Абрам Ефимович был уже на пенсии, но продолжал работать. В Баку он был когда-то заведующим небольшим рыбным складом, не совсем законно зарабатывал свой навар от сбыта дефицитного товара, виртуозно откупался от регулярных ревизий, аккуратно платил дань соответствующим органам, и они жили с женой, Софьей Яковлевной, безбедно в небольшой квартирке, недалеко от центра города. Софья Яковлевна была медсестрой, но почти не работала, много болела. Хозяйство вела домработница, Шура. Она была совершенно одинока - ни семьи, ни родных у неё не было. Простая, неграмотная, русская женщина была беззаветно предана своим хозяевам, вырастила их сына, как своего. Ухаживала за вечно болеющей Софьей Яковлевной. Шура прибилась к еврейской семье, когда была ещё совсем молодой девушкой и жила у них, в маленькой комнатке без окон. В старых Бакинских домах довольно часто встречались комнаты без окон. Многие дома раньше так строили для того, чтобы мусульманские жёны не засматривались через окна на чужих мужчин... Нельзя сказать, что отношения между домработницей и хозяевами были безоблачными. Софья Яковлевна всегда сохраняла дистанцию, как барыня со служанкой. Нередко выговаривала Шуре за недочёты в ведении хозяйства, покрикивала на неё. Иногда Шура обижалась, несколько дней не выходила из своей комнаты, но потом отходила.
Сын, Савелий, вырос, окончил нефтехимический институт и уехал в Волгоград, где он получил хорошую должность на небольшом заводе, производящем детали для нефтедобывающего оборудования.
Вскоре, Абрам Ефимович вышел на пенсию, и они с Софьей Яковлевной и Шурой переехали к сыну, обменяв свою квартиру и квартиру сына на одну большую в Волгограде. С невесткой они сразу поладили, были ей неплохой подмогой в домашнем хозяйстве, присматривали за внучкой. Аллочка - милая, добрая девушка - по уши влюбилась в умного, интеллигентного Савву и вышла за него наперекор отцу. Проработав много лет в партийном аппарате городского управления Волгограда, отец Аллы - Андрей Степанович - человек довольно примитивный, был безнадёжно заражён бациллой антисемитизма, и не мог смириться с замужеством единственной дочери, к которой он не ходил и жене не позволял. Внучку, "жидёнку", как он её называл, вниманием и любовью не баловал. Приходить дочери и внучке к себе домой не запрещал, но всегда ядовито, со смаком оскорблял зятя и его родителей...
Аллочка плакала, переживала, но дать достойный отпор властному самодуру - отцу не умела, и приходила к ним ради матери. Кроме того, что Андрей Степанович слепо ненавидел своих еврейских родственников, он ещё ужасно боялся, что его попрут с его ответственной должности, из-за того, что породнился с "сионистами".
Опасения его оправдались, должность он потерял, но вовсе не из-за родственников. Сверкнула перестройка, и начался развал Советского Союза. Завод, где работал Савва, закрылся. Он пробовал заняться бизнесом, но не преуспел - видимо, мешала природная интеллигентность и порядочность. С ликвидацией КПСС, тесть потерял должность и влияние. Неповоротливый ум помешал ему приспособиться к новым условиям, употребив бывшие связи, как это сделали многие его коллеги по партийной работе, сумевшие с успехом ловить рыбку в мутной воде российского бизнеса, и захапать огромную долю развалившегося советского хозяйства во время приватизации. Финансовый дефолт и галопирующая инфляция съели сбережения и сделали пенсию Андрея Степановича малопригодной для достойного существования.
Семье Савелия грозила нищета. Работу найти - невозможно. Пенсии стариков не хватало даже на их пропитание.
Стали собираться в Израиль. Но тут нарисовались проблемы с Шурой. В Израиль её не пускали - она не еврейка и не родственница евреев. Оставить её в России, где даже пенсию она не заработала, значило обречь на голодание. Какие-то ушлые евреи посоветовали уехать сначала без Шуры, а потом вызвать её в гости.
Савва с женой и дочерью уехали, а через год репатриировались старики, а Шура поехала с ними по гостевой визе. Они поселились в маленькой съёмной квартире отдельно от детей, но в том же доме, где Савелий купил трехкомнатную секцию. Когда гостевая виза кончилась, Шура продолжала жить, под страхом депортации, со стариками, не имея ни гражданских прав, ни медицинского страхования, ни средств для существования. Крепкая, здоровая женщина стала таять. Её подкосил диабет. Стало сдавать сердце. Распухли и болели ноги, появились незаживающие раны. Она с трудом могла ходить. Часто не успевала дойти до туалета. Софья Яковлевна забыла про свои болезни и ухаживала за Шурой, как за родной матерью.
Абрам Ефимович пошёл работать простым рабочим на склад, чтобы оплачивать частных врачей и лекарства для Шуры. Без государственной медицинской страховки, которой обеспечены все граждане страны, всё это страшно дорого. Поразительно, как в трудных условиях эмиграции проявилась истинная интеллигентность, благородство и порядочность этих малообразованных людей. Да, они, конечно, были обязаны позаботиться о женщине, посвятившей им свою жизнь. Но разве люди не бросают своих родителей, обрекая их на одиночество. В Израиле есть старики, которых дети бросили в домах престарелых, и уехали в более богатые страны.
Савва немного помогает деньгами, но ему самому нелегко. Он уже тоже не молод - ему за сорок. Нелегко в этом возрасте найти хорошую работу. Специалисты по нефтедобывающему оборудованию, в Израиле далеко не самая популярная профессия. Хотя всевышний щедро одарил соседние арабские страны чёрным золотом, снабдить нефтью свой "избранный народ" он почему-то позабыл. Савва устроился на завод оператором компьютеризированных станков. Его жена, Алла, по профессии педагог английского языка, тоже устроиться по специальности не смогла. Школ в Израиле не мало, но в них весьма неохотно принимают "русских" учителей английского языка, многие из которых, привыкли преподавать в советских школах язык времён Шекспира, и не могли на собеседовании поддержать простую беседу. Да и произношение у них далеко не оксфордское. Алла, как раз, к таким не относится. До института она училась в престижной английской школе. Её мама - из семьи русских интеллигентов, позаботилась, чтобы образование дочери было не формальным. Она сама окончила "инъяз", прекрасно владела английским, долго работала переводчиком с иностранными делегациями. Поэтому, Алла могла бы и в Израиле с успехом обучать местных оболтусов не хуже, чем репатрианты из англоязычных стран, которых предпочитали брать на работу. Но в стране уже сложился стереотип о "русских" учителях английского. Алла не стала пробивать головой бюрократическую стену, и после обучения на курсах медицинских секретарей, пошла работать в больницу. Зарабатывают Савелий и Алла неплохо. Их совместного заработка, в принципе, на жизнь хватает. Но приходится выплачивать ссуду за квартиру и за машину, оплачивать учёбу дочери в университете...
Я как-то встретил Абрама Ефимовича на складе, где он перетаскивал тяжёлые ящики.
Старик рассказал, что умерла мать Аллочки, и отец остался один. Из-за больных суставов он почти не мог ходить. Он звонил к дочери, умолял забрать его к себе. Аллочка не простила отца и, хотя, как дочь, его жалела, вовсе не горела желанием взять на себя такую обузу. Вряд ли удастся добиться вида на жительство для родственника - не еврея, а, если и удастся, это возьмёт годы. А до этого придётся не только содержать его, но и оплачивать баснословно дорогое лечение. Аллочка плакала, мучилась в сомнениях, не зная, как поступить. Да и вешать его на шею Савелию, которому отец попортил немало крови, было не справедливо.
- И что вы думаете, сделал мой дурной сын? - возмущается Абрам Ефимович - Он берёт отпуск, едет в Волгоград и забирает этого мамзэра (ублюдка) сюда. Вы же понимаете, где самое место такому матёрому антисемиту? Конечно в еврейском государстве, где же ещё. Вы можете себе такое представить, этот негодяй еле ходит, так мой Саввушка каждый вечер, чуть ли не на руках выносит его на прогулку.
- Ну, и как ему нравится жить в Израиле? Кипит, наверное, злобой? - спросил я его.
- Ничего подобного. Представьте себе, ему здесь очень даже нравится. Он носит кипу, спорит с Савелием о политике, кричит, что мы ни в коем случае не должны выходить из Газы, и, вообще ничего не отдавать арабам, потому что всё это наше. Как вам нравится этот сионист?