Механцев Борис, Шепелёв Алексей : другие произведения.

1. За Гранью. Роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.44*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пролог, 1-я, 2-я и 3-я главы (11-я редакция).

БОРИС МЕХАНЦЕВ, АЛЕКСЕЙ ШЕПЕЛЁВ

ЗА ГРАНЬЮ

Роман

  
   ПРОЛОГ.
   ГОРОД, ГДЕ СХОДЯТСЯ ГРАНИ.
   СЕВАСТОПОЛЬ. АВГУСТ 1976 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
  
   В то, что в приморском городе пыль соленая, Балис Гаяускас не верил никогда. В конце концов, за свои почти целых тринадцать лет он насмотрелся на родную Балтику с самых разных мест. С набережных почти десятка городов от Ленинграда до Калининграда, с песчаных литовских пляжей, дюн и кос, и это не считая судов и кораблей! Никогда песок не был соленым. С чего же быть соленой пыли? Севастополь развеял это заблуждение довольно быстро, здесь соленой была не только пыль, но, казалось и сам воздух. Неслыханное дело: после дождя Балис вдруг почувствовал, что ему... стало душно. Да уж, каких только чудес не бывает на белом свете... Развеял Севастополь и другое глубокое заблуждение Балиса, что он - уже взрослый и ответственный человек, способный самостоятельно решить стоящие перед ним проблемы. В родном Ленинграде - безусловно, в моментально ставшем своим Вильнюсе - наверняка, а вот во мгновенно полюбившемся, но пока что ещё незнакомом Севастополе, как оказалось, нет.
   Ситуация выглядела довольно отвратительно. Пятилетнему ребенку потеряться вполне понятно и даже прилично, а как это смотрится в двенадцать лет? "Отец, конечно, тоже хорош: проморгал сына в толпе, но и я сделал кучу глупостей", - самокритично подумал Балис.
   Правильнее сказать, "глупости" они делали вместе. Вместо того, чтобы прямо на вокзале договориться с кем-нибудь из местных жителей, наперебой предлагавших "жильё дёшево и у самого моря", Гаяускасы гордо прошествовали в камеру хранения, сдали вещи и сели на троллейбус, направляющийся в сторону центра. На недоумённый вопрос сына Валдис Ирмантасович объяснил, что у них достаточно денег, чтобы прожить три недели его законного отпуска в номере приличной гостиницы, а не в сарае с дырявой крышей и удобствами во дворе. Вот сейчас они эту гостиницу себе и выберут, а попутно посмотрят на город.
   Посмотреть и правда, было на что. Балис родился в Ленинграде, жил в Вильнюсе, бывал в Москве, Таллине, Риге, но всё равно Севастополь произвёл на мальчишку неизгладимое впечатление. Бухты и горы придавали городу совершенно особенное очарование. Эх, прокатиться бы гавани на катере... Должны же здесь ходить катера?
   А потом папе в голову пришла гениальная идея: "посмотреть на местные достопримечательности, которые запросто продаются", проще говоря - завернуть на Центральный городской рынок. И там, в толкотне, отец и сын потеряли друг друга.
   Сначала Балис воспринял ситуацию даже иронически: всего-то и нужно было - зайти в контору и попросить передать объявление. Но трансляция на рынке из-за какой-то поломки не работала. Некоторое время мальчишка пошатался по базару - без результата.
   Тогда в голову пришла замечательная идея: найти отца ленинградским способом. Как известно, потерявшиеся в Ленинграде должны встречаться у Медного Всадника - главного памятника городу. Здесь, в Севастополе, как подсказали им с отцом пассажиры троллейбуса, главным был памятник Нахимову. Вот там, без сомнения, отец его и ожидает.
   Доехать до памятника Балис сумел без малейших проблем. Но только отца там не оказалось. Мальчик прождал его, наверное, полчаса - безрезультатно. А потом внезапно начавшийся дождь загнал парнишку под колоннаду на Графской пристани.
   Самое обидное - ни малейших идей, как исправить в ситуацию, в голову не приходило.
   Это называется - экзотики выше верхней палубы. Дед так иногда говорил. Особенно - когда запыхавшийся и ободранный после очередных приключений Балис вбегал домой - и видел зашедшего в гости седого старика в форме каперанга. Только сейчас не было поблизости деда. Был где-то недалеко отец - только неизвестно где именно. А сам Балис дышал вполне соленой пылью, рассматривая в упор роскошную колоннаду на Графской пристани, доедал мороженое и думал о том, что придется делать. Вариант вырисовывался только один: пойти и "сдаться" в милицию. Обидно, но ничего лучшего придумать не удавалось...
   - Ой!
   - Извини!
   Тяжелые раздумья оказались прерваны самым неожиданным образом. В пол оборота к Балису замер парнишка примерно его возраста. Только что он ухитрился наступить Балису на ногу, причем крайне чувствительно.
   - Ты это... тоже наступи, а то поссоримся, - виновато сказал он.
   - А чего нам ссориться? - Балис слегка улыбнулся, - мы же не друзья. Даже не знакомые.
   - Это как? Если не знакомые, то можно и ссориться?
   Парнишка выглядел удивленным.
   - Ну... Наверное, не стоит все равно.
   - Тогда наступи!
   Балису вдруг полегчало.
   - Нет, сперва познакомимся! Я - Балис!
   - А я - Мирон! А еще - Павлиныч!
   - Это как? Я еще и Бинокль! За то, что очень хорошо вижу!
   - А Павлиныч - отчество!
   - Ух, ты!
   - Так, давай, наступай!
   Балис первый раз за последние часы чуть улыбнулся и изобразил, что наступает Павлинычу на ногу.
   - Теперь нормально... А ты чего такой кислый?
   - А, родителя потерял.
   - А где?
   - На базаре.
   - Сейчас попробуем найти! У меня там знакомый милиционер.
   - Так что, сидеть в отделении и ждать его там?
   - Это вряд ли! Поехали!
   Троллейбус довез их до входа на рынок за десяток минут, и Мирон, наказав Биноклю подождать на лавочке, отправился в сторону конторы базара. А Балис принялся оправдывать своё прозвище. Странно это - уметь смотреть далеко. Такое умение прорезалось у него лет в девять - и отец отнесся к этому очень серьезно. Даже тренировал - особенно часто вечерами, показывая тогда еще Бинокленку маленькие рисунки издали. И хотя поначалу Балис очень быстро уставал, это было интересно до безумия. А когда отец начал показывать ему ночное небо и то, что у Венеры есть серп...
   А пока можно было посмотреть на рыбу, которой торговали женщины.
   - Ой, что это?
   Балиса просто повлекло к прилавку: такого он еще не видел. А торговка посмотрела на него свысока и спросила:
   - Чего, петуха хочешь купить?
   - Какого петуха? - Балис почувствовал розыгрыш.
   - Известно, какого. Морского.
   - Нет. Я такого в первый раз вижу.
   Тетка посмотрела на Балиса внимательнее.
   - А так ты только приехал?
   - Ага.
   - Ну, тогда смотри, от рыбы не убудет.
   - Балис! Ты где? Бинокль!!!
   - Ой, мне пора!
   Вернулся Мирон не один, а с добродушным пожилым старшиной.
   - Это, значит, и есть наш пропавший Балис Гаяускас? - строго осведомился он.
   - Ага...
   - Тебе тут от отца записка, прочти, что ли.
  
   "Балис!
   Раз не получилось сразу найти друг друга - с 14.00 позвони в гостиницу "Крым" администратору. Телефон 5-34-84. Я устроюсь туда и, думаю, мы встретимся еще до ужина.
   Валдис.
   P.S. Удивительный у тебя талант теряться!"
  
   - Ну, и что теперь? - спросил Балис.
   - А что там написано? - осведомился старшина
   - Да вот... - Балис протянул записку старшине.
   - Ну, еще час до времени. Мирон, ты тут рядом живешь, накормил бы гостя!
   - Я - ваш гость?
   - А что еще с тобой делать, под замок сажать, что ли? Так что, объявляю тебя гостем.
   - Ой... Спасибо!
   - Нема за що. Идите, хлопцы.
   "Хлопцы" отправились по тихой и очень тенистой улице, негромко переговариваясь:
   - А Балтика совсем не такая.
   - Лучше, что ли?
   - Нет. Просто другая. Она... строгая!
   - Здесь тоже бывает строго.
   Улица превратилась в мостик через овраг.
   - Ой, смотри!
   - Что?
   - Да вот! Там!
   Зрение Балиса всегда удивляло врачей - слишком оно было "правильным". Мирон, конечно, таким не отличался, но малыша лет семи, лезущего по кустам, разглядел без проблем. А потом - и второго.
   - Ну, и что?
   - Граната... - Балис почти прошептал это, - у него в руках!
   - Побежали!
   Не такая уж и редкая это штука - граната в городе, через который несколько раз проходила война. Два человека понимали это очень хорошо. Как и то, что граната у совсем малька - это большая беда. Балис несколько раз бросал учебную гранату: под руководством своего деда Ирмантаса Мартиновича. Учебная-то учебная, но грохоту от нее! А что тут?
   А тут - пацан. Уже уперся в дерево, а руки прячет за спиной. Соображает ведь!
   Что отберут игрушку - соображает. А что за игрушка - никак.
   - Вы что... не надо!
   Мирон присел - так, чтобы глаза были на одном уровне.
   - Чего не надо?
   - Забирать...
   - Тебя зовут-то как?
   - Миша...
   - Миша, ты пойми, это очень опасная штука.
   - Там их много.
   - Где?
   - А назад отдадите?
   - Нет. И себе не возьмем. Отдадим тем, кому надо.
   - А им зачем?
   - Работа у них такая.
   - Ну... - Миша вдруг заколебался, - возьмите...
   - А где их много - покажешь?
   - Покажу.
   Теперь уже трое гуськом шли через кусты и шипели, царапаясь о колючки. Гранату нес Балис - он доказал Мирону, что имел дело "с такой штукой", даже бросал разок, но на душе у него скребли кошки. Ни на что знакомое эта штука - цилиндрическая, с рубчатой насечкой, похожа не была. В том числе и на учебную гранату, которую он, и точно, бросал. Два раза - даже снаряженной. А незнакомое - самое страшное. Что-то вспоминалось, но с таким трудом!
   - Вот...
   Угол ящика. Полусгнившего. И таких штук там... Ох, как плохо-то! Слишком они на гранаты похожи. Балис аккуратно положил свою ношу на землю. И облегченно вздохнул. В первый раз он порадовался тому, что жив. Запоминалась такая радость.
   Мирон тихо сказал:
   - Вылезает же такое... Тут военные рядом, пойдем?
   - Нет, - так же тихо ответил Балис. - Ты иди с Мишкой, а я на мостике подожду. Тут же мальков может быть много, правда, Мишка?
   - Мало, - немедленно ответил Михаил.
   - Все равно, пойдешь с Мироном, мало ли чего!
   Через десять минут у КПП воинской части вышедший лейтенант выслушивал Михаила и караульного.
   - Товарищ лейтенант, опять дети чего-то не то нашли!
   - Ага. Второй раз за неделю.
   - Так выезжать надо!
   - А то... - Лейтенант быстро набрал номер.
   - Дежурная группа по разминированию, на КПП!
   И положил трубку.
   - Повезло вам ребята, у нас штатные саперы есть... Дежурный!
   - Я!
   - Отзвонись, куда и как положено. Я еду с дежурной группой, вместо меня остается Синягин... Это еще ничего, ребята... Иные к нам такое тащат. Как только дотаскивают-то, ума не приложу... Что там, попробуйте рассказать точнее?
   - Ну, это... Вроде гранат. Целый ящик.
   - Так. Ящик? И эти штуки в нем?
   - Ага.
   - Что еще рядом?
   - Вроде ничего.
   - Точно? Какие штуки?
   - Рубчатые.
   - На что похожи? - лейтенант мягко подтолкнул ребят к плакату.
   - Вроде, на эту: Только не яйцом, а так: ровно. И на эту, только без ручки.
   - Ага... Понятно. Полбеды, кажется.
   - Почему?
   - Я сказал - кажется, ребята...
   К КПП подъехал УАЗ.
   - Дорогу покажете?
   - А то!
   Через пару минут группу разминирования встретил Балис. Эффектно встретил, приветствуя по уставу:
   - Товарищ лейтенант!
   - Спокойно. Ящик где?
   - Там, у кустов, видите?
   - Пока нет. Стой тут и командуй, куда.
   - Можно с Вами?
   - Нет. Стоять здесь и командовать!
   - Есть!
   - Ну, командуй... Звать-то как, командир?
   - Балис!
   - До больших звезд дослужишься, Балис. Тебе сколько лет?
   - Двенадцать! Тринадцать почти уже...
   - Вот, а уже офицером командуешь, высоко взлетишь! Ладно, - улыбнулся лейтенант, - я пошел смотреть.
   До ящика он шел медленно и спокойно. Только росло мокрое пятно на спине. И насвистывал он что-то отчаянно-веселое. И стучал по сапогу веткой, которую отломил на третьем шаге. Дальше его действия показались ребятам совсем странными. Присев на корточки и осмотрев ящик повнимательнее, лейтенант крякнул и выдернул его из земли. Совсем по футбольному пнул ногой ту штуку, которую бережно и со страхом нес Балис.
   - Куприн! Проверь на всякий случай щупом вокруг!
   Его голос просто звенел от облегчения. После этого он взял несколько "стаканов" и, насвистывая что-то веселое, пошел к мосту. Не спеша. С удовольствием человека, избежавшего серьезной опасности.
   - Так, ребята, спасибо за находку! Балис, получи! Мирон! Мишка!
   - Так что это такое? - тихо спросил Мирон.
   - Гранатные рубашки, ребята. Безопасная штука, если, конечно, не бить ей по голове. Спасибо, что пришли к нам!
   - Так они зачем? - спросил Балис.
   - Одеваются на гранату. Для пущего эффекта при применении. Фу! Хорошо! Камень с души просто...
   - Мы зря к вам шли? - очень тихо спросил Балис.
   - Нет, - серьезно ответил лейтенант. - Совсем не зря. Во-первых, мы качественно проверим эту балку - где есть одна находка, может быть и другая. И даже очень может быть. Во-вторых, такая штука похожа на более опасные. В-третьих, я убедился, что наши рассказы о том, что нужно делать в таких вот случаях работают. А в-четвертых, это мелочи жизни - будет подарок отцу, он в школе - военрук. Так что маршируйте до колонки, прополощите эти... сувениры и все. Спасибо вам!
   И они пошли. Договорившись встретиться вечером.
  
   Валдис Ирмантасович, осмотрев "рубашку", долго расспрашивал Балиса обо всех деталях. Балис все же умудрился соврать о том, что они ничего не трогали до прибытия военных.
   Наконец, отец откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
   - Фух! Балис, теперь я спокоен - по этому городу ты можешь гулять, как по нашему двору. А железка... Что же, отвезем домой на память. Хотя я бы предпочел бы несколько камешков.
   - Может, не будем везти ее домой? Мама же испугается.
   - Обязательно отвезем, Балис. Такую память тоже нельзя оставлять.
   - Па, а можно я погуляю еще? У меня тут друг появился!
   - Друг - это серьезно... Так, завтра утром мы пойдем осматривать город, так что давай, гуляй, но не допоздна. Телефон в номере знаешь? Мелочь на автомат есть? Давай, но купаться пока только со мной. Так... А ну, стой!
   И смазал чем-то Балису уже обгоревший нос. После чего чуть щелкнул по "этой выдающейся части тела".
   - Все равно облезет, но так хоть по науке. Перед закатом сними рубашку минут на двадцать, так лучше загорать. Давай, сынок... Познакомишь завтра с другом, хорошо?
   - Хорошо!
  
   Закат Мирон и Балис встретили на решетчатом пирсе, выдававшемся далеко в море. Солнечная дорожка уходила куда-то вдаль, и ребята присмирели. Обменялись камешками - Мирон отдал сердолик, Балис - прихваченный на всякий случай из Литвы кусочек янтаря. С муравьем.
  
   Они проводили вместе почти целые дни, Валдис Ирмантасович как-то сразу сдружился с Павлином Петровичем - отцом Мирона. Как оказалось, в роду у Нижниченко был дед-лирник, а музыковеда Валдиса безумно интересовало все, связанное со старой музыкой. Он рассказывал, как искал последних гудочников - и почти нашел, опоздав на месяц - старик, игравший на уникальном инструменте, умер, не оставив ученика - а вот его знакомому "ловцу" лирников повезло куда больше. В общем, родителям было о чем говорить, пока младшее поколение обшаривало город и море.
   Потом пришло время уезжать. Кончался отпуск, и ребята уже очень хорошо чувствовали, что встретятся нескоро. В тринадцать лет и год - это почти вечность. Договорились переписываться, но не получилось. Письма возвращались с пометкой "Такого адреса нет". Валдис Ирмантасович, посмотрев на конверт, однажды вечером задержался, никого не предупредив дома. Вернулся, чуть благоухая коньяком.
   -Такие вот дела, Балис. Нет такого дома в Севастополе, и улицы - тоже.
   - Как нет? Ты же сам был там!
   - Был. И фотография есть. А улицы - нет.
   - А разве так бывает? - Прозвучало глупо, будто Балис совсем маленький. Но отец этого будто и не заметил. Он вздохнул и серьёзно сказал.
   - Не знаю я, сынок. Получается, что бывает...
   - Что теперь делать?
   - Тоже не знаю. Значит - ждать.
  
   Ждать пришлось долго.
  
   ГЛАВА 1. КАЖДЫЙ ПОЛУЧИТ СВОЁ.
  

Дьявол слегка улыбнулся

И сгреб угли на новый фасон

(Р.Киплинг)

  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
   Приморский регион.
   Руководителю СБ ЮЗФ
   Тема: Желтый дракон-00-1
   5.09.1999
   ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
  
   Наша служба неоднократно ставила вопрос о централизации работ с секретными документами и секретными объектами, как минимум в плане учета таковых. Однако излишне ведомственный подход к этому вопросу, ранее приводивший лишь к мелким и досадным инцидентам, после последних событий в СЕВАСТОПОЛЕ наглядно продемонстрировал, что далее мириться с существующими методиками невозможно. Напомню суть проблемы. В течение нескольких лет в городе открыто функционировал секретный объект, принадлежность которого до сих пор не установлена. Замечу, что ни у кого не вызвало даже элементарного беспокойства наличие напичканного неизвестным оборудованием и оснащенного большим количеством антенн здания в районе, насыщенном военными и военно-морскими базами. Лишь события последних суток (взрыв на крыше здания и исчезновение после этого персонала и охраны) вызвали интерес как нашей службы, так и армейской и военно-морской контрразведок к этому комплексу. На сегодняшнем совещании установлено, что:
  
   - Сотрудники моего ведомства, выясняя после начала функционирования объекта его принадлежность, получили надлежаще оформленные документы о принадлежности объекта разведке ВМФ.
   - Разведка и контрразведка ВМФ также удовлетворилась документальной информацией о принадлежности учреждения Генштабу.
   - Армейская контрразведка получила документы, свидетельствующие о принадлежности объекта Службе Безопасности.
  
   Сверка фактов, изложенных в этих документах, показала, что они фальсифицированы, однако, с крайне высокой достоверностью. Лишь обычные напряженные отношения между соответствующими ведомствами обеспечили возможность длительного функционирования неизвестно чьего объекта с не установленными до сих пор функциями. Нами установлен ряд местных жителей, работавших на наружной охране объекта. Ценной информации от них пока не получено. Предпринимаются меры по установлению и опросу местных жителей, которые, возможно, работали во вспомогательных подразделениях объекта. Все уцелевшие (полностью или частично) приборы, находившиеся на объекте, исследуются группой технических экспертов Армии, ВМФ и Безопасности. По большинству приборов и фрагментов не установлено ничего конкретного. Считаю необходимым подключение экспертов АН ЮЗФ.
  
   Любопытно, что за несколько часов до аварии на объекте началось активное распространение слухов об инопланетном происхождении объекта. Первоисточник слухов устанавливается. Что же касается анекдотичной истории о "желтом драконе", оказавшемся на проверку стаей бабочек, то это свидетельствует лишь о крайнем напряжении нервов у ряда сотрудников Генмора. Получив крайне сомнительную информацию о неизвестном живом существе, или техногенном объекте, вместо докладов по начальству и серьезного сбора информации, служба охраны попыталась провести в черте города операцию силами роты ПДС и комендантской роты по уничтожению объекта. В результате несколько граждан получили психологический шок вследствие наблюдения за стрельбой по бабочкам из табельного оружия. Лишь по счастливой случайности обошлось без убитых и раненых.
  
   Таким образом, назрела необходимость в принятии ряда мер, список которых прилагается".
  
   Мрачно посмотрев на отпечатанный листок, шеф службы безопасности региона поставил свою подпись, аккуратно уложил его и еще несколько хрустких бумаг в конверт, опечатал его в соответствии с инструкцией и задумчиво подошел к тёмному окну. Внизу по Екатерининской проезжали редкие автомобили. С противоположной стороны улицы лукаво щурился барельеф Ленина - наследие недавних советских времён. Казалось, Ильич наслаждается сложной ситуацией, в которую вляпался начальник СБ.
   Хозяин кабинета вернулся к столу. "Сложной ситуацией?" Хорошо, если так, а не ещё хуже. И это не паника, а трезвый анализ. Трагизм ситуации упирался в то, что новое направление, откуда могла прийти беда, его ведомство благополучно проморгало. Непонятные слухи, которым он не придавал особого значения, материализовались сперва во взрыв на главной военно-морской базе, а затем и в подарок в виде непонятно чьего объекта неизвестного назначения. В лейтенантскую юность он рыл бы землю ради такой находки. А каково генералу, чьи подчиненные прощелкали это безобразие? Впору рыть землю, чтобы закопать находку поглубже. Только поздно. Самый сложный вопрос решался именно сейчас. Кому адресовать материал? Прямому начальнику в столицу - или выше? Его босс тоже будет думать, сидя вечером в кабинете, где запах табака давно смешался с запахами парфюма от его предшественницы и неистребимого аромата старого архива - что делать с докладом? Доложить Президенту? Или нет?
   Недавно региональный шеф сделал открытие, которое ему совсем не понравилось. Один из отделов контрразведки ВМФ не просто дублировал деятельность его ведомства. Он отправлял свои наработки Президенту. Экий все же деятель сидит в Замке - совсем правильно работает, хотя в должности - два месяца. При его предшественнике такого безобразия не было! А его начальник из столицы вполне может этого не знать... И припрятать материал. В общем, ясно, кто тогда окажется крайним. И ясно, что нужно делать.
   Из папки "Архив" несколько листов выпали как будто сами - и через пару минут на столе лежали копии. Теперь оставалось самое главное.
   Напевая старый и полузабытый мотив насчет того, что четырех копий достаточно, Мирон Павлинович Нижниченко извлек пишущую машинку со "старым, имперским" шрифтом, лист бумаги, и довольно быстро напечатал короткое письмо.
  
   "Господин Президент!
   Не будучи уверен, что этот материал попадет к Вам вовремя и в полном объеме по обычным каналам, я убежден в его огромной важности. Считаю необходимым просить у Вас личного доклада.
  
   Руководитель Приморского Регионального Управления СБ ЮЗФ,
   Генерал-майор Нижниченко М.П."
  
   Печально осмотревшись, он извлек кассету с лентой из машинки, сложил "левые" копии документа в обычного вида конверт, какие десятками тысяч разносит почта, вызвал секретаря, отдал ему опечатанный пакет, пробурчал что-то насчет срочности и прошел в комнату отдыха.
   Компьютеру он не верил уже лет десять. Пока эта техника была доступной только проверенным-перепроверенным, щупаным-перещупанным спецам, которые жили в специальном поселке, отдыхали в специальных местах и были изучены вдоль и поперек - верить было можно. А сейчас? Кто еще может ознакомиться с информацией - кроме тех, кому положено? А те, кому положено - они как отреагируют?
   Специальная лента для машинки сгорела за секунду. Легкая кучка пепла отправилась в канализацию. Теперь оставалось сделать самое важное, почти невозможное - поговорить с Президентом без прослушки...
  
   ПРИДНЕСТРОВЬЕ, ИЮЛЬ 1992 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ
  
   Пулемет коротко рявкнул и смолк.
   - Румын! Я твою..., - дальше понеслась виртуозная нецензурная брань.
   Ильин поморщился.
   - Хватит уж, Денис Анатольевич, материться. Тем более, при ребенке...
   Пулеметчик только тряхнул головой, на которой колыхнулся непокорный светлый чуб.
   - Ну, уморил, профессор: при ребенке. Да Серый в свои двенадцать видел столько, сколько тебе не снилось в твои сорок пять. Верно, малой?
   Серёжка меланхолично кивнул. За последнее время он и впрямь видел очень много, но матерная ругань удовольствия ему не доставляла.
   - Я вообще удивляюсь, профессор, как ты-то тут оказался, - продолжал пулеметчик.
   - Так же, как и Вы...
   - Э, нет. Я казак, и отец мой был казак, и дед. Все предки у меня казаки: Пономаренки, Ничипоренки, Дьяченки, Бартасенки... Казаки всегда Россию защищали. А профессора? Разве профессора когда воевали?
   - Представьте себе, Денис Анатольевич, воевали. Отец мой, Александр Ильин вместе со своим братом в сорок первом в ополчении под Москвой воевал. Отца ранило, а брата убило. Правда, не профессора они были, а только первокурсники московского Университета...
   - Ополчение... Это правда, что у них и оружия толком не было? - Пономаренко как-то сразу посерьёзнел.
   - Правда. Отец даже винтовку в руках подержать не успел: он шестым на неё был.
   - Как это - "шестым"? - удивился Серёжка.
   - Очень просто. Винтовка у одного человека. Его убьют - берет другой, тот кто считался первый на винтовку. За ним второй, третий - и так далее. До отца очередь не дошла, раньше ранило.
   - Да, дела... Ладно, Алексаныч, ты не сердись... Люблю я потрепаться... Счас вот до командира нашего прибалтийского докопаюсь, чего это он молчит?
   - А чего языком зря махать? - повернулся к пулеметчику четвертый обитатель позиции, одетый в черную форму капитана морской пехоты Советской Армии.
   - А чего не потрепать-то? До вечера румыны все одно не сунутся.
   Капитан прищурясь поглядел на раскаленное небо. Солнце только недавно перевалило через полдень и нещадно жарило всё вокруг.
   - Да, до вечера гости вряд ли пожалуют.
   - Гости... - проворчал профессор Ильин. - Хозяев бы побольше не помешало. Если полезут, мы долго не продержимся.
   - Да никто никуда не полезет, - отмахнулся казак. - Третью неделю тишина. Мы из пулемёта постреляем, они постреляют или пару мин кинут - вот и вся любовь.
   - Если бы всё было так хорошо, то зачем вообще мы здесь находимся? Может, бросить всё и в посёлок податься, отдохнуть в тенёчке?
   Серёжка приготовился с присущей возрасту категоричностью ответить на это предложение, но, к счастью, не успел. Профессор после краткой паузы продолжил:
   - А мы - не уходим. И правильно делаем, потому что полезть всё-таки могут. Три дня назад у Бендер сунулись, верно?
   - Как сунулись - так и высунулись, - усмехнулся Пономаренко.
   - Верно, потому что там было, кому их встретить. А здесь? Ну, сколько мы, в случае чего, продержаться сможем?
   Вопрос был из категории риторических. Позиция на вершине пологого холма представляла из себя даже не отрытые, а только слегка обозначенные в сухой твёрдой земле стрелковые ячейки и брустверы с амбразурами, сложенные из мешков с песком. Четыре человека, из которых лишь двое - настоящих военных, а один - так и вообще ребёнок. Один РПК, два АКСа. Да у морпеха - экзотический АК-74М, невесть как в эти края попавшим.
   - Главное - не сколько, главное - как, - философски заметил пулеметчик.
   - Отставить! - неожиданно резко вскинулся капитан. - Думать надо не о том, как красиво умереть, а как выжить, нанеся при этом наибольший урон врагу.
   Загорелый и черноволосый, он был совсем не похож на прибалта. Правда, в голосе офицера явно проскальзывал какой-то акцент - но недостаточно сильный для того, чтобы понять, откуда он родом.
   - Если они сейчас попрут на нас, Борис Владимирович, то выжить возможным не представится. Вчетвером мы их долго не удержим, даже если бы у нас патронов было не считано - а патронов-то у нас кот наплакал...
   - Знал ведь, профессор, куда едешь...
   - Знал, представьте себе. Приехал сюда так же добровольно, как и Вы, и убегать никуда не собираюсь...
   - Значит, так, - вновь взял слово капитан. - Разговорчики эти прекращаем, как понижающие боевой дух. Тем более что никто никуда не попрет до вечера, а к восемнадцати ноль-ноль нас должны сменить. Ну, а если попрут всерьез - будем держаться, пока Сёрежка до виноградников не добежит.
   - Еще чего, - пробормотал мальчишка, недовольно повернув запыленное лицо в сторону офицера.
   - Не "еще чего", а "так точно". Пришел воевать - научись сначала исполнять приказы командира. В штабе должны узнать, что высота оставлена. Если нас тут втихаря убьют, то могут еще люди погибнуть.
   - А почему сразу я? У меня, между прочим, предки тоже воевали. Знаете, почему, мы в Днестровске живем?.. Жили...
   - И почему же? - поспешно отреагировал на эту поправку Ильин.
   - Да потому, что мой пра-пра-... в общем, много раз прадед Аким Яшкин отличился при штурме Измаила и получил за это вольную и землю в Приднестровье.
   - Чем докажешь? - задорно спросил казак.
   Мальчишка бросил на него исподлобья быстрый взгляд.
   - А вот и докажу, - пошарив в кармане перемазанных шорт, он вытащил металлический кругляшек. - Вот... "За взятие Измаила". Сам Суворов ему вручал.
   - Покажи-ка.
   Серёжка кинул медаль пулеметчику, тот ловко поймал её и принялся разглядывать.
   - Ишь ты, - вымолвил он, наконец. - Похоже, и вправду древняя. Потемнела-то как.
   - А мне можно? - спросил ученый.
   - Пожалуйста, - пожал плечами мальчишка.
   Никто не засмеялся. Пулеметчик перекинул медаль Ильину.
   - Надо же, никогда в руках ничего подобного не держал. И уж никак не мог предположить, что смогу встретить суворовскую медаль здесь, в Приднестровье.
   - Будущее не угадаешь, - наставительно и с некоторой ленцой в голосе заявил Пономаренко. - Вот скажи, командир, ты знаешь, что через минуту с тобой будет?
   Ответить капитан не успел. Он вдруг прыгнул вправо, сбив с ног мальчишку, прижав его к земле и накрыв собой. А в следующий миг тонкий свист мины превратился в вой и тут же - в грохот взрыва.
  
   Стряхнув с себя землю и глядя на разверзшуюся воронку, профессор кафедры системного анализа и программного обеспечения АСУ Московского института радиотехники, электроники и автоматики, доктор физико-математических наук Иван Александрович Ильин вдруг понял, что таинственный капитан Борис Владимирович Гай из Прибалтики действительно знал, что должно произойти. И даже пытался этому помешать. Но не смог...
  
   БРЕТАНЬ. 975 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
  
   Холодный зимний ветер гнал свинцовые волны на песчаный берег, срывая с гребней клочья белой пены. Жалобно покрикивали чайки. Иссиня-черные тучи низко нависали над морем и землей и, казалось, в любой момент были готовы упасть, давя всё и всех на своем пути.
   Стоявший у окошка молодой человек аккуратно прикрыл раму с разноцветными стеклышками в частом свинцовом переплете и повернулся к своему собеседнику - пожилому седовласому мужчине, уютно расположившемуся в украшенном затейливой резьбой старом деревянном кресле возле камина. Очень старом, ибо дерево совсем потемнело от времени. Гостю подумалось, что и мастера, способного покрыть кресло таким узором, сейчас в Бретани уже не сыскать. А ведь и оба кресла, похожих друг на друга, как две рядом выросших лилии, и стоящий между ними небольшой столик с украшенными столь же искусной резьбой ножками, были изготовлена хоть и в давние времена, но в этих краях. Теперь эта мебель безмолвно напоминала о былом величии здешних земель и их тогдашних обитателей.
   Да разве только мебель? Казалось, каждый предмет в комнате поражал роскошью и нес на себе печать веков: и окошко, от которого только что отошел молодой человек, и стоявшие на столике золотой поднос с тонко нарезанным сыром, пара золотых кубков с вином и серебряный кувшин, украшенные чеканным узором, и резная хрустальная ваза с фруктами. Камин, в котором весело потрескивали и постреливали в дымоход огненно-золотистыми искрами дрова, прикрывала металлическая решетка с причудливо изогнутыми прутьями. Кузнечный молот в руках мастера придал им вид змей. Вся эта роскошь, не свойственная большинству простых и суровых замков, построенных за последние несколько сотен лет новыми владыками края, редко попадалась на глаза посторонним: обычно хозяин принимал гостей в других залах. Но от сегодняшнего посетителя ему скрывать было нечего: подлинную историю Бретани оба они знали одинаково хорошо.
   Молодой человек подошел к столу и налил себе из кувшина немного вина, выжидательно поглядывая на старика. Тот подчёркнуто пристально уставился в камин, словно надеясь увидеть там, по меньшей мере, саламандру. Молчание становилось тяжелым, словно тучи за окном, и младший собеседник заговорил первым:
   - Я понимаю ваши сомнения и ни на чем не настаиваю. Поверьте, память Предков для меня свята, как и для вас. Но Предки мертвы, а нам жить. Нам, и нашим детям... И мы в ответе за то, какой мир мы оставим им в наследство.
   - Заветы Предков... - медленно проговорил старик. - Предки были мудры, но и они ошибались. Мы могли бы быть светом и солью земли, а кем стали...
   Он горестно вздохнул.
   - Помогло ли нам, что мы соблюдали обычаи, когда нашу страну разорвал Медведь, да будет он проклят?
   - Он и так уже проклят за свои черные дела. Хотя, иные говорят, что он как раз и был нашим наказанием за отступление от древних правил. Предки требовали, чтобы мы не порождали полукровок.
   - Наказание... Нарушил закон лишь один из нас, а пострадали все.
   - Грех гэну лег на его народ... Что в этом необычного, разве не такова наша жизнь?
   - При Высоких королях такого не было.
   - Высоких королей нет уже более четырехсот лет. Зачем говорить о тех временах, они давно прошли и их теперь не вернуть, - безнадежно махнул рукой молодой собеседник.
   - Сначала ты убеждал меня пойти против обычаев племени, а теперь повторяешь слова тех, кто будет им верен до смерти, что бы ни происходило вокруг.
   - Я убеждаю вас принять ваше решение. Поступите так, как подсказывают вам ваши совесть, разум и сердце. Именно ваши, а не чьи-нибудь ещё. И да поможет вам Высокое Небо.
   Старик отпил из кубка немного вина.
   - Я своё решение уже принял. И принял его еще до того, как ты приехал в мой замок. Я стар и скоро умру. Но у меня есть дети. У них есть дети. И у их детей тоже будут дети... Я не хочу, чтобы их головы торчали на пиках, возле которых будут бесноваться безумцы. Я не хочу, чтобы, если они будут добрыми христианами, их отталкивал священник - за то, что они не такие как он... И еще... Я не хочу, чтобы реликвии семьи попали в недобрые руки. Это огромная сила, и, употребленная во зло, она будет страшна. Закопать, выкинуть в море... Я не буду знать покоя... И море и земля отдают свои тайны. Я успокоюсь, только если они будут в надежных руках.
   - В руках Хранителя... - негромко произнес младший собеседник.
   - Да, в руках Хранителя. Я согласен с вами. Мы нарушаем волю Предков. Мы нарушаем законы нашего рода. Но это - веление времени, а со временем не могут спорить даже Предки. Мир меняется. Разве не наши деды и прадеды хулили Патрика, крестившего наш народ? Те, кто был против этого - где они? И куда привели они тех, кто пошел за ними? Я не вижу другого выхода, кроме того, что предлагаете вы. Ради своих потомков я готов нарушить традиции... И да поможет нам Высокое Небо...
  
   СЕВАСТОПОЛЬ, 27 АВГУСТА 1990 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ
  
   Яркое желтое солнце ударило в глаза...
   - Папа, едет, едет...
   Кристинка, по-детски пританцовывая на месте от возбуждения, дергала отца за руку.
   Действительно, трудяга-электровоз уже подтаскивал к платформе скорый поезд номер двадцать пять "Москва-Севастополь".
   - Не торопись, доча, сейчас мы определимся, где тут восьмой вагон.
   - Сразу после седьмого, - рассмеялась Рита.
   - А может, перед девятым? - Балис ласково обнял супругу за плечи, она теснее прижалась к нему... Конечно, кругом столько людей, но... Годы совместной жизни не остудили восторженную любовь петергофских курсанта и медсестры. И вообще, почему муж и жена должны скрывать от людей, что любят друг друга?
   Поезд уже полз мимо них, лязгая железом и обдавая жарким мазутным ветром. Четвертый, пятый, шестой... Вот и восьмой вагон. Первой, как и положено, на платформу вышла пожилая проводница, за ней стали выбираться пассажиры - в основном приехавшие на отдых курортники с большими чемоданами...
   - Деда!.. Деда!!!!!...
   - Ах ты, проказница!
   Счастливый смех вскинутой на руки шестилетней девчушки серебряным колокольчиком звучал среди обычного вокзального шума.
   - Ну, кто тут у нас такой большой вырос?
   - Я, деда, я!
   - Молодец! Криста, знаешь, что я тебе привез?
   - Не...
   - Настоящий балтийский янтарь, слезы красавиц.
   - Правда? Покажи!
   - Сейчас, только с мамой и папой поздороваюсь, ладно?
   - Ладно.
   Дед поставил правнучку на землю. Балис, все это время наблюдавший за ними, поражался тому, что время совсем не изменило старого адмирала. В восемьдесят четыре года люди обычно из квартиры-то редко выходят - а этот знай себе на руках шестилетнюю девочку нянчит. Конечно, весу в ребенке всего ничего, но все же...
   И внешне Ирмантас Мартинович Гаяускас выглядел просто здорово. Загорелое обветренное лицо, волосы аккуратно расчесаны, седая борода ровно подстрижена. Парадная форма тщательно отглажена и сидит как влитая, даже кортик не забыл. Справа на груди - три ряда орденских планок и Золотая Звезда Героя Советского Союза - за Кенигсберг.
   - Товарищ контр-адмирал! Семья Гаяускасов для встречи деда построена! Докладывал старший лейтенант Гаяускас!
   - Вольно!
   Рассмеявшись, мужчины обнялись, и Балис почувствовал в руках деда совсем не старческую силу. Поздоровавшись с внуком, отставной адмирал повернулся к его супруге.
   - А Вы, Риточка, всё хорошеете и хорошеете. Сбросить бы мне лет пятьдесят - ох и приударил бы я за Вами, - галантно поцеловал даме руку Ирмантас Мартинович.
   - А я бы с Вами не пошла. Мне кроме Балиса никто не нужен, - рассмеялась Рита, беря мужа под руку.
   - Не может такого быть. Морским офицерам дамы никогда не отказывают. А я был настоящим офицером.
   - Почему это были? Вы и есть настоящий офицер...
   Они медленно двигались по платформе. Балис нес чемодан, а Кристина вилась между ними, выискивая момент, чтобы обратить на себя внимание.
   - Знаете, когда я вижу Вас, мне всегда кажется, что Вы пришли откуда-то из прошлого... из времен Нахимова и Ушакова.
   - Что, мальчишки флотских традиций не соблюдают? - сощурился отставной контр-адмирал. - Что же это ты, внук, мои седины позоришь? Я-то радовался, что ты не в отца непутевого, музыковеда, душу сухопутную, пошел, а в меня, старика. А ты? Хотя какой ты моряк? Пехота ты... Одно только слово что морская.
   Он на мгновение прервался, отдавая честь военному патрулю, и Балис поспешил отвлечь его.
   - Да ладно, дед, молодежь всегда старшим уступать должна...
   - Ну, уступай, уступай, - усмехнулся адмирал. - Только, смотри, не доуступайся...
   Балис тряхнул головой, яркое желтое солнце ударило в глаза...
  
   ДОРОГА
  
   Яркое красное солнце ударило в глаза...
   Всё тело было наполнено тупой болью, в ушах звенело, а в рот набилась земля - однако рефлексы капитана морской пехоты уже работали. Почувствовав, что правая рука всё еще сжимает автомат, Балис, медленно приоткрыл глаза. Ничего, кроме неба, он не увидел. Даже стенок стрелковой ячейки. Мало того, что ничего не видно, так еще и не слышно. Очень медленно Балис повернул голову вправо - но увидел только красную землю. Влево он повернул её чуть быстрее - та же картина. Медленно и осторожно, чтобы не ухудшить ситуацию, если где чего повреждено, сел, внимательно оглядываясь по сторонам. Боль не усилилась, а вот окружающая обстановка вызывала тихое недоумение.
   Солнце было действительно красным. И небо было не синим, а каким-то красноватым. И земля вокруг была красноватого цвета, причем не от крови. Её как раз вокруг не было вообще. И позиции не было, и виноградников. Куда-то исчезли казак-пулеметчик и московский ученый. Вместо этого вокруг простиралась холмистая равнина без конца и края - без какой-либо растительности и следов человеческого присутствия.
   Впрочем, нет, следы человеческого присутствия все-таки обнаружились: широкая дорога, мощенная камнем, тянулась от горизонта до горизонта, резво сбегая с одних холмов и карабкаясь на другие. Холмы, холмы, красные холмы... На вершине одного из таких холмов, метрах в двух от дороги и оказался отставной капитан, а рядом неподвижно лежал Серёжка.
   Балис выплюнул изо рта землю, машинально отметив, что это чистейший приднестровский чернозем, и, аккуратно и медленно подтянувшись к мальчику, нажал пальцами за ключицей. Подушечками ощутил, как упруго забилась артерия: мальчишка был жив, только без сознания.
   Ну что же, теперь следовало попытаться понять, что же всё-таки произошло.
   Прежде всего, Балис отметил, что крови на нем нет, а, значит, нет и ран. Подвигал руками и ногами - вроде кости целы. Дышать было больно, но совсем не так, как бывает при переломе ребер, благо про них он знал не понаслышке. Тошноты тоже вроде не чувствовалось - значит, и сотрясения мозга нет, отделался только ушибами и легкой контузией.
   Закончив самообследование, капитан поднялся на ноги и приступил к осмотру экипировки. С одеждой все понятно - вся при нем, даже берет. Автомат Калашникова внешне выглядел неповрежденным. Судя по весу, магазин был полон. Отсоединив его, Балис убедился, что патроны внутри действительно есть, но считать их не стал: это можно сделать и позже, опасности пока, вроде, никакой не было.
   Еще два полных рожка, скрепленных изолентой, находились, как им и полагалось, за поясом. Там же, на поясе остались и комбинированный десантный нож с кортиком. ПМ так же обнаружился на своем месте - в подмышечной кобуре: носить пистолет подмышкой, а не на портупее, Балис приучился за время работы в "Аган-нефти". Вынув обойму, Балис убедился в наличии патронов. Запасная обойма нашлась там же, где и лежала раньше - в кармане. Три метательных ножа в ножнах тоже были прикреплены на своих местах: на запястье левой руки, за воротником и у левой голени. Можно сказать, обвешан, словно новогодняя ёлка. Ничего, как шутил в подобных случаях майор Седов: "Тяжело на марше - легко в гробу!"
   Что ещё? Так, остались офицерские часы с компасом на руке, показывающие невесть что, маленькая плоская фляга с водой в кармане брюк (тряхнул - булькает), дедов перстень на левой руке, иконка в кармане гимнастёрки, да там же еще и таскаемый с детства сердолик - на счастье. В общем, ничего не пропало и не сломалось.
   А при внимательном взгляде на часы он обнаружил не одну странность, а целых две. Во-первых, они шли и показывали час восемнадцать, то есть на четырнадцать минут больше, чем когда он последний раз смотрел на циферблат на позиции. Или на двенадцать часов и четырнадцать минут, что было менее вероятно. Во-вторых, стрелка компаса болталась абсолютно свободно, чему могло быть два объяснения: либо она размагнитилось, либо в этом месте магнитное поле настолько слабо, что даже на такую маленькую стрелочку не способно оказать влияние. Оба они казались совершенно невероятными, но одно из них, похоже, соответствовало действительности.
   Где же они всё-таки оказались? Поверхность дороги была чистой, без песка, но Балис знал, что из этого ровным счетом ничего не следует: капризный ветер пустыни иногда в пять минут заметает барханами новенькую бетонку, а иногда, напротив, тщательно вылизывает какой-нибудь глинобитный тракт, помнящий еще фаланги Александра Македонского.
   Дорога могла вывести к людям, а могла и увести в никуда. В любом случае, иного выбора, чем идти по ней, в голову пока что не приходило. "Будем решать проблемы по мере их поступления", - подумал капитан и повернулся к Серёжке, неподвижно лежащему рядом.
   Отложив автомат, офицер присел над всё еще не пришедшим в себя мальчишкой. Сзади приподнял левой рукой голову, а ладонью правой несколько раз легонько похлопал по щекам. Пробурчав что-то невнятное, парнишка открыл глаза.
   - Как ты?
   - Нормально... Ой, а где это мы?
   - Не знаю, - Балис поднялся на ноги и еще раз осмотрелся. Красная холмистая равнина во все стороны выглядела одинаково безжизненной и пустынной: ни кустика, ни движения. И только дорога красноречиво говорила о том, что здесь всё же бывают люди. Точнее, поправил себя капитан, дорога говорит только о том, что люди здесь когда-то были. Только вот не следует все же сразу себя убеждать в худшем, это сразу ведет к безразличию и отказу от попыток сделать хоть что-нибудь. "Летай иль ползай - конец известен", - вспомнилось из школьной программы, и Балис решительно мотнул головой - не наш метод.
   - А как же... - Серёжка не закончил фразу: и так всё было понятно.
   Подобравшись, сел, водрузив подбородок на острые, с чёрточками подживших царапин коленки. Скосил голову набок и как-то по-птичьи глянул на Балиса.
   - Мы умерли?
   - Не думаю, - Балис отвечал медленно, обдумывая каждое слово. Ведь этот вопрос мучил и его. - Во-первых, у меня всё болит.
   - У меня тоже, - легко признался мальчишка.
   - Вот, а мертвым, говорят, не больно.
   - А те, кто говорит, пробовали?
   - Нет, конечно. Вообще-то может, конечно, мы и умерли, только вот я чувствую себя живым.
   - И что мы теперь будем делать? - парнишка на глазах успокаивался после первого потрясения, и это было хорошо.
   - Выбираться отсюда. Идти сможешь?
   Серёжка пружинисто вскочил на ноги. Да, в детстве любые травмы заживают намного быстрее.
   - Ага. А куда мы пойдем?
   - По дороге. Раз есть дорога, то она обязательно куда-то выведет.
   Балис понимал, что в такой пустыне они могут выдохнуться и погибнуть гораздо раньше, чем дорога их куда-либо выведет. Однако сейчас обсуждать это не имело смысла, наоборот, мальчишку требовалось всячески подбодрить. На ногах парень вроде стоял твердо, некоторое сомнение внушали, правда, его видавшие виды сандалеты - далеко не самая лучшая обувь для хождения по таким дорогам, но заменить их было не на что.
   - Стрелять из ПМа не разучился?
   - Не...
   - Тогда держи, - расстегнув застежку, он снял кобуру и повесил её Серёжке через плечо. Подогнал ремешок. - Имей в виду - на предохранителе.
   Очень серьёзно кивнув, мальчик деловито расстегнул кобуру и застегнул обратно - вроде как проверил.
   - Ну, пошли...
   Они двинулись через мертвую красную пустыню по плотно подогнанным друг к другу темно-серым каменным блокам дороги. Красное солнце с безоблачного неба заливало пустыню каким-то мертвенно-красным светом, отбрасывая от них длинные темные тени. Плотный жаркий воздух был вязким и, казалось, нарочно вставал на их пути невидимой, но мощной преградой. Балис засунул берет под правый погон и расстегнул еще пару пуговиц на гимнастерке. Серёжка, одетый только в синюю футболку и длинные, почти до колен, выцветшие зеленые шорты, от жары страдал явно меньше, однако Балис всё равно за него тревожился: мальчишка ведь, совсем ребенок. Не подготовленный для выживания в экстремальных ситуациях, он мог в любой момент впасть в панику, задурить - и что тогда? Капитан Гаяускас знал, как поступать в таких ситуациях с солдатами, но к двенадцатилетним детям, конечно, требовался совсем другой подход. Впрочем, пока что в поведении Серёжки не было ничего тревожного, и Балис постарался сосредоточиться на том, чтобы хоть как-то объяснить себе, что же с ними происходит.
   Он не верил в чудеса и считал, что любое загадочное событие со временем найдет рациональное объяснение. За почти двадцать девять лет его жизни с капитаном Гаяускасом случалось немало странных происшествий, большая часть из которых в конечном итоге разъяснилась. Но ведь было и то, что толкования до сих пор не получило. И сейчас перед ним снова проносился тот детский севастопольский август, которого не могло быть, но который был - о чем свидетельствовал до сих пор таскаемый в кармане сердолик - подарок никогда не существовавшего мальчишки с удивительным отчеством - Павлиныч. И другой загадочный август, уже взрослый - под Ташкентом, после преддипломной стажировки в Афгане... И третий загадочный август был в его жизни - август девяностого.
   И не с приезда ли деда в Севастополь загадки обрушились на него лавиной, резко развернув его жизнь, можно сказать, на все сто восемьдесят градусов? Хотя нет, пожалуй - не с приезда. Два первых дня пребывания в Севастополе контр-адмирала Ирмантаса Мартиновича Гаяускаса ничего необычного не принесли, было не до этого - отмечали присвоение внуку звания капитана. А вот на третий день... Точнее, на третью ночь, когда они с дедом пошли поплавать в вечернем море...
  
   ГЛАВА 2. ВСТРЕЧА ОДНОКАШНИКОВ.
  

Рискуй, голытьба, -

на карте судьба,

Не встретились там,

так встретимся тут.

Днем или поздней ночью!

(Р. Киплинг)

  
   - Вечер добрый, Павлиныч! Слушай, а погодой здесь кто командует?
   - Так, Симон Юрьич, я бы с радостью... Но не вербуются в небесной канцелярии люди! И ангелы тоже!
   - Эх, Павлиныч, Павлиныч... - Президент улыбался, хотя и не очень лучезарно. - Расскажи-ка лучше про этот авианосец - все ли правильно сделали?
   - Все, Симон Юрьич! Как и планировалось. В соответствии с Вашим устным приказом, ситуация была под контролем и в случае чего стрельба бы не состоялась.
   - Ладно, ладно. Северяне заплатили честно, к ним нет претензий. Нам-то этот динозавр без надобности на самом деле. Дорогая игрушка, причем не для нашего моря.
   - Так, Симон Юрьич!
   - Хватит, Мирон. Не Симон я, а Семен, я ж городской и с юга нашего. Как и ты. Мы вдвоем, чего по чужому говорить-то?
   - Хорошо. Семен Юрьич, мы утром пойдем на охоту?
   - Какая там охота, не люблю я этого безобразия.
   - Егерь фазанов обещал. Сказочных.
   - Охота была... Ладно, пойдем. Хотя стрелок из меня - сам знаешь, какой.
   - Так там промахнуться трудно!
   - Ну, смотри, смотри... Только не замороженного подкинь, ладно?
   - Обещаю! Тогда через час выходить.
   - Ну, вот. Отпуск, называется.
  
   Звонок, сделанный пару суток назад, сработал: знакомый человек из "ближнего круга" передал записку и устно сообщил Президенту о желательности его короткой поездки к морю. Совсем короткой. Президент понял, что случилось что-то чрезвычайное, и решил потратить пару суток. "Фазан" был своего рода паролем - уже поздно было устанавливать, что Семен и Мирон целый год проучились в одном классе и что "фазаном" называлась шпаргалка. И что Семен решил радикально ломать ситуацию, таща к власти "приморскую команду" - придя наверх на гребне "объединительных" настроений, он давно планировал радикально сменить ситуацию и союзников...
   Первая комбинация - с глубоко законспирированной продажей авианосца соседу - в сущности, новому союзнику - прошла довольно гладко. Корабль прошел Проливы и двигался на Север открытым океаном. Остановить полу мятежный, на взгляд многих адмиралов, авианосец было нереально. Точнее, это означало войну, да еще точно неясно, с кем именно. Деньги лежали далеко в Европе и должны были сработать только в нужный момент. Не раньше.
  
   - Рассказывай.
   - Долгая история. В двух словах: слышали Вы про неясно чьи секретные объекты - прямо здесь? Вот он - с дырой в крыше.
   - Нет. Давай, у нас пятнадцать минут есть...
  
   Двигаясь обратно, Семен Юрьевич почти непрерывно орал.
   - Павлиныч, не имеешь агентов среди ангелов - ладно! Это я тебе прощаю! А среди фазанов? Павлиныч!!! А егерь твой?! Где были эти птицы, я тебя спрашиваю?!! Хоть попробовать попасть бы!!! Издеваешься???
   Он не переигрывал. Слишком много злобы выплеснулось - почти бессильной. Слишком многое от него скрывали. Играли, как с котенком. То, что произошло здесь несколько недель назад, было беспрецедентно - и неизвестно ему. Только спутанное сообщение от "дублеров" из морской контрразведки, но, сколько у него там людей? Трое всего. И все - под ударом после корабельной эпопеи... Но говорить правду сейчас нельзя. Опасный это финт - говорить правду, будучи Президентом. Смертельный. Только конверт греет. Сейчас он лучше брони. Потому, что не только защищает, но может еще и выстрелить.
  
   Через несколько суток руководитель Службы Безопасности Юго-Западной Федерации отправился за океан на семинар по антитеррористическим мероприятиям. Там с ним произошел несчастный случай: на ферме по разведению аллигаторов, наблюдая за кормежкой рептилий, он не рассчитал чего-то и упал в вольер. В личном деле так и записали: "находясь в загранкомандировке, погиб при исполнении служебных обязанностей". Заместитель возглавил Службу, а довольно молодого и перспективного генерала Мирона Нижниченко перевели в столицу на повышение. Заместителем. Такие вот правила игры в безопасность.
  
   САССЕКС. 28 СЕНТЯБРЯ 1066 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
  
   - Истинно, истинно говорю вам - не было ничего этого! Всё это ложь, чтобы обмануть людей и сбить их с пути истинного.
   На первый взгляд брат Фома отнюдь не производил впечатление фанатика. Лицо его, несмотря на почтенный уже возраст, не выглядело изнеможенным и не несло на себе печати добровольных лишений. Новая шерстяная ряса хорошо защищала его тело от холода, а добротные кожаные башмаки оберегали ноги от превратностей долгого пути. Но когда монах начинал говорить, то весь преображался, и, казалось, не отсветы костра сверкают в его глазах, нет, сами глаза пылают огнем веры в свои слова.
   - Эй, Саймон, готово твоё варево? - поинтересовался разлегшийся неподалеку арбалетчик.
   - Придется тебе потерпеть еще немного, Пьер, - откликнулся латник, сидящий около костра и время от времени помешивающий бурлящую в котелке густую похлебку ножнами от своего меча.
   - Что ты копаешься, я жрать хочу!
   - Жри хоть сейчас, но, клянусь, если ты обдрищешся, то я этими ножнами выгоню тебя за пределы лагеря спать на берегу, клянусь Святым Иринеем! И пусть подберут тебя местные нимфы или кто на этом Альбионе водятся.
   - Клянусь Святым Лукой, если Пьера подберут нимфы, то он живо их всех обрюхатит! - встрял в разговор еще один из сидевших вокруг костра воинов. Остальные дружно рассмеялись грубой шутке.
   - Не суесловьте о Святых Господних, - гневно воскликнул монах. - Не грешите! Помните о том, что вы - благочестивые воины и идете за славным герцогом Вильгельмом на святое дело, ибо трон короля-Исповедника должен принадлежать нашему славному вождю, а не этому узурпатору Гарольду. Так не грешите же, ибо, если вы прогневите Господа, Он не дарует нам победы.
   - Ладно, ладно, отче, - примирительно сказал кашевар. - Ты не учи нас, кто мы такие и зачем мы здесь - это мы и без тебя знаем. Ты про Рим, про Рим рассказывай...
   Монах прокашлялся и продолжил прерванное повествование.
   - Так вот, когда я был в Святом Городе, то говорил с многомудрым отцом Бонифацием из обители Святого Ива при ордене братьев-бенедиктинцев. Он многие годы провел во граде Святого Константина, ныне находящегося под властью схизматиков, да будут прокляты они во веки веков. Изучал он философов греческих и римских, что прежде рождения Господа нашего на земле жили. И сказал он, что нет ни одного свитка, с тех времен сохранившегося. Только то, что переписано не позже двух сотен лет тому назад.
   И тогда взял я списки, что в славной обители Святого Ива собраны и стал их сравнивать между собой. И открылось мне, что схожи они чрезвычайно. Истинно говорю вам, одними и теми же словами пишется о войне Афин и Спарты, о походе на Трою и войне Рима с Карфагеном. И тогда даровал мне Господь мудрость, и просветил очеса мои, и узрел я ложь и беззаконие, творимое врагом. Не было ни войны Спарты с Афинами, ни похода на Трою. Была только война Рима и Карфагена. Остальное же измыслили вороги по наущению Врага главного, измыслили и людей простодушных верить в ту ложь заставляют!
   Слушайте дальше меня, истинно говорю вам, открылось мне и иное знание. Стал я сличать демонов римских и афинских, нечестиво богами именуемых злокозненными язычниками. И увидел я, что пишут они об одних и тех же демонах, только называют их разными именами: у одних - Юпитер, у других - Зевс. У тех - Марс, у иных - Арей. Там Меркурий, а там - Гермес. Одни демоны - одно и место. Не было никаких древних Афин, был только Рим, и не было никогда древнего Акрополя, был только Капитолий. А про Афины - вороги придумали, по наущению Врага главного. А схизматики, которые только называют себя христианами, но еретики суть, поддержали их, ослепленные своим желанием град Святого Петра всячески унизить.
   - А кто ж эти вороги? - полюбопытствовал кто-то из воинов.
   - О! - монах прямо-таки загорелся от этих слов. - Тайна сия велика есть. В славной обители Святого Ива мне довелось встретиться с неким странствующим рыцарем д'Йолом, совершим многолетнее путешествие на восток. Он много рассказал мне о далеких землях, в которых побывал и, среди прочего, показал некую книгу, написанную одним восточным мудрецом, имя которому Валент бен Шмаль. Книга та зовется Криптономикон или описание действительной истории, в тайне от взора людского сокрытой. И прочел я в книге этой о великих тайнах, спрятанных от людей врагами рода человеческого. Знайте же, что ходят среди людей те, кто подобен нам обличием, но неподобен природой. Это потомки проклятых Богом, дети греха. От диавола же дана им способность менять своё обличие и создавать иллюзию того, что они люди. И одержимы эти бесы одной страстию: подчинить власти своей всю Землю нашу. Они проникают повсюду и злоумышляют заговоры. Истинно говорю вам: рядом с нечестивым Гарольдом Саксонцем наверняка найдем мы этих мерзавцев. Разве не завещал блаженной памяти государь Эдуард своего трона нашему доблестному сюзерену, ревнителю славы Господней, герцогу Вильгельму? Разве не клялся Гарольд на Святых мощах, что будет верным вассалом нашего герцога? Но истинно говорю: Саксонец околдован этими проклятыми бесами в обличии человечком и совращен ими с истинного пути. Или, хуже того, сам он бес и потомок бесов. Ибо даже в нашей благословенной Нормандии жили они раньше - нечестивые дэрги. Но не бойтесь их, дети мои, разите их без пощады - ибо ничтожны их чары против удара доброго христианского меча или острой стрелы.
   - Что-то плетешь ты, отче, - с сомнением покачал головой пожилой арбалетчик. - Дэрги - добрые христиане, их сам Святой Патрик крестил.
   - Ты, отец Фома, признайся, как ты мудреца того читал? - подхватил другой. - Ты ведь по латыни-то еле слова разбираешь, а уж по чужеземному, поди, и вовсе не бельмеса не поймешь.
   Возле костра снова раздался дружный хохот. Никто и не заметил, как компанию покинул один из ратников. Никто не следил, как он спешно отступил в тень ближайшего шатра. Никто не обратил внимания, что из тени этой вышел совсем другой человек - рыцарь Жоффруа Гисборн...
  
   СЕВАСТОПОЛЬ. 29 АВГУСТА 1990 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ
  
   Они вышли из воды и с наслаждением растянулись на мелкой пляжной гальке.
   - Эх, хорошо же всё же ночью купаться, всегда любил...
   - Здорово плаваешь, дед. Честное слово, некоторые салажата в моей роте хуже. Признавайся, как время провел?
   - Время не проведешь, - неожиданно серьезно ответил адмирал. - Оно своё всегда возьмет. С ним можно только договориться - чтобы брало, когда придет время, такая вот шутка.
   - И твоё еще не пришло? - в тон ему поинтересовался Балис.
   - Моё - пока что нет. Как пели в войну: "Помирать нам рановато: есть у нас еще дома дела". Дела у меня есть еще, понимаешь?
   - Не очень, - теперь Балис стал серьезным. - Какие дела?
   Ирмантас Мартинович на мгновение помедлил с ответом, словно взвешивал слова.
   - Да вот, объезжаю всех своих непутевых потомков...
   - Хм, зная о твоем возрасте, сразу начинаешь предполагать, что ты решил с нами попрощаться...
   - Как говорил один мудрый старый еврей: "Не дождетесь". Если серьезно, то здоровье пока что, тьфу, тьфу, в порядке. В июне пару недель в Питере, в Военно-Медицинской повалялся на обследовании, так врач пошутил: неправду, дескать, пишу, что у Вас состояния внутренних органов в пределах возрастной нормы. Оно намного лучше. Интересовался, не участвовал ли я в цитаминной программе...
   - А что, участвовал?
   - Нет, не пришлось. Но кое-что слышал. Результаты, прямо сказать, весьма приличные. А что это тебя так цитамины заинтересовали?
   - Да просто давали нам их пару раз после учений. Не знаю, как от старости, а усталость они действительно здорово снимают.
   - И причем без побочных эффектов, кроме шуток. Ценная вещь словом... Но сейчас речь не об этом. Так вот, по гостям шатаюсь не для того, чтобы прощаться.
   - А для чего же?
   - Представь себе, ищу, кому одну тайну доверить. Настоящую тайну, серьезную.
   - Слушай, дед, ты меня прямо пугаешь. Надеюсь, сейчас не окажется, что ты все годы работал на ЦРУ как убежденный противник советской оккупации Литвы, а теперь предложишь мне продолжить твой труд?
   В ответ Ирмантас Мартинович весело рассмеялся. Балис, с детства неплохо видевший в темноте, непременно бы заметил фальшь в реакции старого адмирала, если бы она там была. Но дед смеялся искренне.
   - Нет, этого можешь не опасаться. Служил я Союзу Советских Социалистических Республик честно, чего и тебе желаю, хотя и чувствую, что твою службу нынешний Союз не оценит.
   - Что ж мне теперь, наплевать на присягу, как Мартевосяненко?
   - А вот в этом, внук, я тебе, пожалуй, не советчик. Каждый, знаешь ли, свою жизнь прожить должен и сам за неё ответить. Тебе лет сколько? То-то, двадцать семь. Хватит уж за деда прятаться, пора и самому головой думать.
   - Никуда я не прячусь, - в голосе Балиса явственно слышалась обида. Так с ним дед никогда не разговаривал. - Я для себя всё решил.
   - В этом-то я не сомневаюсь. Поэтому-то я именно так и говорю сейчас с тобой. У тебя только один недостаток: судишь ты больно резко. Кто не с тобой - уже враг.
   - А что, друг, что ли?
   - Друг не друг, но и не обязательно враг. Ты родную историю не забыл еще?
   - Да вроде нет.
   - Тогда вспомни Кейстута и Виттовта. Оба ведь добра Литве хотели. Только по-разному это добро видели. Понимаешь?
   - Не очень.
   - Благими намерениями дорога в ад вымощена, слыхал?
   - Ты, дед, никак на старости лет в бога поверил?
   - А с чего это ты взял, что на старости? - усмехнулся в бороду адмирал. - Я с детства в Бога верил. Кстати, на фронте замполит у меня отлично про это знал. Бывало дело, с ним такие споры вели, о-го-го... Особенно, если после боя да ста грамм.
   - И не боялся, что настучит?
   - Кто? - изумился Гаяускас-старший. - Серёга Воронин настучит? С которым под Урицком в одном окопе сидели? С Невского пятачка на катере раненых вывозили? Не боялся. Если людям не веришь - то лучше не жить вообще.
   - А если кто подслушает? - не унимался Балис.
   - Ну, так мы ж не дураки были - при посторонних душу выворачивать. Языком болтать - ума не надо. Ум нужен чтобы, не лезть зря на рожон, но не отступать там, где нужно держаться до конца.
   - Сложно.
   - А жизнь, знаешь ли, вообще штука не простая... Так вот, насчет врагов. Не спеши судить - старайся сначала понять. Бывают, конечно, враги, только редко. А большинство - просто люди за свою правду борются.
   - У каждого, значит, своя правда?
   - Выходит так...
   Они немного помолчали: Гаяускас-младший собирался с мыслями, Ирмантас Мартинович его не торопил.
   - Скажи, дед, а ты когда Кенигсберг брал - тоже так думал? У фашистов, значит, тоже своя правда была?
   - Смотря у каких фашистов. У тех, что просто воевали - была, конечно. Вот ты в Афгане что делал?
   - Долг интернациональный отдавал, - зло отрубил Балис. То, что несколько лет назад для него казалось очевидным, теперь выглядело совсем по-другому.
   - Байки про интернациональный долг ты Кристинкиным одноклассникам на утреннике рассказывай, когда она в школу пойдет. Если, конечно, кто-то тебя об этом попросит. Ты там присягу выполнял, южные рубежи Союза от американской угрозы прикрывал, это любому военному понятно. А вот тот факт, что рубежи от этой угрозы можно было и по-другому прикрыть, ни наших ребят не губя, ни афганских крестьян не стреляя - это уже другой вопрос, к тем, кто в высоких кабинетах решение принимал. Офицер должен быть рыцарем. Дал присягу - выполняй, но честь при этом не теряй. И не думай, что напротив тебя зверье собралось. Чаще всего - такие же рыцари вроде тебя, только присягнувшие другому королю. Но бывают, конечно, исключения...
   - Ага, бывают все-таки?
   - Бывают... Эсэсовцев ненавижу. Вот уж где были редкостные сволочи... Хотя, самое интересно, что и в СС можно было встретить нормального человека.
   - Ой уж? - недоверчиво протянул Балис.
   Дед усмехнулся.
   - Да было разок дело. Он от преследования СС решил там же и спрятаться - и удалось. Так что, внук, подумай над моими словами. У тебя когда отпуск будет?
   - На майские хотел брать.
   - Вот и отлично. Значит, на День Победы приезжаешь ко мне в Вильнюс, все-таки дед у тебя фронтовик. Там и все решим.
  
   ДОРОГА.
  
   Балиса вывело из размышления то, что Серёжка вдруг остановился. Рефлекс. Опытный спецназовец всегда реагирует на резкое изменение обстановки, даже если погружен в свои думы.
   - Что случилось?
   - Сандалия ногу трет...
   Понятно, такое бывает. Не подходящая у мальчишки обувь для походов по пустыне, это точно. Хотя, что интересно, где-нибудь в пионерлагере паренёк мог бы целый день в ней пробегать - и не натирала бы.
   - Может, передохнем? - осторожно предложил Балис.
   - Вот еще, я не устал. Я босиком пойду.
   А вот теперь и ещё кое-что стало понятно, а именно реакция Серёжки на происходящее. Не слишком распространенная, но для его характера вполне подходящая, под кодовым названием "У меня всё в порядке". Сейчас он будет при каждом удобном и неудобном случае демонстрировать, что у него нет проблем, все больше и больше при этом заводясь. В итоге либо срыв с истерикой по полной программе, либо же постепенно мальчишка успокоится и придет в норму. Балис прикинул, что в данной ситуации срыв лучше не провоцировать: немедленных действий обстановка не требует, можно подождать - вдруг само рассосется. Поэтому он только спросил:
   - А ногу не наколешь?
   - Обо что? - изумился Серёжка. - Бутылок битых здесь вроде не валяется, а к камням мне не привыкать - я ж в посёлке жил, летом часто босиком бегал.
   Сандалии он засунул за ремешок шорт подошвами наружу и решительно зашагал вперед. Что ж, определенный смысл в его словах и действиях был. Во всяком случае, побольше, чем в событиях страшного января девяносто первого, когда за неполную неделю Балис потерял всё: почти всех своих родных. Потерял при самых таинственных и загадочных обстоятельствах, понять логику которых ему так и не удалось...
  
   ГЛАВА 3. ЗАМНАЧАЛЬНИКА СБ.
  

"Вслед за мною идет Строитель.

Скажите ему - я знал".

(Р. Киплинг)

  
   Естественно, никто не собирался снимать с Нижниченко работу с "Желтым драконом". Точнее, не собирался делать это Президент. Теперь вечерами Мирон сопоставлял в кабинете все скудные данные. В Севастополе осталась небольшая команда, которая пыталась добрать хоть какие-то крохи информации. Увы, там удалось найти до обидного мало. Сегодня же Мирон получил довольно интересные материалы от внешней разведки - и вцепился в них. Все же стоило подготовить очередную сводку:
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации
   Президенту ЮЗФ
   Тема: Желтый дракон-00-5
   17.09.1999
   ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА.
  
   Предположительный первоисточник слухов установлен. На данный момент произведен опрос ОЛЕСЯ УХОВА, 12 лет. Весьма вероятно, что именно он сочинил историю о том, что объект имеет инопланетное происхождение. Более того, он заявил, что именно этот объект существенно ухудшал психологический климат в городе, и что именно он, ОЛЕСЬ УХОВ, уничтожил этот объект при помощи самодельного накопителя-излучателя энергии. При беседе, в соответствии с п. 256/12-81/43-б Наставления по ведению опросов свидетелей, присутствовал детский психолог НИКОЛАЕНКО С.М. Его мнение, в общем совпадающее с моим: "нормальные выдумки для такого возраста, поговорю с руководителем детской литературной студии, ребенок будет при деле". Таким образом, расследование варианта "звездный диверсант против звездной резидентуры" зашло в тупик и прекращено моим распоряжением.
   Мое особое мнение по данному вопросу таково. Если обычные детские выдумки на такую тему получают широчайшее распространение в городе СЕВАСТОПОЛЬ и обрастают столь разнообразными домыслами - то для этого есть серьезные основания. По мнению НИКОЛАЕНКО С.М., практически всегда подобные "истории" обращаются в детском же кругу, не оказывая влияния на общие умонастроения. Следует принять как данность, что ситуация в регионе накалена, жители настроены некритично и крайне податливы на пропаганду любого толка, что по меньшей мере ненормально для основного места базирования ВМФ ЮЗФ.
   Далее. По моим данным, слухи, подобные "Желтому дракону", начали циркулировать и в других регионах ЮЗФ. Более того, они устойчиво обращаются в городе АНДРЕЕВСКИЙ СФ. Сам международный характер распространения слухов по подобному сценарию дает преимущество расследованию по варианту "Северный сосед".
   Также мною установлено, что при анализе ситуации в СФ большее внимание уделяется т.н. Пустым Землям - направлением, ускользнувшим ранее от моего анализа. Беседы с физиками и математиками привели меня к выводу, что существование параллельных миров и переходов между нашим и другими мирами принципиально возможно, но отсутствует даже грамотная постановка задачи поиска методов перехода. Общее мнение специалистов (см. результаты конференции) сводится к тому, что никто и никогда всерьез не занимался поиском подобных методов из-за кажущейся "несерьезности" задачи.
   Как всегда, коллекционеры паранормальных явлений подбросили нам немало несерьезного "мусора", среди которых почетное место "крайне достоверной и отлично документированной истории" занимает свежая тема о желтом драконе, совершившем "межпространственный переход" из СЕВАСТОПОЛЯ неизвестно куда.
   Таким образом, совершенно неясно, откуда брать специалиста для серьезных исследований по предложенной Вами тематике "Переход-3". Заключение экспертного совета АН ЮЗФ "о невозможности изготовления современными технологическими средствами представленных для анализа фрагментов артефактов" прилагается.
   Прошу Вашей санкции на "выброс" части информации разведке СФ и на ее совместную разработку. Невзирая на сложность нынешних отношений, считаю, что проблемы, с которыми мы столкнулись, помогут получить нам союзников в лице СФ на длительную перспективу.
   Зам. Начальника Службы Безопасности, генерал-майор Нижниченко М.П."
  
   "ПРЕЗИДЕНТ ЮЗФ.
   Зам. руководителя СБ ЮЗФ. Шифр Президента.
   17.09.1999.
   Вброс основной информации "северным соседям" санкционирую. Специалистов для "Перехода-3" ищите, где сочтете нужным."
  
   Перед отъездом Мирон сделал то, что давно собирался. "Оторвавшись" от своей охраны, и демонстративно проигнорировав старика на "Укроджипе" - так, шутя, называли когда-то выпускавшийся гражданский вариант транспортера переднего края, он остановил свою машину на окраине Заповедника.
   Почти час, проклиная воспоминания о счастливом детстве, он продирался через разнообразную и весьма колючую растительность. И, наконец, нашел то, что искал. Сюда не добрались даже археологи. Бродяги тоже обходили это место стороной. Здесь осталось несколько базальтовых валунов, стоящих на ровной и почти круглой площадке, усыпанной желтой тырсой. Место выглядело ужасающе чистым - и оно было таким давно. Первый раз Мирон нашел его, когда ему было семь лет. Тогда он почти плакал от страха, но что-то неясное просто тащило его сюда. И притащило. Тогда страх сменился чем-то странным. Каким-то пониманием того, что сейчас тут ничего интересного нет, а потом - вполне может оказаться. А сейчас ощущение было другим.
   Полная Луна вылезала из-за горизонта, путаясь в кустах. Инстинктивно Мирон обошел площадку и оказался напротив огромного рыжего диска, отметив, что несколько выступов на валунах перед ним образовали почти идеальную прямую - этакий визир. И вдруг...
   Блеск. Тихий рыжий блеск и слабое журчание. Как медная монета: протяни к ней руку - и она окажется в ладони. Мирон не стал тянуть руки, а всмотрелся в лужицу (откуда она взялась тут сухой осенью?). И услышал.
  
   - Привет. Я давно жду людей.
   - Привет: А кто ты?
   - Правильнее говорить - "ты что"? - голос стал чуть ироничным.
   - Тогда - что ты?
   - То, что ждет.
   - Зачем?
   - Мне интересно. Подожди. Ага. Теперь все. Спасибо.
   - Что - все?
   - Многое узнал. Многое изменилось. В твой мир пришли те, кто убил мой мир.
   - Твой мир?
   - Пожалуй. Ты... А, ты мало знаешь про это.
   - Про что?
   - Про ту войну, которую можно было бы, - голос чуть изменился, - назвать Первой Мировой. В которой проиграли все - и всё.
   - Когда это было?
   - Ты хотел спросить о другом, но впрочем, пожалуйста: это было скорее - "где". Скажу так: и под Троей - тоже. Это то, что ты можешь знать.
   - И ты?
   - Я жду. Пока только жду. А вот ты?
   - Что - я?
   - Ты что-то сделаешь. Найди Балиса. Вспомни его - и найди.
   - Я искал, - Мирон удивился.
   - Он здесь был. Недавно - меньше двадцати лет назад. Точнее - почти здесь. В другом мире - но здесь.
   - Так что ты такое?
   - Меня иногда называют Маяком. Мелковат я для маяка, да и не маяк. Но название сойдет.
   - А что тогда?
   - Сложно ответить. И не поверишь. Так вот - ты можешь победить вместе с другими. Балис - лишь один из них.
   - Победить кого?
   - Тех, кто несет страх. Несколько недель назад дети выиграли в этих местах один: раунд, так это можно назвать. Они оттянули время. У вас есть шанс.
   - А если мы проиграем?
   - Мирон, вспомни свое детство. И сравни тот мир с нынешним. Если вы проиграете - ваш мир будет соотноситься с нынешним хуже, чем то, что есть сейчас.
   - Значит, страх?
   - Нет. Страх - это только оружие. Сейчас не важно, как вы будете называть Их.
   - А наше оружие?
   - Каждый выберет его себе сам.
   - Тогда...
   - И еще. Вспомни, когда будет совсем плохо: "Даже взлеты и пропасти - это..."
   - Вспомню. Чем ты можешь помочь мне?
   - Помочь тебе еще? Не знаю. Может, ты и найдешь меня. Но не здесь.
   - Где Балис?
   - Ты встретишься с ним. Когда разуверишься во встрече. Это будет скоро.
   - Почему?
   - Подожди... Всмотрись в меня.
  
   Мирон всмотрелся в рыжий кружок - и увидел моложавое лицо. Чем-то похожее на лицо того мальчишки. И - все. Кончилось.
   "Откуда же тут вода?" - недоумевал Мирон, продираясь через чертополох обратно, нет, и думать не стоит. А то одни гадали с фонтаном слез, гадали - так пришлось в него потом водопровод проводить. Разговор запомнился - и ладно.
  
   "Управление Безопасности Президента ЮЗФ
   Президенту ЮЗФ
   20.09.1999.
   В соответствии с Вашим запросом было проведено оперативное наблюдение за объектом "А-32" во время его однодневной поездки в Севастополь. Полный список служебных контактов объекта прилагается. В неслужебной обстановке объект имел контакты с родственниками (приложение Б), а также провел 50 минут один на окраине города. В контакты не вступал, проверка "гребенкой" радиообмена не установила. Исследование места после отбытия А-32 не установило никаких изменений на месте. Вероятно отсутствие как личного, так и безличного контакта. Мотивы нахождения А-32 на окраине города не установлены."
  
   Мирону внезапно вспомнилась оборона Одессы. Точнее - последние ее часы, когда Южная армия тогда еще Украины, а не Юго-Западной Федерации, была окружена. Он - не знакомый с тем, что есть фронт, разрывался между жуткой кучей дел. Жег секретные бумаги и пленки - в кабинете воняло. Чертыхался, разыскивая инструкцию по уничтожению дискет. Жутко мешал пистолет, но эта штука была категорически необходима на самый крайний случай.
   А дверь кабинета внезапно распахнулась, за ней стоял веселый и злой сержант-связист.
   - Чего тут копаетесь? Смерти ждете?
   - А ты кто такой?
   - А за Вами, капитан!
   - Вали на восток, сержант. Мне тут, кажись, задержаться надо.
   - Есть!
   Мирон тогда успокоился. Потому, что решил, что все. Некуда ему деваться, останется несколько раз выстрелить в дверь, а потом, понятное дело, "безопаснику" в плен сдаваться не след. Жаль, конечно, что так, но приходится.
   - Обережно, капитан, выходьте! - Тот же сержант размахивал канистрой.
   Мирон почему-то послушался его и вышел в коридор. А сержант лихо сгреб со стола дискеты в кучу на полу, полил это дело бензином и спросил:
   - Так все секреты кончились?
   - Да. Ты вообще кто таков?
   - Так предписание же! От генерал-майора! От Семен Юрьича! За Вами отправился!
   - Ну, спасибо. Все, кажись. Давай!
   - А идем! Зажигайте!
   Изумляясь своему спасению, Павлиныч чиркнул спичкой и выскочил из комнаты. Через пять минут их машина тряслась почему-то в сторону запада.
   - Ты меня что, в плен везешь?
   - Нет, под землю!
   - Тогда ладно, сержант.
   Несколько суток они отсиживались под землей, в знаменитых катакомбах - и именно там с удивлением узнали, что война закончилась полной победой. Еще на улицах Одессы можно было встретить "римских гвардейцев", но они были уже безопасны: победители просто забрали у них оружие и отпустили от греха подальше - добираться домой самостоятельно.
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации
   Президенту ЮЗФ
   Тема: Желтый дракон-00-3
   21.09.1999.
   Воздух!!!
   Сообщаю, что картина слухов, сопутствующих объекту в п. АНДРЕЕВСКИЙ в СФ практически соответствует тому, что наблюдалось у нас в СЕВАСТОПОЛЕ. Прошу Вашей санкции на немедленную поездку в столицу СФ для совместного обсуждения ситуации."
  
   "ПРЕЗИДЕНТ ЮЗФ.
   Зам. руководителя СБ ЮЗФ. Шифр Президента
   Поездку в Андреевский санкционирую."
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации
   Тема: Желтый дракон 00-45Л
   21.09.1999.
   ПРИКАЗ.
   Рассылка руководителям направлений через посольство ЮЗФ в СФ.
   Шифр НСБ ЮЗФ.
   В соответствии с прямым приказом Президента, назначить в состав группы "Желтый дракон" НИКОЛАЕНКО С.М. на должность руководителя направления "длинный нос". Руководителям других рабочих групп и направлений ПРИКАЗЫВАЮ всемерно содействовать НИКОЛАЕНКО С.М. и обо всех разногласиях докладывать непосредственно мне.
   Заместитель руководителя СБ ЮЗФ генерал-майор Нижниченко М.П."
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации
   Аппарат начальника СБ ЮЗФ
   Президенту ЮЗФ
   Тема: Желтый дракон-00-6
   Воздух !!!
   Личный шифр начальника НСБ ЮЗФ.
   28.09.1999.
   В результате завершения программы "учет закрытых объектов", только в СЕВАСТОПОЛЕ установлено:
   4 (четыре) склада наркотиков
   1 (одна) лаборатория по производству таковых
   16 (Шестнадцать!) подпольных борделей и пунктов вербовки проституток для работы в дальнем зарубежье.
   И - дубль объекта "Излучатель".
   "Излучатель-2" находится, судя по всему, в законсервированном ( полностью или частично ) состоянии. Каждый день здание посещают лишь два-три человека, исключая сотрудников Федеральной Охранной Службы ЮЗФ, которые получают зарплату из госбюджета, числясь в кратковременных командировках на объекте "Климат-28", ВМФ ЮФ. Фактически же объект "Климат-28" расположен в столице ЮЗФ и занимается получением метеопрогнозов на длительное время. Тщательная разработка объекта "Климат-28" позволила установить утрату 6 (шести) комплектов бланков строгой отчетности, используя которые можно развернуть и обеспечить федеральную охрану шести закрытых объектов. Источник утраты установлен, ведется его плотная разработка. На данный момент также установлено, что один из сотрудников лже-"Климат-28" неоднократно присутствовал на взорванном объекте."
  
   ВИЛЬНЮС. 12 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ
  
   Черная шинель, черные брюки, черный галстук... Балис только теперь понял, как парадная флотская форма подходит для похорон. Последний раз он участвовал в этом скорбном ритуале довольно давно, ещё будучи курсантом, да к тому же летом, во время каникул.
   А вот у Кристинки это были первые в жизни похороны. И, чувствовалось, что девочка очень переживает. В самолете она почти всё время молчала, погруженная в свои думы. Молчала и Рита, понимая, что ни мужу, ни дочери сейчас не до разговоров. Он вообще не хотел брать супругу в Вильнюс - в начале весны она должна была родить второго ребенка, и авиаперелет ей в таком положении совсем ни к чему. Но она так решительно заявила, что обязательно хочет проводить в последний путь старого адмирала, что Балису пришлось согласиться. Пришлось брать и Кристину - не оставлять же одну в Севастополе, город хоть и не чужой, а всё же родни в нем не было ни у Балиса, ни у Риты.
   Зимний Вильнюс встретил Балиса хмурой погодой и не менее хмурыми взглядами земляков в аэропорту. Выяснять отношения с двухметровым офицером оккупационной армии никто особым желанием не горел, однако, провались он сквозь землю, многие окружающие явно бы разразились одобрительными криками.
   Впрочем, все изменилось, как только отец заговорил с ним по-литовски. В сознании окружающих он тут же из оккупанта стал своим, надеждой будущей независимой Литвы. Только ему сейчас это было абсолютно безразлично. Балис фиксировал происходящее вокруг помимо воли, профессиональным взглядом офицера-разведчика, который должен замечать каждую мелочь вне зависимости от своего состояния, иначе может неожиданно лишиться жизни. А сосредоточен он был на другом: на усталых и разом постаревших лицах родителей.
   - Sveikas, tлve. Sveika, mama.(1)
   - Sveikas, sunau...(2)
   Он обнялся с отцом, поцеловал мать. Потом родители здоровались с Ритой, целовали внучку... А он все никак не мог поверить, что это - случилось.
   - Как же, - выдавил он из себя, наконец. - Как он умер?
   - Никто не ожидал, - ответил Валдис Ирмантасович. - После Нового Года отец поехал в Москву по своим делам. Приехал позавчера вечером. Заходил к соседке, ей показалось, что он плохо выглядит. Хотела вызвать скорую - не разрешил, ты же знаешь, он не любил болеть. Утром она всё-таки вызвала врачей, но он был уже мертв. Обширный инфаркт. Даже дверь квартиры за собой не запер, только до дивана сумел дойти...
   Отец еще что-то говорил, Балис механически кивал, кажется, даже отвечал коротко да или нет, садился в машину, но всё это было как во сне. А в реальности был сон. Другой сон. Тот, что приснился ему прошлой ночью....
  
   Он сидел на берегу какой-то речки, на опушке леса. Просто наблюдал за медленно текущей водой, наслаждаясь одиночеством и покоем.
   - Видишь, внук, как всё нехорошо получилось...
   Дед появился рядом неожиданно. Как и в их последнюю встречу в Севастополе - в парадном мундире, с орденами и медалями, только, почему-то без кортика. И лицо у него было не обычным - темным от загара и ветра, а каким-то синим, словно у безнадежного портового алкаша.
   - Ты это о чем, дед? - не понял Балис.
   - Приглашал тебя на День Победы... Не судьба. Так я тебе ничего и не объяснил... Придется тебе самому во всем разбираться. Я верю, ты сможешь. Главное - только не горячись. Мне было труднее...
   - Погоди, дед, я ничего не понимаю, о чем ты говоришь?
   - К соседке зайди, она тебе передаст от меня весточку.
   Адмирал хотел сказать что-то еще, но не успел. Откуда-то из лесу к ним подошел человек, почему-то одетый в длинный парчовый кафтан красного цвета. За спиной у него колыхался плащ, подбитый мехом какого-то зверя и заколотый на левом плече небольшой золотой брошью. Незнакомец был очень стар, наверное, ровесник деда, с такими же совершенно седыми волосами, только более длинными и намного более длинной седой бородой. Однако движения его были быстры и уверены, а выправка сразу выдавала опытному глазу бывшего профессионального военного.
   - Пора тебе, воевода, - обратился он к контр-адмиралу. - Если хочешь, я тебя провожу.
   - Спасибо, князь, - ответил Ирмантас Мартинович, поднимаясь с земли. - И, если можно, пригляди за внуком.
   Он коротко кивнул в сторону Балиса.
   Глаза таинственного князя и капитана морской пехоты на мгновение встретились, и Балис почувствовал, что ему физически тяжело выдержать этот взгляд.
   - Пригляжу, да и без меня есть, кому приглядеть, - произнёс старик и на этом сон кончился.
  
   Потом ему снилось что-то ещё, как обычно, с пробуждением испарившееся из памяти. А вот удивительный разговор на речном берегу засел там на удивление прочно.
   Правда, утром Балис не придал сновидениям никакого значения: к вещим снам, как и к сеансам Кашпировского и Чумака, слухам об инопланетянах и снежном человеке, рассказам о Бермудском треугольнике и другим подобным байкам, он относился с большой долей скептицизма. Хотя, было дело, однажды по молодости и по пьяни как-то вместе с однокурсниками пару часов в ночном карпатском лесу ловил какого-то чугастра или чугайстра. В общем, тамошнего йети. Разумеется, никого не поймали, но было весело.
   Но в полдень позвонила получившая телеграмму Рита. А теперь вот из рассказа отца он узнал о соседке, которая последняя говорила с дедом. Это все совпадения?
   Размышления прервались приездом к дому, где контр-адмирал в отставке, Герой Советского Союза Ирмантас Мартинович Гаяускас закончил свою жизнь. Здесь Балис ни разу не был: дед перебрался на новую квартиру всего пару лет назад. Балис все так же "на автопилоте" помог выйти из потрепанных отцовских "Жигулей" матери и супруге. Мысли витали где-то далеко, в голове никак не укладывались последние события, он не понимал, что происходит и раздражался. Если бы смерть деда не окружала такая таинственность, то ему бы было гораздо легче все это пережить.
   Двухкомнатная квартира оказалась заполнена людьми, добрая половина которых была Балису незнакома: дедовы друзья из общества ветеранов войны. Другую половину составляли родственники. Четкое разделение на эти две группы сразу бросалось в глаза: разговоры велись только "в своем кругу" и подчёркнуто "на своём языке". Наверное, только такое неординарное событие, как смерть отставного контр-адмирала, и могло в эту зиму собрать вместе в раздираемом политикой Вильнюсе столь контрастное общество.
   - Деда сюда привезут? - поинтересовался Балис у отца, после того как закончились непременные в таких случаях объятия и соболезнования.
   - Нет, из морга - сразу на кладбище, - он глянул на часы. - Через полчаса должен подойти автобус.
   У Балиса уже созрело решение, что он сейчас сделает. Рита включилась в хлопоты на кухне, Кристине что-то горячо втолковывал девятилетний двоюродный брат Андрюс.
   - Слушай, а соседка эта, про которую ты в аэропорту рассказывал, в какой квартире живет?
   - В сорок шестой, этажом ниже.
   - Я зайду к ней...
   Пройдя мимо куривших на лестничной клетке тройки отставных полковников, одобрительными взглядами окинувших его китель, он спустился по лестнице на этаж и нашел обитую светлым дерматином дверь с небольшой медной табличкой, на которой были выгравированы цифры четыре и шесть. Нажал на маленькую круглую кнопку звонка, из-за двери раздалась птичья трель. Он подождал минуту, но больше ничего не услышал. На всякий случай нажал белую кнопку еще раз.
   - Сейчас! - слабо донеслось из-за двери. Затем шаркающие старушечьи шаги, и уже громче. - Кто там?
   Говорила соседка на литовском.
   - Простите, я внук Ирмантаса Мартиновича Гаяускаса, - так же по-литовски ответил Балис.
   Щелкнули замки, дверь приоткрылась. Хозяйка квартиры какое-то мгновение смотрела на Балиса снизу вверх, потом, сняв цепочку, предложила:
   - Проходите.
   - Спасибо... Извините, не знаю, как Вас зовут...
   - Элеонора Жвингилене.
   - Простите, а по имени-отчеству?
   Старушка поглядела на Балиса очень недовольно, но ответила:
   - Элеонора Андрюсовна.
   - Очень приятно, а я - Балис Валдисович Гаяускас.
   - Да, да... Ирмантас рассказывал мне о Вас... Знаете, он называл Вас каким-то прозвищем, говорил, что привык в детстве.
   Балис почувствовал, что в нем снова нарастает раздражение. Это слишком напоминало неумную детскую игру в разведку. В другое время он бы просто посмеялся над такой неуклюжей проверкой, но сейчас смеяться не хотелось: дед-то умер по-настоящему. Так кому нужны эти дурацкие игры? Впрочем, недовольству своему Балис хода не дал и ответил как можно естественнее:
   - Наверное, он называл меня Биноклем. У меня с детства очень острое зрение.
   - Именно так. Пройдите, пожалуйста, в комнату.
   Балису почему-то бросился в глаза контраст между обстановкой в жилищах деда и его соседки. Вроде один, дом, две серийных двухкомнатных квартиры, но как они не похожи друг на друга. А, с другой стороны, ведь это совершенно естественно: разные хозяева - разные интерьеры. Вместо современных серийных шкафов и гардероба, мебель у Элеоноры Андрюсовны была старинная, наверное, начала века, а может и постарше. Мягкий стул, на который усадила Балиса заботливая старушка, заскрипел так жалобно, что не осталось сомнений: времена Президента Сметоны он помнил не хуже своей хозяйки. А то, что её мучила ностальгия по независимой Литовской Республике, понять было нетрудно, даже если бы в углу комнаты у комода не лежало несколько нераспечатанных пачек газет: старушка слишком уж демонстративно не использовала в разговоре отчества, давая понять, какие правила в этом доме. Газеты же на первый взгляд выглядели здесь совершенно неуместно: двигалась Элеонора Андрюсовна медленно, с большим трудом, тяжело опираясь на красивую лакированную палку, и распространением прессы заниматься никак не могла. Но, с учётом происходящего в стране, сразу напрашивалась мысль, что, скорее всего, её квартира использовалась в качестве небольшого склада. И действительно, присмотревшись к пачкам, капитан констатировал, что хранимая пресса имеет вполне определённое направление. В основном там лежали хорошо известные ему "Московские новости" и "Атмода" - на русском и на латышском. Попадалось и то, о чём он никогда не слышал: "Аримай" - явно местное издание, на литовском языке и, почему-то, "Куранты" со знаменитыми на весь мир часами Спасской башни Московского Кремля на первой странице. Что ж, Балису ли не знать, что большая часть литовской интеллигенции спит и видит Литву вне СССР. А гражданка Жвингилене, несомненно, была интеллигенткой, к тому же "старой закалки" - её молодость пришлась как раз на годы Литовской Республики. Выглядела старушка где-то на восемьдесят, может, чуть поменьше, значит, родилась еще в Российской Империи, раннее детство пришлось на Первую Мировую и Гражданскую войны, ну а потом - независимость, сороковой, фашистская оккупация и окончательный приход Советской власти. В этот момент Балису пришлось прервать свои размышления: хозяйка закончила поиски в комоде и выложила на стол кортик, перстень и толстый конверт.
   Кортик он узнал сразу: тот самый, от парадной формы контр-адмирала, которую дед всегда надевал в торжественных случаях - входящий в её состав согласно Уставу. Балису снова вспомнилось, что во сне дед был в парадке, но без кортика. Еще одна тайна?
   Перстень ему тоже часто приходилось видеть у Ирмантаса Мартиновича. Массивное золотое кольцо, украшенное гравировкой в виде переплетающихся змеек, с большим золотисто-зеленым камнем. Название у камня было какое-то длинное и сложное, Балис в детстве привык называть его "точно не изумруд".
   Конверт оказался не заклеен. Открыв его, Балис с удивлением обнаружил, что сверху лежала небольшая бумажная иконка. На мгновение капитану подумалось, что на ней изображен приснившийся ему не далее как прошлой ночью князь, тогда уж точно можно всем рассказывать о пророческих снах. Однако изображенный на иконке святой на князя из сновидения никак не походил и, отложив иконку, Балис принялся за лежавшее под ней письмо. Судя по почерку, дед очень торопился: строчки налезали одна на другую, и в некоторых местах приходилось уже не читать, а угадывать написанное.
  
   "Дорогой Балис!
   Так получилось, что я уже ничего не смогу тебе объяснить и тебе придется теперь самому разбираться, что к чему. Думаю, постепенно ты всё поймешь.
   Оставляю тебе самое дорогое, что есть у меня. Этот перстень, пожалуйста, носи не снимая - как память обо мне. Кортик - единственное, что морской офицер может передать другому морскому офицеру. Он прошел со мной всю войну - будь достоин его славы. Иконку же тоже носи с собой - это моё благословение. Я знаю, ты не задумывался о вере, но да поможет тебе Святой Патрик и другие Святые Божии.
   Прощай. Верю, что мы еще встретимся, пусть и не на этом свете.
   Твой дед Ирмантас Мартинович Гаяускас.
   P.S. Не забывай заходить на мою могилу. И могилы моих друзей навести обязательно. В Ленинграде на Смоленском кладбище - капитана второго ранга Сергея Воронина, а в Москве на Головинском - полковника Павла Левашова".
  
   Далее на двух страничках были приложены схемы, как найти на кладбище могилы дедовых друзей.
   Вздохнув, Балис убрал в конверт письмо и иконку.
   - Простите, Вы католик?
   Балис удивленно поглядел на старушку.
   - Почему?
   Она смутилась.
   - Вы меня извините, это не моё дело... Просто Ирмантас был православным, а благословил Вас католической иконкой. Да еще и такой редкой.
   - Я вообще в бога не верю, - усмехнулся Балис. - А что в этой иконке редкого? Она же не древняя, да и простенькая совсем, бумажная.
   - Это иконка Святого Патрика. Знаете, он жил в пятом веке и крестил Ирландию. Там он очень почитаем, и еще в Испании. Знаете, в свое время мне приходилось слышать любопытный апокриф, о том, что Святой Патрик крестил еще и Бретань, но это, конечно, неправда. Бретань крестили совсем другие люди и, кажется, несколько позже. У нас в Литве его иконы встречаются очень редко. А уж как она оказалась у Вашего деда - вообще загадка...
   - Почему?
   - Я же сказала, он был православным.
   - Извините, но я всё равно не понимаю.
   - Дело в том, что люди одной веры крайне редко используют святыни другой. Хотя и католики, и православные - христиане, но взаимная нелюбовь... Очень сильна. Хотя формально почитать его должны обе Церкви: ведь он был канонизирован до их разделения. Но о почитании Святого Патрика православными я никогда ничего не слышала.
   - Вы интересуетесь историей религии?
   - Постольку поскольку.
   - А дед был очень религиозен в последнее время?
   - Я бы так не сказала. Просто слышала от соседок, что он иногда ходит в православную церковь.
   - Простите, Элеонора Андрюсовна, отец сказал, что это Вы вызвали "скорую". Не могли бы Вы мне рассказать, как... это было...
   Она на мгновение задумалась.
   - Знаете, я вам сейчас всё расскажу. Только это займёт некоторое время. Хотите кофе?
   - Спасибо... Если Вам не трудно...
   - Не просто, - она улыбнулась и медленно, опираясь на палочку, двинулась на кухню. - Но зато я чувствую, что я еще - жива, если кому-нибудь нужна. Знаете, мне ведь семьдесят шесть лет. А Ирмантасу было...
   - Восемьдесят пять. Он с шестого года, - быстро подсказал Балис.
   Старушка кивнула.
   - Вот. Знаете, пару лет назад я из квартиры не выходила, а он ездил по всей стране. Потому что чувствовал свою нужность, а на меня мои родственники, увы, давно махнули рукой. А потом, когда вдруг стало можно свободно дышать и говорить... Я теперь не то, что в булочную, я даже на площадь Свободы могу добраться... Тяжело, конечно... Кстати, Ирмантас меня понимал...
   Она развернулась к Балису, пристально поглядела на него, словно оценивая, может ли внук понять то, что понял его дед, затем принялась колдовать над сиреневым кофейником. Маленькая кухонька была идеально чистой, внимание Балиса привлекли настенные часы, старинные, как и большинство вещей в этом доме, с гирями, искусно стилизованными под сосновые шишки.
   - Он, между прочим, поддерживал Интерфронт, но, знаете, я на него не в обиде. Я его очень уважала, но чего ожидать от человека, если он с юности служил в Советской Армии. Вы, я думаю, тоже за Интерфронт?
   - Я за Союз, - глухо ответил Гаяускас-младший. - Я присягу давал.
   - Вот-вот... Знаете, и всё равно, мне кажется, что вы любите Литву. Только как-то по-своему, неправильно, искаженно... Не обижайтесь, молодой человек.
   Теперь его взгляд зацепился за пестренькую гвоздику в хрустальной вазе, стоящей на подоконнике, рядом с алоэ в расписном керамическом горшочке.
   - Я не обижаюсь... Был Ольгерд, был Кейстут, был Виттовт...
   - Это Вы сами, или дед надоумил?
   - Дед, а как Вы догадались?
   - Во-первых, он единственный из моих знакомых, кто в разговоре на литовском языке говорил Ольгерд вместо Альгирдас и Кейстут вместо Кястутис. Я понимаю, привык с детства. Он же воспитывался в России, в каком-то морском училище. Знаете, то, что он не забыл при этом, что он - литовец, на мой взгляд, достойно большого уважения. Ну а во-вторых, Ирмантас в спорах любил ссылаться на примеры из истории. А мы с ним постоянно спорили, и Альгирдаса с Кястутисом он мне в пример частенько приводил. Он вообще был очень образованный человек. Знаете, я ведь по профессии искусствовед, специализировалась на лиможской эмали. Так вот, он даже об этом имел кое-какое представление. Знаете, для человека с военным образованием это, в моем понимании, подвиг. Или офицеров и этому учат?
   - Нет, - по лицу Балиса скользнула короткая грустная улыбка. Какой уж раз ему приходилось сталкиваться с тем, что военных принято считать ограниченными людьми. - Этому офицеров не учат. А вот историю дед действительно очень любил, и много мне в детстве рассказывал.
   - Берите чашки, вот эти, голубенькие. И сахарницу... Так вот, говорю Вам, как это было на самом деле.
   Балис почувствовал, что внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.
   - Я знала, что после Православного Рождества Ирмантас из Вильнюса уехал. А тут он неожиданно позвонил в дверь вчера утром, было чуть больше девяти. Я открыла дверь, он сказал, что очень плохо себя почувствовал в дороге и если что, то хотел бы оставить для своего внука конверт и пару вещей. Знаете, это было видно, что ему плохо, он был действительно какой-то странный. Я имею в виду, вёл себя не как обычно. И лицо было синим, знаете, у хронических сердечников бывают такие синеватые лица. Я предложила вызвать скорую, но он отказался. Я знала, что он действительно не любит врачей, и не стала настаивать. Он ушел к себе в квартиру, а я через полчаса всё-таки позвонила в неотложку. А через некоторое время приходит ко мне врач со "Скорой помощи" и спрашивает, зачем я путаю занятых людей и что сосед уже часов восемь как мертв. Я сначала удивилась и пыталась спорить, а потом поняла, что там грозят разбирательства с милицией. В общем, я согласилась с тем, что перепутала время, и что он заходил накануне вечером. Но на самом деле, я точно знаю, что приходил он утром, а уж что там определили врачи...
  
   (1) - Здравствуй, папа. Здравствуй, мама. (лит.)
   (2) - Здравствуй, сынок. (лит.)
  
   ИЕРУСАЛИМ. 1101 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
  
   В дверях появился камергер.
   - Сэр Робер Гисборн.
   - Проси. И оставь нас одних.
   Хранитель Гроба Господня ( таков был официальный титул государя Годфруа ) поднялся из-за стола навстречу входящему рыцарю. Тот был с виду одних лет с государем, но выше его на добрых полголовы. Загорелое лицо обрамляла совершенно седая борода, а вот в густых черных волосах седины почти и не было. Поперек лба залегли глубокие морщины, правую щеку пересекал неглубокий, но длинный шрам.
   - Сэр Робер, мне много говорили о Вас, как о достойном рыцаре. Я знаю, Вы решили покинуть Палестину, чтобы вернуться во Францию. Я предлагаю Вам остаться в Иерусалиме, при моем дворе.
  
   ...Пламя... Обжигающе-красное, яркое пламя. Хочется закрыть глаза и не видеть его нестерпимого света. Но это не помогает. И сквозь сомкнутые веки пробивается его багровые отблески...
  
   Рыцарь почтительно склонил голову.
   - Благодарю, государь, но меня ждет моя Родина. Гроб Господень освобожден из рук неверных, и теперь мой долг послужить моей родной Бретани и моему сюзерену - герцогу Бретонскому.
   - Я рад видеть у Вас достойную всяческих похвал верность своему сюзерену. Но хочу Вам сказать вот еще о чем...
   Несколько мгновений Годфруа, казалось, колебался.
   - Вы, конечно, знаете многочисленные легенды о короле Артуре.
   - Менестрели поют их от Саксонии на востоке до Кастилии на западе, от земель викингов на севере до Святого города Иерусалима на юге, - усмехнулся рыцарь. - Кто же может их не знать?
   - Я слышал, что среди рыцарей ходит легенда, о которой менестрели не поют, - с видимым усилием произнес Годфруа. - О том, что я...
   Он замолчал.
   - Что Вы потомок рыцаря Лоэнгрина, сына славного Персиваля, нашедшего Святой Грааль, - пришел к нему на помощь сэр Робер. - Да, эта легенда мне тоже ведома.
   - И... Что Вы думаете?
   - Я верю, государь, что Лоэн-гэру действительно был Вашим предком.
   - Вы... посвящены в тайну дэргов, - Годфруа непроизвольно перешел на шепот.
   - Я знаю о ней. Взгляните на мой перстень, государь.
   Сняв с руки, он передал украшение Хранителю Гроба Господня.
   Это был массивное золотое кольцо с большим хризобериллом редкого для такого камня золотисто-зеленого цвета, украшенное гравировкой в виде переплетающихся змеев. Ошарашенный Годфруа поднял глаза.
   - Вы... гэну? - тихо произнес он.
   - Не называйте меня этим титулом, государь. Я не вправе претендовать на него ни по законам логрским, ибо в жилах моих течет людская кровь, ни по законам человеческим, ибо потомок Кхота не может занять трон вперед потомка славного Анх-орти, деда Лоэн-гэру. Я - Хранитель и не более того.
   - Хранитель?.. Я много слышал о них, но никогда не встречал.
   - Мы избегаем известности. Никто не должен знать о нашей настоящей миссии.
   - Но почему?
  
   ...Крики... Жуткие, громкие крики. Хочется зажать руками уши, но это не помогает. И через ладони пронзительные вопли и горькие стоны достигнут мозга - от них не спрятаться нигде...
  
   - Люди еще не готовы жить рядом с нами. Они будут бояться нас - и ненавидеть. Страх порождает ненависть, ненависть приводит к крови. В огне войны будут гибнуть все - и виноватые и невиновные.
   - Я думал об этом, - горячо произнес Годфруа. - Нам, потомкам дэргов, нужно своё государство. Мы постепенно будем приучать людей к своему соседству. И когда всё откроется - это будет мощная сила, способная постоять за себя.
   - Начнется всеобщая война. Нас не так много, мы не сможем выстоять против объединенной армии людей.
   - Войны не будет. Никто не осмелится напасть, видя наше могущество. Мы возродим славу Логры, такой, какой она была во времена великого короля Артура.
   - Государь, не судите о жизни по легендам и сказкам. Арх-тори на самом деле был не более чем разбойник, перебивший законную династию.
   - Сэр...
   - Это правда, государь! Она горька, но она - правда.
   - А как же...
   Годфруа запнулся. Повисла тягостная пауза.
   Первым заговорил Гисборн.
   - Легенды о великом короле и его безупречных рыцарях? Это всё придумано потом. Правда оказалась неудобной слишком для многих - и её постарались скрыть. Сейчас о том, как это было на самом деле, знают единицы.
   - И... Мои предки тоже...
   - Вам нечего стыдиться Ваших предков, государь. Анх-орти спас от разбойников Арх-тори Святой Грааль. Парс не совершал ничего недостойного. Он был очень честен и поэтому доверчив. Арх-тори сумел обмануть неопытного юношу и услал подальше от Камелота, потому что понял, что тот не будет его слушать, если узнает правду.
   После долгого молчания Годфруа произнес.
   - Хорошо, я верю вам, сэр Робер, поскольку вы рыцарь и Хранитель. Ну а вы мне - верите? Что я не разбойник и вор и хочу только добра моему народу?
   - Верю, государь.
   - Так не отказывайтесь помочь мне.
  
   ...Запах... Нестерпимый тошнотворный и сладкий запах горящего мяса. Хочется зажать нос, и не чувствовать его, но это не помогает... Этот запах будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
  
   - Государь, что вы знаете о Хранителях?
   - Немного... После падения Логрского королевства им были доверены на хранения знания, волшебные предметы и святыни логров...
   - Зачем?
   - Разумеется, чтобы они не попали в чужие руки. В руки тех, кто не должен ими владеть.
   - А если бы они попали...
   - Эти принесло бы огромное горе. Всем.
   - Вот видите, государь, теперь вы понимаете, почему я не могу поддержать создание королевства Логрского здесь и сейчас.
   - Нет, я не понимаю.
   - Не те руки - это не значит руки людей. Руки дэргов и даже руки логров тоже могут быть не теми. Я говорю не об Арх-тори, я говорю о тех, кто убивал друг друга в междоусобицах... Государь, Логру погубил не какой-то фальшивый король и стоявший за его спиной волшебник. Сильные королевства переживали и не такие потрясения. Логра погибла потому, что в дэргах умер дух. Мир менялся, а наши предки застыли в своем величии, словно горы. Но время сильнее гор. Если бы не Арх-тори, королевство всё равно было бы обречено. Нельзя было сохранить прежний порядок вещей.
   - Это просто слова, к тому же в них не так уж и много смысла. Объясните мне, сэр Робер, почему шампанцы, бургунды, пикардийцы, саксы могут иметь своё королевство, а дэрги - нет?
   - Потому что мы не научились жить рядом с людьми, а главное - не научили людей жить рядом с нами. Для вас может быть откровением, государь, но в королевстве Французском кое-кто из баронов травит потомков логрских родов, чтобы истребить до последнего человека. Они не знают за что, просто есть легенда, что эти люди, вдумайтесь, государь, - люди, одержимы демонами, поэтому убить их - благо, дело угодное королю и Богу. А что будет, если выяснится, что преследуемые - не люди? Тогда травить их поднимется вся Франция, а не отдельные бароны. Люди ненавидят тех, кто не такие как они. Вспомните, когда мы взяли Иерусалим, мы, воины Христовы, бросились сгонять иудеев в синагогу, а потом там их сожгли...
  
   ...Пламя... Обжигающе-красное, яркое пламя. Хочется закрыть глаза и не видеть его нестерпимого света. Но это не помогает. И сквозь сомкнутые веки пробивается его багровые отблески...
  
   ...Крики... Жуткие, громкие крики. Хочется зажать руками уши, но это не помогает. И через ладони пронзительные вопли и горькие стоны достигнут мозга - от них не спрятаться нигде...
  
   ...Запах... Нестерпимый тошнотворный и сладкий запах горящего мяса. Хочется зажать нос, и не чувствовать его, но это не помогает... Этот запах будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
  
   - Вы забываете про те насилия, которые иудеи чинили христианам на этой земле сотни лет.
   - Я ничего не забываю, государь. Только ведь вряд ли в той синагоге собрались одни Агасферы. А вот грудные дети там были. Скажите, сир, какие гонения и на кого они успели возвести?
   На минуту повисло молчание. Прервал его Годфруа. Хранитель Гроба Господня говорил медленно, с видимым напряжением.
   - Сэр Робер, покаяться в грехе - значит... признать его... Его тяжело признавать перед Богом... но еще тяжелее перед людьми... Люди - не всеблаги... Они не прощают тогда, когда прощает Господь... Я... Я не хотел этого ужаса... Я не думал, что так случится... Люди были опьянены боем... Я не мог их остановить... Вы же сами рубились на стенах Иерусалима, Робер! Разве вы не понимаете, что запрети я им жечь евреев - они бы убили бы меня, а потом все равно бы их сожгли?
   - Понимаю, государь. Вы не могли их остановить. И я не мог. И вот так получилось, что честные люди в бессилии смотрели, как распаленная десятком мерзавцев толпа вершит кровавую казнь. Смотрели - и не могли ничего сделать. И пока такое возможно - ни я, ни другие Хранители не можем открыть наши тайны миру. Я не принадлежу себе, государь. С момента принятия на себя этого бремени я живу только ради своих предков и своих потомков. Я должен выжить и передать знания и реликвии своему наследнику. Поэтому, я не могу выполнить вашу просьбу и смиренно прошу отпустить меня в Бретань. Там мой дом. Мне там жить.
   - Хорошо. Я отпускаю Вас, и да пребудет с Вами Высокое Небо. Но знайте, пока Иерусалим будет под защитой Хранителя Гроба Господня - Вы и Ваши потомки всегда найдете здесь любую помощь.
   - Благодарю, государь, я никогда не забуду этой милости, верю, что её не забудут и мои потомки. Позвольте же мне на прощание сделать одно пожелание.
   - Говорите, сэр Робер. С вами пребывает мудрость логров, и я клянусь, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы его исполнить.
   - Государь, когда Вас хотели провозгласить Иерусалимским королем, Вы ответили, что не можете носить золотой венец там, где наш Господь носил терновый. Я желаю Вам, государь, остаться в людской памяти рыцарем, не принявшим корону именно по этой причине, а не честолюбцем, который не принял корону короля Иерусалимского, ради того, чтобы примерить на своё чело венец короля Логрского.
  
   ДОРОГА.
  
   Солнце опускалось всё ниже, тени росли, дорога то змеилась между холмами, то взбиралась на вершину, а безлюдная красная пустыня тянулась всё дальше и дальше. Балис дважды определял "условный юг" - дорога не петляла, более-менее точно уводя путников всё дальше и дальше на не менее условный северо-восток.
   - Серёжа, я вот что хочу спросить у тебя, - осторожно начал Балис. - С тобой раньше ничего такого необычного не случалось?
   Мальчишка недоверчиво посмотрел на офицера.
   - В каком смысле - необычного?
   - В любом... Странного, труднообъяснимого...
   - А с Вами?
   - Да вот как раз пытаюсь всё припомнить...
   - Ну и как, получается?
   - Вообще-то много чего было. Начать с того, что у меня очень острое зрение. Меня в детстве даже Биноклем звали. Я серп Венеры без телескопа вижу.
   - Неужели так бывает?
   Ага, пошло-поехало. Разговорить, увлечь, отвлечь... Это только те, кто плохо знают армию, рассказывают, что офицеры с солдатами не нянчатся, а на самом деле офицер должен сделать всё для выполнения боевого задания, если надо - то и сопли вытрет, надо будет - и в репу даст... А боевое задание на сегодня - дойти до каких-нибудь обитаемых мест...
   - Бывает. Я, по крайней мере, про одного человека кроме себя точно знаю.
   - И кто же это? - если первые фразы Серёжка выдавливал из себя недовольно-ворчливо, то теперь мальчишка явно увлекся.
   - Мать изобретателя телескопа - Галилео Галилея. Когда он показал ей в телескоп Венеру, она спросила его, почему в трубке серп Венеры развернут в другую сторону.
   - Как это - развернут?
   - Так в телескопе-то всё видно как в зеркале - в перевернутом виде, - рассмеялся Балис. Серёжкино лицо тоже расплылось в улыбке, и Балис еще раз убедился: пока он всё делает правильно.
   - Вот, зрение моё - для начала. Потом у меня история была в семьдесят шестом...
   - У-у-у... Я тогда еще не планировался...
   - Ещё бы. Мне тогда двенадцать лет было... Как тебе сейчас... В общем, в августе мы с отцом поехали отдыхать в Севастополь. И подружился я там с местным мальчишкой, Мироном его звали... отчество у него еще такое интересное было - Павлинович...
   - У нас в классе мальчишка был - Павлин Семочко... Он как-то летом с родителями в Сочи ездил и там с павлином сфотографировался, мы потом эту фотку звали "два павлина".
   Что-то уж больно сильно из парня потекло... не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Ну да ладно, пока не во вред.
   - В общем, весь август мы с ним вместе отдыхали, когда я уехал - взял его адрес, стал письма писать. А они возвращались: нет такого адреса.
   - Может, ошибка?
   - Не было никакой ошибки. Отец специально узнавал.
   - Перепутали чего-нибудь...
   Балис вздохнул.
   - Нет, Серёж, всё хуже. Когда меня перевели служить в Севастополь, я в первый выходной помчался в Лётчики его дом искать.
   - Куда помчались? - не понял мальчишка.
   - Ты в Севастополе бывал?
   - Не, я только в Одессе. И ещё с мамой под Евпаторией.
   - Лётчики - это микрорайон в Севастополе, назван так, потому что там главная улица так и называется - улица Лётчиков. Кажется, там раньше была вертолётная площадка. Окраина города, за Стрелецкой бухтой. Там жил Мирон... Приехал я туда, смотрю, а квартал-то совсем другой. Мирон жил в двенадцатиэтажной башне, а с таким номером там пятиэтажка стоит.
   - Может, один дом снесли, а другой построили, - предположил Серёжка, но тут же виновато заморгал, понимая, какую глупость сморозил. Снести пятиэтажку, чтобы построить новый дом - это нормально. А вот снести двенадцатиэтажный дом, чтобы пятиэтажку построить - форменная ерунда.
   - Вот и понимай, как хочешь... - подвёл итог рассказу Балис. - Хоть думай, что всё это приснилось...
   - А не приснилось?
   В ответ Балис достал из кармана небольшой камушек.
   - Вот это - подарок Мирона. Я привез его из Севастополя.
   - Ага, сердолик.
   - Откуда ты знаешь?
   - Так у меня был почти такой же. Я же говорю, что отдыхал в Крыму вместе с мамой. В прошлом году, под Евпаторией, в Поповке.
   Капитан хмыкнул: нахлынули воспоминания. "Поповкой" в его курсантские годы называли расположенное по соседству Высшее военно-морское Ордена Красной Звезды училище радиоэлектроники имени А.С.Попова. Между обитателями "Поповки" и "Кировухи" - Ленинградского высшего общевойскового командного училища имени Сергея Мироновича Кирова, в котором учился Балис, постоянно шло соперничество с целью выяснения, в каком из училищ курсанты более сильные, смелые и находчивые, к сожалению, слишком часто перераставшее в банальные драки. Будущие морпехам в таких ситуациях чувствовали себя особенно неуютно, поскольку, с одной стороны нельзя было не поддержать свою alma mater, а с другой все существо противилось тому, чтобы идти в бой под клич: "Вали флотских". Поэтому, именно присутствие в месте потенциальной драки ребят с отделения морской пехоты, давало шанс на мирное разрешение конфликта. Впрочем, Серёжка говорил совсем о другой Поповке, но и про эту Поповку капитан тоже кое-что знал.
   - А в Поповке сердоликов нет, там песок.
   - А Вы-то откуда знаете?
   - Тоже мне, задача. Да я постоянно на выходные в Мирный к приятелям ездил. На озеро за креветками ходили. Ты на озере креветок ловил?
   - А то...
   Балису вспомнилось озеро, костер на берегу, скачущая у воды вместе со своими ровесниками и ровесницами Кристинка. Детские крики "Чая! Чая! Чая!": так почему-то здесь было принято приветствовать чаек. Вместе с Савчуком, проваливаясь по колено в знаменитые Сакские грязи, они тянут по озеру бредень, в который набиваются жирные черноморские креветки... Рита, машущая рукой с берега. Потом они с женой делают свой фирменный двухкилометровый заплыв. В детстве Рита ходила в секцию плавания, и теперь ему практически не приходилось сдерживать себя, чтобы не обогнать супругу - плавала она почти как русалка. Он ясно увидел перед собой её мокрые черные волосы, пахнущие морем... Вот она повернула голову, и он увидел совсем рядом её родное лицо...
  
   - Борис Владимирович... Борис Владимирович... Что с Вами...
   Кто такой Борис Владимирович?.. Ах, что б тебя...
   - Извини, Серёж... Вспомнил...
   Взгляд Балиса упал на серые Серёжкины глаза, и сразу стало ясно, что мальчишка понял, о чем вспомнил его спутник. Понял, потому что и в его короткой жизни уже была потеря, которую так мучительно больно вспоминать.
   - Вот что, Серёж... Не надо называть меня Борис Владимирович... Балис меня зовут. Балис Валдисович. А Борис Владимирович - это уже в Приднестровье придумали...
   - Я понимаю, - ответил мальчишка. - Для конспирации. Здесь многие из Прибалтики с другими именами...
   И, помолчав, добавил.
   - Я никому не расскажу.
   Балис невесело усмехнулся.
   - Некому будет рассказывать. Есть у меня предчувствие, что сюда представители литовской прокуратуры не приедут.
   Да, Прокуратура Республики Литва имела много вопросов к гражданину Гаяускасу Балису Валдисовичу, 1963 года рождения, уроженцу города Ленинграда, гражданину РФ, бывшему капитану Военно-Морского Флота Союза Советских Социалистических Республик. Только вот Балис отлично знал, что Прокуратуре абсолютно не нужны его правдивые ответы...
Оценка: 6.44*12  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"