Аннотация: Первое место на внеконкурсе "Радио Луны 2008г"
Итак, двенадцатого числа месяца кешвана, между часом лилии и часом георгина я стоял на самой верхушке горбатого мостика через канал эс"Альше и глядел на быструю тёмную воду. Подо мной были плоские влажные камни мостовой, надо мной выгибался аркою неширокий прозрачный навес, а толстый мой живот упирался в вычурные холодные узоры железной ограды. Какие-то змеи вперемешку с какими-то цветами. Ещё ни разу не видел здесь ни одной змеи, впрочем, цветов тоже не видел. Сейчас, говорят, не сезон.
Дождь лил как из ведра. Моя квартирная хозяйка называет это "покапывает" и заявляет, что вот в позапрошлом году были настоящие ливни (настоящие...представить страшно). Зимой здесь, похоже, всегда сыро. Если дождь моросит, то местные считают погоду хорошей и даже зонтов не раскрывают, а если льёт как теперь, значит "покапывает". Капли разбивались о мостовую, о перила, баламутили мелкие волны канала. По толстому мутноватому стеклу навеса, ежесекундно меняя русла, текли сотни маленьких потоков, сливались вниз двумя водопадиками. Что я делал на этом мосту? Что я делал в этом городе? На этой планете? Чего я ждал, облокотясь на чёрные перила? Ждал её? Да, может быть. Наверное ждал. Я представлял себе как она выходит из дома Четырёх Террас, как идёт по дорожке выложенной белыми плитами, открывает ажурную калитку сбоку от ворот, легко покачивая бёдрами ступает на тротуар ведущий к мосту. Изящная, высокая, прямые плечи слегка отведены назад, чёрные как смоль волосы забраны на затылке в замысловатый узел. Шея... Стройная, надменная, умопомрачительная шея, каждый раз хочется поцеловать эту шею возле яремной ямки, или хотя бы провести по ней рукой так, чтоб коснуться ключицы. Моя леди Ми. Увы, не моя леди Ми. Она шагнёт узкой ступнёй на булыжники моста. На ней будет длинный, синевато-серый плащ с прозрачной пелериной и узконосые, матово блестящие ботиночки. Слуга из вольнонаёмных будет нести над ней сиреневый купол зонта. Все её слуги и служанки только из вольнонаёмных. Она терпеть не может ябби - тех кто служит за долги. Нет! Пусть лучше не будет никаких слуг. Пусть плечи её охватывают жёсткие дуги зонтикодержателя, а сиреневый купол плывёт над ней словно бы сам собой, покачивается в такт шагам, похожий на диковинный гриб с огромной шляпкой на тоненькой никелировано-блестящей ножке, растущей из хитросплетения таких же блестящих зубчатых колёсиков.
В задумчивости я отковыривал от перил отставшие чёрные чешуйки. Металл под краской был неровный пористый, усыпанный рыжими крапинками ржавчины. По мосту, болтая и смеясь, прошли две девушки с зонтами и корзинками. Поравнявшись со мной они разом слегка присели на одной ножке, взяв свои корзинки на отлёт. Я поклонился в ответ. Совершенно незнакомые лица. Вероятно девушки видели меня раньше на одном из представлений, а может, поздоровались с незнакомцем просто так, из вежливости. Я проводил девушек глазами и повернулся направо. Дом лорда Эссека поражал белизной и ухоженностью. Блестящая глазурь фигурной плитки фасадов, тёмно-красная крыша. Даже сквозь дождь я хорошо различал оранжевые и зелёные витражи гостиной. Дом Четырёх Террас, фамильное гнездо Эссеков. Мне так и представили её в первый раз: "Разрешите представить Вам леди Милизию Эссек, жену лорда Эссека, члена городского парламента, и очень даже возможно будущего мэра". Я пожал крепкую узкую ладошку и сказал, что меня зовут Клер, и что мне очень приятно. "Леди очень понравилось выступление, она хотела бы поговорить с вами". Ещё бы не понравиться. Выступление - высший сорт. Я отвечал на какие-то вопросы, смотрел в её бездонные карие глаза и старался не замечать тошнотворно приторную улыбку помощника мэра. Как этот прилизанный кретин мог стоять рядом с НЕЮ и оставаться при этом живым?! Прощаясь, она сказала:
- Я бы очень хотела видеть Вас снова. Приходите к нам обедать. Завтра. В час розы. Cпросите дом Четырёх Террас, Вам укажет любой прохожий. Муж будет Вам рад, - и спохватившись добавила. - Если Вы конечно не заняты в час розы.
Я уже немного освоился с местным временем и заверил, что час для очаровательной леди выкрою даже из минуты. Тем более что первое действие начинается лишь в час гладиолуса. Наверное я выглядел презабавно: маленький толстяк перемазанный гримом, расточающий галантности. Но она просияла, ещё раз пожала мне руку и ушла в сопровождении мэрова помощника. А я остался стоять как громом поражённый. Хорошо ещё, что глупая моя улыбка под краской не выглядела слишком глупо. Придя в отдельную, личную гримёрку, я сел к зеркалу и уставился на своё весёлое отражение. Сначала я хотел не ходить к этой изумительной девушке. Потом всё-таки решил пойти. Тогда же я решил никому в труппе ничего не рассказывать о приглашении. Так что о моих визитах узнал лишь Кузнечик Джэ, наш антрепренёр, отставной акробат и мой друг, да и то по истечению некоторого времени. Решение моё держать всё в секрете объяснить легко. Мы - циркачи, фигляры, кривляки. Мы кочуем от системы к системе. Нам рады на любой планете. Наш "Канатоходец" опускается на муниципальном космодроме, или в пустыне, или на безлюдном базальтовом плато, планетарные аэробусы развозят восемь артистических трупп по крупнейшим административным центрам, мы разворачиваем купола цирков и начинаем представления. Перед кассами выстраиваются очереди. Люди едут за пятьсот километров, чтобы посмотреть нас. Нам аплодируют стоя. Нас обожают. И нас презирают. Ведь мы циркачи, фигляры, кривляки. Мы проститутки, приносящие удовлетворение их жажде зрелищ. Они целуют нас, шепчут нам на ухо жаркие слова. А потом, извергнув фонтаны эмоционального оргазма, начинают испытывать болезненную неловкость. Ходить к ним в гости - слегка предательство. Хотя мы виноваты тоже. Слишком уж мы замкнуты на себе. Только в нашей труппе девять семейных пар. Это не считая тех кто женат на артистах соседних трупп. Их дети готовятся стать акробатами, жонглёрами... словно нет других дел на свете. И мы, артисты тоже презираем зрителя. Не на сцене. Упаси бог! Но в перерывах, когда корабль движется от звезды к звезде, презираем. Готов поклясться. А вот отчего я всё-таки решился принять приглашение, объяснить сложно.
Я увидел её на самом первом выступлении. Она сидела в ложе для высокопоставленных гостей высокая, прямая, надменная, рядом с высоким, прямым, надменным джентльменом с золоченым кортиком на боку. Я тогда подумал ещё: "Экая штучка! Снежная дива. Рассмешить такую большая работа". Но она рассмеялась сразу. Рассмеялась искренне, без обиняков. Рассмеялась первой же моей шутке и вмиг преобразилась. Куда девалась чопорная ледяная высокомерность? Она хохотала как девчонка. Её лицо менялось разительно. Я и оглянуться не успел, как играл для неё, для неё и только для неё. Моё амплуа "яркий клоун". Я скачу как дурак, кувыркаюсь, каламбурю, подначиваю, словом делаю всё чтобы зритель не заскучал. Все считают, что я заполняю интервалы между выступлениями других артистов. Так ведь это, как ещё посмотреть. Лично я воспринимал, воспринимаю и буду воспринимать выступления моих товарищей по труппе как заполнение промежутков между моими номерами. Иначе я не был бы артистом. А она была хороша, чудо как хороша. На вид ей было лет двадцать по земному исчислению. Извиняюсь за свой архаизм. Я мог бы сказать, что ей десять лет по Азулу или пятьдесят по Волопасу. Но я родился и вырос на Новой Греции. А Новая Греция это Новая Греция. Все планеты лежащие в сфере Первой Земной Экспансии похожи одна на другую. Шарики источенные мегаполисами. Паршивая атмосфера, выработанные недра. Всё насквозь пропитано легендами о Земле, и каждый гражданин стремится свалить куда подальше. Но что-что, а время все считают по-земному. Это уже в крови. Я двадцать два года как оставил Новую Грецию позади себя, и всё перевожу местное время на земные мерки.
А она была хороша, чудо как хороша. Шея... Плечи... Точеная смуглая головка. Тёмные брови. Нос горбинкой... Когда заканчивали выступление летучие канатоходцы, я не отрываясь смотрел на неё сквозь щель в кулисах. Она же во все глаза глядела на сцену. Так смотрит ребёнок на рождественскую ёлку. Простите за ещё один анахронизм. Всё пространство над манежем было опутано упругими металлопластиковыми лентами в два пальца шириной. Айк, Смок и Джаспер в золотых трико носились по этим лентам взад и вперёд, балансируя широкими красными веерами, смеялись и пели на три голоса. Это ужасно красивый номер. Ленты беспрестанно шевелятся: выгибаются, опадают, раскачиваются словно живые змеи. Закончив выступление канатоходцы спрыгнули на арену и раскланялись. Едва отшумели аплодисменты я кубарем выкатился из-за кулис. Мой номер состоит в том, что я бегаю по раскачивающимся лентам, скачу, прыгаю, забавно размахивая ручками и посекундно делая вид, что вот-вот упаду. А ленты в это время исчезают одна за другой. На самом деле их убирают рабочие сцены. Только ради бога, не спрашивайте у меня, как они это делают. Сие наша маленькая профессиональная тайна. Самое же главное в том, что прыгая по исчезающим лентам, я вызываю зрителей на шуточный диалог. Зрителям обычно нравится. Итак я скакал, совершал комические телодвижения и балагурил вовсю. С мест кричали, я кричал в ответ. Я был в ударе. Она тоже что-то спросила со смехом, и мужчина с золоченым кортиком посмотрел на неё неодобрительно. Я что-то ответил. Зал покатывался от хохота. Потом, когда я отработал номер, за кулисами меня хлопали по спине, утирали слёзы и говорили что я был чертовски хорош. Я и сам знал что был чертовски хорош. А на арене в шаровом батуте уже прыгали четыре почти обнаженные девушки.
С тех пор я замечал её почти на каждом выступлении, правда уже без строгого джентльмена с кинжалом. Впрочем об нём я не скучал. Все наши номера удавались. Билеты распродавались все до единого. Настроение у всех было отменное, несмотря на вечно пасмурное небо над куполом цирка и нескончаемые дожди. Даже Кузнечик Джэ застав одного из механиков в стельку пьяным вместо обычного разноса только махнул рукой и пообещал урезать жалованье. Я же был и без вина пьян. Ещё не сознаваясь самому себе, я каждый раз искал её глазами, а найдя, играл только для неё. Что ж удивительного в том, что я решился принять приглашение? И сразу передо мной возник вопрос: в чём идти к званому обеду. Кроме пяти-шести сценических костюмов у меня была одежда для прогулки по рынку, в меру яркая и достаточно серая, чтобы не бросаться в глаза любопытствующим, но она вовсе не подходила для званого обеда. Одолжить костюм у кого-то из коллег, учитывая мою комплекцию, тоже не представлялось возможным. Поэтому я взял зонт из реквизитной и поутру отправился в город. Кузнечик Джэ уже выдал мне аванс в местной валюте и я был при деньгах. В город я выходил уже не первый раз и немного ориентировался в его геометрии.
Сейфи-Даун один из крупнейший городов северного полушария Хнума. Сам Хнум лежит в зоне экспансии Цефея, всё здесь неторопливо и архаично. Своих космических кораблей на Хнуме нет. Зато есть запрет на ядерную энергетику. На юго-западной окраине, где мы разбили свой цирк, дома в основном двухэтажные, каменные. Стоят на невысоких сваях. Вместо улиц каналы. Они режут город вдоль и поперёк на аккуратные квадраты. Через каналы то тут, то там переброшены крутые, вымощенные камнем мостики. Я бы назвал Сейфи-Даун городом тысячи мостов, только пожалуй на Хнуме в любом мало-мальски большом поселении наберётся если не тысяча, так хоть пара сотен мостов. В центре города я не был, но полагал, что отличий от окраины, минимум, может быть дома повыше и народу побольше. Под моросящим дождиком я быстро дошёл до ближайшего канала. Широкая площадка ступенями спускалась к воде. Несколько низких лодок с прозрачными навесами и электродвигателями стояли на приколе. Я с сомнением посмотрел на сонных капитанов электрической флотилии и отправился пешком. Ещё током стукнет в такой сырости. А если честно, захотелось просто пройтись по свежему воздуху. Шёл я довольно долго, миновал четыре канала, пока не увидел скромную вывеску "Одежда для любой погоды". Внутри было полно нарядов на вешалках и очаровательная полногрудая хозяйка. Не тратя время на бесцельное шатание между стеллажами и витринами я обратился к хозяйке:
- Не будет ли любезна очаровательная мэм помочь мне подобрать костюм для визита?
- О да, мэм конечно будет рада!
В височную долю моего левого полушария вживлён чип. И хотя чип контрабандный, из-за чего я могу в один прекрасный день свихнуться и начать нести чушь на старом иврите, и хотя он (чип) обошёлся мне вместе с установкой в полторы тысячи садальсудских фунтов, я ещё не разу не пожалел о потраченных деньгах. Теперь я могу свободно говорить на двадцати пяти языках и ста двадцати диалектах. На освоение нового диалекта мне требуется от трёх до пяти дней, стоит потереться на местном рынке. Это не просто очень удобно, это незаменимо в моей профессии. Если жонглёр может кидать вверх зажженные факелы молча, то клоун выступать молча не может. Мой язык кормит меня не меньше чем руки и ноги. Улыбчивая хозяйка продемонстрировала мне несколько строгих костюмов для раута. Я поблагодарил, призадумался и ограничился покупкой жёлтого складного зонтика. Чёрт возьми! Я думал мужчины Сейфи-Дауна одеваются так, только для похода в цирк. Пара моих костюмов поскромнее могла легко сойти за строгие. Чёрный смокинг здесь могут счесть, увы, просто неприличным. Я даже обрадовался. Все мои костюмы сшиты на заказ. В них мне легко и комфортно. В этом плане моё тело привередливо. Внутри меня больше тридцати имплантантов. Я могу, к примеру, поднять дыбом все волосы, удлинить уши на тридцать два сантиметра. Мой толстый живот сплошная бутафория. С места я могу легко сделать сальто вперёд или назад, как вам захочется. Я могу сделать стойку на одной руке. Я вообще много чего могу.
Удрав из дома в четырнадцать лет, я два года болтался на верфях Новой Находки и Беллатрикса. В шестнадцать прибился к бродячему цирку, тогда это был "Рефрижератор". Год я проработал униформистом, потом начал учится. В девятнадцать я поставил первый имплантант. И опять таки не спрашивайте откуда я взял деньги. Скажу только, что монеты эти были не совсем чистые. Или совсем нечистые. Впрочем, дело прошлое. В двадцать два я сделал себе толстое пузо и круглые щёки. Сухощавый молодой человек невысокого роста не был слишком хорош в амплуа "яркого клоуна". "Рефрижератор" сменился на "Паяца", "Паяц" на "Принцессу", "Принцесса" на "Канатоходца". И вот, став хорошим клоуном, я принимаю приглашение, которое принимать, пожалуй, вовсе не следовало.
Покинув магазин одежды, я отыскал ближайшую стоянку, нанял лодку и отправился разыскивать дом лорда Эссека.
- Дом Четырёх Террас? - живо переспросил меня капитан посудины, резво управляясь с рулём. - Как же не знать. Доставлю в полчаса.
И не соврал, доставил. Я попросил никуда не уплывать, поднялся по ступеням пристани, побродил взад-верёд, намечая подходы к белоснежному богатому дому с витражами, вернулся в лодку и велел ехать назад. Капитан мой, с трудом пряча любопытство, развернул своё носатое средство передвижения и двинулся в обратный путь. Было видно, что его просто таки подмывает, но он так ничего и не спросил. Я бы, пожалуй, не удержался. Теперь, наверное, среди водных извозчиков поползут глупые слухи. Вернувшись к себе я перекусил, привёл в идеальный порядок один из костюмов, бесцельно пошатался по цирку, болтая с акробатами и танцовщицами и мешая им репетировать. Потом, дождавшись нужного времени, я оделся, завязал шейный платок и отправился на званый обед. Возле кованой калитки меня встретил швейцар вежливый и молчаливый как рыба. По выложенной белыми камнями дорожке он проводил меня к дому и услужливо распахнул высокую дверь. Пахло хорошо. Не сыростью, а какими-то цветами или травами. Швейцар провёл меня в двусветную залу с огромным камином, и навстречу мне из плетеного кресла поднялась она. Она улыбалась (я бы сказал от до уха, но к молодой очаровательной женщине это как-то не подходит) и протягивала мне руку. На ней было тёмно-красное, почти бордовое до полу платье с широкими сетчатыми рукавами. В забранных наверх волосах горела красным сеточка из мелких округлых камешков вроде коралла. Она была ещё красивее чем в ложе цирка. За её спиной маячил давешний её провожатый, уже без кортика, зато с двумя блестящими серьгами в левой брови. Пальцы его были унизаны сияющими перстнями. Не знаю цен и названий местных бриллиантов, но пусть меня убьют нечаянно, но готов биться об заклад (три к одному), что эти камни стоят столько же, сколько дом вместе с его кованым забором и шикарным камином.
- Я страшно рада, что Вы не забыли о приглашении! - воскликнула леди Эссек, косясь на мужа. - Дорогой, познакомься, это мистер Клер из цирка!
Я уже был не рад, что пришёл. Лорд Эссек покривил губы в брезгливой улыбке и слегка пожал мне ладонь.
- Как я мог бы забыть, скорее я забыл бы мою маму! - вскричал я, энергично тряся его руку. - Как дела лорд? Чем занимаетесь в парламенте?
- К великому моему сожалению, не смогу составить вам компанию, - сказал Эссек, пряча руку за спину. - У меня срочные дела. Но искренне рад Вашему визиту.
Я прямо поглядел в его глаза и не увидел там ничего кроме неприязни. А он прямо поглядел в мои, и тоже не обнаружил там горячих симпатий. Мы раскланивались друг перед дружкой аж пять минут, потом он ушёл. Леди Эссек пригласила меня наверх. Я шагал вслед за ней по изогнутой полукругом лестнице и ощущал её смущение. Мне сделалось стыдно. Для чего я взъелся на её мужа? Какое мне дело до этого человека? Мы поднялись на второй этаж. Слуга в бирюзовом жилете и оранжевой блестящей блузе с полупоклоном отворил перед нами дверь столовой. Мы вошли в просторный зал. Высокие стены цвета светлого лимона, полукруглые окна без подоконников, растущие от самого пола, витражи. Мне здесь определённо нравилось. Под ногами паркет. Дерево или имитация? Посреди комнаты стол с выгнутыми ножками, персон на десять, стулья с плетёными сиденьями. Я коснулся рукой столешницы. Точно дерево! Такой стол на Новой Греции стоил бы целого состояния.
- Вам нравится? - спросила леди Милизия Эссек, склонив к плечу свою смуглую головку.
- Отменный стол, - сказал я. - Это дерево?
- Да, чёрный бук.
Чёрный бук. Кто бы сомневался, что именно чёрный. Впрочем запрет на ядерную энергетику и натуральное дерево вполне совместимы, при условии того, что на Хнуме не займутся экспортом леса. Я решил быть наглым:
- Дорогая штука?
- Да, довольна дорогая, но лорд Эссек не стеснён в средствах. Кроме того положение, оно обязывает к роскоши.
- Ваш муж занимается энергетикой?
- Да! - с готовностью воскликнула леди Милизия. - Вы не были на южной окраине города?
- Как-то не добрался.
- Вы не видели ущелья Бен-Цаль?! Вам обязательно надо поглядеть! - Она говорила с неподдельным жаром. - Там пропасть в полкилометра! Там шлюзы всех каналов! Настоящие водопады! А ниже, в скале, турбины. Это самое красивое, что у нас есть. Вам непременно надо увидеть!
Цирковой артист тратит уйму времени на то, чтобы всегда быть в форме. Не меньше времени надо на то, чтобы создать новый номер, отточить, отрепетировать, довести до совершенства старый. Итого, три уймы времени. У циркача мало свободных минут, но губы мои произнесли сами собой совсем другое:
- Очаровательная леди, я с превеликим удовольствием погляжу на ваше ущелье. Когда? Да хоть завтра, если Вы согласитесь быть моей провожатой.
Она ответила:
- Почему бы и нет? Завтра так завтра! - и добавила грустно. - У меня вообще слишком много ничем не занятого времени. Я даже немного завидую Вам, мистер Клер. У Вас такая яркая, красивая работа. А у меня и вовсе никакой нет.
Она рассмеялась и развела руками.
- Так значит Вас кормят и одевают гидроэлектростанции? - спросил я, чтобы скрасить неловкую паузу.
- Ещё солнечные батареи летом и немного виндтюрнеры.
Вошёл давешний слуга в жилете, вкатил блестящую тележку с посудой и принялся сноровисто накрывать на стол. Чтобы не мешать, я отошёл к стене от пола до потолка занятой стеллажом с неглубокими, но просторными нишами.
- Ремонт в вашей библиотеке? - я указал пальцем на решётчатые полки. - Любите антикварную литературу?
В домах периферийных аристократов просто должны были пылиться старинные книги с тонкими полимерными страницами, а то и фолианты из бумаги и картона - мечта богатого коллекционера.
- Ну, да, - смутившись сказала Милизия. - В кабинете у мужа есть несколько книг и четыре настоящих журнала. Но я читаю с карманного терминала. Читаю совсем немного. Вообще-то мне, больше нравится что-нибудь шить или вышивать!
- И что же вы вышиваете?
- Цветы.
- А для чего эти полки?
- Для цветов, - сказала леди Эссек, и заметив мои поднявшиеся брови объяснила. - Сейчас зима. Всё пусто, дождливо, а как наступит лето, я сразу высажу здесь цветы. Глядите! - она указала наверх, где от стеллажа к потолку тянулись наклонные тёмные нити. - Там будут настурции и вьющиеся розы! И между окон тоже! Вы видели когда-нибудь вьющиеся розы? А кроличьи орхидеи? А бугенвиллии?
Я покачал головой.
- Когда-то существовал замечательный обычай, дарить артистам за понравившийся номер цветы. Если бы он сохранился, то я наверняка знал бы кроличью орхидею.
- Зря вы смеётесь, - сказала Милизия. - Это очень красиво. А сейчас орхидеи можно привезти самое ближнее из Яну-эй-Бада. - И добавила немного обиженно. - У нас тут не всегда дожди. Вот наступит эсшават, каждый дом будет в цветах и диком винограде, от крыши до свай.
- А я и не смеюсь, вовсе, - сказал я примирительно. - Только эсшавата и цветов, я скорей всего не увижу. Наш корабль уйдёт раньше.
- Вот, видите, - грустно сказала она. - Вас ждут новые миры. А меня старые цветы.
- Ну не такие уж эти миры новые, - пробормотал я.
Повисла неловкая пауза, и тут к моему великому облегчению нас позвали к столу. Мы сели друг против друга, в самой середине стола с выгнутыми ножками. Она взяла в руки кривой как ятаган ножик и трёхзубую вилку. Помедлив секунду, я проделал то же самое. Слуга подал тарелку с толстым водянистым листом, вроде листа кувшинки, только оранжевым, присыпанным поверху серыми кусочками мяса. Перед тем как есть я опять сделал малюсенькую паузу. И только бросив быстрый взгляд на тарелку хозяйки, вырезал из листа треугольный сегмент.
Многообразное, рассыпанное по обширному сектору вселенной, человечество отправляет несколько тысяч различных ритуалов. Большинство из них так или иначе связано с едой. Так, что поглощение продуктов, само по себе давно превратилось в ритуал с определёнными догматами и правилами. Причём, заметьте, правила эти везде разные. В рабочих кварталах Беллатрикса принято за едой громко чавкать, иначе хозяйка на тебя может обидеться. В "сараях" Шошуэна принято сидеть за низким столиком на кукорках и брать еду исключительно руками. Чтобы быть в курсе всех местечковых правил хорошего тона, нужно вживить в башку ещё один чип стоимостью эдак монет в пятьсот. И я бы вживил, будь я дипломатом или коммивояжером. А простому фигляру достаточно внимательно следить за хозяевами и ничего не кушать наперёд, тем более, что на светских приёмах ему случается бывать не часто.
Моя маленькая хитрость не осталась не замеченной.
- Не бойтесь, это съедобно, мистер Клер, - проговорила леди Эссек с набитым ртом.
Я засмеялся и положил ломтик в рот.
- Ну как?
- Очень вкусно.
- Это рыба с телятиной.
- Вот это рыба?!
- Рыба, рыба, - заверила меня леди Эссек. - Правда не отсюда. С экватора.
Слуга возник бесшумно как привидение, наполнил наши бокалы из тёмной пузатой посудины настоящего стекла, и так же бесшумно удалился, оставив бутылку на столе. Я поболтал светлую травянисто-зелёную жидкость в бокале, понюхал, делая вид знатока. Пахло хорошо.
- За что мы пьём? - спросила Милизия, поднимая бокал и прижимая его к щеке.
- За наше знакомство, - сказал я. - Вы даже не представляете до какой степени это невероятное знакомство.
- И за ваш визит, - сказала леди Эссек. - Вы даже не представляете, как здесь грустно зимой.
Глаза её сделались печальными.
- Смотрите, пью первым, - сказал я, и приложил бокал к губам.
Это было вино. Необыкновенно свежее и лёгкое, как цветы, как летние травы.
- Боже правый, не пил ничего вкуснее, - пробормотал я. - Что это?
- Это "ожунане", - сказала она, отпив из своего бокала. - Я делаю его сама. Вам правда понравилось? Лорд Эссек предпочитает "ярже".
- Ваш лорд Эссек ничего не понимает в вине, - сказал я, и тут же спохватился: не допустил ли я бестактность.
- Но Вы же никогда и не пробовали "ярже".
- Это неважно, совсем неважно, - сказал я, наполняя бокалы. - В любом случае это гораздо вкуснее "ярже".
Она засмеялась.
- Мне нравится Ваше имя, Милизия, но я предпочитаю короткие имена. У вас есть короткое имя? - спросил я. - Как Вас звали в детстве родители?
- Родители звали Лизой, подружки - Милой, и ещё Ли.
Я покачал головой и сказал решительно:
- Я буду называть вас Ми. Вы когда-нибудь видели котёнка?
Она покачала головой.
- Чёрный котёнок, - убеждённо повторил я, хотя она мало походила на котёнка.
- А как же мне вас называть? - поинтересовалась леди Эссек. - Я тоже не люблю длинные имена.
- У меня и так короткое, но если вам угодно, можно говорить Клее.
- Мистер Клее?
- Просто Клее, без мистера, а то получается излишне помпезно.
- Без мистера получается неприлично. Я буду звать вас мистер Клее?
- Ладно, пойдёт, - великодушно согласился я. - Только тогда мне придётся звать вас леди Ми.
Мы пили зелёное вино, болтали, чувствуя себя всё раскованней и легче. Время от времени по потолку над нашими головами пробегали золотистые ящерицы-мухоловки, кося вниз агатово-чёрными блестящими глазками. Они уже успели пообвыкнуться к нежданному и незваному ими гостю.
Вернувшись к себе, я лёг на складную кровать и крепко задумался. Прикинув так и эдак, я решил, что в сущности не во что нехорошее или противозаконное я не впутываюсь, (случалось мне влезать в истории покруче), кроме того я уже пообещался. Поэтому на другой день я пришёл в назначенный час к дому Четырёх Террас и мы отправились смотреть ущелье Бен-Цаль со всеми его электростанциями. Утро было серенькое, скверное, промозглое. Опять моросил дождь. Но на душе у меня было хорошо, в ушах играл оркестр из рожков и свирелей. Я помог леди Ми сойти в раскачивающуюся лодку, слуга открыл замок причальной цепи, сел за мотор и лодка тронулась. Мы смирно сидели рядышком на скамейке, спиной к движению, зябко поёживались, слуга неторопливо шевелил кормовым рулём, вроде бы, не обращая на нас ровным счётом никакого внимания. А мне до невозможности было забавно изображать из себя важного гостя. Путь занял больше часа, и я подумал без особого расстройства: "Пропала моя сегодняшняя репетиция. Ну и гори она синим пламенем!"
Ущелье стоило репетиции. Оно действительно было великолепно. Вправо и влево, докуда хватало глаз, тёмные отвесные скалы, исчерченные красно - коричневыми жилами гранита, узкими уступами рушились в бездну. Там, в далёкой глубине холодными, тонкими, как лезвие ножа, изгибами поблескивала река. Длинная череда водопадов ревущими дугами низвергалась в пропасть сквозь проёмы в бетонной ограде. Упругие потоки вращали сотни турбинных колёс и разбивались вдребезги о камни. Во влажном воздухе висела плотная пыль водяных брызг. Мы стояли на одной из полукруглых смотровых площадок с решётчатым полом и я не знал, чем мне любоваться, водопадами или ею. Она, перегнувшись через узорчатые перила, поминутно указывала мне на что-то пальцем в перчатке, что-то объясняла, перекрикивая шум падающей воды, а на её оживлённом лице горела по детски очаровательная смесь восторга и ужаса.
С тех пор мы виделись почти каждый день. Я поднимался в полшестого утра, в середине часа камелий по-хнумскому, репетировал часа три, со стыдом понимая, что отдаюсь номерам только наполовину, потом отправлялся к дому Четырёх Террас. Если дождь был не сильный, мы выходили погулять по мощеным улочкам, если лило как из ведра, сидели в гостиной, пили вино, разговаривали. Леди Ми интересовалась всем на свете. Обычно лорда Эссека по утрам дома не бывало. Видно он по уши был занят своим гидроэнергетическим хозяйством. Хотя пару раз я нарвался на него. Мы общались втроём. Лорд Эссек, прямой как трость с набалдашником, натужно стягивал лицо в приветливую улыбку, крутил высокий бокал в тонких ухоженных пальцах и время от времени задавал мне вопросы о житье-бытье артиста. Я тоже улыбался, скрывая досаду, рассказывал анекдоты о циркачах. Леди Ми охотно смеялась над весёлыми историями, иногда вступала в беседу, но больше того помалкивала, глядя на мужа. Чёрт возьми, она была достойна лучшего супруга!
Между тем мои частые отлучки не остались без внимания. Кузнечик Джэ как-то, застав меня ранним утром в манеже (думаю, застав не без умысла), спросил напрямую:
- Что происходит, Клер? Готов поставить на кон стальную пластинку в своём черепе, здесь дело не чисто.
- Да нет, всё в порядке, патрон. Кризис среднего возраста, не спится под дождь. Волнения в селезёнке и всё такое...
- Ну-ну... - сказал Кузнечик и оставил меня в покое.
А вечером того же дня наш свинг-экстрайкер Луччи Фингер сказал мне после того, как окликнул меня четыре раза подряд:
- Да ты никак влюбился, рыжий дружок, если ничего вокруг себя не видишь и не слышишь.
Влюбился... Влюбился? Да нет же! Какая ерунда! У неё муж, дом. А я бродячий шалопай, клоун, паяц. А у неё гордая шея, и брови тёмные как ночь, и нос горбинкой, и влажные глаза с загнутыми вверх ресницами. А я? Что у меня? Нет, в сущности я не урод какой-нибудь. Подвижность моих лицевых мышц здорово повышена (восемьсот монет и месяц в бинтах), но когда я не строю уморительных рож, у меня вполне нормальная, достаточно симпатичная физиономия. Если смотреть в лицо фактам: я весьма привлекательный мужчина. Какая чушь собачья! Собачья чушь!! Чушкина собака!!! Рыжие патлы на одутловатом лице, рыжие дуги бакенбардов, рыжие брови, нос апельсином, глазки щелками, и тридцать шесть имплантантов, и не богач с веером кредитных дисков. Предел моих устремлений - это рабочие кварталы китянской Дакоты или Шанхая-2, незатейливые девки с гнусавым говором и с дешёвыми стразами в надутых как мячи грудях. Столько раз за последние три недели я спрашивал у своего отражения в гримёрном зеркале: "Что же это? Бесполая дружба двух одиноких душ, случайно сведённых судьбою? Глупая страсть? Любовь на всю жизнь, пока смерть не разлучит нас? Что это с моей стороны? А с её?" Но она глядела на меня! Как она глядела на меня, когда я рассказывал! Пускай я даже врал на четверть. Пускай наполовину. Её губы яркие, как спелая вишня, приоткрывались влажно. Её тёмные глаза распахивались навстречу моим историям. Очарованной принцессой сидела она в кресле, сложив руки на коленях, и слушала во все уши, во все глаза, во все губы. В моей башке и безо всяких имплантантов туча разнообразных сведений. Не имея почти никакого образования, кроме гражданского минимума, я всегда читал запоем всю литературу, что попадалось мне в руки, смотрел образовательные программы, где только мог. В результате в моей голове накопилось нечто вроде обширной, разрозненной библиотеки. Я могу процитировать архаичного Вергилия по латыни. Ей-богу, могу! Проку мне с этого никакого. Но я никогда не знал точно и не мог определить, в чём же состоит этот самый прок. Поэтому разговаривать со мной, наверное, интересно. Я побывал на полусотне планет. Я могу рассказать про ледяные пашни Стикса, про бешеные ветры Розы Ворона, где мы четыре дня не могли развернуть купол цирка, про Новую Ямайку, где обитают самые весёлые на свете люди, про Мирфаккум Персея, где барханы спорят высотой с небоскрёбами. Я могу рассказать как я падал с трапеции или как учился кататься на стробоцикле. Получится забавно, если нет - верну деньги. Так, что ж получается? Я всего лишь толстая рыжая Шахиризада, которой позволяют жить до тех пор, пока не иссякнут её сказки? Как же я запутался! Боже правый и всевышний космос его, помогите разобраться!
Всё тем же днём, едва закончилось вечернее выступление, отгремели аплодисменты, разошлись по гримёркам акробаты, пловцы и жонглёры, я, даже не снимая грима, направился в комнату к Кузнечику Джэ и выложил ему всё, как родному папе. Он выслушал молча, крякнул, порылся в ворохе старых костюмов, достал оттуда пакетик с травой. Есть такая планетка возле Альхайна, на орбите восемнадцать сторожевых спутников с пушками, чтобы разные ловкачи не заготавливали волшебную травку, которой там видимо - невидимо. Но ловкачи ловчее спутников. Да и Джэ, старый мошенник, ловок: такую дрянь достать непросто, недёшево и небезопасно. Мой патрон свернул сигарку, раскурил, затянулся пару раз и протянул мне, я покачал головой.
- Как знаешь, - пробормотал Джэ, поглядел на меня пристально (зрачки в его глазах потихоньку расширялись, занимая всю радужку) - Что же ты от меня хочешь, мальчик?
- Джэ, ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты называешь меня мальчиком.
- А я терпеть не могу влюблённых комедиантов, - сказал Джэ.
- И что же делать влюблённому комедианту?
- Ничего не делать, Клер, - Кузнечик выпустил в потолок сизые завитки ленивого дыма. - Она не пара тебе. Через шесть дней "Канатоходец" снимется с Хнума, и ты будешь вспоминать свой роман просто как полезный жизненный опыт.
- Ничего не просто! - сказал я и вышел из комнаты.
Никто не мог и не хотел меня понять. Что ж, может оно и к лучшему. Я привык решать за себя сам. Вот и теперь я сам решу, считать ли этот опыт полезным или не считать его вовсе. Два дня я не ходил к дому Четырёх Террас. На третий день леди Ми сама пришла в цирк. Я не подходил к кулисам. Отыгрывал номера, упорно не глядя в её ложу. В самом конце выступления мне передали жёсткий пластиковый конверт "от дамы в двенадцатом кресле". Я вскрыл полукруглый клапан и на мою ладонь скользнул высушенный цветок, как бессильный укор, как признание в любви. Я бросился к выходу, но её уже не было.
А в пятницу мы стояли на этом же мостике через канал эс"Альше.
- Что случилось мистер Клее? Может быть я как-нибудь обидела вас ненароком? - спрашивала леди Ми касаясь своим плечом моего. - Но я не нарочно, честное-пречестное слово. Ну скажите же, что вы молчите?
- Вы здесь совсем ни причём, моя любезная леди, - ответил я, собравшись с мыслями. - Дело в том, что послезавтра "Канатаходец" уходит с Хнума.
- Так значит у нас всего два дня? - спросила она грустно.
Я покачал головой:
- Два часа. В час шиповника начинается наше прощальное выступление. Завтра мы сворачиваем купол, в полдень нас заберёт аэробус. А послезавтра стартует "Канатаходец". Вот так...
- Мне будет сильно не хватать вас, мистер Клее, - сказала она и мне послышались слёзы в её голосе.
Уже возле калитки своего дома она взяла меня за обе руки и спросила заглядывая мне в лицо:
- Получается, мы с вами больше никогда, никогда не увидимся? - голос её дрогнул.
- Выходит, что так, - ответил я.
И тогда она быстро наклонилась ко мне, поцеловала прямо в губы и пошла к дому. У меня перехватило дыхание.
- Вы придёте на последнее выступление? - крикнул я вслед.
Она только кивнула, не оборачиваясь.
Она не пришла на последнее выступление. Напрасно я высматривал её среди зрителей. Зато золоченый лорд Эссек сидел рядом с пустым креслом, выставив вперёд бритый подбородок.
Решение пришло как-то само собой, в один миг, я даже подивился до чего всё просто. Завершились наши гастроли. Вся труппа несколько раз выходила на поклон. Бедные жители Сейфи-Дауна и окрестных поселений, не скоро вам выпадет радость вновь лицезреть подобное действо. Так отбивайте же ладони до синяков, погромче кричите "бис" и "браво".
Я дождался, пока всё успокоится, угомонится огромный купол бродячего цирка, принял душ, переоделся и постучался в дверь своего патрона.
- Не заперто! - раздалось изнутри, и я вошёл.
Кузнечик Джэ, сидевший на кровати в одном носке, уставился на меня круглыми глазами.
- Прости за поздний визит, Джэ, - сказал я, плотно прикрывая двери. - Но мне позарез нужно с тобой поговорить.
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас.
- Твои вечерние визиты вгонят меня в гроб, - мрачно сказал Кузнечик, и указал на надувное кресло. - Ну, что стряслось на этот раз?
- На этот раз стрясся совсем смешной пустяк, - сказал я присаживаясь не на кресло, а на расстеленную кровать рядом с Джэ. - Я не полечу завтра на "Канатоходец". Я решил остаться здесь.
Сначала Кузнечик Джэ взялся горстью за вытянувшееся лицо, потом сделал движение в сторону кучи костюмов в углу комнаты, потом крепко почесал бритую голову:
- Ты хорошо подумал?
Я кивнул.
- Не в моих правилах уговаривать, ты уже достаточно взрослый мальчик, - сказал мой антрепренёр (я снова кивнул). - Но чем ты собираешься жить в этом аквариуме?
- Найду чем, - беспечно ответил я. - Ещё ни разу не было, чтобы не находил.
- Ну хорошо, а от меня-то ты чего хочешь, если советы тебе не нужны? - спросил Джэ.
- Во-первых, я хочу от тебя деньги, в смысле расчёт.
- Ну это само собой, - проворчал Дже.
- А во-вторых я хочу от тебя одну услугу.
- Я не оказываю никаких услуг.
- Ну это совсем маленькая услуга, - продолжал я елейным голосом (я знал что дожму Кузнечика). - Сущий пустяк.
- Ну?
- Я уйду завтра утром пока все спят. Не хочу ни с кем объясняться. Простись со всеми от моего имени, чтобы никто не держал на меня обид.
- Спасибо, старина, я знал что на тебя можно рассчитывать. - произнёс я прочувствованно, уже берясь за ручку двери.
- Пошёл ты, говнюк! - отозвадся Джэ. - Ты хоть понимаешь, что лишил меня отличного клоуна?
Едва рассвело я повесил на плечо объёмистый, нетяжёлый баул туго набитый моими пожитками вперемешку с предметами первой необходимости и вышел из комнаты. Кузнечик Джэ поджидал меня возле выхода. Он вручил мне два пакета. В одном оказалась изрядная пачка хнумских риалов, в другом, маленьком и плотном - кредитный диск "Объединённого банка Торговых Гильдий Лебедя".
- Здесь твоя зарплата и премиальные, - сказал Джэ, указывая на пакет побольше. - А на кредитке - отпускные и подъёмные. На первое время хватит.
Мы обнялись.
- Я постараюсь убедить Совет Судовладельцев и Навигаторов ещё раз зайти сюда на обратной дороге. Ты же знаешь, я в правлении. - сказал Джэ на прощание. - Но это только года через два, и то не наверняка. Позывные "Канатоходца" ты знаешь.
Я рассмеялся:
- Не смеши меня босс, всей этой пачки кредиток не хватит на полсекунды разговора.
- Ну-у-у, может быть ты разбогатеешь. - предположил Кузнечик, делая в воздухе неопределённые жесты руками.
- Джэ, если я здесь разбогатею, то на хрена мне позывные?
Мы ещё раз обнялись, и я не оглядываясь, пошёл прочь от купола. В честь моего безумного поступка дождь над Сейфи-Дауном почти что прекратился. Мне было жутковато и весело. Всё-таки по натуре я авантюрист, свобода пьянит меня как хорошее вино. На причале самого первого канала (кажется он называется эс"Рахиль), я не нашёл ни одной лодки, и волей неволей, отправился дальше. Я шагал по влажно блестящей мостовой, время от времени перекидывал с плеча на плечо сумку со шмотками, полной грудью вдыхал свежий утренний воздух и даже, кажется, напевал в полголоса. Я переходил через неширокие крутые мостики и двигался вверх или вниз по течению, как мне больше нравилось, высматривая маленькие гавани водных такси. Так я миновал три или четыре канала, пока наконец не заметил весёлой раскраски посудину, под собранным в гармошку тентом. На корме, укутавшись в застёгнутую под самое горло ярко-синюю куртку, с четырьмя рядами блестящих пуговиц, дремал пожилой судовладелец.
- Доброе утро, капитан Фалек! - весело сказал я, перегибаясь через перила. - Ваш "Пекод" готов к отплытию?
Обладатель блестящих пуговиц приоткрыл правый глаз:
- Меня зовут не Фалек, а мою лодку называют "Симелия".
- Это совсем неважно! - вскричал я. - Вы можете отвезти меня в центр города?
- В центр? Можно и в центр. А что вы хотите найти в центре? - поинтересовался хозяин лодки, заводя мотор.
Через пару часов мы были на месте. Если б я знал что тут так красиво, я бы не стал откладывать экскурсию. Этот город определённо начинал мне нравиться. Деловой Сейфи-Даун стоит на пересечении двух больших каналов: Бецшай-Аджуд и Бецшай-Мари. Не каналов - настоящих рек с отвесными каменными берегами. Рядом с ними эс"Альше смотрелся как захудалый, прыщавый родственник из провинции перед упитанным столичным дядюшкой, бородатым владельцем ювелирного магазина. Пятиэтажные дома из камня, вставши на цыпочки прямоугольных свай, тянули к небу высокие острые шпили. Здание мэрии топорщилось цветным стеклом шестигранных эркеров и золотом балконов (так вот где коротает время лорд Эссек!). Четыре вантовых моста, упруго выгнув стальные спины, дрожа струнами стальных канатов, соединяли берега обоих каналов с огромным, арчато-стеклянным зданием, поставленном на быки прямо посреди бурлящих водяных потоков. Позже я узнал, что это речной вокзал, транспортный узел всего Сейфи-Дауна, и сюда три раза в неделю заходят настоящие трёхпалубные суда. В небольшой гостинице я снял номер с видом на набережную Бецшай-Мари, оставил в комнате баул с вещами, и отправился искать какой-нибудь банк. Миновав два вантовых моста, я нашёл скромное трёхэтажное здание, украшенное цветочными решётками и очаровательными служащими. На кредитном диске (уже зарегистрированном, кстати, на моё имя) оказалась изрядная сумма в денебских гульденах, которые шли здесь один за три с половиной риала. Ай да Джэ! Ай да Кузнечик! Как же мало мы ценим настоящих друзей! И главное, когда он умудрился всё это успеть? Я извлёк диск из банковского терминала, поцеловал его в самую серединку и спрятал во внутренний карман. Теперь меня ждала она!
Я прибыл к дому Четырёх Террас к часу гортензии, немного раньше обыкновенного. Я подёргал кольцо звонка, и из дверей дома появился заспанный швейцар. Подойдя, он уставился на меня сквозь решётку как на приведение.
- Ну что же вы так смотрите, любезный? - пропел я сквозь завитки ограды. - Вы забыли меня за пару дней? Или я так сильно изменился в плохую сторону?
- Не имею приказа пусщать Вас лорд Клер! - пропищал этот блюститель ворот и принялся гладить пальцами замок калитки. - Поскольку Вы сегодня улетели...
- А вчера?
- Чего вчера?
- Вчера имели приказ пропускать?
- Ну имел...
- А сегодня?
- Что-то Вы меня вконец запутали, лорд Клер...
- Так пойдите спросить у хозяйки! - сказал я почти раздражённо. - Хозяйка-то хоть дома?
- Хозяйка-то дома, - пробормотал слуга. - Куда ж она денется, - и споро зашагал по белой дорожке.
Через минуту она появилась из дверей, неприбранные волосы чёрными кольцами. Её глаза удивлённо раскрылись и сразу же просияли от радости. Я точно видел, как она хотела броситься бегом к калитке, но остановилась, пропустила вперёд швейцара и чинно сошла вниз по высокой лестнице. Мы встретились на середине садовой дорожки. Я поклонился, шаркнув ножкой, и взмахнул воображаемой шляпой. Она сделала книксен. Некоторое время мы радостно разглядывали друг друга, будто не виделись много дней. Потом она протянула руку и больно ущипнула меня за локоть.
- Ай! - вскричал я. - Моя несравненная королева, что я сделал Вам дурного?
- Простите меня, достойнейший из лордов, - ответила леди Милизия, скромно потупя глазки, - просто я хотела убедиться, что Вы не плод моего воображения. Быть может у меня невротические галлюцинации.
- О! Это делается совсем не так! - объяснил я. - Нужно нажать пальцем на глаз. Вот так. Люди из плоти и крови раздвоятся, галлюцинации останутся одинокими.
- Вот так? - спросила леди Ми, нажимая пальцем на правый глаз. - Вы раздвоились.
- Само собой, потому что я вполне реальный объект.
- Послушайте, мистер реальный объект, - взгляд девушки сделался серьёзным и даже печальным. - Объясните наконец толком! У вас наверное отложили вылет?
- Нет! - я помотал головой.
- Вы опоздали на аэробус?
- Никуда я не опоздал. Наоборот, я всюду успел. И "Канатоходец" уйдёт по расписанию.
- Так что же происходит?
- Леди Ми! Очаровательная леди Ми! - проговорил я почти серьёзно. - Вы можете держать меня за сумасшедшего, но я решил натурализоваться на Хнуме (на лице Милизии Эссек появилось недоумение), я хочу остаться в вашем замечательном мокром городе. В конце концов, я же должен увидеть эсшават и бугенвиллии.
Сначала она улыбнулась недоверчиво, потом радостно, потом вдруг на лице её появилось озабоченное выражение:
- Но ведь всё, наверное, совсем не так просто, как вы говорите? Должны же быть какие-нибудь разрешения от властей города, планеты. Вы ведь не хотите стать нелегальным иммигрантом?
- Хочу! Ещё как хочу! - уверил её я. - Милая леди Ми, у меня во внутреннем кармане скучают удостоверения личности действительные в шести мирах, и ещё на двух я имел место быть, вообще безо всяких документов. И как видите, весел и счастлив.
- Но ведь так нельзя, нужна же какая-то виза... - растерянно проговорила леди Эссек, и разом оживившись, добавила. - Давайте, я попрошу мужа! Он похлопочет о документах! У него полно разных связей...
Да, да, да! Вот уж кого мне не хватало, так это только лорда Эссека. Ни мало не сомневаюсь, что он будет чаще всех трясти рукой, за то чтобы выкинуть меня с планеты. Ну, ну, за неимением флота это им станет в копеечку.
- Любезнейшая королева! - сказал я, стараясь быть как можно убедительней. - Позвольте мне самому попытаться решить эту проблему.
- Ну хорошо, - согласилась леди Ми. - А как у вас с деньгами?
Милая, глупая леди Ми, неужели она полагала, что я стану у неё одалживаться?
- У меня денег, как глупых мыслей! - воскликнул я. - Завтра собираюсь купить ваш речной вокзал!
- Наш речной вокзал не продаётся. - рассмеялась леди Милизия.
Так я остался на архаичной неспешной планете Хнум. В архаичном, размеренно живущем городе. Хлопот с видом на жительство оказалось меньше, чем я думал. Молодчага Джэ, ещё с борта аэробуса, связался с местной иммиграционной службой и сообщил им об одном человеке из труппы, который жаждет сделаться образцовым гражданином замечательной планеты Хнум. Те не имели ничего против. Мне оставалось всего лишь скрыть удивление, поставить пяток автографов, пяток отпечатков пальца, сказать пяток слов в микрофон да получить визу на три года с "возможностью последующего продления". Господи всемогущий! Пускай я ещё хоть раз повстречаю бродягу Джэ, и я непременно раздобуду ему бутылку настоящего бренди, пускай даже мне придётся её украсть у парня с четырьмя телохранителями.
В ознаменование своей новой жизни я приобрёл складной, карманный терминал-веер и купил разрешение на выход в местную сеть. Уже через два дня я отыскал подходящее предложение, покинул гостиницу и перебрался в дом на пересечении каналов эс"Альше и ис"Эхейзе. Домом владела большая, краснощёкая и шумная женщина со спиной пловчихи и мужскими руками, жена мастера горнорабочего. Её звали Розалия Гамбург. Она овдовела три года назад, и с тех пор, охотно сдавала комнаты на втором этаже разным жильцам, не прибыли ради, а для того чтобы двухэтажный дом не оставался пустым. Единственная дочь четы Гамбургов выйдя замуж, переехала в Хи-Фи-Шейна ещё задолго до смерти отца. Переселение на адрес ис"Эхейзе, 42 - эс"Альше, 112 явилась для меня двойной удачей, во-первых потому, что отсюда до дома Четырёх Террас было всего полчаса ходьбы. А во-вторых потому, что за весьма скромную ежемесячную плату я получил симпатичную комнату с видом на пересечение каналов, свободный доступ ко всем цивилизованным удобствам Хнума и ко всем домашним приборам, будь то мультимиксер или умная прачка. С хозяйкой мы быстро сошлись накоротке. Мадам Гамбург потчевала меня городскими сплетнями и разъясняла тонкости ведения горной проходки, бурения шурфов и подготовки взрывных работ. Я в свою очередь развлекал её нескромными анекдотами, умными мыслями и раз в неделю готовил на ужин чего-нибудь эдакое. Не знаю откуда, но в голове у меня осела прорва разнообразных рецептов. Готовить я люблю и умею. И вот я готовил, предположим, местную рыбу с гарниром из местного риса размером с мелкое яблоко, приправлял её (рыбу) соусом из местных, но привезённых с юга яблок размером с крупный горох, измельчённых с инопланетными специями, подавал блюдо к столу и вдохновенно называл "хаштамбери по Шочикецальски". Мы ели, запивая светлым цветочным вином. Мадам Розалия цокала языком, качала головой, возносила до небес моё поварское искусство и выбирая с тарелки весь подлив, говорила что ничего вкуснее в жизни не пробовала.
В доме Четырёх Террас я бывал почти ежедневно. На светлое чело лорда Эссека взошла тень. При виде меня лицо государственного мужа кривилось, словно ему в рот засунули таракана. Кривилось лицо, конечно, только в моей бурной фантазии. На самом деле, первый раз повстречав меня после отлета "Канатоходца" лорд остался холодно невозмутим, вежливо пожал мне руку, осведомился о планах. Но я то видел, что он глядит на мой нос, как будто собирается откусить его зубами. Сталкиваясь со мной, опять же, нос к носу в своём великолепном особняке, лорд Эссек разом становился улыбчив и немногословен и в конце концов вообще перестал появляться дома в обеденное время. Не скажу, чтобы меня это чересчур вводило в смущение, но как-то раз я полушутя спросил у Милизии уж не ревнует ли её муж к моим частым визитам. Леди Ми подумала, рассудительно нахмурив брови, затем ответила: "Мы не делаем ничего предосудительного, а кроме того Виктор слишком хорошо воспитан, чтобы ревновать".
Вот тебе и на! Спокон веку я считал себя человеком практическим, но всё что случилось со мной на этой божественно-гончарной планете, не укладывалось не в какие рамки здравого смысла. У меня было немало женщин, некоторых я любил, некоторые любили меня, иные проходили сквозь моё либидо не оставив никакого следа, иные оставались в памяти лёгкими ароматами. Но я всё-таки шёл туда, куда глядели мои глаза и куда шли мои ноги. Если женщина мешала мне идти, то она оставалась позади. А здесь? Разве можно оставить позади себя богиню. Я ничего не хотел, ни о чём не просил, ничего не ждал. Мне было довольно видеть её, касаться её локтя, слышать её голос. Неважно! Неважно!! Боже мой, совсем неважно о чём она говорит! Если бы мне предложили стать братом лорда Эссека, чтобы иметь возможность видеть её от зари до заката, я бы согласился не раздумывая. Нам никогда не бывало скучно друг с другом. У нас всегда находились темы для разговоров. Даже молчание наше было наполнено глубоким смыслом. Тысячи раз я спрашивал себя, что может дать холодный, пустой щёголь голубых кровей такой вот девушке. Но ни разу даже в мыслях не покусился я на их союз. Эссек был частью её жизни, а значит он был незыблем, неприкосновенен и даже чуточку свят, хотя и презираем. Наверное я понемногу сходил с ума.
Миновали четырнадцать дней безоглядного безумства. Хорошая цифра. Уже не тринадцать, но две счастливые семёрки. Я смирился с тем, что безумен, и это принесло мне облегчение. Я начал искать работу, ибо пачка моих риалов была не так уж велика, чтобы жить совсем уж беззаботно. Я подумал и решил тратить пока только наличность, а деньги на диске приберечь до лучших времён. Теперь я проводил дождливое утро с леди Ми, а дождливый день в поисках источника доходов. Я предпочёл бы бывать у леди Ми вечером, но увы, вечером в доме Четырёх Террас заправлял неизменно-надменный лорд Эссек.
Для начала мне пришлось изрядно покопаться в сети. К концу недели я осознал со всей ужасающей отчётливостью, что со зрелищными заведениями на Хнуме в целом, и в Сейфи-Дауне в частности не просто плохо, а очень плохо. Одна радость, у меня не было конкурентов, впрочем работы в этой сфере тоже не было. В Сейфи-Дауне не имелось ни цирков, ни театров, ни опер, ни интерактинов. Феерию развлечений предлагали несколько дансер-клубов и четыре кинотеатра с "подвижными экранами, шаровым звуком и смеллибластом", все расположенные в центре и не имеющие ко мне ни малейшего отношения. Похоже, на карьере актёра предстояло поставить большой крест. Ну и чёрт с ней! Я последовательно побывал в мэрии, во "Внешнем торговом представительстве" и в "Представительстве всеобщих связей", предлагая себя в качестве переводчика. Увы, отлаженные механизмы сиих организаций не нуждались в моих услугах. Я попытался искать работы в мелких конторах и заведениях, разбросанных по городу. У них и без меня жизнь шла как по маслу. Я попытался искать ночную работу. На меня смотрели как на дурака: "Кто же работает ночью? Ночью, милостивый государь спать принято". В бесплодных поисках закончился месяц эльшан. Каждый день, завершив обход потенциальных работодателей, я ужинал в компании мадам Гамбург и отправлялся гулять по набережным. Темнело рано. Мокрые камни мостовой и чёрную воду тускло освещали двухрожковые гнутые фонари, тянувшиеся к чёрному небу прямо из зарослей чугунной ограды да яркие габаритные огоньки очерчивающие в темноте высокие борта каналов. Я, прикрывшись широким конусом капюшона, бродил среди смутных и влажных световых пятен, а в голове моей сами собой рождались безумные и страстные стихи. Иногда, если подворачивалась лодка, я отправлялся в центр Сейфи-Дауна любоваться на тёплые огни речного вокзала и разноцветную иллюминацию плавучих такси, крытых прозрачными выгнутыми как кошачьи спины навесами, правда прохожих и здесь бывало негусто. Мадам Розалия относилась к моим поздним прогулкам как к эксцентричной, немного тревожной, но в целом безобидной странности. Только когда я возвращался за полночь, она всплёскивая пухлыми ладонями, патетически восклицала:
- Мистер Клер! Ну для чего вам эти ночные походы? Вы ведь шею себе свернёте в темноте или в канал сверзитесь.
На все эти упрёки и беспокойства достойные заботливой мамы, я отвечал, стягивая мокрый дождевик:
- Добрейшая из квартирных хозяек! Мадам Розалия! Этот вздор не стоит, и капли ваших волнений. Я не никак могу свернуть себе шею потому, что вижу в темноте не хуже кошки. Вы когда-нибудь лицезрели кошку?
Розалия Гамбург отрицательно качала головой.
- Такой зубастый полосатый зверёк. Нет?
И я рассказывал ей про кошек. Мадам Розалия дивилась, ахала, качала головой, а я отправлялся к себе наверх записывать стихи на терминал. Возможно было бы проще купить диктоклипсу, носить терминал в левом кармане своих штанов и наговаривать на него стихи сразу. Но это не мой стиль. Мне легче перечитывать и править печатные знаки потом, спустя чуть-чуть времени. Я люблю нажимать на кнопочки. Кроме того, я принципиально не терплю звуковых приставок. По моему глубокому убеждению, из-за них, четверть населения каждой планеты умирает в почтенном возрасте, так и не научившись ни читать, ни печатать. Ей, ей! Это не мои домыслы. Это статистика. А насчёт зрения как у кошки я не шутил. В сетчатке моих глаз двадцать пять миллионов палочек "Нектолоп Инвизи". И не какая-нибудь второсортная поделка из пятой зоны экспансии, а настоящий "Цейс с Цереры", восемьдесят пять лет гарантии. Самой тёмной ночью я вижу, почти так же хорошо как днём, только в основном монохромно. Могу экономить на электричестве.
Итак, я с увлечением занимался стихосложением, ложился спать за полночь, а просыпался уже в час ромашки и больше не мог уснуть. Перечитывал написанное, слонялся по комнате, глядел в серое предрассветное окно, грустил и ждал, ждал. Ждал часа, когда прилично будет отправиться в дом Четырёх Террас, потом беседуя с леди Ми в гостиной, или гуляя с леди Ми по набережным каналов, опять ждал чего-то. Теперь-то я мог бы сказать почти наверняка. Я ждал ещё одного поцелуя. Вы опять таки скажете: безумец? Не стану спорить. Ибо, только в безумии весь смысл нашей жизни. Аминь!
Растаял в дождливом сумраке последний день месяца сильвана, а пачка моих риалов только худела, словно девушка, севшая на диету. Чтобы стать сменным смотрителем турбин гидроэлектростанции, требовался квалификационный индекс. У меня его не было. Мне отказали на трёх государственных верфях Сейфи-Дауна. На четвёртой, самой мелкой, крупный чиновник по найму с сомнением поглядел на мой живот и сказал, что человеку с избыточным весом будет трудно заниматься неквалифицированной работой. Я снял с его рабочего стола широкомониторный терминал, отодвинул кадровика вместе со стулом к двери и сделал через стол сальто. Он сказал: "Ого!", записал мои координаты и обещал сообщить через пару месяцев если вдруг подвернётся какая-нибудь вакансия. Неквалифицированные работники требовались на плантациях болотной кукурузы, но только летом. Учитывая то, что год на Хнуме состоит из двадцати восьми месяцев, а на весну и осень приходятся только пейхан, иссан, аяв и тандар, дожди будут идти ещё, минимум, сто двадцать дней. Поэтому сельхозработы отпадали автоматически. Можно было попробовать устроится проходчиком или крепильщиком на один из ближайших рудников. Но до самого ближайшего было четыре дня пути, и значит я не смог бы видеть Милизию дней по сорок, а то и больше. Меня это не устраивало в корне. Я мог бы сделаться канальным перевозчиком, скажем так, "канальей". Замечательная работа, плюс свободное расписание. Моих денег вполне хватало на покупку моторной лодки с тентом. Но лицензия на частный извоз стоила так дорого, что я только клацнул зубами. Я мог бы создать свою труппу! Свой цирк! Когда-то я всерьёз задумывался про это. Я уже представлял себе костюмы клоунесс и акробатов. Я выстраивал в голове каркас номеров... Увы, подобное предприятие стоит такого денежного вливания, перед которым меркнет и превращается в ничто лицензия на частный извоз. В моём списке ещё оставалась совсем не престижная и мелкооплачиваемая работа, которой совсем не хотелось заниматься, зато в памяти моего терминала накопилось не меньше тридцати сонетов. И я решил: "А почему бы, чёрт возьми, и нет?!" Мне немного неловко в этом признаваться, но я находил свои стихи весьма недурными. Мадам Розалия Гамбург, которой я как-то прочёл пару своих творений, вообще пришла в восторг и даже прослезилась. Нет, я не надеялся всерьёз на скорую публикацию моих сонетов в сети, но ведь существовала множество других стихов, известных, общепризнанных и кое-что из этой массы наверняка нуждалось в переводе. За два дня тотального перекапывания местной "паутины" я составил своё мнение. Мнение было таковым: поэзию на Хнуме любят (это А), поэзия на Хнуме востребована (это Бэ), поэзия в хнумской сети представлена довольно широко (это Цэ), но... ничто не идеально, имелись, конечно же имелись пробелы, обширные пробелы (это Дэ, Е и прочие буквы алфавита, забытые серыми гражданами, не умеющими печатать). Я воспылал энтузиазмом и засел за работу. Из походного баула был извлечён на свет эмридер (храню на нём любимую литературу, в том числе неплохое собрание поэзии на пяти языках). Были выбраны несколько поэтов разных времён и стилей, и мистер Клер Линич уселся за перевод. Первый восторг схлынул очень скоро. Перевод чужих стихов оказался делом непростым, гораздо сложнее, чем я предполагал. Я бился над строчками, а леди Ми трогательно обижалась и злилась на меня за то, что я захожу всё реже и реже. Я же отшучивался, придумывал какие-то причины, но ничего не говорил о главной, настоящей. Слишком уж мне хотелось прийти к ней однажды, и как бы между прочим, указать на адрес с переводами Киплинга и Верлена. Глупо? Смешно? Наверное, да. Но только так я представлял себе это событие. Возлагал на него реальные и туманные надежды. А может я просто боялся дать леди Ми на первый суд хрупкие строчки, ещё никем не прочитанные, не оцененные (фрау Розалия не в счёт). Желал показать ей что-то весомое.
Через шестнадцать дней я наконец имел три перевода на хнумский диалект в основном отвечающих моим притязательным требованиям. Переводы были отправлены в одну из сетевых редакций, а я не теряя времени принялся за новые строфы. Отказ пришёл довольно скоро. Редакция была обеспеченна материалами. Ха!!! Я уже читал нечто подобное в книгах, читал неоднократно. Неужто в этом мире ничего не изменилось? Забавно. Но как это так? Отказали мне! Самому способному и талантливому! Ну уж дудки! Я отправил стихи ещё в три издательства и снова сел за терминал. Работа шла всё легче и легче и легче. Я входил во вкус, я как боевой спейсер набирал скорость...
***
- Любезный, не подскажете ли, который час?
Я вздрогнул, отрываясь от своих мыслей. Передо мной вежливо приподняв край шляпы стоял молодой человек. С его оранжевого зонта капало. Рассеянно взглянув на круглый монитор наручных часов, я сказал, что без четверти хризантема. Он вновь приподнял шляпу, тонко улыбнулся, поблагодарил, качнул зонтиком и заспешил куда-то по своим делам. На нём были узкие, небесно голубого цвета брюки с красно-синими лампасами и долгополый полосатый сюртук, тесно сжатый на плечах рюкзачком зонтикодержателя. Глядя вслед разноцветной и стройной фигуре, я машинально тронул щепотью прозрачный козырёк своего кепи. Этот картуз с высокой тульей и длинным голубоватым козырьком был, пожалуй, единственным моим приобретением на Хнуме. Ну, кроме часов, которые показывают цветы и цифры, и терминала-веера. Леди Ми смеялась над кепкой и говорила, что я похож в ней на пролетария. Я отвечал ей, что я и есть пролетарий печального образа, и что я просто ненавижу низкие, широкополые цилиндры, украшенные узорами из бисера. (Которые, кстати, так обожает многообожаемый лорд Эссек). Проводив глазами молодого человека, я снова взглянул на Дом Четырёх Террас и перевёл глаза на беспокойную воду...
Всё произошло, вернее закончилось, вчера. Утром я получил не терминал уведомление: пятьдесятсбилсясосчёта какая редакция желает выложить в сеть два моих перевода Хасана Фурже, одного Элиота, одного Чанг О Сана. Больше того, редакция не откажется от моих услуг в будущем, у редакции имеются некоторые планы. И самое главное! Редакция согласна опубликовать мой "Кульбит в красном"! Им понравилась эксцентрика и хоризма произведения (хоризма, боже мой!) С некоторых пор, вконец обнаглев или вконец отчаявшись, вместе с переводами чужих стихов я стал отправлять по редакциям свои наиболее удачные произведения. И вот наконец! Это была несомненно она, удача, девушка в белом! Немного поостыв, я перечёл сообщение на три раза. Они предлагали по пять хелалов за знак в переводах и по оному хелалу за десять знаков в "кульбите". Чистый грабёж, но я был рад. Разве что до потолка не прыгал. Они сообщали, что стихи будут напечатаны через три дня после получения моего согласия. Я развернул терминал и не откладывая в долгий ящик выразил это согласие в сдержанных, хотя самую чуточку, недовольных выражениях. Потом я провальсировал с терминалом по комнате, скатился по перилам на первый этаж, чмокнул в нос мадам Гамбург и не позавтракав, не раскрыв зонта, вышел на мокрые камни тротуара. Меня несло к Дому Четырёх Террас. Дождь разошёлся не на шутку. На пол дороги я всё же раскрыл зонт, но моя непромокаемая куртка успела таки изрядно вымокнуть.
Она встретила меня в прихожей свежая, черноволосая, красивая, как никогда.
- Мистер Клее, вы совершенно промокли! - она всплеснула руками и бросилась спасать моё хилое здоровье.
Моя мокрая куртка была повешена над электрокамином, волосы встрепаны полотенцем, зонт вновь раскрыт и положен посреди каминной сушиться. А сами мы устроились в комнате "для умных бесед и музыкальных упражнений". Я утонул в глубоком кресле, леди Ми сидела на крутящемся стульчике возле электронного клавесина и вполпальца перебирала клавиши, не глядя на инструмент. Мы болтали о пустяках, смеялись. Потом я поднялся, подошёл к ней нагнулся и поцеловал в яркие, вишнёвые губы. Она не ответила на поцелуй, но и не оттолкнула меня, не опустила головы, не отстранилась. Несколько секунд я чувствовал влажное тепло её десен, потом скрипнула дверь, я распрямился и обернулся.
Такое бывает только в пьесах, в плохих ли, хороших ли, неважно. В дверном проёме стоял лорд Эссек. У него было такое лицо... такое лицо, словно его только что ткнули под рёбра раскладным ножом. Я подумал, что он закричит или застонет, но тонкий аристократический рот вдруг сжался в высокомерно-гадливую линию, глаза вывернулись наизнанку и с изнанки был лёд. Я ждал.
- Мистер Клер, - сказал Эссек ледяным голосом. - Я жду вас в прихожей.
Дверь затворилась. Я стоял посреди комнаты, как полный идиот. Леди Ми медленно поворачивалась на стуле туда-сюда, взявшись указательными пальцами за кончик носа. У неё было несчастное, потерянное лицо. Лупоглазая зелёная ящерка глядела нас с потолка Скрипнул шарнир стула. Я сделал шаг к клавесину. Милизия Эссек выпрямилась.
- Мистер Клер, - спросила она не поднимая глаз. - Зачем? Ну зачем вы это сделали?
- Меня зовут Лестор Пастош. Клер Линич мой сценический псевдоним. Это просто означает "чистый и тощий", - сказал я жёстко и вышел из комнаты.
Лорд Эссек ждал меня у входной двери. Его лицо по-прежнему было бесстрастно. Я остановился перед ним и перед дверью. Глаза лорда надменно смотрели куда-то поверх моей макушки. Он сделал неопределённый жест двумя пальцами и проговорил, по-прежнему глядя мимо моей рыжей шевелюры:
- Мистер Клер, вы злоупотребили гостеприимством моего дома, вы повели себя подло и бесчестно. Я вынужден требовать от вас удовлетворения.
- Любезнейший лорд Эссек, - ответил я самым сладким голосом, на который был способен. - Я не могу дать вам удовлетворения по той простой причине, что гомосексуализм на Хнуме разрешён официально только в пяти городах. И Сейфи-Даун в эту пятёрку не попадает. Хотя если подумать...
- Прекратите кривляться, - брезгливо сказал лорд Эссек. - Или у вас совсем нет гордости?
- С гордостью у меня полный порядок, - сказал я почти зло. - Я готов драться с вами хоть сегодня. Выбираю кухонные ножи. Не короче ладони. И чтобы зазубренное лезвие.
- Ну уж нет, - отозвался лорд Эссек, и я впервые увидел на его губах вполне человеческую улыбку. - Я имел честь наблюдать как вы скачете по манежу. Вы порядочный ловкач. Но я не дам вам такого отличного шанса меня зарезать. Мы будем драться на пистолетах. У вас есть пистолет? Вы когда-нибудь слышали это слово?
- У меня нет пистолета, но я представляю, что это такое.
- Вот и великолепно, - сказал Эссек. - Мы будем драться завтра в час Чертополоха. На окраине, возле двадцать седьмой турбины. Вы знаете, как найти двадцать седьмую турбину?
- Найду. - сказал я и вышел за дверь.
***
- Дяденька, а дяденька, - раздалось позади меня, ушедшего с головой в свои мысли. - А покажите нам цирк.
Я обернулся. Возле противоположных перил моста, переводя сбившееся дыхание, стояли неровной кучкой несколько мальчишек в целлофановых куртках. Их лица раскраснелись несмотря на промозглую погоду.
- А вдруг это не он? - спросил один, который выглядел младше других, у высокого мальчугана в кепке похожей на мою. - Лучше бы побежали к ущелью.
- Сам ты "не он", балда, - зашипел высокий мальчуган. - Говорю же тебе, я его раньше видел, я его здесь давно заметил. А ты и в цирк не ходил.
Они глядели на меня во все глаза, блестящие и быстрые как ртуть. Они ждали жадно приоткрыв рты. Они были зрителями, а я был актёром. Я качнулся вперёд, закричал по петушиному, (навряд ли ребята знают что такое петух, но всё равно красиво), встал на руки, пробежался, болтая в воздухе ногами, изящным прыжком вернулся в вертикальное положение. Костюм мой надулся как шар и словно ростки выпустил во все стороны упругие пружины.
- Але, оп!!! - взревел я, оттолкнулся одной ногой, и похожий на гигантского дикобраза или на маленькое солнце покатился колесом под уклон моста.
Они так и остались стоять с открытыми ртами, даже не побежали за мной следом. Обуреваемый бездумьем весёлого азарта, я дошёл до дома ис"Эхейзе 42 - эс"Альше 112. Чему быть, от того не увернуться. И пускай лорд Эссек засадит мне пулю прямо между глаз. Лихой стрелок! Мадам Гамбург подала на стол замечательный обед, я наелся от брюха. Пускай кукуруза выльется потом из моего простреленного насквозь живота. Может лорда стошнит. Хоть какая-то радость на этом свете. После обеда я принял душ дабы не омрачать лорда немытыми телесами. Переоделся в чистое бельё, дабы никого не утруждать своей персоной. Погляделся в зеркало и остался собою вполне доволен. До дуэли оставалось ещё почти три часа. Сидеть дома было муторно, я оделся и отправился искать двадцать седьмую турбину. "Двядцять ситьмую". Проклятый аристократический ублюдок, он то хорошо знает все электростанции, а мне нужно искать. Лодочник оказался ушлым знатоком своего дела. До места мы добрались часа за полтора. Я расплатился и отпустил извозчика. Посудина, гудя мотором растаяла в мутной дождевой мороси.
Над турбиной номер двадцать семь было тихо, совершенно безлюдно и скучно. Я коротал время, прогуливаясь вдоль неширокого парапета взад-вперёд, время от времени поглядывая вниз, на мокрые камни ущелья Бен-Цаль.
Лорд Эссек прибыл минута в минуту. Его сопровождала пара таких же чопорных джентльменов в низких цилиндрах и при длинных узких бакенбардах. Я соскочил на мостовую. Джентльмены приподняли шляпы и представились: "лорд такой-то, да сэр сякой-то".
- Эти почтенные мужчины, будут исполнять обязанности наших секундантов. - объяснил лорд Эссек, и добавил с едва заметным злорадством. - Ведь у вас, конечно, нет секунданта?.. Лорд Айсес согласен выполнить эту роль.
Толстошеий лорд Айсес слегка поклонился. Вся троица была одета можно сказать почти скромно, тёмные с фиолетовым и зелёным отливом долгополые плащи, из под которых выглядывали вызывающе разноцветные галстуки. При этом джентльмены были столь серьёзны и напыженны, что я невольно усмехнулся про себя, но сдержал просившуюся с языка колкость, только отвесил поклон своему секунданту. Лорд, кажется Рафах, расстегнул клетчатый саквояж, вытащил из него футляр обитый потертым серым бархатом и откинул крышку. Я любопытный человек, я сразу заглянул вовнутрь. Там оказались, уложенные один к другому, два пистолета с длинными гранеными стволами и тяжелыми круглыми барабанами посередине. Стволы тускло блестели, начищенные и ухоженные, покрытые едва приметными стародавними царапинками. Невероятно древние, дорогие и редкие устройства. Я, например, такие видел только на картинках. У меня даже шевельнулись непроизвольно пальцы.
- Выбирайте один, - лорд Рафах протянул мне коробку, на сером бархате расцветали одна за другой мокрые точки.
- А как же предложение мира и взаимопрощения? - спросил я пряча руку в карман. - А, господа секунданты?
Господа секунданты слегка оторопели и растерялись. Видно про дуэльные правила знали они немного, а то и не знали совсем. Лорды беспомощно переглянулись.
- О примирении не может быть и речи, - подал голос лорд Эссек. - Берите пистолет, Вам объяснят как им пользоваться. Или может Вы боитесь?
- Есть маленько, - сказал я, и шмыгнув носом вытянул из ворсистого углубления один из револьверов.
Эссек взял другой.
- Разрешите ваше оружие, сударь, всего на одну минуту, - попросил лорд Айсес, протягивая руку.