Благодетель ты наш царь Петров-Водкин! Разумно ли пишу тебе, ещё не знаю как долго, ибо часы мои настенные идут так тихо и еле заметно стрелки двигаются одна относительно другой! И все же, дорогой мой хранитель, я хотел бы задать вопрос тебе, несложный и не очень длинный: "А что хотел бы ты прочитать к своему рождеству?" Сожалею, что не смогу прийти сам, ибо тяжко болен собою и призрачен. И даже мое отражение в зеркале гневно смотрит на меня и негодует. Но есть у меня небольшая история с собой, не знаю понравиться она тебе или нет, но искренне надеюсь что да."
Глея - девушка с зелеными глазами
Её я увидел у автобусной остановки. Она была одна и ела что-то небольшое. Одета она была во всё зеленое, только рукава распашонки красные.
Превосходный экземпляр! Уже пять лет как я не курил.
А солнце ещё не совсем тускло светило. Светило светило. Было туманное утро, пять ноль четыре. Только что развели мосты.
Далее.
Как я узнал кто это, так сразу же понял что это. До чего всё таки память интересная штука! Можно долго помнить какой-либо экземпляр, а вот такое чудо забываешь так же быстро как увидишь.
- А меня так и зовут, Глеей. - говорит мне девушка, которую я уже спросил.
Ветер был хоть и утренний, но не такой прохладный как всегда. Это видимо специально так.
Завтра нужно будет увидеть этот экземпляр еще раз. Уже пять лет как нет на свете радости.
- А что это, радость? - спрашивала меня Глея. Вопросительные глаза цвета неба поражали меня.
И всюду эти окаянные голуби! Что за напасть такая с этими нелепыми птицами. Их у нас два вида.
Ишь ты.
- Радость?... Хм... - отвечал ей я. Как я давно побывал в тех краях, где было так много радости. Радость - это не обязательно горе, это нечто больше чем смех бомжа плюс корень из улыбки умирающего сирийского хомяка. Вот даже и сейчас сказали это слово, а я и не понял о чем речь. Пусть будет так. А пока ей спою что-нибудь просто.
В песне пелось: "Интересная мысль, спешу вас заверить! Вы, не зная ещё чего бы то не стало, часто так хорошо ориентируетесь в нем! (то есть в мире). Можно долго лизать мороженное, но оно не будет долго ждать. А тем более это солнце еще по летнему встречает нас...." и тому подобное.
Все было так хорошо видно не только из-за вины тепла. Глея так прекрасна, что я почти уже понял что это за слово такое "радость".
Хотя...
Несколько минут погодя, несколько минут погоди. Подойди сюда! Подойди ко мне!! Я плохо тебя слышу! А она стоит себе да говорит что-то под нос невнятно.
Мне часто приходилось видеть как туман в разумно раннее утро окутывает собою смуглые тени деревьев, их смольный аромат ещё таит в себе надежду на доброе и застенчивое.
Я часто оглядываю себя со стороны, взирая на шнуровку моей обуви, или просто, когда моя теплая рука щупает в кармане кусочек зеленой зажигалки. И это очень мило, стоять так и смотреть на то, что зеленее тебя, или просто на то, у чего есть корни и ветки, или на тех же птиц, которые кажутся нам тем, чем они являются на самом деле.
Деловито прогуливаясь вдоль бордюра, голубь чинно шествовал к еще дымящемуся окурку, а старый дед с телегой только что скрылся за углом аптеки.
- И вы не заняты теперь в последнее время? Вы не пошли бы со мною во тьму? А не угадать ли вам мое имя?
"Смуглое личико!" - подумалось мне, а сам так улыбнулся, что сизая туча скрыла в миг свободное солнце.
- Ой! - стесняется Глея, краснеет. А видно, что сейчас откроются ее милые губки и скажут: "Я очень рада во тьму! Знаете, я там никогда не бывала."
На луже появилось множество кружков - то вода с неба капает. И называют люди эту непогоду дождем. Вот и пошел вдруг он.
И раскрывая свой зеленый зонт, я тем самым воспрепятствовал попаданию на себя, но прежде всего на Глею, на хороший экземпляр свежей выпечки. Капли я имею в виду.
- А зовут ли меня вообще? - говорю ей вдруг я, - И я ли это, кого ты сейчас видишь? Вот например ты это ты!
Удивление Глеи было очевидно, как и ее испуг на лице. Но то просто всего любопытство. И пусть любопытство! Я возьму огромный ножик и отрежу кусок колбасы за то, что никогда больше не буду делать то, что сугубо касается дождя, или этих зеленых глаз.
Остановка автобусов. Они приезжают, останавливаются, берут людей в свои бензинные покои, перевозят их в другое место, куда кому надо. За плату, конечно, а не просто так. И все нужно не за просто так!
- А знаете? - говорю я ей - Вы напоминаете мне то время, когда я чувствовал себя счастливым. Иногда со мною бывает такое... а иногда и нет. Этот ветер и дождь, это небо и вы - вот что есть радость.
Первый раз в жизни я почувствовал бедствие рассудка, ибо не раз говорил себе и другим слова типа "ликуй".
Вот и последний рейс. А мы все стоим под зонтом и беседуем. Дождь давно кончился, день наступил. Но нам все равно. Мы будем ждать тьму, чтоб под покровом её не видно было всяких там голубей, ни других неприятностей!
сентябрь 1997
Извини еще раз, мой бесценный хранитель! Ограничь мое занудство простым деянием: порви то, что держишь в своей царственной руке. Я всего лишь молчаливый голос слов на лоскутке сей бумаги! Но большое терпение - малая часть благочестия, а я знаю, что честь - часть чего-то целого, намного большего, нежели сам источник благочестивых поступков.
Но тут я подумал: "А не мешает ли мне мое тело? Может быть для столь хрупкой души эта безобразная телесная тюрьма не столь плоха, как напротив говорил нам один индус (иисус, его кажется имя) со своих икон, сын преисподни?" И вот что я подумал тут же.. Ведь "я" не хочет грузить тебя никчемными словами, дабы не расстраивать тебя и не смущать твою скромную душу, а просто просит прочитать тебя ещё кое-что, то, что ниже, а имя этой истории...
Настроение
И опять я услышал чудесную песнь прекрасной Афродиты, живущей на верхнем этаже. Каждое утро выходила дива на балкон и её серебряные перезвоны и радужные трели пробуждали меня, одаряя улыбкой радости за прекрасное утро.
"Её голос, - думал в тот момент я, - словно журчание ручья. Какими прекрасными кораллами губ обладает сия певчая птица, столь сильно волнующая струны сердца моего?"
И не терпелось как можно скорее увидеть воочию чудо-деву, с коей соседствую вот уж не один год.
И это был тот самый день, в который я осуществил потаенную мечту.
Выходной для меня день радовал теплотою солнца, ласкающего уже достаточно голую почву перед первым снегом. Обнаженные деревья словно посаженные кверху корни узорчато заслоняли синющее небо бездонной природы.
И уже на улице, на заветной лавочке меж куч желтой листвы, я осознал всю радость одиночества, переполнявшую мою душу в тот момент. И хотелось в девственные леса, в горы, где чистота всех помыслов - ничто и все, по сравнению с моим состоянием. И будучи опьянен сущим, переполняя реки сердца добром, пребывая в наслаждении, в покое и молчании один на один с Мирозданием.
И не знаю куда бы дальше, в какие бы дебри зашли мои мысли, если б не прекрасное создание остановившееся подле меня...
- С Вами можно посидеть? - скромно спросила прекрасная фея в легком сарафане.
И я помедлил с ответом, удивляясь богатырше, - ведь на улице прохладная осень! А её легкая одежда просто странно и страшно сочетается с пожелтевшей травой и застывшими лужами на асфальте.
- Конечно можно...-говорю.
И она села рядом...
О это милое лицо! Её белоснежное невинное лицо! Чуть вздернутый носик и большие глаза, грустные и голубые, что само небо. А пухлые губки и правильный подбородок говорили мне о нежном непонятном чувстве с именем Любовь. Её белоснежная кожа на шее волновала, а красивая грудь трепетала. И...да-да! Она вздыхала!
- И что же вздыхаете вы ненаглядная? - спрашиваю, притаив дыхание, будто испугавшись своих слов (а не оскорбили ли слова мои её непорочную душу?).
- Мне грустно...
"Как чудно говорит!" - воскликнул я в сердце своем. И тут же спрашиваю зачем-то:
- А не вы ли поёте по утрам столь прекрасно?
- О нет, то моя бедная печальная сестренка. И она хорошо знает вас, и она наверняка вас любит!
- Но почему! - вырвался у меня вопрос с восклицательным знаком.
- Не вы ли выходите по вечерам на помойку выносить мусор? И не вы ли ночью так ужасно выли на луну на своем балконе?
- Да, но...
- Не надо да и но. Это были вы. А сестренка моя бедная такие дела ой как любит, вот поэтому полюбила и вас вместе с вашими причудами.
И после всех этих неожиданных для меня слов, девушка встала и ушла прочь, оставив лишь запах жасмина и ошеломленного самого меня на этой дурацкой лавке. "Что же это за причуда такая? - думал тогда я - Выносить мусор... Выть - это причуда, но мусор? Или же они не имеют с ним дело? Или же просто не выкидывают мусор?" И чувства противоречия разрывали меня. И силился я представить сестру прекрасной феи, столь поразившую меня своей природной непотревоженной бытом красотой. "Это две наяды - говорил я в себе, - её сестра по-видимому столь лучезарна, а облик её столь божествен, что я не смогу на неё просто так смотреть, без чувства трепета!"
Забывшись, я не заметил как рядом со мною кто-то сидит. Отвлекшись от сладостных дум, я обернулся через плечо и увидел безобразную старуху в плюшевом пальто. Она улыбалась мне щелью беззубого рта, а от вида глаз ее, красных и мутных, по спине моей пробежали мурашки. Я не на шутку испугался. Вскочил:
- Кто вы?!
- Я та, о которой ты мечтал, - произнесла старая ведьма голосом ребенка, - я сестра той, с которой ты только что сидел!
- О боже! - ужаснулся я - Как может так быть, ведь вы же старуха!
- Мне столько же лет сколько и тебе... - печально произнесла старая кошелка, и далее, - разве не ты наслаждаешься моим голосом, разве не ты мечтал увидеть меня и встретить свое Первое и Вечное, Последнее и Скоротечное? Разве не ты?
И не приятно мне было в тот момент. И думалось: "Что же это за Дьявол, что в облике подобном таит гармонию соловья? Что же это такое, что сочетает Прекрасное с Безобразным, и есть ли между ними грань?"
- Нет никакой разницы! - говорила старуха, - Тебе стоит сделать малое, и ты получишь всё, что ты всегда искал и о чем всегда мечтал. И откроешь ты для души своей и сердца своего такое, чувство, от легкости которого воспаришь в небо! Это как жизнь и смерть слитые воедино, так же сладко как родиться или умереть, но переживая это ощущение в течении всей жизни! Ибо нет никаких граней между светом и тьмою, а серого не бывает, и только тогда ты познаешь Тайну, когда поцелуешь меня. Разве не стоит все это ради одного горячего поцелуя?
...Не помню как это получилось, но осознал я себя, тогда, когда уже целовал старую! И, о боже, нет никакой грани! Нет никакой! Очнувшись от забытья и переполненный счастьем, я сидел напротив прекрасной богини, что мило улыбалась мне, показывая в своих жемчужных руках безобразную кожу старухи...
16.10.96
Вот и все, а желаю я Вам счастья и здоровья, а нежелаю я Вам "жабу, тридцать дней проспавшую, острый яд в себя вобравшую, злой дурман, крыло совиное, желчь козла, глаза мышиные, волчий зуб, змею холодную, страшно злую, подколодную". И если все будет хорошо в жизни вашей величавой, знайте, что это мои лишь добрые пожелания к вам и к деяниям вашим!
Всюду с Вами и Везде,
очень больной человек
Садохин-Мазохин, плотник
ноябрь-декабрь 1997
Радостный Мазут и веселый Гудрон Привольный
Наивно полагать, что плоскостопие для психологии толпы уродство. Вот у Радостного Мазута очень плоские стопы, но он ничего, живет и не жалуется. Весь свой скудоумный день он проводит в темной нише, где постоянно хохочет и шуршит туалетной бумагой. На его голове - грязная соломенная шляпа желтого цвета с зелеными заплатками по бокам. Одет же в длинную серую робу, по которой туда-сюда шныряют белесые мокрицы. На воротнике бурой рубашки - засаленные жирные пятна и частички срыгнутого горохового супа.
Живет Радостный Мазут у своего давнего друга, веселого парня с помойки, Гудрона Привольного. Гудрон - очень хороший человек. Хоть и не красив собой, зато он великолепно рыгает и может очень много съесть горохового супа. Одет он в зеленый старинный фрак на голое тело.
Мазуту очень нравится Гудрон, он часто ему завидует за то, что у друга такие таланты. И порою пытается подражать ему - рыгает и кушает очень много супа. Но ничего у него не выходит. Гудрон понимает недостатки своего товарища, и поэтому часто, утром и ночью, приносит в нишу Радостного Мазута новые рулоны туалетной бумаги.
Жили два друга так очень давно. Гудрон только раз в месяц выходил на помойку, соскрести из баков еды, собрать утильную туалетную бумагу, да по горох в поле иногда ходил. Остальное время он проводил дома, в основном смотрел сны и ходил слушать как смеется Мазут. Обычно ему становилось привольно, вот поэтому так и прозвали.
И вот однажды был чудный гнойный день. Во дворе баба Стигма стирала свой лифчик в эмалированном тазу. Ее маленькая дочь по имени Тина вечно распространяла вокруг себя запах нечистот. В ее комнате стены вымазаны калом, а подаренные ко дню рождения трупы собак тлеют на балконе. Она любит дристать часами на своем грязном черном унитазе. Очень умна. Все соседи дуреют от запаха, который она распространяет вокруг себя. Ее давешняя мечта - собрать огромное количество вонючих старушечьих плавок, но пока еще ни одну плавку не нашла.
В этот чудный отвратительный день копалась Тина на помойке. Гудрон тоже был тут. Копаясь в баке, он мимолетом увидел в профиль баклажанные груди тины и был ими сбит с ног.
- Извини меня, отпрыск! - извинилась Тина, убирая груди подмышки. Ее рваные рейтузы воняли, а засранные мухами глазки гноились.
- Ты кто? - спросил незнакомку Гудрон, а сам так и немел. Он чувствовал как теплая струя мочи текла по его ноге. А горло продрала изжога, и он так громко рыгнул, что даже Мазут у себя в нише вздрогнул от испуга.
Ее единственная тощая с плесенью нога покрытая ифекцией, была обута в превосходный сандалет из жести. А в блохастой паклевидной шевелюре обозначалась грыжа.
- Я молодица Тина. Мне еще так мало лет, но у меня давно есть жених. Он живет на севере и раз в неделю приезжает ко мне и привозит чудесные заграничные плавки, которые ты никогда в жизни не видел, потому что ты дурак и глупый мальчишка!
Привольный Гудрон удивился словам этой дурнопахнущей девчонки. Сперва его даже пропоносило от перенапряжения, но через минуту-другую шторм в желудке утих и можно было спокойно попердеть.
Узнав про плавки, ему жутко захотелось увидеть их и понюхать. А потому, собравшись с силами и намотав вытекшие зеленые сопли на кулак, сказал:
- Ты умна и титьки твои длинны. Если ты мне покажешь свои трусы и дашь их мне понюхать и полизать, то так и быть, я тебе покажу свою письку и позволю даже дунуть в нее!
Тина сначала обиделась и надула свои заячьи губки, но потом, подумав и вспомнив, что еще ни разу в жизни не видела письку мужика, молча запупила свои драные рейтузы и показала беленькие трусики в желтых, коричневых и красных пятнах.
- Фу! Как воняют! - сказал Гудрон, нагибаясь к ним.
- Еще бы! Мой жених мне привозит каждый раз самые дорогие на свете духи, которые он покупает за большие деньги. Если я их лью на свою попку, то она потом так приятно чешется и краснеет -смотри!
Нагнувшись к Гудрону задом и опустив трусики, Тина показала свою воспаленную покрасневшую попку. По всей поверхности ее равномерно распределились ципки, а редкие созревшие чиреи напоминали больше соски.
- Да, очень красная жопа! - произнес Гудрон, трогая ягодицы Тины своей шершавой рукой.
- А теперь твоя очередь! - вдруг сказала Тина, натянув рейтузы обратно. Ее баклажанные груди всколыхнулись, больно ударив Гудрона по подбородку. За такое нахальство он стукнул ее кулаком по носу и кинулся бежать домой.
Девчонка, обливаясь слезами и кровью, заревела. А ее мать Стигма, стирающая свой бурый лифчик, опрокинув таз, бросилась в погоню.
Резво забежав на свой этаж, Гудрон только и успел затворить за собой дверь квартиры, как в нее ударилась Стигма.
- Открывай, недоносок! Открывай, сучий потрох!
Но проказник не открывал дверь. Он забрался к Мазуту в нишу, где, успокоившись, весело уснул в ногах своего друга.
Скоро и бабе Стигме надоело кричать и стучать в дверь. Она тяжеловесно зевнула, схватила дочь в охапку и побрела в свою квартирку спать.
И с тех пор зажили наши герои припеваючи.
март 1998
Продавец наперстков
-------------------
"... У обезьяны мозговые извилины
значительно малочисленнее и проще,
чем у человека. В этом и заключается
весь секрет!..."
А. Кроули
Дело происходило прямо около дверей ООО магазина пожарно-
го "Янтарный". То и дело в эту красную дверь заходили люди,
видно пожарники, так как обратно те же люди выходили уже при
мундирах и в медных касках. Кто заходил купить песок противо-
пожарный, а кто - багор или крюк (среди простолюдья именуемый
хуком).
" Неужели всегда, когда получается так, что тебя никто не
хочет слушать, именно в тот момент, когда есть что рассказать,
перебивает речь какой-нибудь очень хитрый и наглый человек?"-
так подумал человек с большой буквы, продавец наперстков Ру-
тинный. Он разговаривал с очень толстой дамой, на вид лет по-
жилых, с баронессой Фон Циркуль. Женщина была неплохая, но уж
больно болтливая, а поэтому она постоянно перебивала отдельную
речь Рутинного, не давала ему вставить острое словцо именно в
подходящее место диалога.
- И всё-таки, - объясняет госпожа Фон Циркуль, - тошнота,
рвота, кровавая рвота, резкая боль иногда появляются при тяже-
лых ушибах живота.
А госпожу Фон Циркуль недавно продавец наперстков Рутин-
ный столкнул с ног - он нес тяжелую штангу. Леди страшно напу-
галась, когда штанга сбила ее с ног. Почувствовав резкую боль
в животе, она покатилась по дороге, размазывая по себе грязь.
Но в скором времени собралась с мыслями и с болевыми ощущения-
ми, вскочила, встрепенулась, - и накинулась на бедного продав-
ца никому ненужных наперстков, на Рутинного. Она говорила:
- При всяком нарушении целости кожи и слизистых оболочек
представляет опасность как кровотечение, так и загрязнение ра-
ны, ее заражение.
Рутинный, небрежно чихнув в сторону два раза, положил
штангу на землю. Потрогал ушибленное место мадам: на животе и
голове. Но он плохо знал, что не следует ощупывать место уши-
ба, так как это лишь вызывает боль и не дает никаких полезных
сведений о происшедшем. Он был малословен, одет в старое поно-
шенное трико и полуистлевший пиджак с плеч какого-то старинно-
го министра.
Госпожа Фон Циркуль имела при себе маленькую собачонку,
которая ежеминутно лаяла и только что больно укусила Рутинного
за палец. Ее живот и вправду пострадал - на жакетике было пят-
но крови, голова тоже не в очень хорошем состоянии - куда ни
глянь - повсюду ссадины. Как вы видите, эта дама средних лет
была не прочь сказать пару ласковых,поэтому она не побрезгова-
ла сказать даже следующие слова:
- Во всяком случае, милейший, вам необходимо срочно, но
очень осторожно, всячески оберегая покой пострадавшего, пере-
нести или перевезти его в больницу!
Продавец наперстков тяжело вздохнул. У него был очень тя-
желый трудовой день. За день работы в своем наперстковом ларь-
ке, он продал не так уж и мало наперстков. Ровно 1000 штук.
Продав такое количество, он сосчитал, что денег от продажи,
хватит на покупку штанги тяжелоатлетической, в упаковке - 1
шт. Это его давняя, но очень положительная мечта. Еще он меч-
тает познакомится с блондинкой, которая согласилась бы жить и
разделять беды вместе с ним.
Госпожа Фон Циркуль - блондинка. Ее юбка была желтого
цвета, а все знают, что желтый цвет иногда очень идет блондин-
кам. Если бы она имела на голове не белые, а рыжие волосы, ее
б никто не полюбил, даже если б она сочетала лиловые тона и
зеленый цвет средней убойной силы. Только что мы стали свиде-
телями трогательной сцены - продавец наперстков Рутинный влю-
бился по уши в эту упитанную, на вид пожилую даму, госпожу Фон
Циркуль.
- Я доставлю вас! - сказал наконец воздыхатель, имея вви-
ду, что он доставит даму в больничные покои, где все раны и
ушибы исследуют специалисты, а может даже, если и повезет, то
сами фельдшеры!
Женщина, услышав это, отмахнулась от лица Рутинного пла-
точком, тяжело падает в обморок. Ее собачка, мопс постельного
цвета, падает на землю тоже, но тут же срывается с поводка и,
поскуливая, скрывается в дверях магазина пожарного "Янтарный".
- Такси! Такси! - мечется Рутинный вдоль дороги.
Через минуту у тротуара останавливается такси. Продавец
наперстков, продев свои руки под подмышками фрейлины, поднату-
жился, и протащил даму до люка колодца на асфальте - до такси
осталось три метра. Удивительной тяжестью показалась для него
эта ноша - целых двадцать пудов. Еще передвижениям мешала
штанга, она звонко стукалась по асфальту и голове пострадавшей
Фон Циркуль. Пока Рутинный укладывал штангу в багажник такси,
он думал о красоте этой мадам, и он также, потом, предложит ей
свою руку. "Ее глаза - небесны!" - думал герой, захлопывая ба-
гажник такси. Но, увы, штанга в багажник целиком не вошла, а
потому последний разлетелся вдребезги.
- Штраф! - крикнул из такси таксист. На коленях таксиста
сидела такса с томным выражением лица.
Рутинный согласился, кивнул головой, подумав: "Денег у
меня ни копейки, прийдется отдать штангу."
Вскором времени, попыхтев еще полчаса с мадемуазель Фон
Циркуль, Рутинный наконец запихал ее всю целиком на заднее си-
денье такси. Сам же сел рядом с шофером, у которого на коленях
сидела такса с томным выражением лица.
- Ожоги? - спросил таксист, указывая на госпожу в салоне.
- Нет, ушибы, - скромно ответил продавец наперстков.
- Ну тогда, в травматологию! - догадался таксист.
И скоро они оказались на месте.
Госпожа Фон Циркуль пришла в себя, в свое сознание, и
вскоре все услышали, только кроме таксы (эта старая собака бы-
ла глуха):
- При обмороке человек бледнеет, теряет сознание, дыха-
ние, становится поверхностным, сердечная деятельность ослабе-
вает...
- Необходимо сделать искусственное дыхание, - поясняет
шофер. А такса просто кивает.
И шофер, открыв окно машины, тем самым обеспечил приток
свежего воздуха в душный салон машины. Рутинный принялся
растегивать у пострадавшей воротник, пояс, лифчик, пытаясь по-
ложить даму так, чтобы голова была ниже туловища, а ноги выше.
Но вы сами знаете, что в такси не развернешься. В результате,
таксист был прижат ногами госпожи Фон Циркуль на уровне горла.
А нашатырный спирт,который он успел достать из бардачка, слу-
чайно пролил на таксу. Но собачка утеряла нюх, а потому спо-
койно продолжала сидеть. Пришлось выходить всем на открытый
воздух, дабы не было удушения. Но, что Рутинный, что шофер уже
немного удушились. Особенно шофер, ведь на его шее сплелись
ноги женщины. Рутинный вывалился мешком на тротуар перед трав-
матологией.
Засуетились санитары. Их многочисленные белые халаты ста-
ли мелькать кругом. Одни распутывали ноги Фон Циркуль, осво-
бождая шофера. Третьи делали госпоже Фон Циркуль промывание
желудка. Четвертые, те, что в противогазах, распыляли в салоне
машины какой-то, вроде бы безвредный, газ. Пятые положили Ру-
тинного на носилки и потащили в помещения больницы. Шестые же,
самые бесполезные санитары, все до одного - дохляки, гоняли по
улице таксу, которая хоть и не очень ценная собака, зато аг-
рессивна, когда за ней гоняются.
Не прошло и часу, как все пострадавшие оказались в одной
больничной палате. Эта палата представляла собой огромный бе-
лый зал, посреди которого - три койки: с госпожой Фон Циркуль,
с Рутинным и шофером. Причем под койкой последнего лежала
скрученная по рукам и ногам обезвреженная такса.
Рутинный лежал посередине, слева от него - та, которую он
так любил. Он смотрел на ее голову затуманенным взором и меч-
тал о той семейной идиллии, которая будет потом, когда они же-
нятся. Вот только надо предложить руку.
Таксист, с вывихом шеи, думал только о том, что не плохо
было бы взять деньги за проезд с этих негодяев-пассажиров, а
второй вопрос, который его мучал - где собачка?
Госпожа Фон Циркуль, самая пострадавшая, будучи под ка-
пельницами, вся негодовала, на всех и на ВСЁ. Больше всего на
свете сейчас она хотела бы спокойно встать, затем сделать на
лице горячий компресс, после чего надеть рыжий парик, и вле-
пить пощечину этому негодяю, продавцу наперстков. Еще ее мучал
вопрос - где собачка? Она сказала холодным и жестяным голосом:
- Всякое кровотечение - результат повреждения сосудов...
Но не успела мадам Фон Циркуль договорить слова, двери в
палату открылись и вошел огромный как гора, эдегеец, главврач.
Он очень долго шел по направлению коек пострадавших, так как