Если встать на самом западном пляже острова Акута-хэ лицом к морю, то по левую руку от тебя окажется длинная песчаная коса, с которой удобно удить рыбу, а по правую - остров Акута-хум. За твоей спиной встанут полукругом Маракута, Кова и Патака. Пролив между Маракутой и Ковой такой узкий, что местами его запросто можно перебросить камнем, а рядом с Патакой есть ещё один малюсенький островок. Он так мал, что на нём нет ни одной деревни, но по ночам молодые парочки приплывают сюда, чтобы тайком заниматься любовью среди тёплых барханов.
Больше в целом мире нет ничего, только бескрайнее море и бескрайнее небо, в котором живёт золотая рыба Солнце. Каждый день рыба Солнце выныривает из моря на востоке и плывёт по небу на запад, чтобы там нырнуть в водяную пучину. Она движется высоко, она величественна и прекрасна. Никто не может поймать рыбу Солнце, но когда-то, давным-давно, в мир приходили мужчины древнего народа зузу, волшебные красавцы с глазами цвета расплавленного золота. Они тоже были величественны и прекрасны. Они летали выше облаков и отщипывали кусочки от рыбы Солнца, а затем спускались на острова, чтобы заняться любовью с девушками из людских посёлков, и девушки рожали желтоглазых детей.
Прошло много веков, люди давно забыли, когда видели последнего зузу, но до сих пор говорят про ловцов Солнца. Допустим, старый Тонга утверждает, что не обязательно быть золотоглазым летуном, чтобы поймать чудо-рыбу. Достаточно просто подкараулить её на закате, в том месте, где она ныряет в море... Тот, кто ухитрится это сделать и отхватить ножом кусочек золотого бока, сможет подобно древним зузу летать выше деревьев, побеждать самых больших акул и любить тысячу девушек.
Китоку верит старому Тонге, потому что глаза у Тонги не чёрные, как у большинства жителей островов, а желтовато-серые, словно мокрый песок пляжа, как будто в них добавили капельку расплавленного золота, и ещё потому, что в горных распадках везунчики до сих пор находят кусочки, оторванные зузу от чудо-рыбы. Они затвердели от времени, но до сих пор сохраняют удивительный блеск.
Отгоняя сонную истому, Китоку пошевелил ногами в воде и оглянулся. Острова отсюда казались совсем небольшими, словно бы слипшимися в один изрезанный горбами холм посреди моря. Так далеко Китоку ещё, пожалуй, никогда не заплывал. Его доска мерно покачивалась на невысокой волне, то задирая, то опуская округлый чуть изогнутый нос. Золотые блики бежали по волнам. Ещё неявное, но уже преддверие вечера. Китоку поднял лицо к небу.
Если кому-то кажется, что рыба Солнце плавает медленно, едва тащится по небосводу, то это совсем не так. Кто пробовал догонять Солнце, тот знает... Китоку много думал и додумался до одной простой штуки: Солнце - самая быстрая рыба в небе, никто не догонит её в облаках. В облаках просто нет других рыб. Но кто сказал, что никто не догонит её на море? В море полно быстрых рыб. Главное, выбрать правильный момент и не оплошать.
Китоку, щурясь, смотрел на Солнце, пока в глазах не поплыли зелёные круги, затем, решившись, отцепил от пояса мешочек с приманкой.
Каждый мальчишка знает, как оседлать носатую рыбу тху. Надо просто рассыпать по воде листья ползучей пальмы. Рыба тху обожает листья пальмы. А дальше нужно лишь приготовить колючку, смазанную ядом лягушки комбо, подождать, пока тху вынырнет, чтоб полакомиться, и воткнуть колючку ей в бок. От яда тху на короткое время будто засыпает. Пузырь её наполняется воздухом, и она всплывает на поверхность бесчувственная точно кусок дерева. Тогда нужно изо всех сил хвататься за её спинной плавник и считать до двадцати, потому что через двадцать счетов рыба очнётся и в ужасе ринется прочь. Она как безумная помчится между волн, а ты будешь лететь на её спине в шлейфе радужных брызг, пока не испугаешься или пока не разожмутся пальцы.
Толчёные листья расплылись по воде розоватым облаком. Китоку поправил притороченный к доске гарпун, взял в правую руку колючку с ядом, а в левую - свою хитроумную придумку, заранее сплетённую верёвочную упряжь, вроде тех, какие надевают на коров или свиней, и принялся ждать.
Рыбу тху всегда приходит быстро. Иногда появляются сразу две или три тху, но в этот раз пришла одна: мощная, гибкая, синевато-блестящая, с фиолетовыми разводами на гладких боках. Она ткнулась в розовое облако длинным, как копьё, носом и принялась поедать приманку. Вдохнув всей грудью, Китоку ловко нырнул в воду. Колючка легко вошла в фиолетово блестящий бок. Тху растопырила плавники, судорожно вытянулась и, медленно всплыла к самой поверхности. Не теряя времени, Китоку накинул упряжь на рыбью голову. Один, два ... Этот узел затянуть до упора. Три, четыре... Затянуть этот, и ещё тот, а этот чуть ослабить. Продеть концы верёвки в отверстие на носу доски, захлестнуть петлёй, прижаться животом к скоблёной поверхности и, что есть сил, вцепиться в скруглённые края кромки... Девятнадцать, двадцать.
Изогнувшись дугой, рыба тху взлетела над поверхностью воды. Китоку едва успел сжать пальцы, и доска рванула вперёд, сшибая верхушки волн своим плоским брюхом.
Бешено работая хвостом, рыба мчалась на закат, увлекая за собой распластавшегося на доске человека. Они двигались почти точно в сторону Солнца. Китоку лишь время от времени приходилось колоть тху остриём длинного гарпуна, заставляя поворачивать чуть влево или вправо. Рыба Солнце плыла над самой водой, уже совсем низко, но ещё недопустимо, непозволительно далеко от Китоку. И чем ниже она спускалась, тем сильнее бока её распухали, наливаясь красным, словно в золото добавляли угли костра. Нестерпимый блеск сделался мягче, окрашивая воду багрянцем. "Ну рыба, ну милая, - молил Китоку. - Не нужно спешить. Ты же тысячу раз успеешь нырнуть. Потерпи ещё чуток". Порою ему казалось, что в мире не осталось ничего, кроме него, Солнца и тху. Они да ещё стайки любопытных акуто, что выскакивают из воды то слева, то справа от несущейся рыбьей упряжки.
А тху всё мчалась вперёд и, перестав уговаривать Солнце, Китоку начинал уговаривать свою долгоносую спутницу. Он не знал, сколько ещё продлится действие яда, но точно знал, что едва оно кончится, как тху, выпустив из пузыря воздух, немедленно уйдёт в глубину, и тогда конец всей затее. "Давай... давай... - повторял он в исступлении. - Только не останавливайся". Его разинутый рот хватал воздух вперемешку с солёными брызгами, а рука колола тху гарпуном. "Скорее! Скорей же! Поднажми ещё чуток, ещё самую малость".
Каверзная рыба Солнце уже коснулась пылающего моря. Сначала лбом, потом сплющенным носом, потом прижатыми плавниками. Её бока погружались в пучину всё глубже, пока на поверхности ни остался лишь ослепительный кусочек хвоста.
Бешено оскалившись, Китоку застонал, и в этот самый миг действие яда наконец кончилось: тху выпрыгнула из воды, грянулась обратно и начала уходить в глубину. Верёвка натянувшись, рванула за собой доску и прицепившегося к ней охотника. Китоку каким-то чудом сумел глотнуть воздуха и выдернуть из-за пояса широкий нож. Он смутно видел перед собой тёмный силуэт тху и тонкую струну верёвки. Заломило в ушах. Китоку, собрав все силы, подтянулся к носу, ударил ножом. После второго удара струна лопнула, и Китоку, перевернувшись вместе с доской, устремился к поверхности.
Он вынырнул в брызгах взбаламученной пены, с хрипом хватая воздух и сразу принялся изо всех сил грести в ту сторону, где вода и небо ещё светились красным. Руки врезались в воду. Вытянутое тело старалось слиться со скользящей по волнам доской. Он плыл туда, где смутно различал на темнеющей поверхности моря золотое пятно - след от уходящей в пучину рыбы Солнце. Лишь бы не упустить, не дать уйти так глубоко, что догнать не хватит дыхания...
Он доплыл до световой границы желтоватого пятна, когда небо над головой сделалось совсем тёмным. Зажав нож зубами, Китоку соскользнул с доски и начал погружаться в тёмную прорву. Опускаясь всё ниже, он методично взмахивал руками и ногами, постепенно приближаясь к чему-то яркому, дрожаще-золотистому. Вот она рыба Солнце! Вот она! Духи её раздери... Перехватив нож правой рукой, Китоку зачарованно протянул левую и сунул её в золотой сияние.
Боль была настолько неожиданной, что он едва не захлебнулся. Кисть будто ошпарило. Китоку крутанулся в воде, и варом обдало правый бок. Перед лицом, медленно шевеля бахромой тонких светящихся нитей, проплыла маленькая медуза-оса. Выпуская изо рта струйки пузырей, незадачливый ныряльщик рванул наверх, прочь от шевелящегося медузьего облака. Отдуваясь и кашляя, он всплыл на поверхность и, только тогда понял, что всё-таки выронил нож. Гарпун потерялся ещё раньше, тогда, когда тху тащила вниз доску... Доска! Китоку беспомощно огляделся. Ночь уже проглотила короткие сумерки, как будто их и не было. Стемнело настолько, что глаз не различал границу воды и неба, в котором россыпью яркого планктона зажигались звёзды. Китоку тихо выругался. Он описал несколько широких кругов, пытаясь высмотреть среди волн изогнутый нос, но все попытки были тщетны. Доску, конечно же, отнесло подводным течением, и искать её в темноте, пожалуй, было бесполезно. Какое-то время Китоку отдыхал, качаясь в тёплой солёной воде потом развернулся и поплыл прочь от медленно тускнеющего медузьего пятна. На восход. Он твёрдо знал: чтобы приплыть на самый западный пляж острова Акута-хэ, нужно двигаться на восток. В том, что сумеет найти это самое направление в темноте и без каких-либо ориентиров, Китоку сильно сомневался, но старался об этом не думать
Гребок. Гребок. Ещё один гребок. Руки погружаются в воду как бесчувственные колотушки. Ещё гребок. Ещё. Перевернуться, повисеть на волнах, пережидая нестерпимую боль в плечах, сотый раз пересчитать звёзды в чёрной пучине неба, опять перевернуться и плыть дальше.
Иногда Китоку начинало казаться, что время совсем остановилось, и он просто бултыхается на одном месте, не сдвигаясь ни вперед, ни назад. От этого хотелось кричать. Старый Тонга обещал полёты выше облаков, убитых акул, любовь тысячи девушек. Вместо всего этого тупая ломота в плечах, зуд в ошпаренных медузами пальцах и, наверное, скорая смерть. В глубине души Китоку понимал, что выбраться скорее всего не удастся, и только природное упрямство заставляло его плыть дальше...
Раздвигая ладонями воду, пловец в очередной раз перевернулся. Взгляд скользнул по небу, отыскивая две приметные звёздочки, и вдруг зацепился за странную деталь. Китоку несколько раз моргнул, пытаясь отогнать морок, плотно зажмурился, а когда открыл глаза, маленькая странная звёздочка над самым горизонтом опять ему подмигнула. Теперь Китоку видел, что она вовсе не белая, как другие, а чуть желтоватая, похоже на огонёк костра, разведённого на пляже. Не веря такой удаче, Китоку глядел на подрагивающий светлячок и всё сильнее утверждался в мысли, что различает над ним тёмный силуэт горы, а левее - узкий хвост мыса. Сердце стукнуло где-то у самого горла. Великие духи, дайте сил. Только бы опять не начало сводить ноги. Китоку стиснул зубы и, переламывая боль, повернул в сторону волшебного огонька.
Великие духи оттого и великие, что иногда проявляют снисхождение к страждущим. Силы окончательно покинули Китоку уже в полосе прибоя. Вынырнув из пенного водоворота, он ткнулся коленями в песчаное дно, и тут же его опрокинуло, потащило назад, на глубину, туда, где невысокие злые волны сталкивались животами и спинами. Совершив над собой неимоверное усилие, пловец слабо затрепыхался, и опять его перевернуло, мягко отпихивая от твёрдого дна. А жёлтый огонёк был уже совсем рядом, стоит только протянуть руку...
Его снова опрокинуло. "Как глупо, - подумал он, со странным равнодушием соскальзывая в бездну. - И до Солнца я не доплыл всего чуть-чуть".
Китоку открыл рот, чтобы вода поскорее заполнила горло и лёгкие, но в этот самый момент чьи-то цепкие пальцы ухватили его за волосы и потащили кверху. Китоку бессильно засмеялся и потерял сознание.
Он очнулся на мокром песке, в нескольких шагах от воды. Тонкошеий силуэт, смутно поблёскивая белками глаз, нагнулся к его лицу. "Лежи, - произнёс изумительно красивый, с лёгкой хрипотцой голос. - Ты в безопасности..."
- Де й...я? - глотая буквы, выдохнул Китоку.
- На суше, - ответил невидимый человек, тряхнув копной влажных волос. - Тебе лучше отдохнуть", и Китоку смутно подивился тому, как странно его спаситель выговаривает слова, но думать об этом не было сил. Он с трудом повернулся, подтянул колени к животу и провалился в блаженную темноту.
Незнакомый голос сказал над самым ухом: "Вставай, дружок", и добавил шёпотом: "рассвет близко". Китоку вздрогнул и проснулся. Глухо застонав, он сел на песке. Было уже светло. В голове царил полнейший сумбур. Вчерашнее ночное путешествие казалось сном, но тупая боль в руках и ногах слишком осязаемо, говорила об обратном. А значит, он действительно пытался поймать рыбу Солнце, а потом всю ночь плыл в темноте по морю. Разминая шею, Китоку поднялся на ноги. Он стоял на узком пляже между зарослями кустарника и прибоем. По правую руку от него была короткая серпообразная отмель, по левую - висела над морем желтобокая рыба Солнце.
- Не может этого быть, - потрясённо пробормотал Китоку. - Или я обогнул острова кругом?
Что за наваждение? Китоку беспомощно огляделся. Он множество раз бывал на восточных островах, но пляж не походил ни на один из пляжей Патаки или Ковы. Китоку решительно не узнавал ни береговой линии, ни рисунка пологих холмов. Что же это такое? Он не мог плыть на закат, а приплыть на восток. Или мог?
Зайдя по щиколотку в тёплую воду, Китоку с ужасом глядел на пустой синий горизонт. "Это не Патака", - мелькнуло в голове. - "Совсем не Патака".
Сзади заскрипел песок. Китоку резко обернулся и обомлел. Стайка из семи девушек, остановилась на самом пограничье пляжа, у кромки зарослей. Перешёптываясь, девушки смотрели на пришельца со смесью восторга и любопытства.
- Великие духи, - потрясённо проговорил Китоку, с изумлением рассматривая их лица.
Одна из девушек отделилась от компании и двинулась в сторону мужчины. Она остановилась в трёх шагах от него смуглая, длинноногая, с растрёпанной гривкой вьющихся волос. Китоку, как зачарованный, смотрел в её лицо, а девушка, улыбнувшись, ткнула себя пальцем в высокую грудь:
- Я акава Ифе, - сказала она, странно выговаривая слова.
- Акаваифе... - проговорил Китоку.
Девушка радостно замотала головой:
- Нет. Звать нужно просто Ифе. А ты?
- Я Китоку.
- Это имя твоего народа?
Китоку мигнул, не понимая.
- А это что, твои сёстры? - сказал он невпопад, указывая на стайку девушек.
- Нет, подруги... А ты красивый.
Китоку опять мигнул.
- Где я? - спросил он, озираясь. - Это Патака? Кова?
- Нет никакой Ковы, - сказала Ифе. - Этот остров называют Матафа. А откуда ты приплыл? С Нгози? Нгози там, - она махнула рукой в сторону холмов, - за проливом. Ты живёшь на Нгози?
- Я живу на Акута-хэ, - сказал Китоку, чувствуя, как холодеет под ложечкой.
Ифе рассмеялась.
- Нет такого острова, - сказала она, и Китоку узнал знакомую хрипотцу в голосе. - Есть только Матафа, Нгози и ещё Така. Ты, наверное, слишком долго плавал в море и всё перепутал.
- Значит, это ты помогла мне ночью?
- Я. - Лицо у Ифе стало игривым. - Ты тонул... наверное, не очень хорошо плаваешь.
- Просто я сильно устал, - мрачно возразил Китоку.
- Устал оттого, что живёшь на острове, которого нет?
- Устал оттого, что ловил рыбу Солнце.
Лицо у Ифе вытянулось. Она с испугом покосилась на Солнце, потом оглянулась на других девушек, которые успели подойти поближе.
- Ты умеешь летать?
- Не умею, - ответил Китоку. - Я ловил рыбу Солнце там, где она ныряет в море.
- Но не поймал? - выпучивая глаза, с ужасом спросила Ифе.
Девушки за её спиной затихли.
- Нет, - сказал Китоку с сожалением, - может, подкараулю в следующий раз.
Ифе выдохнула с облегчением.
- Ты странный, - сказала она, наклоняя головку. - Странный, но очень красивый. Мы с подругами ни у кого не видели таких глаз. Они как слёзы горы Ха или как море на глубине... - Девушка засмеялась. - Наверное, они стали такими оттого, что ты слишком долго смотрел в пучину, когда выслеживал Солнце, - предположила она радостно.
Китоку неопределённо качнул головой.
- Слушай, - горячо проговорила Ифе. - Если твоего Акута-хэ больше нет, можешь пожить на Матафе. Тебе здесь понравится.
- Акута-хэ есть, - сказал Китоку без особой уверенности.
- Тогда где он? - Ифе взмахнула руками. - Я была на том побережье, была на этом, я была на Нгози, я плавала вокруг Таки, но ни откуда не видела твоего острова, а если чего-то не видно...
"И в самом деле, - вдруг с изумлением подумал Китоку. - Когда я уплывал на охоту за Солнцем, Акута-хэ и Акута-хум уменьшились почти вдвое. Быть может, теперь я заплыл так далеко, что они исчезли вовсе?
Нежные губы шевелились так близко, а смуглая кожа вокруг впадинки пупка была такой соблазнительной, что мысли в голове окончательно спутались.
- Хочешь, мы отведём тебя в деревню? - вкрадчиво предложила Ифе. - Все будут тебе рады. Не в каждом посёлке живёт морской дух. А Солнце ты сможешь поймать и в другой раз. Что скажешь?
Девушки придвинулись совсем близко и теперь стояли нешироким полукругом. Китоку обвёл взглядом свою маленькую свиту.
- А велика ли ваша деревня? - спросил он, расправляя плечи, и семь пар девичьих глаз цвета расплавленного золота с восторгом уставились в обсидиановые глаза морского духа.