Инспектор опаздывал. Иногда мне кажется, что это такая тонкая форма садизма - заставить осуждённого пару часиков помаяться в ожидании экзекуции. Какое-то извращённое циничное изуверство. Особенно действенно в условиях, когда даже слоняться из угла в угол невозможно. Сиди, страдай, поминутно глядя на часы, всё глубже опускаясь в пучину депрессивных размышлений. Антураж помещения вполне соответствует. Пол и потолок выполнены в лучших традициях индустриального дизайна. Впрочем, который из них пол, а который потолок, сказать сложно, поскольку кресла для посетителей закреплены и там, и там. Зазеркалье.
Кроме меня, в полупустом холле-перевёртыше, решения своей судьбы дожидались три незнакомые девушки. Всех нас сюда привёз Генка Жюркис: меня, высокую красивую брюнетку, шатенку со строгим выражением лица и маленькую смешливую блондинку, но с девушками я не знакомился. Здравствуйте. Здравствуйте. Вы не против, если я буду первым?..
Конечно, они были не против. Я давно замечаю, что женщины гораздо легче мужчин переносят томительное ожидание. Мужику легко вести себя героически непосредственно на расстреле, а вот в камере смертников совсем другой коленкор. Если бы там подавали водку, то во время приведения в исполнение приговорённые не то, чтобы слова интернационала - как их зовут, вспоминали бы с трудом.
Девушки негромко болтали, время от времени смеялись и украдкой на меня поглядывали. Если они и волновались, то как-то по-своему, по-женски.
Инспектор появился в полтретьего, заявляя всем своим видом: извиняться не стану, поскольку такие ничтожества, как вы этого недостойны. Вместе с инспектором появился Жюркис и они сразу удалились в кабинет, что-то подписывать. Проплывая мимо нас, Генка велел грузиться и ждать. Опять ждать...
Я галантно пропустил девушек вперёд, и очень скоро вся наша слегка перевозбуждённая компания оказалась в салоне старенького учебного "жигуля" шестисотой модели. Сам я в марках космомобилей разбираюсь слабо, но Генка сто раз говорил, что "жига" - шестисотая. У него, у Генки, бизнес семейно-потомственный, вроде бы ещё его прадед в прошлом веке владел автошколой. Тогда на Земле ещё не запретили частный автотранспорт. А теперь правнук прадеда Жюркиса, можно сказать воспарил над грешной Землёй. Выше в небо - ближе к Богу. Смешно.
В салоне я не стал напоминать девушкам о нашей договорённости, а сразу уселся на водительское место и начал мысленно повторять про себя последовательность дальнейших действий. Значит, так: пристегнуться, потом швартовочный тормоз, ручник... Нет! Сначала двигатель запустить, а потом тормоз, потом поворотник и скорость...
Дверь шлюза открылась и в салон протиснулся инспектор Кривчук. Его мясистая рожа, едва помещавшаяся за стеклом гермошлема, лучилась самодовольством, глазки-щелочки стреляли по сторонам. Не считая нужным здороваться, инспектор оглядел присутствующих с весёлой иронией и полез на переднее сиденье. Вслед за Кривчуком в кабину забрался Жюркис. Переднее сиденье "жигуля" рассчитано на двух пассажиров, и Генке, как инструктору, полагается сидеть спереди, но Кривчук имеет на это свои взгляды. Он считает, что экзаменующиеся во главе с инструктором могут посидеть сзади, а инспектор КИБаДэДэ должен расположиться с максимальным комфортом. По-моему, будь его воля, он занял бы и водительское кресло.
- Здравствуйте, курсанты, - наконец снизошёл до нас Кривчук. - Готовы сдавать орбиталку?
Мы нестройно откликнулись в том смысле, что готовы. Инспектор вытащил из герметичного чехла бланк-планшет и погрузился в изучение списка. Прочитав, он оглянулся на Генку, и девушек, потом уставился на меня.
- А вас я, кажется, уже знаю, - сказал он особенным издевательским голосом.
- Это курсант Северский, - тут же встрял Генка. - Он повторно.
- Помню, - толстые губы раздвинулись в насмешливой улыбке. - Почетвёрно! Идите-ка пока назад, курсант. Сегодня будете последним. Пускай вперёд дамы себя покажут.
И Кривчук ухмыльнулся собственной двусмысленности.
Вот сволочь сытая, подумал я со злостью, покидая водительское сиденье. Моё место тут же заняла брюнетка, а я втиснулся между Жюркисом и блондинкой. В толстых скафандрах мы чувствовали себя, как шпроты в банке. Немного в таких условиях себя напоказываешь. Учитывая то, что кабина герметичная, никакой нужды в скафандрах нет, но Кривчук фанатик правил, и все курсанты у него сдают орбиталку в скафандрах с опущенными забралами. Ещё бы! Ему на персональном сиденье просторно. То так развалится, то эдак. А то начнёт всем корпусом делать глубокие наклоны, влево-вправо, как будто у него спина затекла и он позвоночник разминает. Чего там, спрашивается, может затекать в невесомости?
Настроение у меня испортилось окончательно. Вот уж точно говорят, не было печали - купила баба порося. В двадцать девять лет сдавать на права, причём уже в четвёртый раз сдавать! Нафиг я выигрывал этот "Форд"? Нафиг мне сдался этот космос? И Ленка как с цепи сорвалась, бредит пикниками на Венере. Вот шла бы сама и училась. И самое главное: нафиг я учился на курсах у школьного друга, если экзамен за это не ставят автоматом?
Кривчук на переднем сиденье спрятал планшет и сказал брюнетке, что можно ехать.
Брюнетка задумчиво покивала головой, будто мантру про себя повторяла, завела двигатель, потянула ручку швартовочного тормоза... Мысленным взором я видел, как сосредоточенно шевелятся её вишнёвые губы.
- И в самом деле, - пропела брюнетка. - Я сегодня так волнуюсь.
Я не видел её лица за краем шлема, но готов был побиться об заклад, что она улыбается инспектору лучезарно и обворожительно. Эх! Если бы я так умел, я бы не сдавал орбиталку по четвёртому разу.
Жюркис сделал мне знак отключить рацию, прижался своим шлемом к моему и быстро спросил:
- Слушай, Юг, ты чего такой мрачный?
- Не вижу причин радоваться, - я нахмурился, - этот рюкзак меня опять завалит.
- Не завалит, - самым убедительным тоном пообещал Генка. - Ты деньги взял?
- Взял, - сказал я неохотно. - А вдруг он не берёт?
- Свернул... Ну, как я ему их всучу? Я этого не умею. В карман сунуть? Так у него все карманы на груди.
Генку моё нытьё не впечатлило.
- Я всё обдумал, - зашептал он торопливо, - и справки навёл. Дело проще пареной репы. Видел, как он зарядку делает? В смысле, качается туда-сюда.
Я кивнул.
- Так вот, ты держи деньги наготове, а когда он вправо нагнётся, суй их ему прямо в дюзу ранца.
- Как в дюзу? - изумился я. - И как держать наготове? Мне же рулить надо.
- Это уж твои проблемы, как, - Генка сделал суровую мину. - А насчёт дюзы не сомневайся! Клык даю. Это я и сам давно замечал. Кривчук на ранце никогда не летает. Подвезёшь его после орбиталки к станции, так он и ста метров лететь не желает. Ты, говорит, Геннадий Андреич, меня прямо к шлюзу подстыкуй. Я думал, это он от лени или из жлобства, ан нет! У него в дюзах взятки. А на станции он их из ранца палочкой выковыривает.
- Неудобно как-то, - я поёжился. - Не по-людски.
- Ну, Юг, ты ей-богу... - Генка зло ткнул меня кулаком в бок, - как маленький. Да люди с самых древних времён приносили жертвы высшим силам. Быков там, баранов! Ты же историк, мать твою! И ничего в этом нет зазорного.
Генкины слова звучали довольно убедительно.
- А откуда ты про дюзу узнал? - спросил я после короткого колебания.
Генка махнул рукой:
- Так все знают. Сам изумляюсь, как этого Кривчука ещё не застукали.
- Ну, Генка, - я тихонько погрозил школьному другу пальцем. - Там почти вся моя зарплата и ещё штуку занял.
- Клык даю!
***
На одного курсанта у инспектора Кривчука уходило от пятнадцати до двадцати минут. Поэтому примерно через час после начала экзаменов запас девушек истощился.
Хохотушка-блондинка, которая пилотировала хуже всех, затормозила космомобиль на обочине. К тому времени нас в салоне оставалось уже четверо: Брюнетка хоть и со штрафными очками, но получила свой зачёт и высадилась неподалёку от Хаббла-4. Шатенка сидела рядом со мной и сдержанно переживала за подругу, хотя блондинка была весела и беспечна, будто это не она дважды забывала включить поворотники. Я почти не сомневался, что Кривчук её завалит, но инспектор покачался туда-сюда, якобы разминая спину, да и проставил ей экзамен.
- Видал? - пихнул меня Генка.
За высокими спинками мы не видели, что именно делала блондинка, но факт, как говорится, был на лицо.
Наверное, Генка прав, думал я, устраиваясь на водительском сиденье и пристёгиваясь ремнём.
- Ну что, двоечник, - весело сказал инспектор. - Поехали!
Я опустил ручник, включил скорость, дал сигнал левого поворота, поглядел на экран заднего монитора и осторожной капелькой ртути влился в поток космомобилей. Я был собран и деловит, даже сам себе удивлялся.
- Перестройся-ка в средний верхний, - распорядился Кривчук.
Мы с господином рюкзаком на брудершафт, вообще-то, не пили, но возражать против фамильярности я не стал. Включив верхний поворотник, я начал выполнять перестроения. То что все маневры делаются сначала по вертикали, а потом по горизонтали, я знал точно.
- Прямо до светофора, на светофоре свернёшь вниз.
Я кивнул и начал перестраиваться обратно в нижний ряд, даром что минуту назад поднимался в верхний.
А дальше всё пошло как по маслу. Сегодня я определённо был в ударе. Отлично везде вписывался, замечал все знаки, правда лететь старался помедленнее, опасаясь нештатных ситуаций. Кривчук время от времени командовал, куда поворачивать, и голос у него становился всё ехиднее и ехиднее. Вот, чёрт! Прямо как в институте: если у преподавателя на тебя зуб, значит завалит. Будь ты хоть семи пядей во лбу.
- А можно нас высадить на пустановке возле "Энергетика"? - пискнула сзади блондинка.
- Делай, курсант, - Кривчук просто истекал благодушием.
На пустановке, так на пустановке. "Жигуль" нырнул вправо, вниз и снова вправо. Моя нога нажала на тормоз.
- Правил не знаем, курсант? - полюбопытствовал инспектор. - Как там прописано? Остановка запрещена ближе пятнадцати километров от места остановки маршрутных орбитальных средств.
- За исключением посадки-высадки пассажиров, - парировал я.
Кривчук хмыкнул, и мы тронулись дальше. Минут через десять инспектор велел тормозить. Но и эта уловка у него сорвалась. Мы были как раз над кольцом орбитальных солнечных батарей, о чём я со скрытым торжеством сообщил экзаменатору.
Когда мы миновали пятидесятикилометровую околобатарейную зону, Кривчук во второй раз сказал "стоп", и я со вздохом облегчения вырулил на обочину.
- Погаси-ка пока движок, - сказал инспектор, разминая руками шею, - а то твой Геннадий Андреич будет за горючку ругаться.
Инспектор полез за планшетом:
- Та-ак, Северский Юг Алексеевич, - глаз-щелочка скосился в мою сторону. - Теория - пять, полигон - пять... Что же мне с тобой делать?
Я напрягся.
- Вождение неуверенное, а на перекрёстке возле "Мира" сто десятого, "Аквариум" подрезал.
- Да, вы что, Денис Аллеонович? - обиженно возопил с заднего сиденья Жюркис. - Нормально он повернул.
- Так нормально... - Кривчук, покряхтывая нагнулся в мою сторону, - что водитель "Тойоты Акво" был вынужден... - инспектор старательно выгнулся вправо...
Не помню, как в моих пальцах оказалась трубочка, скрученная из восьми пятисоток. Сопла ранца были как на ладони. Я быстро протянул руку и сунул деньги в левую верхнюю воронку. Уже когда плотный рулончик исчез в раскрытом зеве раструба, я с ужасом сообразил, что возможно сую взятку в то же сопло, что и блондинка. Но четыре тысячи невро благополучно застряли в сужающемся канале и я поспешно выдернул руку.
- ... прибегнуть к экстренному торможению, - закончил Кривчук, распрямляясь.
Не знаю, каким образом, каким шестым чувством... но он уже знал. И рожа его масляно блестела.
- Ладно, - сказал он, делая пометки в планшете. - Будем считать - зачёт. Соблюдайте ПэПэДэ, курсант.
Наверное, мне полагалось ощутить взрыв восторга, но денежный рулончик в левой верхней дюзе вдруг стал средоточием всех моих мыслей. Мне было так стыдно, будто я совершил нечто в высшей степени непотребное. Например, нагадил ночью посреди библиотечного зала. А ведь я не сделал ровным счётом ничего дурного, я всего лишь принёс жертву могущественной, почти стихийной силе, и теперь моя молитва должна быть услышана, и обильные дожди прольются на моё многострадальное поле. Или наоборот...
- Жюркис, - Кривчук обернулся к Генке, - мне вообще-то к пяти на Центральной нужно быть. Так, что садись-ка ты за руль, Геннадий Андреич, а то боюсь, курсант меня куда-нибудь не туда довезёт.
- Конечно, Денис Аллеонович! - заторопился Генка, знаками призывая меня выметаться с водительского места.
Отстегнув ремень, я взлетел над обшарпанным жёлтым креслом, и лишь тогда в моей душе затеплилось что-то похожее на облегчение.
- Что, курсант, - Кривчук скосился на меня иронически, - сломал инструктору тачку?
- Да он-то при чём? - от напряжения у Жюркиса совершенно пропало чувство юмора.
- Ты, гляди, - не унимался инспектор, - я ему зачёт и аннулировать могу, ради такого дела.
Моё чувство юмора тоже срочно атрофировалось. Веселился один Кривчук.
- Сейчас, - сказал Генка, - в мотор загляну.
- Загляни, - согласился Кривчук.
Генка исчез в шлюзовой камере, а инспектор похлопал по сиденью, приглашая меня садиться рядом, потом достал из герметичного чехла сложенный вдвое лист и ручку-пустописку. Для меня логика сего явления запредельна, но видимо КИБаДэДэшные чины имеют своё представление о логике. Оценки проставленные в цифровом планшете, Кривчук прилежно дублировал на бумажном бланке. Закон, как говорится, порядка требует.
Инспекторские глаза пробежали вниз по списку. Кончик ручки остановился напротив моей фамилии.
- Северский... - Кривчук наморщил лоб, - Юг Алексеевич... Откуда имя такое странное? Никогда не слышал.
- Ничего странного, - сказал я неохотно. - Юг - это Юрий Гагарин. Родители у меня большие оригиналы.
Было время в моей, тогда ещё неполовозрелой, жизни, когда я просто ненавидел родителей за своё имя. Потом ничего. То ли обвыкся, то ли утихли юношеские амбиции. Да и с девушками моё имя, будто долгосрочный вклад, постепенно начало приносить дивиденды. Но представляться я всё-таки не люблю. Вот и сейчас, я спинным мозгом ожидал от инспектора взрыва остроумия, но он только понимающе кивнул и пробормотал:
- Значит, Алексеевич...
Вообще-то, если отбросить жлобство и ехидство, он может и неплохой мужик. Я уже был готов проникнуться к нему неким подобием симпатии, вот только бобышка из восьми пятисоток, в левой дюзе ранца мешала мне, как камешек в ботинке.
Кривчук поставил напротив моей фамилии мелкую скупую подпись и сказал:
- За правами подлетите в Цетральную Инспекцию, в среду двадцать пятого после четырёх.
- Спасибо, - поблагодарил я, сгорая от стыда.
- Да! - сказал он громко.
Я вздрогнул и не сразу понял, что Кривчук говорит уже не со мной. Просто служебный наушник в ухе инспектора не позволял мне слышать его собеседника.
- Да!.. Хорошо... У меня маленький форсмажор, но я буду... Да, к пяти!.. Хорошо.
- Ну что, курсант? - Кривчук застегнул чехол от планшета. - Пойдём, поглядим на Геннадия Андреича?
Генка висел в пустоте перед раскрытой панелью двигателя. Вид у него был не то чтобы бодрый.
- Чем порадуешь, Гена? - Кривчук подобрался к раскрытой панели, держась за вделанные в борт "жигулёнка" скобы.
Жюркис развёл руками:
- Синхронизатор накрылся и зажигание заблокировал.
- Сколько раз тебе говорил, Геннадий Андреич, - в голос Кривчука вплелась знакомая ехидинка, - пора менять развалюху. Как тебя только техническая инспекция пропускает? Ну, ничего в следующем месяце я тебе организую аттестацию транспортного средства. Не обессудь.
С этими словами Кривчук оттолкнулся от корпуса и тихонько поплыл прочь. В моей голове непроизвольно возникла картинка, где инспектор с широко растопыренными руками, месяц за месяцем, медленно дрейфует по орбите. Но в этот момент инспекторский ранец выплюнул четыре струи ослепительного пламени и ускорился.
Мы смотрели ему в след изумлённые и ошарашенные.
- Ты деньги затолкал? - наконец спросил Генка.
Мне отчего-то упорно казалось будто выхлоп далёкого ранца окрашен в нежно-розовый цвет моих пятисоток.
- Затолкал.
- В сопло?
- Ага.
- Труба, - сказал Генка.
- Так значит, говоришь, в дюзу? - меня просто распирало от дурацкого веселья.
Генка виновато засопел.
- Денег жалко, - сказал он после небольшого раздумья.
- И зуба.
- И зуба, - согласился мой друг, трогая клык языком, - но денег жальчей.
- Суета! Суета и тлен, - сказал я улыбаясь. - Самое смешное, дружище, Геннадий Андреевич, что теперь жертвоприношение сделано по всем правилам.
- В смысле? - спросил Генка.
- В смысле огня. Подношения - их обычно сжигали. Богам угодно не мясо, а каввана, то бишь доброе намеренье. Понимаешь?
- Понимаю. Четыре штуки - фьють и в трубу.
- Ну, и чёрт с ними, - сказал я, беспечно. - Зато контакт с высшими силами, похоже, установлен. Дашь тысячу до получки?
- Две дам, - Генка вздохнул. - И можно без отдачи. Мне контакт на той неделе тоже не помешает.