?
   - Давай орёл - направо, решка - прямо!
   Пятак завертелся в воздухе, блестя на солнце своими боками, и плюхнулся в руку друга.
   - Орёл! - торжествующе произнёс он.
   Пошли направо. Но метров через сто я понял, что дорогу не узнаю.
   - Астик, ты же говорил, что монетка не ошибается!
   - Так она и не ошиблась! Она помогла нам узнать, что направо неправильная дорога! - хохочет Астамур.
   Ох, сколько потом я ходил по этому маршруту!
   Узнал, что и та дорожка, которой повела нас монетка, была верной. И узнал, где кусочками по сотне метров можно срезать от пути больше километра. И узнал, что и через Каманы легко пройти к нашему дому. Только маршрут выходит вместо 7 во все 10-15 километров.
   Но это потом. А сейчас мы с Астамуром подошли к Развилке.
   Хочется пить.
   - Куда теперь? - спрашивает друг.
   - Налево по дороге. - Машу я в сторону силосной башни и домов.
   Пошли в том направлении. Но около башни, в тени чинара, остановились.
   - Макся, а где дом ваш?
   - Вон там - показываю вниз, в сторону фермы.
   - А чего мы по дороге идём?
   - А где ещё идти-то?
   - Ты серьёзно думаешь, что, вон, кто на ферме работает, каждый раз с автобуса круголя по дороге выписывает?
   Пожимаю плечами.
   - Айда через поле!
   - А не заругают?
   - Слушай, тут не город! Тут не маленький огородик на даче. И каждая кукурузина тут не на счету. Тут не за что нас ругать!
   Нерешительно перелезаю через забор из длинных жердей, набитых горизонтально на столбики.
   Астамур уже давно перемахнул через это ограждение, и с хитрою улыбкой смотрит на меня.
   - Ну что ты будто по огородам не лазил?! Невинность из себя строишь! Кто с Власом был, когда тому на прудах солью в зад зарядили?! - припоминает мне друг рыбалку на прудах рыбного хозяйства.
   - Я вот и не хочу солью получить! - осторожно озираюсь я.
   Астамур в ответ хохочет: "Да вон, гляди, тропинка протоптанная! Тут люди толпами ходят, а ты боишься!"
   И, вправду, со стороны остановки по полю протянулась тёмная венка тропинки. Даже поле рядом с нею не пахано - видно, давно и часто ею пользуются.
   Побежали вниз по тропе. Бегу, наслаждаюсь красотою. Птицы щебечут - надрываются, кто кого перекричит. Горы - великаны со всех сторон, будто богатыри, прилегшие отдохнуть и выспаться.
   Впереди, в ущелье, журчит, блестит в солнечных лучах серебряной фольгой быстрая река. А там, впереди, сквозь ущелье между склонами гор, проглядывают сахарные головы ледников на островерхих вершинах.
   У фермерского двора Астик остановился.
   - Справа родник.
   - Откуда знаешь?
   - Видишь, над кустами по склону всё сухо, а после - ручей.
   Перелезаем через забор фермы. Подходим к кустам.
   И впрямь, там, огороженный от грязи цементной ванной, бьет ключ.
   Напились всласть.
   Продолжаем путь.
   - Эй, ребята! Чьи будете? - окликнул нас кто-то.
   Оборачиваемся.
   В дверях пастушьего домика показались два мужика.
   Один низенький, коренастый. В сером пиджаке и кепке. Профиль загорелого не по сезону морщинистого лица выдаёт грека.
   Второй высокий, статный, с аккуратно стрижеными усами, но одет похуже. На ногах сапоги. На плече свёрнутый кольцами хлыст.
   - Куда, откуда идёте одни? - поинтересовался коренастый.
   - У меня бабушка дачу тут купила - отвечаю - Там, у развилки на СухумГЭС.
   - А! Лена! Знаю! - обрадовался коренастый - Соседями будем! У меня дом вон, на горе - и махнул рукой вверх по склону в сторону остановки. А я про себя тогда подумал: "Нифига себе, соседи! До этого соседа пару километров хода!"
   - Я - Костя - протянул руку коренастый.
   Рукопожатие, несмотря на небольшой рост, было крепким.
   - А я - Саша - протянул руку его товарищ - Если что нужно: молочка там, сыра, сметанки - всегда пожалуйста! Вы, городские, наверное, неразбавленного молока и не пробовали!
   - На лошади умеешь ездить? - спросил меня Костя.
   - - Астик показывал - кивнул я на Астамура.
   - Ну и отлично. Тут на ферме 5 голов лошадей мои, сейчас уже вспахал всё - можешь брать кататься.
   - А на чём доехали? - поинтересовался Саша.
   - До Каман на автобусе, а потом пешком.
   - Молодцы! - немного удивлённо поднял брови Саша. - А по сколько лет вам, туристы?
   - По девять, примерно - полушутя ответил Астик.
   - Ладно, ребятки, нам пора. Если что, рады гостям очень будем! Маме Лене и папе привет!
   - Бабушке - поправил я его.
   - Ребят, вы можете тут путь срезать - показывает Саша на тропинку, нырявшую в кусты, перпендикулярно дороге.
   Так состоялось наше с Астамуром знакомство с соседями.
   Бабушка, встретив нас у калитки, как мне показалось, нисколько не удивилась.
   Прошли в дом. Астамур всё не переставал нахваливать бабушкино приобретение.
   Перекусили.
   Прошли в сад.
   Некоторые углы участка уже заросли колючей, цепкой ежевикой. Некоторые - ольхою.
   - Расчищать надо приговаривал Астамур, осматривая участок. - А то всё совсем затянется.
   Ну, расчищать, так расчищать.
   Я прошёл в дом, взял топор...
   Астик с интересом наблюдал за мною.
   - Топор-то зачем?
   - Сейчас расчищать и пойду!
   - Да кто же ежевику-то топором чистит! - расхохотался друг - Тут цалда нужна!
   - Кто-кто?
   - Блин, Макся, не гони! Подвал есть у вас? Там от старых хозяев, точно говорю, лежит!
   Я махнул рукою в сторону двери "нулевого" этажа.
   Астамур нырнул в проём и из полуподвала послышался скрежет и грохот разгребаемого хлама.
   - Да тут у вас столько классного всего! - раздаётся восхищённый голос из-под дома. - Вау! Ништяк!
   - Бумс! - прервал реплику стук падающей жести.
   - О, вот инструмент - раздалось сквозь грохот. И спустя несколько секунд, взлохмаченный и запылённый, на пороге появился искатель цалд. В руке у него было нечто, напоминающее смесь обуха топора и крючковатого клюва хищной птицы.
   Я с удивлением уставился на странную заржавленную железяку.
   - Вот этим подрубаешь корень, а вот так вот потом раз - и вытаскивает колючку. - объясняет Астамур. -Ща, короче, покажу.
   Через полчаса он уже изготовил из побега фундука длинную ручку: "Всё равно вам его редковать надо, а то одичает" - заточил рубящую грань цалды, и вот мы стоим перед зарослями ежевики.
   - Вот, смотри - Астик запустил обух инструмента в самые заросли, рубанул там. Потом ещё раз, ещё. И вот он оттаскивает рукояткой огромный ворох колючей зелени.
   Перехватываю у него инструмент. Замах... Удар...
   - Ну да, примерно так. Только осторожнее - о камни затупишь...
   Тогда я был поражён тем, как всё у Астамура спорилось в руках. Может быть, по математике у него была тройка, но зато в плане хозяйственности ему можно было поставить твёрдую "отлично". Как, впрочем, и за сообразительность.
   В тот день я научился многому.
   Дедушка, принеся топоры, показал, как правильно рубить и колоть дрова. А затем мы с другом от души наваляли ольхи, осучковали её и притащили к дому.
   - Макс, ты не думай, что дров много бывает - приговаривал при этом Астамур. - К тому же, это ольха. Она прогорает на раз.
   Затем мы косили, несмотря на то, что на дворе лишь весна, высоченную, выше моего роста траву.
   Потом соорудили в ольховой роще шалаш с твёрдым намерением заночевать в нём.
   А потом.
   - Ребятки, пойдёмте за водой! - бабушка протянула нам два больших жестяных ведра.
   Вышли из дома. Опять в маленькую калитку. Вновь нырнули под полог самшита.
   Сказочный мир.
   Яркая, невысокая, сочно-зелёная трава. Россыпи незабудок. То тут, то там, корявые, как из мультфильма, силуэты поганок.
   И среди всего этого - камни. Огромные валуны, укрытые глубоким, топким одеялом мха.
   Мох повсюду: на тропе, на камнях, стебли травы пробиваются сквозь моховую перину.
   И даже ветви крепких, как сталь, деревьев укрыты мхом.
   Зелёные кудри свисают с ветвей к земле длинными бородами. Виднеются под самыми кронами.
   А оттуда, из разрывов невысоких крон, бьют в землю, словно от прожекторов, яркие солнечные лучи, выхватывая из сумрака самшитового леса хитросплетения стеблей цветов, блестя, словно в гранях бриллиантов, на редких росинках, играя в вычурных узорах паутины.
   Тонкая тропинка вьётся среди камней, петляет между зелёными стволами.
   И вдруг она обрывается. Овраг. Тот самый, что мы не смогли преодолеть в прошлый раз.
   Но сейчас его русло сухо. Коричнево-серые камни, будто покрыты вековой пылью. Словно и не проносилось здесь мутного ревущего потока.
   Спуск по тоненькой дорожке на дно.
   Вот и камешки заскрипели под подошвами кед.
   И сразу - подъём на другой берег.
   - Тут раньше подвесной мост был - говорит нам бабушка - но хозяева дома уехали, за ним перестали ухаживать, и люди его убрали, что бы чего не случилось.
   Тропинка резко повернула влево и пошла под уклон.
   И где-то рядом - рукой подать - послышался шум падающей воды.
   Шаг, другой... Куда теперь? Впереди только край скалы обрывается многометровой стеной вниз. Даже вершины высоких вековых деревьев ниже нас - колышутся где-то там, вдали, баюкаемые ветрами.
   Но ещё шаг, и права, из-за огромного валуна проглянула водная гладь.
   И вот мы на небольшой площадке.
   А справа от нас зияет жерло пещеры.
   В ширину оно метра три. Но в высоту - полтора.
   Солнечный свет пробивается вглубь на несколько метров, подсвечивая полупрозрачные сосульки сталактитов. А дальше - тьма. Бездонная тьма. И из этой тьмы навстречу нам бежит чистый, как солнечный свет, ручей.
   Выбегает из пещерки, задерживается в небольшом - метра два в длину, метра полтора в ширину и с полметра в глубину - озерце, что бы потом сорваться с головокружительной кручи звонким водопадом.
   А дальше, за площадкой, между нами и соседней, кучерявой от зеленых крон деревьев, горой, широкое и глубокое ущелье. И где-то там, в его глубине, блестя в солнечных лучах, пенясь в перекатах и красуясь озёрцами и омутами, бежит река. Река с именем гордой горянки, Гумиста.
   А над этим всем - небо. Иссинее. Бездонное. Бескрайнее.
   Гордые орлы выводят в том небе свой хоровод.
   Вольные облака несутся куда-то, в сторону своего неведомого дома.
   И Солнце заливает с него мир своим тёплым и ласковым светом. Мир, в котором, кажется, мы будем жить вечно. Будем жить ненасытной, яркой жизнью. И думается, что впереди только счастье, только радость. Впереди ещё всё детство! Впереди - миллионы открытий. Впереди - вечное наслаждение этой землёй, редкой удачей жить здесь.
   Кажется, впереди - целая жизнь. Яркая жизнь.
   Набрали воды. Астик с лёгкостью подхватил ведро, и побежал по тропинке к дому.
   Я же своё поднял с трудом. Ох, как непривычно!
   Потопал, расплёскивая воду, вслед за другом.
   Теперь уже не до любования природой. Осилить бы ношу!
   Вот и день начал подводить черту под своими делами. Минута, другая. Поблекли краски. Прохлада опустилась на сад, на травы, на камни и цветы.
   И вот уже яркие южные звёзды усевают небосвод, да луна косится на нас, восхищённо взирающих в глубину космоса...
   В шалаш ночевать не пошли. Стоило солнцу скрыться за хребтами гор, сразу похолодало.
   Бабушка с дедушкой вынесли на веранду стол. Зажгли керосинку. К дому ещё не протянули снятые предыдущими хозяевами электрические провода.
   На площадке перед домом дедушка разжёг костёр. Пока нагорал жар, приправил куриную тушку, соорудил мангал, да вырезал из лещины пару шампуров.
   И вот мы уже вдыхаем аромат коптящегося над углями мяса.
   Бабушка в это время нарезает овощи. А Астик заваривает по собственному рецепту ароматный чай из смеси чайной заварки и собранных где-то тут, прямо на участке, трав.
   А ночь наполняется шумом и гомоном.
   Где-то на соседней горе раздался волчий вой.
   А вот заухали совы.
   А вот кто-то неизвестный заскулил в черноте леса. Его крик, то жалобный, то сердитый, носится по ночному миру, словно приведение, пугая, будто бы случайно забредших в этот сказочный мир, людей.
   А мы сидели на веранде в неверном свете керосинки. Ели горячую, только с углей, ароматную курицу, сочный салат, отламывали ломти от душистого каравая и запивали их душистым, терпким чаем.
   Горы живут своей жизнью. Неповторимой, неподражаемой. Вечной жизнью без конца и начала.
  
   Так началась череда наших поездок на дачу.
   Тогда, много лет назад, всё это: эти, казалось, нетронутые леса, эти ручьи и горы, эти пещеры и пёстрые заросли - всё это было манящим, необычным. И каждый день - новым.
   Природа меняется на глазах. Кажется, вот, вчера только ветви черешни были укутаны пухом цветов. А сейчас смотришь, уже темнеют среди зелени листвы тяжёлые, будто бы чёрные от спелости ягоды.
   Ещё вчера лес был светлый, убранный сочной молодой листвой. А сегодня глядишь, кудрявится тёмной зеленью. Шелестит в ветру провисшими под собственной тяжестью ветвями.
   И каждый день - новое открытие. Каждый день, проведённый среди этих скал, в тени деревьев, на реке - каждый день, это приключение.
  
   Разгар летних каникул.
   Астик для чего-то приехал из деревни. Ну и, естественно, я его сразу же позвал с собою, на дачу.
   И вот уже мы вдвоём со смехом подскакиваем на заднем сиденье тряского автобуса.
   Где-то под сидением, среди ног, носится от борта к борту тяжёлый чёрный диск запасного колеса.
   С громким шорохом, словно шипя, оно скользит по запылённому полу, гулко ударяется о стойки сидений, борта, панели обивки. А затем, на следующей кочке, отскакивает обратно, что бы с шипением пронестись у самых ног.
   Автобус подпрыгивает на кочках. А мы хохочем, подлетая на заднем сидении.
   Эти места самые тряские. Именно поэтому ездить на них веселее всего.
   Из-за "запаски", которую водитель нашего автобуса всегда кидает под задний ряд кресел, мне бабушка с дедушкой не особо охотно разрешают ездить на этих сиденьях.
   Но сейчас бабушка и дедушка далеко. Бабуля дожидается нас на даче. А дед - дома, в Сухуми. Небось, придет с работы, пойдёт на пляж... Ну, ничего! Мы сегодня в реке накупаемся!
   А автобус, хрипя усталой коробкой передач, да взвывая натруженным двигателем, ползёт всё выше, и выше.
   Солнечный свет пробивается сквозь кроны деревьев, расцвечивает пятнами белую от пыли каменистую дорогу. И от этой светотени дорога выглядит выкрашенной в камуфляж.
   - Тыр-р-р-р-р-в-в-в-з-з-з-з! Хр-р-р-р! - тарахтит жёлтый ПАЗик.
   Открытый люк цепляет низко нависшую ветвь, и в салон, с шелестом и треском, летит охапка жесткой зелёной листвы.
   - Слушай, Астик! - вспоминаю я - Мы в тот раз с Власом на горку за дом дяди Кости ходили. Там, в лесу, видели каменные плиты.
   - Покажешь? - глаза друга загорелись.
   - Конечно! Пошли сегодня!
   А автобус, с треском, хрустом и урчанием, бежит вверх и вверх, всё дальше от реки, всё ближе к вершине горы.
   Поворот.
   Ещё поворот.
   И вот из кабины раздался голос водителя: "Ребята! Развилка!"
   Автобус притормозил, дверь-гармошка со скрипом сложилась, и мы, только и крикнув: "Спасибо!" - выпрыгнули на залитую солнцем придорожную полянку.
   Автобус взревел, захрустел, затрещал, и, обдав нас облаком пыли, подпрыгивая в выбоинах и на кочках, покатился за поворот, туда, вперёд, где у горизонта горят белым сиянием островерхие снежные вершины.
   Вон они, кажется, протяни руку, и сорвёшь белый многогранный бриллиант. И будет он сиять в ладони...
   Автобус скрылся за поворотом, унеся с собою весь шум и треск.
   И вот мы стоим на развилке дорог. И только шум ветра, да птичье многоголосье носятся в воздухе над нами.
   Ни криков, ни городского гомона, ни тарахтения двигателей... Ничего. Только ветер и птицы. Да шелест листвы. Да бриллианты вершин у горизонта.
   Подхватили сумки и рюкзаки. Потопали к дому.
   Проходим мимо фермы. Она пуста. Только ставни скрипят на ветру... Сюда бы ещё перекати-поле, и, точно, картинка из вестерна получится.
   Ферма ушла в горы.
   Каждое лето пастух дядя Саша выгоняет коров туда, ближе к горящим белым пламенем вершинам. Там и трава сочнее, и гнуса нет.
   А сейчас на ферме - никого.
   Поскрипывают не мазаные петли. Да ветер завывает в закоулках пустого помещения.
   - Вау! Тут в ковбоев классно играть! - пришла в голову Астику мысль.
   А что? У дяди кости есть кони. Он даст нам покататься.
   Осталось дело за малым. Где взять револьверы?
   Идём по тропинке, чешем затылки...
   - Слушай! - приходит мне идея в голову - А давай вырежем их из дерева!
   - А что, давай!
   Бегом побежали вниз по склону к калитке.
   - Бабушка!
   - Елена Ефимовна!
   Врываемся во двор, кидаем поклажу на крыльцо, и, не дождавшись, пока бабушка появится на веранде, несёмся вниз по склону, в ольховую рощу.
   - Ребятки, куда вы? - сзади раздаётся голос.
   Но нам уже не до этого. Каждый уже выбрал по толстой ветке, достали ножи и сосредоточенно срезаем их. Мы сегодня будем ковбоями!
   Бабушка вынесла во двор стол и раскладные алюминиевые стулья с высокими спинками.
   Мы, не отвлекаясь от изготовления нашего "оружия", наворачиваем гречневую кашу с мясом, и тут же, за столом, продолжаем вырезать игрушки.
   И не беда, что на настоящие они походят только издалека. Зато мы их делаем сами - а у нас во дворе самодельные вещи ценятся куда выше, чем даже самые "крутые" "покупные".
   И вот, запихнув "револьверы" за пояс, мы уже топаем обратно, туда, наверх, к остановке. Сегодня мы решили выпросить у дяди Кости лошадей, и устроить родео. Или охоту на бандитов. Или нападение на дилижанс с деньгами. Чем мы займёмся, мы ещё не решили.
   Дядя Костя против наших покатушек на лошадях не возражал.
   - Только, ребята, без сёдел неудобно будет. Возьмите в сарае.
   - Деда, можно я с ними? - внук дяди Кости, Одиссей, коренастый мускулистый мальчишка - просится с нами.
   - Иди. И лошадей поймать поможешь.
   Полезли в сарай. Сёдел не видно.
   - Да давайте так! - предлагает Одиссей.
   Схватили верёвки, и побежали обратно на ферму.
   И вот уже наша троица взгромоздилась на трёх жеребцов, опутанных самодельной сбруей.
   Одиссей и Астик отлично держатся верхом. А мне непривычно. Я мало ездил на лошадях. Но показать это стыдно.
   - И так, - объявляет Астамур - сегодня по этой дороге будет проезжать дилижанс с деньгами! Предлагаю захватить его!
   - Да! Добыча будет огромной! - поддерживаю его.
   И, пристёгивая коней хворостинами, мы понеслись по полю в сторону дороги.
   Сидеть без седла неудобно.
   Взмыленные бока коня обжимают голые ноги. Скользко. И немного страшно.
   Но я вижу, как лихо гарцуют впереди друзья, и стараюсь не отставать.
   Перелетели через изгородь.
   И тут внизу, где-то около нашего дома, послышался шум мотора трактора.
   - Дилижанс! - Одиссей выхватил сучковатую ветку, которая символизирует его "Винчестер".
   Осадили коней. И повели их в тень кустов, за заросли ежевики.
   Шум трактора всё ближе, и ближе...
   И вот на дороге показалась синяя "Беларусь" дяди Карло.
   Со свистом и гиканьем вылетели мы наперерез. Кони ржут, Астик поднял своего на дыбы. Я целюсь из своей палки, и кричу: "Бах! Бах!"
   Трактор резко остановился.
   Одиссей соскочил с лошади, и кинулся к кабине: "Эй, в дилижансе! Вы задержаны! Давайте деньги!"
   Дядя Карло хохочет: "Эй, ковбои! За эти деньги шериф сдёрнет вас на виселицу!"
   Но я делаю: "Бах! Бах!" - и дядя Карло, картинно схватившись за грудь, поникает в кабине.
   Дилижанс взят!
   Добыча у нас!
   Астик срывает с придорожной ольхи пару десятков листьев - это будут доллары.
   - Поехали в лес делить деньги! - кричу я - Астик, помнишь, мы хотели на горку выше дяди Кости подняться?
   Разворачиваем коней, и мчимся вверх по пыльной дороге.
   А сзади слышим тракториста: "Ох, дети!" - а потом: "Эй, ковбои! Коней не загоняйте!" - но мы уже скрылись за поворотом.
   Тут осадили скакунов. Пошли дальше неспешно, радостно обсуждая детали засады.
   Вот и дом дяди Кости. Его жена, тётя Маргарита, машет нам, стоя на крыльце.
   Вот проехали дом тёти Лены. В доме тишина. Во дворе тоже никого. Видно, все разбрелись по делам.
   Дневной зной висит горячей пеленой в воздухе. Трещат насекомые. Поют птицы. Что ещё нужно для счастья?
   - Одиссей, а ты, когда вырастешь, кем будешь? - спрашиваю я одного из друзей.
   - Я... Я в Грецию уеду, и буду автомехаником. Там они хорошо зарабатывают. Буду летом сюда приезжать, бабушке и дедушке привозить подарки. А когда много денег заработаю, опять сюда вернусь. У меня своя ферма будет.
   - А ты, Астик?
   - Я... Я не знаю. Я лесником стать мечтал. Я горы люблю. Природу люблю. Буду в лесу жить. Охранять его.
   - Ага, и деревья пересчитывать! - хором смеёмся мы.
   - Ну, деревья не знаю... Я ещё на компьютере научиться хочу... Но там, говорят, математику знать надо. А я в ней не силён.
   Я, может, учителем карате стану! Вот! У меня со спортом всегда хорошо было! - Астик прямо посветлел. - Вот, буду лесником работать, а в свободное время карате преподавать!
   - А ты кем быть хочешь? - оборачиваются ко мне друзья.
   - Я... Я - военным. Или зоологом. Буду зверей изучать...
   - О, зоологом будешь, вместе по лесу ходить станем - смеётся Астик. - Я тоже зоологом быть хотел. Даррела читал? Вот мне он очень нравится. Но там мороки много - прибрать за зверями, накормить, помыть их, лечить... Это, как в деревне... Нет, не так интересно...
   - Слышь, Астик - предлагаю я - а давай, когда в армию пойдём, вместе в военкомат придем, и попросим, чтобы нас вместе служить отправили. Нас же одновременно призывать будут!
   - Давай! Но я в горах служить хочу.
   - И я. Или на море.
   - Нет, на море - долго. Там четыре года служат, во флоте. Я хочу два года отслужить, и потом работать пойти. Может, ещё учиться пойду потом - не знаю...
   - Ну, в общем, в военкомат вместе пойдём! - мы свели коней, и хлопнули по рукам.
   - А ты куда служить пойдёшь? - обращаемся к Одиссею.
   - Я... Я не знаю... Я пока не решил... Мне ещё долго до армии.
   - Ну и нам долго! 10 лет почти!
   - Ну не знаю... Куда призовут, туда и пойду...
   Дорожка юркнула в чащу леса, и спустя мгновения нас окутала влажная прохлада.
   Этот лес не жаркий. Не знаю, почему.
   Куда ни кинь взгляд, повсюду заросли лещины, ветви которой усыпаны неспелыми орехами.
   Свернули с тропинки.
   Запах лошадей смешался с ароматами цветов, прелой листвы, душистой смолы.
   Редкие сосны то тут, то там виднеются посреди разнолесья.
   Земля почти без растительности - свет почти не пробивается сквозь густые кроны.
   Сказочный лес.
   Остановились, что бы насладиться сумрачной красотой. И в ту же секунду в воздухе повисло тоненькое многоголосое: "В-з-з-з-з-з!" - и мои ноги, торчащие голыми из шорт, да оголённые из-под футболки загорелые руки, вмиг покрылись слоем жадного комариного племени.
   - Хлоп! Хлоп! - хлопаем себя. А потом: "Но, поехали!" - и не разбирая дороги ломимся сквозь буреломы лесной чащи. А за нами, тоненько звеня, несётся серыми облачками гнус.
   Треск ветвей под лошадиными копытами, хлопки наших ладош, звон комарья - всё спуталось, смешалось.
   И вдруг: "Тпру!" - осаждаю своего жеребца - Астик, Одиссей, что это?
   Среди зелени лещины, на выхваченной из сумрака пробившимся сквозь густые кроны лучом света, папоротниковой полянке, громоздятся друг на друга огромные каменные плиты. Будто бы стоял здесь дом великана, но не вынес ударов стихий, и рухнул.
   Подъехали, похлёстывая себя вениками из свежесломанных веток.
   Плиты, толщиной сантиметров 40, длиной метра 3-4 и шириной метра 2, лежат кучей.
   Одна из них стоит на ребре. Ещё три, расколотые в нескольких местах, привалились к ней так, будто бы они когда-то стояли коробкою.
   А поодаль, из высоких кучерявых зарослей папоротника виднеются обломки ещё одной.
   - Это что, такое? - удивился я - Похоже на штуку, что стоит перед городским музеем.
   - Ага, точно, дольмен! - подтверждает Астик.
   - Да тут их несколько штук! - вдруг выдает Одиссей.
   Мы замерли, отвесив от удивления челюсти. Я - оттого, что сам факт наличия в этих чащах чего-то жутко древнего удивлял. А Астамур ещё от того, что знал о предназначении дольменов - в незапамятные времена в них хоронили знать. И если тут есть другие сооружения, то мы находимся в по-настоящему культовом месте.
   Поехали дальше.
   Одиссей показывает нам белые руины других сооружений.
   Вот просто нагромождение обломков. А вот кое-что и поцелее - в глуши чащи возвышается П-образная конструкция из трёх сохранившихся плит. Две из них стоят вертикально, а ещё одна образует крышу.
   Но комарьё тоже не расслабляется. И, спустя полчаса, мы, искусанные и исхлёстанные, вынуждены повернуть коней.
   И вот снов солнечный свет бьет по глазам.
   Снова пылится белая дорога.
   Но всё. Пора домой.
   Спускаемся к ферме. Отпускаем жеребцов.
   И вот Одиссей, помахав рукою на прощание, побежал вверх по склону.
   А мы идём к дому. Солнце уже давно минуло свой зенит, и валится к горизонту.
   Ещё немного, и пронесётся над горами короткий, как миг, закат, и этот дивный мир попадёт в объятья бархатной тёмной ночи.
   - Астик, а вот ты до скольки лет хотел бы дожить? - спрашиваю друга, почёсывая на ходу зудящие места комариных укусов.
   - Я? Я думаю, человек живёт, пока он сам хочет. Или пока нужен другим.
   Поэтому я буду жить вечно.
   - Потому что всегда будешь нужен?
   - Нет! На счёт нужен - не знаю. А вот то, что я обожаю жизнь, это точно! А ты?
   - А я тоже думаю, что жизнь - одна. И надо наслаждаться каждым её мгновением. Её надо пить жадными глотками. И радоваться даже самому тяжёлому мигу. Потому, что он не повторится.
   - Да ты-поэт! - Астамур рассмеялся - А думаешь так же, как я.
   - Ну не зря мы вместе в военкомат пойдём!
   А теплые сумерки уже укутывают мир.
   Час - полтора, и вот уже искры костра несутся к небесам, к огромным южным звёздам.
   Мы ужинаем во дворе.
   Вдыхаем аромат приготовленной на огне еды. Вдыхаем аромат костра. Погружаемся в аромат ночи.
   А мир наполнен мириадами звуков. Скрипы, уханья, вой, лай - всё перемешалось в этом полном мире.
   Но ночь, словно вода губку, всё сильнее и сильнее пропитывает окружающую реальность.
   И вот уже мы, устав любоваться ночной красой, побрели в дом.
   Завтра будет новый день.
   Завтра будут новые приключения.
  
   Проснулись поздно.
   Я вышел на уже раскалённый солнечным жаром двор. Стою, наслаждаюсь тишиной знойного леса.
   - Ребятки - раздался голос бабушки - не поможете огород перекопать?
   - Да, конечно, Елена Ефимовна! - отозвался Астамур.
   Спустились в подвал.
   Я схватил первую попавшуюся лопату, а друг копается с среди инвентаря.
   - Макс, а где у вас вилки?
   - Вилы?
   - Нет, вилки. Для копания.
   - А я не знаю, что это такое.
   - Ну это такой инструмент. У него два стальных зуба, и уголок для упора. Что бы глину копать.
   - Слушай, я не видел ни разу такого.
   - Ну ты что. Везде, где глина, таким копают! Зубья в землю легко входят. Потом на уголок упираешь вилку, и на себя толкаешь. И она слой земли выворачивает.
   - Не знаю. Таких нет у нас - пожимаю плечами.
   - Ладно, пойдём лопатами копать. - Астик схватил ближайшую лопату.
   На жаре копать лень. Я тычу остриём своего инструмента в твёрдую неподатливую землю.
   Раз. Ещё раз. Корни травы мешаются... Ох, и для чего копать-то? Ради второго урожая картошки? Может, ну его...
   Ещё разок копнул. Уже спина устала.
   Солнышко печёт. Жарко. Хочется на реку.
   - Макс, я всё - раздался голос Астика - Тебе помочь?
   Оборачиваюсь. Ну ничего себе! Он уже закончил перекапывать свой участочек! И когда успел?
   - Давай!
   Минут двадцать, и участок под картошку перекопан.
   - Бабуля! Мы всё! Можно на речку? - кричу в сад.
   - Ой, молодцы, ребятки! Конечно, можно!
   Побросали лопаты. Бегом, сквозь залитый солнцем сад, понеслись к перелазу.
   - Слушай, Астик. А чего до реки переться? Может, прямо тут, в ручье искупаемся?
   - А что, мысль!
   Свернули к ручью...
   Вот, кажется, подходящая заводь.
   Я ступил в воду. Нет, мелка.
   Пошли ниже по течению.
   Буреломы, нагромождения ветвей и поваленных стволов.
   Идти тяжело. То и дело, приходится перелезать через проламывающиеся под ногами препятствия.
   А русло ручья всё глубже и глубже врезается в раненый бок горы. Всё выше и выше каменистые, укутанные колючей ежевикой, склоны по сторонам.
   Сыро.
   Вот уже и от дневной жары не осталось и следа.
   Вот, зашипев, поползла куда-то в кусты огромная змея.
   Вот и лягушек уже не слышно.
   Ещё полсотни метров пути...
   Остановились.
   - Слыш, Макс, тут купаться как-то неуютно - озирается по сторонам друг.
   - Ага. Давай, попробуем с другой стороны обойти.
   - А как это?
   - Помнишь, если мимо нашего дома к реке идти, у поворота холм есть. За него какая-то тропинка заросшая уходит. Она как раз там, где ручей из ущелья должен выбегать. Давай туда!
   Повернули назад. Обратно, в горку, преодолевая переломанные нами же завалы, идти ещё труднее.
   Уже по нескольку раз поскользнулись на мокрых склизких камнях, бухнувшись в холодную воду.
   Над головою порхают с ветки на ветку птицы.
   Вот и белка пронеслась по ветвям с одного берега ручья на другой.
   Опять плюхнулся в воду. Разбил об острые грани расколотого валуна колено.
   Камешки хрустят под ногами.
   По сторонам глинистые склоны сменяются белыми костями скал, будто тут, в ране, протёртой ручьём, обнажился скелет горы.
   Ещё завал. Ещё...
   Но вот и выбрались.
   Чертыхнулись, и пошли к перелазу.
   Дорога за перелазом резко свернула направо. Ручей бежит под ней - в огромной трубе, врытой поперёк.
   Справа от дороги, перед поворотом, возвышается огромное, в несколько обхватов дерево.
   - Слышь, Макс, а сколько ему лет? - задирает вверх, в надежде разглядеть вершину, мой друг.
   - Не знаю... Несколько веков, это точно.
   - Прикинь, если мы будем жить столько же?! Это сколько всего можно увидеть!
   Давай запомним это дерево, и, когда будем взрослыми, вместе придем к нему, и посмотрим, насколько оно ещё раздалось?
   - Ага. И тогда можно прикинуть, сколько оно уже растёт. - толкнул я глупую мысль.
   Пригляделись к огромному стволу, возвышающемуся из хитросплетений колючек... Да... Великан...
   Топаем дальше. Над дорогой нависают, смягчая зной, густые ветви.
   Слева - горная круча. Справа - рваная рана оврага, в глубине которого журчит ручей.
   Вот и заветный поворот с холмиком. Тут уже нет древесной тени. Вовсю палит солнце, припекая густую зелёную траву по обочинам.
   А вот и заросшая, едва заметная тропинка, резво убегающая с дороги за этот холмик.
   Ступили на неё, и через несколько секунд кроны вновь сомкнулись над нами. Под крышей этого пряного зелёного леса уже не так жарко.
   Тропинка вильнула пару раз между стволами небольших деревьев, и пропала.
   Но она и не нужна. Густой, мягкий ковёр из трав чист. Ни вплетений коряг, ни узелков из зарослей колючек.
   Идём на шум воды. И он всё ближе, и ближе.
   И вдруг ветви расступились, и пред нами предстала неглубокая расселина. А в ней вряд, один за другим, срываются вниз водопады.
   Несколько ступенек водопадов. Первая где-то там, вверху. Только что мы до неё почти дошли по руслу. Последняя - где-то там, внизу, у самой реки.
   А вон, немного ниже нас, на террасе целых два водопада - второй примыкает справа - это, наверное, ручней из той пещеры, в которой мы берём воду.
   Терраски по высоте от пары метров до 5-7, наверное.
   И водопады разные - одни переливаются по всему борту ступени широкой и мелкой струёй. Другие, сплетаясь в тугой жгут, несутся вниз по проточенному жёлобу.
   И на каждой терраске - озерце. И в эти озёра, то шипя и пенясь, то грохоча, то шелестя и журча, срывается сверху вода.
   Солнце обдаёт своими лучами всю эту картину, зажигая яркие блики в струях, играя радугой в пелене водных брызг.
   Стоим, как зачарованные. А потом: "Пошли кататься на водопадах!"
   - А вещи где оставим? - осматривается Астамур.
   - Да зачем оставлять? Давай прямо в них! Мы и так все мокрые! - смеюсь я.
   Присмотрели место, где круча пониже, и бултыхнулись в озерце.
   Неглубоко. Чуть выше пояса.
   Зато там, где струя водопада врезается в скалу, можно нырнуть в студёную чистую воду с головой.
   И тогда тысячи пузырьков воздуха, вбитые в глубь летящей сверху водой, окутают тело, приятно защекочут его, закружатся вокруг белым вихрем.
   Подошли к краю террасы. С опаской посмотрели вниз. И потом, с шумом и плеском ринулись в струю.
   Сердце ушло в пятки. Скольжу по крутому наклонному жёлобу. В голове мысль: "Только бы ноги не сломать!" а потом другая: "Только бы успеть отскочить до того, как Астик догонит!"
   - Бултых! - ушёл с головою под воду. Ступни уткнулись в отполированное водою дно, колени согнулись... Но посадка мягкая.
   Лишь высунулся из воды, и - в сторону.
   А секунду спустя туда же, где только что был, с криком: "А-а-а-а-!" - влетает, размахивая мокрой футболкой, Астамур.
   Уф! Здорово!
   Так, впереди ещё несколько порогов. Вперёд! Вон, Астик уже мелькнул быстрой тенью вниз, в сторону реки.
   Ещё прыжок, ещё...
   От перепада давления слегка заложило уши.
   Но вот и последний водопад.
   Смеясь и вереща, сиганули в его струю. И, спустя доли секунды, оказались на дне ущелья, в паре сотен метров от рычащего потока реки.
   Здесь, на огромной каменистой площадке, у излучины, на земле - ни травинки. Только нагромождения серых и коричневых валунов, разогретых солнцем до состояния печки.
   Огромные, и крохотные, скруглённые и исколотые, белёсо-серые, и расцвеченные вкраплениями пород - эти камни образуют неповторимый ландшафт, зажатый в кольцо буйной зелени леса.
   И смотришь на эти многокилограммовые булыжники, и понимаешь, какую невероятную, нечеловеческую мощь таит в себе река, которая, когда ей вздумается, с лёгкостью играет этими глыбами. И во время этой игры, мутный ревущий поток кидает сотни, тысячи таких камней, словно мячики, словно жонглёр в цирке. Кидает, ударяет, шлифует и колет шутя, будто не из тверди они, а из податливой лёгкой пластмассы.
   Невероятная мощь.
   Вообще, я думаю, человек должен хоть иногда бывать в горах.
   На равнине, или в бетонных лабиринтах городов, в спасительных норках квартир, человек забывает, кто он есть. Впялив взгляд в "долбоящик", обыватель начинает считать себя властелином мира, неподвластным стихиям.
   Бескрайность Вселенной, дарующий жизнь огонь Солнца, безбрежные океаны - всё это становится не более, чем забавной абстракцией. Обыватель впадает в уверенность в том, что именно он правит всем, что его окружает. Впадает в уверенность в том, что ему всё с лёгкостью подвластно.
   И, если ни дай Бог случается беда, обыватель пугается, паникует. Он привык противопоставлять себя природе. Он забыл, что тоже частичка её. Он враждебен к миру. И мир враждебен к нему.
   Но в горах, видя эти ревущие после ливней потоки, проходя по дну ущелий, когда вокруг тебя высятся исполины гор, которым столько лет, что не счесть - твоя жизнь - лишь миг жизни их - когда видишь над головой огромные - руку протяни, и сорвёшь - звёзды - понимаешь, что ты - всего лишь песчинка в титанической вечности мира. И твоя жизнь, твои мечты, стремления - всё это ничто по сравнению со Вселенной.
   Но, несмотря на это, ты понимаешь, что являешься частью этого мира. Крохотной, слабосильной. Но неотделимой. И всё это: эти вершины, эти потоки, это Солнце, этот ветер - всё это для тебя. Но и ты - для этого. Часть природы. Вплетённая в мир тысячами нитей.
   И когда взбираешься на вершину очередного крутобокого гиганта, осознаёшь, что это не ты покорил гору. Это гора покорилась тебе, отдав этим дань уважения не царю Вселенной, а маленькой песчинке, решившей пойти вверх, наперекор обстоятельствам.
   Это трудно описать. Ибо горы учат человека двум для обывателя противоположным вещам: учат осознавать своё место, и учат уверенности в себе, в своих силах, учат вере в себя.
   И вот стоим с Астамуром посреди раскалённого каменного поля.
   Купаться уже не хочется - набултыхались.
   Стоим, и думаем, как идти обратно.
   По реке, вниз по течению, через ревущие перекаты - страшновато.
   По склону вверх... Ещё найти бы, где можно влезть на этот склон.
   Прошли до реки.
   Осмотрелись.
   Нет, чего-то желания снова лезть в воду нет. Больно бурный здесь поток.
   Ладно, сейчас решим.
   А пока разделись, выжали одежду и разложили сушиться на раскалённых, словно жаровни, камнях. А сами пока - купаться в реку. Ну не хочется поначалу. Но так чего жариться-то впустую?! Вот оно, счастье!
   Горы, ревущая перекатами река, небо с едва уловимыми перистыми облачками в бездонной выси... Где-то там, на юго-востоке, город с его летней суетой, толпами отдыхающих в переполненных троллейбусах. Где-то там, за горизонтом, люди решают глобальные, и не очень проблемы. Где-то митингуют. Где-то потягивают тёплое пиво у жёлтых ларьков. И никто не подозревает о том, что вот, плюнь на всю эту суету, поднимись сюда, в горы, и найдёшь маленький кусочек рая. Рая, которого всем людям так не хватает.
   Правда, проверить этот рай может, задать трёпку... Но, если человек пройдёт все проверки, если полюбит эти места, то поймёт, что сумел обрести нечто такое, что многим и многим недоступно.
   Порою, можно всю жизнь провести, уткнувшись в экран телевизора. Наблюдать за выдуманной жизнью киногероев, завидовать путешественникам. И не подозревать, что вот, протяни руку, и тут, совсем рядышком есть что-то такое, чего требует душа. И что проходит мимо, скрытое ширмой "голубого экрана".
   Здесь жизнь и счастье не придуманные. Здесь они настоящие. И доступны всем.
   Вылезли из реки. Обсохли. Оделись. Но подъём к дороге решили отложить.
   Где-то здесь, в кустах, на дне ущелья, должен бить родник. Он обязательно должен быть. Я о нём знал давно.
   Поток, который вытекает из пещеры, когда-то был гораздо мощнее, чем сейчас.
   Но после завершения строительства дороги туда, в глубь пещеры, свалили остатки неиспользованного аманала.
   И вот один из местных, который позже получил прозвище Хоккеист, решил зачем-то этот амманал взорвать.
   Пробрался в пещеру. Сунул в штабель шашку. Выбежать не успел. Взрывом выкинуло, как пулю из ствола, из пещеры. И повис мужик на ветвях вековых деревьев, рвущихся к небу со склонов около пещеры.
   Мужик выжил. Но от травм заработал сильный тремор. Из-за него постоянно тряс правой рукою, как хоккейный вратарь на воротах.
   А пещера дала трещину.
   Видимо, под ней была ещё одна полость. И часть воды стала уходить в неё. А из той полости - к подножию горы, где бьет фонтаном.
   Пошли с Астамуром по кустам, небольшим леском на мысике у подножия...
   Лазили долго. Нашли какой-то крупный родник. Но того, что должен бить фонтаном, так и не увидели.
   Устали.
   Повернули назад.
   Найти место, в котором можно было бы со дна ущелья взобраться на склон, не составило труда. А вот дальше.
   Сыпучий склон, устланный ковром годами опадавшей листвы, влажная духота леса, да дневная усталость свели на нет всю бодрость от купания. Но нам уже не до неё. Поднимаемся, поскальзываясь на мелких осыпях, да спотыкаясь о корни. Но сами довольны дневными открытиями донельзя!
   Правда, в эту поездку мы больше к водопадам не ходили. Да и не до них было.
   Объедались в саду яблоками, да начинавшими зреть грушами. Вечерами жарили на костре мясо.
  
   Костёр потрескивает. Искры несутся ввысь, к звёздам, будто бы хотят тоже стать частью этого неба.
   Летучие мыши всех размеров и видов носятся над нами, едва слышно похлопывая своими крыльями.
   И тут началось: "Вить-вить-вить! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш" - толпы маленьких зверьков - не больше белки - побежали по ветвям деревьев. В саду затрещало, зашелестели падающие плоды.
   - Ох, сони достали! - сетует бабушка.
   - Что за сони? - оживился Астамур?
   - Ну соня-полчёк. Их сюда завезли. Сады обносят.
   Старый хозяин их отвадил отсюда. А пока никто в доме не жил, и за садом не смотрел, вернулись.
   Вон, наверху, у Кости и остальных соседей, их нет. На них если начинают охотиться, они уходят. А так, если никто не трогает - весь урожай выгрызают. Они фрукт по разу надкусывают, и больше не трогают. И он гниёт. - бабушка жалуется на ночных гостей.
   - Тётя Лена, давайте я Вам капканы дам! Половите их. Может, уйдут? - Астамур задумчиво глядит на ветку, по которой на фоне жёлтого серпа луны то и дело проносятся тени зверьков.
   На том и порешили, Астамур пообещал привезти из деревни пяток маленьких капканов.
   А на утро мы с Астиком собрали наши рюкзаки, и двинулись в обратный путь.
   И вот опять жёлтый ПАЗик подпрыгивает на кочках. Вот опять мы со смехом подлетаем на его заднем сиденье. И опять где-то в ногах носится, как чумной, диск запасного колеса... Впереди - город.
  
   Это был последний раз, когда Астамур приезжал к нам на дачу.
   Вскоре он передал мне пять обещанных капканов, но я, один раз отловив ими, последовал "доброму" совету бабушки "прокалить, что бы кровью не пахли", посадил у них пружины. Астик, как узнал об этом, долго смеялся и подтрунивал надо мною.
   А дни текли своим чередом. Друг до конца лета уехал в деревню. И на Развилку я уже выбирался с другими товарищами.
   А дни становились всё беспокойнее, и беспокойнее.
   Зимой, из-за отключения отопления, у нас отменили занятия в школе. И Астамур вновь уехал из города.
   Следующее лето, правда, он встретил у моря. Но на дачу к нам его не отпускали - завалил физику, и готовился к переэкзаменовке. Из-за этого и сидел в городе. Но даже для того, что бы его выпустили гулять, приходилось уговаривать его родителей.
   Но жизнь бурлила во всю.
   - Слышь, Астик, ты, это, давай, пересдавай экзамены. Мы по осени за каштанами поднимемся. Я такое место нашёл! У-у-у-у-у!
   - Ага. Я почти готов к пересдаче!
   - А другим летом. Меня тут на рыбалку взять обещали в ближайший месяц. Куда-то далеко в горы на форель. Оттуда народ мешками её возит! Мы тогда на следующий год вдвоём поднимемся!
   - Макс, я накидки плести научился. Надо накидкой попробовать ловить.
   - Научишь?!
   - Ловить?
   - Нет, плести!
   - Погоди, вот физику пересдам! Тогда, конечно!
   Но накидки плести Астик меня так и не научил.
  
   В августе жизнь разделилась на ДО и ПОСЛЕ.
   Вот говорят: "Гром войны". Для меня война началась именно громом.
   Жарким летним днём где-то там, за горизонтом, у моря, раздался гром. Потом он начал приближаться. Становился всё чётче и чётче. А потом в его гул вплёлись сухие трески выстрелов.
   Спустя немногим три месяца я оказался в Москве.
   Сейчас, когда вспоминаю те дни, дни войны, кажется, что это сон. Странное ощущение.
   Войну ждали. Все, наверное, морально были готовы. И вошла она в жизнь, как ни страшно это звучит, естественно. Пришло то, чего боялись, но что подкатывало всё ближе, и ближе.
   И лишь потом, наверное, спустя годы, я понял, насколько это было нечеловечески. Насколько это страшно, когда люди вокруг берут вдруг в руки оружие, что бы убивать друг друга. Потом я осознал, что это не правильно, когда видишь убитых, и это кажется нормальным. Не правильно, что без удивления смотришь на бронетехнику на улицах. Не правильно, что, приезжая с друзьями к морю, спокойно рассказываешь: "А вот тут сгорел БРДМ с экипажем. А вот тут..."Но это приходит потом. И потом это загоняется в глубины памяти. Потому что понимаешь, что ты, со своими непонятными многим взглядами на жизнь не такой, как окружающие.
   Потом пытаешься не шокировать людей своим отношением к смерти. И потом пытаешься скрыть то, что многие твои увлечения, это просто подготовка к новой войне. И что детство когда-то было вот так вот обрезано. Раз - и всё.
   Но когда накатывают жизненные проблемы, психика выпускает этого зверя из глубины сознания. Видишь себя, идущим с пляжа. И вдруг за спиной рёв двигателей БМП. И видишь, что машина несётся на тебя. И механик-водитель лыбится из открытого люка. И бежишь. А она не отстаёт. И друзья кидаются в рассыпную. И вихляешь, как заяц, по жёлтому песку, перемешанному с камешками, пытаясь добежать до спасительной насыпи железной дороги. И просыпаешься. И чувствуешь, как дрожат руки. И не можешь понять, почему тогда, в детстве, смеялся над этим.
   И потом несколько дней ходишь, как чумной. И все мелочи жизни кажутся уже вовсе не мелочами.
   И начинаешь вспоминать друзей и близких. И тех, с кем война только развела, и тех, с кем уже никогда не суждено увидеться. Да и не только тех, кого выдернул из жизни этот год. Короткий, и бесконечно длинный, год войны. Потом начинают вспоминаться все.
  
   В августе, вернувшись в город, я Астика уже не застал.
   Как-то, сидя у ручья, протекающего по нашему району, зашла о нём речь. И кто-то из ребят сказал: "Астик воевать ушёл".
   И как-то это не вязалось с тем, что вот, ещё месяц назад, он готовился к пересдаче физики. А мы собирались с ним в горы ловить форель. А ещё вот, совсем недавно, играли верхом на лошадях в ковбоев.
   Осенью 1993 года я получил от деда письмо. Среди его строк было написано: "Вчера встретил Астамура. Счастливый! Увидел меня, на всю улицу закричал: "Дядя Толя! А где Максим?" А потом: "Война закончилась! Мы победили! Понимаете! Ведь больше никто никого убивать не будет! Всё! Смерти больше нет!
   Когда Максим приедет? Мы с ним это отпраздновать должны!"
   Радуется. Он записался в дружину по охране порядка. Патрулирует улицы.
   Скоро их расформируют. У нас восстанавливается милиция. Но в городе неспокойно. Иногда мародёрствуют. Но порядок уже чувствуется. Мародёров ловят.
   Астик счастливый такой. Говорит, что, вот, теперь, после войны, поможет навести порядок, и досдаст физику. Он же перед войной её завалил. Я обещал помочь ему - позаниматься с ним. Но сейчас ему не до учёбы. Гордый, радостный. А всё тот же ребёнок."
   Я был рад. Представлял, как вернусь домой, и всё будет по-прежнему. Выберемся в горы. Будем ловить форель.
   А потом, очень скоро, получил другое письмо.
   И в нём были такие строки: "Вчера Астамур погиб. Говорят, несчастный случай. Неаккуратное обращение с оружием."
  
   На стажировке во время учёбы в военном институте во время стрельб один из подчинённых навёл в шутку на другого автомат. Я тогда единственный раз орал на пацанов из отделения, которым командовал. А они смотрели на меня, и не понимали, почему всегда спокойный Макс так реагирует на такую мелочь.
   Астик с другом пришли с патрулирования улицы. Два вчерашних пацана, обожжённых войной. На плечах две одинаковых "пятёрки" - АК-74. Потёртые ложи, обшарпанные приклады.
   Друг Астамура проверил патронник. Сделал контрольный спуск.
   Его напарник, балуясь, "вытряс" патроны из рожка, на стол для чистки оружия, дёргая затвор.
   Последний патрон плюхнулся на стол. Отцепил магазин. Положил автомат рядом с автоматом друга.
   Время ещё есть. Заняться нечем. За окном слякотная осень с серой пеленой мокрой взвеси в воздухе. Всё та же осень. Барышня - осень, только что завершившая свой бесшабашный пышный бал.
   Вдруг взгляд упал на пневматическую винтовку, пылящуюся в углу сейфа. А там же и коробка с пулями.
   Схватил винтовку. Зарядил. Выстрелил в ягодицу друга.
   Тот принялся ругаться: "Ты что?! Очумел?! Положи!"
   Но Астика это только раззадорило. Бегает по комнате, стреляет из разболтанной "тировушки".
   Парнишка кричит: "Я сейчас в тебя из автомата выстрелю!"
   - А вот и не выстрелишь!
   - Прекрати!
   - А вот ты поймай меня!
   Напарник Астамура схватил ближайший автомат. Не понятно, случайно ли нажал на спуск, либо хотел попугать.
   Но под руку попался автомат Астамура. С патроном, застрявшим в патроннике во время бесшабашного разряжания.
   Эхом войны грохнул в вечерней тишине выстрел.
   Кровь брызнула на стены оружейки.
   Астик, захрипев, осел на пол.
   Потом была "скорая", мчавшаяся сквозь пелену дождя по асфальту, изрытому траками танков и разрывами снарядов.
   Потом была легковушка, куда Астамура, хрипящего простреленным горлом, укладывали, что бы везти навстречу "скорой".
   И потом, когда перегружали из одной машины в другую, был приговор: "Не успели".
   А потом была месть.
   Родственники Астамура предложили парню, стрелявшему в напарника по дежурству, в трёхнедельный срок уехать из Абхазии.
   Он не уехал. Следствие. Подписка. Да и некуда.
   Что дальше было - доподлинно никто не знает. Прошло четыре недели.
   Его нашли утром. Скрюченный, лежал он под столом, изрешечённым пулями. Рядом лежала мать, пытавшаяся закрыть собою сына.
   Кто стрелял, была ли это месть - сказать не могу. Но и эти выстрелы разнеслись эхом прошедшей войны над морем, надо горами.
   Это было эхо войны, которая не только заставила людей жить по жестоким законам кровной мести, но и дала оружие в руки несмышёлнным детям. Война заставила их встать в один ряд со взрослыми. Война заставила их потом, когда они думали, что смерти больше нет, патрулировать улицы.
  
   Через три года после войны я поднялся в те места, где была наша дача.
   Прошёл через пепелище, оставшееся от села Шромы. Мимо обгоревших остовов техники. По дороге, усыпанной гильзами и пулями.
   Спустился к развилке у Каман, откуда когда-то мы с Астамуром начали наш первый совместный пеший поход до дачи.
   Поднялся по раскалённой от жаркого солнца дороге до Развилки.
   Будки нет. Справа дорога заросла колючей ежевикой. Слева - окопы и руины домов, где когда-то жили наши соседи.
   В поле, там, где когда-то бегали с Астиком, тропинки не осталось. Да и сходить туда не решился бы - мины. Сапёры ещё не проходили.
   Прошёл по длинной дороге в обход.
   Ферма цела. Только крыши нет. А силосных башен не видно...
   Вот развилка, у которой в первый раз мы стояли вместе с бабушкой, и гадали, в какую сторону идти.
   А слева в кустах лежат упаковки от ПМН. А ведь там, в стороне от дороги, мы с друзьями, когда-то запускали воздушного змея.
   А вот и дом.
   К калитке не подхожу. Там, из размытой кучи щебня, выглядывают несколько ПМД - знакомые, подымавшиеся сюда до меня, видели их.
   Да и калитки больше нет. Как и дома.
   Война унесла и его.
   Иду по дороге вдоль участка. Туда, где был перелаз.
   Вот отсюда мы с Астиком начинали своё путешествие к водопадам.
   Вот тут должно быть дерево... То самое, которое хотели измерить...
   Интересно, какое оно?
   Но дерева нет.
   Лишь огромный, в несколько охватов, кусок ствола, изувеченный и исковерканный взрывом, лежит в стороне от дороги...
   Не измерю.
   Да ведь и Астик об этом тоже никогда не узнает...
  
   Вот такие воспоминания принесла мне вчера барышня - осень. Вырядилась в багрянец лесов. А потом скинула его, как ненужную обузу. И вместе с жухлой листвой смахнула пелену с памяти.
   Ну что же, бесшабашный друг Астамур, спи спокойно. Вечный ребёнок, который мечтал и жить вечно.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"