Аннотация: Молодо-зелено, поиски ненаглядной и единственной, радость и разочарования, смех и слезы, первого чуть побольше...
ПРОЛЁТ
ЖЕНЮСЬ! ЭТО ВЕДЬ УНИКАЛЬНО!
Смерть да жена богом суждена.
На резвом коне жениться не езди.
Дай бог, с кем венчаться, с тем и кончаться.
Женитьба на скору руку, жизнь на долгу муку.
Жена не седло, со спины не скинешь.
Умная жена, как нищему сума.
От пожара, от потопа, от злой жены, боже сохрани!
Мишка Метлин решил жениться. Всё к тому и шло. Должность солидную получил - начальник мехотряда в сельхозтехнике. В институт поступил заочно. Квартиру однокомнатную выделили в двухэтажке. Это шеф ему все эти плюсы перечислил, агитируя сменить холостяцкие похождения на семейную озабоченность. Мишку он ценил за толковость, расторопность, нахрапистость в деле, на дальнейший рост намекал, так как главинжу скоро на пенсию.
Живи Метлин при родителях, не исключено, что решение это пришло бы на годок-другой позже, а так - общепитовский паёк, отсутствие уюта, случались и пьянки довольно лихие, за какие некому пожурить... В общем, заключал Мишка, сплошные цепи недостатков, утрачивать которые можно было вполне безболезненно.
Невеcту он подыскал быстро. Признаваясь себе вполне самокритично, он порой недоумевал, вертясь перед зеркалом, и что этакого притягательного находит в нём слабый пол. Был Мишка длинный и худой, большеротый и темнолицый, волосёнки жиденькие, блеклорусые, а ехидина так ну совсем несусветнейший. А вот поди же ты, на кого глаз положит - точка.
Иринка его привлекла недоступностью. Кто только к ней тогда не пробовал подкатиться - бесполезно, как приехала после окончания культпросвета, так кроме работы в клубе и дома нигде не бывала, нешутейно к танцевальной карьере готовилась, задатки, говорят, имелись.
Многие мамаши толкали в бока своих созревших отпрысков при виде этой девчушки - всем брала, всё при ней. Да и на приданное родители не должны были поскупиться, так как жили довольно крепко: отец - заготовитель в заготконторе, матушка - учительница, хозяйство держали основательное и крепкое.
Но Метлин как раз и не сглатывал слюнки при мыслях о приданном, данный фактор он никогда всерьёз не воспринимал, ценил самостоятельность и независимость. Так совпало, но именно в то время, когда он принимал историческое решение жениться, Иринка ковырнула болячку его самолюбия, дав от ворот поворот на первую, совсем уж бесхитростную лобовую атаку. Из стратегических соображений он затаился, подсобрался перед добивающим прыжком.
Имея страстишку к фотографии и мотаясь на работе по всему району, он с завидным постоянством предлагал свои снимки прессе, червонец-другой “гонорейного” поощрения ему никак не мешал, да и контакт с редакцией районки был весьма лестен.
Не прошло и пары недель со дня пробного, неудачного установления контакта, как на одной из репетиций танцевального кружка деловито суетился Метлин, слепил всех фотовспышкой, по-казённому, пресно и сухо расспрашивал молодую руководительницу. Костюмчик, лукавец, напялил парадный, лучший, на палец навинтил массивную печатку, одолженную у друга, тщательно побрился и улился духами, даже в удавку галстука залез!.. чего не сделаешь ради штурма таких вот крепостей.
Но в манерах нуль эмоций, напротив, напустил на себя снисходительность и лёгкий сарказм серьёзного человека из света, которого суета ногами-руками не особо умиляет, но раз надо, раз попросили товарищи из редакции. Конец съемки совпал с концом её рабочего дня, равнодушно и даже с позевотцей он предложил подвезти героиню фотоочерка к дому, подвёз на своём затрапезном “уазике” и с глаз долой, недельки на две. Это был его испытанный и обкатанный метод - подавление равнодушием.
Хореографиня оказалась из того же теста что и все - бисер заметала уже через неделю, сама стала его искать со дня публикации снимков. Короче, не прошло и месяца, а они уже вовсю бегали к нему вечерами в кельюшку пить чай и слушать музыку. Вскоре, после одного из таких “чаепитий”, его жилище она покидала зарёванная сверх меры. Мишка же был бешено ласков, а у ворот её дома помялся, покашлял, потоптался и рубанул предложение. Решение, как мы уже знаем, не было следствием какого-то там безвыходного положения и ослепляющего чувства, отнюдь, к его бессовестности, в свои двадцать четыре он имел хороший опыт выхода из подобных ситуаций без особого шума и пыли.
НЕВЕСТА И ЕЁ ШОКИРОВАННАЯ МАМА
Красна пава пером, а жена нравом.
Победны в поле горох да репа, завидны в мире вдова да девка.
Красну жену не в стенку врезать.
Не заламывай рябинку не вызревшу, не сватай девку не вызнавши.
В копнах не сено, в приданом не деньги.
- Ну всё, Мим, - скручивала и распускала на пальце прядку волос Иринка, - завтра идём к нашим, хватит тянуть кота за хвост, совсем уж с тобой мы окабанели. Ты чего говорил, хамлёныш, помнишь?
- А как же, - отошёл от окна задумчиво пялившийся во тьму улицы Мишка. - А как же, моя ты хорь-хорь-граф-графи-инюшка, ланюшка моя!..- полез, по-рачьи растопырясь, к ней под одеяло, мысля одновременно, что потужливо, нелёгко даётся мужикам откачка от холостячества, свободы. Затягивает ведь негодник время совсем непроизвольно, а пора кончать, резко и бесповоротно.
- Ох и нахалюга!- залилась колокольчиком от его холодных рук Иринка. - Уйди, сдурел, услышат наш цирк соседи, всё, - она скакнула на пол и стала торопливо одеваться. - Когда же я заявлюсь домой, опять под утро, имей совесть, Мим, снова мне легенду кроить о дополнительных репетициях с подружкой. Ну чего разлёгся, вставай, - она стянула его вместе с одеялом на пол, - придёт твоё время, отоспишься ещё, кобелёк. Своим так ничего и не написал до сих пор?
- Завтра, - тыкался по комнате Мишка, постанывая и кряхтя, плестись по тёмной и холодной улице на край села искренне не хотелось, да и уставать что-то стал мертвецки с этими игрищами. - Напишу, ланюшка, в стихах и со снимками, клянусь, миланья, с этими снимочками, на просторах ванной...
- Дурак!- покраснела Иринка. - Не додумайся...- Она стала одеваться, и Мишка залюбовался на её фигурку, ох и конфетка, ох и сладка. Потянулся хищно со многими выщелками.
- Смотри мне, Мим, доиграешься, - прищурилась она, - я ведь и волну могу поднять нешуточную, вплоть до шефа, на твои закидоны, раз ты такой нерасторопный и стеснительный.
- Да ну-у?!- прыгнул он недобро бровью, но тут же примиряюще обнял и впился долгим поцелуем. - У-уфф,- отстранился и бесовски скосил глаза за распахнутый ворот кофточки. - Может всё-таки останешься до утра, скажешь, что, мол, репетиции совсем одолели, ведь простынки без тебя, золотце моё, индевеют. Или прямиком ломани, всё равно ведь завтра родичи узнают после нашего визита.
- Чего это они узнают?- отшатнулась Иринка. - Да ты никак сдурел! Хватит пошли, мать и так задаст чертей за такую позднюю явку.
* * *
- Но позво-ольте, какая ещё женитьба?! - Зинаида Аверьяновна, мать Иринки, округлила глаза на парочку у порога. - Давно ли вы знакомы, чтобы принимать такие серьёзные решения?
Дочь заверила, что давно, почти месяц.
- Но право же, молодой человек, вас-то я вижу впервые. Нет-нет, так не делается, что это ещё за аврал, к чему такая шокирующаяя оперативность. Ира, ты же знаешь, нам нужно прежде всего основательно посоветоваться с папой...
Метлин осматривался - ковры, картины, современная мебель, дорогая посуда, пышнаяя дорожка, ступить даже боязно. Он почувствовал нарастающее смятение, робость. Сейчас залопочу, засюсюкаю от восторга, захрюкаю, со злой брезгливостью обнаружил он в себе симптомы подобострастия, заахаю, ручку лобзать брошусь.
- Нравится?- не удержалась хозяйка от ревностного вопроса, заметив его взгляды, не понравиться не должно, так никогда не было и не будет, так как все свои силы она прикладывала для достижения красоты и порядка в стенах этого внушительного по размерам дома. Именно поэтому, ради порядка, и проводила семья большую часть времени в летней кухне, хозяин так оттуда вообще носа не показывал.
- Ага,- откашлялся Мишка, переобуваясь в предложенные тапочки, - здорово, как на ВДНХа, в павильоне космоса, тут, по-моему, тоже на вещи не дышат и не трогают их руками.
Вот те раз! Зинаида Аверьяновна чуток оторопела, но виду не подала и, самую малость, нервически посмеиваясь, сказала как можно покровительственнее:
- Когда-то и у меня, молодой человек, были мысли сродни вашим, о вторичности вещей, нажилась и в шалаше, но возраст перековал данное убеждение, потянуло на красоту, уют, захотелось обзавестись фикусом и канарейкой...
Это что же, недоумевала она, хлопоча на кухне с чаем, он всегда мне так зубы будет показывать, ну нет, жеребчик, я тут кое-что значу.
- Ты чего, Мим, - шептала Иринка, - брось такую манеру, ты же её ещё не знаешь, что она за человек, на её месте ты, вообще, может быть, вытолкал нас обоих за дверь.
- И вытолкал бы, и-ишь, шкодники!
- Дурачо-ок,- она заговорщицки подмигнула и уже зашептала совсем тихо, - старикам надо понравиться, чтобы тряхнуть их основательно.
- Ну-у? и что нужно для “понравиться”?- в тон ей, еле слышно шепнул Мишка.
- Не делать бяки,- она погрозила пальчиком. - Типа ВДНХа...
- Да харкал я на всё это! “Понравиться”, “тряхнуть основательно”, ну ты дала, миланья. В стойку, Минька!- приказал он себе и встал, как дрессированный пудель, умильно-умильно склонил голову набок. - На сколько тыщ тяну?
- Прекрати хамить!- взорвалась она. - Чего не нужно тебе, нужно мне, понятно?!- подняла руку в знак примирения. - Остынь, умоляю, мама идёт...
- Так где вы, молодой человек, служите?- спросила Зинаида Аверьяновна, расставляя посуду.
- В сельхозтехнике служу, на ниве, так сказать, навоза, - он как можно честнее и проще посмотрел ей в глаза. - Животные, пардон-с, наделают в одном месте сотню-другую тонн, а мы раскидываем по полям. Вообще-то, я даже чуток должен припахивать своей службой.
- Мим!
- Вы припахиваете...- хозяйка звучно потянула носом, - вы припахиваете, Миша, одеколоном “Цветочный”, что после бритья, пивом “Жигулёвское” и чуть-чуть бензином или какой-то смазкой. Не курите, это похвально. Зря ты, доча, на него прицикиваешь, это ни к чему, он очень занятно рассказывает, не прерывай, глядишь, кругозор свой расширю на старости лет, стану отличать удобрения органические от минеральных. Продолжайте, Мишенька.
- Ну, значить, какая наша задача, а такая, чтоб ни единая механизма не простаивала ни минуты, - Мишка не без досады чувствовал, как опускается до примитивного кривлянья, но остановиться не мог - поперешный кой-когда без меры. - И что для этого, чтоб пахать без простоя, нужно?- Он нравоучительно поднял указательный палец. - Нужно быть суперрасторопным официантом близь работяги! Заболела намедни у Кольки Баталова механизьма - полетела бортовая, от обильной смазки, из тракторца-то он выкручивал всё что мог, не до техуходов...
- А куда полетела бортовая?- потенциальная тёща воззрилась любознательно, ничуть не уступая ему в простодушии. Мишка признательно кашлянул и продолжил:
- Упорхнула бортовая в страну вторчерметию, а я близняшку искать ринулся, для чего надо хлестать водяру, совать в лапу дядям, сулить златые горы. Иначе выработка на механизьму упадёт, ну и всё такое прочее с сопутствующим экономическим эффектом для моего кармана...
- Он, мам, начальник... смехотряда, сто восемьдесят рэ оклад, мешок премий, машина персональная, правда, её в музей просят...
- А пионеры дважды пытались укатить в металлолом,- поддакнул Мишка.
- Квартиру имеет на Черемушках...
- Молоде-ец, самостоятельный,- искренне потеплел взгляд хозяйки, она отёрла мизинчиком уголки ярко накрашенных губ, осторожно, с боков тронула красивую прическу.
- В институте заочно учится, на второй курс перешёл, - хитро покосилась на мать Иринка. Мишка на миг стушевался, смутился, дохнуло жаром в щёки и уши, но тут же подсобрался и продолжил Иринкины интонации:
- Но, уже сейчас, присмотрел тему диплома, который, без сомнения, автоматически перерастёт в кандидатскую и докторскую диссертации, а там и до Нобелевской премии рукой подать.
- И что за тема?- улыбнулась хозяйка.
- Навозотранспортёр со спутниковой связью... Да, чуть не забыл, дедок мой, морда белогвардейская, представился недавно в Париже, теперь вот не знаю, куда же приткнуть завещанные сорок тыщ...
Зинаида Аверьяновна рассмеялась совсем заразительно, разулыбался невольно и Мишка, заключив, что, вообще-то, женщина она довольно приятная, молодая, чуть за сорок, не больше того, миловидна, цену себе знает, а потому кокетство её не оставило, хоть с самой роман крути.
- Ты, Миша, и впрямь, по всему, смехотряд возглавляешь. Ну пейте, пейте чаёк, а то остывает. - Приглядываясь с нему, недоумевала, откуда у ней, давно сверхзоркой и щепетильной к мужику, хладнокровной и уравновешенной, вдруг то и дело частил живчик волнительности и огромного желания понравиться этому ещё совсем недотёсанному парню. Ба-а, открыла она наконец то, что Метлин тщился разглядеть, вертясь перед зеркалом, при всех его средних показателях внешности и повадок, хвостов низкого происхожденья и грубого быта, всё, оказывается, затмевала и всем правила улыбка, её всегдашняя тень в его круглых серозелёных глазах.
Тёплая, чуть застенчивая, какая-то изначально добрая и обаятельная, зарница непорочной души, свет этот одолевал все временные гримасы и легкую фальшь неумелого лицедейства. Она дарила ему предельную естественность в любой обстановке, что большинству неведомо и недоступно, но при всём при этом она была и свидетельством силы, какую для зла и корысти он ни за что не употребит.
У Зинаиды Аверьяновны вдруг поджалось и расходилось материнское сердце, естественность. простодушие Мишки помогла ей рассмотреть сытость и стылость в его глазах, обращённых к дочери, даже на малейшую чувственность не было и намёка. Это её ошарашило, этого она пока не могла понять, такой цветок и такая стылость, что же тогда движет их сближением?
* * *
Нежданно, в этот же вечер, заявился брат Иринки, Алик - фотокор областной газеты, только за одно это Мишка его ещё заочно боготворил и давно желал знакомства. Алик сбросил увесистый кофр на диван, чмокнул на ходу мать и сестру, познакомился с Метлиным.
- На два дня в ваш район, - предупредил он вопрос матери, - фотоочерк о чабане-орденоносце, репортаж с пуска комбикормового завода и, походя, ряд портретов патологически активных в общественной жизни работяг...
- Стоп-стоп-стоп! Опять на своей машине, что за надобность? И сумку свою прёшь опять в красный угол!
- Позво-оль!- Алик бережно, но твёрдо отстранил её от кофра. - Аппаратура, оптика, плёнки не должны пропадать из поля моего зрения, тема эта давно исчерпана. На машине же потому, что имею намётки, о мои аграрии, уехать подзагруженным продуктами, конфисковать кое-что из ваших чрезмерных запасов.
- И вообще, мам, у тебя заплесневелые понятия насчёт железок, они нас всё равно переживут, а поэтому им надо мстить за такую несправедливость ещё при нашей жизни, эксплуатируя как следует, не путать с “гробить”...- Говоря всё это и много чего другого, он налил себе остывшего чая, соорудил гигантский бутерброд и, крупно куснув, развалился в кресле. - Симпати-то как чно!..
- Ты неисправим, - вздохнула мать, - побыл пять минут, а уже скомкал все дорожки, пропитал пылью кресло и диван...
Но Алик переключил внимание на жениха и через несколько секунд, по его просьбе, уже демонстрировал свою аппаратуру.
- Ни-икон!- Мишка, как листок гербария, сдерживая дыхание, взял аппарат его мечты в руки. - Вот это, я понимаю, машинка! Объективы его? примерить можно?.. Уника-аально! Гля, вот это широкоугольничек, вся комната влезла, а перспективу не гнёт...- Мишка в созерцании содержимого кофра отрешился от окружающего мира. Алик снисходительно, понимающе посмеивался. Мать же, стоя за спиной у Мишки, поочерёдно ткнув пальцем в него и сына, вертанула ладонь у виска. Алик хохотнул.
- Фотосекта! Бесподо-то как бно, есть теперь с кем душу отвести в родных стенах. - Был Алик, не пример матери и сестрёнке, мелковат, пышные, пшеничные усищи явно уродовали и без того малопривлекательное, остренькое личико.
- Нет, ты определённо богач. Неужели всё это твоё?- восхищённо спросил Мишка.
- Да нет, часть - редакции, часть фотоклуба, ну и моё, само собой, кое-что.
- Алик, - голос Мишки обрёл умоляющие интонации, - покажи мне свои снимки, ну те, что для себя.
- Эт-то можно, кое-что имеется, - охотно согласился тот, принёс папку и... дамы незамеченными удалились в другую комнату.
* * *
- Да ты, никак, хочешь, чтобы мать на подступах к пенсии инфаркт хватил с твоими выбрыками? Неужели раньше, хоть намёками ничего не могла сказать, к чему такие вот сюрпризы?- Зинаида Аверьяновна тяжело и как-то враз обессиленно присела на край кровати. - А я-то примечаю, припоздняться стала, совсем, что-то, думаю, с этими танцами фанатствовать стала. А тут совсем другая кадриль, и в кого только такая скрытная, никак в папу.
- Ну, мамочка,- умащивалась сбоку, укладывала голову к ней на колени Иринка, - ну, миленькая, мне и самой-то это всё внове, - водила пальцем по узорам её платья задумчиво, - всё так внезапно ворвалось, сама ещё толком не оклемалась...
- Что “это”? от чего не оклемалась?- испуганно вспрянула мать. - Нет, ты меня доконаешь!
Дочка залилась колокольчиком.
- Ну конечно, конечно, сразу же в крайности, паникёрша!- Она перевела дыхание и помолчала. - Я его люблю, он хороший, добрый, какая у него улыбка...
- Ёрник и ехидина.
- Не скажи, я с ним себя чувствую как за бронированной стеной, он - мужчина, не пижон брехливый.
- А ты уверена, что и он тебя любит? Не спеши, присмотрись. По-моему, ещё вчера, кроме как о танцевальной карьере, дальнейшей учёбе и бегству из этой дыры ты ни о чём не мечтала. Что же теперь-то, радикальный поворот?
- С ним я всего добьюсь, он мне поможет.
- Да и денег, если уж откровенно, у нас с отцом осталось совсем немного. Альке ведь на машину отдали.
- Ма-а-ама,- Иринка извернулась на спину и глянула снизу многозначительно, с лукавинкой, - доча должна уйти с блеском, - притянула её руку к своей пылающей щеке.
- Ирок, я же говорю, не надо так спешить...
- Ну конечно!- дочь резко вскочила и подошла к окну, чуть раздвинув шторы, стала смотреть на улицу. - Конечно, неожиданно мы так пообносились, как-то вдруг сразу обнищали. Господи, да не нужно нам ни копейки, сами с усами, сами всего добьёмся, - поправила штору и глянула через плечо с издёвкой, - пусть даже к старости!
- Не злись. Есть, разумеется, заначка, а там видно будет. А он-то что, сирота? Тоже родители должны помочь.
- Не знаю пока, - передёрнула плечиками Иринка, - не говорили на эту тему...
ПИСЬМО МАТЕРИ
Не надо клад, ежель в семье лад.
Красота приглядится, а щи не прихлебаются.
Сусло не брага, юны годы не человек.
Жаль Насти - парня ведь изнапастит.
Анна Степановна Метлина со вздохом отложила шаль, что вязала ежевечерне, и в который раз стала перечитывать письмо сына. Чуть слышно переговаривалась печка с фыркающим в трубу ветром, в окошко колотились прутки разросшейся акации. Прядая ухом на тепло духовки, свернувшись в крендель, дремал кот Филимон. Губы матери при чтении беззвучно шевелились, старательно проговаривая написанное, часто, мешая четком выговору, растягивались в улыбке. В такие секунды она отрывала взгляд от письма и, сбычившись, пусто смотрела поверх очков на матерчатый коврик, с лесом и оленями.
Холера муровая, а не сынок, пробормотала она, взял моду писать на изнанках фотокарточек, чего-нибудь да придумает. Она перевернула снимок. Прыжок Мишки с небольшого возвышения, “ласточкой”, снятый кем-то с нижней точки, создавал иллюзию полёта, оставляя его один на один с облаками.
“...Так вот, совершая облёт вверенной мне территории,- продолжила она чтение, - заглянул я с месяц назад в окошко пролетавшему рядом “кукурузнику” и такую паву узрел, такую, что дых осекло. Посмотрела она на меня и пальцем по лбу стучит, ну не дурак, мол, в такой-то одёжке порхать осенью. Я же быстренько спланировал на аэровокзал, жду. Выходит она, а я, как назло, апчхи, да апчхи, раз десять кряду, и сопли рекой...”.
Насморк у него часто, вздохнула мать.
“Вот и взяла она с того дня надо мною опёку, крылышки совсем подрезала, отлетался, по всему. Прикинул так и эдак - жениться надобно.”
Анна Степановна взяла другую фотографию. Безудержно хохоча, расплескав движением пышный поток волос наполненных светом, со снимка смотрела красивая девчонка. Не нашей породы, всматривалась мать, поправляя очки, тонкогубая, характерная, видать, у моего так ошмётки с поварёшку, на двоих росли. Простоватый, в меня, что на уме, то и на языке, она не сомневалась, что Мишку охмурили, навели сухоту к его животу, чёрт-то он всегда ягодкой поперву глянется.
Родители учёные, она снова взялась за шаль, богатые, трудно сойтись будет, и чего хомут не по шее натягивает. Ну о чём ей, санитарке, можно по душам поговорить с учителкой, а за отца так и подумать боязно. Чуть больше года как вышел на пенсию, так дня трезвым не бывал. Вот и нынче, где только можно шляться по такой погоде, глянула мельком на часы. Вся-то и радость, что сынок. Жалко вот только, что последние годы больше наскоком дома бывает, а теперь женится и подавно, разве внучонка, если будет, нянчить призовут.
- Стремисся, стремисся к чему-то всю жизнь!- сказала она вдруг вслух, и взгляд замутило от набежавших слёз, хотела промокнуть передником, да больно ткнула очками в переносицу. - Тьфу ты, язвить тебя-то,- шопотом ругнулась она, тщательно высморкалась и снова взяла фотографию, стараясь получше рассмотреть мелко изображённое лицо сына. - Отведи от тебя, господи, болезнь и напасти с ворожбой, Мишенька,- покосившись на зашторенное окно, трижды перекрестила снимок.
Всхрапнул Филимон, упрятывая нос поглубже, скрутился плотнеее. Сыпануло в стекло дробью редкого дождика. Со дня на день ждали снега.
ПОДГОТОВКА К СВАДЬБЕ. АВАРИЯ
Не скот в скоте - коза, не зверь в зверях - ёж,
не рыба в рыбах - рак, не птица в птицах - нетопырь,
не муж в мужьях, кем жена владеет.
Началась предсвадебная суета. Руководству хлопотными делами с упоением талантливого организатора отдалась будущая тёща. В тот день Метлин, Иринка и её отец, Пётр Иванович, поехали в город за покупками. “Москвич” их, несмотря на десятилетний возраст, был словно только сошедшим с конвейра. Да и немудренно, на спидометре значилось чуть больше пятнадцати тысяч.
День выдался неважным, серое небо высевало туманоподобный бесконечный дождик. По обе стороны дороги чернели пахотой лоскута полей, белели рощицы, где маятно сутулились под тычками ветра берёзки.
- Н-да, - вздыхал Пётр Иванович, - поганая нынче зябь, экие глыбищи наворочали. - Смотрелся он лет на десять красавицы-жены, был замкнут, нетороплив в действиях и безогороворочно исполнителен. Подкаблучкин, определил Мишка.
- По сырому пахали, - откликнулся он, - вот и окостенело всё. Теперь глыбы эти ничем не разбить. Я видел на днях, как озимку сеяли по такой пахоте варвары, пороняли семена на поверхность и ваших нет.
Мишка сидел сзади и при разговоре обращался к глазам Петра Ивановича, видневшимся в зеркало, одновременно изредка блудил левой рукой, отчего сидящая рядом Иринка пыжилась от подступающего смеха и безуспешно пыталась вернуть руку назад.
- Глыбы эти ещё идут оттого, что такие махины колёсные земельку трамбуют, после этого “Кировца”, жалуются мужики, плуг в землю вогнать невозможно. - Мишка сделал было для соответствия слов скорбное лицо, но поморщился и с шипением втянул сквозь стиснутые зубы воздух - Иринка сильно, с вывертом ущипнула руку-нахалюгу.
Пётр Иванович покивал согласно.
- Точно, точно, Михаил, даже дорога грунтовая не держит этих мамонтов, давят, как пластилин.
- Может смените пластинку, крестьяне, - позевнула Иринка, - анекдотец какой ни то стравили бы для разнообразия.
- Могу уважить, дочур, свеженький...
Натужно воя, их обошло такси, по стеклу цокотнуло гравием, вылетевшим из-под колес.
- Во, тварина!- Пётр Иванович едва не задохся от возмущения, но стекло выдержало, и он успокоился. Откашлялся и начал анекдот. Минут пять-десять обстоятельного повествования, как знал Мишка, было гарантировано. - Идёт, значит, в горах туристическая группа, сорок один человек...
- Прямо так точно?- усомнилась дочка.
- Не мешай!- прикрикнул Мишка и на вполне законных теперь основаниях запустил в ход руку-блудницу, на что Иринка со скуки не особо воспротивилась - примлела.
- Ну туристы народ, само собой, разный. Шли-шли, смотрят, ущелье, а через него у-узенькая жёрдочка. Ну, значит...
Пошёл раскисший участок дороги, колеса стали пробуксовывать, задок “Москвича” водить из стороны в сторону.
- Цепочку бы на задние скаты,- подосадовал Мишка, - как по сухому бы пёрли.
Пётр Иванович понемногу сподобился преодолевать недостатки дороги, так залитые водой отрезки он стал проходить с разгону, разбрасывая в стороны крылья грязной воды, в салоне темнело, но стеклоочиститель быстро протирал залитое стекло.
- Ещё с километр этого киселя, а там выберемся на асфальт,- уведомил Пётр Иванович. В него, флегматичного водителя, такой вынужденный кросс вселил удаль и бесшабашность, правую руку он не снимал с рычага скоростей, то и дело переключался, баранку же покручивал одной левой, лихо и чуть небрежно.
- Ну, значит, стоят они, туристы-то эти, не знают, что делать им дальше, - продолжил он анекдот. - Тут с гор спустилась отара овец, чабан привычно, без задержки, хвать парочку овечек под мышки и бегом по жердочке-то, хвать другую и таким же макаром, несколько минут и отара на другой стороне ущелья. Руководитель к нему, может ты, мол, и нас также? Пожалста, отвечает тот, рупь - башка. И давай таскать, тоже парами. Последнего, уже одного, тащил этого самого руководителя и тут, на середине жердочки зашатался, потерял равновесие, так как привык к парам. Ну, значит, зашатался, вот-вот оба рухнут...- В этом месте повествования заглох двигатель, машина остановилась посередине внушительной лужи.
- Свечи залило, - хмыкнул Мишка, - уж очень мы отважно впарывались в эти водоёмы.
Мотор вскоре оживили, но стронуться с места не удавалось, забуксовали они преосновательно. К счастью, на буксир их подхватил трактор с тележкой. Договорились, что остаток бездорожья до трассы он их и дотащит.
- Переключитесь на нейтралку и не оглядывайтесь, не снимайте ногу с тормоза, - посоветовал Мишка, видя, что Пётр Иванович то и дело подгазовывает и часто высовывается, заглядывая под задние колёса.
- Я же ему помогаю, - резонно возразил водитель.
- Зря, у трактора и так мощи достанет...
В одно из оборачиваний и одновременной подгазовке трактор выехал на сухой участок и начал останавливаться, колёса же “Москвича” в это время получили основательное сцепление с почвой и придали машине резкое ускорение.
- Па-апа!- крикнула Иринка, закрывая лицо ладонями. Пассажиров потряс хрусткий удар тарана.
- Чёрт с ним, с рублём, - совсем некстати сказал Мишка давно вертевшуюся на языке концовку анекдота, где чабан с такими словами швыряет руководителя тургруппы в пропасть. Лицо у Петра Ивановича обрело пепельный оттенок, ватные ноги не хотели отшагать даже нужных трёх шагов. Труба, торчавшая из задка тележки, пробила радиатор, соты его, словно живая плоть кровью, взбухали и сочились вниз торопливыми ручейками тосола.
Увидев притянутую на буксире машину, Зинаида Аверьяновна не на шутку расстроилась, она даже изменила правилу грамотно и правильно выражаться, пару раз употребив мат. В заключение, она вообще предала анафеме эту скоропалительную свадьбу, которая только портит ей нервы и приносит сплошные убытки.
Метлин, когда она переводила дух, выразил недоумение, стоит ли, мол, всё валить в одну кучу, да и с машиной особо страшного ничего не случилось, только достать новый радиатор.
- Достать!- подбоченилась она, покачала головой уничтожающе, её уже несло совсем неудержимо. - Может достанешь, заплатишь? Всем достать, а мне кто, что достаёт, доставалы? То-то твои папа-мама до сих пор признаков жизни не подали!
- Послушай...- стиснул кулаки Мишка,- те! Если у вас истерика, то заглоти...- он снова тормознул окончание, - те валерьянки. И ещё. За вашу помощь дочери в этом театре старта я благодарствую премного,но чтобы сам я взял из ручек ваших ржавый гвоздишко!- Смерил её презрительным взглядом. - Тьфу, сдохну не возьму! - и опасаясь со психу наговорить совсем непотребного, быстро зашагал прочь.
* * *
Лишь на следующий день пришла Иринка.
- Ну, отошёл?- прильнула к груди, по спине поглаживала ласково. - Я её обработала в лучшем стиле, сегодня чуть ли не объяснительную, повинную села тебе писать, припёрла кольца, и мы сейчас идём их мерять.
- Ирина, - глуховато начал Метлин, - я тебе давно хотел сказать, что я гол, как сокол, у меня на книжке даже сотни нет, а у родичей, вполне возможно, и того меньше. Я не готов ко всей этой грандиозности, масштабу обжорства, к чему всё это?
- Ты что, Мим?- округлила глаза Иринка, - против свадьбы? Да не бери ты в голову, тряхнём как следует наших,- горячо начала она его убеждать, но вдруг, враз, стушевалась. - Неужели правда, что предки так... так бедны?
- О-оо, папина глотка, как прорва, - усмехнулся Мишка, - но что они нам, они далеко, а мы рядом. Давай, говорю, без шику, сойдемся, я возьму кредит деньгами и махнём куда-нибудь по москвам на недельку-другую.
- Ну да, без свадьбы нельзя, Миша, это раз в жизни, для меня это единственный и неповторимый праздник. Ничего, поднатужимся, подоить есть кого, слава богу.
- Да найду я денег.
- А ты, говорят, вчера того, - она щёлкнула по горлу выразительно, - ясно, от огорчения, наши не знают, слава богу.
- Так что, нельзя?- удивился Мишка. - Уже подписан сухой закон и новые правила передвижения в пространстве? А я и не скрывался, лежал на самой шикарной обочине.
- Ну не то чтобы уж совсем нельзя, но лучше воздержаться, а то опять опала, опять дипломатничать.
- Да что ты, в самом деле, какую-то ставку на их подачку делаешь! Выкрутимся сами, сделаем и свадьбу не хуже других, раз тебе уж так хочется.
- Миша, ведь ты взрослый человек, ну что тут зазорного, это же приданное, зачем от него отказываться! Ладно, ладно, вижу, ты ещё не остыл, оставим этот разговор. Когда твои-то приедут?.. В субботу? ну и хорошо. Собирайся на примерку, да у меня билеты есть в киношку.
- Никуда не пойду, - отрезал он, поглядывая исподлобья, - болею, с похмелюги маюсь, буду отлёживаться, восстанавливаться.
- Как знаешь, схожу с мамой.
- Во-во, обработаешь ещё разок попутно.
- Хамло!- она звучно грохнула дверью.
Ну вот, вот они нарастающие прелести семейного союза, заходил Мишка по комнате. Боже, каким светлым прошлым кажется вчерашнее незыблемое холостячество, с его всегдашним душевным равновесием и свободой действий. Ну куда лезу приду-уурок! что делаю? Плохо мне и почему-то плохо от меня людям, при всеобщем, обоюдном стремлении к лучшему. Ах, конечно же, её величество любовь, безграничное, неудержимое чувство, когда на жертвенный алтарь летит всё подряд. Чу-уувство, он покривился брезгливо на себя, вспомнив, как постановил себе жениться. Хотя, хотя, хотя... он поймал себя на мысли, что весьма ощутимо к Иринке его тянет. Впрочем, тянуло и к прочему мясу, молодая плоть своего требует, а тут тем более такая ягодка.
Он прижался лбом к холодному оконному стеклу. Загустевали сумерки. Морозец прямо на глазах распутывал снизу вверх паутинку узоров. Стреноженные скользкими от грязи тропинками осторожно передвигались зябкосутулые прохожие. Мишка увалился с газетой, надеясь пораньше уснуть. Долбился глухой ритм музыки от соседей, с улицы долетали отголоски дальнего собачьего брёха.
ПРЁМ РОДИТЕЛЕЙ
Рада баба б повыть, да муж долго не мрёт.
Воля и добру жену портит.
Для щей люди женятся, для мяса замуж идут.
Гуртовая копейка куда сильнее.
- О-оо, прибыли, мои золотые! Ну проходите, проходите,- Мишка взял из рук матери увесистую сумку и сетку.
- Уфф, - она растегнула пальто.
- Что упарилась? А папаня вон, как огурчик с грядки, свеженький.
“Огурчик” был явно на взводе. Мать безнадёжно махнула рукой:
- Замаялась я с ним, ну, ровно мальчишка, на месте не сидит, всю электричку обегал, собутыльников всё искал.
Отец, мужик поджарый, седоголовый, с морщинистым, как иссохшее дно лужи, лицом, раскинул руки и пропел дурашливо, жмуря светлоголубые глаза:
- А нам бы подали, а мы бы выпили,
Нам не станут подавать, мы не будем выпивать....- прошёлся ладонями по груди, ногам, полу и вырвал из кармана бутылку красного. - Давай-ка, Минька, за встречу оскоромимся немножко...
На первые тридцать лет его жизни пришлось бродяжничество после раскулачивания отца, затем тюрьма, армия, война. И поэтому, после демобилизации он так искренне обрадовался концу всех этих невзгод, что не мог очухаться до сих пор.
- Ну чего стоишь истуканом,- сердито сдвинул он щетинистые брови, - сгоноши чего-нибудь занюхать.
- Остынь, остынь, батя, - Мишка положил руку на его плечо, - надо о деле поговорить, а это от нас не убежит.
- О деле, - хмыкнул тот, - каком-таком ещё деле, не распознал досе, где у бабы место, в угодничках походить хочешь, взнуздать себя даёшь? Ну тогда ты много чего наворочаешь, наковыряешь в этой жизни. Да, такое дело только обсуждай и обсуждай без конца и краю, только всё равно не дообсудишь.
- Зато ты наковырял,- усмехнулась мать, - только успевай на лопате за угол выносить...
- Цыц! племя ехиден и змей, язык вам дан по ошибке...
- Ну ладно, ладно, батянь, диспут этот бесконечен...
- Худой-то ты какой стал, сынок,- раскладывала мать привезённые продукты. - Давай, попотчую домашненьким.
- Нельзя, часика через четыре пойдём на смотрины, там наедимся. Ну, что новенького дома?
- Ой, сынок, новости больше из нехороших. Сережка-то Ломовцев, братец твой троюродный, что удумал...- Лицо её скомкала гримаса, вещающая слёзы. - Удавился ведь сердешный, вчера уже девять дней справили. - Всхлип тряхнул её тело.
- Да ну-у?- изумился Мишка. - Что он так сурово?
- Вот она нынешняя молодёжь,- не удержала слёз мать, - ни на капельку жизнью не ценятся. Ребёночка народили, домик взяли, так нет, удумал. Вышел из бани, зашёл в уборную, часа через три хватились, дверца изнутри на крючке и молчок. Вынули из петли-то совсем уже захолоневшего. Говорят, жена - гулява.
- Давайте-ка помянем покойничка,- вклинился отец.
- Тебе нежелательно бы, - нахмурился Мишка, - поминать да восславлять, и так цветёшь не хуже розы майской.
- Зелен ещё отцу указывать. Душа - мера! - стукнул себя в грудь, икнул и прикусил постоянно выпадающую верхнюю челюсть.
- Как они хоть сваты-то?- Анна Степановна тревожно заглянула в глаза сына. - Что за люди? Ты уж прости, я же неграмотная, ляпну чего не так.
- Хы-ы, нашла бояр, подстраиваться ещё под них, - фыркнул отец.
- Увидишь, мамань, ты очень-то на этот счёт не переживай, у бати вон уроки непосредственности возьми, тот везде свой человек.
- Слышь, сынок, - она замялась, - ты ведь сам знаешь, как у нас всегда с деньгами. Я последние два года, как чуяла, скопила немножко, да шаль продала на днях. В общем...- она повернулась к нему спиной, ссутулилась, засунув руку за пазуху. - Вот, триста рублей, да скоро игру на работе получу - сто пятьдесят, расчёт, отец - пенсию, так что ещё столько же наберётся, пришлём через недельку. Должно, сынок, хватить...- Вопрос, ожидание, извечная пугливая печаль в серых с коричневыми порошинками, родных глазах.
- Эх, мамка-мамка!- Мишка притянул её к себе и легонько похлопал по спине, стискивая зубы, в горле вспухал дерущий комок.
- Конечно, хватит, - сказала она уже убеждённо. - А там, смотришь, и сами на ноги встанете, у тебя вон зарплата побольше стала, она тоже работает. У-уу, я бы с такими деньгами развернулась.
Снова глянула с виноватой искательностью. У Мишки от всего этого затрепыхалось и плаксливо послабло сердце, отвернувшись, он поспешил на кухню, про чай-то, мол, забыли, выкипел. Слабак, покачал он головой презрительно на своё отражение в зеркале, чуть что и слёзки на колёсках. Умылся холодной водой, тщательно утёрся, перед матерью он всегда должен быть бесшабашным и сильным. А с комнаты уже доносился раздражённый и требовательный голос отца.
- Дай пять, дай пять, говорю по-хорошему, - подступал он к матери, суча мосластым кулаком. Привезённую бутылку он, оказывается, один, втихую уже прикончил.
- Ну что ты делаешь, Николай?- в голосе матери резалась тоскливая мольба. - Скоро на люди идти, а тебя развезёт.
- Меня-аа? с этого пузырька косорыловки?
- А ну-ка, уймись, папаша!- совсем грубо прикрикнул Мишка. - А то я выдам пять, в горле застрянет. Сейчас вот спеленаем тебя и баиньки уложим, - он подмигнул матери, - да колыбельную ещё споём. Тебе что, действительно, так уж совсем невтерпёж? Предстать во всей красе задумал, свинью мне подложить?
Отец хмыкнул скептически на угрозы, но не завёлся, что на него, вообще-то, было совсем непохоже.
- Ну, конечно, заступничек... всегда вы были заодно...- он ещё что-то бурчал, но уже совсем нечленораздельно, себе под нос, дополняя слова и мысли всегдашней мелкой жестикуляцией. Закурил, кхекая от едучей папироски, улёгся на диван. Минут через пять захрапел, приоткрыв рот, словно выговаривал бесконечное “о-оо...” и чутко к себе же прислушивался.
СТАРТ И ФАЛЬСТАРТ
Родители до венца, а муж - до конца.
Бери жену, чтоб не каяться, жить в ладу и не маяться.
Худой муж в могилу, добрая жена по дворам.
Свату первая чарка, да первая палка.
- Заходите, заходите, гости дорогие, - Зинаида Аверьяновна помогла всем раздеться, провела в гостиную, при этом не переставая расспрашивать и отвечать. Смотрелась она в тот вечер просто блистательно, отметил Мишка, отец же против неё видился ему совершеннейшим дедушкой, занюханным и блеклым мужичонкой, вассалом с конюшен в её царстве. Мишка не скрыл восхищения, улыбался ей чаще чем всегда, и хозяйка воссияла ещё больше. Анна Степановна же совсем потерялась - не знала куда приткнуть мятущиеся руки и взгляд свой виноватый и робкий.
Батя закурил свой вонючий “Север” и если бы не зоркий взгляд хозяйки, своевременно подсунувшей ему пепельницу, наверняка бы стряхивал пепел куда ни попадя, а это ковёр на ковре. Проснулся он злым и почти трезвым, ожил только при виде белоголовой стайки бутылок в центре красиво сервированного стола. Угрюмости способствовала также едва не часовая нотация, страстная, в два голоса, с заклинаниями и призывами к умеренности и благоразумию в гостях, после чего он выдавил покаянное обещание “быть человеком”.
Пришло ещё четыре человека родни, застолье обрело масштабы. Но вот все расселись и подняли зелёного стекла рюмашки. Зинаида Аверьяновна сказала лаконичный, но прочувственный тост.
- Сошлись жизненные пути наших детей, кому как не родителям наставить молодых на путь истиный, помочь им в начале их совместной жизни. За успешное начало дела!
Все одобрительно покивали, выпив, покрякали вразнобой, помолчали, навалясь на закуску, очень разнообразную и вкусную. Анна Степановна всё ещё не могла освоиться и беспомощно, вопросительно посматривала на сына, так ли, мол, веду себя я в столь культурной и грамотной компании. Но хозяйка, вскоре, очень тактично и ненавязчиво растормошила её разговором, заставила есть и немного выпить.
Отцу же на старую закваску похорошело раньше всех. Он вознамерился было закурить, но всем миром его упросили повременить. Выпили ещё и ещё. Разговор разбился на многие очажки, стал раскованным и оживлённым, громкость значительно выше, то и дело всплёскивался хохоток.
- Навгороде ве-еерба ря-аас-нааа!..- неожиданно заорал батя, это было штампом его поведения при данной степени опьянения. Здесь же публика, без привычки, попросту испугалась. А он “ря-яаасна” тянул, помалиновев от старательности, теребя кожу на кадыке, добрых полминуты. Мишка пинком, благо сидел напротив, несколько подсократил томительное соло. Все вяло и натянуто посмеялись, песню же пока не поддержали.
- Что за гулянка,- нахмурился отец строго, - того нельзя, этого нельзя, - вытряс-таки из пачки папиросу и зажёг спичку, но тут же отвлёкся от огня и делал это раз пять до полного сгорания спичек, так как повёл увлекательный, на его взгляд, рассказ, как два друга-начальничка решили проверить на верность своих жён. Особенно подробно он остановился на восхитившей его технологии постановке гербовой печати одним из них на задницу неверной, но та в отместку, после законных побоев, продемонстрировала печать прокурору и начальничка повязали за грубое превышение служебных полномочий.
- При детях-то, такая грязь, - поморщилась Зинаида Аверьяновна.
- А я бы таких стерв вешал, - сказал её брат, водитель райкомовской машины задумчиво.
Малый успех рассказа не обескуражил отца, он сумел наконец-то притулить огонёк догорающей спички к обмусоленной папироске, и соседи буйно замахали руками, очищая воздух для дыхания и лучшей видимости. Неожиданно курильщик сильно раскашлялся, выдув при этом табак из папироски на стол, удобрив им часть закусок. Кашель хватанул столь крепко, что отцу пришлось спешно выскакивать из-за стола, неловко задетый им при этом симпатяга-фужер скакнул на пол и сломал ножку.
Мишка то полыхал лицом, то бледнел и холодел конечностями, на пинки его батя давно перестал реагировать. Гости успокаивали их с матерью как могли, уверяя, что всё, мол, в норме, что мало кого в наше время удивишь данным пороком, но при этом двусмысленно переглядывались и перешёптывались при той или иной выходке отца.
У Иринки же с лица не сходило изумление, ошарашенность,она плохо маскировала брезгливость, такого, в упор, она до этого никогда не встречала. Она словно окаменела, даже как-то непроизвольно отстранилась от Мишки, сына этого злого шута, вполне возможно, вообразив, что именно таким, вскоре, может стать и сын, резкости и угловатости в характере ему не занимать, только и откликнуться на властный зов ген, не откатиться яблочку от яблони, спиться, и всё будет один к одному.
Мишка вышел следом за отцом во двор. Тот сидел на крыльце, кхекал и по обыкновению вёл содержательный и эмоциональный разговор с самим собой, мелко при этом жестикулируя.
- Пошли домой, батя!- взмолился Мишка. - Ты что делаешь, ты чего меня так позоришь? Пошли, а то я нынче тебе накостыляю, - клокоча от злости, он ухватил его за грудки и вздёрнул на ноги.
- Мне?.. ты-ы?..- отец рассмеялся фальшиво. - Костыляка ещё не выросла, сынок, жилки тонковаты...- Умелый драчун в молодости, за что и схлопотал срок в своё время, он и на старости лет считал себя авторитетом по этой части. Видя его даже какую-то радостную готовность к стычке, Мишка поступил по другому, чуть крутнул, обхватил со спины под рёбра и понёс к воротам, лишь бы подальше от дома, а там видно будет.
- Ну силён, силё-он, - продолжил натужный смех отец, и Мишка чувствовал, что клешни его неумолимо разрывают кольцо рук. Сзади вскрикнула Зинаида Аверьяновна, решив, что они уже дерутся. Отец и Мишка в два голоса успокоили её и остальных выскочивших, что они борются, решили для отрезвления померяться силами на свежем воздухе, что тревога их ложная, у них, мол, так давно принято, для развития, при каждом удобном случае.
Мишка первым вернулся в дом. Иринка о чём-то оживлённо разговаривала с отцом, при его появлении они сразу умолкли и смущённо переглянулись., но в воздухе прямо-таки осязаемой субстанцией осталась нарастающая враждебность. Мишка, вроде как рассеянно, не дрогнув ни единой жилочкой, выпил и сосредоточился на закуске. Установилась тягостная тишина, все трое прятали глаза друг от друга.
Ну вот, ты так легко и враз почужела, Иринушка, едва сдерживал слёзы Мишка, неужели так испугалась, милая? Да, я вырос на такой помойке, семье, где тишина и уют - вечный дефицит, от чего и удрал при первой возможности в техникум, счёв за немыслимую благость жизнь в общаге. Так что прикажешь мне, публично открещиваться от такого родителя, утверждать всем вам, что я совсем другой, что ушёл от всего этого и невозвратно вознёсся над данным пороком? Неужели ты мне уже не помощница пережить эти кошмарные минутки? Ведь завтра он исчезнет и на глаза попадаться будет не чаще раза в пять лет, забудется, вылиняет в памяти...
Снова все расселись, стол ожил. Отец присмирел, разговорился с соседом, братом хозяйки, кто будучи и сам уже изрядно навеселе явно переигрывал заинтересован-ность, подмигивал всем, потешался, когда отец в очередной раз, жадно и торопливо, не сообразуясь с требованиями стола, наполнял и опорожнял свою стопку. Поневоле все опять стали зрителями этакой поганенькой клоунады.