Семен Ягода, человек, тридцати трёх лет от роду, по профессии один из младших работников завода плавленых сыров, и его подруга, а в мечтах и супруга Пилагея Константиновна Штольц, сидели на кухне и пили чай с бутербродами. На бутербродах был намазан исключительно плавленый сыр, но зато разных сортов.
Пилагея Константиновна была женщиной чрезвычайно упитанной, со смоляными чёрными волосами, и носом-пончиком. Семён Ягода, напротив, был худеньким, востроносым. Глазки у него были суетливыми, всё бегали-метались, выражали задёрганную натуру. Семён Ягода был без ума от Пилагеи, бегал за ней семь лет. Пилагея меняла ухажёров, над Семёновой слабостью потешалась, а он всё терпел, всё ждал.
Давно уже начался главный в Ягодовой жизни разговор, - разговор о женитьбе. Он очень потел, заикался, и был так бледен, что каждая секунда могла наградить его обмороком.
- Вот бы обвенчаться. Вот. Вот-с. - уже в десятый, наверное, раз пролепетал Ягода.
Пилагея расплылась в улыбке и сказала намеренно мягким, зазывным голоском:
- Ну, однако ж, у тебя, Семён, профессия-то ерундовая. Тебе такие гроши платят, что мы нормального рациона никогда не составим. Я не намерена голодать, я не готова на такую жертву даже ради любви. Я уж не заикаюсь о поездках к морю, об авто и даче. Я не говорю уж о счастливом детстве для нашего приплода...
- Так подожди-подожди! - задрожал Семён. - Я ведь такое могу... такое!
- Ну, что? - терзала его сладенькими глазками да голосочком лилейным Пилагея.
- А так-с это... это-с. Сыр новый изобрету!
- Сыр? Плавленый что ли?
- Угу! И мене сразу того, ставку повысят. И таким рационом тебя обеспечу! Таких салатиков наготовим! Ух!
- Да иди ж ты! - игриво хлопнула его по щеке Пилагея.
Семён счастливо улыбнулся.
- Обязательно изобрету!
- Ну, так слушай мой наказ. - отчеканила Пилагея. - Ежели сыр будешь изобретать, так непременно чтоб с банановой начинкой был.
- О, да, да. Ну а вот если изобрету, если ставочку мне повысят, так ведь и свадебку сыграем, да-с?
- О, да.
- Ой, ну а можно поцелую? Хоть разик-то один, а?
- Да ты потный, Семён. Как-нибудь в другой раз.
- А, ну да. Ну, да!
* * *
И вот Семён Ягода взялся за изобретение плавленого сыра с банановой начинкой. Достал книг по технологии нужного ему производства, кое-какое оборудование стащил с завода, где работал, и вот теперь варил сыры, кромсал в них бананы... много чего перепробовал, но выходила исключительно дрянь. Получил расстройство желудка, взял больничный, неделю не выходил из дому, но исканий своих не оставлял.
Звонил Пилагее, но она либо спала, либо была пьяна, с Ягодой разговаривать не желала; спрашивала разве что, как там разработка сыра; на его невнятное бормотанье отвечала ехидным хихиканьем.
У Семёна Ягоды был один настоящий друг - это его пёс: колли по клички Коля. Этот колли, как и все колли, был добрым. Семёну нравилось гладить его по голове, и приговаривать:
- У-у, зверь, а понимает...
Колли Коля смотрел на него печальными глазами и облизывался.
Уже целый месяц прошёл в бананово-сырных исканиях. Семён Ягода истощался, стал совсем нервным, дерганым, а после того как ему померещилось, будто на кухне воюют зеленые человечки и красные тараканы, он понял, что срочно пора проветриться - погулять по лесу.
Ягода взял с собою пса, и, насвистывая турецкий марш, направился к ближайшим насаждениям.
* * *
Лесок был невелик и стиснут городом, однако из-за позднего часа гуляющих не наблюдалось. В отдалении ревели машины. Мглистое покрывало скрывало звёзды, было черно, под ногами трещал валежник, в прохладном воздухе чувствовалось приближении осени.
Вдруг пёс завыл и бросился в сторону.
- Ну, куда же ты, Колюшка? - испугался за себя Семён и припустил за псом.
Вскоре он увидел своего друга. Пёс сосредоточенно заглатывал нечто фосфорирующее зелёным светом. Куча этого непонятного вещества лежала под малиновым кустом.
Но пес, впервые за долгое время не послушал своего хозяина. Напротив, он ещё быстрее заработал челюстями. Тогда Семён проявил героическую сторону своего характера, - он защелкнул на Коле ошейник и потащил его домой.
* * *
- Вот я тебя отучу всякое есть! Вот я тебя! - так закричал уже в коридоре своей квартиры Семён Ягода.
Он замахнулся на пса цепью от ошейника. Но колли вдруг прокашлялся, и сказал голосом старого печального интеллигента:
- Не надо этой грубости. Ведь, скажу тебе, грубость и злоба неприятнейшим образом отзываются, прежде всего, на их источнике. То есть на тебе - Семён...
- О-о!!! - завыл Ягода, бросился в ванную, закрылся, и просидел в ней, в кромешном мраке часа два.
Потом осторожно приоткрыл дверь в коридор, выглянул. Пёс глядел на него внимательными, добрыми глазами.
- Чур тебя! Чур! - замахал руками Семён Ягода.
- Не волнуйся, Семён, а лучше выпусти меня. - попросил Колли.
- Да что ж это?! Бедная моя головушка! - Ягода заломил руки в театральном жесте.
Пёс прокашлялся и пояснил:
- Мой голос - это вовсе не твоя галлюцинация, бедный Семён. Дело в том, что то вещество, которое я в лесу поглощал, вызвало в моём организме чудесную реакцию. Перестроилась не только моя нервная система, но и головной мозг значительно вырос. Ну и черепная коробка к счастью раздулась...
Только теперь Семён заметил, что череп его колли действительно стал необычайно больших для собаки размеров.
Колли Коля продолжал:
- Зря ты меня от кушанья оттянул. А если бы я всё до конца доел, так бы перешёл на более высокую ступень развития...
- То есть стал бы умнее, чем человек? - ревниво спросил Семён.
- Да. Извини, но это было бы именно так. - вежливо ответил интеллигентный колли.
- И даже умнее меня?! - дрожащим от ревности голосом вопрошал Семён.
- Да. Хотя мне очень неловко это говорить. Извини.
Ягода взвизгнул от негодования, вдруг бросился на колли, навалился на него, и смог надеть сначала намордник, а затем и цепь на шею. Он приковал пса к ручке шкафа, и, грозя пальцем, выкрикивал:
- Ты у меня гляди! Ты у меня того - не зазнавайся. Ты ведь того - зверь, а не человек. Ишь чего задумал: умнее меня стать. Ты, может, ещё и за изобретение сыра возьмёшься, а? А?! Ну что молчишь?! Отвечай!
Но на умном колли был намордник, и он ничего не мог ответить.
- Вот и молчи! Вот так. Вот так! - довольно приговаривал Семён и прыгал на месте. - А то развелось тут всяких!.. Ты мне глазки то не строй. Знаю я таких пёсиков. Сидят, сидят, друзьями представляются, а потом на дружбе и завладеют тёплым местечком. Пригрел паразита, называется! Ведь я понимаю: самым умным станешь, сыр с банановой начинкой изобретёшь, тут тебе Пилагеюшка и отдастся. Но, брат, не пройдёт! Не-а, даже и не мечтай! В лес ты больше не пойдёшь, а будешь ты псом, как тебе природой назначено!..
Этот длинный монолог сопровождался активнейшей жестикуляцией, многочисленными прыжками и прочими выкрутасами. Под конец Ягода совсем истомился, и, покачиваясь, направился в свою неухоженную холостяцкую спальню.
Там, не раздеваясь, рухнул на кровать, и громко захрапел.
* * *
Ягоде снилось, будто он читает колли строгую нотацию, относительно того, что псу не следует зариться на место изобретателя плавленых сыров, Коля покорно кивает, а его псовая голова уменьшается.
Проснулся Ягода с твёрдым намерением воплотить сон в жизнь. Однако, в коридоре обнаружил, что колли отсутствует. Цепь и ошейник лежали на тумбочке.
Ягода рванулся к двери, однако дверь оказалась закрытой. Он стал искать свои ключи, однако ключи пропали. Тогда Семён понял, что поумневший колли завладел его ключами и сбежал.
Никогда прежде Ягода не лазил по деревьям, он панически боялся высоты. Однако теперь в голове его лишь одна мыслишка осталась: "Остановить подлеца!". Он распахнул форточку, перепрыгнул на ветвь тополя, и, вжимаясь, в ствол, пополз вниз.
На земле его поджидала безумная пенсионерка Инга Даздроперма-Бласт. Пенсионерка громко хохотала и тыкала в Семёна пальцем. Семён ударил её по лицу, и побежал в лес.
* * *
- Ну, однако ж, где он? - спрашивал у лесочка Ягода, но тот лишь вздыхал, и укоризненно раскачивал кронами.
До самой ночи бегал Семён по этому маленькому лесочку. Он обежал его вдоль и поперёк, заглянул под каждый кустик, однако, помимо нанесённого горожанами мусора, ничего не нашёл.
Уже во мраке, запыхавшийся, отчаявшийся, повалился он под малиновым кустом, и тут понял, что это тот самый куст, который он искал. Земля вокруг него было взрыта, и, если приглядеться, на нижних листьях можно было разглядеть маленькие, фосфорирующие зелёным светом крапинки.
- Не успел! - завыл Ягода. - Ушёл! У-у-у!! А ведь каждая тварь должна своё место знать!..
Тут что-то зашелестело в ветвях. Семён Ягода задрал голову, и обнаружил, что в кроне старого дуба сидит его колли. Тело у пса стало призрачным и сияло, а на спине мерцали серебристые крылья. Глаза у Коли были необычайно добрыми и тёплыми.
- Вернись немедленно! - потребовал Ягода.
Однако колли взмахнул крыльями и взмыл в небо.
Семён Ягода стал кидать вслед псу земляными комьями, но Коля был уже среди звёзд, а комья падали Семёну на лицо. Через некоторое время он побрёл домой.
И приговаривал Ягода горемычным голосом:
- И что же я теперь Пилагеюшке скажу? Как же я теперь?
И вот тогда на плечо Ягоды легла мягкая лапка. Он испуганно закричал, и обернулся. Но это была всего лишь белка. Она сидела на еловой ветви и глядела на Семёна внимательными, умными глазами. Череп белки был необычайно велик. Ягода спросил:
- Ты, стало быть, тоже попробовать успела?
- Да. - ответила белка женским голосом.
- Ну, и что - вкусно?
- Похоже на плавленый сыр с банановой начинкой.
- У-у. А ты... т-ты... ты-ы-с...
Семён так разволновался, что дальше не мог ни одного слова выговорить. Но белка прекрасно его понимала.
- Могла бы, и уже составила. Вот...
И она протянула Семёну папку, на которой аккуратным подчерком значилось: "Плавленый сыр с банановой начинкой. Технология производства".
Ягода прижал папку к груди и прослезился:
- Ну, стало быть, выйдет за меня Пилагеюшка?
- Выйдет. - печально отвечала белка.
- Ну, это ж надо - счастье то какое!
- Семён!
- А?
- Но ведь помимо этой глупой, никчемной Пилагеи есть ещё и вечность времени, и бесконечность пространства. Ведь Пилагея твоя - глупая бабёнка, и никакого счастья у вас не будет. Вместо любви - плавленый сыр.
- Молчи. Не смей. - прошептал Семён Ягода и побежал в город.
- Впрочем, вы подходите друг другу. - вздохнула белка, взмахнула хвостом, и продолжила писать трактат на только что изобретённом беличьем языке.