Балтазар вспрыгнул на окно и выглянул на улицу. Ночные огни освещали пустые в это время дороги, а густая темнота заполняла все укромные уголки. Лишь звезды холодным мерцанием напоминали, что не все в этом мире тьма.
В углу пискнула мышь, извещая Балтазара о приближении полночного часа.
Балтазар сладко зевнул, скосив левый глаз на мышь, подвернул длинный пушистый хвост вокруг ног и проговорил:
- Ну же, приди, прояви себя, гадина, дай тобой полюбоваться.
По темно-синему звездному небосводу вползала в новый год Водяная Змея. Ее черное тело было еле заметно на темном небесном фоне, а звездный рисунок на хвосте сливался с рисунком созвездий.
Мышь в углу взволнованно застрекотала, забила лапами по плинтусу и вдруг замерла.
Звездный рисунок на небосводе изменился. Теперь две звезды в центре под луной горели ярко, не мигая, а вокруг них звездный мелкий рой образовал фигуру змеи, высыпав яркие блестки на ее дышащем капюшоне.
- Ты звал меня, Балтазар, - прошипела Змея. - Что ты замышляешь?
- Помнишь, в прошлое твое царствование двенадцать лет назад ты дарила детям подарки? Ты была милостива и великодушна.
- Ты становишься змееустом, Балтазар. Так что тебе нужно?
- Не мне, а тем, кто ждет чуда. Этим маленьким прохвостам и вертунам, этим... Ну, ты понимаешь?.. Они ждут подарков.
- Рано ты меня вызвал, Балтазар. Рождество не мой праздник. Мой выход позже.
- Но ведь тебя так ждут.
- Как эти люди любят все смешивать, времена и пространства, видимое и несуществующее.
Яркие звезды глаз Змеи впились в глаза Балтазара. Казалось, еще миг, и эта молчаливая дуэль разразится громом и молнией. Но вдруг один змеиный глаз выпал из черной глазницы, вспыхнул ярким желтым огнем, раздробился на десятки еле видимых звездочек, которые радужным фонтаном выстрелили вверх и красочным фейерверком разлетелись вокруг. У каждого из окон детских спален эти звездные пылинки замерли на секунду, и, проникая сквозь стекла внутрь комнат, легли драгоценными подарками под сказочные рождественские ели.
- Благодарю, - проговорил Балтазар, сворачиваясь клубком. Глаза его уже были закрыты, но чуткие уши оставались на страже всю ночь.