Аннотация: Тихоокеанская партия, исправленная, дополненная, выросшая раза в 2.
ТИХООКЕАНСКАЯ ПАРТИЯ.
Пролог.
Австро-Венгрия, 1914.
Владимир Ульянов сидел в душной комнате одного из отделений австрийской контрразведки. Эти идиоты схватили, приняв за российского шпиона. Недоумки - неужели действительно всерьёз считают, что большевик будет помогать царскому режиму? Позволит втянуть страну в войну, которая абсолютно бесполезна? Что за идиотизм?
Нет, сейчас нужны другие перемены. Надо свергать Романовых и строить наконец нормальное общество, где все равны и никто не может притесняться лишь потому, что он "не дворянин". Смерд, холоп - да кто угодно. Несправедливо, когда одна часть людей с рождения имеет преимущество над другой.
Да и по упадку в империи ясно: старая система прогнила. Надо разбираться с этим. Со смерти брата разбирался и буду продолжать. К чему иду? Маркс назвал это коммунизмом. Разумеется, утопия, но лучше равняться на неё, чем на окружающую действительность, а то возникает ложное представление, что всё в порядке. Такого быть не должно.
Ульянов горел желанием отомстить за брата и не допустить всемирной несправедливости, или хотя бы уменьшить её до минимально возможных размеров. Намерения благие, но уж больно часто из них строится дорога известно куда.
Так уж случилось, что этим честолюбивым и, бесспорно, полезным для простого народа планам не суждено было сбыться. Не повезло.
Курение - вредная привычка.
Чья-то неосторожно брошенная спичка пролетела мимо мусорного ведра. Так как час стоял поздний, никто не заметил - все жили в предвкушении окончания рабочего дня. Отделение покинуло большинство сотрудников, и на потихоньку разгоравшийся ковёр не обращали внимания - некому было. К самому Ульянову с секунды на секунду должен был подойти следователь, но тот о чём-то мечтал в туалете. Всё сложилось самым скверным образом - для Владимира, разумеется.
Когда пожар принял форму стихийного бедствия, угрожая спалить всё отделение, было слишком поздно. Спасать заключённых некогда - самим бы ноги унести.
Несколько сверхурочников всё же пострадали - ожоги различных степеней. Но больше не повезло Ульянову. Сгорая заживо в намертво закрытой комнате следователя, он думал только одно.
"Плакали все планы и надежды".
Его смерть нашла лишь единственное упоминание в одной из местных газетёнок. Даже в России, которая играла роль гигантского парового котла, готового взорваться в любую секунду, было не до него - совсем недавно началась Мировая война.
15 сентября 1916 года, Сомма.
Война - это плохо. Нехорошо. Люди гибнут, в том числе и близкие друзья, жильё рушится... как, кажется, и мир вокруг. За два года непрерывных действий войну возненавидели практически все. Каждый по-разному. Кто-то за отвратительные условия, когда вошь была главным противником, кто-то терпеть не мог бесконечные смерти, каждая страшнее другой - газ, снаряды, пулеметный огонь... а кто-то просто боялся. Таких было много.
Но в кайзеровской армии точно существовал человек, ненавидящий войну по другой причине. Да и не войну в целом, а только эту, конкретную, которая, на его взгляд, шла из рук вон плохо.
Действиям командования, от младших офицеров до генералов, не хватало смелости, граничащей с нахальством. Всё делалось чётко по инструкции. Нет, само по себе это не смертельно, но в условиях, когда сами инструкции составляют идиоты, не спасет и армия отличных исполнителей.
Кайзер - дегенерат, если вообще допустил войну, такую, как она есть. Такую, какой она является сейчас.
Разве непонятно, что надо проводить дерзкие операции, атаковать, а не платить жизнями солдат за эту скучную и безрезультативную позиционную войну? Когда половина армии погибнет под снарядами артиллерии, а вторую прикончат вши и прочая антисанитария, что будут делать эти придурки в чистых штабах? Конечно, из Германии легко слать инструкции, и ругать командиров за некомпетентность, но, чёрт дери, что сделали эти умники для нашей победы?
Да ничего не сделали. А то, что делается сейчас... в общем, умный так бы не действовал. Он бы...
- Эй, Адольф! - размышления несогласного человека прервал голос товарища по оружию. - Хватит задницу просиживать, твоя очередь на пулемёт.
Крякнув, ефрейтор встал с лежанки, сооружённой из рваных матрасов, обнаруженных в одном из оставленных полуразрушенных зданий в городишке неподалёку отсюда. Пулемёт, так пулемёт. Вообще-то всё равно, где скучать, но здесь хотя бы не видишь этой слякоти и бардака вокруг.
По правде сказать, его здесь вообще быть не должно. Но судьба распорядилась иначе. Вот и перевели из связистов в пехоту...
Всё сильнее укрепляясь в своей способности всё изменить, Адольф продолжал двигаться по траншее, к пулемёту.
Со стороны, конечно, легко давать советы. Несложно и думать, что ты всё исправишь. На словах всегда всё просто, но на деле...
Но это в большинстве случаев. А ефрейтор пребывал в стопроцентной уверенности, что он и есть человек, который обеспечит Германии всё, о чём мечтал. Хотя, кто из нас не уверен, в личной-то правоте?
У пулемёта, надёжно закреплённого на станке, ждали двое - друзья, не друзья, так, приятели. Но больше говорить было не с кем, и выбирать не приходилось.
- Как, всё спокойно? - задал дежурный вопрос Адольф.
- Да, - ответил кто-то. - Вроде слышались одиночные выстрелы, но пока всё тихо.
Кивнув, ефрейтор быстро проверил пулемёт и, здраво рассудив, что в такую слякоть ни один нормальный офицер из блиндажа носа не высунет, он безмятежно заснул, положив голову на руки, которыми обхватил ручку пулемёта.
Проснуться заставил странный, непривычный для ушей железный гул. Скрежет, казалось, отражал стоны и мольбы душ, которым суждено погибнуть сегодня. Но Адольф ещё этого не знал.
- Хрен знает! - надрывался товарищ. - Но кто ещё? Всё равно, готов поспорить, такого ты не видел!
И, правда - подобный ужас не приходил в голову даже в страшных снах. Как такое вообще могли придумать, и кто? Англичане? Ну и бестии...
Издалека они казались всего лишь неторопливо ползущими железными коробками, но живое воображение тут же дало понять, что случится, когда эти монстры достигнут позиций немецкой армии.
Около полусотни - достаточно, чтобы испортить подштанники.
- Да уж, - согласился кто-то. Наверное, Адольф произнёс эти мысли вслух.
- Соберитесь! - в один прыжок к компании у пулемёта присоединился лейтенант Зингер. - Нельзя позволить им прорвать линию укреплений. Фриц, Ганс, живо в блиндаж, найдите побольше патронов для пулемёта. Клаус, бери остальных и дуйте на позиции лейтенанта Заубера, у него как раз людей не хватает. Бегом!
Приказания исполнились быстро - солдаты растворились в траншеях, как в тумане. Впрочем, как у лейтенанта, так и у Адольфа и незнакомого солдата, присоединившегося вторым расчётом, появились проблемы поважнее.
- Значит, так, Шикльгрубер, - предупредил Зингер. - Стреляй, как будешь уверен, что попадёшь. Не знаю, что это за хреновины на гусеницах, но лучше действовать наверняка.
Кивнув, ефрейтор продолжил ждать. Всё время, пока бронированные громадины не достигли эффективной дальности огня, он злобно наблюдал через рамку прицела. И вот, наконец, момент настал. Судорожно сжав ручку "Максима", Адольф открыл огонь.
Он ничего не видел - только трясущуюся ручку пулемёта и свои руки, не отпускающие курок.
Щедрая очередь на треть ленты расправится с кем угодно - но не с новым изобретением человека. Танк, как известно, пулей "Максима" не остановишь.
Впоследствии и Германия заимеет такие устройства, которые назовут словом "панцер", или английским "танк", от слов резервуар, бочка - уж больно похожи эти первые Мк1 на большую, неуклюжую бочку, если не сказать больше.
В этот день впервые применили новый вид оружия. Он распространится по миру, как один из основных. Но простой немецкий ефрейтор Адольф Шикльгрубер этого не узнает - первый же пущенный английскими наводчиками снаряд удачно попадёт точно в стенку траншеи. И, если лейтенант Зингер и второй номер по счастливому стечению обстоятельств пригнутся, и отделаются лёгкими контузиями, Шикльгруберу так не повезёт. Голова не живёт отдельно от тела. Впрочем, последнему тоже делать нечего - в общем, смерть, гарантированная и бесповоротная. А также целый новый пласт в мировой истории.
Всё-таки, убийство единственного человека может круто повернуть историю на сотни лет вперёд. А, может, кто знает, и на тысячелетия.
27 июля, 1921. Петроград, императорская резиденция. Комната Алексея I.
- Последние беспорядки подавлены, - поклонившись, советник принялся отчитываться. - Народ успокоен, и вы можете укреплять позиции страны дальше.
- Бунтовщики? - резко спросил уже не царевич, но император Алексей Первый. - Зачинщики пойманы?
- Да, ваше величество, - не забыв поклониться ещё раз, с максимальной почтительностью ответил советник. - Ждут часа в Петропавловской крепости. Мы контролируем ситуацию... впрочем, вам это известно.
- Верно, - ухмыльнулся император. - И что посоветуешь делать?
- Как пожелает император, - советник попробовал ограничиться стандартной фразой. Сейчас опасно дёргаться - времена решающие. Лучше отсидеться.
- Фёдор, - перебил юноша. - Ты мой советник, а не крестьянин. Мне нужно твоё мнение, реальное, а не наиболее туманное. Ну же, говори!
Фёдор призадумался - да и было от чего. Как ни крути, его позиция оказалось не самой предпочтительной, хотя, бесспорно, лучше смутьянов, отловленных Тайной канцелярией по различным уголкам страны.
Надо сказать, после смерти отца от рук рабочих, когда Николай попытался выйти и успокоить толпу, Алексей резко поменялся в характере. Робкий, болезненный подросток уступил место волевому и решительному правителю. Молодой, но энергичный и беспощадный к врагам, новый император быстро подавил восставших - сыскарям Канцелярии осталось только довершить работу, растоптав всех, кто хоть в малейшей степени мог повернуть ситуацию в то же русло.
Изменения произошли довольно быстро, и неожиданно для всех. Наверное, даже для самого Алексея. Нет, хрупкая фигура не выросла в нового Илью Муромца, императора и по сей день приходится тщательно укрывать, лечить от болезней... лучшие врачи мира как-то ухитряются держать его даже не при жизни, а при активном состоянии, позволяющем заниматься государственными делами.
Но глаза... да и характер. Пётр Первый, Иван Грозный, вот кто приходит на ум при первом же взгляде на императора.
По сути, сейчас он - единственная надежда для Российской империи, и если поможет Бог, она оправдается.
- Так что же, Федор, - поторопил Алексей. - Мы что-нибудь решим с этим? Где твоё мнение?
- Думаю, мы должны наказать этих смутьянов, - начал советник, тщательно подбирая слова. - Максимально жестоко и, разумеется, смертельно. Не знаю, как - возродить четвертование, что ли... очень важно, чтобы все испугались, причём так, чтобы внуков пробирало. Но при этом мы не должны разжечь новый гнев. Лучше не провоцировать новых волнений, ваше величество.
- Слова разумные, - ответил император. Он уже знал, что поступит по-своему. - Но этого может оказаться недостаточно.
- Как пожелает император, - кратко поклонился Фёдор. В голове плавала единственная мысль: "Что ему в голову взбредёт?".
- Мы сделаем кое-что другое, - продолжал тем временем Алексей. - Я преподам народу урок, которого они никогда не забудут. Вернуть крепостное право - каково?
- Что вы хотите сказать? - осторожно осведомился советник.
- Выберем из крестьян десять процентов, и распределим между наиболее пострадавшими дворянскими родами, - пожал плечами император. - Идеальный выход из нашей ситуации. Их будут травить все, даже остальная чернь... а помещики и прочие дворяне продавать, дарить, убивать, если провинятся. Всё, что в голову придёт. В конце концов, у людей должны быть игрушки. Мы проведём массовую пропаганду, и через поколение их будет смешивать с грязью вся страна.
Подумав немного, Фёдор согласился, что такая мера будет держать народ в повиновении, что бы ни случилось. А для политических, или "идейных" преступников появится новое наказание - не каторга, а крепостничество. Рабство, да, но оно необходимо - для блага остальных. В стране должен быть порядок.
И всё же, советник до конца не определился, чего он хочет. И стал искать контраргументы - для начала.
- Но, ваше величество, найти среди массы крестьян десять, или хотя бы даже пять процентов точно невиновных будет... сложновато. Были такие проблемы, что определить восставших нельзя.
- А зачем искать? - искренне удивился Алексей. - Есть такая вещь, как жребий. Да, может, не виноваты, наоборот, помогали нам. Но народ живо поймёт: не боимся бить своих, с чужими - то есть, смутьянами, тем более считаться не будем. Сколько семей сгублю? Много. Да и не сгублю, а всего лишь отправлю в вечное рабство - что такое по сравнению с казнью? Но порядок в стране будет.
- Но крепостное право всегда тормозило в развитии... фабрикам нужны рабочие руки, да и мир радикально изменился ещё со времён Отечественной войны...
- Ты не понимаешь, Фёдор - покачал головой царь. - Это новое крепостное право. Главная цель унизить в назидание другим, а не предоставить помещикам подарки. Они убили отца, и заслуживают этого. Европа, демократия... она изжила себя, уже. Погоди, вот возьмёмся за дела, разовьём страну, и они узнают силу самодержавия - исконного, Российского!
Советнику потребовалось много храбрости, чтобы произнести следующие слова.
- Ваше величество, вы уверены?
- Более чем, - без тени сомнения ответил император. - И поручу это дело Тайной канцелярии. Самый надёжный орган в правительстве. Кстати, последнее распускается - нужна новая кровь. И главнейшим в империи буду я и наследники. Остальная часть будет лишь заниматься тем, до чего не дойдут императорские руки. Россия нуждается в крепкой руке, и грех её не обеспечить, когда страна в этом нуждается.
Алексей говорил властно - что-то во взгляде, голосе и манере держаться образовывало новую, присущую только ему, харизму, которая подчиняла всех вокруг. Народ, окружение, иностранных послов - кого угодно.
И всё же, Фёдор нашёл силы для последнего аргумента.
- Ваше высочество, - начал он. - Я всегда был сторонником нашего, исконно православного самодержавия, но... бум так называемой демократии в Европе... новые вооружения... боюсь, другим странам это не понравится.
- Опять, Фёдор, ты ничего не понял, - с усмешкой прервал император. - Я не собираюсь равняться на Европу. Мы - Российская империя, и я сделаю из нас величайшую державу в мире, тем более, несмотря на потери в Мировой войне и бунты, мы по-прежнему имеем больше всех ресурсов, и людей. Другие страны тоже пострадали - Европу видели? Где нет руин, там паника. Не нравится им. Самое время укреплять позиции.
Глаза императора загорелись огнём. Несмотря на здоровье и юный возраст, этот человек вполне мог сделать всё, о чём говорил.
Все планы увенчались успехом.
14 июня 1936. Москва.
На похороны императора собралось огромное количество народу. Вся страна была обязана Алексею за экономический рост и становление в числе первых держав в мире. Император и так прожил много - врачи удивлялись, как такой болезненный человек не только не умирал, но и активно вёл политику, пускался в рисковые дела, и всегда выигрывал. Судьба страны не раз висела на волоске, особенно первое время после бунта большевиков, но народ верил правителю. Никто не сомневался, что всё получится. И получилось.
Что заставляло его жить, когда сотни миллионов людей нуждались в нём? Наверное, исключительная сила воли и выдержка, позволившая совершить невозможное. Как он выстоял, как не рухнул под натиском болезней, невзгод и политических опасностей? Как всё получилось?
Наверное, через какое-то время в каждую страну должен приходить кто-то вроде политического мессии. Чтобы мировое равновесие не нарушалось, всегда должна быть личность, которая поведёт потерявших надежду соотечественников к победе. Вот почему создаются и рушатся империи. Всё начинается из-за таких правителей, да и заканчивается благодаря им же - только в последнем случае они представляют другую сторону. Другой, новой империи.
И во время, когда в США свирепствовали мафиози и сухой закон, а Европа никак не могла оправиться от войны (да и Алексей не позволял - зачем конкуренты?), Российская империя взлетела на новый уровень. Лучшие учёные создавали и совершенствовали технологии, богатая земля позволяла производить по ним товары, а самые смелые и преданные люди страны охраняли благополучие. Кто-то от внешних противников, служа в армии. Кто-то от внутренних - Тайную канцелярию никто не отменял.
Но все выполняли единственную цель - продолжать двигаться дальше, обгоняя остальные страны, и сохранить лидерство. Однако никто не забывал, кому все этим обязаны - и по всей стране поставят памятники Алексею I. Хрупкий внешне, но сильный духовно - национальный образ умного, искренне патриотичного царя.
Но это позже - а пока тело императора возлежало на смертном одре. В храм Христа Спасителя, в городе Москве, куда перенесли столицу незадолго до похорон, пускали всех, кроме крепостных - эти, выбранные жребием, семьи обречены на вечное унижение и нищету. Зачем доставлять радость обречённым - кто-то же должен ответить за погромы в начале века? И за смерть отца императора, кстати, тоже.
Никому, правда, не приходило в голову, что смерть Николая второго и дала толчок характеру мёртвого императора, но кого это волнует?
Потребовалось несколько дней, чтобы с царём могли попрощаться все желающие - а сказать, что их было много, значило не сказать ничего. Лучшим гробовщикам пришлось потрудиться на славу, дабы сохранить императора в первозданном виде. Он всегда должен выглядеть безупречно, и смерть вовсе не оправдание.
Наследник, царевич Даниил стоял со скорбным видом, грустно уставившись в пол. Когда подошёл китайский посол, Хао, будущий император пропустил мимо ушей стандартные слова сожаления и подобное. Но, когда посол дал понять, что переходит к делу, Даниил максимально сконцентрировался. В конце концов, кто, как не он, отвечает за страну.
- Опустим вводные, - на хорошем русском сказал китаец. - Вы осведомлены о плане "Атака на материк", разрабатывавшемся параллельно с вашим отцом. У нас есть люди, технологиями мы обязаны вам. Моя страна и я лично безмерно благодарны. Если Российская империя будет нуждаться в помощи, она её получит - от моей страны. Наш император не планирует резких изменений в планах. Я послан узнать, не собираетесь ли вы изменить политику в этом вопросе?
Хао принял вид внимательно слушающего зрителя. Да и с чего бы иначе? Вопрос и вправду был крайне важным для него, ответ требовалось получить как можно быстрее, но, разумеется, царевича никто не торопил - чревато.
Даниилу не потребовалось раздумывать над ответом. Отец, чувствовавший, что медленно, но верно движется к смерти, учил сына управлять страной, и к похоронам уже успел ввести того в курс дела. Позиция у Даниила была, и она ничем не отличалась от Алексеевской.
- Нет, - ответил он. - Всё остаётся по-прежнему. Поставки будут продолжаться, вы готовитесь к осуществлению плана - всё по тайному договору от шестнадцатого ноября тридцатого.
Китаец благодарно кивнул. Он знал, как много Поднебесная должна России, и конкретно Алексею.
- Ваш отец был хорошим человеком, - сказал Хао. - Он помогал очень многим. И, хотя в политике проявилась некоторая жестокость, не вижу случая, когда таковая не оправдалась. Всё верно - пожертвовать минимумом для торжества максимума. Алексей был великий человек.
Даниил кивнул - он и сам неплохо это знал.
- Китайская империя обязана вам всем, - продолжал Хао. - Без вашей страны и Алексея I мы были бы дикой страной, в которой даже до средних веков далеко - по общему уровню. Теперь у нас есть флот, авиация, специалисты... Япония под нашим контролем...
- Отец не любил вспоминать Русско-японскую, - поднял бровь Даниил. - А нам это государство без надобности.
- Разумеется, - почтительно кивнул посол. - Когда мы разберёмся с последними могущественными противниками, они не доставят никому проблем.
- Не могущественными, - поморщился Даниил. - Просто опасными. Нет, я говорю не просто так. Слова "Россия - самая могущественная страна" оставим для армейских патриотов, хотя сейчас это, бесспорно, так. Мне нужны доказательства. Впрочем, вам тоже. Смотрите - Штаты имеют ресурсы и даже кое-какую армию. Но у них нет главного - морального духа. Там собрались изгои из других стран. Америка никогда не станет благородной - смесь из беглецов и каторжников, приправленная пусть и хорошими, но всего лишь купцами никогда не будет иметь ничего вроде нашего дворянства. Их конституционная идея противоестественна, так как идёт против самого Бога. Вот почему они опасны - ничего не сдерживает. Не остановим, может произойти что угодно.
- Мой император полностью разделяет вашу точку зрения, - поспешил ввернуть Хао, терпеливо дождавшийся конца тирады.
В любом случае, лишняя территория для богато населённого Китая никогда не будет лишней.
7 декабря 1941. Перл-Харбор.
- Сэр, похоже, здесь пятно на радаре, - доложился дежурный. - Довольно крупное.
Офицер насторожился.
- То есть, как это пятно? - выпучил глаза он. - Прямо сейчас?
Китай и Америка грызлись между собой, наверное, со времён Китайского чуда, когда не без помощи Российской империи и нового самодержца Алексея в Поднебесной произошёл такой скачок технологий, мощи государства и уровня жизни, что даже закоренелые оптимисты хлопали глазами.
Офицер не сомневался, что китайцы нападут, рано или поздно. Но когда? Вопрос времени оставался неразрешённым, и для каждого было удобней думать, что не во время его дежурства (а то и жизни).
Позиция, конечно, удобная, но по-своему удобная.
А может, вообще не будет ничего? Верха по-быстрому продадут страну узкоглазым взамен на инвестиции или экономические уступки. А что делать, когда такой бардак? Сухой закон дал расплодиться мафии, безработица и кризис не дают и головы поднять, русские Аляску хапнули и пресекают любые попытки вмешательства в другие страны, где бы они не находились... страна большая, могучая, ресурсов много, но вот с политиками и обстоятельствами не повезло. В общем, Соединённые Штаты можно списывать из игры.
Большинству хотелось, чтобы всё прошло более-менее тихо. Всем давно плевать на родину, патриотизм и прочую ерунду, лишь бы китайцы не начинали войну - шансов нет, уж больно их много, да и поддержка Российской империи, нового Рима, многого стоит.
Сейчас оправдались худшие предположения.
- Чёрт! - офицер кинулся к радарному пульту. - Кто это может быть? Посмотри в списках, может, это наши! Никто не должен лететь?
Предположение было идиотским, насколько и наивным, но как дежурный, так и командир поста предпочли ухватиться за последнюю соломинку, какой бы она не казалась.
- Нет! - безнадёжно крикнул дежурный. - Это китайская авиация, больше некому!
Зазвонил штабной телефон.
- Да? - хриплым голосом спросил командир.
- Контрразведка... перехватила... - голос в трубке запыхался, как от бега. - Китай начнёт... войну. В любую секунду...
Они летели плотным строем - первая волна, в полторы сотни лёгких бомбардировщиков и торпедоносцев. Новенькие, недавно с заводов, "Шмели". Гордость китайского воздушного флота - фактически, это переделка истребителя Пс-180 русского конструктора Полетаева (ничем не хуже Сикорского, конструирующего бомбардировщики), но очень основательная, с учётом специфики действий и авианосного базирования.
Красные драконы на серебристом фоне - символ Китайской императорской армии. Строй идеален, лётчики обучены - всё, что надо для быстрой, победоносной войны, по крайней мере, со стороны авиации. И, разумеется, хорошие генералы, как нельзя верно выбравшие цели для первого удара.
Каждый из пилотов готов умереть за великую родину - взяв пример с России, в китайских школах с детства прививали уважение к государству. Такие вещи, как почтение к старшим, культ семьи, существовали и раньше, но теперь, когда империя едина, как никогда, к этому добавилось и уважение к стране в целом.
Среди пилотов находились и японцы - с захватом островного государства император не стал никого угнетать - наоборот, от Поднебесной шла только помощь, и теперь, к решающему дню, две нации, и так близкие друг к другу, фактически слились в одну. Лётчики прониклись духом братства, и в этом состояло преимущество перед американцами, этими гайдзинами-свиньями, копошащимися где-то там, внизу. Ничего, до бухты осталось не так уж много.
Цели уже пометили - шпионы распределили цели ещё за день до атаки, и каждый знал, куда бросать бомбы или торпеду.
Вообще, в этом сражении преимущество целиком принадлежало китайской армии. Моральный фактор, истребители последних разработок, внезапность... если захотеть, продолжать можно ещё долго, но э этого хватит с лихвой.
- Смотрите! - в рации ведущего раздался голос одного из пилотов.
Наперерез армаде мчался одинокий Р-40. "Вархоук", возвращающийся с патрулирования. Пилот решил нанести врагу хоть какой-нибудь урон, чем быть уничтоженным на земле.
"Да он настоящий воин, - подумал ведущий. - Или просто глупец".
Всё решилось быстро, хотя и не так хорошо для атакующих - полторы минуты, и к земле несутся обломки трёх самолетов - двух "Шмелей" сопровождения и истребителя американского лётчика.
В любом случае, это не могло остановить первую волну.
Впереди показался берег. Пилоты уже видели очертания кораблей. Пять линкоров - главная гордость Америки, Тихоокеанский флот. Главная за отсутствием остальных. Правительство выкраивало деньги на постройку, обделяя и без того, мягко говоря, небогатых граждан. Только так можно было надеяться, что китайцы побоятся напасть.
"И все надежды были пусты, - мысленно добавил ведущий. - Потому, что мы их сейчас разрушим".
- В атаку! - прокричал он. - Торпедоносцы, займитесь кораблями. Бомбардировщики, марш на аэродромы! Мы должны очистить пространство для второй волны! Надсадно ревя моторами, самолёты устремились к целям.
Июнь, 1953.
Сенат - совещательный орган. Вне зависимости от мнения достопочтенных сенаторов, окончательное решение всё равно примет император. Дело учёных мужей - лишь подсказать, попробовать навести на путь, кажущийся им правильным. Но вся власть принадлежит одному лицу. Правда, ответственность тоже, но кто станет судить самого императора? Это же по-заморски, неестественно... демократия называется. А где сейчас демократическая Европа?
Правильно. И сказать "в глубокой прострации" значит сильно преуменьшить. Упадок и запустение - вот о чём идёт речь.
После завершения американо-китайской войны (угадайте, в чью пользу) только в Европе остались страны, живущие по демократическому образу жизни. Штаты полностью оккупированы, и китайцы янки просто так не отпустят. А как же - столько территории для огромного числа люде, как не воспользоваться?
Их решили не трогать - должен быть негативный пример, а то народ может решить, что свобода выбора - не такая уж и плохая штука.
Бред это всё. Сама по себе, форма государственного устройства ничего не решает. Демократия вещь неплохая... для народа. И не для русского, точно. Вот кому нужна твёрдая рука. Победи тогда, в начале века, большевики, ничего бы не вышло. Не бывать никакому национальному величию.
Так думал Даниил, сидя в императорской ложе на слушании совещания Сената.
Пожалуй, единственный случай, когда полностью согласен с остальными.
Граф Орлов заканчивал речь, касающуюся иммиграционной политики.
- ...таким образом, господа, мы видим, что в большинстве случаев иммигранты и Европы представляют нищих, спасающихся от безысходности и проворовавшихся чиновников, бегущих от закона. Ни те, ни другие нам, бесспорно, не нужны. Процветающей стране необходимы сильные звенья, а не наоборот. В прогрессивном обществе слабым не место - у нас есть крепостные, и причин надрываться дальше не вижу. Мы уже помогли Китаю, и результаты не заставили ждать. Но рвать пупки на этом направлении - глупость, если не преступление. На эти деньги можно сделать много полезного, от укрепления позиций на нефтеносном Ближнем Востоке до выставления щита против европейцев. Линия укреплений на границе княжества Польского обойдётся дешевле помощи этой черни. С проектом все уже ознакомлены...
Даниил кивнул - это означало, довольно. Почтительно поклонившись, граф уселся на место.
Император встал - все напряглись.
- На сей раз, я согласен с мнением большинства, - уверенно сказал он. - Бессмысленный гуманизм ни к чему в современном мире. Мы гораздо больше можем сделать для себя. Большевики уже показали, к чему может привести излишняя терпимость, зачастую равная бездействию. Сделать всех богатыми нельзя, оставить одних бедны, богатых расстрелять - уже кто-то хотел, не получилось. Уроки извлечены, и их польза не подвергается сомнению. Но я подпишу этот законопроект не только из-за этого.
Даниил сделал паузу - все заинтригованно смотрели на самодержца.
- Есть ещё причины, - весомо сказал он. Каждое слово в коротком предложении прозвучало подобно молоту, бьющему по наковальне. - Национальный вопрос. Время, прошедшее даже не с последнего бунта, а с формирования Руси времён Рюрика, сплотило нас. Мы все - русская нация. А народы, живущие в составе империи, от татар до поляков, под нашей защитой. Мы благородные народы. Но Европа, она прогнила. Противоестественные идеи равенства и демократии развратили их, и мы можем видеть, на что они похожи. Во имя нашей государственности... и сохранения величественности и чистоты нации... я поддерживаю законопроект, чтобы чума из-за рубежа не перешла сюда. Мы спасёмся от тлетворного влияния чужих идей. Русские - чистая, здоровая нация. Мы не можем позволять разбавлять кровь грязью. С этой поры сюда смогут попадать только работники дипломатии и небольшие группы туристов. Непослушание будет караться жестоко, подданным какой страны ни был бы чужак. Исключение делается для Китая, и то лишь в размере туристической деятельности. Я, самодержец Российской империи, подписываю этот закон!
Сказав всё, император устало сел обратно.
Его мнение разделяли - Сенат аплодировал стоя.
Кому нужны иностранцы? Ведь есть крепостные - холопы.
Даниил сделал всё, чтобы империя не развалилась изнутри.
В дальнейшем Россия стала националистической страной. Никто не путал с фашизмом - понятия далеки, как север и юг, но лучше от этого не становилось. Кому? Людям, кое-как пробившимся в "новый рай", как называли империю иностранцы или туристам, на праздниках страдавших от бурного проявления эмоций подвыпивших русских. Всё это поддерживалось царём. Но народу нравилось.
Патриотизм взлетел на новый уровень - пропагандистская машина работала на полную катушку. Все не только в России, но и в мире были уверены, что именно русскому больше всех повезло в жизни - разумеется, если не крепостной, но кто на такого смотреть серьёзно будет? Раб, он и есть раб. Божья воля... заслужил, значит. Нечего жалеть.
Культ здоровья, силы тела и духа заполонил всю страну. Служба в армии считалась делом чести. А она появилась и у крестьян - на фоне-то крепостных. Позднее слово "крестьянин" исключили из языка - заменой стало гордое "хлебопашец". Это ещё сильнее отметило границу между крепостными и остальными, хотя она и так была далека, как космос.
Никто не курил, не пил - юноши в свободное время занимались спортом, ходили в лес, где воздух чище и готовились к службе имперской армии. Повышали кругозор, читая книги. Естественно, патриотические, других не существовало, как класс.
И все верили в Бога - Православие укрепило позиции не только в России, но и в мире.
К двухтысячному году никто не предполагал, что произойдут хоть какие-то изменения.
ЧАСТЬ 1: Империя зла.
Нью-Йорк, август, 2001.
"Таким образом, мы видим, что после захвата китайской армией японских островов, что фактически знаменовало падение империи, китайцы поступили мудро. Они не стали колонизировать захваченную территорию по примеру англичан. Необходимость этого решения подтвердилась сразу к 1927 году, когда от европейских держав откололась сразу половина колонизированных стран. Остальные владения, как известно, были потеряны в течение следующего десятилетия.
Китайский император понимал, что насильно никого не удержать. И, несмотря на активную помощь России, Поднебесная могла урвать кусок и у Японии. Но наибольший успех достигался в результате сотрудничества, а не оккупации. И поэтому 2 сентября 1945 император объявил о создании общей, Восточной империи. Туда вошли также Монголия и Корея, причём на равных условиях. Что до охоты за колониями, то примером, безусловно, послужили Соединённые Штаты, полностью захваченные китайскими силами за год до этого.
Восточная империя, и так богатая ископаемыми, получила "дойную корову" в лице Америки, к тому времени пребывающей в полном упадке. Ситуация обстояла даже хуже, чем в Европе, только начинающей оправляться после Мировой войны. Российский император и самодержец всея Руси Даниил, сменивший умершего отца Алексея, всегда поддерживал Восточную империю. Полное слияние великих народов Азии дало надёжный щит против возможной агрессии США (на период, пока не колонизировали китайцы), и Россия всегда поддерживала объединение востока в единую империю".
Ремингтон отложил распечатку. Вернее, даже отшвырнул - но дальновидно несильно. Ведь не достанешь в наше время . Да, впрочем, и не в последнее. Со времён Мировой войны Америка жила кое-как, а с падением Вашингтона всё окончательно пошло наперекосяк.
Скажем, сколько усилий пришлось приложить, чтобы достать труд русского академика Иванова "Становление и развитие Восточной империи"? Тоже вещь не идеальная, патриотизм так и прёт изо всех щелей, пропаганда, опять же. Мол, если не Российская империя, не видать китайцам, а теперь попросту восточникам нынешнего величия. Научная агитка.
Нет, это правда, конечно. Вряд ли что бы выгорело, без русских-то. Но когда весьма прозрачные намёки на это и воспоминания встречаются чуть ли не в каждом абзаце, начинает здорово надоедать.
Хотя... не будь в труде научности и реально полезных сведений, не стал бы читать. Так что определённая толика пользы (и весьма немалая) здесь есть.
Зачем Ремингтон, по профессии более чем далёкий от историка и восточноведа, проводит свободное время за чтением таких книг? Зачем это простому Нью-Йоркскому человеку, не задумывающемуся о геополитических проблемах?
А не задумывающемуся ли? Как насчёт патриотизма в исключительно извращённой форме?
Так как, по шуткам самого Ремингтона, только извращенец будет так упорно любить такую страну.
В каждой шутке есть доля правды - Америка не являлась великой державой. Золотые времена Свободной страны, времена Дикого Запада и Колорадо, прошли. Остались лишь подворотни, наркотики и выпивка. Величественные здания, вроде Эмпайр Стейт Билдинг, да правительственные хоромы выглядят неплохо, так как там сидят восточники. А остальное - полное запустение. Нью-Йорк - клоака, жить в которой значило ежедневно бороться с самыми разнообразными трудностями, от шпаны под окнами до колониальной полиции, имеющей практически неограниченные права. Она приходила после коренной, американской, и всегда справлялась с обязанностями, но лучше было не доводить до этого. После дела солдаты-восточники так гуляли, что гуманнее было бы сбросить на квартал бомбу.
Преступность не исчезла от такого положения дел - всего лишь скрылась в тёмных углах. Впрочем, наместников это устраивало. Они ведь не помогать пришли, а ресурсы качать. И, разумеется, безраздельно властвовать.
Всё это не нравилось всем. Но Ремингтону втройне. Его бросало в дрожь от одной лишь мысли, что такое будет продолжаться до конца жизни. Стать колонией для вонючих азиатов - хорошая судьба для страны, некогда подававшей такие надежды!
Большинство населения привыкло. Ремингтон - нет, хотя с рождения жил в такой обстановке. Отводил душу собиранием и изучением информации о Восточной империи. От армейского устройства до повседневной жизни - но больше всего, конечно, волновали возможности. Ремингтон исступлённо искал слабые места, с такой энергией и злостью, будто завтра поднимать восстание.
Разумеется, афишировать подобное хобби глупо, и наш герой этого не делал. Пока успешно, притом, что удалось собрать нехилую библиотеку самых различных авторов, объединённых одной темой: Восточная империя.
Знание русского, обязательное для каждого, кто хотя бы раз выезжал за границу (куда, не важно, общий язык есть общий язык, каждая собака знает), позволило читать труды людей вроде Иванова.
Короче, Ремингтон мог без угрызений совести носить титул "Лучший эксперт по Восточной империи во всей колонии", но он ещё не сделался окончательным идиотом - скромность первое качество шпиона.
Это вычитал в каком-то дешёвом романе, но фраза понравилась и была выведена во главу личного девиза.
И, главное, по ней было удобно жить - в современном американском обществе. Или, скорее, выживать - и у Ремингтона неплохо получалось.
Зазвонил телефон - пришлось отбросить мысли насчёт дальнейшего чтения. Скорее всего, это шеф, больше некому - родственники или умерли, или разбежались, кто поумнее. Кто-то даже в Россию попал, на постоянное жительство. Вот уж действительно чудо, равное шансу встретить белого медведя в даунтауне.
- Детектив! - в трубке раздался хриплый, прокуренный голос начальника отдела. - Ты что делаешь?
Интонация с каждым словом приближалась к угрожающей.
- Работаю, - осторожно сказал Стив.
"Ой, нехорошая история", - мелькнуло в голове у детектива. Но что делать?
- И над чем работаешь? - доля ехидства явно превысила разумные пределы. Ремингтон точно понял: намечается что-то крупное, и не факт, что ему это понравится.
- Синдикатом Морелло, - уверенно сказал Стив. - А...
- Будет тебе, и "А", и "Б", - зловеще пообещал начальник. - А также весь алфавит, да не один раз! Знаешь, что с тобой будет, если через три дня мы не доставим главу синдиката лично наместнику?
- Наместнику-у? - протянул Ремингтон. - Что-то произошло?
Интересно, шеф специально учился, или дар орать заложен с рождения? Так вот по какому принципу отбирают на руководящие должности в полиции!
- ИМЕННО!!! - рявкнул начальник. - Что-то случилось. Какая догадливость! Поразительная! Да ты прям Шерлок Холмс какой-то, мать твою! Что-то случилось - передразнил он ещё раз. - Гениально!
- А всё же? - тихо спросил детектив, когда поток ругани ослаб. - В чём дело?
Выдав напоследок пару безобидных (по сравнению с предыдущими) ругательств, шеф, наконец, перешёл к делу.
- Взвод восточноимперских солдат, обдолбаный героином по самые уши, - пробурчал шеф. - Наместник грозится спустить с цепи "Волчий клык". Представляешь, что останется от района?
- Волчий... - у Ремингтона перехватило дыхание. - Они совсем?..
"Волчий клык". Отряд войск специального назначения. Приписан колонизационным войскам Восточной империи. Экипированы по последнему слову техники, обучены - лучше не бывает. Преимущественно японцы, так уж сложилось, хотя встречаются представители других народов империи. Характерная особенность - эти ребята не щадят никого. Женщина, ребёнок - все жители квартала, подлежащего зачистке, уничтожаются. А масштабы меньше, чем квартал, у этого рода войск встречаются редко. На памяти Стива вообще никогда.
Этот отряд играл роль пугала, когда "презренные гайдзины" слишком наглели, и болезненной дубинки, если не останавливались в этой самой наглости.
Тотальное разрушение. Горящие дома, дым, копоть и трупы правых и виноватых, вот что оставалось после "Волчьего клыка". И ещё одно - за историю существования отряд не понёс потерь - вообще. Вот что значит выучка и вооружение. Элита, что не говори.
И, разумеется, шеф был не в восторге от перспектив появления этих маньяков на территории вверенного ему участка.
- Пора бы уже привыкнуть, кто здесь хозяин, - с плохо скрытой болью в голосе произнёс начальник. Потеря старшего брата, пилота истребителя, в той самой войне вовсе не прибавила уважения к захватчикам. - Они могут всё... что захотят. Короче, Стив, чтобы через три дня ублюдок, руководящие синдикатом и ближайшее окружение предстали перед наместником. Не нужен ордер - просто пойди и возьми их. Остальное меня не волнует, постарайся только не разнести квартал.
Слова "Хотя, какая разница?" не прозвучали, но витали в воздухе, как призрак судьбы квартала в случае неудачи. Призвав всю волю, чтобы отогнать навязчивые мысли, Ремингтон что-то коротко сказал и, сжав кулаки, швырнул трубку. С такой силой, будто она и являлась причиной всех бед.
Ремингтон понимал шефа - больше всех в отделе. Если остальные успокоились, решив, что раз не повезло, значит, не повезло, то Стив никак не мог успокоиться. В конце концов, начальник единственный, знающий об увлечении восточноимперской историей. За это можно и срок схлопотать, особенно в случае Ремингтона, но пока проносило. И начальник даже помогал кое-где в добыче книг и распечаток, хотя и сам мог прогореть.
"Чёрт, надо что-то делать, - со злостью думал детектив. - Нельзя сидеть, сложа руки". Приехать, поговорить... если за этим Морелло кто-то стоит, получить ублюдка для расправы не составит труда. Ведь после визита "Волчьего Клыка" бизнес заглохнет гарантированно, ещё и люди погибнут. Нет, так дела даже мафия не ведёт.
Надо ехать, и чем быстрее, тем лучше.
Ремингтон оглядел квартиру: явно необходим ремонт. Штукатурка потрескалась, стены разве что не обвалились, а обои не были рваными только за шкафами, холодильниками и умывальником. Кухня, в которой детектив сидит сейчас, санузел да комната со старой тахтой. В голову пришла мысль, что состояние страны можно вполне сравнивать с его квартирой: так плохо, что хуже не будет.
Постаравшись отвлечься от подобных мыслей, Стив стал собираться. Выйдя из подъезда, он сел в старенькую, блёкло-белого цвета "Тойоту". Заводы США не разрабатывали автомобилей, слишком дорого для нищей страны и тем более, слишком жирно для колонии. Судьба сырьевого придатка не слишком завидна...
Проехав основную часть пути, Ремингтон остановился за пару кварталов до цели - нечего светить коповским драндулетом. В конце концов, он пришёл только поговорить.
Постоянное местонахождение Морелло удалось выяснить сравнительно недавно - всё-таки, не только книги читал, но и работал. Детектив явился бы сюда в любом случае - но распоряжение шефа приблизило момент.
Морелло, помимо героинового бизнеса, промышлял отелями. Три раздолбанных вдрызг здания, по состоянию ещё хуже квартиры Ремингтона, что представлялось чем-то фантастичным, нависли перед детективом. В такие минуты особенно часто вспоминается собственная одинокость и беспомощность, и даже пистолет под курткой несильно ободряет. Против толпы бандитов с дробовиками и древними, сохранившимися ещё со времён сухого закона, "Томми-Ганами", один ствол не подмога.
Глубоко вздохнув, Стив смело шагнул вперёд - в качестве поддержки остался лишь собственный ум, а задание на этот раз обещало быть важным, что дух захватывало не только у новичков из резерва.
Москва, Лубянка. Тайная канцелярия.
Поручик государственной безопасности заморского отдела Тайной Канцелярии Николай Дубовенко сидел на брифинге. Впрочем, если буквально, то на стуле, но кардинально это ничего не меняло.
- В Американской колонии восточников что-то происходит, - говорил полковник. - У наших соседей начались какие-то проблемы. Значит, они могут перекинуться и на наши головы.
- Почему, господин полковник? - перебил кто-то из слушающих.
Учитывая логичность вопроса, командир не стал устраивать разборок.
- Так считает начальство, - буркнул он. - У них есть какие-то сверхсекретные факты, доказательства чего-то... но император молчит. Сразу оговорюсь - это не проверка. Мой опыт позволяет так думать. Нюхом чую, не "подстава". В общем, слушайте дальше. Нас навели на какую-то организацию в глубине колонии. Они замыслили минимум вмешаться в дела областных восточноимперских наместников, максимум совершить переворот, хотя непонятно, зачем это нужно. Что, Коловаев, ещё вопрос?
- Да, господин полковник, - сказал перебивший ранее сотрудник. - А если известны координаты этой... организации, почему бы не сообщить восточникам? Неужели сами не справятся?
- Повторюсь, - начал теряющий терпение полковник. - Мы внешняя разведка, а император решил лично не показывать нашего вмешательства. То есть, вы будете действовать, как обычные туристы. Даже восточники не должны знать истинную цель вашего пребывания в Америке, это понятно?
Подождав, полковник, очевидно, решил, что молчание знак согласия, и продолжил.
- В общем, мы вышли на них. Но в противостоящей, чёрт бы её побрал, организации, нашёлся кто-то шибко умный. Слежку выявили, а концы обрубили. На данный момент информации, которой можно реально доверять, крохи, и мы посылаем в колонию лучших. Если сам император с личной разведкой заинтересовался, точно что-то важное. А тем более, если их сил недостаточно. Я понятно выражаюсь?
- Да, господин полковник, - в едином порыве заголосили подчинённые.
- Отрадно слышать, - усмехнулся старый разведчик. - В общем, эти ребята могут крупно навредить всем - начиная от себя и заканчивая восточниками. Мы в стороне не остаёмся в любом случае, так что попрошу проявить особое усердие. Они собирали капитал для чего-то. Точно известно, в руководящих кругах Организации - назовём её так - коренные американцы, самые богатые. Их бизнес выходит куда-то за пределы колонии, мы предполагаем, в Африку. Восточники там не очень сильны, а возможности заработать там есть, если вы не из робкого десятка. Дикий континент... просто появляться там опасно, а вести бизнес... короче, ребята из Организации не робкого десятка. Мы должны знать, с кем имеем дело.
- В чём наша задача? - поймал паузу Дубовенко.
Полковник быстро глянул в списки.
- Вы лично, поручик, отправляетесь в Конго, и пытаетесь выйти на Организацию там. В Киншасе вас встретит связной, от него узнаете подробности. След, конечно, призрачный, но это лучшее, что есть. Остальные отправятся в американскую колонию, ждать момента. Если от Николая поступят какие-то сведения, нам понадобится группа немедленного реагирования.
- Но, господин полковник... - нерешительно сказал кто-то из агентов.
- Что?
- Ведь восточники... у них есть "Волчьи Клыки"...
- И что? - выкатил глаза полковник. - Вы глухой? У сепаратистов уши развиты лучше, чем у вас мозги! Чтобы они не знали всё наперёд, всё пройдёт по-тихому. Китайцы, да и японцы из "Клыка" ни о чём не узнают, вероятность утечки меньше. Кстати, в случае столкновения с теми же спецвойсками или ареста восточноимперской колониальной полицией придётся несладко. Вряд ли кого убьют или посадят, мы вмешаемся, но лишь после того, как расхлебаем эту кашу. То есть, возможно, очень нескоро. Придётся быть осторожными.
"Доигрался, - подумал Дубовенко. - Лучший агент в отделе, Москве, канцелярии... вот как заканчивают лучшие агенты...".
Опыт не давал заблуждаться: столкновение с японскими спецназовцами неприятно, но его хотя бы можно избежать. В конце концов, в их случае агентов много, а он, Николай Дубовенко, один.
И Африка - не место для лёгких прогулок.
В Киншасе Николай был всего раз, и тогда он даже не вылезал из "Сикорского", руки сжимали надёжный пулемёт, а в качестве поддержки наличествовала целая дивизия элитных войск Российской империи.
Но даже после такого, сравнительно необременительного посещения, поручик вовсе не горел желанием возвращаться.
Нью-Йорк. Отель Морелло.
Детектив сильно удивился, что его пустили на переговоры, причём без возражений и изымания оружия. Такого никогда не было в арсенале банд Нью-Йорка, и это не могло не насторожить.
То есть его, Стива Ремингтона, ищейку-полицейского, спокойно пропустили к боссу, в святая святых... словно ждали. Оптимизма это не прибавило - уж слишком легко.