Родители её считались интеллектуалами. Во время чаепития мы говорили о поэзии, литературе и музыке.
Отец её, Виктор Осипович, худой седеющий брюнет, страдал нервным тиком и, словно извиняясь, шутливо сказал мне:
- Жена рекомендует мне порыдать, чтобы избавиться от подмигивания! Какой-то врач ей присоветовал.
- Поезжайте сейчас со мной в Дом союза писателей, где будет читать свою новую пьесу гениальный трагик, и поплачете всласть! - предложил я.
- Папа!- встрепенулась Саша. - Может тебе своё там почитать? Ты прекрасно пишешь!
- Скажешь! - он густо покраснел.
- Довольно скромничать!- подхватила мама, полная статная женщина с помпезной причёской, и повернулась ко мне. - Он гений и совершенно равнодушен к славе! Иначе давно бы вытащил свои шедевры на свет божий! - она постучала пальцем по столу.- Сегодня же иди и прочти что-нибудь на вечере!
-Давно пишете?- спросил я.
- Тридцать лет!- ответил он.
Саша достала из шкафчика ларец и вынула из него толстую пачку бумаг. Бережно их перебирая, она отобрала несколько листов.
- Настолько восхитило, что я выучила наизусть!
Когда уходили, жена сунула ему складную тележку.
- Цветов будет столько, что в руках не унесёшь!
Перед чтениями я представил новичка собравшимся.
- Прочтёт первым!- сказал маститый литератор Котин, - Потом послушает, как надо писать.
Виктор Осипович облокотился о трибуну и начал читать с проникновенной задушевностью в голосе.
Закончив, он присоединился к аудитории.
- Кто желает высказаться?- спросил ведущий.
Тишина - только стрекот люминесцентных ламп.
- Что ж, - он взошёл на трибуну,- тогда скажу я!
Все впились в него взглядами и замерли в ожидании.
- Не представляю, - зарокотал Котин, - как можно писать такую ерунду! За последние десять лет я не слышал ничего бездарнее и нелепее этого!- он сделал паузу. - Сейчас вам прочтёт свою пьесу наше восходящее литературное светило!
Последний оказался плешивым тщедушным человечком, едва достающим подбородком до края трибуны.
Под его монотонный голос я начал задрёмывать, и вдруг услышал всхлипывания Виктора Осиповича, приглушённые скомканным платком.
По его щекам катились слёзы.
Донин завершил свой триумф, метнув молнией из чёрных глаз, и вернулся на место.
Котин, обведя слушателей пытливым взором, остановил его на плачущем.
- Думаю, на этот раз прения излишни,- сказал он. - Пьеса настолько мощна, что у не подготовленных сдают нервы!
- А ведь жена прописала вам рыдать!- шепнул я в ухо Виктору Осиповичу.- Оторвитесь по полной!
Его плечи вдруг затряслись, словно у наездника, вскочившего на дикую лошадь.
Он зарыдал с упоением отчаявшегося страдальца, словно вся мировая скорбь разрывала на части его душу.
Все бросились его успокаивать, искоса поглядывая на Донина. Тот с гордостью наблюдал произведённый эффект.
- Не надо всё буквально воспринимать!- наконец сжалился он.- Это просто гипербола!
Страдальцу дали воды, потерли виски бальзамом, и он понемногу успокоился.
Мы возвращались к метро вместе.
Я молчал в крайнем смущении, так как не мог придумать достойного утешения, но посмотрев на мрачное лицо Виктора Осиповича, изумился:
- Глаз то у вас больше не дергается!
- Точно!- остолбенел он.- Значит, вправду Лидушка говорила! Молодчина она у меня!- лицо его просияло, вспыхнув радостной улыбкой.
Он бросился к цветочному киоску и купил охапку астр, которые уложил на тележку.
- Моей святой женщине!- пояснил он, сияя счастливым взглядом.- Что бы я без неё делал?!
У метро мы расстались, и мне вдруг стало грустно.
Наверное, гораздо лучше просто жить с преданной женой и боготворящей тебя дочерью, чем писать о них рассказы.